Итак, ситуация была самая нелепая: она проспала, Мартин уже был у неё в дверях и сама Магда была в явном разбросе после недолгого иллюзорного ночного счастья. Если бы с докладом приходил какой-нибудь из нормальных, а не канцелярских дознавателей, Магда бы даже не беспокоилась. В конце концов, например, дознаватель Морис – сильный, высокий, напоминающий медведя, никогда не приходит вовремя и Бартоломью регулярно карал его за это ночными дежурствами и штрафами. А вот Элрик – другой дознаватель, исполнительный, но медлительный и совершенно лишённый рвения, пришёл бы к назначенному часу, но он всегда был невнимателен, так что если докладывал бы он, то Магда бы даже не беспокоилась о разбросе кровати и одежды.
Но на доклад приходил Мартин. А эта пунктуальная сволочь отличалась въедливостью и очень нехорошим умением делать собственные выводы и носить их в себе. И чем брать его было непонятно, да и времени придумать не было – Магда беспощадно проспала!
Она и раньше встречала Мартина кое-как одетая, но одетая всё же в форму дознавателя, а тут ей хватило времени только халат накинуть – всё-таки, Мартин стучал уже в шестой или седьмой раз.
– Войдите! – велела Магда и села за стол, стараясь придать своему лицу более серьёзное выражение. Не получалось – память об ушедшей с остатками ночи тайне не покидала сознание. Нет, Магда прекрасно понимала, что у неё не может быть надежды на что-то серьёзное и даже заявлять права на внимание Бартоломью она не посмеет, но настроение оставалось прекрасным и против воли в душе зарождалось тихое ликование: сделан шаг, сделан!
Если бы только не Мартин.
А он вошёл строго, собранно, почтительно, как всегда, без тени юмора. Его взгляд, конечно, тотчас увидел и то, что Магда в халате, и то, что постель её смята и не собрана даже для приличия, и то, что чернеет на полу незамеченная впопыхах блуза…
– Доброе утро, – он не стал ничего говорить, что ж, и на том спасибо, но Магда всё равно покраснела и разозлилась на него за собственное смущение.
– Какие вести? – нарочито строго спросила Магда, и, наверное, со стороны это выглядело крайне забавно: смущённая, в халате, а голос полон выученной беспощадностью.
– Стража составила на двух гостей акты. Они попались пьяными в поздний час, шумели, громко говорили. Оба они прибыли накануне праздника, оказались земляками, вот и пошли отмечать, – голос Мартина наполнился презрением. Ему чужды были подобные понятия и подобные развлечения, сам он ни разу ни с кем не напивался и даже не имел такой тяги и такого интереса. Строгость, благочестие, дисциплина, посты, молитвы Пресветлому.
Как он увязывал это со своей работой, в которой иной раз закрадывалось и шпионство, и перехват писем, а то и подлог документов – ведает только Пресветлый. Магде это было недоступно, она, как и Бартоломью, да и многие дознаватели, а может и служители, относилась к подобному поведению с иронией.
Но сейчас Магда понимала его презрение и даже разделяла: в самом деле, заявляетесь на праздник в Город Святого Престола, едете, тратите время и деньги, и что же? это праздник света, а не повод к пьянству! Но нет, каждое масштабное событие в Городе заканчивается десятками актов. И хорошо, если просто стража ловит пьянь, а не разнимает драки или чего похуже. Пора праздников! Одним развлечение – другим работа.
– Ещё один потерялся, не мог найти пристанище. Клялся, что остановился на дворе, но не смог показать на каком, – голос Мартина зазвенел от металлического напряжения. Магда вздохнула – ещё одна категория туристов и паломников! Прут, сами не зная куда, забывают, теряются, и ведь все взрослые люди! Ну запоминайте ориентиры, номера домов и что поблизости, в чём проблема? Ан нет!
– Отвели его на временный двор к пекарю Сержо, там уже двенадцать человек, но не бросать же его на ночь? – Мартин перевернул лист доклада.
Пекарь Сержо. Да-да, Магда знала его. Крайне деятельный господин, за три недели добился открытия пекарни, оббивал порог Дознания и получил-таки разрешение. А пекарня у него хорошая, Лотара была права.
Пресветлый! Лотара! Как же Магда забыла о своей приятельнице? А ведь они вместе посетили ту пекарню и напились дешёвого фруктового вина, и Бартоломью тогда разозлился. Но Магду он простил, а Лотара покинула Город.
«Как же я ей…не написала даже. Надо узнать куда она направилась», – спохватилась Магда, сетуя на свою забывчивость. Конечно, Лотара напоследок сказала много гадкого о самом Бартоломью, но это она, наверняка, несерьёзно.
– Мне продолжать? – спросил Мартин, заметив, что Магда потеряла интерес к его словам, ушла в какие-то свои мысли. Впрочем, он даже догадывался в какие. В них, без сомнения, был Бартоломью. Иначе почему бы она с утра была такой счастливой и смущённой? Почему проспала?
«Пресветлый им судья!» – подумал Мартин и испытал облегчение, ощутив себя заметно лучше, чем она и чем Бартоломью. Он был выше их, земного, в собственных глазах, он был слугой Пресветлого и не поддавался на влияние всякого там порочного и жалкого.
– А? – Магда встрепенулась, – да-да. Что там ещё?
– По коридорам прошли странные слухи, – тут Мартин понизил голос, эти слухи ему самому не нравились, были тревожными, – вроде бы Володыку хотели отравить. Другие, однако, говорят, что он болен.
– Ложь! – Магда даже взвизгнула, совершенно, кстати, напрасно, очень уж хотелось ей убедить Мартина в том, что это неправда, и она не оценила своих усилий. – Ложь, Мартин. Он в порядке. В полном порядке. Кто распространяет такие слухи?
– На кухне сказали, – Мартин внимательно посмотрел на неё. Он и сам не знал кто, да и сомневался в том, что это правда – если бы Володыку попытались отравить, все коридоры уже кишели бы дознавателями, а Магда явно не валялась бы в кровати, а бегала бы среди этажей или уже кого-то пытала.
– Кто? – уже спокойнее спросила Магда. Она и сама пришла к таким же выводам что и Мартин. Получалось, что ночная история прошла тенями, и Бартоломью как-то заставил всех закрыть рты, убедил их в необходимости молчания. Но тени на то и тени – кто-то всё-таки болтнул не то и не туда.
– Судомойка, – Мартин понимал, что это конец для бедной женщины. Но если она болтает зря – пусть перестанет. В конце концов, он сам служит Пресветлому и Городу, а не всяким болтуньям, что питаются слухами.
– Что-то ещё? – Магда всё же внутренне собралась, она приняла начало дня и вспомнила, что праздник начнётся уже через считанные часы, а это значит, что согревающее чувство счастья пора унести в самые глубины самой себя.
– Всё, – ответствовал Мартин.
– Свободен, – Магда указала ему рукой на дверь. Движение было ещё неловким, непривычно было размахивать руками в халате, но это ничего, главное, он покинул её, и она смогла одеться и привести комнату в порядок, и собраться с мыслями – дел предстояло много.
Как и ожидала Магда, Бартоломью ничем не выдал никакой тайны. Он кивнул ей:
– Доброе утро, Магда, – и едва взглянул на неё, занятый какими-то бумагами.
Магда и не ждала иного. Она понимала, что так и должно быть, но жило, жило, проклятое, в душе, несчастное «а вдруг?».
А вдруг она ошибается и всё будет по-другому? И не будет тайн. А вдруг…
Но не случилось. Магда спокойно, хотя спокойствие давалось ей с трудом, но она знала, что должна вести себя достойно и именно спокойствию отдавать предпочтение, рассказала о докладе Мартина и о том, что стало ей известно от него. Про судомойку тоже молчать не стала.
– Вот оно что, пошли всё же слухи, – Бартоломью вздохнул, – я не удивлён. Кое-кому это, может, и выгодно. Я имею в виду того же Габриэля, к примеру. Володыка не молод, понимаешь?
– Не думала, – призналась Магда.
Она и правда не думала о подобном. Да, дознавателю полагается думать обо всём, но не получалось у Магды до конца стать дознавателем! И потом не хотелось признавать, но думать о Габриэле как о враге? Нет, она не желала. Он был не похож на дознавателей, с которыми работала Магда, и вызывал симпатию, она не знала толком служителей – только так, по редким знакомствам и беседам, по работе, а Габриэль на их фоне произвёл на неё приятное впечатление.
– И я не хочу об этом думать, – сказал Бартоломью, – но, увы, люди часто разочаровывают закон и слово Пресветлого. У меня было дело, знаешь…нет, даже не скажу сколько лет прошло, но, думаю, не меньше пятнадцати. Тогда я вёл дело. Казначей наш в те дни слёг со странным заболеванием, лекари ставили ему отравление пищевое, но Верховный мне уже тогда сказал, что это отравление ядом.
Голос у Бартоломью не дрогнул, но заминка, секундная, но всё-таки заминка была! Всплыло перед его внутренним взором лицо Верховного – бледное, лишённое жизни и почудился в спокойных глазах, уже навечно спокойных упрёк…
«Прости, но я не позволю Святому Городу ослабеть, у нас слишком много врагов», – Бартоломью умел успокаивать себя.
– Тогда под подозрение попали сразу же двое, – он продолжил, как ни в чём не бывало. – Догадываешься?
– Откуда? – Магде нравилось, когда Бартоломью делился с нею своими прошлыми делами. Она чувствовала себя причастной к его жизни.
– Помощник, то есть его заместитель и жена, – Бартоломью не стал настаивать на предположениях, – так-то логично, да? Ну я и тягал их по очереди. То её, то его. Отравление ядом вырисовывалось всё отчётливее, а они оба не могли сказать ничего стоящего. И тут до меня дошло, что из поля зрения нашего славного Дознания выскользнул ещё один подозреваемый, подозреваемая, если быть точнее. Дочь казначея. Девушке было пятнадцать лет, и отец планировал отослать её из Города на учёбу в более… приземлённую жизнь. А у неё тут мама, первая любовь из числа послушников, словом, отец как враг.
– Дочь? – Магда поперхнулась. – Его отравила дочь?
– Да, крысиным ядом, на большее, хвала Пресветлому, мозгов не хватило. А там доза большая нужна, или период побольше, а тут обломилось. Но он и неудивительно, она не убийца, а идиотка, травить, знаешь ли, умеючи надо. Но отпираться девица не стала, призналась. Мать её поседела за ночь, а утром пришла в Дознание и сказала, что во всём признаётся и просит дочь отпустить, дескать, оговорила та саму себя, чтобы её спасти. Материнская любовь!
– Чем кончилось? – Магда не была уверена, что хотела бы знать ответ, ещё больше она сомневалась в том, что её собственный ответ на это дело совпал с ответом Бартоломью.
– Девушку казнили, – ответил Бартоломью, – отец подал в отставку, а мать – седая, несчастная, отказалась покидать Город, где умерла её дочь. Но прожила недолго, в последние годы всё помогала в лазарете за нехитрые вещи и такую же нехитрую пищу.
Магда молчала. История произвела впечатление. Казни были редкими, в основном Город Святого Престола ссылал на рудники. По сути, та же самая казнь, но перед смертью преступник успеет поработать на благо…
– Я это к чему, – Бартоломью напомнил ход своих мыслей, – нельзя верить, Магда, никому нельзя.
– Даже вам? – она рассмеялась, но нервно. Ей хотелось услышать совсем другое.
– Даже себе, по-хорошему, – он ответил шуткой, – Пресветлый, Магда, сколько времени!
Она дёрнулась, торопливо поднялась со стула, поняв к чему он ведёт. В самом деле, сколько они сидели тут?
– Сегодня заседание, – объяснил Бартоломью, – будем убеждать друг друга в том, что абсолютно готовы к завтрашнему началу празднеств. А на деле, сама видишь, ни пса мы не готовы!
Он раздражённо махнул рукой, и Магда поторопилась промямлить что-то о том, что и ей пора по делу, что, впрочем, тоже было правдой, и поспешила прочь из кабинета.
В этот раз она решила заручиться поддержкой. Сибилла де Суагрэ, с которой Магда решила поговорить в первую очередь, была себе на уме. На этот случай нужно было взять такого же…себеумного.
И выбор Магды пал на Филиппо. Хитрый, неизменно вежливый, не ставший для Бартоломью марионеткой, обладающий собственной волей, но не открывающий глубину её обывателям, он имел полномочия на то, чтобы самостоятельно решать некоторые мелкие дела и докладывать о них уже по исполнению.
В эти суматошные предпраздничные дни Филиппо был повсюду, но одновременно с тем нигде – он умел держаться какой-то тенью, был поблизости, но не попадаться на глаза.
Сейчас он был в Зале Дознания и разбирал послания к Всаднику Бартоломью. Магда вежливо поздоровалась, он ответил – также вежливо, без тени юмора или эмоций.
– Отвлеку? – спросила Магда.
– Садись, – спокойно дозволил Филиппо. – Все мы делаем одно дело и не отвлекаем, а дополняем.
– У меня дело, – призналась Магда, и Филиппо улыбнулся самым краешком губ, а как могло быть иначе? Просто так к нему никто не ходит.
– Я слушаю, – заверил Филппо.
– У меня есть одна…особь, – Магда поморщилась, – странное в ней всё: и её присутствие, и её сопровождение и некоторые ночные события.
– Володыка, надеюсь, чувствует себя лучше? – он не должен был знать, но, конечно, знал. Однако прежде, чем Магда нахмурилась, объяснил: – Всадник Бартоломью попросил меня лично определить стражу к покоям Володыки и кое-что раскрыл.
– Тогда да, – Магда кивнула с облегчением, – что у неё за флаконы, что у неё за яды… пытать её нельзя.
– Пока нельзя или вообще нельзя? – уточнил Филиппо.
– Пока, – усмехнулась Магда. Такому ответу её научил Бартоломью. Почти сразу как она пришла под его полную опеку.
– Хорошо, – согласился Филиппо, немного подумав, – я могу помочь. Мне провести допрос самостоятельно или ты желаешь присутствовать?
Магда заметалась. Она знала что Филиппо – это человек-решение. Но как лучше? У неё было ещё задание заняться болтливой судомойкой и той девицей, что вчера подавала вино Володыке. И ещё, конечно, встряхнуть лабораторию на предмет слишком длинного языка – кто-то ведь выдал результаты Рогиру? И ещё праздник – наверняка ведь накинут тысячу и одно мелкое задание, начиная от побегушек среди гостей с вопросами о том, как там у них – нет ли замечаний, подозрительных ощущений…
Но Бартоломью сказал никому не верить. Как разорваться?
Бартоломью… она ему, вернее всего, понадобится после заседания. Надо ещё раз обсудить как они будут распределять зоны ответственности во время самого шествия с огнём и во время пира.
– Давай сам, – сдалась Магда. Меду словами Бартоломью о том, что никому нельзя доверять и предположением о том, что ему понадобится её присутствие, она выбрала присутствие и предположение.
– Сделаю, – легко согласился Филиппо и понялся.
– Без пыток! Никаких синяков и прочего, – напомнила Магда.
– Я умею выспрашивать, – улыбнулся Филиппо. На этот раз улыбка его была настоящей, правдивой. Он не лгал. Лаборатория при Дознании проводила эксперименты с некоторыми веществами, и Филиппо прекрасно ориентировался среди них-веселящих, подавляющих волю. Наверняка он хотел воспользоваться чем-нибудь подобным.
– Мне нужно узнать всё, – Магда быстро написала список вопросов. – И ещё, это должно быть тайной.
Филиппо кивнул – такие просьбы были ему привычны.
– Как подать доклад? – это интересовало его больше.
– Я приду, – решила Магда. – Да, думаю, так. У меня есть своё поле деятельности.
Оно было куда кровавее. Но кто, с другой стороны, хватится судомойки или подавальщицы вина? Кто заступится? А вызнать надо и нет здесь никакой жестокости, просто нежелание Магды тратить своё время на уговоры и вежливость. Нежелание, свойственное, наверное, каждому дознавателю.
Но на доклад приходил Мартин. А эта пунктуальная сволочь отличалась въедливостью и очень нехорошим умением делать собственные выводы и носить их в себе. И чем брать его было непонятно, да и времени придумать не было – Магда беспощадно проспала!
Она и раньше встречала Мартина кое-как одетая, но одетая всё же в форму дознавателя, а тут ей хватило времени только халат накинуть – всё-таки, Мартин стучал уже в шестой или седьмой раз.
– Войдите! – велела Магда и села за стол, стараясь придать своему лицу более серьёзное выражение. Не получалось – память об ушедшей с остатками ночи тайне не покидала сознание. Нет, Магда прекрасно понимала, что у неё не может быть надежды на что-то серьёзное и даже заявлять права на внимание Бартоломью она не посмеет, но настроение оставалось прекрасным и против воли в душе зарождалось тихое ликование: сделан шаг, сделан!
Если бы только не Мартин.
А он вошёл строго, собранно, почтительно, как всегда, без тени юмора. Его взгляд, конечно, тотчас увидел и то, что Магда в халате, и то, что постель её смята и не собрана даже для приличия, и то, что чернеет на полу незамеченная впопыхах блуза…
– Доброе утро, – он не стал ничего говорить, что ж, и на том спасибо, но Магда всё равно покраснела и разозлилась на него за собственное смущение.
– Какие вести? – нарочито строго спросила Магда, и, наверное, со стороны это выглядело крайне забавно: смущённая, в халате, а голос полон выученной беспощадностью.
– Стража составила на двух гостей акты. Они попались пьяными в поздний час, шумели, громко говорили. Оба они прибыли накануне праздника, оказались земляками, вот и пошли отмечать, – голос Мартина наполнился презрением. Ему чужды были подобные понятия и подобные развлечения, сам он ни разу ни с кем не напивался и даже не имел такой тяги и такого интереса. Строгость, благочестие, дисциплина, посты, молитвы Пресветлому.
Как он увязывал это со своей работой, в которой иной раз закрадывалось и шпионство, и перехват писем, а то и подлог документов – ведает только Пресветлый. Магде это было недоступно, она, как и Бартоломью, да и многие дознаватели, а может и служители, относилась к подобному поведению с иронией.
Но сейчас Магда понимала его презрение и даже разделяла: в самом деле, заявляетесь на праздник в Город Святого Престола, едете, тратите время и деньги, и что же? это праздник света, а не повод к пьянству! Но нет, каждое масштабное событие в Городе заканчивается десятками актов. И хорошо, если просто стража ловит пьянь, а не разнимает драки или чего похуже. Пора праздников! Одним развлечение – другим работа.
– Ещё один потерялся, не мог найти пристанище. Клялся, что остановился на дворе, но не смог показать на каком, – голос Мартина зазвенел от металлического напряжения. Магда вздохнула – ещё одна категория туристов и паломников! Прут, сами не зная куда, забывают, теряются, и ведь все взрослые люди! Ну запоминайте ориентиры, номера домов и что поблизости, в чём проблема? Ан нет!
– Отвели его на временный двор к пекарю Сержо, там уже двенадцать человек, но не бросать же его на ночь? – Мартин перевернул лист доклада.
Пекарь Сержо. Да-да, Магда знала его. Крайне деятельный господин, за три недели добился открытия пекарни, оббивал порог Дознания и получил-таки разрешение. А пекарня у него хорошая, Лотара была права.
Пресветлый! Лотара! Как же Магда забыла о своей приятельнице? А ведь они вместе посетили ту пекарню и напились дешёвого фруктового вина, и Бартоломью тогда разозлился. Но Магду он простил, а Лотара покинула Город.
«Как же я ей…не написала даже. Надо узнать куда она направилась», – спохватилась Магда, сетуя на свою забывчивость. Конечно, Лотара напоследок сказала много гадкого о самом Бартоломью, но это она, наверняка, несерьёзно.
– Мне продолжать? – спросил Мартин, заметив, что Магда потеряла интерес к его словам, ушла в какие-то свои мысли. Впрочем, он даже догадывался в какие. В них, без сомнения, был Бартоломью. Иначе почему бы она с утра была такой счастливой и смущённой? Почему проспала?
«Пресветлый им судья!» – подумал Мартин и испытал облегчение, ощутив себя заметно лучше, чем она и чем Бартоломью. Он был выше их, земного, в собственных глазах, он был слугой Пресветлого и не поддавался на влияние всякого там порочного и жалкого.
– А? – Магда встрепенулась, – да-да. Что там ещё?
– По коридорам прошли странные слухи, – тут Мартин понизил голос, эти слухи ему самому не нравились, были тревожными, – вроде бы Володыку хотели отравить. Другие, однако, говорят, что он болен.
– Ложь! – Магда даже взвизгнула, совершенно, кстати, напрасно, очень уж хотелось ей убедить Мартина в том, что это неправда, и она не оценила своих усилий. – Ложь, Мартин. Он в порядке. В полном порядке. Кто распространяет такие слухи?
– На кухне сказали, – Мартин внимательно посмотрел на неё. Он и сам не знал кто, да и сомневался в том, что это правда – если бы Володыку попытались отравить, все коридоры уже кишели бы дознавателями, а Магда явно не валялась бы в кровати, а бегала бы среди этажей или уже кого-то пытала.
– Кто? – уже спокойнее спросила Магда. Она и сама пришла к таким же выводам что и Мартин. Получалось, что ночная история прошла тенями, и Бартоломью как-то заставил всех закрыть рты, убедил их в необходимости молчания. Но тени на то и тени – кто-то всё-таки болтнул не то и не туда.
– Судомойка, – Мартин понимал, что это конец для бедной женщины. Но если она болтает зря – пусть перестанет. В конце концов, он сам служит Пресветлому и Городу, а не всяким болтуньям, что питаются слухами.
– Что-то ещё? – Магда всё же внутренне собралась, она приняла начало дня и вспомнила, что праздник начнётся уже через считанные часы, а это значит, что согревающее чувство счастья пора унести в самые глубины самой себя.
– Всё, – ответствовал Мартин.
– Свободен, – Магда указала ему рукой на дверь. Движение было ещё неловким, непривычно было размахивать руками в халате, но это ничего, главное, он покинул её, и она смогла одеться и привести комнату в порядок, и собраться с мыслями – дел предстояло много.
Как и ожидала Магда, Бартоломью ничем не выдал никакой тайны. Он кивнул ей:
– Доброе утро, Магда, – и едва взглянул на неё, занятый какими-то бумагами.
Магда и не ждала иного. Она понимала, что так и должно быть, но жило, жило, проклятое, в душе, несчастное «а вдруг?».
А вдруг она ошибается и всё будет по-другому? И не будет тайн. А вдруг…
Но не случилось. Магда спокойно, хотя спокойствие давалось ей с трудом, но она знала, что должна вести себя достойно и именно спокойствию отдавать предпочтение, рассказала о докладе Мартина и о том, что стало ей известно от него. Про судомойку тоже молчать не стала.
– Вот оно что, пошли всё же слухи, – Бартоломью вздохнул, – я не удивлён. Кое-кому это, может, и выгодно. Я имею в виду того же Габриэля, к примеру. Володыка не молод, понимаешь?
– Не думала, – призналась Магда.
Она и правда не думала о подобном. Да, дознавателю полагается думать обо всём, но не получалось у Магды до конца стать дознавателем! И потом не хотелось признавать, но думать о Габриэле как о враге? Нет, она не желала. Он был не похож на дознавателей, с которыми работала Магда, и вызывал симпатию, она не знала толком служителей – только так, по редким знакомствам и беседам, по работе, а Габриэль на их фоне произвёл на неё приятное впечатление.
– И я не хочу об этом думать, – сказал Бартоломью, – но, увы, люди часто разочаровывают закон и слово Пресветлого. У меня было дело, знаешь…нет, даже не скажу сколько лет прошло, но, думаю, не меньше пятнадцати. Тогда я вёл дело. Казначей наш в те дни слёг со странным заболеванием, лекари ставили ему отравление пищевое, но Верховный мне уже тогда сказал, что это отравление ядом.
Голос у Бартоломью не дрогнул, но заминка, секундная, но всё-таки заминка была! Всплыло перед его внутренним взором лицо Верховного – бледное, лишённое жизни и почудился в спокойных глазах, уже навечно спокойных упрёк…
«Прости, но я не позволю Святому Городу ослабеть, у нас слишком много врагов», – Бартоломью умел успокаивать себя.
– Тогда под подозрение попали сразу же двое, – он продолжил, как ни в чём не бывало. – Догадываешься?
– Откуда? – Магде нравилось, когда Бартоломью делился с нею своими прошлыми делами. Она чувствовала себя причастной к его жизни.
– Помощник, то есть его заместитель и жена, – Бартоломью не стал настаивать на предположениях, – так-то логично, да? Ну я и тягал их по очереди. То её, то его. Отравление ядом вырисовывалось всё отчётливее, а они оба не могли сказать ничего стоящего. И тут до меня дошло, что из поля зрения нашего славного Дознания выскользнул ещё один подозреваемый, подозреваемая, если быть точнее. Дочь казначея. Девушке было пятнадцать лет, и отец планировал отослать её из Города на учёбу в более… приземлённую жизнь. А у неё тут мама, первая любовь из числа послушников, словом, отец как враг.
– Дочь? – Магда поперхнулась. – Его отравила дочь?
– Да, крысиным ядом, на большее, хвала Пресветлому, мозгов не хватило. А там доза большая нужна, или период побольше, а тут обломилось. Но он и неудивительно, она не убийца, а идиотка, травить, знаешь ли, умеючи надо. Но отпираться девица не стала, призналась. Мать её поседела за ночь, а утром пришла в Дознание и сказала, что во всём признаётся и просит дочь отпустить, дескать, оговорила та саму себя, чтобы её спасти. Материнская любовь!
– Чем кончилось? – Магда не была уверена, что хотела бы знать ответ, ещё больше она сомневалась в том, что её собственный ответ на это дело совпал с ответом Бартоломью.
– Девушку казнили, – ответил Бартоломью, – отец подал в отставку, а мать – седая, несчастная, отказалась покидать Город, где умерла её дочь. Но прожила недолго, в последние годы всё помогала в лазарете за нехитрые вещи и такую же нехитрую пищу.
Магда молчала. История произвела впечатление. Казни были редкими, в основном Город Святого Престола ссылал на рудники. По сути, та же самая казнь, но перед смертью преступник успеет поработать на благо…
– Я это к чему, – Бартоломью напомнил ход своих мыслей, – нельзя верить, Магда, никому нельзя.
– Даже вам? – она рассмеялась, но нервно. Ей хотелось услышать совсем другое.
– Даже себе, по-хорошему, – он ответил шуткой, – Пресветлый, Магда, сколько времени!
Она дёрнулась, торопливо поднялась со стула, поняв к чему он ведёт. В самом деле, сколько они сидели тут?
– Сегодня заседание, – объяснил Бартоломью, – будем убеждать друг друга в том, что абсолютно готовы к завтрашнему началу празднеств. А на деле, сама видишь, ни пса мы не готовы!
Он раздражённо махнул рукой, и Магда поторопилась промямлить что-то о том, что и ей пора по делу, что, впрочем, тоже было правдой, и поспешила прочь из кабинета.
В этот раз она решила заручиться поддержкой. Сибилла де Суагрэ, с которой Магда решила поговорить в первую очередь, была себе на уме. На этот случай нужно было взять такого же…себеумного.
И выбор Магды пал на Филиппо. Хитрый, неизменно вежливый, не ставший для Бартоломью марионеткой, обладающий собственной волей, но не открывающий глубину её обывателям, он имел полномочия на то, чтобы самостоятельно решать некоторые мелкие дела и докладывать о них уже по исполнению.
В эти суматошные предпраздничные дни Филиппо был повсюду, но одновременно с тем нигде – он умел держаться какой-то тенью, был поблизости, но не попадаться на глаза.
Сейчас он был в Зале Дознания и разбирал послания к Всаднику Бартоломью. Магда вежливо поздоровалась, он ответил – также вежливо, без тени юмора или эмоций.
– Отвлеку? – спросила Магда.
– Садись, – спокойно дозволил Филиппо. – Все мы делаем одно дело и не отвлекаем, а дополняем.
– У меня дело, – призналась Магда, и Филиппо улыбнулся самым краешком губ, а как могло быть иначе? Просто так к нему никто не ходит.
– Я слушаю, – заверил Филппо.
– У меня есть одна…особь, – Магда поморщилась, – странное в ней всё: и её присутствие, и её сопровождение и некоторые ночные события.
– Володыка, надеюсь, чувствует себя лучше? – он не должен был знать, но, конечно, знал. Однако прежде, чем Магда нахмурилась, объяснил: – Всадник Бартоломью попросил меня лично определить стражу к покоям Володыки и кое-что раскрыл.
– Тогда да, – Магда кивнула с облегчением, – что у неё за флаконы, что у неё за яды… пытать её нельзя.
– Пока нельзя или вообще нельзя? – уточнил Филиппо.
– Пока, – усмехнулась Магда. Такому ответу её научил Бартоломью. Почти сразу как она пришла под его полную опеку.
– Хорошо, – согласился Филиппо, немного подумав, – я могу помочь. Мне провести допрос самостоятельно или ты желаешь присутствовать?
Магда заметалась. Она знала что Филиппо – это человек-решение. Но как лучше? У неё было ещё задание заняться болтливой судомойкой и той девицей, что вчера подавала вино Володыке. И ещё, конечно, встряхнуть лабораторию на предмет слишком длинного языка – кто-то ведь выдал результаты Рогиру? И ещё праздник – наверняка ведь накинут тысячу и одно мелкое задание, начиная от побегушек среди гостей с вопросами о том, как там у них – нет ли замечаний, подозрительных ощущений…
Но Бартоломью сказал никому не верить. Как разорваться?
Бартоломью… она ему, вернее всего, понадобится после заседания. Надо ещё раз обсудить как они будут распределять зоны ответственности во время самого шествия с огнём и во время пира.
– Давай сам, – сдалась Магда. Меду словами Бартоломью о том, что никому нельзя доверять и предположением о том, что ему понадобится её присутствие, она выбрала присутствие и предположение.
– Сделаю, – легко согласился Филиппо и понялся.
– Без пыток! Никаких синяков и прочего, – напомнила Магда.
– Я умею выспрашивать, – улыбнулся Филиппо. На этот раз улыбка его была настоящей, правдивой. Он не лгал. Лаборатория при Дознании проводила эксперименты с некоторыми веществами, и Филиппо прекрасно ориентировался среди них-веселящих, подавляющих волю. Наверняка он хотел воспользоваться чем-нибудь подобным.
– Мне нужно узнать всё, – Магда быстро написала список вопросов. – И ещё, это должно быть тайной.
Филиппо кивнул – такие просьбы были ему привычны.
– Как подать доклад? – это интересовало его больше.
– Я приду, – решила Магда. – Да, думаю, так. У меня есть своё поле деятельности.
Оно было куда кровавее. Но кто, с другой стороны, хватится судомойки или подавальщицы вина? Кто заступится? А вызнать надо и нет здесь никакой жестокости, просто нежелание Магды тратить своё время на уговоры и вежливость. Нежелание, свойственное, наверное, каждому дознавателю.
