Он хочет дальше играть в снежки, перешучиваться, шататься с ними по ярмаркам и беседовать ни о чём. Просто – неужели его положение – это всё, чего он может достичь? Он любит Регара, Арахну и чёрт с ним, Лепена тоже! Но неужели его мир навсегда теперь такой?..
С Лепеном говорить? тот не поймёт. Пожмёт плечами (Сколер видел это почти наяву), скажет:
–У нас же всё хорошо!
И он будет прав. У нас всё хорошо. У нас вместе. И у вас. А у Сколера? Ему уже мало крыши над головой, питания и друзей. Ему хочется должности, какого-то уже уважения, денег, семью в перспективах! А кто пойдёт за палача? Какая-нибудь девчонка из Коллегии Сопровождения, вроде Иас, что с недавних пор прибирала в их Коллегии, и с которой Сколер закрутил ни к чему необязывающий роман?! Да, такая согласится. Но такую не хочется. Такая за кого угодно и с кем угодно согласится, лишь бы вырваться из вечной работы по обшиву-уборке-мойке.
Арахна?.. ну уж нет. она молода. Она не поймёт. Судьба отняла у неё родителей, но дала ей билет в жизнь. Да, должность Главы Палачей – это не почётная должность, но Арахна получит её очень скоро, то есть лет в двадцать пять-двадцать шесть! Рекорд Маары! И, конечно, уже от Главы Коллегии путь есть повыше…да, призрачный, но Сколер был уверен, что Арахна найдёт себе новую протекцию и сделает это неосознанно. Умиляет она наивностью и неопытностью, кто-то и разжалобится, кто-то и купится, и пойдёт она выше, а Сколер?
Ему самому было плохо от своих мыслей. Он знал, что Арахна не карьеристка и сама, хоть и знает о планах Регара, видит это в отдалённом будущем. Потому что для неё три-четыре года – это вечность. Сколер же чуть старше, разница небольшая, но он уже мыслит чуть иначе и для него этот же срок – мгновение.
–Чего на пути стоишь? – громыхнули Сколеру, вырывая его из невесёлых размышлений. Он вздрогнул и огляделся. Оказалось, что в тяжёлых раздумьях он остановился в самом неудобном месте, и действительно едва не был задет каким-то торговцем с тяжёлым мешком на плече.
–Извините! – торопливо отскочил Сколер в сторону, но торговца уже несло:
–Совсем уже охамели! Встанут и займут полдороги, а ты теперь мучайся как хочешь! О других не думают. Всё о себе любимых. А ты, честный человек…
Торговец осёкся. Он узнал лицо Сколера.
Этот торговец был неплохим человеком, на самом деле. Просто в это утро не один Сколер проснулся с едкой мыслью о том, что всё надоело. Торговец так жил уже не первую неделю. Он был в долгах, торговля не выходила, к тому же его жена слегла с лихорадкой, а сын недавно подрался по пьяному делу в трактирчике и был теперь в Дознании – и это не говоря о том, что запаздывал подвод с товаром, который торговец рассчитывал сбагрить уже хоть за какие-то монеты, и найти этот подвод, получить о нём хоть слух, не было возможности.
Но он узнал Сколера. Узнал знак на его мантии: скрещенные меч и топор, увидел знакомое лицо. Торговец был как-то на одной казни, заглянул на шум толпы и, отличаясь хорошей памятью, запомнил того, кто казнил.
–Извините…– теперь торговец был в ужасе. Гнев его сменился страхом, презрением и отвращением одновременно.
Бесконечно кланяясь, торговец попятился назад, хватая ртом воздух. Смешное зрелище? Нет, жалкое. Сколер привык к подобному, но и это ему надоело.
Впрочем, это же и отрезвило.
«Я идиот! Я здоров. У меня есть руки-ноги и голова цела. У меня есть капиталы, друзья и жалование. Я никому ничего не должен, я знаю, как пройдёт завтрашний день…конечно, хочется счастья, но его на всех не отпущено, наверное. Луал и Девять Рыцарей Его точно знают, кого карать и кого миловать. Надо взять себя в руки и не ныть. Надоело, видите ли! Тьфу, нашёлся повод!» – подумалось Сколеру и он выдохнул. Ему стало легче дышать, и он принял чёткое решение вернуться назад, в Коллегию и жить, пока судьба сама не распорядится им по своему усмотрению. Живут же другие? Чем он лучше? Ничего. Ни-че-го!
И он пошёл назад, не зная, что судьба его уже свернула…
Тот, кто хочет, тот найдёт. Средства приходят разными путями и разные дороги открываются для всех, но… неизменно лишь условие: чьё-то желание.
Сколер очень пожелал, и пусть его метание было им же до поры отозвано, его успели заметить вполне себе людские силы. Заговорщики. Группа опасных политических деятелей, с которой в очень скором времени предстояло познакомиться Арахне.
Но не потому что Арахна того хотела. Этого хотел один из их представителей.
Но пока она ничего не знала и заговорщиков видела лишь на пытках и во время казни. Живыми и беседующими с собою на равных они ей пока не попадались. А вот Сколеру они попались быстрее.
–Сам подумай, какие у тебя перспективы? – голос искусителя вторил голосу Сколера, загнанному в угол с большим усилием. – Что тебя ждёт? А если сделаешь то, что нужно, заслужишь наше доверие. Заслужишь наше доверие – получишь шанс на светлое будущее.
Сколеру надо было отказаться – он знал это. Это было бы правильно. Этому учил Регар. Он повторял про путь закона, про его тяжесть, про искушение и про необходимость держаться преданности закону.
И Сколер был уверен, что выдержит во имя закона всё. И теперь оказалось – ошибся. Стоило заговорить искусителям про непыльное дело, незаконное, но обеспечивающее Сколеру шанс, как он почувствовал, что сова законов для него остались словами.
Колебания были, но ему дали монет и всё смолкло. Шанс – это редкая птица, так?
–Ты поступил бы как? Лучше что ль? – спрашивал в последовавшей бессоннице Сколер. Взывая к облику Регара.
Регар не слышал этого. А в представлении Сколера он печально лишь улыбался и был разочарован.
Но муки быстро прошли. Сколер выдохнул через три дня от свершённого окончательно и стал как прежде приветлив и весел с друзьями. Он был молод и наивен по сравнению со своими новыми знакомыми, что пропали из его жизни после того, как Сколер доложил о выполнении их поручения. Сколер полагал, что обрёл себе шанс, а для заговорщиков он был лишь разменной монеткой, пешкой, которую они при первом же опасном повороте своей деятельности сами же сдали в Дознание.
Сколера арестовали быстро. допрашивали с пристрастием. Он был глуп и не сумел ничего сообщить или выторговать себе. Честно признался в том, что амбиции поглотили его, сказал то, что ему велели сделать, но в его сведениях не было никакого смысла и глубины. Для Дознания это было пустым делом, которое, однако, было доведено до судейства.
Судейство потребовало казни. Сколер не верил в иронию и горечь судьбы до самого последнего своего дня. И только увидев белое, измученное страданием и бессонницей лицо Регара, понял: проиграно.
Регар был собран и холоден. В его глазах залегла мука. Но руки его были тверды. Он порывисто схватил ладонь Сколера и судорожно сжал её, пытаясь вложить в это всё невысказанное.
Почему? Почему? Как ты мог? – спрашивали глаза Регара, пока сам Регар сухо и отстранённо зачитывал приказ о казни Сколеру.
Как же? Как же…– непонимание вырывалось в каждом нервном движении Лепена, но он держался. Из долга держался.
А вот Арахны не было. Сколер поискал её глазами, поднимаясь на эшафот. Она не пришла. Не смогла или не захотела? Занята или слегла? Этого Сколер не знал.
Но Арахна знала механизм казни и, выполняя совершенно другую работу, на которую её отправил Регар, чтобы не ранить её, без труда видела всё происходящее. Горечь – первая горечь в её жизни, страшная и жестокая топила её в себе, затягивала в омут, из которого очень скоро и самой Арахне оказалось не выбраться.
В последние секунды своей жизни, стоя на коленях перед толпой, Сколер вспоминал то утро, утро, с которого всё началось для него, началось безвозвратно, утро, когда ему надоело всё, что было теперь в его сердце самым сладким. Без всяких колебаний он отдал бы все дни, что дал ему Луал, и умер бы ещё десяток раз, если можно было бы только снова проснуться, сойти вниз и встретить прежний свой мирок, с кашей-паштетом-сыром-хлебом-настоем, привычной фраза Лепена об Арахне, с заспанной Арахной, Ависом, что часто заходил к ним и с Регаром, который давно уже решил о будущем своей Коллегии.
Решил и лишь одного не вписал в это: Сколер не был готов примириться. И именно его смерть стала лишь началом конца Коллегии Палачей, а потом и привычного устоя Маары.
6. Союзник
Меньше всего дознавателю Персивалю хотелось принимать на себя ту роль, которую ему усиленно навязывали. Одно дело и дело понятное – служить в Коллегии Дознания, одной из трёх Коллегий, составляющих Секцию Закона; другое дело, уже более личное – служить не только сиюминутной пользе Маары, а заглядывать в будущее, примериваться к тому, что будет после. Но совсем чужое и странное – налаживать шпионскую сеть среди служителей Луала и Девяти Рыцарей Его.
Нет, Персиваль никогда не был моралистом. Подкуп? Легко. Шантаж? Нет ничего проще. Угроза? Да хвала Луалу, что он выдумал в людях страх! Замарать руки? Да кто подумает на дознавателя? К тому же, общее благо добывается кровью – так говорил сам себе Персиваль, то же говорил ему и принц Мирас, готовящий то самое после и успешно забывший в угоду своему желанию дорваться до абсолютной власти, что на престоле Маары, на минуту, его старший брат.
И даже в самом шпионстве, в сети осведомителей Персиваль никогда не видел ничего дурного. Шпионы – это полезно. Шпионы – это безопасно. Но вот то, что их сеть простиралась в стены храма жрецов Луала и Девяти Рыцарей Его – смущало. Персиваль не особенно-то и верил в Луала и в его первых последователей, не посещал и служб, не держал постов, но старался никогда не демонстрировать неверия, сомневаясь…
В конце концов, если там никого и ничего нет, если Луал и Служители Его – вековая выдумка Маары, то зачем спорить с устоем? Зачем тратить время на то, чего нет? а если есть…что ж, тогда лучше не ссориться.
Подход был расчётливый, но Персиваль таился ото всех и уклонялся от вопросов и размышлений на тему своей веры-неверы. Так он рассчитывал жить дальше, пока не начались очередные кадровые перестановки в Коллегии и Персиваль получил небольшую прибавку к жалованию вместе с большой ответственностью.
А ещё задание:
–Теперь наши осведомители из слуг Церкви Луала и Девяти Рыцарей Его под вашим полным контролем, Персиваль!
Это его не обрадовало. Но как человек умный, он попытался не выдавать своей прямой нерадости и выкрутиться, а потому спросил:
–Почему именно мне оказана эта честь?
–У вас самая большая сеть осведомителей в Мааре. Вы имеете…особый подход, – Глава Коллегии едва заметно усмехнулся.
Дознаватели, присутствовавшие при этом разговоре, последовали примеру своего Главы, но они иронии не оценили. Впрочем, самого Персиваля интересовало мнение и реакция лишь одного своего соратника – дознавателя Мальта, больше известного как «бюрократическая сволочь».
Они были немного похожи. Ровесники, нашедшие не только сиюминутное применение в Коллегии Дознания, но и оба смотрящие в будущее, в оглушительное и блестящее после, обещанное принцем Мирасом после свержения брата. Но разницы было куда больше. Мальт пришёл из провинциальной Коллегии, он хотел служить закону, и с удивлением и разочарованием понял, что служить придётся трону. Отступать было не в его правилах. К тому же, не в его возможностях. Для продвижения по карьерной лестнице, чтобы подняться из провинции в столицу, Мальту пришлось жениться – ещё один устой для дознавателей, привыкший иметь друг на друга рычаги давления. Но тогда Мальт принял это и для большей эффективности женился на невзрачной девице, отец которой был приговорён и казнён за расхищения. Податься девице было некуда, и Мальт сделал выбор, позволяя девице опорочить себя заступничеством за неё и стать рычагом давления на его карьеру. Дознаватели провинции, увидев, что Мальт женился на дочери преступника, оживились и, решив, что теперь он у них на крючке, стали вести вверх, к повышению. Но тут Мальта ждало разочарование и клеймо на всю жизнь. То ли его жена не выдержала отрешения своего супруга и, то ли покончила с собой, то ли Мальт её убил сам… версии разнились. Да только тело было найдено в провинции, в доме Мальта, в его кабинете.
Дознание столицы получило в свои руки Мальта абсолютно покорным – теперь на него можно было повесить убийство! А в столице Мальт примкнул к оплетающему своими заговорами принцу Мирасу и быстро замарался ещё хлеще…
Между Мальтом и Персивалем никогда не было дружбы. Это была взаимная неприязнь, граничащая с неохотным уважением. Персиваль считал, что Мальт плохо кончит, а Мальт называл Персиваля подлизой, лицемером и приспособленцем. Они соперничали в службе принцу Мирасу и в службе в Коллегии, превратив в поле малых битв каждое совещание и каждое достижение.
В том числе и шпионов. Сеть Мальта, по доносам, что имел Персиваль, была ничуть не меньше, а может быть, превосходила числом сеть самого Персиваля. Но Глава Коллегии позволил себе неосторожное замечание и Персиваль, не желавший в текущий момент новой ссоры с бюрократической сволочью, тревожно искал взглядом лицо Мальта.
Но тот был мрачен и отстранён.
–Не очень-то и большая…– заметил Персиваль, пытаясь сгладить ситуацию. – И вообще, здесь нужен совершенно другой подход. Это же жрецы! Их не подкупишь…
–Мы не подкупаем. Мы призываем к рассудительности и здравому расчёту! – резко заметил Глава Коллегии. – Персиваль, отлынивать от работы бесполезно.
И тут Мальт, до этих пор молчавший, всё-таки подал голос и предположил:
–Может быть, Персиваль просто не готов к такой работе?
А вот это Персиваля уже обозлило. Он хотел примириться однажды с бюрократической сволочью, но та мира, похоже, пока не желала. Персиваль дал единственно возможный ответ:
–Почему же? Я готов!
Принц Мирас, кстати, тоже обрадовался назначению Персиваля:
–Это замечательная возможность обрести новые знания. Предыдущий дознаватель, занимавшийся сетью среди жрецов, не был на моей стороне и я, к своей досаде, упустил многое. Но его стёрло время, и теперь прошлое должно уйти с ним. У нас новый ход. Ведь так?
И Персиваль кивнул, не меняясь в лице. Он научился владеть собою и не выдавать даже самых панических чувств.
При первой же встрече с Высшим Жрецом Луала – Россом – Персиваль страшно оробел. Ещё поднимаясь в его кабинет, он репетировал про себя, как будет держаться стойко, как будет горд и надменен, а потом милостиво-холоден, как загонит логикой Росса в капкан и позволит лишь один путь: сотрудничество.
Но потом он встретил взгляд Росса. Мягкий умный взгляд человека, который будет отважен до конца, который верит во что-то, что неподвластно Персивалю, и весь боевой настрой ветром сдуло.
–Добрый день, господин дознаватель, – Росс говорил тихо, но без вкрадчивости, а в усталости и было что-то в этой усталости благородное.
–Добрый…– Персиваль улыбнулся, но улыбка вышла натянутой. – Я рад, что вам известно кто я, значит, мы сократим время нашего взаимодействия, и…
Росс продолжал внимательно смотреть на Персиваля, чем смущал его. Но куда было бежать дознавателю? Не от своей же работы? Да, многое было в его жизни, и много подлости можно было ещё притянуть к нему, но такой усталой чистоты ясности взгляда, в которых не было ни страха, ни любопытства, ни жадности, ни злости – он не встречал. И это было в новинку.
С Лепеном говорить? тот не поймёт. Пожмёт плечами (Сколер видел это почти наяву), скажет:
–У нас же всё хорошо!
И он будет прав. У нас всё хорошо. У нас вместе. И у вас. А у Сколера? Ему уже мало крыши над головой, питания и друзей. Ему хочется должности, какого-то уже уважения, денег, семью в перспективах! А кто пойдёт за палача? Какая-нибудь девчонка из Коллегии Сопровождения, вроде Иас, что с недавних пор прибирала в их Коллегии, и с которой Сколер закрутил ни к чему необязывающий роман?! Да, такая согласится. Но такую не хочется. Такая за кого угодно и с кем угодно согласится, лишь бы вырваться из вечной работы по обшиву-уборке-мойке.
Арахна?.. ну уж нет. она молода. Она не поймёт. Судьба отняла у неё родителей, но дала ей билет в жизнь. Да, должность Главы Палачей – это не почётная должность, но Арахна получит её очень скоро, то есть лет в двадцать пять-двадцать шесть! Рекорд Маары! И, конечно, уже от Главы Коллегии путь есть повыше…да, призрачный, но Сколер был уверен, что Арахна найдёт себе новую протекцию и сделает это неосознанно. Умиляет она наивностью и неопытностью, кто-то и разжалобится, кто-то и купится, и пойдёт она выше, а Сколер?
Ему самому было плохо от своих мыслей. Он знал, что Арахна не карьеристка и сама, хоть и знает о планах Регара, видит это в отдалённом будущем. Потому что для неё три-четыре года – это вечность. Сколер же чуть старше, разница небольшая, но он уже мыслит чуть иначе и для него этот же срок – мгновение.
–Чего на пути стоишь? – громыхнули Сколеру, вырывая его из невесёлых размышлений. Он вздрогнул и огляделся. Оказалось, что в тяжёлых раздумьях он остановился в самом неудобном месте, и действительно едва не был задет каким-то торговцем с тяжёлым мешком на плече.
–Извините! – торопливо отскочил Сколер в сторону, но торговца уже несло:
–Совсем уже охамели! Встанут и займут полдороги, а ты теперь мучайся как хочешь! О других не думают. Всё о себе любимых. А ты, честный человек…
Торговец осёкся. Он узнал лицо Сколера.
Этот торговец был неплохим человеком, на самом деле. Просто в это утро не один Сколер проснулся с едкой мыслью о том, что всё надоело. Торговец так жил уже не первую неделю. Он был в долгах, торговля не выходила, к тому же его жена слегла с лихорадкой, а сын недавно подрался по пьяному делу в трактирчике и был теперь в Дознании – и это не говоря о том, что запаздывал подвод с товаром, который торговец рассчитывал сбагрить уже хоть за какие-то монеты, и найти этот подвод, получить о нём хоть слух, не было возможности.
Но он узнал Сколера. Узнал знак на его мантии: скрещенные меч и топор, увидел знакомое лицо. Торговец был как-то на одной казни, заглянул на шум толпы и, отличаясь хорошей памятью, запомнил того, кто казнил.
–Извините…– теперь торговец был в ужасе. Гнев его сменился страхом, презрением и отвращением одновременно.
Бесконечно кланяясь, торговец попятился назад, хватая ртом воздух. Смешное зрелище? Нет, жалкое. Сколер привык к подобному, но и это ему надоело.
Впрочем, это же и отрезвило.
«Я идиот! Я здоров. У меня есть руки-ноги и голова цела. У меня есть капиталы, друзья и жалование. Я никому ничего не должен, я знаю, как пройдёт завтрашний день…конечно, хочется счастья, но его на всех не отпущено, наверное. Луал и Девять Рыцарей Его точно знают, кого карать и кого миловать. Надо взять себя в руки и не ныть. Надоело, видите ли! Тьфу, нашёлся повод!» – подумалось Сколеру и он выдохнул. Ему стало легче дышать, и он принял чёткое решение вернуться назад, в Коллегию и жить, пока судьба сама не распорядится им по своему усмотрению. Живут же другие? Чем он лучше? Ничего. Ни-че-го!
И он пошёл назад, не зная, что судьба его уже свернула…
***
Тот, кто хочет, тот найдёт. Средства приходят разными путями и разные дороги открываются для всех, но… неизменно лишь условие: чьё-то желание.
Сколер очень пожелал, и пусть его метание было им же до поры отозвано, его успели заметить вполне себе людские силы. Заговорщики. Группа опасных политических деятелей, с которой в очень скором времени предстояло познакомиться Арахне.
Но не потому что Арахна того хотела. Этого хотел один из их представителей.
Но пока она ничего не знала и заговорщиков видела лишь на пытках и во время казни. Живыми и беседующими с собою на равных они ей пока не попадались. А вот Сколеру они попались быстрее.
–Сам подумай, какие у тебя перспективы? – голос искусителя вторил голосу Сколера, загнанному в угол с большим усилием. – Что тебя ждёт? А если сделаешь то, что нужно, заслужишь наше доверие. Заслужишь наше доверие – получишь шанс на светлое будущее.
Сколеру надо было отказаться – он знал это. Это было бы правильно. Этому учил Регар. Он повторял про путь закона, про его тяжесть, про искушение и про необходимость держаться преданности закону.
И Сколер был уверен, что выдержит во имя закона всё. И теперь оказалось – ошибся. Стоило заговорить искусителям про непыльное дело, незаконное, но обеспечивающее Сколеру шанс, как он почувствовал, что сова законов для него остались словами.
Колебания были, но ему дали монет и всё смолкло. Шанс – это редкая птица, так?
–Ты поступил бы как? Лучше что ль? – спрашивал в последовавшей бессоннице Сколер. Взывая к облику Регара.
Регар не слышал этого. А в представлении Сколера он печально лишь улыбался и был разочарован.
Но муки быстро прошли. Сколер выдохнул через три дня от свершённого окончательно и стал как прежде приветлив и весел с друзьями. Он был молод и наивен по сравнению со своими новыми знакомыми, что пропали из его жизни после того, как Сколер доложил о выполнении их поручения. Сколер полагал, что обрёл себе шанс, а для заговорщиков он был лишь разменной монеткой, пешкой, которую они при первом же опасном повороте своей деятельности сами же сдали в Дознание.
***
Сколера арестовали быстро. допрашивали с пристрастием. Он был глуп и не сумел ничего сообщить или выторговать себе. Честно признался в том, что амбиции поглотили его, сказал то, что ему велели сделать, но в его сведениях не было никакого смысла и глубины. Для Дознания это было пустым делом, которое, однако, было доведено до судейства.
Судейство потребовало казни. Сколер не верил в иронию и горечь судьбы до самого последнего своего дня. И только увидев белое, измученное страданием и бессонницей лицо Регара, понял: проиграно.
Регар был собран и холоден. В его глазах залегла мука. Но руки его были тверды. Он порывисто схватил ладонь Сколера и судорожно сжал её, пытаясь вложить в это всё невысказанное.
Почему? Почему? Как ты мог? – спрашивали глаза Регара, пока сам Регар сухо и отстранённо зачитывал приказ о казни Сколеру.
Как же? Как же…– непонимание вырывалось в каждом нервном движении Лепена, но он держался. Из долга держался.
А вот Арахны не было. Сколер поискал её глазами, поднимаясь на эшафот. Она не пришла. Не смогла или не захотела? Занята или слегла? Этого Сколер не знал.
Но Арахна знала механизм казни и, выполняя совершенно другую работу, на которую её отправил Регар, чтобы не ранить её, без труда видела всё происходящее. Горечь – первая горечь в её жизни, страшная и жестокая топила её в себе, затягивала в омут, из которого очень скоро и самой Арахне оказалось не выбраться.
В последние секунды своей жизни, стоя на коленях перед толпой, Сколер вспоминал то утро, утро, с которого всё началось для него, началось безвозвратно, утро, когда ему надоело всё, что было теперь в его сердце самым сладким. Без всяких колебаний он отдал бы все дни, что дал ему Луал, и умер бы ещё десяток раз, если можно было бы только снова проснуться, сойти вниз и встретить прежний свой мирок, с кашей-паштетом-сыром-хлебом-настоем, привычной фраза Лепена об Арахне, с заспанной Арахной, Ависом, что часто заходил к ним и с Регаром, который давно уже решил о будущем своей Коллегии.
Решил и лишь одного не вписал в это: Сколер не был готов примириться. И именно его смерть стала лишь началом конца Коллегии Палачей, а потом и привычного устоя Маары.
6. Союзник
Меньше всего дознавателю Персивалю хотелось принимать на себя ту роль, которую ему усиленно навязывали. Одно дело и дело понятное – служить в Коллегии Дознания, одной из трёх Коллегий, составляющих Секцию Закона; другое дело, уже более личное – служить не только сиюминутной пользе Маары, а заглядывать в будущее, примериваться к тому, что будет после. Но совсем чужое и странное – налаживать шпионскую сеть среди служителей Луала и Девяти Рыцарей Его.
Нет, Персиваль никогда не был моралистом. Подкуп? Легко. Шантаж? Нет ничего проще. Угроза? Да хвала Луалу, что он выдумал в людях страх! Замарать руки? Да кто подумает на дознавателя? К тому же, общее благо добывается кровью – так говорил сам себе Персиваль, то же говорил ему и принц Мирас, готовящий то самое после и успешно забывший в угоду своему желанию дорваться до абсолютной власти, что на престоле Маары, на минуту, его старший брат.
И даже в самом шпионстве, в сети осведомителей Персиваль никогда не видел ничего дурного. Шпионы – это полезно. Шпионы – это безопасно. Но вот то, что их сеть простиралась в стены храма жрецов Луала и Девяти Рыцарей Его – смущало. Персиваль не особенно-то и верил в Луала и в его первых последователей, не посещал и служб, не держал постов, но старался никогда не демонстрировать неверия, сомневаясь…
В конце концов, если там никого и ничего нет, если Луал и Служители Его – вековая выдумка Маары, то зачем спорить с устоем? Зачем тратить время на то, чего нет? а если есть…что ж, тогда лучше не ссориться.
Подход был расчётливый, но Персиваль таился ото всех и уклонялся от вопросов и размышлений на тему своей веры-неверы. Так он рассчитывал жить дальше, пока не начались очередные кадровые перестановки в Коллегии и Персиваль получил небольшую прибавку к жалованию вместе с большой ответственностью.
А ещё задание:
–Теперь наши осведомители из слуг Церкви Луала и Девяти Рыцарей Его под вашим полным контролем, Персиваль!
Это его не обрадовало. Но как человек умный, он попытался не выдавать своей прямой нерадости и выкрутиться, а потому спросил:
–Почему именно мне оказана эта честь?
–У вас самая большая сеть осведомителей в Мааре. Вы имеете…особый подход, – Глава Коллегии едва заметно усмехнулся.
Дознаватели, присутствовавшие при этом разговоре, последовали примеру своего Главы, но они иронии не оценили. Впрочем, самого Персиваля интересовало мнение и реакция лишь одного своего соратника – дознавателя Мальта, больше известного как «бюрократическая сволочь».
Они были немного похожи. Ровесники, нашедшие не только сиюминутное применение в Коллегии Дознания, но и оба смотрящие в будущее, в оглушительное и блестящее после, обещанное принцем Мирасом после свержения брата. Но разницы было куда больше. Мальт пришёл из провинциальной Коллегии, он хотел служить закону, и с удивлением и разочарованием понял, что служить придётся трону. Отступать было не в его правилах. К тому же, не в его возможностях. Для продвижения по карьерной лестнице, чтобы подняться из провинции в столицу, Мальту пришлось жениться – ещё один устой для дознавателей, привыкший иметь друг на друга рычаги давления. Но тогда Мальт принял это и для большей эффективности женился на невзрачной девице, отец которой был приговорён и казнён за расхищения. Податься девице было некуда, и Мальт сделал выбор, позволяя девице опорочить себя заступничеством за неё и стать рычагом давления на его карьеру. Дознаватели провинции, увидев, что Мальт женился на дочери преступника, оживились и, решив, что теперь он у них на крючке, стали вести вверх, к повышению. Но тут Мальта ждало разочарование и клеймо на всю жизнь. То ли его жена не выдержала отрешения своего супруга и, то ли покончила с собой, то ли Мальт её убил сам… версии разнились. Да только тело было найдено в провинции, в доме Мальта, в его кабинете.
Дознание столицы получило в свои руки Мальта абсолютно покорным – теперь на него можно было повесить убийство! А в столице Мальт примкнул к оплетающему своими заговорами принцу Мирасу и быстро замарался ещё хлеще…
Между Мальтом и Персивалем никогда не было дружбы. Это была взаимная неприязнь, граничащая с неохотным уважением. Персиваль считал, что Мальт плохо кончит, а Мальт называл Персиваля подлизой, лицемером и приспособленцем. Они соперничали в службе принцу Мирасу и в службе в Коллегии, превратив в поле малых битв каждое совещание и каждое достижение.
В том числе и шпионов. Сеть Мальта, по доносам, что имел Персиваль, была ничуть не меньше, а может быть, превосходила числом сеть самого Персиваля. Но Глава Коллегии позволил себе неосторожное замечание и Персиваль, не желавший в текущий момент новой ссоры с бюрократической сволочью, тревожно искал взглядом лицо Мальта.
Но тот был мрачен и отстранён.
–Не очень-то и большая…– заметил Персиваль, пытаясь сгладить ситуацию. – И вообще, здесь нужен совершенно другой подход. Это же жрецы! Их не подкупишь…
–Мы не подкупаем. Мы призываем к рассудительности и здравому расчёту! – резко заметил Глава Коллегии. – Персиваль, отлынивать от работы бесполезно.
И тут Мальт, до этих пор молчавший, всё-таки подал голос и предположил:
–Может быть, Персиваль просто не готов к такой работе?
А вот это Персиваля уже обозлило. Он хотел примириться однажды с бюрократической сволочью, но та мира, похоже, пока не желала. Персиваль дал единственно возможный ответ:
–Почему же? Я готов!
Принц Мирас, кстати, тоже обрадовался назначению Персиваля:
–Это замечательная возможность обрести новые знания. Предыдущий дознаватель, занимавшийся сетью среди жрецов, не был на моей стороне и я, к своей досаде, упустил многое. Но его стёрло время, и теперь прошлое должно уйти с ним. У нас новый ход. Ведь так?
И Персиваль кивнул, не меняясь в лице. Он научился владеть собою и не выдавать даже самых панических чувств.
***
При первой же встрече с Высшим Жрецом Луала – Россом – Персиваль страшно оробел. Ещё поднимаясь в его кабинет, он репетировал про себя, как будет держаться стойко, как будет горд и надменен, а потом милостиво-холоден, как загонит логикой Росса в капкан и позволит лишь один путь: сотрудничество.
Но потом он встретил взгляд Росса. Мягкий умный взгляд человека, который будет отважен до конца, который верит во что-то, что неподвластно Персивалю, и весь боевой настрой ветром сдуло.
–Добрый день, господин дознаватель, – Росс говорил тихо, но без вкрадчивости, а в усталости и было что-то в этой усталости благородное.
–Добрый…– Персиваль улыбнулся, но улыбка вышла натянутой. – Я рад, что вам известно кто я, значит, мы сократим время нашего взаимодействия, и…
Росс продолжал внимательно смотреть на Персиваля, чем смущал его. Но куда было бежать дознавателю? Не от своей же работы? Да, многое было в его жизни, и много подлости можно было ещё притянуть к нему, но такой усталой чистоты ясности взгляда, в которых не было ни страха, ни любопытства, ни жадности, ни злости – он не встречал. И это было в новинку.
