Я выгадываю мир,
Я земли собираю.
Пока хватает сил,
Пока я их пугаю.
Стоит у большой карты своих земель в лёгком полумраке комнаты. На улице уже день и свет через окно пробивается.
Они – вечный клубок всех змей,
И будет много потерь,
Когда расплетётся клубок.
Одни на запад, другие на восток…
всё на благо, на него,
Не жалеть никогда, никого!
Отступает от карты, не зная, нравится ему границы его территорий или нет. Потом приближается, пальцами обводя уже новые, признавшие его власть территории.
Разве только то, что слаба вся суть,
Не увидеть будущий мне путь.
Верить, не зная,
Кто продолжит дело.
Жить, медленно умирая,
Но до исхода быть смелым.
Отступает от карты, подходит к окну. Ему душно и пыльно.
Всё на благо, на него –
В силе нет снисхождения.
Я не жалел себя! Не жалел никого…
Распахивает окно, впуская свежесть и утро.
Я верю, что ждёт темнота, но не забвение!
Утренний свет затапливает комнату, фигура Цепеша скрывается в нём.
Конец шестого действия.
Конец пьесы.
Я земли собираю.
Пока хватает сил,
Пока я их пугаю.
Стоит у большой карты своих земель в лёгком полумраке комнаты. На улице уже день и свет через окно пробивается.
Они – вечный клубок всех змей,
И будет много потерь,
Когда расплетётся клубок.
Одни на запад, другие на восток…
всё на благо, на него,
Не жалеть никогда, никого!
Отступает от карты, не зная, нравится ему границы его территорий или нет. Потом приближается, пальцами обводя уже новые, признавшие его власть территории.
Разве только то, что слаба вся суть,
Не увидеть будущий мне путь.
Верить, не зная,
Кто продолжит дело.
Жить, медленно умирая,
Но до исхода быть смелым.
Отступает от карты, подходит к окну. Ему душно и пыльно.
Всё на благо, на него –
В силе нет снисхождения.
Я не жалел себя! Не жалел никого…
Распахивает окно, впуская свежесть и утро.
Я верю, что ждёт темнота, но не забвение!
Утренний свет затапливает комнату, фигура Цепеша скрывается в нём.
Конец шестого действия.
Конец пьесы.
