этого, то ощутил всем своим сердцем прямо сейчас и возвышался теперь над толпой, готовой к разрушительному представлению и ликующей, что кому-то хуже, чем каждому из представителей толпы по отдельности.
-А что, нам следовало стоять в стороне? – возмутился Мальт. Его потрясло новое, совершенно нелепое обвинение. Ему вменяли в вину то, что он поддержал короля Мираса! – Наш народ страдает, наша Маара – в едином порыве…
Но кому нужно было его возмущение?
-Значит, вы не отрицаете, что предали прошлого короля, разложили свою бывшую Коллегию?
-Да, но…
-Значит, вы признаёте за собой эту вину?
-Нет, это не вина. Это…
-Вы не считаете виной отступление от служения закону и предательство во имя короны?
-Это было в прошлом! Я боролся за короля Мираса! Я…
-А кто дал вам право отступать и бороться? Ваша задача хранить закон, - Скарон действовал Арахне на нервы, и от этого его замечания она особенно разъярилась и спокойно предложила:
-В таком случае, судите и меня…
Ей было всё равно – осудят её или нет, будет она жить или нет. усталость сжала её горло железной рукой и не было теперь отступления. Да и не хотелось.
Арахна вдруг подумала, что поступает очень свободно и решительно. Она, которая не знала прежде, чего хочет, и не могла ответить на простой вопрос: что такое Арахна? – теперь точно знала, как быть и как себя вести.
Арахна – это не струсившая больше никогда, когда-то советница и палач. Арахна – это человек, который понесет с готовностью и даже радостным успокоением любую участь, и не вздумает пожаловаться. Потому что Арахна – это существо уставшее, измученное, допустившее не меньше трех сотен ошибок, не думающее, глупое, нарочитое…
Но наконец-то свободное!
В зале воцарилась тишина. Мальту потребовалось мгновение, чтобы осознать, затем еще мгновение, чтобы понять, что она не шутит, но он выкрикнул:
-Нет! – но выкрик оборвался и уже сдавлено он продолжил, - Арахна…
Она обещала себе не смотреть на него, чтобы не сдаться, но все-таки посмотрела. Нельзя было не посмотреть, когда голос этого прежде сильного интригана вдруг так отчаянно сорвался.
Он умолял ее взглядом взять все слова назад, покаяться, умолять – сделать все, что угодно, но не продолжать этого пути. Мальт знал, что путь на эшафот, а Арахна все отчетливее понимала вдруг, что даже если она переживет Мальта, то все равно долго уже не задержится. Она должна была сгинуть вместе со своей Коллегией, а если честно – и того раньше, когда ее родители оставили ей сиротство.
Но в первый раз спасение пришло в Регаре. Второй раз в Мальте. Это спасение продлевало Арахне жизнь, но чем дольше она жила, тем яснее понимала, что не сдалась ей такая жизнь!
Персиваль оцепенел. Он знал, что Арахна себе на уме, но был уверен, что её трусость равна его трусости и она не посмеет не выжить. Побоится выступить! Боялась же прежде?
А еще ему хотелось думать, что его власти она будет покорна куда больше, чем власти Мальта. Но куда там! Арахна в эти минуты сама себе была не покорна. Сама себе удивляясь, но тоже очень отдаленно, даже не пытаясь постичь своего удивления, она была собрано-равнодушной.
В первую очередь – к себе самой и угасающему своему будущему.
-Вы шутите? – поинтересовался Алмос вежливо, насколько вообще дана была ему эта вежливость. – Уважаемая Арахна, если вы шутите…
На этот счет у них не было приказа и намека. Арахну Мирас, да будут дни его долги. Считал пока очень нужной.
-Я не шучу, - подтвердила Арахна спокойно и равнодушно. – Я предала прежнего короля, задолго до смуты узнав о короле Мирасе. Я также не предотвратила смерть Атенаис – советницы, хоть и могла. Я выступала за убийство Велеса, хоть и убили его без моего ведома…неустановленные лица. И я предприняла все попытки и все свои средства, чтобы остановить и уничтожить измену среди советников короля и Маары, но если методы и средства Мальта вызывают сомнения, то и мои, следовательно…
-Она спятила! – нашелся Персиваль. – Советники, после попытки покончить с собой. Она, честно говоря, немного…
-И я протестую против суда над Мальтом. Всё, что он делал было связано с благом Маары. Да, это были не всегда самые благие деяния, но они были направлены на пользу…а также диктовались.
Вот после «диктовались» шанса у Арахны на спасение точно не было.
-Ка-ак? – Скарон обратил на нее внимание, найдя ее фигуру, наконец, его достойной. – Ка-ак это – диктовались?
Его тон был таким же издевательским, и он прекрасно понимал, что имеется в виду под этим «диктовались», но ему нравилось смущать других людей. Скарон ощущал полную безнаказанность – он изведал всё, что мог только изведать в этой жизни и от этого совершенно не боялся смерти.
Может быть, даже приглядывался к ней и оценивал, пытаясь понять, годится ли она ему для скорого (в этом он не сомневался) знакомства.
-Диктовались условиями…- неуверенно начал Персиваль, сам злясь на себя за то, что не может справиться с ситуацией.
-Диктовались короной! – Арахна смотрела так, как может только смотреть победитель. То, что должно случиться с ней – было уже для нее лично неважно.
-Ч…что? – как легко было свергнуть минутного титана! Это Палу вообразил себя триумфатором, но вот, на простую проверку оказался всего лишь трусом. Стоило ему услышать обвинения в сторону короля, как дрогнула всякая уверенность в нем.
Если бы Арахна еще могла смеяться, то прыснула бы, без сомнений.
-Вы…- Алмос ориентировался быстрее, - вы выдвигаете обвинения королю?
И снова – неважно, что Арахна скажет. Народ уже услышал: она обвинила короля. И в народ уйдёт именно эта часть. И ничего больше.
Проблема только в том, что уже не весь народ примет эту новость с возмущением и проклятием. Слишком много шелестов уже поползло среди этого народа, слишком опасным оказался памфлет Ольсена – пусть и был он пока единственным, пусть и люди пока не знали, что делать с этим памфлетом и чего искать, но первый шаг был сделан.
-Ни в коем случае! – Арахна оставалась нахально-равнодушной. Ей нечего было терять, кроме жизни. А до жизни она и не цеплялась. Близких у нее не было – Мальта едва ли можно было считать живым после такого судилища. Уважение к себе она потеряла уже давно, а целей так и не обрела. Даже мести в ней не было. И отчаяния. И ярости, чтобы выживать назло. Просто хотелось спать, спать и не просыпаться.
-Как же вас тогда понимать?
-Я говорю, что королю нужны были наши результаты. Он не спрашивал о наших методах. Я такая же преступница как и Мальт. Я также предала закон прошлый и меняла, подстраивала под себя закон нынешний.
Это не входило в планы обвинения, поэтому Арахне задали самый глупый из всех вопросов, который можно было только задать:
-Вы в этом…уверены?
-Разумеется, нет! советники, во имя Луала и Девяти Рыцарей Его…- Мальт с трудом скрывал своё отчаяние, не имевшее ничего общего с его собственным и давно ожидаемым им положением, - Ара…
-Не к вам речь! – оборвали его. – Арахна, вы обвиняете себя?
-Обвиняю, - согласилась Арахна и почему-то улыбнулась против собственной воли.
-В том, что предали прошлый закон, последовав за королем Мирасом? – здесь был последний шанс на то, чтобы избежать казни. Если бы она сказала, что ее вина лишь в этом, ее бы судили и отстранили.
Но никто лучше Арахны не знал полностью ее вины:
-Не только в этом. Я убивала невинных, я способствовала тому, чтобы не вскрылось деяние Мальта против короны. Когда в протоколе Лагота вскрылось, что Мальт знал о памфлете Ольсена, именно я уничтожила оригинальный протокол допроса. А позже – способствовала убийству свидетеля.
То равнодушие, с которым она говорила, ужасало. Мальт обхватил голову руками и глухо застонал – он мирился со всем, что творил Персиваль, только для того, чтобы тот защитил Арахну! Защитил, а не позволял творить глупости.
Очень сложно было советникам произнести это незапланированное и от этого еще более ужасное предложение об аресте и приговоре. Арахна, не скрывая, признала за собой все преступления, за которые сама казнила и в которых обвиняла других,когда это было угодно королю.
Никто бы не взял на себя такую ответственность. Но всегда есть люди, что умеют находить выход в самых тяжелых ситуациях. Представитель востока – покладистый и тихий прежде, держащийся в стороне наблюдателем, поднялся и провозгласил спасительное:
-Советники, я думаю вы, как и я, в затруднительном положении! Я думаю, нам необходимо прервать наше судилище до согласования приговора. До тех пор, однако, господин Мальт должен оставаться пленником. Как и госпожа Арахна, проявившая сознательность или враждебность к Мааре, раскрыв ли оболгав саму себя.
-Единогласно! – это действительно было спасением. Пока отстраниться, запереть обоих и пойти к королю с рассказом о злой-злой шайке законников, что вот так запросто громят правосудие и выставляют Маару на посмешище, а заодно с ней и короля, и народ, и Луала…
Мальт отвернулся, чтобы не видеть, как Арахну с нарочитой грубостью хватают стражники и сводят вниз, из-за стола вниз, к Мальту. Ее пихнули без расчета силы, но она даже не дернулась, а проходя мимо Мальта, не взглянула на него, потому что точно чувствовала, что ее сердце смотрит вернее и не нуждается в оправдании. А о прочем Арахна старалась не думать. Ей ещё предстояло узнать, что самое страшное в судилищах – ожидание казни.
-Есть ли смысл говорить о том, что ты дура? – тихо спросил Персиваль, парой часов позже, разделенный теперь с Арахной непреодолимым препятствием в виде кованой тяжёлой решётки. – Или ты сама знаешь?
Пара часов изменила Арахну. Теперь это была как будто бы уже не она. Никаких слёз, никаких истерик и мольбы – лишь круги под глазами, бледность и спокойствие. Арахна казалась человеком, который не находится на краю гибели, а просто закончившим утомительное дело созданием, которое вот-вот должно было уйти на покой.
Впрочем – так почти и было!
Арахна покачала головой, ответила также спокойно, словно речь шла не о неотвратимом будущем, а о рабочем моменте:
-Я знаю, что ты осуждаешь меня.
-Я не осуждаю. Я в ярости. В бешенстве! – Персиваль дал себе слово, что не будет устраивать ей сцен в тюрьме, тем более не следовало бы доставлять такого удовольствия страже, что вроде бы и молчалива, но Персиваль (как и любой дознаватель в прошлом) знал, что молчание стражи – самое ненадежное. Он же не желал, чтобы его эмоциональность здесь сыграла когда-нибудь против него, и поэтому дал себе слово держаться. Сдержать же слово оказалось куда сложнее, чем он мог бы предположить.
А Персиваль действительно был в ярости и в бешенстве. Арахна, на которую он так рассчитывал, подставилась! Да и было бы для чего! Или для кого. Так нет! И что теперь? Её казнят, в этом можно не сомневаться, но что делать ему? Кем теперь прикрываться? Кого назначат на место Мальта и Арахны? Как с ними сработаться, если для Персиваля эти двое были уже понятны? Потеря Мальта объяснима и даже желанна – причем настолько, что даже с Эммой толком подставлять его не пришлось – советники и без этого радостного заклевали бывшего сподвижника Мираса.
Но эта куда полезла?!
-Я знаю, - Арахна равнодушно пожала плечами, - ты не этого хотел. Но и я не хотела, чтобы у Совета оказалось вдруг столько бумаг против Мальта.
-Неважно, какие бумаги были бы у Совета! – Персиваль оглянулся на стражу, которая словно бы спала, и делала усиленно равнодушный вид. – Дело в том, что его падение было закономерным. Но какого…
-Я знаю, - повторила Арахна спокойно, - я знаю твои чувства. Но ты никак не поймешь мои.
-Да какие у тебя ещё чувства? – возмутился Персиваль. – Я же дал тебе понять, что всё, что ты называешь любовью к Мальту – это не более, чем…
-Дело не в любви, - она снова перебила его и опять же снова осталась очень спокойной. – Дело не в ней, как ты не поймёшь этого?
-Что, просто пострадать захотелось? – Персиваль нехорошо усмехнулся, но в его усмешке была угроза скорее привычная. Мотив Арахны до этого момента казался ему очень простым – не выдержала девка, как клюют дорогого ей человека и сорвалась.
Что могло быть другого?
-Захотелось жить, - возразила убийственно спокойная Арахна.
Персиваль демонстративно взглянул на решетки, не желая даже высказываться на тему абсурдного её мотива, но Арахна не смутилась и объяснила:
-За меня решали все, всегда и всё. Мои родители решили оставить меня сиротой. Регар решил взять меня на воспитание, а не дать расти в Сиротской Коллегии. Потом решил обучить меня ремеслу палача. Затем, ты не поверишь, он даже решал такие вещи, о которых я не знала. Но они касались меня!
В глазах Арахны полыхнуло на мгновение бесноватое пламя. Персиваль вздрогнул – ему показалось вдруг, что это безумное пламя. Но Арахна продолжала снова тихо:
-После смерти одного из своих друзей-палачей, я прочла его дневник. Там было написано, что Регар отправлял его казнить в тяжелых погодных условиях. Я почти не казнила никогда в зимний сезон. Регар решил, что это будет мне тяжело. Но, как показали последние события – это не так!
-Это называется «забота», - буркнул Персиваль, но скорее из вредности, чем для серьёзного замечания.
Но Арахна опять не смутилась. Её уже ничего не могло смутить:
-Пусть так! Но он решил за меня! А другой друг из моих же палачей решил за меня, что я ему как будто бы назначена. Он спятил от собственных фантазий и идей. Я их не разделила. И я потеряла друга, наставника…Мальт решил впутать меня в заговор, потому что так, до этого – решил за меня король Мирас, да будут дни его долги. Потом решил спасти в ночь перед бойней. А дальше – не спрашивая, стал двигать меня до советников и сделал марионеткой.
Арахна на мгновение помолчала, видимо, вспоминая какие-то образы, затем продолжила уже громче:
-Они все, и ты, Персиваль, тоже! – все хотели решить за меня всю мою жизнь! Кем быть, кого казнить, кого убивать, что делать. Только один человек накануне бойни дал мне выбор – бежать в неизвестность или оставаться в Мааре. Недавно я встретила его, веришь? И он снова дал мне выбор: остаться здесь, собой или сражаться вместе с ним за идею, которую так восславлял Ольсен в своем последнем памфлете.
-Чего? – Персиваль совсем потерялся. Неожиданный переход к Ольсену, к этому злосчастному памфлету вообще не вписывались в её объяснение, Персиваль не ждал этого включения и поэтому растерялся. – Памфлет? Ольсен?
-Выбор! – коротко рубанула Арахна. – Один человек, из числа тех, кого ты или Мальт, и даже я сочли бы ничтожным! Но он дважды дал мне выбор. Понимаешь?
Персиваль молчал. Все эти размышления он пережил очень давно, когда еще был молод душой и не стал циником. Он мог бы понять Арахну по-человечески, но вся проблема оставалась в том, что человеческие показатели вредили на взгляд Персиваля идейным. он научился приспосабливаться, подставлять, подличать, выживать и взаимодействовать со многими людьми разного мировоззрения, воспитания и происхождения.
Ум Персиваля и его страхи за собственную жизнь отвернули его от губительных размышлений о бесповоротном рабстве жизни. А вот Арахну нет.
-Я даже не знаю, что ответить на вопрос «кто такая Арахна?» - она горько усмехнулась.
-А что, нам следовало стоять в стороне? – возмутился Мальт. Его потрясло новое, совершенно нелепое обвинение. Ему вменяли в вину то, что он поддержал короля Мираса! – Наш народ страдает, наша Маара – в едином порыве…
Но кому нужно было его возмущение?
-Значит, вы не отрицаете, что предали прошлого короля, разложили свою бывшую Коллегию?
-Да, но…
-Значит, вы признаёте за собой эту вину?
-Нет, это не вина. Это…
-Вы не считаете виной отступление от служения закону и предательство во имя короны?
-Это было в прошлом! Я боролся за короля Мираса! Я…
-А кто дал вам право отступать и бороться? Ваша задача хранить закон, - Скарон действовал Арахне на нервы, и от этого его замечания она особенно разъярилась и спокойно предложила:
-В таком случае, судите и меня…
Ей было всё равно – осудят её или нет, будет она жить или нет. усталость сжала её горло железной рукой и не было теперь отступления. Да и не хотелось.
Арахна вдруг подумала, что поступает очень свободно и решительно. Она, которая не знала прежде, чего хочет, и не могла ответить на простой вопрос: что такое Арахна? – теперь точно знала, как быть и как себя вести.
Арахна – это не струсившая больше никогда, когда-то советница и палач. Арахна – это человек, который понесет с готовностью и даже радостным успокоением любую участь, и не вздумает пожаловаться. Потому что Арахна – это существо уставшее, измученное, допустившее не меньше трех сотен ошибок, не думающее, глупое, нарочитое…
Но наконец-то свободное!
В зале воцарилась тишина. Мальту потребовалось мгновение, чтобы осознать, затем еще мгновение, чтобы понять, что она не шутит, но он выкрикнул:
-Нет! – но выкрик оборвался и уже сдавлено он продолжил, - Арахна…
Она обещала себе не смотреть на него, чтобы не сдаться, но все-таки посмотрела. Нельзя было не посмотреть, когда голос этого прежде сильного интригана вдруг так отчаянно сорвался.
Он умолял ее взглядом взять все слова назад, покаяться, умолять – сделать все, что угодно, но не продолжать этого пути. Мальт знал, что путь на эшафот, а Арахна все отчетливее понимала вдруг, что даже если она переживет Мальта, то все равно долго уже не задержится. Она должна была сгинуть вместе со своей Коллегией, а если честно – и того раньше, когда ее родители оставили ей сиротство.
Но в первый раз спасение пришло в Регаре. Второй раз в Мальте. Это спасение продлевало Арахне жизнь, но чем дольше она жила, тем яснее понимала, что не сдалась ей такая жизнь!
Персиваль оцепенел. Он знал, что Арахна себе на уме, но был уверен, что её трусость равна его трусости и она не посмеет не выжить. Побоится выступить! Боялась же прежде?
А еще ему хотелось думать, что его власти она будет покорна куда больше, чем власти Мальта. Но куда там! Арахна в эти минуты сама себе была не покорна. Сама себе удивляясь, но тоже очень отдаленно, даже не пытаясь постичь своего удивления, она была собрано-равнодушной.
В первую очередь – к себе самой и угасающему своему будущему.
-Вы шутите? – поинтересовался Алмос вежливо, насколько вообще дана была ему эта вежливость. – Уважаемая Арахна, если вы шутите…
На этот счет у них не было приказа и намека. Арахну Мирас, да будут дни его долги. Считал пока очень нужной.
-Я не шучу, - подтвердила Арахна спокойно и равнодушно. – Я предала прежнего короля, задолго до смуты узнав о короле Мирасе. Я также не предотвратила смерть Атенаис – советницы, хоть и могла. Я выступала за убийство Велеса, хоть и убили его без моего ведома…неустановленные лица. И я предприняла все попытки и все свои средства, чтобы остановить и уничтожить измену среди советников короля и Маары, но если методы и средства Мальта вызывают сомнения, то и мои, следовательно…
-Она спятила! – нашелся Персиваль. – Советники, после попытки покончить с собой. Она, честно говоря, немного…
-И я протестую против суда над Мальтом. Всё, что он делал было связано с благом Маары. Да, это были не всегда самые благие деяния, но они были направлены на пользу…а также диктовались.
Вот после «диктовались» шанса у Арахны на спасение точно не было.
-Ка-ак? – Скарон обратил на нее внимание, найдя ее фигуру, наконец, его достойной. – Ка-ак это – диктовались?
Его тон был таким же издевательским, и он прекрасно понимал, что имеется в виду под этим «диктовались», но ему нравилось смущать других людей. Скарон ощущал полную безнаказанность – он изведал всё, что мог только изведать в этой жизни и от этого совершенно не боялся смерти.
Может быть, даже приглядывался к ней и оценивал, пытаясь понять, годится ли она ему для скорого (в этом он не сомневался) знакомства.
-Диктовались условиями…- неуверенно начал Персиваль, сам злясь на себя за то, что не может справиться с ситуацией.
-Диктовались короной! – Арахна смотрела так, как может только смотреть победитель. То, что должно случиться с ней – было уже для нее лично неважно.
-Ч…что? – как легко было свергнуть минутного титана! Это Палу вообразил себя триумфатором, но вот, на простую проверку оказался всего лишь трусом. Стоило ему услышать обвинения в сторону короля, как дрогнула всякая уверенность в нем.
Если бы Арахна еще могла смеяться, то прыснула бы, без сомнений.
-Вы…- Алмос ориентировался быстрее, - вы выдвигаете обвинения королю?
И снова – неважно, что Арахна скажет. Народ уже услышал: она обвинила короля. И в народ уйдёт именно эта часть. И ничего больше.
Проблема только в том, что уже не весь народ примет эту новость с возмущением и проклятием. Слишком много шелестов уже поползло среди этого народа, слишком опасным оказался памфлет Ольсена – пусть и был он пока единственным, пусть и люди пока не знали, что делать с этим памфлетом и чего искать, но первый шаг был сделан.
-Ни в коем случае! – Арахна оставалась нахально-равнодушной. Ей нечего было терять, кроме жизни. А до жизни она и не цеплялась. Близких у нее не было – Мальта едва ли можно было считать живым после такого судилища. Уважение к себе она потеряла уже давно, а целей так и не обрела. Даже мести в ней не было. И отчаяния. И ярости, чтобы выживать назло. Просто хотелось спать, спать и не просыпаться.
-Как же вас тогда понимать?
-Я говорю, что королю нужны были наши результаты. Он не спрашивал о наших методах. Я такая же преступница как и Мальт. Я также предала закон прошлый и меняла, подстраивала под себя закон нынешний.
Это не входило в планы обвинения, поэтому Арахне задали самый глупый из всех вопросов, который можно было только задать:
-Вы в этом…уверены?
-Разумеется, нет! советники, во имя Луала и Девяти Рыцарей Его…- Мальт с трудом скрывал своё отчаяние, не имевшее ничего общего с его собственным и давно ожидаемым им положением, - Ара…
-Не к вам речь! – оборвали его. – Арахна, вы обвиняете себя?
-Обвиняю, - согласилась Арахна и почему-то улыбнулась против собственной воли.
-В том, что предали прошлый закон, последовав за королем Мирасом? – здесь был последний шанс на то, чтобы избежать казни. Если бы она сказала, что ее вина лишь в этом, ее бы судили и отстранили.
Но никто лучше Арахны не знал полностью ее вины:
-Не только в этом. Я убивала невинных, я способствовала тому, чтобы не вскрылось деяние Мальта против короны. Когда в протоколе Лагота вскрылось, что Мальт знал о памфлете Ольсена, именно я уничтожила оригинальный протокол допроса. А позже – способствовала убийству свидетеля.
То равнодушие, с которым она говорила, ужасало. Мальт обхватил голову руками и глухо застонал – он мирился со всем, что творил Персиваль, только для того, чтобы тот защитил Арахну! Защитил, а не позволял творить глупости.
Очень сложно было советникам произнести это незапланированное и от этого еще более ужасное предложение об аресте и приговоре. Арахна, не скрывая, признала за собой все преступления, за которые сама казнила и в которых обвиняла других,когда это было угодно королю.
Никто бы не взял на себя такую ответственность. Но всегда есть люди, что умеют находить выход в самых тяжелых ситуациях. Представитель востока – покладистый и тихий прежде, держащийся в стороне наблюдателем, поднялся и провозгласил спасительное:
-Советники, я думаю вы, как и я, в затруднительном положении! Я думаю, нам необходимо прервать наше судилище до согласования приговора. До тех пор, однако, господин Мальт должен оставаться пленником. Как и госпожа Арахна, проявившая сознательность или враждебность к Мааре, раскрыв ли оболгав саму себя.
-Единогласно! – это действительно было спасением. Пока отстраниться, запереть обоих и пойти к королю с рассказом о злой-злой шайке законников, что вот так запросто громят правосудие и выставляют Маару на посмешище, а заодно с ней и короля, и народ, и Луала…
Мальт отвернулся, чтобы не видеть, как Арахну с нарочитой грубостью хватают стражники и сводят вниз, из-за стола вниз, к Мальту. Ее пихнули без расчета силы, но она даже не дернулась, а проходя мимо Мальта, не взглянула на него, потому что точно чувствовала, что ее сердце смотрит вернее и не нуждается в оправдании. А о прочем Арахна старалась не думать. Ей ещё предстояло узнать, что самое страшное в судилищах – ожидание казни.
Глава 35.
-Есть ли смысл говорить о том, что ты дура? – тихо спросил Персиваль, парой часов позже, разделенный теперь с Арахной непреодолимым препятствием в виде кованой тяжёлой решётки. – Или ты сама знаешь?
Пара часов изменила Арахну. Теперь это была как будто бы уже не она. Никаких слёз, никаких истерик и мольбы – лишь круги под глазами, бледность и спокойствие. Арахна казалась человеком, который не находится на краю гибели, а просто закончившим утомительное дело созданием, которое вот-вот должно было уйти на покой.
Впрочем – так почти и было!
Арахна покачала головой, ответила также спокойно, словно речь шла не о неотвратимом будущем, а о рабочем моменте:
-Я знаю, что ты осуждаешь меня.
-Я не осуждаю. Я в ярости. В бешенстве! – Персиваль дал себе слово, что не будет устраивать ей сцен в тюрьме, тем более не следовало бы доставлять такого удовольствия страже, что вроде бы и молчалива, но Персиваль (как и любой дознаватель в прошлом) знал, что молчание стражи – самое ненадежное. Он же не желал, чтобы его эмоциональность здесь сыграла когда-нибудь против него, и поэтому дал себе слово держаться. Сдержать же слово оказалось куда сложнее, чем он мог бы предположить.
А Персиваль действительно был в ярости и в бешенстве. Арахна, на которую он так рассчитывал, подставилась! Да и было бы для чего! Или для кого. Так нет! И что теперь? Её казнят, в этом можно не сомневаться, но что делать ему? Кем теперь прикрываться? Кого назначат на место Мальта и Арахны? Как с ними сработаться, если для Персиваля эти двое были уже понятны? Потеря Мальта объяснима и даже желанна – причем настолько, что даже с Эммой толком подставлять его не пришлось – советники и без этого радостного заклевали бывшего сподвижника Мираса.
Но эта куда полезла?!
-Я знаю, - Арахна равнодушно пожала плечами, - ты не этого хотел. Но и я не хотела, чтобы у Совета оказалось вдруг столько бумаг против Мальта.
-Неважно, какие бумаги были бы у Совета! – Персиваль оглянулся на стражу, которая словно бы спала, и делала усиленно равнодушный вид. – Дело в том, что его падение было закономерным. Но какого…
-Я знаю, - повторила Арахна спокойно, - я знаю твои чувства. Но ты никак не поймешь мои.
-Да какие у тебя ещё чувства? – возмутился Персиваль. – Я же дал тебе понять, что всё, что ты называешь любовью к Мальту – это не более, чем…
-Дело не в любви, - она снова перебила его и опять же снова осталась очень спокойной. – Дело не в ней, как ты не поймёшь этого?
-Что, просто пострадать захотелось? – Персиваль нехорошо усмехнулся, но в его усмешке была угроза скорее привычная. Мотив Арахны до этого момента казался ему очень простым – не выдержала девка, как клюют дорогого ей человека и сорвалась.
Что могло быть другого?
-Захотелось жить, - возразила убийственно спокойная Арахна.
Персиваль демонстративно взглянул на решетки, не желая даже высказываться на тему абсурдного её мотива, но Арахна не смутилась и объяснила:
-За меня решали все, всегда и всё. Мои родители решили оставить меня сиротой. Регар решил взять меня на воспитание, а не дать расти в Сиротской Коллегии. Потом решил обучить меня ремеслу палача. Затем, ты не поверишь, он даже решал такие вещи, о которых я не знала. Но они касались меня!
В глазах Арахны полыхнуло на мгновение бесноватое пламя. Персиваль вздрогнул – ему показалось вдруг, что это безумное пламя. Но Арахна продолжала снова тихо:
-После смерти одного из своих друзей-палачей, я прочла его дневник. Там было написано, что Регар отправлял его казнить в тяжелых погодных условиях. Я почти не казнила никогда в зимний сезон. Регар решил, что это будет мне тяжело. Но, как показали последние события – это не так!
-Это называется «забота», - буркнул Персиваль, но скорее из вредности, чем для серьёзного замечания.
Но Арахна опять не смутилась. Её уже ничего не могло смутить:
-Пусть так! Но он решил за меня! А другой друг из моих же палачей решил за меня, что я ему как будто бы назначена. Он спятил от собственных фантазий и идей. Я их не разделила. И я потеряла друга, наставника…Мальт решил впутать меня в заговор, потому что так, до этого – решил за меня король Мирас, да будут дни его долги. Потом решил спасти в ночь перед бойней. А дальше – не спрашивая, стал двигать меня до советников и сделал марионеткой.
Арахна на мгновение помолчала, видимо, вспоминая какие-то образы, затем продолжила уже громче:
-Они все, и ты, Персиваль, тоже! – все хотели решить за меня всю мою жизнь! Кем быть, кого казнить, кого убивать, что делать. Только один человек накануне бойни дал мне выбор – бежать в неизвестность или оставаться в Мааре. Недавно я встретила его, веришь? И он снова дал мне выбор: остаться здесь, собой или сражаться вместе с ним за идею, которую так восславлял Ольсен в своем последнем памфлете.
-Чего? – Персиваль совсем потерялся. Неожиданный переход к Ольсену, к этому злосчастному памфлету вообще не вписывались в её объяснение, Персиваль не ждал этого включения и поэтому растерялся. – Памфлет? Ольсен?
-Выбор! – коротко рубанула Арахна. – Один человек, из числа тех, кого ты или Мальт, и даже я сочли бы ничтожным! Но он дважды дал мне выбор. Понимаешь?
Персиваль молчал. Все эти размышления он пережил очень давно, когда еще был молод душой и не стал циником. Он мог бы понять Арахну по-человечески, но вся проблема оставалась в том, что человеческие показатели вредили на взгляд Персиваля идейным. он научился приспосабливаться, подставлять, подличать, выживать и взаимодействовать со многими людьми разного мировоззрения, воспитания и происхождения.
Ум Персиваля и его страхи за собственную жизнь отвернули его от губительных размышлений о бесповоротном рабстве жизни. А вот Арахну нет.
-Я даже не знаю, что ответить на вопрос «кто такая Арахна?» - она горько усмехнулась.
