Базир недоверчиво хмыкнул. Он и не старался скрыть своего недоверия. Неожиданно в поддержку Армана отозвался и Абрахам:
–Твоя насмешка напрасна. Уэтт вернётся.
Базир перевёл на него взгляд, надеясь, что в глазах его Абрахам прочтёт если не возмущение, то хотя бы вопрос: «чего лезешь?»
–Садись, – предложил Арман, – садись к нам. Делить нам нечего. Садись и слушай то, что я тебе скажу.
На мгновение всё стало прежним. Базир снова стал прилежным учеником, которого вызвали мудрые наставники.
–Ты напоминаешь мне фанатиков… – Арман улыбнулся, но как-то неприятно и даже злобно будто бы, – тех, что пошли на восток, в мои земли. Они понавешали на себя разных крестов: от сложенных из травинок до отделанных жемчугами и алмазами, завесились ими от плеч до задниц…
–Какое отноше…– Базир не понимал, к чему все эти воспоминания, такие неуместные и скользкие слова? Даже Церковь не очень любила вспоминать о тех временах! Но Арман, как нарочно, вспоминает о них!
–А такое! Что если бы ваша, – Арман выделил слово «ваша», хотя, откровенно говоря, «вашей» она уже не была ни для Абрахама, ни для Базира, – Церковь сказала им, что целью этих походов является банальный и пошлый грабёж – кто бы пошёл? Кто был бы честен? Пошли бы стяжатели и глупцы. Но скажи им, что путь святой, что цель не обогащение, а спасение душ заблудших… это красиво. Это благородно. Благородство, даже ложное, манит тех, у кого больше ничего нет. Рано или поздно человек может начать задумываться о том, стоят ли побрякушки, даже дорогие, гниения где-нибудь в песках, и смерти, подстерегающей за каждым шагом. Понимаешь?
–Это понимаю. А вот как это связано с Уэттом не понимаю! – честно сказал Базир.
–Боже, только не ваш, а мой! – Арман закатил глаза, – что же с людьми? Если дать солдату идею, он погибнет охотнее. Особенно, если эта идея касается вечности. Вечная душа, вечный рай, вечная благодать…что там ещё вечное?
–Кущи Эдема,– мрачно подсказал Абрахам.
–И их туда же! – Арман рассвирепел. Речь его стала отрывистой. – Всё туда же! Умирать за золото скучно. Умирать за идею, за вечность…да, это ценно!
Арман осёкся, выдохнул и закончил уже мягко:
–Так и рождаются фанатики. Не имеющие смысла в собственной жизни, они не хотят отдавать её впустую. Хотят бороться. И им нужна идея.
Абрахам молча вышел из шатра. Арман проводил его невнимательным, бессмысленным взглядом. В принципе, уход Абрахама был Базиру понятен: Абрахама в лицо называли фанатиком, говорили, что он заложил и жизнь, и душу на борьбу – сначала на борьбу с Церковью, потом с Цитаделью, и теперь борьбу против обеих этих сил.
Но Абрахам ушёл без раздражения. Лагерь Армана был единственным местом, где у Абрахама оставался один шанс на определение между вечностью (проклятая!) в пустоте меж адом и раем, и какой-то одной стороной. И даже ад был бы предпочтительнее такого «зависания» души.
Да и в самом Абрахаме что-то переменилось. Он стал мягче и терпимее к словам и тычкам в свою сторону. Более они его не тревожили и не задевали. Он видел ангела! Какое ему дело до земного слова и взгляда?
–Уэтт долго жил без идеи. Жрал, скрывался, сходил с ума в полнолуние, снова жрал… – продолжил Арман, словно Абрахам никуда не выходил, и всё оставалось прежним. – В какой-то момент даже Цитадель его, что называется, взяла на карандаш. Зарвался! Ну, Уэтт почуял, что дело пахнет тухло, рванул в степи, перебивался чем придётся, а там и где-то переосмысление своего пути начал. Понял, что жизнь его безыдейна и тошна, что нет у него ничего значимого, и что всё, что им движет – низменно. Он так не захотел. И вот теперь он здесь.
–Был здесь, – с плохо скрытым злорадством поправил Базир.
–А, брось! – Арман беспечно махнул рукой, – даже если я не прав насчёт идеи, хотя я прав, оборотни не могут жить мирно. Уэтт увёл свою стаю, и он пока её вожак. Но ему уже очень скоро придётся это доказывать раз за разом. Здесь же – доказывать не приходилось, его волки его боялись. А там он такой же как они. Цитадель его уже не примет. Так что… только мы. Здесь он будет хоть в каком-то почёте.
Базир молчал. Он не знал что возразить, а возразить хотелось. Хотя бы для того, чтобы Арман хоть немного покачнулся в своей уверенности.
–Тебе его жалко? – допытывался маг. – Вижу, жалко. А ты поезжай в Албу, найди деревушку Тейпорт, походи по улицам, поспрашивай у женщин, где их дети? И все они расскажут тебе про большого чёрного волка, необыкновенно умного волка… продолжать? Уэтт жрал детей, считая, что их мясо слаще. Не знаю – прав ли он в этом, не было возможности и желания подискутировать, но, судя по вымирающей деревушке Тейпорт – мнение его было непоколебимо.
–Тогда почему ты всем не сказал, что он вернётся? – Базир нашёл, как ему казалось, удачный вопрос. – Почему не сказал, что потом…
Но Арман усмехнулся:
–А потом – суп с волком! И вообще: как же чудо?
–Чего?
–Чудо. Самое обыкновенное чудо. Ты, похоже, из числа прилежных учеников? Наверняка много читал, да? И истории?
Базир кивнул. Ему очень не нравились такие приёмы Армана, когда он заходит издалека. Это, как правило, ничем хорошим не кончалось.
–Читал когда-нибудь о внезапном засадном полке или неожиданно пришедшей на помощь армии, которую никто не ждал? Никогда не задавался вопросом, как армия может прийти неожиданно? Неужели нет разведки или шпионов? Неужели нет удивления при виде чужих знамён, при звучании чужих горнов и чужих сапог? Армия – это голоса, это сталь, лязг…
Базир открыл, было рот, чтобы, как подобает прилежному ученику заметить, что во время боя очень сложно сконцентрироваться на каком-то стороннем лязге и разглядывать какую-то геральдику, когда…
Случилось.
Сначала тряхануло землю. Базир, не ожидавший подвоха, упал, не понимая, что вдруг его так скосило. Зато Арман, чей опыт превосходил опыт очень многих в рядах отступников, не только сумел устоять на ногах, но и выскользнуть из шатра туда, где уже что-то шумело и странно шуршало.
Базир, опасаясь новых толчков, выскочил, пригибаясь, и, увидев происходящее, сразу позабыл обо всём, распрямился.
А посмотреть было на что. Над всем лагерем в рассветном зареве, блестел в ещё ленивых лучах полупрозрачный магический защитный купол. А над куполом сотни маленьких…птиц?!
Да, определённо это были птицы. Только очень рассерженные, бронзового цвета с медными клювами и когтями. Часть их сидела на куполе и клевала и царапала защитный купол, другая часть, совершая виражи, нарочно врезалась в защитный купол. Сомнений не было: птицы желали проломить купол.
Кругом суетились. Бегали, сбиваясь в группки, чтобы не растягиваться по лагерю, если купол всё-таки не выдержит. Базир тоже куда-то прибился, как оказалось – плечом к плечу с Абрахамом и Ронове, и спросил, с трудом перекрикивая шум этих противных крыльев и множество раздражающих уши и мозг скрежетаний.
–Что это?
–Птицы! – гаркнул Абрахам. – Только Стимфалийские! Редкие твари…
Они и вели себя, в общем-то, как редкие твари. Базир не был силён в магической стороне Цитадели, не было у него знаний, но он понимал, что нормальные птицы не будут врезаться головой и тельцем в купол раз за разом.
–Что им…– пробормотал Базир, ни к кому не обращаясь.
Кто-то кричал: спросонья нелегко пробуждаться в подобный птичий кошмар; кто-то уже переругивался, и строил даже смелые планы по борьбе с этими пернатыми.
Арман лихо группировал самостоятельно сбившиеся кучки. По его замыслу в каждой должно быть не меньше четырёх магов для поддержки купола и создания, в случае прорыва, ещё одного купола. Не забывал маг и ругаться, кричал заводно и весело: Цитадель себя проявляла, это ли не первый шаг к победе?
Или поражению.
–Занервничали наши ублюдки! – хохотал Арман. В эту минуту, в красном своём плаще он показался Базиру живой иллюстрацией античного бога войны. Но Базир замотал головою, отгоняя видение и попытался сосредоточиться на куполе.
–Выдержит? – спросил кто-то робко.
–Конечно же нет! – Арман услышал. – Ещё немного и проломится. Это же Стимфалийские птицы! Не давайте им себя окружать! Ни за что! окружат – вы пропали.
–Заклюют? – хихикнул Ронове. На его счастье, этого Арман уже не услышал.
Зато услышал Абрахам, который услужливо подсказал:
–Съедят. Их когти и клювы раздирают и железо. Представь, что сделают они с плотью?
Смеяться Ронове расхотелось, он против воли заозирался, пытаясь увидеть Елену С., может быть проститься с нею, а может быть, чтобы собрать в себе хоть какую-нибудь храбрость?
Но в плотно сбитой толпе очень сложно было увидеть хоть кого-то знакомого. Лица плыли, наряды смешивались – кто стоял и где?
–Господи, помилуй нас, грешных…– прошептал кто-то, видимо, из бывших церковников. Не выдержал напряжения.
–Бог не слышит! – громыхнул Арман. – Он глух! Вырывайте эти тварям перья – не жалейте рук!– они от этого живо теряют подвижность! Стойте твёрдо, оставайтесь командой, оставайтесь верны своему долгу!
Купол не выдержал. Треснул, словно стекло, сначала по ребру, потом трещина побежала всё выше и выше…
–Щиты! – рявкнул Арман, сам вскидывая над своей и головами других щиты. Это было уже не так эффективно, но могло дать хотя бы небольшую защиту.
Купол окончательно треснул, брызнул золотистыми незримыми осколками, истлел…
И началось.
До этой минуты Базир находил птиц вообще красивыми существами. Но после того, как на беззащитную толпу обрушился ливень из этих созданий, всякая красота потеряла смысл. Это были не птицы. Это были исчадия самой преисподней – не меньше.
Базиру доводилось убивать врагов. Доводилось даже рыбачить, видеть, как вытащенная из воды рыба ещё пучит глаза и открывает рот, но рыба и не была никогда красивой для Базира. она была скользкой, дурно пахла…
Базиру приходилось и дичь постреливать, но это было нужно для пропитания. Здесь же, хотя на него обрушивался поток заведомо вражеских существ, по иронии судьбы или по чьему-то извращённому умыслу, облачённому в невинное птичье тельце, Базиру было не по себе.
Впрочем, это быстро прошло. После того, как первая же, добравшаяся сквозь щит прикрывающего группку Базира и ближних к нему людей, тварь, впилась в руку Базира и тотчас взмыла ввысь, вырвав из неё кусочек мяса.
Адская боль плеснула кровавым полотном. Базир заорал, но не он один уже был пострадавшим. Рядом с Базиром какой-то человек лихо махнул кинжалом, сбивая ближнюю птицу с намеченного ею курса, но другая, то ли мстя, то ли пользуясь ситуацией, рванула к лицу его и…
В одно мгновение выхватила глаз.
–Давай! – белое лицо Аманды возникло перед Базиром. Ведьма быстро мазнула по ране Базира какой-то зелёноватой слизью, и, не успел Базир сообразить хоть что-то, исчезла в гуще сражения.
Боль понемногу прошла, а вместе с ней прошло и то самое чувство «не по себе» у Базира. птицы ли это? да жечь таких птиц!
–Ты драться будешь? – рявкнули ему и Базир с удвоенной силой заработал руками, в каждой из которых было по кинжалу, отбрасывая в сторону, сбивая, разрезая птичьи тушки. Нет-нет, да попадало ему по руке или по лбу острыми когтями и клювом. Боль не покидала, только нарастала, так как каждый удар таким клювиком можно было сравнить с ударом книгой по голове.
Маги работали быстрее. По примеру Абрахама они собирали магические знаки и пытались перехватить полёт птиц ещё вверху. Абрахам направлял столбы пламени вверх и в стороны массового их подлёта, затем вскидывал над собою купол, и сбивал уцелевших и озлобленных птиц мелкими заклинаниями и кинжалами.
Маги поступали также. Не все, правда, пользовались огнём – боялись подпалить кого-нибудь из своих же, гораздо более популярным был лёд – так хоть сильно урона не будет союзнику.
Вампиры перевоплотились в летучих мышей и перехватывали птиц на подлёте. Это было странно и красиво – летучие мыши не в сумерках и в ночи, а в свете солнца. Это было бы странно, если было бы кому до этого дело. Всем было несладко. Вампирам тоже. Как оказалось, около дюжины птичек-невиличек могут сожрать одного вампира в образе летучей мыши меньше, чем за пять минут.
Базир увидел поздно, рванулся, чтобы не то защитить, не то уже добить бедного, пытающегося перевоплотиться обратно вампира, с ним, увидев это безобразие, рванулся и Арман, и ещё чьи-то тени, но все они опоздали – останки вампира – жалкая никчёмная кожа, уже человеческая легла ровным слоем на заваленную тушками и залитую кровью траву и истлела.
Ронове неожиданно оказался героем. Он сообразил, что лучшая поза для такого боя – пригнувшись – надо было беречь глаза. К тому же, повезло ему и с местом – чуть дальше от самой лютой крови, под куполом какого-то седовласого мага было почти что спокойно. Приходилось совершать вылазки и прибивать птичек, когда купол рушился и магу требовалась целая секунда, чтобы поднять новый. Но, учитывая, что кругом птицы выхватывали из живых тел кусочки плоти – Ронове ни разу не жаловался.
А потом ему не повезло. Он увидел Елену С. Аманда – как боевая ведьма и целительница, вместе с другими целителями шныряла там и тут, смазывая пострадавшие тела болеутоляющей мазью. Ей было не до девчонки. Да и с собой таскать её в условиях боя было нереально, словом, Елена С. впервые пожалела о том, что так опрометчиво вылезла из штаба.
Ей виделась романтика. Ей казалось, что она принадлежит к тому числу храбрых женщин, которые могут разделить все тяготы битвы и войны с любимым. Но реальность разбилась осколками в сердце. Храбрости в ней не было. Любимый её не любил. Репутация тлела. И, как назло, Аманда заподозрила в ней некоторые изменения, которые Елена по неопытности вовсе не заметила.
И хоть отмахивалась Елена – Аманда умела припирать к стенке. Да и воспитанницу свою знала как облупленную. Пришлось каяться до конца. Но до этого ли теперь?
Теперь лишь бы выжить. И забилась Елена за чьи-то спины, да без толку. Маг оказался слабый. Купол треснул, и навалились птицы…
Ронове не повезло это увидеть. Потому что он, увидев это, не смог остаться в стороне. Может быть, Абрахам был прав, называя Ронове трусом, а Базир, считая его подлецом, но в эту минуту Ронове сам поразился себе.
Избегающий всякого возможного риска в последние месяцы, Ронове сам выскочил из-под защиты Купола, и бросился к Елене С. – к той, которой уже умудрился надломить и жизнь, и веру, и душу, и сердце…
Бой плескал. Крылья налетали друг на друга и на людей, на Ронове слетались как на доступную добычу, но Ронове был неотвратим и продолжал двигаться вперёд, не забывая при этом орудовать кинжалом. В какой-то момент одна из птиц и вовсе выдрала у него кинжал, больно окровила ему руку когтями, и кинжал упал куда-то на землю.
Елена С. увидела его. Вскричала что-то радостное, рванулась, отбиваясь из последних сил от достающих её тварей, почуявших в ней не только её жизнь, но и жизнь зарождающуюся, более вкусную, но куда там! Сильна была Елена в это мгновение, хоть и не знала того.
И всё же…
Не появись между ними кровавый бог войны, воплотившийся в Армане, не встретиться бы этим двоим! Но он явился, и ярость его была опасна, и наконец, затихло.
Уцелевшие птицы поднимались в небо неровными стаями, летели в свои владения, навстречу воле своих хозяев.
–Твоя насмешка напрасна. Уэтт вернётся.
Базир перевёл на него взгляд, надеясь, что в глазах его Абрахам прочтёт если не возмущение, то хотя бы вопрос: «чего лезешь?»
–Садись, – предложил Арман, – садись к нам. Делить нам нечего. Садись и слушай то, что я тебе скажу.
На мгновение всё стало прежним. Базир снова стал прилежным учеником, которого вызвали мудрые наставники.
–Ты напоминаешь мне фанатиков… – Арман улыбнулся, но как-то неприятно и даже злобно будто бы, – тех, что пошли на восток, в мои земли. Они понавешали на себя разных крестов: от сложенных из травинок до отделанных жемчугами и алмазами, завесились ими от плеч до задниц…
–Какое отноше…– Базир не понимал, к чему все эти воспоминания, такие неуместные и скользкие слова? Даже Церковь не очень любила вспоминать о тех временах! Но Арман, как нарочно, вспоминает о них!
–А такое! Что если бы ваша, – Арман выделил слово «ваша», хотя, откровенно говоря, «вашей» она уже не была ни для Абрахама, ни для Базира, – Церковь сказала им, что целью этих походов является банальный и пошлый грабёж – кто бы пошёл? Кто был бы честен? Пошли бы стяжатели и глупцы. Но скажи им, что путь святой, что цель не обогащение, а спасение душ заблудших… это красиво. Это благородно. Благородство, даже ложное, манит тех, у кого больше ничего нет. Рано или поздно человек может начать задумываться о том, стоят ли побрякушки, даже дорогие, гниения где-нибудь в песках, и смерти, подстерегающей за каждым шагом. Понимаешь?
–Это понимаю. А вот как это связано с Уэттом не понимаю! – честно сказал Базир.
–Боже, только не ваш, а мой! – Арман закатил глаза, – что же с людьми? Если дать солдату идею, он погибнет охотнее. Особенно, если эта идея касается вечности. Вечная душа, вечный рай, вечная благодать…что там ещё вечное?
–Кущи Эдема,– мрачно подсказал Абрахам.
–И их туда же! – Арман рассвирепел. Речь его стала отрывистой. – Всё туда же! Умирать за золото скучно. Умирать за идею, за вечность…да, это ценно!
Арман осёкся, выдохнул и закончил уже мягко:
–Так и рождаются фанатики. Не имеющие смысла в собственной жизни, они не хотят отдавать её впустую. Хотят бороться. И им нужна идея.
Абрахам молча вышел из шатра. Арман проводил его невнимательным, бессмысленным взглядом. В принципе, уход Абрахама был Базиру понятен: Абрахама в лицо называли фанатиком, говорили, что он заложил и жизнь, и душу на борьбу – сначала на борьбу с Церковью, потом с Цитаделью, и теперь борьбу против обеих этих сил.
Но Абрахам ушёл без раздражения. Лагерь Армана был единственным местом, где у Абрахама оставался один шанс на определение между вечностью (проклятая!) в пустоте меж адом и раем, и какой-то одной стороной. И даже ад был бы предпочтительнее такого «зависания» души.
Да и в самом Абрахаме что-то переменилось. Он стал мягче и терпимее к словам и тычкам в свою сторону. Более они его не тревожили и не задевали. Он видел ангела! Какое ему дело до земного слова и взгляда?
–Уэтт долго жил без идеи. Жрал, скрывался, сходил с ума в полнолуние, снова жрал… – продолжил Арман, словно Абрахам никуда не выходил, и всё оставалось прежним. – В какой-то момент даже Цитадель его, что называется, взяла на карандаш. Зарвался! Ну, Уэтт почуял, что дело пахнет тухло, рванул в степи, перебивался чем придётся, а там и где-то переосмысление своего пути начал. Понял, что жизнь его безыдейна и тошна, что нет у него ничего значимого, и что всё, что им движет – низменно. Он так не захотел. И вот теперь он здесь.
–Был здесь, – с плохо скрытым злорадством поправил Базир.
–А, брось! – Арман беспечно махнул рукой, – даже если я не прав насчёт идеи, хотя я прав, оборотни не могут жить мирно. Уэтт увёл свою стаю, и он пока её вожак. Но ему уже очень скоро придётся это доказывать раз за разом. Здесь же – доказывать не приходилось, его волки его боялись. А там он такой же как они. Цитадель его уже не примет. Так что… только мы. Здесь он будет хоть в каком-то почёте.
Базир молчал. Он не знал что возразить, а возразить хотелось. Хотя бы для того, чтобы Арман хоть немного покачнулся в своей уверенности.
–Тебе его жалко? – допытывался маг. – Вижу, жалко. А ты поезжай в Албу, найди деревушку Тейпорт, походи по улицам, поспрашивай у женщин, где их дети? И все они расскажут тебе про большого чёрного волка, необыкновенно умного волка… продолжать? Уэтт жрал детей, считая, что их мясо слаще. Не знаю – прав ли он в этом, не было возможности и желания подискутировать, но, судя по вымирающей деревушке Тейпорт – мнение его было непоколебимо.
–Тогда почему ты всем не сказал, что он вернётся? – Базир нашёл, как ему казалось, удачный вопрос. – Почему не сказал, что потом…
Но Арман усмехнулся:
–А потом – суп с волком! И вообще: как же чудо?
–Чего?
–Чудо. Самое обыкновенное чудо. Ты, похоже, из числа прилежных учеников? Наверняка много читал, да? И истории?
Базир кивнул. Ему очень не нравились такие приёмы Армана, когда он заходит издалека. Это, как правило, ничем хорошим не кончалось.
–Читал когда-нибудь о внезапном засадном полке или неожиданно пришедшей на помощь армии, которую никто не ждал? Никогда не задавался вопросом, как армия может прийти неожиданно? Неужели нет разведки или шпионов? Неужели нет удивления при виде чужих знамён, при звучании чужих горнов и чужих сапог? Армия – это голоса, это сталь, лязг…
Базир открыл, было рот, чтобы, как подобает прилежному ученику заметить, что во время боя очень сложно сконцентрироваться на каком-то стороннем лязге и разглядывать какую-то геральдику, когда…
Случилось.
Сначала тряхануло землю. Базир, не ожидавший подвоха, упал, не понимая, что вдруг его так скосило. Зато Арман, чей опыт превосходил опыт очень многих в рядах отступников, не только сумел устоять на ногах, но и выскользнуть из шатра туда, где уже что-то шумело и странно шуршало.
Базир, опасаясь новых толчков, выскочил, пригибаясь, и, увидев происходящее, сразу позабыл обо всём, распрямился.
А посмотреть было на что. Над всем лагерем в рассветном зареве, блестел в ещё ленивых лучах полупрозрачный магический защитный купол. А над куполом сотни маленьких…птиц?!
Да, определённо это были птицы. Только очень рассерженные, бронзового цвета с медными клювами и когтями. Часть их сидела на куполе и клевала и царапала защитный купол, другая часть, совершая виражи, нарочно врезалась в защитный купол. Сомнений не было: птицы желали проломить купол.
Кругом суетились. Бегали, сбиваясь в группки, чтобы не растягиваться по лагерю, если купол всё-таки не выдержит. Базир тоже куда-то прибился, как оказалось – плечом к плечу с Абрахамом и Ронове, и спросил, с трудом перекрикивая шум этих противных крыльев и множество раздражающих уши и мозг скрежетаний.
–Что это?
–Птицы! – гаркнул Абрахам. – Только Стимфалийские! Редкие твари…
Они и вели себя, в общем-то, как редкие твари. Базир не был силён в магической стороне Цитадели, не было у него знаний, но он понимал, что нормальные птицы не будут врезаться головой и тельцем в купол раз за разом.
–Что им…– пробормотал Базир, ни к кому не обращаясь.
Кто-то кричал: спросонья нелегко пробуждаться в подобный птичий кошмар; кто-то уже переругивался, и строил даже смелые планы по борьбе с этими пернатыми.
Арман лихо группировал самостоятельно сбившиеся кучки. По его замыслу в каждой должно быть не меньше четырёх магов для поддержки купола и создания, в случае прорыва, ещё одного купола. Не забывал маг и ругаться, кричал заводно и весело: Цитадель себя проявляла, это ли не первый шаг к победе?
Или поражению.
–Занервничали наши ублюдки! – хохотал Арман. В эту минуту, в красном своём плаще он показался Базиру живой иллюстрацией античного бога войны. Но Базир замотал головою, отгоняя видение и попытался сосредоточиться на куполе.
–Выдержит? – спросил кто-то робко.
–Конечно же нет! – Арман услышал. – Ещё немного и проломится. Это же Стимфалийские птицы! Не давайте им себя окружать! Ни за что! окружат – вы пропали.
–Заклюют? – хихикнул Ронове. На его счастье, этого Арман уже не услышал.
Зато услышал Абрахам, который услужливо подсказал:
–Съедят. Их когти и клювы раздирают и железо. Представь, что сделают они с плотью?
Смеяться Ронове расхотелось, он против воли заозирался, пытаясь увидеть Елену С., может быть проститься с нею, а может быть, чтобы собрать в себе хоть какую-нибудь храбрость?
Но в плотно сбитой толпе очень сложно было увидеть хоть кого-то знакомого. Лица плыли, наряды смешивались – кто стоял и где?
–Господи, помилуй нас, грешных…– прошептал кто-то, видимо, из бывших церковников. Не выдержал напряжения.
–Бог не слышит! – громыхнул Арман. – Он глух! Вырывайте эти тварям перья – не жалейте рук!– они от этого живо теряют подвижность! Стойте твёрдо, оставайтесь командой, оставайтесь верны своему долгу!
Купол не выдержал. Треснул, словно стекло, сначала по ребру, потом трещина побежала всё выше и выше…
–Щиты! – рявкнул Арман, сам вскидывая над своей и головами других щиты. Это было уже не так эффективно, но могло дать хотя бы небольшую защиту.
Купол окончательно треснул, брызнул золотистыми незримыми осколками, истлел…
И началось.
До этой минуты Базир находил птиц вообще красивыми существами. Но после того, как на беззащитную толпу обрушился ливень из этих созданий, всякая красота потеряла смысл. Это были не птицы. Это были исчадия самой преисподней – не меньше.
Базиру доводилось убивать врагов. Доводилось даже рыбачить, видеть, как вытащенная из воды рыба ещё пучит глаза и открывает рот, но рыба и не была никогда красивой для Базира. она была скользкой, дурно пахла…
Базиру приходилось и дичь постреливать, но это было нужно для пропитания. Здесь же, хотя на него обрушивался поток заведомо вражеских существ, по иронии судьбы или по чьему-то извращённому умыслу, облачённому в невинное птичье тельце, Базиру было не по себе.
Впрочем, это быстро прошло. После того, как первая же, добравшаяся сквозь щит прикрывающего группку Базира и ближних к нему людей, тварь, впилась в руку Базира и тотчас взмыла ввысь, вырвав из неё кусочек мяса.
Адская боль плеснула кровавым полотном. Базир заорал, но не он один уже был пострадавшим. Рядом с Базиром какой-то человек лихо махнул кинжалом, сбивая ближнюю птицу с намеченного ею курса, но другая, то ли мстя, то ли пользуясь ситуацией, рванула к лицу его и…
В одно мгновение выхватила глаз.
–Давай! – белое лицо Аманды возникло перед Базиром. Ведьма быстро мазнула по ране Базира какой-то зелёноватой слизью, и, не успел Базир сообразить хоть что-то, исчезла в гуще сражения.
Боль понемногу прошла, а вместе с ней прошло и то самое чувство «не по себе» у Базира. птицы ли это? да жечь таких птиц!
–Ты драться будешь? – рявкнули ему и Базир с удвоенной силой заработал руками, в каждой из которых было по кинжалу, отбрасывая в сторону, сбивая, разрезая птичьи тушки. Нет-нет, да попадало ему по руке или по лбу острыми когтями и клювом. Боль не покидала, только нарастала, так как каждый удар таким клювиком можно было сравнить с ударом книгой по голове.
Маги работали быстрее. По примеру Абрахама они собирали магические знаки и пытались перехватить полёт птиц ещё вверху. Абрахам направлял столбы пламени вверх и в стороны массового их подлёта, затем вскидывал над собою купол, и сбивал уцелевших и озлобленных птиц мелкими заклинаниями и кинжалами.
Маги поступали также. Не все, правда, пользовались огнём – боялись подпалить кого-нибудь из своих же, гораздо более популярным был лёд – так хоть сильно урона не будет союзнику.
Вампиры перевоплотились в летучих мышей и перехватывали птиц на подлёте. Это было странно и красиво – летучие мыши не в сумерках и в ночи, а в свете солнца. Это было бы странно, если было бы кому до этого дело. Всем было несладко. Вампирам тоже. Как оказалось, около дюжины птичек-невиличек могут сожрать одного вампира в образе летучей мыши меньше, чем за пять минут.
Базир увидел поздно, рванулся, чтобы не то защитить, не то уже добить бедного, пытающегося перевоплотиться обратно вампира, с ним, увидев это безобразие, рванулся и Арман, и ещё чьи-то тени, но все они опоздали – останки вампира – жалкая никчёмная кожа, уже человеческая легла ровным слоем на заваленную тушками и залитую кровью траву и истлела.
Ронове неожиданно оказался героем. Он сообразил, что лучшая поза для такого боя – пригнувшись – надо было беречь глаза. К тому же, повезло ему и с местом – чуть дальше от самой лютой крови, под куполом какого-то седовласого мага было почти что спокойно. Приходилось совершать вылазки и прибивать птичек, когда купол рушился и магу требовалась целая секунда, чтобы поднять новый. Но, учитывая, что кругом птицы выхватывали из живых тел кусочки плоти – Ронове ни разу не жаловался.
А потом ему не повезло. Он увидел Елену С. Аманда – как боевая ведьма и целительница, вместе с другими целителями шныряла там и тут, смазывая пострадавшие тела болеутоляющей мазью. Ей было не до девчонки. Да и с собой таскать её в условиях боя было нереально, словом, Елена С. впервые пожалела о том, что так опрометчиво вылезла из штаба.
Ей виделась романтика. Ей казалось, что она принадлежит к тому числу храбрых женщин, которые могут разделить все тяготы битвы и войны с любимым. Но реальность разбилась осколками в сердце. Храбрости в ней не было. Любимый её не любил. Репутация тлела. И, как назло, Аманда заподозрила в ней некоторые изменения, которые Елена по неопытности вовсе не заметила.
И хоть отмахивалась Елена – Аманда умела припирать к стенке. Да и воспитанницу свою знала как облупленную. Пришлось каяться до конца. Но до этого ли теперь?
Теперь лишь бы выжить. И забилась Елена за чьи-то спины, да без толку. Маг оказался слабый. Купол треснул, и навалились птицы…
Ронове не повезло это увидеть. Потому что он, увидев это, не смог остаться в стороне. Может быть, Абрахам был прав, называя Ронове трусом, а Базир, считая его подлецом, но в эту минуту Ронове сам поразился себе.
Избегающий всякого возможного риска в последние месяцы, Ронове сам выскочил из-под защиты Купола, и бросился к Елене С. – к той, которой уже умудрился надломить и жизнь, и веру, и душу, и сердце…
Бой плескал. Крылья налетали друг на друга и на людей, на Ронове слетались как на доступную добычу, но Ронове был неотвратим и продолжал двигаться вперёд, не забывая при этом орудовать кинжалом. В какой-то момент одна из птиц и вовсе выдрала у него кинжал, больно окровила ему руку когтями, и кинжал упал куда-то на землю.
Елена С. увидела его. Вскричала что-то радостное, рванулась, отбиваясь из последних сил от достающих её тварей, почуявших в ней не только её жизнь, но и жизнь зарождающуюся, более вкусную, но куда там! Сильна была Елена в это мгновение, хоть и не знала того.
И всё же…
Не появись между ними кровавый бог войны, воплотившийся в Армане, не встретиться бы этим двоим! Но он явился, и ярость его была опасна, и наконец, затихло.
Уцелевшие птицы поднимались в небо неровными стаями, летели в свои владения, навстречу воле своих хозяев.
