Или потерять жизнь – ну, ту как повезет!
И дознаватели, эти прекрасные дознаватели, раскалывающие по одному человеку, не знающие запретов в пытках, вдруг пропустили такой клубок, столько червей в свое прекрасном полотне правосудия!
Они не могли предположить. Не могли! Гилот сам не мог предположить подобного, ведь он, как и всякий фанатик, не подозревал о возможности настолько массового и организованного предательства, плохо зная народ, но хорошо зная отдельных людей. Он полагал, что искореняет только заразу бунта в зародыше, а бунт был спланирован и контролировался…
До развязки оставалось совсем чуть-чуть…- так полагал в своей наивности сам Сковер и Кристоф, и множество сторонников в офицерском составе, и в составе жрецов.
Но и они слишком плохо знали свой народ и не представляли даже, какая гроза висит над королевством…
Эда хорошо знала Гилота, а потому понимала, что заискивание перед ним – это еще худшее унижение и ожесточение того конфликта, который она же сама и породила. До последнего вечера, предшествующего приезду герцога Лагота, от которого, не встретив его еще даже, устали уже решительно все, Эда вела себя так, как раньше. На приказы отвечала ровно:
-Есть, Дознаватель.
На рожон не лезла, спорить не пыталась. Выполняла свою работу качественно, не мешалась и не была вовлечена в разговоры Гилота. На улицах она больше не работала: там вовсю пропадали Сковер, Фалько, Паэн и Тард. Эда же, в свою очередь, занималась делом в замке – отбирала служанок, что будут прислуживать гостю, слуг, что будут его сопровождать, инструктировала их.
Неприятное известие принес Гилот утром в тот день, что предшествовал приезду герцога, которого тайно уже ненавидела сама Эда (столько суматохи и столько занятых камер потенциально опасными людьми! Даже в шестой камере сидит не то три не то четыре человека). Весть та состояла в том, что Высший Жрец Кенот также приставляет к свите герцога своего человека.
-Да какого черта! – возмутился Фалько. – Это шпионаж!
-Разумно, - внес свое слово Тард.
-Кенот только и ждет нашего провала! Пора, давно пора его в камеры, - горячо высказался Паэн. – Верно? помните, как он внес свое предложение королю, что, дескать, только жрецы должны обладать правом вести следствие?
-Было такое, - подтвердил Тард.
-И король идет на это? – не поверил Сковер. – Это же…
-Разумно, - повторил мысль Тарда Мэтт и бросил быстрый взгляд на Эду. Это тоже не укрылось от Гилота, он заметил, что они словно бы стали друг к другу ближе. Мэттом же Гилот был в последние сутки недоволен – тот как-то был не собран, растерян…
-Эда? – позвал Гилот в первый раз с минуты, когда она его задела. Сердце Эды пропустило удар, но она выдержала и ответила ровно, как будто бы вопроса ждала:
-Со стороны Высшего Жреца это очень разумно и ожидаемо, Дознаватель. В этом Тард прав. Если это согласовано с королем – нам сопротивляться бесполезно. Единственное, что мы можем сделать, это по возможности оградить герцога от влияния жрецов. Если угодно, возьму это на себя.
-Что предлагаешь? – спросил Гилот.
-Отравление? – Эда обернулась на дознавателей. – Как насчет легкого отравления?
-Кенот приставит другого жреца, только и всего, - возразил Фалько. – Да и вообще, знаешь, девочка с чудным характером…
-Пока приставит…- пожал плечами Мэтт, прерывая Фалько.
-Пока приставит, - подхватила Эда, - пройдет, наверное, день. Вернее, можно и быстрее, но мы можем растянуть это на день. А нам и не надо больше. Герцог должен понять, и мы дадим ему понять, что от жрецов ему следует держаться подальше…
-Мы тратим время не на то! – заметил Сковер. – Кенот все равно приставил бы к Лаготу кого-то из своих, чего уж теперь? Наша задача выглядит иначе. Мы должны не допустить влияние.
-Нет, - Эда покачала головой и Гилот, не вмешивающийся, с интересом взглянул на нее. – Мы должны опередить влияние.
-Какая разница! – Сковер закатил глаза.
-Разница…во времени, – Последнее слово Эда выделила, намекая Сковеру на недавнее их соглашение. Сковер составил к ней официальное письмо, в котором просил об отсрочке для проштрафившегося Кристофа. И, хотя через несколько дней это письмо не имело уже бы никакого смысла, Сковер, не ожидавший такой ловушки, некоторым образом…стушевался.
В результате к работе в тот день приступили чуть позже, чем обычно. Завершали последние приготовления. Эда уходила из Залы в числе последних, когда Гилот окликнул ее:
-Подожди!
Она остановилась, понимая, что пришла минута прощения. Пусть останется шрам, конечно, без исключений, но, во всяком случае, ссоры больше нет.
Эда обернулась, замерла.
-Что по твоему участку? – спросил Гилот гораздо тише, чем обычно.
-Служанки готовы, слуги тоже. Система прочтения почты проверена и действует. Отравление герцога исключено. К его будущим покоям примыкает маленький, скрытый кабинет…
-А по Двэйну и отравлению Веховой Водой?
-Не до него, - Эда вздохнула. – Мы обнаружили контрабандную книгу, в которой Каллен – брат Двэйна, практически открыто пишет, кто и что заказал, кому и что он ввез. Мэтт считает, что…
Эда дрогнула, на ее щеках выступил румянец.
-Я заметил, что вы с ним достаточно неплохо общаетесь? – предположил Гилот.
-Да, - неуверенно ответила она. – Мы неплохо ладим. Так вот, Мэтт предположил, что у Каллена есть преступление похуже, чем незаконный ввоз в королевство бочек с вином, жемчужинок и сонных зелий, что он будто бы…желает попасться.
-Та-ак, - со значением протянул Гилот, уже знавший, конечно, про книгу от Мэтта. Правда, тот ему сказал, что это была идея Эды.
-Да, - повторила дознаватель, - вот…я распорядилась арестовать невесту Каллена. Она с трудом говорит на нашем языке, и пока в камере. Фалько и Паэн займутся ею, сейчас просто…не то время.
-Время всегда будет не тем, - мягко заметил Гилот. – Но ладно. Сковер сообщил мне, что в Пепельных рядах, по итогу, похвастать находкой невозможно. Веховая Вода, если и была в них, то исчезла. Она долго не хранится, сама знаешь.
-Знаю, - с недовольством согласилась Эда. – Это провал. Найти яд… мне кажется, что Мэтт прав и еще, мы как будто бы не видим всей картины целиком. Приезжает высокий гость, а мы тратим много времени на поиски яда, который уже давным-давно исчез в проулках и улицах! Это какая-то глупость: внезапно человеку, который вроде бы далек от двора и политики, писать памфлет и нанимать бродячего актера, чтобы вдруг заслужить уважение каких-то бунтовщиков! Это все глупость. Так попасться? Его брат контрабандист, по меньшей мере.
-По меньшей, - подтвердил Гилот. – Я размышлял, Эда. Я знаю, что ты чувствуешь. Я сам чувствую это же. Высокий гость, а у нас убийство в подземельях редким ядом, человека, который не стоил этого яда вовсе. и убийство…кем? Стражником? Стражником, который сам, прежде, чем мы смогли его допросить, покончил с собой!
-Абсурд!
-Нелепица! – Королевский Дознаватель глубоко вздохнул. – Это всё какая-то игра, которая мне не нравится. Я не вижу того, кто ее затеял, и я не вижу цели, которую она преследует.
-А я откровенно боюсь, - призналась, неожиданно для самой себя, Эда. И на удивленный взгляд Гилота добавила, - я боюсь, это не шутка. Что-то…не так. а почему не так, я не знаю.
-Оставим это, - предложил Гилот. – Страх – это слабость. Ты же помнишь, как я учил?
Некоторое время помолчали.
-Я сама не своя, - продолжила Эда. – Я не хотела…того разговора, той фразы. Ты же знаешь, ты мне как отец. Даже больше! Ты учил меня, ты воспитывал меня, ты спас меня!
-Кажется, это тоже слабость, - Гилот печально и устало улыбнулся. – В былые времена не задела бы меня такая фраза, нет. Но, кажется, подступает старость, и я становлюсь сентиментальным.
-Мэтт назвал меня карьеристкой, - пожаловалась дознаватель. – И я устыдилась! Ведь я…ты говорил, что твое место мое. А тут я увидела, как ты смотришь на Мэтта, почувствовала, что он опытнее меня, что…
-Эда! – окрикнул ее Гилот, - Эда, послушай. Опыт – это то, что нарабатывается. В Мэтте есть то, что я не хочу видеть в тебе. Он не тот человек, что предан идее. Я положил жизнь, все свои годы, отказавшись от всяких излишеств и благ, на то, чтобы охранять закон. И тебя я воспитал так. есть корона, а мы ее первые слуги. Кенот, правда, считает, что первые ее слуги – жрецы, но он ошибается. Закон превыше богов.
Эда поежилась, но не стала возражать.
-Божественный суд ждет нас после смерти, - Гилот заметил неловкость, возникшую в ней от последней его фразы, - а людской суд – он на земле. закон выше всего, Эда! Закон суров, закон справедлив. И мы храним его. мы верные его слуги. Королевство, не имеющее закона, обречено на гибель. И тебя я воспитывал так, чтобы ты, придя после меня, помнила это. Мэтт не станет помнить. Он не понимает. Он жаждет власти, а не служения закону. Он думает, что закон – это власть, но закон – это цепи и, прежде всего – для его хранителей.
-Я чувствую себя дурой, - призналась Эда. – Я подвела тебя. С этим Двэйном, с тем, что не нашла Веховую Воду. В том, что сказала…
-Двэйн – пленник дознания. Ты хотя бы расколола его, заставила говорить. Веховую Воду упустили все. и ты ни разу не подвела меня. Если ты и ошиблась – то это только моя вина, ведь это я воспитал тебя, - Гилот коснулся плеча ученицы. Он, не умеющий выразить чувств, ограничивался всегда неловким касанием.
-Я сделаю все, чтобы больше не подвести тебя! – горячо воскликнула Эда.
Гилот улыбнулся. Ему вспомнилась маленькая Эда, которая бродила по подземельям, в часы его работы, привыкая к темноте и лестницам. Болтала со стражниками, которые умилялись маленькому нежному ангелочку, что забрел в такое странное и страшное место. Один из стражников, мир его праху, как-то спросил у нее, пока Гилот собирал бумаги со стола, заканчивая службу свою в этот день точно в срок, чтобы успеть показать Эду – слабую и часто болеющую, придворному лекарю.
Это вынужденное отступление в точном уходе со службы, причиняло ему множество неудобств во внутреннем состоянии, ведь обычно он задерживался, как минимум, на четверть часа…
-Скажи, Эда, - вещал стражник, - а кем ты хочешь быть, когда вырастешь? Наверное, знатной дамой?
-Нет! – девочка топнула ножкой и ответила строго, с интонацией, радостно почерпнутой у Гилота. – Я хочу быть дознавателем!
Стражник добродушно захохотал, а Гилот вдруг тоже не сдержал улыбки.
И вот, сейчас, в этой Эде, что стояла перед ним и обещала сделать все, чтобы больше не подвести его, напомнила ему – Королевскому Дознавателю, ту самую, маленькую Эду…
-Ты улыбаешься, - заметила она. – Почему?
-Мое дело будет в надежных руках, - ответил он и встряхнулся, - мы с тобой задержались уже на десять минут. У тебя есть свои дела, не так ли? Герцог Лагот прибывает уже завтра на рассвете. Еще не все готово. Так, ты будешь в его ближней свите. Напоминаю, что тебе нельзя распространяться о том, что ты увидишь и услышишь от него. также тебе нельзя спорить с ним, вступать в какие-либо дебаты и обсуждения. Навязывать ему свое мнение, сообщать какие-либо сведения…
Эда слушала, склонив голову, но не слышала. Все это было ей известно. Она была уверена, что справится с заданием, а вот с тем, что вокруг…что-то липкое, сгущающееся и незамеченное вовремя, пугающее ее по-настоящему, вот в том, что она выдержит это, уверенности не было. Если не знаешь лика врага, как можно ему противостоять?
Наверное, ни одного триумфатора не встречали так, как встретили герцога Лагота! Столица, украшенная и прилизанная, изгнавшая с улиц своих самых подозрительных лиц, или, как высказался Мэтт:
-Тех подозрительных, что были глупы, а потому и замечены, - блистала всем своим великолепием, наводя тоску на казначеев, которые лучше других знали, что в нынешнем обстоятельстве эта расточительность казны была неразумной в высшей степени.
Конечно, Его Величество был уверен в успехе того, что его дом соединится с герцогом Лаготом, а тот подправит дела королевства за счет земель и своих ресурсов. Но всегда все могло пойти не так. Вот всегда! Однако Вильгельм не допускал и этой мысли.
Вандея – прекрасная и тонкая набожная дочь короля, знавшая уже участь свою, робела, но держалась с истинно королевским достоинством: брак так брак! Ей все равно была уготована роль чьей-то партии, так почему не сейчас и не здесь?
Все дни до прибытия герцога Лагота она молилась в храме с Высшим Жрецом Кенотом, а тот твердил:
-Воля твоего супруга должна стать твоей волей. Его слова должны звучать как твои. Вы пойдете вместе по жизни, рука об руку и в час самых великих невзгод ты не оставишь своего супруга.
-Но если он не согласится взять меня? – Вандея краснела и смущалась об одной мысли о герцоге. Она его никогда не видела и не знала: молод ли он? Стар? Красив? Уродлив? В ее окружении мужчинами были лишь Кенот, ее отец и старый слуга, служивший еще покойной ее матери, и все…
-Молись, принцесса, - отвечал Кенот, - и если молитвы твои будут горячи и искренне, то Луал и Девять рыцарей его проведут тебя к алтарю!
И она молилась! Молилась со всей своей юной душой. Шептала и днем, и ночью:
-Великий Луал и Девять рыцарей его, не за себя молю, за отца, и за королевство! Ему мой брак нужен, а я – покоряюсь за народ и за отца. Проведи сердце почтенного гостя, позволь соединить руки наши и спаси тем королевство наше…
Она молилась, готовая принести себя в жертву и надеялась только, что жених окажется все-таки не уродлив, или, будет, хотя бы, добр к ней, ведь она будет и добра и верна – так велит Луал!
Дознавателей было много. Они были мрачны, торжественны и пепельны в серых своих плащах, выделяясь среди белых одеяний жрецов Кенота. Король облачился в красные мантии и сверкал роскошной короной. Его дочь была бледна, ее шатало от порыва ветра, но она не позволяла себе ослабеть. Облаченная в нежно-розовое платье, подчеркивающее невинность ее души, птичью робость – она сама походила на птицу, запертую в клетке.
Среди дознавателей неожиданно выделялась молодая женщина. Кажется, ей тоже было неловко от всех этих взглядов толпы, и платье жгло ее, наверное, не меньше, чем Вандею ее наряд. Женщина поводила плечами, словно бы надеялась стряхнуть с плеч неприятную ткань, пыталась казаться незаметной, но куда спрячешься, когда ты стоишь, облаченная в темно-красное платье среди дознавателей в серых плащах?
Да любому человеку бросалась фигура Эды (а это была она).
И вот…первая из роковых, отведенных минут. Подъезжает благородная колесница, запряженная шестеркой белоснежных лошадей, ревет толпа, привыкшая реветь, музыканты…
Хуже всего было то, что герцог Лагот оказался красив. Мужественные черты, фигура воина и взгляд властителя подчеркивались богатыми одеяниями. Вандею бросило в жар, больший, чем прежде.
Он двинулся – спокойный и насмешливый по ступеням, к замку, и дознаватели принялись перестраиваться. Те, кому нужно было идти в свите, присоединиться к нему тенью или войти открыто, выступили ближе.
Увидев герцога вблизи, Эда, еще пару часов назад смутившаяся от комплимента Мэтта ее виду, вдруг подумала, что на Мэтте свет клином не сошелся…
И мысль эта укрепилась еще сильнее, когда герцог вдруг остановился подле нее, склонил голову в почтении:
И дознаватели, эти прекрасные дознаватели, раскалывающие по одному человеку, не знающие запретов в пытках, вдруг пропустили такой клубок, столько червей в свое прекрасном полотне правосудия!
Они не могли предположить. Не могли! Гилот сам не мог предположить подобного, ведь он, как и всякий фанатик, не подозревал о возможности настолько массового и организованного предательства, плохо зная народ, но хорошо зная отдельных людей. Он полагал, что искореняет только заразу бунта в зародыше, а бунт был спланирован и контролировался…
До развязки оставалось совсем чуть-чуть…- так полагал в своей наивности сам Сковер и Кристоф, и множество сторонников в офицерском составе, и в составе жрецов.
Но и они слишком плохо знали свой народ и не представляли даже, какая гроза висит над королевством…
Часть 18
Эда хорошо знала Гилота, а потому понимала, что заискивание перед ним – это еще худшее унижение и ожесточение того конфликта, который она же сама и породила. До последнего вечера, предшествующего приезду герцога Лагота, от которого, не встретив его еще даже, устали уже решительно все, Эда вела себя так, как раньше. На приказы отвечала ровно:
-Есть, Дознаватель.
На рожон не лезла, спорить не пыталась. Выполняла свою работу качественно, не мешалась и не была вовлечена в разговоры Гилота. На улицах она больше не работала: там вовсю пропадали Сковер, Фалько, Паэн и Тард. Эда же, в свою очередь, занималась делом в замке – отбирала служанок, что будут прислуживать гостю, слуг, что будут его сопровождать, инструктировала их.
Неприятное известие принес Гилот утром в тот день, что предшествовал приезду герцога, которого тайно уже ненавидела сама Эда (столько суматохи и столько занятых камер потенциально опасными людьми! Даже в шестой камере сидит не то три не то четыре человека). Весть та состояла в том, что Высший Жрец Кенот также приставляет к свите герцога своего человека.
-Да какого черта! – возмутился Фалько. – Это шпионаж!
-Разумно, - внес свое слово Тард.
-Кенот только и ждет нашего провала! Пора, давно пора его в камеры, - горячо высказался Паэн. – Верно? помните, как он внес свое предложение королю, что, дескать, только жрецы должны обладать правом вести следствие?
-Было такое, - подтвердил Тард.
-И король идет на это? – не поверил Сковер. – Это же…
-Разумно, - повторил мысль Тарда Мэтт и бросил быстрый взгляд на Эду. Это тоже не укрылось от Гилота, он заметил, что они словно бы стали друг к другу ближе. Мэттом же Гилот был в последние сутки недоволен – тот как-то был не собран, растерян…
-Эда? – позвал Гилот в первый раз с минуты, когда она его задела. Сердце Эды пропустило удар, но она выдержала и ответила ровно, как будто бы вопроса ждала:
-Со стороны Высшего Жреца это очень разумно и ожидаемо, Дознаватель. В этом Тард прав. Если это согласовано с королем – нам сопротивляться бесполезно. Единственное, что мы можем сделать, это по возможности оградить герцога от влияния жрецов. Если угодно, возьму это на себя.
-Что предлагаешь? – спросил Гилот.
-Отравление? – Эда обернулась на дознавателей. – Как насчет легкого отравления?
-Кенот приставит другого жреца, только и всего, - возразил Фалько. – Да и вообще, знаешь, девочка с чудным характером…
-Пока приставит…- пожал плечами Мэтт, прерывая Фалько.
-Пока приставит, - подхватила Эда, - пройдет, наверное, день. Вернее, можно и быстрее, но мы можем растянуть это на день. А нам и не надо больше. Герцог должен понять, и мы дадим ему понять, что от жрецов ему следует держаться подальше…
-Мы тратим время не на то! – заметил Сковер. – Кенот все равно приставил бы к Лаготу кого-то из своих, чего уж теперь? Наша задача выглядит иначе. Мы должны не допустить влияние.
-Нет, - Эда покачала головой и Гилот, не вмешивающийся, с интересом взглянул на нее. – Мы должны опередить влияние.
-Какая разница! – Сковер закатил глаза.
-Разница…во времени, – Последнее слово Эда выделила, намекая Сковеру на недавнее их соглашение. Сковер составил к ней официальное письмо, в котором просил об отсрочке для проштрафившегося Кристофа. И, хотя через несколько дней это письмо не имело уже бы никакого смысла, Сковер, не ожидавший такой ловушки, некоторым образом…стушевался.
В результате к работе в тот день приступили чуть позже, чем обычно. Завершали последние приготовления. Эда уходила из Залы в числе последних, когда Гилот окликнул ее:
-Подожди!
Она остановилась, понимая, что пришла минута прощения. Пусть останется шрам, конечно, без исключений, но, во всяком случае, ссоры больше нет.
Эда обернулась, замерла.
-Что по твоему участку? – спросил Гилот гораздо тише, чем обычно.
-Служанки готовы, слуги тоже. Система прочтения почты проверена и действует. Отравление герцога исключено. К его будущим покоям примыкает маленький, скрытый кабинет…
-А по Двэйну и отравлению Веховой Водой?
-Не до него, - Эда вздохнула. – Мы обнаружили контрабандную книгу, в которой Каллен – брат Двэйна, практически открыто пишет, кто и что заказал, кому и что он ввез. Мэтт считает, что…
Эда дрогнула, на ее щеках выступил румянец.
-Я заметил, что вы с ним достаточно неплохо общаетесь? – предположил Гилот.
-Да, - неуверенно ответила она. – Мы неплохо ладим. Так вот, Мэтт предположил, что у Каллена есть преступление похуже, чем незаконный ввоз в королевство бочек с вином, жемчужинок и сонных зелий, что он будто бы…желает попасться.
-Та-ак, - со значением протянул Гилот, уже знавший, конечно, про книгу от Мэтта. Правда, тот ему сказал, что это была идея Эды.
-Да, - повторила дознаватель, - вот…я распорядилась арестовать невесту Каллена. Она с трудом говорит на нашем языке, и пока в камере. Фалько и Паэн займутся ею, сейчас просто…не то время.
-Время всегда будет не тем, - мягко заметил Гилот. – Но ладно. Сковер сообщил мне, что в Пепельных рядах, по итогу, похвастать находкой невозможно. Веховая Вода, если и была в них, то исчезла. Она долго не хранится, сама знаешь.
-Знаю, - с недовольством согласилась Эда. – Это провал. Найти яд… мне кажется, что Мэтт прав и еще, мы как будто бы не видим всей картины целиком. Приезжает высокий гость, а мы тратим много времени на поиски яда, который уже давным-давно исчез в проулках и улицах! Это какая-то глупость: внезапно человеку, который вроде бы далек от двора и политики, писать памфлет и нанимать бродячего актера, чтобы вдруг заслужить уважение каких-то бунтовщиков! Это все глупость. Так попасться? Его брат контрабандист, по меньшей мере.
-По меньшей, - подтвердил Гилот. – Я размышлял, Эда. Я знаю, что ты чувствуешь. Я сам чувствую это же. Высокий гость, а у нас убийство в подземельях редким ядом, человека, который не стоил этого яда вовсе. и убийство…кем? Стражником? Стражником, который сам, прежде, чем мы смогли его допросить, покончил с собой!
-Абсурд!
-Нелепица! – Королевский Дознаватель глубоко вздохнул. – Это всё какая-то игра, которая мне не нравится. Я не вижу того, кто ее затеял, и я не вижу цели, которую она преследует.
-А я откровенно боюсь, - призналась, неожиданно для самой себя, Эда. И на удивленный взгляд Гилота добавила, - я боюсь, это не шутка. Что-то…не так. а почему не так, я не знаю.
-Оставим это, - предложил Гилот. – Страх – это слабость. Ты же помнишь, как я учил?
Некоторое время помолчали.
-Я сама не своя, - продолжила Эда. – Я не хотела…того разговора, той фразы. Ты же знаешь, ты мне как отец. Даже больше! Ты учил меня, ты воспитывал меня, ты спас меня!
-Кажется, это тоже слабость, - Гилот печально и устало улыбнулся. – В былые времена не задела бы меня такая фраза, нет. Но, кажется, подступает старость, и я становлюсь сентиментальным.
-Мэтт назвал меня карьеристкой, - пожаловалась дознаватель. – И я устыдилась! Ведь я…ты говорил, что твое место мое. А тут я увидела, как ты смотришь на Мэтта, почувствовала, что он опытнее меня, что…
-Эда! – окрикнул ее Гилот, - Эда, послушай. Опыт – это то, что нарабатывается. В Мэтте есть то, что я не хочу видеть в тебе. Он не тот человек, что предан идее. Я положил жизнь, все свои годы, отказавшись от всяких излишеств и благ, на то, чтобы охранять закон. И тебя я воспитал так. есть корона, а мы ее первые слуги. Кенот, правда, считает, что первые ее слуги – жрецы, но он ошибается. Закон превыше богов.
Эда поежилась, но не стала возражать.
-Божественный суд ждет нас после смерти, - Гилот заметил неловкость, возникшую в ней от последней его фразы, - а людской суд – он на земле. закон выше всего, Эда! Закон суров, закон справедлив. И мы храним его. мы верные его слуги. Королевство, не имеющее закона, обречено на гибель. И тебя я воспитывал так, чтобы ты, придя после меня, помнила это. Мэтт не станет помнить. Он не понимает. Он жаждет власти, а не служения закону. Он думает, что закон – это власть, но закон – это цепи и, прежде всего – для его хранителей.
-Я чувствую себя дурой, - призналась Эда. – Я подвела тебя. С этим Двэйном, с тем, что не нашла Веховую Воду. В том, что сказала…
-Двэйн – пленник дознания. Ты хотя бы расколола его, заставила говорить. Веховую Воду упустили все. и ты ни разу не подвела меня. Если ты и ошиблась – то это только моя вина, ведь это я воспитал тебя, - Гилот коснулся плеча ученицы. Он, не умеющий выразить чувств, ограничивался всегда неловким касанием.
-Я сделаю все, чтобы больше не подвести тебя! – горячо воскликнула Эда.
Гилот улыбнулся. Ему вспомнилась маленькая Эда, которая бродила по подземельям, в часы его работы, привыкая к темноте и лестницам. Болтала со стражниками, которые умилялись маленькому нежному ангелочку, что забрел в такое странное и страшное место. Один из стражников, мир его праху, как-то спросил у нее, пока Гилот собирал бумаги со стола, заканчивая службу свою в этот день точно в срок, чтобы успеть показать Эду – слабую и часто болеющую, придворному лекарю.
Это вынужденное отступление в точном уходе со службы, причиняло ему множество неудобств во внутреннем состоянии, ведь обычно он задерживался, как минимум, на четверть часа…
-Скажи, Эда, - вещал стражник, - а кем ты хочешь быть, когда вырастешь? Наверное, знатной дамой?
-Нет! – девочка топнула ножкой и ответила строго, с интонацией, радостно почерпнутой у Гилота. – Я хочу быть дознавателем!
Стражник добродушно захохотал, а Гилот вдруг тоже не сдержал улыбки.
И вот, сейчас, в этой Эде, что стояла перед ним и обещала сделать все, чтобы больше не подвести его, напомнила ему – Королевскому Дознавателю, ту самую, маленькую Эду…
-Ты улыбаешься, - заметила она. – Почему?
-Мое дело будет в надежных руках, - ответил он и встряхнулся, - мы с тобой задержались уже на десять минут. У тебя есть свои дела, не так ли? Герцог Лагот прибывает уже завтра на рассвете. Еще не все готово. Так, ты будешь в его ближней свите. Напоминаю, что тебе нельзя распространяться о том, что ты увидишь и услышишь от него. также тебе нельзя спорить с ним, вступать в какие-либо дебаты и обсуждения. Навязывать ему свое мнение, сообщать какие-либо сведения…
Эда слушала, склонив голову, но не слышала. Все это было ей известно. Она была уверена, что справится с заданием, а вот с тем, что вокруг…что-то липкое, сгущающееся и незамеченное вовремя, пугающее ее по-настоящему, вот в том, что она выдержит это, уверенности не было. Если не знаешь лика врага, как можно ему противостоять?
Часть 19
Наверное, ни одного триумфатора не встречали так, как встретили герцога Лагота! Столица, украшенная и прилизанная, изгнавшая с улиц своих самых подозрительных лиц, или, как высказался Мэтт:
-Тех подозрительных, что были глупы, а потому и замечены, - блистала всем своим великолепием, наводя тоску на казначеев, которые лучше других знали, что в нынешнем обстоятельстве эта расточительность казны была неразумной в высшей степени.
Конечно, Его Величество был уверен в успехе того, что его дом соединится с герцогом Лаготом, а тот подправит дела королевства за счет земель и своих ресурсов. Но всегда все могло пойти не так. Вот всегда! Однако Вильгельм не допускал и этой мысли.
Вандея – прекрасная и тонкая набожная дочь короля, знавшая уже участь свою, робела, но держалась с истинно королевским достоинством: брак так брак! Ей все равно была уготована роль чьей-то партии, так почему не сейчас и не здесь?
Все дни до прибытия герцога Лагота она молилась в храме с Высшим Жрецом Кенотом, а тот твердил:
-Воля твоего супруга должна стать твоей волей. Его слова должны звучать как твои. Вы пойдете вместе по жизни, рука об руку и в час самых великих невзгод ты не оставишь своего супруга.
-Но если он не согласится взять меня? – Вандея краснела и смущалась об одной мысли о герцоге. Она его никогда не видела и не знала: молод ли он? Стар? Красив? Уродлив? В ее окружении мужчинами были лишь Кенот, ее отец и старый слуга, служивший еще покойной ее матери, и все…
-Молись, принцесса, - отвечал Кенот, - и если молитвы твои будут горячи и искренне, то Луал и Девять рыцарей его проведут тебя к алтарю!
И она молилась! Молилась со всей своей юной душой. Шептала и днем, и ночью:
-Великий Луал и Девять рыцарей его, не за себя молю, за отца, и за королевство! Ему мой брак нужен, а я – покоряюсь за народ и за отца. Проведи сердце почтенного гостя, позволь соединить руки наши и спаси тем королевство наше…
Она молилась, готовая принести себя в жертву и надеялась только, что жених окажется все-таки не уродлив, или, будет, хотя бы, добр к ней, ведь она будет и добра и верна – так велит Луал!
Дознавателей было много. Они были мрачны, торжественны и пепельны в серых своих плащах, выделяясь среди белых одеяний жрецов Кенота. Король облачился в красные мантии и сверкал роскошной короной. Его дочь была бледна, ее шатало от порыва ветра, но она не позволяла себе ослабеть. Облаченная в нежно-розовое платье, подчеркивающее невинность ее души, птичью робость – она сама походила на птицу, запертую в клетке.
Среди дознавателей неожиданно выделялась молодая женщина. Кажется, ей тоже было неловко от всех этих взглядов толпы, и платье жгло ее, наверное, не меньше, чем Вандею ее наряд. Женщина поводила плечами, словно бы надеялась стряхнуть с плеч неприятную ткань, пыталась казаться незаметной, но куда спрячешься, когда ты стоишь, облаченная в темно-красное платье среди дознавателей в серых плащах?
Да любому человеку бросалась фигура Эды (а это была она).
И вот…первая из роковых, отведенных минут. Подъезжает благородная колесница, запряженная шестеркой белоснежных лошадей, ревет толпа, привыкшая реветь, музыканты…
Хуже всего было то, что герцог Лагот оказался красив. Мужественные черты, фигура воина и взгляд властителя подчеркивались богатыми одеяниями. Вандею бросило в жар, больший, чем прежде.
Он двинулся – спокойный и насмешливый по ступеням, к замку, и дознаватели принялись перестраиваться. Те, кому нужно было идти в свите, присоединиться к нему тенью или войти открыто, выступили ближе.
Увидев герцога вблизи, Эда, еще пару часов назад смутившаяся от комплимента Мэтта ее виду, вдруг подумала, что на Мэтте свет клином не сошелся…
И мысль эта укрепилась еще сильнее, когда герцог вдруг остановился подле нее, склонил голову в почтении:
