Летард не считал себя сентиментальным, не к его ремеслу было само проявление сентиментальности, но Гуго был ближе всех к понятию друга для Летарда. Хотя и лежала между ними пропасть в мастерстве.
Но почему же Альбин написал об этом? Предостерёг? Намекнул? Но на что? Этого Летард не мог понять и размышления об этом письме отвлекали его от воспоминаний о Гуго всю дорогу до церкви.
Да, не ему – грешнику и верному обитателю посмертного ада посещать дом Господа. Не ему молить за такого же грешника, который не убивал сам, но подписями своими и лже-печатями устроил далеко не один десяток удачных дел.
Не ему просить и не об этом человеке, но равнодушным Летард остаться не мог. Он рассудил просто: Господь знает и сам и грехи, и помыслы, и поступки человека, осудит, конечно же, осудит и без участия земных уже судей, но помолиться-то, попросить можно?
Не за себя, за славного малого Гуго! Сколько лет ему было? Летард не знал. Где жил и с кем? Летард не знал и этого. Знал только то, что Гуго не имел никакой заносчивости и всегда стремился помочь как своим, подкидывая заказы по нужде, так и откровенным беднякам.
Летард решил, что и это чего-то да стоит, и не был Гуго таким уж пропащим человеком, как может показаться со стороны. Но Господь и без Летарда это знает. И всё же хотелось ему как-то попрощаться с соратником. Один на один. Стыдясь, как и любой наёмник, но проститься.
Летард шёл, тяжело переваривая собственные мысли. Город встречал его такой же тяжёлой хмарью: недавние волнения между королём и его братом не прошли для города бесследно. Так, наверное, было и по всей стране – Летард не знал, но предполагал, что круги идут по воде куда дальше, чем может видеть его простой, лишённый интереса к власти, взгляд.
На оживлённой ещё недавно площади половина лавок пришла в запустение или была заколочена. Летард знал, что некоторые торговцы решили пока приостановить торговлю, опасаясь волнений. Скоро всё должно было вернуться на привычные круги, но эти забитые лавчонки, разбитые и залитые какой-то липкой дрянь скамьи, фонтаны – всё это говорило о гневе и буйстве бессильной прежде толпы.
И неважно чьей стороне эта толпа поклонялась.
Но больше всего изменились люди. Летард, работавший под покровом темноты, редко выходил из своих лачуг в скопления людей днём и давно уже не было у него возможности увидеть столько лиц, фигур. Прежде он помнил как люди останавливались прямо на улицах, долго беседовали, перешучивались. Теперь тихо. Знакомые только кивнут друг другу и опускают головы. Спешат. Да и людей стало как-то ощутимо меньше.
Невольно вспомнились слова Люси о том, что принц крови спит и видит себя на троне, что сын короля болен и может умереть. Неужели она права? Неужели в воздухе витает всё-таки призрак войны? Ну да, принц Энрике всегда был мятежником и не так давно отступал со своими людьми из столицы, бросая вызов брату, но ведь всё кончилось публичным прощением принца и его людей и даже братскими объятиями?
Или нет? Отчего тогда в воздухе столько напряжения?
В своих мыслях Летард зашёл так далеко, что и сам не заметил, как ноги привели его путь к дверям церкви. Но путь его был преграждён тотчас не самыми приятными, но уже знакомыми Летарду людьми – стражники.
Не меньше полудюжины стояли в дверях недвижимой стеной и страшно блеснули их доспехи в свете мелькнувшего солнечного луча.
Летард охнул. Стража едва ли знала его в лицо, но всё же так рисковать он не хотел. Самое время клясть себя за невнимание к дороге и уклоняться, пригибая голову как можно ниже, чтобы не разглядели.
– Шёл бы ты, – один из стражников его заметил, но остался дружелюбен. Строго говоря, и не было очевидной вины за Летардом – пришёл человек в церковь, не знал человек, что тут уже кто-то есть. Кто-то важный, кого нужно так охранять. Его ли это вина?
Мелко-мелко закивав, Летард уже пятился назад, стараясь всё также пригибать голову, чтобы не пришло кому-нибудь даже мыслью остановить его да спросить: кто ты, добрый прохожий?
Но бегство не удалось. Тяжёлые двери за спинами недвижимой людской стены распахнулись, обнажая нутро и прохладу церкви, и выпуская из темноты хода целую свиту.
Увидев вышедших, Летард понял причину появления такой стражи. Ещё бы! Сама принцесса крови – строгая и, как говорили, весьма набожная принцесса Мадлен. В такое время!
И почему, интересно, она не молится в замке?
Принцесса шла в окружении своих фрейлин и нескольких придворных дам, и при этом, о странное дело, наряд её был скромнее всех. Тяжёлые тёмно-зелёные ткани наглухо скрывали её фигуру, таили молодость от чужого любопытства.
Летард никогда не видел принцессу так близко. Да, бывало, он видел её в дни бесплатной раздачи хлеба и на празднествах, но вот так близко? Нет, это было впервые. Летард даже отпрянул и сам подальше, понимая, что недостоин быть так близко к этой женщине. Она выше его от рождения, она и не взглянет на него, не узнает. И будет права.
Принцесса прошла мимо. У неё был лёгкий шаг. А может быть, так казалось на фоне стражи, что плотным кольцом окружила её?
У Летарда дух захватило. Он никогда не думал о принцессе как о реальном человеке. Да, она была, появлялась, но была такой далёкой, и теперь, когда он увидел её так близко, когда глаз выхватил и заломы на её платье от молитвы на коленях, и множество мелких шпилек в её густых волосах…
Она реальна, она была близко, и это почему-то его потрясло. Впрочем, одно потрясение быстро сменилось другим.
Принцесса прошла. За нею спешили дамы, фрейлины, что-то благоговейно шепча друг другу, но в их лицах Летард не видел никакой искренности и возвышенности, какая запечатлелась в лице принцессы. У него создалось впечатление, что они просто идут за нею, повинуясь долгу, да и разоделись так, словно на праздник.
Не успел Летард подумать об этом точнее, как грянуло потрясение: взгляд, отпустивший принцессу, выцепил совершенно неожиданную нежность лица и тонкий склад фигуры. Что-то было во всей этой фигуре такое беззащитное и робкое, напоминающее замёрзший цветок, всунутый в слишком уж блестящую вазу, но не нуждающийся в ней, а ищущий тепла.
И что хуже – она поймала его взгляд. Она взглянула на него и тотчас опустила голову, прячась от его внимания. Но этого мига хватило, чтобы Летарда – циничного наёмника, который даже не знал чего он хочет от жизни и жив ли вообще, проняло.
Отпустить её было сложнее. Но Летард был понятлив. Он знал, что стража, окружившая кольцом девушек и дам, не позволит ему и шага в их сторону сделать. Оставалось стоять дураком и смотреть вслед уходящей процессии…
Кем она была? Дочерью какого-то знатного человека? Чьей-то невестой? Сестрой? Фрейлиной принцессы? Сопровождением кого-то из дам? Как её звали? И как мог Летард посметь её заметить?
«Идиот!» – Летард отвесил себе мысленно пощёчину. Чего он думает? О чём он думает? Ему, наёмнику, представителю тёмных проулков, обитателю Пристанищ Лиги, нет никакого смысла думать о чём-то подобном и нежном, робком и нетронутом жизнью. Его удел – кровь и грязь, грубая пища, лачуга. А она из другого мира. Из мира, который Летард никогда не познает. Тень, иллюзия, уловка, проступившая на миг в его полумраке так, как проступает солнечный свет через тучи, чтобы тотчас скрыться.
Летард тряхнул головой, чтобы окончательно избавить себя от глупого наваждения. Он с трудом вспомнил про Гуго, про письмо, про весь свой такой грязный и неуклюжий мир. И тяжело дались ему последние шаги до входа в церковь.
В церкви было прохладно и тихо. Священник, увидев его, едва-едва изменился в лице, но тут же овладел собой. Летарду пришло в голову, что он, наверное, выбрал всё-таки очень неудачное время для прихода сюда, и он поспешил извиниться:
– Простите, я… не хотел так.
– Глупости! – заверил священник, – любой приход сюда праведен и верен, и сделан в сво й час.
Эти слова немного успокоили Летарда.
– Что вас привело? – в волосах священника блестела благородная седина, которую Летард не чаял увидеть на своих волосах, так как сомневался, что жизнь его дождётся.
– Я…– Летард путался в мыслях, но всё-таки овладел собой. – У меня умер друг.
– Желаете помолиться за его душу? – уточнил священник.
– Если можно, – кивнул Летард, – и ещё… попросить за него прощения.
Эта мысль была неожиданной, но она так удачно блеснула, что Летард поспешил её высказать. Священник, надо отдать ему должное, не изменился в лице, лишь с тихой печалью спросил:
– Как зовут вашего друга?
– Гуго, – ответил Летард.
– Из рода? – этого было мало, или священник уже начал догадываться? Голос его и лицо не изменились, он был всё также тих и располагающ.
Летард потупился. Он не знал, откуда идёт Гуго, из какого он рода и из какой стороны. Священник покачал головой:
– Чем занимался он?
Летард смутился ещё больше, хотя ему казалось, что это уже невозможно. Но нет, под мягким взглядом священника, который доходил до самого сердца, смутиться было куда.
– Всякий заслуживает прощения, – сказал священник, когда молчание затянулось, – даже тот, кто был грешен здесь, на этой земле, заслуживает, чтобы о нём просили снисхождения.
Это было что-то новое. Летард знал, что многих его собратьев, что прошли через виселицу, конечно, водили к священникам, а то и вовсе – священник был в последние минуты рядом, но каждый из них, и это было даже видно, испытывал в лучшем случае профессиональное безразличие к душе.
Или Летарду так казалось? В любом случае, он был ошеломлён – воистину, день был богат и щедр на ошеломления!
– Мы будем просить об ушедшем, – пообещал священник, – и вы просите о нём. Помолитесь, если умеете. А если не умеете, то обратитесь как сможете, главное – искренне.
Сбитый с толку, покрасневший и смущённый, Летард уже жалел о том, что пришёл сюда. Нет, не годился он для этого места и для этого человека, не должно было его здесь быть.
– А если захотите, приходите и сами, – продолжил священник.
– Зачем это? – нервно спросил Летард, хотя, конечно, понимал, для чего его приглашают. Видимо, что-то учуял этот человек в своём госте, увидел его сбитое смущение и понял что-то. или предположил? Или это была просто доброта практически природная?
– На исповедь, – легко отозвался священник, – спросите преподобного Руже, и я выйду к вам.
Летард овладел собою. На исповедь? Ему? Да этот человек или издевается, или спятил! На исповедь! Надо же. Он что, полагает, что Летард так глуп, что придёт рассказывать про все свои грехи ему? И останется священнику только кликнуть стражу.
– Спасибо, не надо, – грубее, чем нужно было, ответил Летард и повернулся, чтобы выйти прочь.
– Мы всегда здесь, – спокойно отозвался преподобный Руже, но Летард не позволил себе обернуться. Исповедь! Он наёмник, убийца! Ему не полагается исповеди.
Ему положен только ад.
В гневе шагов Летард даже не заметил как вышел из церкви, как устремился по улицам, чудом не зацепляя торопливо-нервных прохожих. В голове и в сердце пульсировали ужас и гнев: исповедь! Ему!
У Моста Матери он остановился. Усталость накрыла его с новой силой, Летард вспомнил, что с самого утра этого странного дня он так ничего и не ел. Желудок уже сводило от голода, но на сердце вдруг стало легко: он сегодня приблизился к какому-то внезапному нежному существу, красивому и робкому, и совершенно из далёкого для него мира. Но это чудо сближения было, и она взглянула на него!
Впрочем, едва ли увидела. Кем он предстал перед нею? Полубродягой? Горожанином, всё имущество которого и одной её туфельки не покроет?
Да, вернее всего так, и никем больше. А узнай она что он из Лиги, что он наёмник, она бы задрожала от отвращения и упала бы без чувств. Женщина в обмороке! Это всегда вызывало у обитателей Пристанища смешки. Уличные девки, конечно, порой прибегали к подобным уловкам, но они лишь играли в потерю сознания, чтобы отвлечь внимание от кармана своего покупателя или же по собственной просьбе его изображали бессильных. По-настоящему девицы Лиги не падают в обмороки, так как к своим годам, даже самым юным, успевают увидеть слишком много дряни.
В странном состоянии Летард добрёл до Пристанища. Он не помнил дороги, погружённый в собственные мысли. Мысли же издевались, скакали: от Гуго, за которого он пытался попросить прощения в церкви, до наглеца Симона; от принца крови до той робкой и нежной красавицы, увидеть которую ему никогда не удастся. Мысли были хаотичными, не давали сосредоточиться на чём-то одном и это очень злило.
Летард очнулся только когда рука его стукнула, как было положено, в двери Пристанища. Зачем он сюда пришёл? Ах да, обед. Что-нибудь съесть.
Встретили его радушно. Бессменный Онвер тотчас возвестил:
– Тебя ждёт Альбин.
– Я бы чего-нибудь…– начал, было, летард, и тут до него дошло. – Что?
– Ждут, – подсказал Онвер и подтолкнул растерянного Летарда к витой лесенке, ведущей на второй этаж.
Это Летарду не понравилось. Альбин редко когда вызывал кого-то. в удачные дни, бывало, да, спускался и сам, благодарил парней за хорошую и слаженную работу. Но в обычные дни? Нет, это что-то нехорошее. Но за Летардом вроде и нет проступков. Или есть?
Хотя, разве это важно? Летард прекрасно понимал, что если он прогневал кого-то, то тут уже может так статься, что и не посмотрят на реальность греха: выпнут и всё. И хорошо даже, если просто выпнут.
К Альбину Лпетард вошёл в смешанных чувствах. Но тот, кивнув, начал вполне дружелюбно:
– Здравствуй, садись. Хочешь выпить?
По опыту знал Летард, что пить с Альбином – дело опасное. Он и уболтать на невозможное может, и выведать всё что угодно. Да и не хотелось Летарду желудок жечь вином прежде еды.
– Нет, не стоит. Вы хотели меня видеть? Онвер сказал.
– Да, хотел. – Альбин печально взглянул на Летарда. Что Летарда всегда поражало во взгляде Альбина, так это вечно печальный взгляд, точно невообразимый груз нёс он на своих плечах, за весь народ отвечал, не меньше! – Я послал тебе утром письмо.
Письмо! Симон-наглец… память, конечно, тотчас услужливо подсказала всё пережитое.
– Да, я был удивлён. Я скорблю о Гуго. Он был славным малым, – торопливо ответил Летард.
– Славным малым, – с непонятной интонацией повторил Альбин и помедлил, точно примериваясь к словам как к удару: – зачем в церковь ходил?
Знает? Неудивительно. Может быть, тот же Симон и следил! Ох, новичок меньше двух дней в Лиге, а у Летарда уже чешутся руки на его счёт!
– За Гуго попросить, – Летард не стал выказывать удивления осведомлённости Альбина. В церковь ходить не запрещено, он ничего не нарушил. Да, у Лиги сложные отношения с законом, но вся Лига смертна, и некоторые об этом временами вспоминают, пытаясь хоть как-то отмолить свои грехи.
Люси, например, периодически берётся наставлять своих девок на путь смирения и добродетели.
– Что он тебе рассказал о своих делах? – спросил Альбин, не реагируя на ответ Летарда, и не позволяя ему понять как сам Альбин относится к этому поступку.
– Он никогда о делах не говорил, – честно ответил Летард. Теперь у него понемногу складывалось. Летард и Гуго и вправду много общались, их можно было бы даже принять по меркам Лиги за друзей, поэтому Альбин и послал письмо о смерти, полагал, что Летарду что-то известно о делах Гуго и он примется что-то делать, что-то прятать или к кому-то пойдёт…
Но почему же Альбин написал об этом? Предостерёг? Намекнул? Но на что? Этого Летард не мог понять и размышления об этом письме отвлекали его от воспоминаний о Гуго всю дорогу до церкви.
Да, не ему – грешнику и верному обитателю посмертного ада посещать дом Господа. Не ему молить за такого же грешника, который не убивал сам, но подписями своими и лже-печатями устроил далеко не один десяток удачных дел.
Не ему просить и не об этом человеке, но равнодушным Летард остаться не мог. Он рассудил просто: Господь знает и сам и грехи, и помыслы, и поступки человека, осудит, конечно же, осудит и без участия земных уже судей, но помолиться-то, попросить можно?
Не за себя, за славного малого Гуго! Сколько лет ему было? Летард не знал. Где жил и с кем? Летард не знал и этого. Знал только то, что Гуго не имел никакой заносчивости и всегда стремился помочь как своим, подкидывая заказы по нужде, так и откровенным беднякам.
Летард решил, что и это чего-то да стоит, и не был Гуго таким уж пропащим человеком, как может показаться со стороны. Но Господь и без Летарда это знает. И всё же хотелось ему как-то попрощаться с соратником. Один на один. Стыдясь, как и любой наёмник, но проститься.
Летард шёл, тяжело переваривая собственные мысли. Город встречал его такой же тяжёлой хмарью: недавние волнения между королём и его братом не прошли для города бесследно. Так, наверное, было и по всей стране – Летард не знал, но предполагал, что круги идут по воде куда дальше, чем может видеть его простой, лишённый интереса к власти, взгляд.
На оживлённой ещё недавно площади половина лавок пришла в запустение или была заколочена. Летард знал, что некоторые торговцы решили пока приостановить торговлю, опасаясь волнений. Скоро всё должно было вернуться на привычные круги, но эти забитые лавчонки, разбитые и залитые какой-то липкой дрянь скамьи, фонтаны – всё это говорило о гневе и буйстве бессильной прежде толпы.
И неважно чьей стороне эта толпа поклонялась.
Но больше всего изменились люди. Летард, работавший под покровом темноты, редко выходил из своих лачуг в скопления людей днём и давно уже не было у него возможности увидеть столько лиц, фигур. Прежде он помнил как люди останавливались прямо на улицах, долго беседовали, перешучивались. Теперь тихо. Знакомые только кивнут друг другу и опускают головы. Спешат. Да и людей стало как-то ощутимо меньше.
Невольно вспомнились слова Люси о том, что принц крови спит и видит себя на троне, что сын короля болен и может умереть. Неужели она права? Неужели в воздухе витает всё-таки призрак войны? Ну да, принц Энрике всегда был мятежником и не так давно отступал со своими людьми из столицы, бросая вызов брату, но ведь всё кончилось публичным прощением принца и его людей и даже братскими объятиями?
Или нет? Отчего тогда в воздухе столько напряжения?
В своих мыслях Летард зашёл так далеко, что и сам не заметил, как ноги привели его путь к дверям церкви. Но путь его был преграждён тотчас не самыми приятными, но уже знакомыми Летарду людьми – стражники.
Не меньше полудюжины стояли в дверях недвижимой стеной и страшно блеснули их доспехи в свете мелькнувшего солнечного луча.
Летард охнул. Стража едва ли знала его в лицо, но всё же так рисковать он не хотел. Самое время клясть себя за невнимание к дороге и уклоняться, пригибая голову как можно ниже, чтобы не разглядели.
– Шёл бы ты, – один из стражников его заметил, но остался дружелюбен. Строго говоря, и не было очевидной вины за Летардом – пришёл человек в церковь, не знал человек, что тут уже кто-то есть. Кто-то важный, кого нужно так охранять. Его ли это вина?
Мелко-мелко закивав, Летард уже пятился назад, стараясь всё также пригибать голову, чтобы не пришло кому-нибудь даже мыслью остановить его да спросить: кто ты, добрый прохожий?
Но бегство не удалось. Тяжёлые двери за спинами недвижимой людской стены распахнулись, обнажая нутро и прохладу церкви, и выпуская из темноты хода целую свиту.
Увидев вышедших, Летард понял причину появления такой стражи. Ещё бы! Сама принцесса крови – строгая и, как говорили, весьма набожная принцесса Мадлен. В такое время!
И почему, интересно, она не молится в замке?
Принцесса шла в окружении своих фрейлин и нескольких придворных дам, и при этом, о странное дело, наряд её был скромнее всех. Тяжёлые тёмно-зелёные ткани наглухо скрывали её фигуру, таили молодость от чужого любопытства.
Летард никогда не видел принцессу так близко. Да, бывало, он видел её в дни бесплатной раздачи хлеба и на празднествах, но вот так близко? Нет, это было впервые. Летард даже отпрянул и сам подальше, понимая, что недостоин быть так близко к этой женщине. Она выше его от рождения, она и не взглянет на него, не узнает. И будет права.
Принцесса прошла мимо. У неё был лёгкий шаг. А может быть, так казалось на фоне стражи, что плотным кольцом окружила её?
У Летарда дух захватило. Он никогда не думал о принцессе как о реальном человеке. Да, она была, появлялась, но была такой далёкой, и теперь, когда он увидел её так близко, когда глаз выхватил и заломы на её платье от молитвы на коленях, и множество мелких шпилек в её густых волосах…
Она реальна, она была близко, и это почему-то его потрясло. Впрочем, одно потрясение быстро сменилось другим.
Принцесса прошла. За нею спешили дамы, фрейлины, что-то благоговейно шепча друг другу, но в их лицах Летард не видел никакой искренности и возвышенности, какая запечатлелась в лице принцессы. У него создалось впечатление, что они просто идут за нею, повинуясь долгу, да и разоделись так, словно на праздник.
Не успел Летард подумать об этом точнее, как грянуло потрясение: взгляд, отпустивший принцессу, выцепил совершенно неожиданную нежность лица и тонкий склад фигуры. Что-то было во всей этой фигуре такое беззащитное и робкое, напоминающее замёрзший цветок, всунутый в слишком уж блестящую вазу, но не нуждающийся в ней, а ищущий тепла.
И что хуже – она поймала его взгляд. Она взглянула на него и тотчас опустила голову, прячась от его внимания. Но этого мига хватило, чтобы Летарда – циничного наёмника, который даже не знал чего он хочет от жизни и жив ли вообще, проняло.
Отпустить её было сложнее. Но Летард был понятлив. Он знал, что стража, окружившая кольцом девушек и дам, не позволит ему и шага в их сторону сделать. Оставалось стоять дураком и смотреть вслед уходящей процессии…
Кем она была? Дочерью какого-то знатного человека? Чьей-то невестой? Сестрой? Фрейлиной принцессы? Сопровождением кого-то из дам? Как её звали? И как мог Летард посметь её заметить?
«Идиот!» – Летард отвесил себе мысленно пощёчину. Чего он думает? О чём он думает? Ему, наёмнику, представителю тёмных проулков, обитателю Пристанищ Лиги, нет никакого смысла думать о чём-то подобном и нежном, робком и нетронутом жизнью. Его удел – кровь и грязь, грубая пища, лачуга. А она из другого мира. Из мира, который Летард никогда не познает. Тень, иллюзия, уловка, проступившая на миг в его полумраке так, как проступает солнечный свет через тучи, чтобы тотчас скрыться.
Летард тряхнул головой, чтобы окончательно избавить себя от глупого наваждения. Он с трудом вспомнил про Гуго, про письмо, про весь свой такой грязный и неуклюжий мир. И тяжело дались ему последние шаги до входа в церковь.
В церкви было прохладно и тихо. Священник, увидев его, едва-едва изменился в лице, но тут же овладел собой. Летарду пришло в голову, что он, наверное, выбрал всё-таки очень неудачное время для прихода сюда, и он поспешил извиниться:
– Простите, я… не хотел так.
– Глупости! – заверил священник, – любой приход сюда праведен и верен, и сделан в сво й час.
Эти слова немного успокоили Летарда.
– Что вас привело? – в волосах священника блестела благородная седина, которую Летард не чаял увидеть на своих волосах, так как сомневался, что жизнь его дождётся.
– Я…– Летард путался в мыслях, но всё-таки овладел собой. – У меня умер друг.
– Желаете помолиться за его душу? – уточнил священник.
– Если можно, – кивнул Летард, – и ещё… попросить за него прощения.
Эта мысль была неожиданной, но она так удачно блеснула, что Летард поспешил её высказать. Священник, надо отдать ему должное, не изменился в лице, лишь с тихой печалью спросил:
– Как зовут вашего друга?
– Гуго, – ответил Летард.
– Из рода? – этого было мало, или священник уже начал догадываться? Голос его и лицо не изменились, он был всё также тих и располагающ.
Летард потупился. Он не знал, откуда идёт Гуго, из какого он рода и из какой стороны. Священник покачал головой:
– Чем занимался он?
Летард смутился ещё больше, хотя ему казалось, что это уже невозможно. Но нет, под мягким взглядом священника, который доходил до самого сердца, смутиться было куда.
– Всякий заслуживает прощения, – сказал священник, когда молчание затянулось, – даже тот, кто был грешен здесь, на этой земле, заслуживает, чтобы о нём просили снисхождения.
Это было что-то новое. Летард знал, что многих его собратьев, что прошли через виселицу, конечно, водили к священникам, а то и вовсе – священник был в последние минуты рядом, но каждый из них, и это было даже видно, испытывал в лучшем случае профессиональное безразличие к душе.
Или Летарду так казалось? В любом случае, он был ошеломлён – воистину, день был богат и щедр на ошеломления!
– Мы будем просить об ушедшем, – пообещал священник, – и вы просите о нём. Помолитесь, если умеете. А если не умеете, то обратитесь как сможете, главное – искренне.
Сбитый с толку, покрасневший и смущённый, Летард уже жалел о том, что пришёл сюда. Нет, не годился он для этого места и для этого человека, не должно было его здесь быть.
– А если захотите, приходите и сами, – продолжил священник.
– Зачем это? – нервно спросил Летард, хотя, конечно, понимал, для чего его приглашают. Видимо, что-то учуял этот человек в своём госте, увидел его сбитое смущение и понял что-то. или предположил? Или это была просто доброта практически природная?
– На исповедь, – легко отозвался священник, – спросите преподобного Руже, и я выйду к вам.
Летард овладел собою. На исповедь? Ему? Да этот человек или издевается, или спятил! На исповедь! Надо же. Он что, полагает, что Летард так глуп, что придёт рассказывать про все свои грехи ему? И останется священнику только кликнуть стражу.
– Спасибо, не надо, – грубее, чем нужно было, ответил Летард и повернулся, чтобы выйти прочь.
– Мы всегда здесь, – спокойно отозвался преподобный Руже, но Летард не позволил себе обернуться. Исповедь! Он наёмник, убийца! Ему не полагается исповеди.
Ему положен только ад.
В гневе шагов Летард даже не заметил как вышел из церкви, как устремился по улицам, чудом не зацепляя торопливо-нервных прохожих. В голове и в сердце пульсировали ужас и гнев: исповедь! Ему!
У Моста Матери он остановился. Усталость накрыла его с новой силой, Летард вспомнил, что с самого утра этого странного дня он так ничего и не ел. Желудок уже сводило от голода, но на сердце вдруг стало легко: он сегодня приблизился к какому-то внезапному нежному существу, красивому и робкому, и совершенно из далёкого для него мира. Но это чудо сближения было, и она взглянула на него!
Впрочем, едва ли увидела. Кем он предстал перед нею? Полубродягой? Горожанином, всё имущество которого и одной её туфельки не покроет?
Да, вернее всего так, и никем больше. А узнай она что он из Лиги, что он наёмник, она бы задрожала от отвращения и упала бы без чувств. Женщина в обмороке! Это всегда вызывало у обитателей Пристанища смешки. Уличные девки, конечно, порой прибегали к подобным уловкам, но они лишь играли в потерю сознания, чтобы отвлечь внимание от кармана своего покупателя или же по собственной просьбе его изображали бессильных. По-настоящему девицы Лиги не падают в обмороки, так как к своим годам, даже самым юным, успевают увидеть слишком много дряни.
В странном состоянии Летард добрёл до Пристанища. Он не помнил дороги, погружённый в собственные мысли. Мысли же издевались, скакали: от Гуго, за которого он пытался попросить прощения в церкви, до наглеца Симона; от принца крови до той робкой и нежной красавицы, увидеть которую ему никогда не удастся. Мысли были хаотичными, не давали сосредоточиться на чём-то одном и это очень злило.
Летард очнулся только когда рука его стукнула, как было положено, в двери Пристанища. Зачем он сюда пришёл? Ах да, обед. Что-нибудь съесть.
Встретили его радушно. Бессменный Онвер тотчас возвестил:
– Тебя ждёт Альбин.
– Я бы чего-нибудь…– начал, было, летард, и тут до него дошло. – Что?
– Ждут, – подсказал Онвер и подтолкнул растерянного Летарда к витой лесенке, ведущей на второй этаж.
Это Летарду не понравилось. Альбин редко когда вызывал кого-то. в удачные дни, бывало, да, спускался и сам, благодарил парней за хорошую и слаженную работу. Но в обычные дни? Нет, это что-то нехорошее. Но за Летардом вроде и нет проступков. Или есть?
Хотя, разве это важно? Летард прекрасно понимал, что если он прогневал кого-то, то тут уже может так статься, что и не посмотрят на реальность греха: выпнут и всё. И хорошо даже, если просто выпнут.
К Альбину Лпетард вошёл в смешанных чувствах. Но тот, кивнув, начал вполне дружелюбно:
– Здравствуй, садись. Хочешь выпить?
По опыту знал Летард, что пить с Альбином – дело опасное. Он и уболтать на невозможное может, и выведать всё что угодно. Да и не хотелось Летарду желудок жечь вином прежде еды.
– Нет, не стоит. Вы хотели меня видеть? Онвер сказал.
– Да, хотел. – Альбин печально взглянул на Летарда. Что Летарда всегда поражало во взгляде Альбина, так это вечно печальный взгляд, точно невообразимый груз нёс он на своих плечах, за весь народ отвечал, не меньше! – Я послал тебе утром письмо.
Письмо! Симон-наглец… память, конечно, тотчас услужливо подсказала всё пережитое.
– Да, я был удивлён. Я скорблю о Гуго. Он был славным малым, – торопливо ответил Летард.
– Славным малым, – с непонятной интонацией повторил Альбин и помедлил, точно примериваясь к словам как к удару: – зачем в церковь ходил?
Знает? Неудивительно. Может быть, тот же Симон и следил! Ох, новичок меньше двух дней в Лиге, а у Летарда уже чешутся руки на его счёт!
– За Гуго попросить, – Летард не стал выказывать удивления осведомлённости Альбина. В церковь ходить не запрещено, он ничего не нарушил. Да, у Лиги сложные отношения с законом, но вся Лига смертна, и некоторые об этом временами вспоминают, пытаясь хоть как-то отмолить свои грехи.
Люси, например, периодически берётся наставлять своих девок на путь смирения и добродетели.
– Что он тебе рассказал о своих делах? – спросил Альбин, не реагируя на ответ Летарда, и не позволяя ему понять как сам Альбин относится к этому поступку.
– Он никогда о делах не говорил, – честно ответил Летард. Теперь у него понемногу складывалось. Летард и Гуго и вправду много общались, их можно было бы даже принять по меркам Лиги за друзей, поэтому Альбин и послал письмо о смерти, полагал, что Летарду что-то известно о делах Гуго и он примется что-то делать, что-то прятать или к кому-то пойдёт…
