–Не помню, – Сильвия пожимает плечами, – годы идут, а память, сам знаешь, светлеет!
–Тварь…– выплевывает Петар, обращаясь к Сильвии. Но в тоне его облегчение – как на милость богов или волю одной ведьмы, спятил в ночь Тодор. Слуги, плача и крестясь, поведали о том, что их хозяин всю ночь кричал и молил оставить его дух, страшно извивался на постели и царапал ногтями себе в кровь и шею, и лицо, раздирая кожу в лоскуты.
Насилу смогли его разбудить к рассвету, так и остался он всхлипывать, ни на кого не реагируя, никого не узнавая, и не желая даже поднимать головы от спасительного безумства.
Одолели его три призрачные змеиные девы – посланницы Сильвии. Спятил Тодор, а значит, его капиталы остаются в распоряжении Долины и не должен ему ничего Петар. Но сам запретил он магию в Долине…
–А я чего? – Сильвия обижается, – я так, пугала!
–Пугала! – Петар смотрит на нее с ненавистью, не зная, куда деть эту противную проклятую и полезную заразу, навязанную ему столицей. – Ты до безумства его напугала!
–До безумства можно напугать только того, в ком самом ума немного, – возражает Сильвия, но ей лениво даже возражать. Да и смысла нет.
–Пошлите к Радко, – велит наместник, глядя на искорюченное ничтожное тело, заточившее в себе Тодора тенями внутренних стен, - скажите ему, что свадьбы не будет, что Елена свободна.
–Так ведь…– слуга сглатывает комок в горле, – умер Радко. Утопился. Насилу опознали!
Сильвия успевает состроить сочувственный вид, но Петара так просто не проведешь:
–На костер отправлю! Сгоришь, сатанинское племя!
–Попробуй, – Сильвия улыбается почти что с нежностью, – попробуй, наместник, посмотрим, как долго удержишься ты, коли меня не станет. Сам решить такого простого дела не смог!
Укоряет она, смеется. Возразить ей и сил нет. Петар отмахивается:
–Ненавижу!
Сильвии все равно – так даже лучше, когда есть ненависть, не полезут любопытные!
–Уберите его, что ль! – Петара самого тошнит и воротит от зрелища обезумевшего человека, он презирает его сейчас так, как никогда и никого не презирал. Но наместник заставляет себя смотреть как слуги бережно заворачивают Тодора в простыни и уносят на руках, все такого же плачущего и всхлипывающего – в этом ему наказание.
В доме Василики и Елены траур. Плачут две женщины, скорбят приглашенные гости, что начали уже готовиться к свадьбе, а вынуждены теперь скорбеть и утешать.
–Как же так, как же так! – причитает Василика, – и не дожил он до радости! Не узнал, что ты свободна. А духом оказался слаб, оставил меня одну, с горем. А если бы взяли Елену из дома?!
–Мама! – вторит Елена, в страхе закрывая лицо руками, – не надо! Слаб он оказался, а мы сильнее, выдержим, справимся теперь уже, когда отступили беды, когда я остаюсь здесь.
–Слабоват оказался Радко! Как дочь забрать, так он и в озеро, смириться не мог, - сочувствуют гости. Переговариваются, сходятся во мнении, что Радко – грешник, раз сам жизнь свою оборвал, не справившись с чувством.
И только Богна молчит. видела она, как крался по тропинке к скалам Радко, как оглядывался, и как пошел он не вверх скалы, а вниз, к домику Сильвии-ведьмы. Но Богна не скажет, у нее язык без костей и мелет она всякую чушь, но это не значит, что не умеет она молчать. Нельзя было ей этого видеть, не пожелал Радко им сказать о своих причинах, так почему она теперь должна?
Вот и молчит. и будет молчать, как молчала до этого о змеиных девах, что призрачными фигурами скользили по небу, рассыпаясь в коварной мгле. На земле слишком много творится странного, но обо всем ли надо говорить? Особенно когда пользы тут никакой…ну услышит Елена, что отец ее шел к Сильвии, бросится к ней и тогда? Нет уж, пусть лучше не трогает она ведьмы, пусть остается при своем – беспокойств ей не выдержать!
А Богна, если что, пока рядом.
9. Прыжок
Когда очередная душа подошла к обрыву, я уже был там. Я ждал. Вообще-то, я жду их всех с такой преданностью, которой позавидует любой пёс.
Она не удивилась мне, лишь слегка вздрогнула, спросила:
–Вы здесь?
Я кивнул. Как мне не быть здесь? Это мой прямой участок работы. Если уйду, отклонюсь, по голове не погладят, снесут сразу и будут правы.
Душонка кивнула, подошла к самому краю, взглянула вверх – над нами белело бесконечное холодное небо, взглянула вниз – над нами пылала пропасть.
–Куда желаете? – спросил я, раскрывая свою регистрационную книгу. Заодно отметил, что разлинованная страница подходит к концу, эх, больше всего не люблю снова расчерчивать. Эти ровные столбики сводят меня с ума! В первом столбце – время прибытия, во втором – имя при жизни, в третьем – заслуги и особые отметки, в четвёртом – грехи, в пятом – время отбытия, в шестом – направление. Шесть столбцов – это всё, что остаётся у меня записано о каждой душе. Шесть столбцов, которые никто у меня никогда не проверяет. Шесть столбцов, которые я заполняю не то для бога, не то для дьявола.
Она молчала, видимо, ещё колебалась. Ну и зачем, спрашивается, приходить сюда, если ты ещё не решила? Или ты думаешь, что я подскажу? Я не подскажу. Конечно, при неправильном ответе тебя те и другие сами перенаправят друг к другу, но тут шутка в другом – в собственной честности, чего ты больше заслуживаешь: Царства Небесного или Царства Подземного? И эта честность определяет многое.
Я знавал одного апостола, который бросился сломя голову вниз, считая себя грешником. Подземное Царство разъярилось на это, Люцифер написал оскорбительнейшее письмо наверх, мол, не подбрасывайте нам своих! И вернул этого апостола вверха. А там, вверху, возник спор. Апостол утверждал, что не все грехи искупил, при этом архангел убеждал апостола, что ему пора в Небесное, и только в Небесное. Говорят, дошло до вмешательства Владыки. Но мне нет дела. У меня записано всё точно и ясно – прыгнул вниз. Ну и ладно – попутного ветра.
–Вверх или вниз? – я не мог устать ждать, потому что устают лишь те, кто привязан к времени или кто связан с ним равной, братской связью. Устают люди – они смертны, и время покровительствует им. Устают ангелы, демоны, черти, нечисть – они вне времени, но рядом с ним. А я ко времени не отношусь, я возник вместе с Владыкой, с Подземным, Небесным и Людским Царством одновременно, возник не божьему плану, не по замыслу, а по какой-то случайности или чьему-то более могучему велению. И меня ко времени не привязали. Я пришёл из Ничего, пришёл как есть сейчас – в серо-синем плаще и босой, одновременно прекрасен и уродлив; появился здесь, у этого обрыва с полным осознанием своего долга, небольшим столом-конторкой, стулом, толстой, не имеющей конца книгой, непересыхаемыми чернилами и незатупляющимся пером. Жаловаться не на что, разве что на книгу, которую приходится расчерчивать вручную по чьему-то опять же замыслу, который возник у меня образом и показал, как должна выглядеть каждая страница…
–А…где мне лучше? – дрогнула душонка, опасливо глядя в небо и вниз.
Я промолчал. Это не мне решать. Это должен решить сам человек. Это великая тайна, но как и все великие тайны, она проста – каждый человек сам влияет на свою посмертную жизнь. Если не определено высшей силой назначения вроде апостола или сына небесного, то точно сам. Конечно, высшая сила даёт свой решающий ответ, но и от ответа душонки она не отказывается. Иной раз, когда равны два царства во власти над душой, только душа может решить, где ей быть.
И как показывает моя практика, большая часть душ неплоха, и рвётся к наказанию, вниз. Впервые это было с Каином. Силы ждали решения – его ожидал суд, но он даже не думал, что заслуживает оправдания, и бросился в огненную пропасть в исступлении. Насколько я знаю, после долгих хлопот и прошений его брата – мёртвого Авеля, Каина призвали в Небесное Царство и возвестили ему о прощении. Но что ему было прощение Небесного Царства, если душа Каина сама себя не простила? Он ушёл обратно в темноту, считая её справедливой для себя.
Лишь раз на моей бесконечной памяти оба Царства отказались от души. Кажется, его звали при жизни Иудой, и совершил при жизни предательство, но предательство было, говорят, необходимым для того, чтобы пришёл и свершился бог… словом, Небесное Царство не приняло его, не желало связываться и объяснять своим душам и воинам, что эта душа делает с ними в одном строю. А Подземное Царство не взяло его, потому что преступник способствовал распространению божьего слова. Говорят и то, что сейчас, по сей день, шатается душа этого человека по земле.
Но мне нет до этого дела. Я просто записываю.
–Если вы не решили, то отходите, не задерживайте очередь, – мне равнодушно. И наплевать, что решать решит эта или другая душа. я не смотрю в мир людей, мне неведом мир ангелов и мир демонов. Я стою здесь, не зная, что значит это «здесь», на точке схождения трёх миров, на обрыве.
Душа кивнула и, немного помедлив, всё-таки приблизилась к обрыву.
Я удовлетворённо кивнул – решилась, хорошо. Моё перо тотчас само стало выводить пять столбцов. Тоже ещё одна мелкая недоработка. Если уж выводит оно, знает откуда-то все данные, то почему не может записать и шестое – направление? Я не жалуюсь, мне не чему жаловаться. Я просто не понимаю. И за всю мою вечность никто не может мне этого объяснить.
Душа тем временем глубоко вдохнула этот неживой воздух и прыгнула…вверх. Небо дрогнуло, я на миг увидел мелькнувшие золотом полупрозрачные врата Небесного Царства – главный вход для душ, всякие демоны и ангелы ходят служебным. И врата закрылись, принимая.
–Следующий! – подозвал я и ко мне приблизилась очередная душа. Взглянула на меня безумными, полухмельными, при жизни мужскими глазами, видимо, только прибыла…
–Определились?
–Это…а можно как-то…– душа заминалась, хотела попросить, но едва ли просьба этой души меня удивила бы. Что они просят, если решаются? Замолвить словечко перед богом, подсказать решение или вернуть к жизни. И все эти три пункта не в моей власти. Я не общаюсь с богом и ни разу его не видел. Я не могу подсказать решение – это в мой долг не входит. И вернуть к жизни я никого не могу, поскольку я не Смерть и жизни этой не отнимал.
–Что вы хотите?
Перо молчало, не дёргалось, видимо, бывший человек действительно ещё не знал что делать.
–Ну это…куда мне? – наконец промямлила душонка.
Иногда мне кажется, что во мне закипает гнев. Потом я вспоминаю, что во мне гнев не предусмотрен. Это ангелам, демонам и людям. А мне – записи.
–Ваша душа должна проанализировать всё своё существование и принять решение, куда ей отправиться. Ваше решение неокончательное и может быть оспорено тем или иным Царством, но оно влияет на ваше дальнейшее пребывание и ваше посмертие. Пожалуйста, будьте честны с собой.
Душа в панике обернулась , потом метнулась к обрыву, я едва успел подняться из-за стола, как она уже летела с обрыва. Но запись не появилась, и я спокойно сел, зная, что это означает. Если душа не приняла решение, а просто бросилась или упала с обрыва, она возвращается в конец упокоенных и не очень упокоенных душ, ожидающих своего шанса и своего распределения.
–Следующий, – подозвал я спокойно.
Следующая душа была решительной. Мне такие нравились всегда. Они точно знали что хотят и что могут. Знали и определялись задолго до свой очереди, пока наблюдали за другими или как только попадали сюда, а то и при жизни. Словом, раз-два…пять столбцов. Душа полетела вниз. Подземное Царство, хорошо.
Я увидел, как в огненной пропасти полыхнули чернотой и серебром врата Подземного и записал направление.
–Следующий.
Следующая душа дрожала и нервничала. Тоже привычно. Мне уже всё привычно.
–Я не хочу, – покачала она головой. – Верните меня к маме!
Не выдержала, заплакала, упала на колени. Затряслась. Совсем молодая, судя по всему. И заслуг у неё никаких не было, и грехов тоже.
–Пожалуйста…– повторяла она, не желая подняться и осознать свою смерть.
–Следующий, – я игнорировал её. У меня работа, и мне её слёзы не нужны.
–Ах, опять эти истерики, – снисходительно кивнула душа, глядя на молодую, плачущую душу.
Меня зацепило «опять», но я не подал вида, так как понял, кто это. Если умел бы ненавидеть – ненавидел бы их. Это перерождённые. Есть такая категория душ, которые нравятся Подземному Царству или Небесному. Чем-то они им удобны и полезны, наверное, не знаю. Но факт остаётся фактом. В каждом потоке встречается от одной до пяти таких перерождённых. Они уже жили. Они уже умирали. Они уже были здесь и не по одному разу. И помнят…
И при этом почти каждая из перерождённых ведёт себя так, словно они здесь хозяева. Хотя, их можно понять. Они умирали, видели меня, знают этот обрыв и мою книгу. Они хотят выделиться на фоне других душ, может быть запомниться…что это, тщеславие? Гордыня? Страх?..
–Мы с вами виделись уже пятьдесят лет назад, – подмигнула наглая перерождённая душа.
–У меня большой поток, я не помню вас, – я не солгал. Я правда не помню. Как я могу помнить, если для меня нет дней и ночей?
–А нашу встречу сто семнадцать лет назад? – расстроилась перерождённая и снова пришедшая на обрыв душа.
–Тем более.
Душа фыркнула, обиделась, как это её – такую яркую и замечательную не запомнили? Но моё перо уже писало, а обиды я не принимаю и не понимаю. Миг, и душа взмыла вверх. Мелькнули золочённые ворота, и…закрылись. Душа не попала в них и камнем летела теперь в огненную пропасть, огненные язычки которой складывали издевательскую смеющуюся рожицу.
Потому что надо уметь себя здраво оценивать! И ведь не новичок! Ан нет, туда же.
–Я хочу к маме…– плакала тем временем молодая душонка. Я снова не ответил – утешение тоже не мой профиль. Пока не решит, она не обретёт ни мира, ни страданий – в зависимости от выбора собственного и выбора высшего.
–Следующий.
–А бог правда есть? – ещё одна утомительная категория душ! Ты умираешь и видишь перед собою Смерть. Смерть ведёт тебя через серость к двери, и ты оказываешься здесь. Ты видишь край миров и пропасть огня, и белое небо, и полупрозрачные бестелесные здесь, и обретающие телесность в одном из Царств души. И ты спрашиваешь меня о боге? Ну наверняка что-то точно есть!
–Я не видел, – честно ответил я.
–А дьявол? – не унималась душа.
Вздыхаю. Интеллектуальный вопрос. Ну ладно, спишем на нервы.
–Его я тоже не видел.
–А где лучше в аду или в раю? – не желала успокаиваться душа. Но я видел – она желает не успокаиваться, потому что она не желает выбирать. Тянет время. Эх, люди…
Или не только люди? Не знаю.
–Каждый решает сам.
Она молчала, раздумывала.
–А я смогу передумать?
–Это зависит не от меня.
Она кивнула, решилась. Приблизилась к самому краю, обернулась на меня, пытаясь найти поддержку. Я смотрел на неё с равнодушным любопытством. Я уже перехватил перо, записавшее про неё пять столбцов. Мне оставалось записать шестой…
Она сделала прыжок, с отчаянным стоном сорвалась вниз… чёрно-серебряные врата не открылись и её швырнуло вверх, мол, подавитесь! И ворота Небесного Царства снова мелькнули золотой полупрозрачностью, принимая душу.
Надо же, красиво влетела. Я записал направление, оглянулся на собравшихся на обрыве души. Никто больше ко мне не приближался, видимо, пока не решился. Ничего, кто-то найдётся.
–Тварь…– выплевывает Петар, обращаясь к Сильвии. Но в тоне его облегчение – как на милость богов или волю одной ведьмы, спятил в ночь Тодор. Слуги, плача и крестясь, поведали о том, что их хозяин всю ночь кричал и молил оставить его дух, страшно извивался на постели и царапал ногтями себе в кровь и шею, и лицо, раздирая кожу в лоскуты.
Насилу смогли его разбудить к рассвету, так и остался он всхлипывать, ни на кого не реагируя, никого не узнавая, и не желая даже поднимать головы от спасительного безумства.
Одолели его три призрачные змеиные девы – посланницы Сильвии. Спятил Тодор, а значит, его капиталы остаются в распоряжении Долины и не должен ему ничего Петар. Но сам запретил он магию в Долине…
–А я чего? – Сильвия обижается, – я так, пугала!
–Пугала! – Петар смотрит на нее с ненавистью, не зная, куда деть эту противную проклятую и полезную заразу, навязанную ему столицей. – Ты до безумства его напугала!
–До безумства можно напугать только того, в ком самом ума немного, – возражает Сильвия, но ей лениво даже возражать. Да и смысла нет.
–Пошлите к Радко, – велит наместник, глядя на искорюченное ничтожное тело, заточившее в себе Тодора тенями внутренних стен, - скажите ему, что свадьбы не будет, что Елена свободна.
–Так ведь…– слуга сглатывает комок в горле, – умер Радко. Утопился. Насилу опознали!
Сильвия успевает состроить сочувственный вид, но Петара так просто не проведешь:
–На костер отправлю! Сгоришь, сатанинское племя!
–Попробуй, – Сильвия улыбается почти что с нежностью, – попробуй, наместник, посмотрим, как долго удержишься ты, коли меня не станет. Сам решить такого простого дела не смог!
Укоряет она, смеется. Возразить ей и сил нет. Петар отмахивается:
–Ненавижу!
Сильвии все равно – так даже лучше, когда есть ненависть, не полезут любопытные!
–Уберите его, что ль! – Петара самого тошнит и воротит от зрелища обезумевшего человека, он презирает его сейчас так, как никогда и никого не презирал. Но наместник заставляет себя смотреть как слуги бережно заворачивают Тодора в простыни и уносят на руках, все такого же плачущего и всхлипывающего – в этом ему наказание.
***
В доме Василики и Елены траур. Плачут две женщины, скорбят приглашенные гости, что начали уже готовиться к свадьбе, а вынуждены теперь скорбеть и утешать.
–Как же так, как же так! – причитает Василика, – и не дожил он до радости! Не узнал, что ты свободна. А духом оказался слаб, оставил меня одну, с горем. А если бы взяли Елену из дома?!
–Мама! – вторит Елена, в страхе закрывая лицо руками, – не надо! Слаб он оказался, а мы сильнее, выдержим, справимся теперь уже, когда отступили беды, когда я остаюсь здесь.
–Слабоват оказался Радко! Как дочь забрать, так он и в озеро, смириться не мог, - сочувствуют гости. Переговариваются, сходятся во мнении, что Радко – грешник, раз сам жизнь свою оборвал, не справившись с чувством.
И только Богна молчит. видела она, как крался по тропинке к скалам Радко, как оглядывался, и как пошел он не вверх скалы, а вниз, к домику Сильвии-ведьмы. Но Богна не скажет, у нее язык без костей и мелет она всякую чушь, но это не значит, что не умеет она молчать. Нельзя было ей этого видеть, не пожелал Радко им сказать о своих причинах, так почему она теперь должна?
Вот и молчит. и будет молчать, как молчала до этого о змеиных девах, что призрачными фигурами скользили по небу, рассыпаясь в коварной мгле. На земле слишком много творится странного, но обо всем ли надо говорить? Особенно когда пользы тут никакой…ну услышит Елена, что отец ее шел к Сильвии, бросится к ней и тогда? Нет уж, пусть лучше не трогает она ведьмы, пусть остается при своем – беспокойств ей не выдержать!
А Богна, если что, пока рядом.
9. Прыжок
Когда очередная душа подошла к обрыву, я уже был там. Я ждал. Вообще-то, я жду их всех с такой преданностью, которой позавидует любой пёс.
Она не удивилась мне, лишь слегка вздрогнула, спросила:
–Вы здесь?
Я кивнул. Как мне не быть здесь? Это мой прямой участок работы. Если уйду, отклонюсь, по голове не погладят, снесут сразу и будут правы.
Душонка кивнула, подошла к самому краю, взглянула вверх – над нами белело бесконечное холодное небо, взглянула вниз – над нами пылала пропасть.
–Куда желаете? – спросил я, раскрывая свою регистрационную книгу. Заодно отметил, что разлинованная страница подходит к концу, эх, больше всего не люблю снова расчерчивать. Эти ровные столбики сводят меня с ума! В первом столбце – время прибытия, во втором – имя при жизни, в третьем – заслуги и особые отметки, в четвёртом – грехи, в пятом – время отбытия, в шестом – направление. Шесть столбцов – это всё, что остаётся у меня записано о каждой душе. Шесть столбцов, которые никто у меня никогда не проверяет. Шесть столбцов, которые я заполняю не то для бога, не то для дьявола.
Она молчала, видимо, ещё колебалась. Ну и зачем, спрашивается, приходить сюда, если ты ещё не решила? Или ты думаешь, что я подскажу? Я не подскажу. Конечно, при неправильном ответе тебя те и другие сами перенаправят друг к другу, но тут шутка в другом – в собственной честности, чего ты больше заслуживаешь: Царства Небесного или Царства Подземного? И эта честность определяет многое.
Я знавал одного апостола, который бросился сломя голову вниз, считая себя грешником. Подземное Царство разъярилось на это, Люцифер написал оскорбительнейшее письмо наверх, мол, не подбрасывайте нам своих! И вернул этого апостола вверха. А там, вверху, возник спор. Апостол утверждал, что не все грехи искупил, при этом архангел убеждал апостола, что ему пора в Небесное, и только в Небесное. Говорят, дошло до вмешательства Владыки. Но мне нет дела. У меня записано всё точно и ясно – прыгнул вниз. Ну и ладно – попутного ветра.
–Вверх или вниз? – я не мог устать ждать, потому что устают лишь те, кто привязан к времени или кто связан с ним равной, братской связью. Устают люди – они смертны, и время покровительствует им. Устают ангелы, демоны, черти, нечисть – они вне времени, но рядом с ним. А я ко времени не отношусь, я возник вместе с Владыкой, с Подземным, Небесным и Людским Царством одновременно, возник не божьему плану, не по замыслу, а по какой-то случайности или чьему-то более могучему велению. И меня ко времени не привязали. Я пришёл из Ничего, пришёл как есть сейчас – в серо-синем плаще и босой, одновременно прекрасен и уродлив; появился здесь, у этого обрыва с полным осознанием своего долга, небольшим столом-конторкой, стулом, толстой, не имеющей конца книгой, непересыхаемыми чернилами и незатупляющимся пером. Жаловаться не на что, разве что на книгу, которую приходится расчерчивать вручную по чьему-то опять же замыслу, который возник у меня образом и показал, как должна выглядеть каждая страница…
–А…где мне лучше? – дрогнула душонка, опасливо глядя в небо и вниз.
Я промолчал. Это не мне решать. Это должен решить сам человек. Это великая тайна, но как и все великие тайны, она проста – каждый человек сам влияет на свою посмертную жизнь. Если не определено высшей силой назначения вроде апостола или сына небесного, то точно сам. Конечно, высшая сила даёт свой решающий ответ, но и от ответа душонки она не отказывается. Иной раз, когда равны два царства во власти над душой, только душа может решить, где ей быть.
И как показывает моя практика, большая часть душ неплоха, и рвётся к наказанию, вниз. Впервые это было с Каином. Силы ждали решения – его ожидал суд, но он даже не думал, что заслуживает оправдания, и бросился в огненную пропасть в исступлении. Насколько я знаю, после долгих хлопот и прошений его брата – мёртвого Авеля, Каина призвали в Небесное Царство и возвестили ему о прощении. Но что ему было прощение Небесного Царства, если душа Каина сама себя не простила? Он ушёл обратно в темноту, считая её справедливой для себя.
Лишь раз на моей бесконечной памяти оба Царства отказались от души. Кажется, его звали при жизни Иудой, и совершил при жизни предательство, но предательство было, говорят, необходимым для того, чтобы пришёл и свершился бог… словом, Небесное Царство не приняло его, не желало связываться и объяснять своим душам и воинам, что эта душа делает с ними в одном строю. А Подземное Царство не взяло его, потому что преступник способствовал распространению божьего слова. Говорят и то, что сейчас, по сей день, шатается душа этого человека по земле.
Но мне нет до этого дела. Я просто записываю.
–Если вы не решили, то отходите, не задерживайте очередь, – мне равнодушно. И наплевать, что решать решит эта или другая душа. я не смотрю в мир людей, мне неведом мир ангелов и мир демонов. Я стою здесь, не зная, что значит это «здесь», на точке схождения трёх миров, на обрыве.
Душа кивнула и, немного помедлив, всё-таки приблизилась к обрыву.
Я удовлетворённо кивнул – решилась, хорошо. Моё перо тотчас само стало выводить пять столбцов. Тоже ещё одна мелкая недоработка. Если уж выводит оно, знает откуда-то все данные, то почему не может записать и шестое – направление? Я не жалуюсь, мне не чему жаловаться. Я просто не понимаю. И за всю мою вечность никто не может мне этого объяснить.
Душа тем временем глубоко вдохнула этот неживой воздух и прыгнула…вверх. Небо дрогнуло, я на миг увидел мелькнувшие золотом полупрозрачные врата Небесного Царства – главный вход для душ, всякие демоны и ангелы ходят служебным. И врата закрылись, принимая.
–Следующий! – подозвал я и ко мне приблизилась очередная душа. Взглянула на меня безумными, полухмельными, при жизни мужскими глазами, видимо, только прибыла…
–Определились?
–Это…а можно как-то…– душа заминалась, хотела попросить, но едва ли просьба этой души меня удивила бы. Что они просят, если решаются? Замолвить словечко перед богом, подсказать решение или вернуть к жизни. И все эти три пункта не в моей власти. Я не общаюсь с богом и ни разу его не видел. Я не могу подсказать решение – это в мой долг не входит. И вернуть к жизни я никого не могу, поскольку я не Смерть и жизни этой не отнимал.
–Что вы хотите?
Перо молчало, не дёргалось, видимо, бывший человек действительно ещё не знал что делать.
–Ну это…куда мне? – наконец промямлила душонка.
Иногда мне кажется, что во мне закипает гнев. Потом я вспоминаю, что во мне гнев не предусмотрен. Это ангелам, демонам и людям. А мне – записи.
–Ваша душа должна проанализировать всё своё существование и принять решение, куда ей отправиться. Ваше решение неокончательное и может быть оспорено тем или иным Царством, но оно влияет на ваше дальнейшее пребывание и ваше посмертие. Пожалуйста, будьте честны с собой.
Душа в панике обернулась , потом метнулась к обрыву, я едва успел подняться из-за стола, как она уже летела с обрыва. Но запись не появилась, и я спокойно сел, зная, что это означает. Если душа не приняла решение, а просто бросилась или упала с обрыва, она возвращается в конец упокоенных и не очень упокоенных душ, ожидающих своего шанса и своего распределения.
–Следующий, – подозвал я спокойно.
Следующая душа была решительной. Мне такие нравились всегда. Они точно знали что хотят и что могут. Знали и определялись задолго до свой очереди, пока наблюдали за другими или как только попадали сюда, а то и при жизни. Словом, раз-два…пять столбцов. Душа полетела вниз. Подземное Царство, хорошо.
Я увидел, как в огненной пропасти полыхнули чернотой и серебром врата Подземного и записал направление.
–Следующий.
Следующая душа дрожала и нервничала. Тоже привычно. Мне уже всё привычно.
–Я не хочу, – покачала она головой. – Верните меня к маме!
Не выдержала, заплакала, упала на колени. Затряслась. Совсем молодая, судя по всему. И заслуг у неё никаких не было, и грехов тоже.
–Пожалуйста…– повторяла она, не желая подняться и осознать свою смерть.
–Следующий, – я игнорировал её. У меня работа, и мне её слёзы не нужны.
–Ах, опять эти истерики, – снисходительно кивнула душа, глядя на молодую, плачущую душу.
Меня зацепило «опять», но я не подал вида, так как понял, кто это. Если умел бы ненавидеть – ненавидел бы их. Это перерождённые. Есть такая категория душ, которые нравятся Подземному Царству или Небесному. Чем-то они им удобны и полезны, наверное, не знаю. Но факт остаётся фактом. В каждом потоке встречается от одной до пяти таких перерождённых. Они уже жили. Они уже умирали. Они уже были здесь и не по одному разу. И помнят…
И при этом почти каждая из перерождённых ведёт себя так, словно они здесь хозяева. Хотя, их можно понять. Они умирали, видели меня, знают этот обрыв и мою книгу. Они хотят выделиться на фоне других душ, может быть запомниться…что это, тщеславие? Гордыня? Страх?..
–Мы с вами виделись уже пятьдесят лет назад, – подмигнула наглая перерождённая душа.
–У меня большой поток, я не помню вас, – я не солгал. Я правда не помню. Как я могу помнить, если для меня нет дней и ночей?
–А нашу встречу сто семнадцать лет назад? – расстроилась перерождённая и снова пришедшая на обрыв душа.
–Тем более.
Душа фыркнула, обиделась, как это её – такую яркую и замечательную не запомнили? Но моё перо уже писало, а обиды я не принимаю и не понимаю. Миг, и душа взмыла вверх. Мелькнули золочённые ворота, и…закрылись. Душа не попала в них и камнем летела теперь в огненную пропасть, огненные язычки которой складывали издевательскую смеющуюся рожицу.
Потому что надо уметь себя здраво оценивать! И ведь не новичок! Ан нет, туда же.
–Я хочу к маме…– плакала тем временем молодая душонка. Я снова не ответил – утешение тоже не мой профиль. Пока не решит, она не обретёт ни мира, ни страданий – в зависимости от выбора собственного и выбора высшего.
–Следующий.
–А бог правда есть? – ещё одна утомительная категория душ! Ты умираешь и видишь перед собою Смерть. Смерть ведёт тебя через серость к двери, и ты оказываешься здесь. Ты видишь край миров и пропасть огня, и белое небо, и полупрозрачные бестелесные здесь, и обретающие телесность в одном из Царств души. И ты спрашиваешь меня о боге? Ну наверняка что-то точно есть!
–Я не видел, – честно ответил я.
–А дьявол? – не унималась душа.
Вздыхаю. Интеллектуальный вопрос. Ну ладно, спишем на нервы.
–Его я тоже не видел.
–А где лучше в аду или в раю? – не желала успокаиваться душа. Но я видел – она желает не успокаиваться, потому что она не желает выбирать. Тянет время. Эх, люди…
Или не только люди? Не знаю.
–Каждый решает сам.
Она молчала, раздумывала.
–А я смогу передумать?
–Это зависит не от меня.
Она кивнула, решилась. Приблизилась к самому краю, обернулась на меня, пытаясь найти поддержку. Я смотрел на неё с равнодушным любопытством. Я уже перехватил перо, записавшее про неё пять столбцов. Мне оставалось записать шестой…
Она сделала прыжок, с отчаянным стоном сорвалась вниз… чёрно-серебряные врата не открылись и её швырнуло вверх, мол, подавитесь! И ворота Небесного Царства снова мелькнули золотой полупрозрачностью, принимая душу.
Надо же, красиво влетела. Я записал направление, оглянулся на собравшихся на обрыве души. Никто больше ко мне не приближался, видимо, пока не решился. Ничего, кто-то найдётся.
