-Да, ваше величество.
-А еще…пожалуй, нужна финансовая проверка. Мой казначей Фалько – хороший человек, но, когда предают самые близкие, начинаешь сомневаться во всех подряд.
-Да, ваше величество…- приказ ясный. Падение Фалько. Видимо, тоже есть махинации и скрытые тайны, которым пришла пора уйти в землю вместе с одним из своих хранителей.
-К слову, - король, да будут дни его долги, вдруг вспомнил еще об одном, - у Мальта, кажется, был сын?
-М…ваше величество, да, сын был, но мы не обнаружили его. пока не обнаружили!
Королю стоило огромных усилий, чтобы сдержаться.
-Еще раз, - процедил он, - вы не обнаружили маленького ребенка?
-Возможно, он пользуется покровительством какого-нибудь из сподвижников Мальта. Может быть, покровительством Эжона…или еще кого.
-Отыскать! – рявкнул король, не терпевший, когда что-то выходило у него из-под контроля.
В гордом своем одиночестве Мирас искренне попросил Луала и Девяти Рыцарей Его:
-Прими казненных Арахну и Мальта в чертоги свои и карай по строгости и милости своего закона, ибо такое благо дано лишь тебе, не мне!
Мирас страдал от того, что ему приходилось избавляться от людей, поддержавших его. но в этом была королевская необходимость. Благо народа должно было быть заключено в строгости, а эти, пришедшие с ним, помнили его мятежником, а не законным правителем… и имели свои тайны и свои причины. Рядом со светлым королем не может быть такой гнили!
Прощайте, прощайте, соратники! Вы сделали свое дело – теперь в сон, в вечный сон!
И не дано было в горькой и настоящей молитве короля Мираса и допустить мысли о том, что все слова его и мечты о контроле давно уже ничего не весят и ничего не стоят; что все идеалы, которым он пытался следовать – обрушены им же самим; что в кровавую ночь бойни и в дни смуты пробудилось в народе осознание того, как можно изменить весь мир вокруг себя.
Королю предстояло сделать еще много открытий в шатающихся днях своего правления и самым малым из них будет то, что верный слуга – Персиваль – законник – окажется предателем и будет в рядах опасных мятежников, обретающих свою власть стремительно и с небывалым прежде размахом.
Шепоты уже скользят по стенам и коридорам, всё больше опасных памфлетов и выдержек, появились подражатели, новые идеологи. Скоро прогремит имя Эжона, как первого, кто сформулировал новый порядок в виде образца, а потом будут и другие имена – десятки имен.
И пусть королю удастся их еще стереть, чтобы остановить эту распространяющуюся мятежную заразу своей земли, дни его уже не будут «долги», никто не станет отныне добавлять этого слова в обращение к нему – пойдет самый страшный и тяжелый раскол Маары, и после себя король Мирас оставит своим наследникам не единое и сильное королевство, а зарождающийся мир, готовый отвоевывать себя кровью и голыми руками, приученный к труду и грязи.
И мир этот начал оживать совсем не с казни Арахны и Мальта или побега Персиваля. И даже не с того дня, когда одному графу не смогли отрубить голову с первой попытки, да более того – даже не с той минуты, когда пропагандист Ольсен, обиженный на власть, написал опасный памфлет, нет!
Он начал оживать задолго до смуты, до бойни, в далеком детстве двух мальчиков, одному из которых было по праву рождения суждено стать королем, а другой должен был жить в тени. Где-то там, в королевских садах, освещенных мягким солнечным светом, зародилась самая разрушительная сила, призванная принести справедливость и уравнять двух братьев в правах на трон, но в итоге пожелавшая уничтожить всякий трон и освободить Маару.
Но король Мирас в день казни Арахны и Мальта не знал еще этого и даже не думал об этом. Он готовился выступить в Зале Совета, где рассчитывал получить поддержку своих приближенных и призвать их к поддержке оставшегося законника Персиваля.
Откуда ему было знать, что Персиваль никогда больше не придет на заседание, сменив в этот роковой день сторону, и растворится среди многих имен – предателей и тех, кто был наречен предателем; имен, ушедших в вечную тень истории?
Мирасу не было дано такого знания – Луал и Девять Рыцарей Его берегли пока еще короля Маары от такого страдания.
Конец.
-А еще…пожалуй, нужна финансовая проверка. Мой казначей Фалько – хороший человек, но, когда предают самые близкие, начинаешь сомневаться во всех подряд.
-Да, ваше величество…- приказ ясный. Падение Фалько. Видимо, тоже есть махинации и скрытые тайны, которым пришла пора уйти в землю вместе с одним из своих хранителей.
-К слову, - король, да будут дни его долги, вдруг вспомнил еще об одном, - у Мальта, кажется, был сын?
-М…ваше величество, да, сын был, но мы не обнаружили его. пока не обнаружили!
Королю стоило огромных усилий, чтобы сдержаться.
-Еще раз, - процедил он, - вы не обнаружили маленького ребенка?
-Возможно, он пользуется покровительством какого-нибудь из сподвижников Мальта. Может быть, покровительством Эжона…или еще кого.
-Отыскать! – рявкнул король, не терпевший, когда что-то выходило у него из-под контроля.
В гордом своем одиночестве Мирас искренне попросил Луала и Девяти Рыцарей Его:
-Прими казненных Арахну и Мальта в чертоги свои и карай по строгости и милости своего закона, ибо такое благо дано лишь тебе, не мне!
Мирас страдал от того, что ему приходилось избавляться от людей, поддержавших его. но в этом была королевская необходимость. Благо народа должно было быть заключено в строгости, а эти, пришедшие с ним, помнили его мятежником, а не законным правителем… и имели свои тайны и свои причины. Рядом со светлым королем не может быть такой гнили!
Прощайте, прощайте, соратники! Вы сделали свое дело – теперь в сон, в вечный сон!
И не дано было в горькой и настоящей молитве короля Мираса и допустить мысли о том, что все слова его и мечты о контроле давно уже ничего не весят и ничего не стоят; что все идеалы, которым он пытался следовать – обрушены им же самим; что в кровавую ночь бойни и в дни смуты пробудилось в народе осознание того, как можно изменить весь мир вокруг себя.
Королю предстояло сделать еще много открытий в шатающихся днях своего правления и самым малым из них будет то, что верный слуга – Персиваль – законник – окажется предателем и будет в рядах опасных мятежников, обретающих свою власть стремительно и с небывалым прежде размахом.
Шепоты уже скользят по стенам и коридорам, всё больше опасных памфлетов и выдержек, появились подражатели, новые идеологи. Скоро прогремит имя Эжона, как первого, кто сформулировал новый порядок в виде образца, а потом будут и другие имена – десятки имен.
И пусть королю удастся их еще стереть, чтобы остановить эту распространяющуюся мятежную заразу своей земли, дни его уже не будут «долги», никто не станет отныне добавлять этого слова в обращение к нему – пойдет самый страшный и тяжелый раскол Маары, и после себя король Мирас оставит своим наследникам не единое и сильное королевство, а зарождающийся мир, готовый отвоевывать себя кровью и голыми руками, приученный к труду и грязи.
И мир этот начал оживать совсем не с казни Арахны и Мальта или побега Персиваля. И даже не с того дня, когда одному графу не смогли отрубить голову с первой попытки, да более того – даже не с той минуты, когда пропагандист Ольсен, обиженный на власть, написал опасный памфлет, нет!
Он начал оживать задолго до смуты, до бойни, в далеком детстве двух мальчиков, одному из которых было по праву рождения суждено стать королем, а другой должен был жить в тени. Где-то там, в королевских садах, освещенных мягким солнечным светом, зародилась самая разрушительная сила, призванная принести справедливость и уравнять двух братьев в правах на трон, но в итоге пожелавшая уничтожить всякий трон и освободить Маару.
Но король Мирас в день казни Арахны и Мальта не знал еще этого и даже не думал об этом. Он готовился выступить в Зале Совета, где рассчитывал получить поддержку своих приближенных и призвать их к поддержке оставшегося законника Персиваля.
Откуда ему было знать, что Персиваль никогда больше не придет на заседание, сменив в этот роковой день сторону, и растворится среди многих имен – предателей и тех, кто был наречен предателем; имен, ушедших в вечную тень истории?
Мирасу не было дано такого знания – Луал и Девять Рыцарей Его берегли пока еще короля Маары от такого страдания.
Конец.
