– Если лигианцы встретятся… – Летард не договорил, но тут Симон его понял и сам, поспешил заверить:
– Знать не знаю, ничего не слышал. Сделаю вид, что помогу искать.
– Не перетрудись, – подумав, ответил Летард, – Онвер никогда не был идиотом. Он может что-то заподозрить.
Но Симон только отмахнулся – где, мол, наша не пропадала? Летард ничего не ответил на это, но на душе у него стало тяжко.
У самой воды стояла вонь. Неудивительно. Вода погребла в себе много неприятного содержимого, гнилья, постирочного белья особенно заношенного именно в этих проулках. Вонь соответствовала всему виду разбитых ступеней к спуску, к которым так привыкли местные и спускались ловко, даже с полными тазами и ковшами; и печальному мосту, повисшему здесь угрожающе, разбито; и поникшему дереву, которое с прошлого лета было выедено пожаром и никому не было дела; и серой земле, смешанной с песком и мусором…
Впрочем, большую часть гнетущего уродства взгляд выцепить уже не мог, стемнело. Разглядеть дальше вытянутой руки было трудно, не спасали даже Площадные огни, которые поддерживались стражей день и ночь, чтобы путники и припозднившиеся горожане видели хоть что-то под ногами.
– Может быть, это к лучшему? – неуверенно прервал гнетущее молчание, такое же гнетущее как и всё вокруг, Летард. Он понимал, что утешение его слабое. Но что он мог предложить?
Оказалось, что мир вокруг них изменился. Оказалось, тайна принцессы уже не тайна, она вылилась на улицу и народ – от уличных девок и стражников до знати – все шепчутся, говорят, обсуждают.
Летарду было легче. Его не заметили лигианцы, он умело свернул тайными тропами, но услышал многое. Симону было труднее... для него сам образ Мадлен был нерушимой истиной, святыней, а его полощут! Он услышал всё, и был несчастен. А самое главное – он был ей не нужен. Теперь её ребёнка, ещё нерождённого, король готов объявить наследником! В таких условиях какое предместье? Какая тайна?
И он… разрывалась хрупкая ниточка, державшая его тайну и смысл. Он ей не нужен. Нет, Симон понимал своё место, но возможность сделать что-то для неё, пусть самая невероятная возможность, давала ему силы, смысл и какую-то высшую волю над поступками. Теперь всё это не имело значения и омертвение овладело им.
– Она заслуживает жить честно, – Летард и сам понимал что лукавит. Имя принцессы полоскали. Его коверкали, шутили над ним и над её строгостью, за которой ничего не было. И только король был как слеп…
Симон молчал. Он пытался пережить обстоятельство ненужности и внезапной бессмысленности, не стараясь даже задуматься над глубинными смыслами едких фраз и слухов, в которые окунулся как в выгребную яму.
Летард уловил это и поделился тревожной мыслью:
– Принц едва ли будет рад…
Симон в недоумении воззрился на Летарда. Какой там принц? Кто мог иметь значение, кроме неё?
– Надо связаться с ней. Надо спросить, – Летард покачал головой, ему всё это не нравилось. – Может быть, ей нужна твоя помощь.
– Её ребёнка объявят наследником трона! – Симон не понимал, не мог понять, на то он и был новичком.
– У нас уже есть наследник трона. И он недавно ещё был единственным, – напомнил Летард.
Симон вскинулся. До него доходило. Нет, открытых обвинений тут быть не могло, и даже сейчас Симон это понимал. Но что если и правда в словах Летарда есть смысл? Принц крови хочет трон. А она? Она угроза?
– Надо связаться с ней, – Симон заметался. Новый смысл, новая надежда на нужность ожила в нём и он вместе с ней.
– А ты знаешь как? – Летард не сдержал смешка, но Симон не заметил. Он был слишком взволнован и даже по сторонам не смотрел, словно Летарда и вовсе не искали, а он сам не был причастен к его освобождению.
– Да! Она доверяет одной из своих. Как же её… – Симон защёлкал пальцами. – Сибилла, Веста…
– Селеста, – хрипло предположил Летард и сердце его пропустило удар. Глупое, смешное людское сердце, безразличное к обстоятельствам и судьбам.
Настолько нагло заявиться к самому герцогу Болмону было идеей Онвера. Строго говоря, это было его последним шансом на спасение среди собственных лигианцев, вернее, бывших лигианцев, взявших теперь власть над достижениями Альбина. Репутация Онвера была отвратительна, и поразительно даже, как быстро это произошло. Ещё недавно он был распорядителем всех и вся, решал участи молодых членов Лиги, его слово было если не самым последним, то определённо весило и значило, а теперь свои же косились и не скрывали смешка.
А всё из-за Летарда. Из-за этого гадёныша Летарда, пропавшего в самый ненужный момент, исчезнувшего из клетки. Конечно, Онвер пытался донести очевидное: Летарду помогли, и сделал это кто-то из своих. Но тщетно. Лигианцы упёрлись, словно бараны – помогли или нет, а где ты был, Онвер? Почему не предотвратил? Почему не предостерёг предательство?
Нет, другие мятежники были в равной степени виновны, и можно было с уверенностью сказать, что это не Онвер, а все они упустили гадёныша из своих сетей! Но так сказать не выходило – Онвера назначили виноватым не сговариваясь, коллективно и всякая его защита разбивалась о давно затаённый страх перед ним. Были дни, когда Онвер был влиятельной фигурой, злоупотреблял ли он властью? Да кто теперь уж разберёт. Но он властвовал, он приглашал к Альбину, он советовал иногда и самому Альбину и отдельным удовольствием было посрамить эту влиятельную фигуру и смотреть за нелепыми попытками оправдаться.
Поход к Болмону был почти что единственным спасением. Иного выхода Онвер пока не видел. Лигианцы рыскали по столице, но не нашли и следа Летарда. Неудивительно – наёмник хорошо изучил город. Вдобавок, ему явно помогали. Оставалось сосредоточиться пока на том, что им обещали и не выполнили, и за этими требованиями Онвер и повлёкся.
Болмон принял их. Будучи человеком умным, он понимал, что шумиха ни к чему. К тому же, Лига – это всё-таки не совсем уж бандитское отродье, это что-то вроде упорядоченной, а подчас и полезной преступности, стало быть, не одно и то же.
– Мы пришли, господин, напомнить, что нам было кое-что обещано, – Онвер говорил первым. Прежняя власть почти вернулась к нему в эту минуту, и, может быть, вернулась бы до конца, вместе с уважением и страхом лигианцев, если бы лигианцы не увидели на лице Болмона смешок, и если бы он не обратился к остальным мятежникам:
– Вы все здесь по этой причине, господа?
Он не выделял Онвера. Он был готов беседовать со всеми, никого не предпочитая. Для мятежных лигианцев это означало, что Онвер не так уж и нужен даже в этом, а для Болмона весь сброд был одинаков, но он искал лидера. Намётанный глаз его давно уже уловил, что Онвер не в чести. К тому же, он прекрасно управлялся своими делами в мирное время, а мир заканчивался, так что нужно было выбрать кого-то моложе, наглее…
– Вот ты, – он ткнул пальцем в Реджа, который когда-то давно, в прошлой жизни предлагал Летарду дела, был в чести у Лиги, а ныне и сам себе поражался: как всё быстро спадало, точно краска, с их прежнего мира. Он и сам не знал, зачем пошёл в мятеж. Находясь под властью Альбина, он никогда не знал притеснений и унижений, напротив, занимал лучшее место, а теперь? Альбина нет, прежние места ничего не значат.
– Ты пришёл сюда для того, чтобы просить обещанное?
– Да, ваше сиятельство, – ответил Редж.
– Что ж, похвально, – оценил герцог, ничуть не сердясь, кажется, даже забавляясь,
– но разве для того, чтобы требовать обещанное, не нужно ль вам было исполнить обещанное? Наш договор был в силе, если ваша помощь понадобится, а она не понадобилась. Пока не понадобилась. Как только же придёт час нужды…
– Герцог! – разозлился Онвер, – вы запудрили головы моим людям!
«мои люди» недовольно забурлили. Прошло время, когда Онвер мог так выражаться.
– Нашим людям, – поправился Онвер, спиной ощущая всё более и более растущую угрозу. – Обещал нам титулы, славу, деньги! И мы поверили тебе.
– Вы были готовы ослушаться приказа вашего Главы Лиги, – согласился Болмон, – чести в этом мало, но я никогда не был лигианцем, так что, могу ошибиться. Но и он, впрочем, уже мёртв.
– Мы держим власть в городе, – напомнил Онвер, оглядывая своих товарищей, ожидая от них каких-нибудь противоречий, но те не наступили. Все они были согласны со словами Онвера. – Мы контролируем порядок на улицах, бедноту, наёмников, мы защищаем грузы королевства и нападаем, когда нужно, на грузы ближних земель. Разве мы мало сделали?
– У вас полно привилегий, – напомнил Болмон, – лично я нахожу главной из них ту, что никого из вас не вешают. А ведь есть за что, а?
Они не рассмеялись, топтались на месте несмело, не зная как спорить и как возражать. На этот раз Онвер был им нужен.
– Порядок в городе, ваше сиятельство, зависит от нас. Напрямую зависит. Мы можем этот порядок выправить таким образом, что ваши солдаты с ног собьются, пытаясь хоть кого-то спасти или образумить. Мы можем низвергнуть столицу в голод, и тогда ни вы, ни ваш принц крови не смогут ничего сделать с голодным и безумным населением, которое обязательно захочет узнать кто виноват в его страданиях!
Онвер закончил и с трудом перевёл дух. Эта короткая речь далась ему тяжело, он волновался, и не знал, какая же реакция последует за его словами. Реакции было две. Первая, от его товарищей, была полна уважения, потому что Онвер всё же показал себя. Не упусти он Летарда, они бы сейчас простили ему грехи прошлых дней, а так он пока получил передышку среди своих, которых явно не удержит. Вторая реакция была от герцога. Он улыбнулся. Не закричал, не возмутился, не испугался, он улыбнулся!
Онверу это не понравилось. Он чувствовал, что герцог умён и просто так улыбаться е будет, значит, чего-то задумал.
А Болмон задумал. Он легко считал напряжение в рядах мятежников, положение Онвера, да и слухи до него доходили, как и всегда, так что вывод напрашивался сам собой: надо кого-то поставить над этой шайкой, кого-то, кто преданно будет внимать ему и подчиняться, тко наведёт порядок.
– Вы говорите о своём могуществе, – начал Болмон спокойно, точно ему не угрожали,
– о том, какие вы замечательно сильные и властвующие. Но в это трудно поверить. Ваш лидер мёртв, вы – шайка мятежников, проворонили его убийцу. Он, кажется, сидел у вас в клетке? И всё же, вы его упустили.
Этот удар был направлен на репутацию Онвера.
– Не мы все его упустили! – возмутился Альмо. Он был моложе всех, и сам приложил Летарда, хорошо приложил, его побег же воспринимал как личное оскорбление.
– Не все, – согласился Болмон, – но вы Лига. Поступок одного ложится на всех.
Онвер ощутил ненавидящие взгляды на своей шее. Чёртов герцог верно рассчитал и угадал. И как он умудрился? Сам чёрт ему подсказал, что ли? Или он что-то знал о бегстве, об их позорной утрате пленника?
– Впрочем, это всё мелочи ныне, – продолжал Болмон, – это ваш пленник и ваш глава Лиги… был. Если вы его упустили, это ваша проблема. Вы говорите, что способны править городом, но пока вы не найдёте того, кто из вас сделал идиотов, это тоже всего лишь слова, а значит, тоже мелочь и ваша проблема.
– Мы ищем! Ищем! – понеслось со всех сторон.
– Ищите, – герцог лениво отмахнулся от их слов, точно они досадовали ему. – В этот раз не упустите только, а то будет уже просто смешно. Пока же вы не Лига, а тень её. Ваши люди пьют и бегают по городу, пытаясь найти того, кто уже был у вас в руках. Ну разве не глупость? Разве такое воинство может внушать уважение и страх горожанам? Среди вас нет лидера, среди вас нет чёткой идеологии, и вы сейчас уже не Лига, а просто чуть лучше организованная шайка. Знаете ли в чём разница? Лигу не вешают. Лига нужна.
Они молчали. В душе, конечно, кляли Онвера, назначив его удобным виновником всех бед, но сейчас молчали.
– Однако, я милостив, – продолжал Болмон, нисколько не удивляясь их молчанию и не подтрунивая на их неуверенностью, проступившей алым пятном в их душах.
– Да, милостив. И я помню обещания, которые давал Лиге, а не банде. Потому определяю следующее. Вы начнёте получать своё – своё золото, титулы, земли и прочее, если вернёте себе вид, который подобает Лиге, а не бандитам. Никакого пьянства, никакого бардака, никакого послабления в дисциплине. Вы наведёте порядок в своих рядах. Вы отыщете того, кто сбежал от вас, прибив прежнего Главу лиги. И вы выберете нового. Корона не может вести переговоры со всеми сразу, и все сразу не могут быть равны, кто-то должен быть лидером. Лидером с советниками, лидером единоличным – как угодно! Нам нужен порядок в лиге. Если вы вернёте себе надлежащий вид, мы поговорим о возвращении прежнего отношения и новых дарах для вас. Беседовать же с шайкой никто не станет.
Болмон остался спокоен. Он не отказывал им, он поступил хуже – прямо указал, что они больше не внушают ему доверия, да и городу тоже, что вся их власть утрачена и он ждёт их прежнего вида.
– Мы не простим обмана! – напомнил Онвер, – мы получим своё.
– Для начала найдите хоть убийцу вашего бывшего Главы, – Болмон не испугался, – это хоть как-то докажет, что вы ещё хоть на что-то годитесь! Среди бела дня вашего лидера убивают, а вы? Вы отпускаете убийцу. Позор. После такого требовать какую-то там славу и золото? Да за что платить? За пьяных бандитов-увальней?
Он оглядел ещё раз пришедших и уже мягче добавил:
– Наведите порядок в своих рядах и мы поговорим о вознаграждении для вас. Ступайте!
Вышли в молчании. К герцогу они шли весело, уверенные в своей правоте, гордые и страшные, выходили глупые и униженные. Как так получилось? Вроде бы на их стороне была сила, а вроде бы и не значила их сила больше ничего.
– В чём-то он прав, друзья, – Редж заговорил первым, с неприязнью оглядев Онвера.
– У нас нет порядка, и мы упустили убийцу. Он упустил.
– Я не…– Онвер попытался оправдаться, но его заглушили.
– Упустил!
– Не проворен!
– Слабак!
– А если он расскажет как было на самом деле?
– Мы найдём его! Найдём! – Онвер вертелся и бросался от одного к другому, пытаясь найти, выманить хоть какое-то сочувствие, но тщетно. Его не слушали и отпихивали в сторону, не желали беседовать, не желали мириться с ним. – Ему помогли! Ему помог кто-то из своих?
– Кто? – издевательски поинтересовался наконец, кто-то более сочувствующий, в пелене лиц, ненавидящих его, Онвер даже и разобрать не мог.
Онвер остановился, хватанул ртом воздух, чувствуя, что слабеет, и спасение пришло к нему восхитительным золотистым отблеском мысли. Он спросил:
– А кто-нибудь видел Симона?
– Не упрямься, Мадлен! – король блаженно и счастливо взирал на сестру. С каждым днём его взгляд всё более и более плутал в счастливом предвестии, а Мадлен же бледнела и иссыхала. Она чувствовала, что приближается великий ужас бесчестия и смерти, потому что Энрике просто так может её и не отпустить. Бесчестие она переживёт. Будет молиться до конца дней своих, просить искупления!
– Надо поступить правильно, – губы Мадлен дрожали, она чувствовала, что вот-вот снова заплачет. Странное дело, ей казалось, что все слёзы она выплакала уже давно, как только узнала ужасное своё положение. Сама виновата, конечно, сама, но всё же! – Правильно будет не гневить народ.
– Знать не знаю, ничего не слышал. Сделаю вид, что помогу искать.
– Не перетрудись, – подумав, ответил Летард, – Онвер никогда не был идиотом. Он может что-то заподозрить.
Но Симон только отмахнулся – где, мол, наша не пропадала? Летард ничего не ответил на это, но на душе у него стало тяжко.
***
У самой воды стояла вонь. Неудивительно. Вода погребла в себе много неприятного содержимого, гнилья, постирочного белья особенно заношенного именно в этих проулках. Вонь соответствовала всему виду разбитых ступеней к спуску, к которым так привыкли местные и спускались ловко, даже с полными тазами и ковшами; и печальному мосту, повисшему здесь угрожающе, разбито; и поникшему дереву, которое с прошлого лета было выедено пожаром и никому не было дела; и серой земле, смешанной с песком и мусором…
Впрочем, большую часть гнетущего уродства взгляд выцепить уже не мог, стемнело. Разглядеть дальше вытянутой руки было трудно, не спасали даже Площадные огни, которые поддерживались стражей день и ночь, чтобы путники и припозднившиеся горожане видели хоть что-то под ногами.
– Может быть, это к лучшему? – неуверенно прервал гнетущее молчание, такое же гнетущее как и всё вокруг, Летард. Он понимал, что утешение его слабое. Но что он мог предложить?
Оказалось, что мир вокруг них изменился. Оказалось, тайна принцессы уже не тайна, она вылилась на улицу и народ – от уличных девок и стражников до знати – все шепчутся, говорят, обсуждают.
Летарду было легче. Его не заметили лигианцы, он умело свернул тайными тропами, но услышал многое. Симону было труднее... для него сам образ Мадлен был нерушимой истиной, святыней, а его полощут! Он услышал всё, и был несчастен. А самое главное – он был ей не нужен. Теперь её ребёнка, ещё нерождённого, король готов объявить наследником! В таких условиях какое предместье? Какая тайна?
И он… разрывалась хрупкая ниточка, державшая его тайну и смысл. Он ей не нужен. Нет, Симон понимал своё место, но возможность сделать что-то для неё, пусть самая невероятная возможность, давала ему силы, смысл и какую-то высшую волю над поступками. Теперь всё это не имело значения и омертвение овладело им.
– Она заслуживает жить честно, – Летард и сам понимал что лукавит. Имя принцессы полоскали. Его коверкали, шутили над ним и над её строгостью, за которой ничего не было. И только король был как слеп…
Симон молчал. Он пытался пережить обстоятельство ненужности и внезапной бессмысленности, не стараясь даже задуматься над глубинными смыслами едких фраз и слухов, в которые окунулся как в выгребную яму.
Летард уловил это и поделился тревожной мыслью:
– Принц едва ли будет рад…
Симон в недоумении воззрился на Летарда. Какой там принц? Кто мог иметь значение, кроме неё?
– Надо связаться с ней. Надо спросить, – Летард покачал головой, ему всё это не нравилось. – Может быть, ей нужна твоя помощь.
– Её ребёнка объявят наследником трона! – Симон не понимал, не мог понять, на то он и был новичком.
– У нас уже есть наследник трона. И он недавно ещё был единственным, – напомнил Летард.
Симон вскинулся. До него доходило. Нет, открытых обвинений тут быть не могло, и даже сейчас Симон это понимал. Но что если и правда в словах Летарда есть смысл? Принц крови хочет трон. А она? Она угроза?
– Надо связаться с ней, – Симон заметался. Новый смысл, новая надежда на нужность ожила в нём и он вместе с ней.
– А ты знаешь как? – Летард не сдержал смешка, но Симон не заметил. Он был слишком взволнован и даже по сторонам не смотрел, словно Летарда и вовсе не искали, а он сам не был причастен к его освобождению.
– Да! Она доверяет одной из своих. Как же её… – Симон защёлкал пальцами. – Сибилла, Веста…
– Селеста, – хрипло предположил Летард и сердце его пропустило удар. Глупое, смешное людское сердце, безразличное к обстоятельствам и судьбам.
Глава 5(18) Разные глупости
Настолько нагло заявиться к самому герцогу Болмону было идеей Онвера. Строго говоря, это было его последним шансом на спасение среди собственных лигианцев, вернее, бывших лигианцев, взявших теперь власть над достижениями Альбина. Репутация Онвера была отвратительна, и поразительно даже, как быстро это произошло. Ещё недавно он был распорядителем всех и вся, решал участи молодых членов Лиги, его слово было если не самым последним, то определённо весило и значило, а теперь свои же косились и не скрывали смешка.
А всё из-за Летарда. Из-за этого гадёныша Летарда, пропавшего в самый ненужный момент, исчезнувшего из клетки. Конечно, Онвер пытался донести очевидное: Летарду помогли, и сделал это кто-то из своих. Но тщетно. Лигианцы упёрлись, словно бараны – помогли или нет, а где ты был, Онвер? Почему не предотвратил? Почему не предостерёг предательство?
Нет, другие мятежники были в равной степени виновны, и можно было с уверенностью сказать, что это не Онвер, а все они упустили гадёныша из своих сетей! Но так сказать не выходило – Онвера назначили виноватым не сговариваясь, коллективно и всякая его защита разбивалась о давно затаённый страх перед ним. Были дни, когда Онвер был влиятельной фигурой, злоупотреблял ли он властью? Да кто теперь уж разберёт. Но он властвовал, он приглашал к Альбину, он советовал иногда и самому Альбину и отдельным удовольствием было посрамить эту влиятельную фигуру и смотреть за нелепыми попытками оправдаться.
Поход к Болмону был почти что единственным спасением. Иного выхода Онвер пока не видел. Лигианцы рыскали по столице, но не нашли и следа Летарда. Неудивительно – наёмник хорошо изучил город. Вдобавок, ему явно помогали. Оставалось сосредоточиться пока на том, что им обещали и не выполнили, и за этими требованиями Онвер и повлёкся.
Болмон принял их. Будучи человеком умным, он понимал, что шумиха ни к чему. К тому же, Лига – это всё-таки не совсем уж бандитское отродье, это что-то вроде упорядоченной, а подчас и полезной преступности, стало быть, не одно и то же.
– Мы пришли, господин, напомнить, что нам было кое-что обещано, – Онвер говорил первым. Прежняя власть почти вернулась к нему в эту минуту, и, может быть, вернулась бы до конца, вместе с уважением и страхом лигианцев, если бы лигианцы не увидели на лице Болмона смешок, и если бы он не обратился к остальным мятежникам:
– Вы все здесь по этой причине, господа?
Он не выделял Онвера. Он был готов беседовать со всеми, никого не предпочитая. Для мятежных лигианцев это означало, что Онвер не так уж и нужен даже в этом, а для Болмона весь сброд был одинаков, но он искал лидера. Намётанный глаз его давно уже уловил, что Онвер не в чести. К тому же, он прекрасно управлялся своими делами в мирное время, а мир заканчивался, так что нужно было выбрать кого-то моложе, наглее…
– Вот ты, – он ткнул пальцем в Реджа, который когда-то давно, в прошлой жизни предлагал Летарду дела, был в чести у Лиги, а ныне и сам себе поражался: как всё быстро спадало, точно краска, с их прежнего мира. Он и сам не знал, зачем пошёл в мятеж. Находясь под властью Альбина, он никогда не знал притеснений и унижений, напротив, занимал лучшее место, а теперь? Альбина нет, прежние места ничего не значат.
– Ты пришёл сюда для того, чтобы просить обещанное?
– Да, ваше сиятельство, – ответил Редж.
– Что ж, похвально, – оценил герцог, ничуть не сердясь, кажется, даже забавляясь,
– но разве для того, чтобы требовать обещанное, не нужно ль вам было исполнить обещанное? Наш договор был в силе, если ваша помощь понадобится, а она не понадобилась. Пока не понадобилась. Как только же придёт час нужды…
– Герцог! – разозлился Онвер, – вы запудрили головы моим людям!
«мои люди» недовольно забурлили. Прошло время, когда Онвер мог так выражаться.
– Нашим людям, – поправился Онвер, спиной ощущая всё более и более растущую угрозу. – Обещал нам титулы, славу, деньги! И мы поверили тебе.
– Вы были готовы ослушаться приказа вашего Главы Лиги, – согласился Болмон, – чести в этом мало, но я никогда не был лигианцем, так что, могу ошибиться. Но и он, впрочем, уже мёртв.
– Мы держим власть в городе, – напомнил Онвер, оглядывая своих товарищей, ожидая от них каких-нибудь противоречий, но те не наступили. Все они были согласны со словами Онвера. – Мы контролируем порядок на улицах, бедноту, наёмников, мы защищаем грузы королевства и нападаем, когда нужно, на грузы ближних земель. Разве мы мало сделали?
– У вас полно привилегий, – напомнил Болмон, – лично я нахожу главной из них ту, что никого из вас не вешают. А ведь есть за что, а?
Они не рассмеялись, топтались на месте несмело, не зная как спорить и как возражать. На этот раз Онвер был им нужен.
– Порядок в городе, ваше сиятельство, зависит от нас. Напрямую зависит. Мы можем этот порядок выправить таким образом, что ваши солдаты с ног собьются, пытаясь хоть кого-то спасти или образумить. Мы можем низвергнуть столицу в голод, и тогда ни вы, ни ваш принц крови не смогут ничего сделать с голодным и безумным населением, которое обязательно захочет узнать кто виноват в его страданиях!
Онвер закончил и с трудом перевёл дух. Эта короткая речь далась ему тяжело, он волновался, и не знал, какая же реакция последует за его словами. Реакции было две. Первая, от его товарищей, была полна уважения, потому что Онвер всё же показал себя. Не упусти он Летарда, они бы сейчас простили ему грехи прошлых дней, а так он пока получил передышку среди своих, которых явно не удержит. Вторая реакция была от герцога. Он улыбнулся. Не закричал, не возмутился, не испугался, он улыбнулся!
Онверу это не понравилось. Он чувствовал, что герцог умён и просто так улыбаться е будет, значит, чего-то задумал.
А Болмон задумал. Он легко считал напряжение в рядах мятежников, положение Онвера, да и слухи до него доходили, как и всегда, так что вывод напрашивался сам собой: надо кого-то поставить над этой шайкой, кого-то, кто преданно будет внимать ему и подчиняться, тко наведёт порядок.
– Вы говорите о своём могуществе, – начал Болмон спокойно, точно ему не угрожали,
– о том, какие вы замечательно сильные и властвующие. Но в это трудно поверить. Ваш лидер мёртв, вы – шайка мятежников, проворонили его убийцу. Он, кажется, сидел у вас в клетке? И всё же, вы его упустили.
Этот удар был направлен на репутацию Онвера.
– Не мы все его упустили! – возмутился Альмо. Он был моложе всех, и сам приложил Летарда, хорошо приложил, его побег же воспринимал как личное оскорбление.
– Не все, – согласился Болмон, – но вы Лига. Поступок одного ложится на всех.
Онвер ощутил ненавидящие взгляды на своей шее. Чёртов герцог верно рассчитал и угадал. И как он умудрился? Сам чёрт ему подсказал, что ли? Или он что-то знал о бегстве, об их позорной утрате пленника?
– Впрочем, это всё мелочи ныне, – продолжал Болмон, – это ваш пленник и ваш глава Лиги… был. Если вы его упустили, это ваша проблема. Вы говорите, что способны править городом, но пока вы не найдёте того, кто из вас сделал идиотов, это тоже всего лишь слова, а значит, тоже мелочь и ваша проблема.
– Мы ищем! Ищем! – понеслось со всех сторон.
– Ищите, – герцог лениво отмахнулся от их слов, точно они досадовали ему. – В этот раз не упустите только, а то будет уже просто смешно. Пока же вы не Лига, а тень её. Ваши люди пьют и бегают по городу, пытаясь найти того, кто уже был у вас в руках. Ну разве не глупость? Разве такое воинство может внушать уважение и страх горожанам? Среди вас нет лидера, среди вас нет чёткой идеологии, и вы сейчас уже не Лига, а просто чуть лучше организованная шайка. Знаете ли в чём разница? Лигу не вешают. Лига нужна.
Они молчали. В душе, конечно, кляли Онвера, назначив его удобным виновником всех бед, но сейчас молчали.
– Однако, я милостив, – продолжал Болмон, нисколько не удивляясь их молчанию и не подтрунивая на их неуверенностью, проступившей алым пятном в их душах.
– Да, милостив. И я помню обещания, которые давал Лиге, а не банде. Потому определяю следующее. Вы начнёте получать своё – своё золото, титулы, земли и прочее, если вернёте себе вид, который подобает Лиге, а не бандитам. Никакого пьянства, никакого бардака, никакого послабления в дисциплине. Вы наведёте порядок в своих рядах. Вы отыщете того, кто сбежал от вас, прибив прежнего Главу лиги. И вы выберете нового. Корона не может вести переговоры со всеми сразу, и все сразу не могут быть равны, кто-то должен быть лидером. Лидером с советниками, лидером единоличным – как угодно! Нам нужен порядок в лиге. Если вы вернёте себе надлежащий вид, мы поговорим о возвращении прежнего отношения и новых дарах для вас. Беседовать же с шайкой никто не станет.
Болмон остался спокоен. Он не отказывал им, он поступил хуже – прямо указал, что они больше не внушают ему доверия, да и городу тоже, что вся их власть утрачена и он ждёт их прежнего вида.
– Мы не простим обмана! – напомнил Онвер, – мы получим своё.
– Для начала найдите хоть убийцу вашего бывшего Главы, – Болмон не испугался, – это хоть как-то докажет, что вы ещё хоть на что-то годитесь! Среди бела дня вашего лидера убивают, а вы? Вы отпускаете убийцу. Позор. После такого требовать какую-то там славу и золото? Да за что платить? За пьяных бандитов-увальней?
Он оглядел ещё раз пришедших и уже мягче добавил:
– Наведите порядок в своих рядах и мы поговорим о вознаграждении для вас. Ступайте!
Вышли в молчании. К герцогу они шли весело, уверенные в своей правоте, гордые и страшные, выходили глупые и униженные. Как так получилось? Вроде бы на их стороне была сила, а вроде бы и не значила их сила больше ничего.
– В чём-то он прав, друзья, – Редж заговорил первым, с неприязнью оглядев Онвера.
– У нас нет порядка, и мы упустили убийцу. Он упустил.
– Я не…– Онвер попытался оправдаться, но его заглушили.
– Упустил!
– Не проворен!
– Слабак!
– А если он расскажет как было на самом деле?
– Мы найдём его! Найдём! – Онвер вертелся и бросался от одного к другому, пытаясь найти, выманить хоть какое-то сочувствие, но тщетно. Его не слушали и отпихивали в сторону, не желали беседовать, не желали мириться с ним. – Ему помогли! Ему помог кто-то из своих?
– Кто? – издевательски поинтересовался наконец, кто-то более сочувствующий, в пелене лиц, ненавидящих его, Онвер даже и разобрать не мог.
Онвер остановился, хватанул ртом воздух, чувствуя, что слабеет, и спасение пришло к нему восхитительным золотистым отблеском мысли. Он спросил:
– А кто-нибудь видел Симона?
***
– Не упрямься, Мадлен! – король блаженно и счастливо взирал на сестру. С каждым днём его взгляд всё более и более плутал в счастливом предвестии, а Мадлен же бледнела и иссыхала. Она чувствовала, что приближается великий ужас бесчестия и смерти, потому что Энрике просто так может её и не отпустить. Бесчестие она переживёт. Будет молиться до конца дней своих, просить искупления!
– Надо поступить правильно, – губы Мадлен дрожали, она чувствовала, что вот-вот снова заплачет. Странное дело, ей казалось, что все слёзы она выплакала уже давно, как только узнала ужасное своё положение. Сама виновата, конечно, сама, но всё же! – Правильно будет не гневить народ.
