Она гнала от себя множество мыслей о Мальте, веря в него и в его чувства. Персиваль сказал то, о чем Арахна хоть раз да думала сама. Просто бывают такие моменты, когда отрицать очевидное больше нет возможности.
Если бы Мальт не оттолкнул ее. Если бы не обвинил! Но он даже не допустил мысли на счет ее невиновности, почему? Потому что ему плевать? Потому что она ему не нужна? Можно было бы и дальше верить в его добродетель, но не тогда, когда он окончательно отступил и предал ее.
-Так! – Персиваль понял, что увлекся, - Арахна, без глупостей!
-Я…у меня голова болит, - она не взглянула, вышла из-за стола, стараясь не задеть его, легла лицом вниз на софу, - оставь меня, пожалуйста.
Это был слишком спокойный тон. Персиваль насторожился еще больше:
-Арахна, может тебе выпить?
-Мне нехорошо, - ответила она, - дай поспать, пожалуйста.
Персиваль еще поколебался, затем накинул на нее какое-то тонкое одеяло и вышел, погасив свечи.
Едва закрылась дверь, Арахна встала и подошла к столу. С кем поведешься – от того и нахватаешься рано или поздно. У Мальта по старой привычке были еще образцы яда, правда, теперь он их прятал как никто. Арахна тоже как-то по случаю во время смуты купила и спрятала в своем столе маленький флакончик. Сама не зная зачем. Может быть, чувствовала трагическую развязку своей жизни, может быть, хранила как билет на отступление?
Она не разбиралась в ядах и не знала. Как какой следует принимать, потому, встряхнув флакончик с почти прозрачной, лишь слегка мутноватой жидкостью, открыла его и, стараясь не дышать (у жидкости оказался режущий травяной запах), осушила флакончик в один глоток.
Жар сцепил ее горло в одно мгновение, но она не успела вздохнуть, и только дернулась, как жар отпустил…пришла приятная прохлада. Арахна покорно выпустила, было, тюбик из своих рук, уверенная в том, что умрет.
Ну откуда ей, человеку прежде далекому от ядов, было знать, что все настои, произведенные из опасных растений острова Надья – прибежища Маары с востока, нужно принимать с жидкостью для эффекта, а в противном случае будут лишь симптомы отравления, жар, тошнота, лихорадка…но если организм сильный, то смерть вряд ли придет.
Арахне предстояли еще долгие часы мучений и метаний. Молодость не позволила бы ей умереть, но вывернула бы почти наизнанку. Но она еще об этом пока не знала и ждала эффекта, надеясь просто закрыть глаза и уснуть навсегда.
Персиваль же чувствовал, что нельзя Арахну оставлять надолго. Он бы оставил ее если бы она начала пить или плакать. Но нет. она легла на софу и это означало полное сломление ее духа, значит, лучше вернуться поскорее. Однако ему предстояла важная встреча.
Эмма уже ждала. Она была довольная.
-Ты откуда про его сына знаешь? – с порога накинулся на нее Персиваль. – Откуда?
-Тоже мне задача! – фыркнула Эмма. – Архив Городской Коллегии не был уничтожен. Я просматривала и увидела запись о рождении Льва – сына дознавателя еще Мальта. Запись дана только о рождении, о смерти или переезде не дана. Значит, спрятана… на пиру он виделся с сыном. Я эту женщину запомнила, тихонько выследила, а позже столкнулась с ней как бы случайно. Она была без Льва, но точно была она… остальное блеф.
-Тьфу…- Персиваль скривился. – Я тебе сказал вызвать ссору.
-А разве ее не было?
-Была, но…- Персиваль отмахнулся, - ладно. Думать забудь про наш договор, поняла?
-Защита от закона, - напомнила Эмма, - а еще защита от этого Мальта. Он может прийти ко мне и начать дознавать, откуда я знаю.
-И что ты скажешь?
-Если обещаешь мне, что он меня не тронет, что он падет, как ты обещал, то ничего не будет. А если…ну, сам понимаешь, расскажу, как мы сговорились его тряхануть и рассорить с Арахной.
-Тише-тише, - Персиваль улыбнулся. – Договоримся, мы же деловые люди.
-Другое дело! – одобрила Эмма. – Ну?
Персиваль оглядел ее с ног до головы, запоминая…
Первым делом в Коллегии Дознания учили: никогда никому не верь. Вторым: никогда не назначай встречу в приличных, хоть и темных углах города. Лучше встретиться в закутке сомнительного переулка или на оживленной улице. Там не подслушают, там увидят…
Но Эмма побоялась сунуться к трактирам и борделям, а на площади встречаться не стала, боясь, что ее могут увидеть с Персивалем. И за это поплатилась жизнью. Он был человеком твердой руки и не выносил шантажистов. Сговариваясь с Эммой так, чтобы та рассорила Мальта и Арахну, Персиваль уже знал, что убьет ее.
И обвинит Мальта. Помимо прочих обвинений, это будет последнее. Иначе тот утащит Арахну за собою. Нужно было опередить даже решение короля, и Персиваль тихо разыграл все.
Эмма не поняла, что случилось, что мелькнуло в пальцах Персиваля, а уже оседала на землю. Пройдет еще четверть часа, минимум, прежде, чем ее обнаружат. Пока установят кто, Персиваля не будет рядом, он вернется присматривать за Арахной.
Персиваль оторвал от рукава Эммы хороший кусок и, смотав его, спрятал в карман, после чего нырнул в проходной переулок и скрылся, оставив Эмму – уже мертвую, сидеть в полумраке меж проточным проходом двух домов…
Арахна оставалась живой на своё горькое отчаяние. И к своему стыду. Жар обнимал всё её тело, ей казалось, что вся она пылает как будто бы изнутри. Впрочем, так и было. Организм Арахны был молод и торопился опустошить себя от отравы.
Она не могла есть, её мутило от одного запаха еды, а всё окружающее пространство плыло перед глазами. Бред реальности сменял бред горячки и ослабления. Где-то в этом бреду были чьи-то ледяные и от этого очень приятные прикосновения, где-то была сила, заставляющая её разжимать челюсти и вливающая живительную воду…
И голоса. Много голосов, сливающихся в глухой шум, словно бы дождь или что-то такое – Арахна толком не могла прислушаться даже и понять мужские это голоса или женские. Или, хотя бы – живые?
Ледяные прикосновения..она, кажется, открывает глаза и видит знакомое лицо, пытается узнать и не может.
Провал в темноту и где-то в темноте разум вдруг спасительно выдает: Лепен! И Арахна мучительно пытается вспомнить, кто это, и почему он рядом. А потом приходит новый провал, и возникает странная память – дверь содрогается от ударов, каждый удар больно отражается в ее собственном сознании и кажется, что это в ее голове этот стук.
Потом просвет и горечь – Лепен мертв. Он был ее другом. Палачом. И она казнила его. И снова провал. И снова темнота, словно бы вода, как омут и Арахна захлебывается в этой воде…
Нет, это не омут. Это кто-то пытается ее напоить. Кто-то заботливо, но настойчиво разжимает ей зубы и заставляет глотать. Как будто бы змеи шевелятся в желудке…нет, все еще вода. Или кровь? Почему на губах привкус крови?
Нет, это не кровь. это деревянная ложка с бульоном и снова тошнота…и снова провал. И в этом провале где-то возникают лица и имена.
Регар – наставник, приёмный отец… он думал, что если Арахна узнает, что именно по его доносу были арестованы ее родители, участвовавшие в заговоре, Арахне будет легче его казнить. Наивный! Арахна тяжело пережила это, но родителей она не помнила, они были для нее чужими и непонятными, а Регар…
Снова тошнота. И почему-то резь. Где же?..Арахна не понимает, чувствует только, что это конец. Заслуженно. Наконец-то!
Лепен… страсть ослепляет! Арахна теперь знает это, но отдала бы все свое недолгое счастье, чтобы не знать никогда.
Сколер. Глупость и алчность. И дружба…
Арахну снова тошнит, и она едва не захлебывается, но кто-то разворачивает ее лицом вниз, не давая умереть. Снова не давая! И далее – провал. Темнота, и что-то липкое крадется, ползет, обвивает ее тело. Что-то очень неприятное, но Арахна не может сообразить даже что, и реальны ли эти ощущения.
А в темноте имена и лица! Руки…тела. Мертвые, дрожащие, прячущиеся по углам спасительной своей темноты, прячущиеся от Арахны.
Регар, Лепен, Сколер, Авис, Иас…это всё ещё из прошлой жизни. Им не следовало умирать.
Ночь бойни кровавым заревом вспыхивает в темноте, на миг освещая всё вокруг. Тела, тела! Сколько они видела смертей? Почему сама не была убита? Жестокость порождает жестокость, а бойня – само зрелище – отравило всё существо ее жизни. И никуда уже не убежать от собственной же памяти.
Сонор, Боде, Ольсен, Лагот, Медер, Гарсиа…из этой жизни Арахна помнит не всех. В прошлой были преступники, и она их карала, и были ее друзья, которых она была вынуждена покарать. Это она помнит. А здесь слишком быстрая смена лиц. Слишком быстрая.
Арахна чувствует холод на шее и ослепленный, ослабший разум думает с облегчением, что это ее черед на эшафоте!
Но нет. это всего лишь тряпка, смоченная ледяной водой, отгоняющая спасительную темноту от Арахны. И она снова погружается под шумную завесу…
-Она хоть поправится? – Персиваль с настоящей тревогой вглядывался в покрытое испариной болезненное и сероватое лицо Арахны.
Целитель вздохнул:
-Неправильно принятый яд и молодость дают хороший шанс!
Целитель с подозрением отнесся к Персивалю, явившись на срочное происшествие: попытка отравления от королевской советницы. Но все больше и больше видя заботу бывшего дознавателя, а ныне советника и члена трибунала об этой девушке, проникался к нему симпатией. Персиваль так заботился об Арахне, постоянно обтирал лицо ее и шею ледяной водой, пытался кормить строгим нежирным бульоном и поил водой и тревожился, бесконечно тревожился, с неохотой отлучаясь по своим делам, и каждый раз возвращался с нервным вопросом:
-Ну как?
Целитель разводил руками – за полчаса-час отсутствия мало что могло поменяться. Да и от самого отравления прошли лишь сутки, делать выводы было очень рано! Но целитель понимающе относился к такому нервному потрясению Персиваля и смягчался от его заботы к Арахне.
Целитель был милейшим человеком, еще не растерявшим веру в добро и в людей. Он не представлял, что для такой тревоги могут быть иные мотивы. А у Персиваля были именно иные мотивы.
Во-первых, без Арахны было очень сложно свалить Мальта, который сейчас, по разумению Персиваля, должен был заниматься поиском нового убежища для сына. А свалить Мальта было вот очень нужно – в противном случае, он свалится сам непонятно еще на каких условиях, и что при этом будет открыто.
Во-вторых, на место Мальта должен прийти новый человек. В совете же Персиваль и без этого не имел поддержки. Арахна же обеспечивала ему это поддержку, да и она сама его в этот совет и ввела. Арахной же можно манипулировать и управлять, это не Мальт!
В-третьих, Персиваль видел в Арахне нечто вроде трофея. Сначала Лепен, доведший себя до эшафота слепой любовью к ней, теперь Мальт… Персиваль не понимал, что оба находили в Арахне – ну, молодая, но не то, чтобы очень красивая. Обыкновенная, даже грубоватая в чертах. Не умеет выражать свою женственность…словом, сам бы Персиваль прошел бы мимо. Но раз вокруг нее закрутилась то одна история, то другая, значит, можно быть милосерднее!
Но целитель не знал всех этих мотивов и не мог предположить о них. он приходил с микстурами и порошками и со всё большим одобрением оглядывал тревожного Персиваля, мгновенно робеющего при появлении целителя, от которого так много теперь зависело.
-Если ты хотела отравиться, спросила бы Мальта как именно, - выговаривать человеку, который тебя точно не слышит, было бесполезно, но Персиваль не мог промолчать совсем.
-Надо же было умудриться! Арахна, ты не умеешь доводить дело до конца! – это были и не обвинения, и не попытка что-то донести до нее. Это скорее было тревогой Персиваля. Ему казалось, что если он будет вот так говорить, сердиться, то это может чем-то помочь. Странное представление, но Персиваль не умел иначе.
Спустя сутки Арахну перестало тошнить, и она смогла принимать хотя бы воду, не опустошая тут же желудок. Это было уже большим прорывом. К следующему утру, она даже открыла глаза и осмысленно взглянула на Персиваля.
-Очнулась! – с облегчением промолвил Персиваль. и не удержался. – Ну, здравствуй, принцесса грёз!
Арахна закрыла глаза. Ей больно было смотреть на свет, а еще более того – стыдно. Крупная слеза скользнула по ее щеке, и тут устыдился уже сам Персиваль.
-Не буду спрашивать, - пообещал он и Арахне и себе, садясь рядом с тарелкой свежего бульона. – Тебе нужно начать питаться.
Арахна с усилием открыла глаза и медленно сфокусировалась на тарелке.
-Надо, - убежденно напомнил Персиваль, видя, как копится отказ в ее глазах. – Целитель велел!
Он недооценил слабость Арахны, и только с его помощью она смогла кое-как сесть на постели, протянула неуверенно ладонь к ложке.
-Да ну тебя! – обиделся Персиваль и взял ложку сам, зачерпнул немного бульона, - рот открой!
Она странно взглянула на него, несколько чувств боролись в ней, и советница не знала, какому уступить. Но Персиваль продолжал держать ложку наготове, а в ее собственном желудке снова потянуло, но на этот раз уже от голода, и Арахна покорно открыла рот.
Бульон был живительным! Он слегка обжег горло, но какое же приятное тепло разлилось в животе от него! Арахне показалось, что она физически ощущает, как её тело впитывает в себя каждой клеточкой эту несчастную ложку…
-Давай ещё, - одобрил Персиваль и дело пошло живее. Арахна уже не спорила – зачем? Силы будто бы прибавлялись с каждой ложкой всё больше и больше, возвращалась жизнь.
-Вот так! – когда тарелка опустела, Персиваль улыбнулся по-настоящему, очень ободряюще и тепло, - вот и молодец!
Арахна вздохнула, прислушиваясь сама к себе, а затем, тихо и хрипло спросила, с трудом различая связные мысли в еще не разлипших бредовых:
-Где Мальт?
Они могли поругаться. Он мог ее оттолкнуть. Он мог не поверить в ее непричастность к раскрытию убежища своего сына, но не мог же он не прийти совсем? Сколько она тут лежит? Кстати, а сколько?
Арахна тревожно взглянула в окно. Персиваль угадал ее мысли и ответил:
-Третьи сутки, Арахна. Нет, про Мальта не знаю. Не видел. Был занят тем, что перехватывал твои дела и здесь сидел.
Она почувствовала что-то в его тоне, что ей не понравилось. Это было нечто куда более страшное, чем осознание своей ненужности для человека, к которому Арахна так привязалась.
Персиваль позволил ей это почувствовать.
-Чего я не знаю? – голос дрожал, но Арахна была полна решимости. – Чего?
-Ты это…спи, - Персиваль торопливо поднялся. – Тебе полезно. Я дела перехвачу, не бойся. Ты спи, тебе нужно.
-Персиваль…- Арахна хотела выкрикнуть это с гневом, но голос не слушался. Она почти прошептала, умоляя не мучить ее и сказать пусть самую страшную, но все-таки правду.
-Прошу, спи. А то опять будет жар, - Персиваль коснулся вдруг ее впервые холодного лба, проверяя температуру, и заставил ее улечься обратно.
Арахна вцепилась в его руку, укладываясь. Это была мольба. Мольба сказать! Но он остался непреклонен:
-Набирайся сил, Арахна, не глупи больше. Или читай, как принимать яд в будущем, или не используй его вообще.
Арахна попыталась сопротивляться, но тепло и бульон свалили ее в очередную темноту.
В следующий раз она проснулась сама, к обеду. Проснулась от очень аппетитного запаха и даже села, протирая глаза. Персиваль уже был в ее кабинете с несколькими тарелками. Арахна попыталась гневно и требовательно взглянуть на него, продолжая прерванный разговор, но содержимое тарелок отвлекло ее.
Если бы Мальт не оттолкнул ее. Если бы не обвинил! Но он даже не допустил мысли на счет ее невиновности, почему? Потому что ему плевать? Потому что она ему не нужна? Можно было бы и дальше верить в его добродетель, но не тогда, когда он окончательно отступил и предал ее.
-Так! – Персиваль понял, что увлекся, - Арахна, без глупостей!
-Я…у меня голова болит, - она не взглянула, вышла из-за стола, стараясь не задеть его, легла лицом вниз на софу, - оставь меня, пожалуйста.
Это был слишком спокойный тон. Персиваль насторожился еще больше:
-Арахна, может тебе выпить?
-Мне нехорошо, - ответила она, - дай поспать, пожалуйста.
Персиваль еще поколебался, затем накинул на нее какое-то тонкое одеяло и вышел, погасив свечи.
Едва закрылась дверь, Арахна встала и подошла к столу. С кем поведешься – от того и нахватаешься рано или поздно. У Мальта по старой привычке были еще образцы яда, правда, теперь он их прятал как никто. Арахна тоже как-то по случаю во время смуты купила и спрятала в своем столе маленький флакончик. Сама не зная зачем. Может быть, чувствовала трагическую развязку своей жизни, может быть, хранила как билет на отступление?
Она не разбиралась в ядах и не знала. Как какой следует принимать, потому, встряхнув флакончик с почти прозрачной, лишь слегка мутноватой жидкостью, открыла его и, стараясь не дышать (у жидкости оказался режущий травяной запах), осушила флакончик в один глоток.
Жар сцепил ее горло в одно мгновение, но она не успела вздохнуть, и только дернулась, как жар отпустил…пришла приятная прохлада. Арахна покорно выпустила, было, тюбик из своих рук, уверенная в том, что умрет.
Ну откуда ей, человеку прежде далекому от ядов, было знать, что все настои, произведенные из опасных растений острова Надья – прибежища Маары с востока, нужно принимать с жидкостью для эффекта, а в противном случае будут лишь симптомы отравления, жар, тошнота, лихорадка…но если организм сильный, то смерть вряд ли придет.
Арахне предстояли еще долгие часы мучений и метаний. Молодость не позволила бы ей умереть, но вывернула бы почти наизнанку. Но она еще об этом пока не знала и ждала эффекта, надеясь просто закрыть глаза и уснуть навсегда.
Персиваль же чувствовал, что нельзя Арахну оставлять надолго. Он бы оставил ее если бы она начала пить или плакать. Но нет. она легла на софу и это означало полное сломление ее духа, значит, лучше вернуться поскорее. Однако ему предстояла важная встреча.
Эмма уже ждала. Она была довольная.
-Ты откуда про его сына знаешь? – с порога накинулся на нее Персиваль. – Откуда?
-Тоже мне задача! – фыркнула Эмма. – Архив Городской Коллегии не был уничтожен. Я просматривала и увидела запись о рождении Льва – сына дознавателя еще Мальта. Запись дана только о рождении, о смерти или переезде не дана. Значит, спрятана… на пиру он виделся с сыном. Я эту женщину запомнила, тихонько выследила, а позже столкнулась с ней как бы случайно. Она была без Льва, но точно была она… остальное блеф.
-Тьфу…- Персиваль скривился. – Я тебе сказал вызвать ссору.
-А разве ее не было?
-Была, но…- Персиваль отмахнулся, - ладно. Думать забудь про наш договор, поняла?
-Защита от закона, - напомнила Эмма, - а еще защита от этого Мальта. Он может прийти ко мне и начать дознавать, откуда я знаю.
-И что ты скажешь?
-Если обещаешь мне, что он меня не тронет, что он падет, как ты обещал, то ничего не будет. А если…ну, сам понимаешь, расскажу, как мы сговорились его тряхануть и рассорить с Арахной.
-Тише-тише, - Персиваль улыбнулся. – Договоримся, мы же деловые люди.
-Другое дело! – одобрила Эмма. – Ну?
Персиваль оглядел ее с ног до головы, запоминая…
Первым делом в Коллегии Дознания учили: никогда никому не верь. Вторым: никогда не назначай встречу в приличных, хоть и темных углах города. Лучше встретиться в закутке сомнительного переулка или на оживленной улице. Там не подслушают, там увидят…
Но Эмма побоялась сунуться к трактирам и борделям, а на площади встречаться не стала, боясь, что ее могут увидеть с Персивалем. И за это поплатилась жизнью. Он был человеком твердой руки и не выносил шантажистов. Сговариваясь с Эммой так, чтобы та рассорила Мальта и Арахну, Персиваль уже знал, что убьет ее.
И обвинит Мальта. Помимо прочих обвинений, это будет последнее. Иначе тот утащит Арахну за собою. Нужно было опередить даже решение короля, и Персиваль тихо разыграл все.
Эмма не поняла, что случилось, что мелькнуло в пальцах Персиваля, а уже оседала на землю. Пройдет еще четверть часа, минимум, прежде, чем ее обнаружат. Пока установят кто, Персиваля не будет рядом, он вернется присматривать за Арахной.
Персиваль оторвал от рукава Эммы хороший кусок и, смотав его, спрятал в карман, после чего нырнул в проходной переулок и скрылся, оставив Эмму – уже мертвую, сидеть в полумраке меж проточным проходом двух домов…
Глава 27.
Арахна оставалась живой на своё горькое отчаяние. И к своему стыду. Жар обнимал всё её тело, ей казалось, что вся она пылает как будто бы изнутри. Впрочем, так и было. Организм Арахны был молод и торопился опустошить себя от отравы.
Она не могла есть, её мутило от одного запаха еды, а всё окружающее пространство плыло перед глазами. Бред реальности сменял бред горячки и ослабления. Где-то в этом бреду были чьи-то ледяные и от этого очень приятные прикосновения, где-то была сила, заставляющая её разжимать челюсти и вливающая живительную воду…
И голоса. Много голосов, сливающихся в глухой шум, словно бы дождь или что-то такое – Арахна толком не могла прислушаться даже и понять мужские это голоса или женские. Или, хотя бы – живые?
Ледяные прикосновения..она, кажется, открывает глаза и видит знакомое лицо, пытается узнать и не может.
Провал в темноту и где-то в темноте разум вдруг спасительно выдает: Лепен! И Арахна мучительно пытается вспомнить, кто это, и почему он рядом. А потом приходит новый провал, и возникает странная память – дверь содрогается от ударов, каждый удар больно отражается в ее собственном сознании и кажется, что это в ее голове этот стук.
Потом просвет и горечь – Лепен мертв. Он был ее другом. Палачом. И она казнила его. И снова провал. И снова темнота, словно бы вода, как омут и Арахна захлебывается в этой воде…
Нет, это не омут. Это кто-то пытается ее напоить. Кто-то заботливо, но настойчиво разжимает ей зубы и заставляет глотать. Как будто бы змеи шевелятся в желудке…нет, все еще вода. Или кровь? Почему на губах привкус крови?
Нет, это не кровь. это деревянная ложка с бульоном и снова тошнота…и снова провал. И в этом провале где-то возникают лица и имена.
Регар – наставник, приёмный отец… он думал, что если Арахна узнает, что именно по его доносу были арестованы ее родители, участвовавшие в заговоре, Арахне будет легче его казнить. Наивный! Арахна тяжело пережила это, но родителей она не помнила, они были для нее чужими и непонятными, а Регар…
Снова тошнота. И почему-то резь. Где же?..Арахна не понимает, чувствует только, что это конец. Заслуженно. Наконец-то!
Лепен… страсть ослепляет! Арахна теперь знает это, но отдала бы все свое недолгое счастье, чтобы не знать никогда.
Сколер. Глупость и алчность. И дружба…
Арахну снова тошнит, и она едва не захлебывается, но кто-то разворачивает ее лицом вниз, не давая умереть. Снова не давая! И далее – провал. Темнота, и что-то липкое крадется, ползет, обвивает ее тело. Что-то очень неприятное, но Арахна не может сообразить даже что, и реальны ли эти ощущения.
А в темноте имена и лица! Руки…тела. Мертвые, дрожащие, прячущиеся по углам спасительной своей темноты, прячущиеся от Арахны.
Регар, Лепен, Сколер, Авис, Иас…это всё ещё из прошлой жизни. Им не следовало умирать.
Ночь бойни кровавым заревом вспыхивает в темноте, на миг освещая всё вокруг. Тела, тела! Сколько они видела смертей? Почему сама не была убита? Жестокость порождает жестокость, а бойня – само зрелище – отравило всё существо ее жизни. И никуда уже не убежать от собственной же памяти.
Сонор, Боде, Ольсен, Лагот, Медер, Гарсиа…из этой жизни Арахна помнит не всех. В прошлой были преступники, и она их карала, и были ее друзья, которых она была вынуждена покарать. Это она помнит. А здесь слишком быстрая смена лиц. Слишком быстрая.
Арахна чувствует холод на шее и ослепленный, ослабший разум думает с облегчением, что это ее черед на эшафоте!
Но нет. это всего лишь тряпка, смоченная ледяной водой, отгоняющая спасительную темноту от Арахны. И она снова погружается под шумную завесу…
-Она хоть поправится? – Персиваль с настоящей тревогой вглядывался в покрытое испариной болезненное и сероватое лицо Арахны.
Целитель вздохнул:
-Неправильно принятый яд и молодость дают хороший шанс!
Целитель с подозрением отнесся к Персивалю, явившись на срочное происшествие: попытка отравления от королевской советницы. Но все больше и больше видя заботу бывшего дознавателя, а ныне советника и члена трибунала об этой девушке, проникался к нему симпатией. Персиваль так заботился об Арахне, постоянно обтирал лицо ее и шею ледяной водой, пытался кормить строгим нежирным бульоном и поил водой и тревожился, бесконечно тревожился, с неохотой отлучаясь по своим делам, и каждый раз возвращался с нервным вопросом:
-Ну как?
Целитель разводил руками – за полчаса-час отсутствия мало что могло поменяться. Да и от самого отравления прошли лишь сутки, делать выводы было очень рано! Но целитель понимающе относился к такому нервному потрясению Персиваля и смягчался от его заботы к Арахне.
Целитель был милейшим человеком, еще не растерявшим веру в добро и в людей. Он не представлял, что для такой тревоги могут быть иные мотивы. А у Персиваля были именно иные мотивы.
Во-первых, без Арахны было очень сложно свалить Мальта, который сейчас, по разумению Персиваля, должен был заниматься поиском нового убежища для сына. А свалить Мальта было вот очень нужно – в противном случае, он свалится сам непонятно еще на каких условиях, и что при этом будет открыто.
Во-вторых, на место Мальта должен прийти новый человек. В совете же Персиваль и без этого не имел поддержки. Арахна же обеспечивала ему это поддержку, да и она сама его в этот совет и ввела. Арахной же можно манипулировать и управлять, это не Мальт!
В-третьих, Персиваль видел в Арахне нечто вроде трофея. Сначала Лепен, доведший себя до эшафота слепой любовью к ней, теперь Мальт… Персиваль не понимал, что оба находили в Арахне – ну, молодая, но не то, чтобы очень красивая. Обыкновенная, даже грубоватая в чертах. Не умеет выражать свою женственность…словом, сам бы Персиваль прошел бы мимо. Но раз вокруг нее закрутилась то одна история, то другая, значит, можно быть милосерднее!
Но целитель не знал всех этих мотивов и не мог предположить о них. он приходил с микстурами и порошками и со всё большим одобрением оглядывал тревожного Персиваля, мгновенно робеющего при появлении целителя, от которого так много теперь зависело.
-Если ты хотела отравиться, спросила бы Мальта как именно, - выговаривать человеку, который тебя точно не слышит, было бесполезно, но Персиваль не мог промолчать совсем.
-Надо же было умудриться! Арахна, ты не умеешь доводить дело до конца! – это были и не обвинения, и не попытка что-то донести до нее. Это скорее было тревогой Персиваля. Ему казалось, что если он будет вот так говорить, сердиться, то это может чем-то помочь. Странное представление, но Персиваль не умел иначе.
Спустя сутки Арахну перестало тошнить, и она смогла принимать хотя бы воду, не опустошая тут же желудок. Это было уже большим прорывом. К следующему утру, она даже открыла глаза и осмысленно взглянула на Персиваля.
-Очнулась! – с облегчением промолвил Персиваль. и не удержался. – Ну, здравствуй, принцесса грёз!
Арахна закрыла глаза. Ей больно было смотреть на свет, а еще более того – стыдно. Крупная слеза скользнула по ее щеке, и тут устыдился уже сам Персиваль.
-Не буду спрашивать, - пообещал он и Арахне и себе, садясь рядом с тарелкой свежего бульона. – Тебе нужно начать питаться.
Арахна с усилием открыла глаза и медленно сфокусировалась на тарелке.
-Надо, - убежденно напомнил Персиваль, видя, как копится отказ в ее глазах. – Целитель велел!
Он недооценил слабость Арахны, и только с его помощью она смогла кое-как сесть на постели, протянула неуверенно ладонь к ложке.
-Да ну тебя! – обиделся Персиваль и взял ложку сам, зачерпнул немного бульона, - рот открой!
Она странно взглянула на него, несколько чувств боролись в ней, и советница не знала, какому уступить. Но Персиваль продолжал держать ложку наготове, а в ее собственном желудке снова потянуло, но на этот раз уже от голода, и Арахна покорно открыла рот.
Бульон был живительным! Он слегка обжег горло, но какое же приятное тепло разлилось в животе от него! Арахне показалось, что она физически ощущает, как её тело впитывает в себя каждой клеточкой эту несчастную ложку…
-Давай ещё, - одобрил Персиваль и дело пошло живее. Арахна уже не спорила – зачем? Силы будто бы прибавлялись с каждой ложкой всё больше и больше, возвращалась жизнь.
-Вот так! – когда тарелка опустела, Персиваль улыбнулся по-настоящему, очень ободряюще и тепло, - вот и молодец!
Арахна вздохнула, прислушиваясь сама к себе, а затем, тихо и хрипло спросила, с трудом различая связные мысли в еще не разлипших бредовых:
-Где Мальт?
Они могли поругаться. Он мог ее оттолкнуть. Он мог не поверить в ее непричастность к раскрытию убежища своего сына, но не мог же он не прийти совсем? Сколько она тут лежит? Кстати, а сколько?
Арахна тревожно взглянула в окно. Персиваль угадал ее мысли и ответил:
-Третьи сутки, Арахна. Нет, про Мальта не знаю. Не видел. Был занят тем, что перехватывал твои дела и здесь сидел.
Она почувствовала что-то в его тоне, что ей не понравилось. Это было нечто куда более страшное, чем осознание своей ненужности для человека, к которому Арахна так привязалась.
Персиваль позволил ей это почувствовать.
-Чего я не знаю? – голос дрожал, но Арахна была полна решимости. – Чего?
-Ты это…спи, - Персиваль торопливо поднялся. – Тебе полезно. Я дела перехвачу, не бойся. Ты спи, тебе нужно.
-Персиваль…- Арахна хотела выкрикнуть это с гневом, но голос не слушался. Она почти прошептала, умоляя не мучить ее и сказать пусть самую страшную, но все-таки правду.
-Прошу, спи. А то опять будет жар, - Персиваль коснулся вдруг ее впервые холодного лба, проверяя температуру, и заставил ее улечься обратно.
Арахна вцепилась в его руку, укладываясь. Это была мольба. Мольба сказать! Но он остался непреклонен:
-Набирайся сил, Арахна, не глупи больше. Или читай, как принимать яд в будущем, или не используй его вообще.
Арахна попыталась сопротивляться, но тепло и бульон свалили ее в очередную темноту.
В следующий раз она проснулась сама, к обеду. Проснулась от очень аппетитного запаха и даже села, протирая глаза. Персиваль уже был в ее кабинете с несколькими тарелками. Арахна попыталась гневно и требовательно взглянуть на него, продолжая прерванный разговор, но содержимое тарелок отвлекло ее.
