Пока Магда решала последовательность допросов и обращалась за помощью к человеку, который жизнь положил на службу Дознанию и всё равно оставался себе на уме, Бартоломью уже входил в Зал Совета. Здесь было шумно. Во-первых, был канун праздника, самая горячая пора и ругались уже представители достойных семейств между собой, и помощник казначея слабо отбивался от нападок со стороны, заявляя, что это прежний казначей, ныне арестованный, давал подобные бюджеты и разметки, а он-то, он…
– Это было при Юстасе.
– А утверждал? Утверждал кто?
– Да во имя всего благого, расхождение всего в две сотни…
– Тут две сотни, там две сотни, – буйство было привычным, Бартоломью прекрасно знал эту суету. Она его не тревожила, сколько он себя помнил – никогда казначей и советники не сходились в итоге в финансах.
Да и про Юстаса никто уже всерьёз не вспоминал. Он был образом, а не человеком, на него славно было бы спихнуть мелкие недоразумения, а ещё его именем забавно было бы ковырнуть Всадника.
– Господин Всадник, а не поторопились ли вы с арестом казначея? Тут праздник, расходы…
Но шутка была оборвана спокойным предложением:
– Я могу устроить вам личную встречу, и вы выясните всё сами.
Никто личной встречи, конечно, не пожелал. Да и какая там встреча с тем, кто томится в темницах Дознания? Всем нужна свобода. Или хотя бы её иллюзия.
Бартоломью даже не обратил внимания ни на выпад в свою сторону, ни на свой ответ – всё это было ожидаемо. Да и не его ждал Бартоломью – он, как и все, ждал Володыку. Слухи слухами, тени тенями, а ночные объяснения Бартоломью сотрясали воздух не зря. Советники таили эту тайну, но сами-то знали правду: Володыка слаб.
Ждали – придёт ли?
Он пришёл. Не мог не прийти. Появился в окружении троих своих настоятелей, которые, вроде бы, просто оказались рядом, словно покорные ученики. Но намётанные глаза видели – настоятели готовы его поддержать, если вдруг что, если вдруг ослабеет тело.
Хорошие соратники, если всё в них бескорыстно. В бескорыстие Бартоломью не верил. Он знал слишком много людской породы на своём веку, чтобы сохранить в себе веру в бескорыстие. Да и вообще – веру.
Но Володыка был здесь! И это уже значило многое. Даже Бартоломью склонил голову чуть быстрее, чем подобало в своём приветствии, признавая истинное величие человека, который встал вопреки недавней болезни, ещё не сошедшей с его лица, и вопреки слабости, ломившей тело.
– Добрый день, господа, – тихо сказал Володыка, – давайте начнём.
Начали быстро. торопясь, стыдясь даже держать Володыку дольше, чем нужно, сговаривались необычайно быстро. Только-только выявлено возмущение о нехватке городской страже и вот уже Всадник Бартоломью предлагает людей из Дознания на помощь. Сам предлагает, без насмешки!
Вот сетует Всадник Рогир на то, что не все откликнулись на предложения, так Агнесс тут же предлагает послать памятные мелкие сувениры о прошедших празднествах, отмечая дружбу с теми, кто не смог или не захотел приехать.
Всё упирается в средства. Знатные семьи и помощник казначея, ныне главный казначей, разумеется, возмущены: где взять дополнительный расход? И без того – каждый праздник вылетает в огромные суммы.
Но тут препирательства не длятся долго. Кто-то справедливо замечает о пожертвованиях, кто-то – о вкладах, которые непременно бывают после праздников. Словом, можно вложиться, если Город Святого Престола возместит потом хотя бы часть потраченного.
Напрасно хмурится помощник казначея – так делал Юстас, и где теперь он?
– Сговоримся, – но Володыка бледен и приходится решиться. Наконец, наступает щекотливый момент.
– Володыка, – тактично начинает Бартоломью, заметив, что другие так и робеют, – вам придётся выйти с речью…
– Я справлюсь, мой друг, – Володыка тотчас понимает и тон, и само опасение Бартоломью. Нет, он не старик. Он Володыка, хранитель Города Святого Престола, слуга Пресветлого. Стариком он станет позже, после праздника, когда его возраст возьмет верх над долгом. Но пока нет, никакого послабления.
Да и речь уже, чего таить, готова. Загодя Володыка постарался, и уже переведена на несколько языков для печати.
Теперь вопрос охраны. Бартоломью расходится вовсю – он требует, напирает на усиление мер. И прежде всего – никакого личного приёма! Всё только в присутствии писаря, настоятелей и, как минимум, одного дознавателя и одного стражника.
Володыка упирается. Все знают, что в его характере устроить всё-таки личную встречу, кому-то снять грехи, кого-то исповедовать из числа высших гостей. Не принято это, но Володыка слуга Пресветлого, как тут откажешь?
– У вас для этого настоятели есть! и прочие служители, – но Бартоломью стоит насмерть, ведь все должны понять, что он один ратует за безопасность Володыки. – Мы не можем исключить нападения и новой попытки…
Володыка вздыхает. Настоятели, конечно, могут побыть на его месте, но высшие гости очень любят его собственное участие, ведь это иной уровень престижа – сам Володыка, Хранитель Города Святого Престола беседовал с тобой да путь к покаянию указал! Но Бартоломью и не думает уступить.
– Володыка, вы не просто какой-то там служитель Пресветлого, вы Хранитель Города! И это значит, что ваша безопасность – первая задача Дознания. Вы – символ. Если с вами что-то случится, Город будет в панике. И потом, какой удар это по нашей репутации?
Бартоломью не уточняет по чьей именно репутации, по репутации Города или Дознания, позволяя каждому понимать по-своему.
Тут важно другое – Бартоломью хорошо знает на чём поймать Володыку и ставит ему безопасность в долг.
– Ну не кошмарьте, Всадник, – не выдерживают со стороны знатных семейств, – я не думаю, что кто-то из таких богачей…
Бартоломью и Рогир, не сговариваясь, обращают самые ласковые взоры на глупца. Тот запоздало стихает – в самом деле, на кой лезть не в своё время и не в своё дело? А если и впрямь чего случится? Дознание шкуру снимет и не подавится.
Доказывай потом что не знал, не подумал и влез по доброте душевной – уж очень печальный взгляд был у Володыки.
Бартоломью наседает – по его мнению, вход в зал для молитв должен быть под особенным контролем, ровно как и шествие. По предложению Всадника – среди масс должны быть переодетые дознаватели.
– Во время шествия они должны быть переодеты в одежду служителей, а во время молитвы в праздничную и пройти первыми, – объясняет Бартоломью.
Всё это не нравится никому из присутствующих, но куда тут спорить? Даже Володыка смиряется и остаётся один вопрос:
– Откуда взять столько дознавателей? Они должны и работать, и следить за порядком на улицах, и быть в массах, и ещё быть на усилении среди гостей, да помогать страже! Бартоломью, при всём моём уважении, есть ли у вас столько людей?
Но и на это у Бартоломью есть ответ:
– Мы привлечём всё Дознание, не только уличное, но и то, что давно не видит света, прозябая в Канцелярии.
Агнесс возмущена: что это значит – прозябают? Но её заворачивают быстро, хоть она и Всадник, но не настолько она и ценна и ей впервые указывают на это.
– Я согласен с Бартоломью, дознаватели должны выйти все, – Рогир тоже на стороне Бартоломью, но у него своя идея. Он надеется на то, что план Бартоломью, в чём бы он ни был, не случится. Рогир не верит Бартоломью. Он чует неладное – уж слишком много заботы в голосе Всадника. Хорошо, конечно, если он должность себе таким образом выбивает, а если всё же задумал недоброе? А так, чем больше дилетантов из канцелярии Дознания, тем лучше – кто чего заметит? А вдруг? Или собьёт какие планы, а Рогир уж, если что пойдёт не так, всё вытянет на суд Пресветлого, себя не пожалеет если будет нужно.
Праздник всё ближе, уже у врат нового дня топчется. По Городу суета – спешно моют и убирают всё то, что уже убирали и промывали по десятку раз. Ленты, живые букеты, полотнища с ликом Пресветлого высвечиваются, шуршат на ветру, украшают Город, а дел как будто и не меньше. Кончается совещание, и расходятся все – спешат. Нужно ещё сделать последние приготовления к угощению, конечно, накормить столько людей, что с завтрашнего дня хлынут по улицам, займут балконы и крыши лишь бы увидеть краешком глаза хоть что-то – нереально, но угощение быть должно, удачливым и первым достанутся или пироги, или фрукты, или вина. Высоких гостей ждут и ужины, но будет ли на них Володыка – это ещё вопрос.
Нужно ещё раз подумать насчёт охраны и Города и его улиц, решить кто будет дежурить по ночам, как общаться с гостями, всем дать инструкции. Праздники – это суета. Конечно, в праздник за пьяное шатание по улицам гостя не потащишь в темные стены, но что-то же надо сказать? Предупредить, одёрнуть!..
Нужно решить ещё и по Канцелярии – кого и как отряжать, кого куда направить, да и переделать тысячу и одно дело, выслушать донесения, получить и прочитать записки, в которых содержатся самые разные жалобы от наивных или злобных, или просто пьяных или безумных гостей Города.
И это не говоря уже про бесконечную очередь из прошений к Володыке, к просьбам провести исповедь или просто побеседовать. И не говоря про подготовку праздничных одеяний для верхушки Города, и для самих себя, ведь негоже в день праздника Пресветлого появляться в грязном или обыденном.
И это не говоря уже про общий шум, недовольство стекающих гостей нехваткой мест в предместьях города, на их неуёмную суету и толкотню…
Каждый год одно и то же, и не по разу. На каждый праздник торопятся люди, из года в год знают уже и имена, и лица у некоторых особенно отличающихся, и каждый раз одно и то же: как это – не хватает места? Как это – не хватает угощения? И всё равно ведь – едут! Продавцы в это время, что в предместьях Города, что в самом Городе – блаженствуют…в начале. Все товары скупаются, не обращается никакого внимания на цену. Что-то берётся себе на питание и жизнь, что-то как дар, как след и память от Города. Но потом начинается беготня – товары кончаются, а толпа растёт. И требует, требует…
А в Город в дни праздника и пока основная масса не схлынет хода подводам с пищей и товарами нет – изволь закупаться заранее, но тут как не закупайся, всё одно – кончается!
– Бартоломью, прошу вас, – Володыка окликает неожиданно и Бартоломью, выходящий в числе последних из залы, спотыкается даже слегка. На него оглядываются, выходят медленно, но Володыка не заговаривает, пока его настоятель Габриэль не покидает залу, обещая ждать за дверью.
– Володыка? – Бартоломью покорен и вежлив.
– Сцена накануне… я полагал, что вы ладите с Рогиром, – это странная тема, но, должно быть, Володыке важен ответ.
Бартоломью усмехается:
– Я могу с ним работать, но между нами много легло, Володыка. Он, к сожалению, забывает своё место и лезет в дела Дознания, а я этого ему не даю.
– Он угрожал тебе? – Володыка мрачнеет, – или что-то…дурное?
– Он вызывал к себе мою помощницу Магду. Беседовал с ней обо мне. Я сам разрешил ей идти, велел быть честной. Но это, как мне кажется, весьма показательно.
Володыка озадачен. Смутные тени в его лице. Тревожится старец.
– Он не знает Города, не знает его людей и Дознания тоже, – Бартоломью переходит в честность и сам, – Володыка, вы сказали, что назначите Верховного после праздника, и я ничего не хочу сказать из того, что повлияло бы на ваше решение, но Рогир слишком часто бывает по местам, где власть Пресветлого победили деньги, власть и алчность. Следы того яда, что был подмешан вам, ведут к одной из наших гостий.
Володыка покачал головой, печаль очернила его лицо, прогнав тревогу:
– Спасибо, Бартоломью, за правду. Она горька, но она правда. Ступай, у нас много дел. Я тебя услышал.
Бартоломью склонил голову, прощаясь с Володыкой. Его не тревожили его вопросы по поводу Рогира – меньше, чем через восемь часов и сам Рогир будет не важен.
Праздники – беспощадная пора! Про Филиппо Магда вспомнила не сразу – забегалась, проверяя посты, от души высказалась по поводу растрепанного вида дознавателя Элрика…
– На себя бы посмотрела! – фыркнул вслед ей Морис, но не со зла. Он знал, что Магда переняла от Бартоломью его рвение к аккуратности не ради выслуги, а по истинной привязанности, к тому же и сама Магда периодически выхватывала смешок от самого Бартоломью за свой вид, так как рвение было, а результатов нет.
За всеми делами, бесплотными допросами насмерть перепуганной судомойки, которая от страха перед Магдой, Дознанием и темницей и слова вымолвить не смогла, до Филиппо у Магды даже мысли не дошли. Зато когда вспомнилось, тут было уже не до чьего-то внешнего вида или мелких нарушений своих же дознавателей.
– Я ждал прихода, как договаривались, – Филиппо и впрямь ждал. Он быстро, поразительно быстро справлялся с делами, и Магда не всегда могла даже примерно предположить сколько у него дел. Да, она могла ему кое-что поручить и сама, о чём-то могла попросить, но её не покидало ощущение, что Бартоломью и сам его занимает, напрямую.
– Да-да, – согласилась Магда, – я прошу прощения. Праздник!
Вместо тысячи оправданий одно слово. Но это слово очень много значит для тех, кто хотя бы раз отвечал за безопасность в Городе Святого Престола во время столпотворения.
– Сибилла де Суагрэ искренне верит в то, что в её флаконах только приворотное зелье, – Филиппо не отреагировал на попытку Магды оправдаться, а сразу перешёл к делу. – Между тем, повторная проверка содержимого, что передано было в лабораторию от Бартоломью…
Магда покраснела. Дознаватель! А ведь именно она взяла этот флакон!
– Содержит отравляющее вещество. Не сказать бы что смертельное, но недомогание, похожее на пищевое отравление, вызвать может. Конечно, если не пить весь флакон, – Филиппо подтолкнул к Магде несколько листов – отчёт лаборатории. – Содержимое её флаконов совпадает с этим. при этом, сама Сибилла клянётся, что её средство – это родовая тайная магия.
Филиппо не скрывал усмешки. Он не верил в магию – он верил в страх и трусость преступности.
– Говорит, что никто не жаловался…я в это могу даже поверить. Она призналась, что хотела раздавать и продавать в Городе свои зелья и таланты. Нагло, конечно, но мы прекрасно знаем, что и такое бывает.
Этого парадокса Магда никогда не понимала. В чём логика, в чём смысл приезжать в Город Святого Престола, в обитель добродетели, к слугам Пресветлого и приторговывать или ещё хуже – спешить купить то, что Пресветлый называл враждебным? Но каждый раз одно и то же: амулеты, гадания, зелья, заговорённые ленты и прочая чепуха, которой так славно забивали головы люди, пришедшие поклониться свету и слугам света.
– Всё запротоколировано, – Филиппо протянул последние листы Магде. – Ничего более преступного нет. Вероятно, кто-то помог ей с зельями. Хоть бы и её сопровождение! Но поди – докажи…
Это да. Не пойман? Значит чист! Арестовать Дознание может только имея улики или основания для проверки. Да и то – как забыть то, что сопровождение Сибиллы, хоть и враждебное, хоть и относится к нечестивцам Чёрного Креста, а всё же за руку их не схватишь! Арестовать на простом подозрении? За это ни общественность, ни свои же по головке не погладят!
Тем более, нечестивцы уже в Городе и теперь, быть может, единственный шанс выйти на настоящий план мерзавцев – держать их в Городе?
– Это было при Юстасе.
– А утверждал? Утверждал кто?
– Да во имя всего благого, расхождение всего в две сотни…
– Тут две сотни, там две сотни, – буйство было привычным, Бартоломью прекрасно знал эту суету. Она его не тревожила, сколько он себя помнил – никогда казначей и советники не сходились в итоге в финансах.
Да и про Юстаса никто уже всерьёз не вспоминал. Он был образом, а не человеком, на него славно было бы спихнуть мелкие недоразумения, а ещё его именем забавно было бы ковырнуть Всадника.
– Господин Всадник, а не поторопились ли вы с арестом казначея? Тут праздник, расходы…
Но шутка была оборвана спокойным предложением:
– Я могу устроить вам личную встречу, и вы выясните всё сами.
Никто личной встречи, конечно, не пожелал. Да и какая там встреча с тем, кто томится в темницах Дознания? Всем нужна свобода. Или хотя бы её иллюзия.
Бартоломью даже не обратил внимания ни на выпад в свою сторону, ни на свой ответ – всё это было ожидаемо. Да и не его ждал Бартоломью – он, как и все, ждал Володыку. Слухи слухами, тени тенями, а ночные объяснения Бартоломью сотрясали воздух не зря. Советники таили эту тайну, но сами-то знали правду: Володыка слаб.
Ждали – придёт ли?
Он пришёл. Не мог не прийти. Появился в окружении троих своих настоятелей, которые, вроде бы, просто оказались рядом, словно покорные ученики. Но намётанные глаза видели – настоятели готовы его поддержать, если вдруг что, если вдруг ослабеет тело.
Хорошие соратники, если всё в них бескорыстно. В бескорыстие Бартоломью не верил. Он знал слишком много людской породы на своём веку, чтобы сохранить в себе веру в бескорыстие. Да и вообще – веру.
Но Володыка был здесь! И это уже значило многое. Даже Бартоломью склонил голову чуть быстрее, чем подобало в своём приветствии, признавая истинное величие человека, который встал вопреки недавней болезни, ещё не сошедшей с его лица, и вопреки слабости, ломившей тело.
– Добрый день, господа, – тихо сказал Володыка, – давайте начнём.
Начали быстро. торопясь, стыдясь даже держать Володыку дольше, чем нужно, сговаривались необычайно быстро. Только-только выявлено возмущение о нехватке городской страже и вот уже Всадник Бартоломью предлагает людей из Дознания на помощь. Сам предлагает, без насмешки!
Вот сетует Всадник Рогир на то, что не все откликнулись на предложения, так Агнесс тут же предлагает послать памятные мелкие сувениры о прошедших празднествах, отмечая дружбу с теми, кто не смог или не захотел приехать.
Всё упирается в средства. Знатные семьи и помощник казначея, ныне главный казначей, разумеется, возмущены: где взять дополнительный расход? И без того – каждый праздник вылетает в огромные суммы.
Но тут препирательства не длятся долго. Кто-то справедливо замечает о пожертвованиях, кто-то – о вкладах, которые непременно бывают после праздников. Словом, можно вложиться, если Город Святого Престола возместит потом хотя бы часть потраченного.
Напрасно хмурится помощник казначея – так делал Юстас, и где теперь он?
– Сговоримся, – но Володыка бледен и приходится решиться. Наконец, наступает щекотливый момент.
– Володыка, – тактично начинает Бартоломью, заметив, что другие так и робеют, – вам придётся выйти с речью…
– Я справлюсь, мой друг, – Володыка тотчас понимает и тон, и само опасение Бартоломью. Нет, он не старик. Он Володыка, хранитель Города Святого Престола, слуга Пресветлого. Стариком он станет позже, после праздника, когда его возраст возьмет верх над долгом. Но пока нет, никакого послабления.
Да и речь уже, чего таить, готова. Загодя Володыка постарался, и уже переведена на несколько языков для печати.
Теперь вопрос охраны. Бартоломью расходится вовсю – он требует, напирает на усиление мер. И прежде всего – никакого личного приёма! Всё только в присутствии писаря, настоятелей и, как минимум, одного дознавателя и одного стражника.
Володыка упирается. Все знают, что в его характере устроить всё-таки личную встречу, кому-то снять грехи, кого-то исповедовать из числа высших гостей. Не принято это, но Володыка слуга Пресветлого, как тут откажешь?
– У вас для этого настоятели есть! и прочие служители, – но Бартоломью стоит насмерть, ведь все должны понять, что он один ратует за безопасность Володыки. – Мы не можем исключить нападения и новой попытки…
Володыка вздыхает. Настоятели, конечно, могут побыть на его месте, но высшие гости очень любят его собственное участие, ведь это иной уровень престижа – сам Володыка, Хранитель Города Святого Престола беседовал с тобой да путь к покаянию указал! Но Бартоломью и не думает уступить.
– Володыка, вы не просто какой-то там служитель Пресветлого, вы Хранитель Города! И это значит, что ваша безопасность – первая задача Дознания. Вы – символ. Если с вами что-то случится, Город будет в панике. И потом, какой удар это по нашей репутации?
Бартоломью не уточняет по чьей именно репутации, по репутации Города или Дознания, позволяя каждому понимать по-своему.
Тут важно другое – Бартоломью хорошо знает на чём поймать Володыку и ставит ему безопасность в долг.
– Ну не кошмарьте, Всадник, – не выдерживают со стороны знатных семейств, – я не думаю, что кто-то из таких богачей…
Бартоломью и Рогир, не сговариваясь, обращают самые ласковые взоры на глупца. Тот запоздало стихает – в самом деле, на кой лезть не в своё время и не в своё дело? А если и впрямь чего случится? Дознание шкуру снимет и не подавится.
Доказывай потом что не знал, не подумал и влез по доброте душевной – уж очень печальный взгляд был у Володыки.
Бартоломью наседает – по его мнению, вход в зал для молитв должен быть под особенным контролем, ровно как и шествие. По предложению Всадника – среди масс должны быть переодетые дознаватели.
– Во время шествия они должны быть переодеты в одежду служителей, а во время молитвы в праздничную и пройти первыми, – объясняет Бартоломью.
Всё это не нравится никому из присутствующих, но куда тут спорить? Даже Володыка смиряется и остаётся один вопрос:
– Откуда взять столько дознавателей? Они должны и работать, и следить за порядком на улицах, и быть в массах, и ещё быть на усилении среди гостей, да помогать страже! Бартоломью, при всём моём уважении, есть ли у вас столько людей?
Но и на это у Бартоломью есть ответ:
– Мы привлечём всё Дознание, не только уличное, но и то, что давно не видит света, прозябая в Канцелярии.
Агнесс возмущена: что это значит – прозябают? Но её заворачивают быстро, хоть она и Всадник, но не настолько она и ценна и ей впервые указывают на это.
– Я согласен с Бартоломью, дознаватели должны выйти все, – Рогир тоже на стороне Бартоломью, но у него своя идея. Он надеется на то, что план Бартоломью, в чём бы он ни был, не случится. Рогир не верит Бартоломью. Он чует неладное – уж слишком много заботы в голосе Всадника. Хорошо, конечно, если он должность себе таким образом выбивает, а если всё же задумал недоброе? А так, чем больше дилетантов из канцелярии Дознания, тем лучше – кто чего заметит? А вдруг? Или собьёт какие планы, а Рогир уж, если что пойдёт не так, всё вытянет на суд Пресветлого, себя не пожалеет если будет нужно.
Праздник всё ближе, уже у врат нового дня топчется. По Городу суета – спешно моют и убирают всё то, что уже убирали и промывали по десятку раз. Ленты, живые букеты, полотнища с ликом Пресветлого высвечиваются, шуршат на ветру, украшают Город, а дел как будто и не меньше. Кончается совещание, и расходятся все – спешат. Нужно ещё сделать последние приготовления к угощению, конечно, накормить столько людей, что с завтрашнего дня хлынут по улицам, займут балконы и крыши лишь бы увидеть краешком глаза хоть что-то – нереально, но угощение быть должно, удачливым и первым достанутся или пироги, или фрукты, или вина. Высоких гостей ждут и ужины, но будет ли на них Володыка – это ещё вопрос.
Нужно ещё раз подумать насчёт охраны и Города и его улиц, решить кто будет дежурить по ночам, как общаться с гостями, всем дать инструкции. Праздники – это суета. Конечно, в праздник за пьяное шатание по улицам гостя не потащишь в темные стены, но что-то же надо сказать? Предупредить, одёрнуть!..
Нужно решить ещё и по Канцелярии – кого и как отряжать, кого куда направить, да и переделать тысячу и одно дело, выслушать донесения, получить и прочитать записки, в которых содержатся самые разные жалобы от наивных или злобных, или просто пьяных или безумных гостей Города.
И это не говоря уже про бесконечную очередь из прошений к Володыке, к просьбам провести исповедь или просто побеседовать. И не говоря про подготовку праздничных одеяний для верхушки Города, и для самих себя, ведь негоже в день праздника Пресветлого появляться в грязном или обыденном.
И это не говоря уже про общий шум, недовольство стекающих гостей нехваткой мест в предместьях города, на их неуёмную суету и толкотню…
Каждый год одно и то же, и не по разу. На каждый праздник торопятся люди, из года в год знают уже и имена, и лица у некоторых особенно отличающихся, и каждый раз одно и то же: как это – не хватает места? Как это – не хватает угощения? И всё равно ведь – едут! Продавцы в это время, что в предместьях Города, что в самом Городе – блаженствуют…в начале. Все товары скупаются, не обращается никакого внимания на цену. Что-то берётся себе на питание и жизнь, что-то как дар, как след и память от Города. Но потом начинается беготня – товары кончаются, а толпа растёт. И требует, требует…
А в Город в дни праздника и пока основная масса не схлынет хода подводам с пищей и товарами нет – изволь закупаться заранее, но тут как не закупайся, всё одно – кончается!
– Бартоломью, прошу вас, – Володыка окликает неожиданно и Бартоломью, выходящий в числе последних из залы, спотыкается даже слегка. На него оглядываются, выходят медленно, но Володыка не заговаривает, пока его настоятель Габриэль не покидает залу, обещая ждать за дверью.
– Володыка? – Бартоломью покорен и вежлив.
– Сцена накануне… я полагал, что вы ладите с Рогиром, – это странная тема, но, должно быть, Володыке важен ответ.
Бартоломью усмехается:
– Я могу с ним работать, но между нами много легло, Володыка. Он, к сожалению, забывает своё место и лезет в дела Дознания, а я этого ему не даю.
– Он угрожал тебе? – Володыка мрачнеет, – или что-то…дурное?
– Он вызывал к себе мою помощницу Магду. Беседовал с ней обо мне. Я сам разрешил ей идти, велел быть честной. Но это, как мне кажется, весьма показательно.
Володыка озадачен. Смутные тени в его лице. Тревожится старец.
– Он не знает Города, не знает его людей и Дознания тоже, – Бартоломью переходит в честность и сам, – Володыка, вы сказали, что назначите Верховного после праздника, и я ничего не хочу сказать из того, что повлияло бы на ваше решение, но Рогир слишком часто бывает по местам, где власть Пресветлого победили деньги, власть и алчность. Следы того яда, что был подмешан вам, ведут к одной из наших гостий.
Володыка покачал головой, печаль очернила его лицо, прогнав тревогу:
– Спасибо, Бартоломью, за правду. Она горька, но она правда. Ступай, у нас много дел. Я тебя услышал.
Бартоломью склонил голову, прощаясь с Володыкой. Его не тревожили его вопросы по поводу Рогира – меньше, чем через восемь часов и сам Рогир будет не важен.
Глава 16. Безумная и нормальная
Праздники – беспощадная пора! Про Филиппо Магда вспомнила не сразу – забегалась, проверяя посты, от души высказалась по поводу растрепанного вида дознавателя Элрика…
– На себя бы посмотрела! – фыркнул вслед ей Морис, но не со зла. Он знал, что Магда переняла от Бартоломью его рвение к аккуратности не ради выслуги, а по истинной привязанности, к тому же и сама Магда периодически выхватывала смешок от самого Бартоломью за свой вид, так как рвение было, а результатов нет.
За всеми делами, бесплотными допросами насмерть перепуганной судомойки, которая от страха перед Магдой, Дознанием и темницей и слова вымолвить не смогла, до Филиппо у Магды даже мысли не дошли. Зато когда вспомнилось, тут было уже не до чьего-то внешнего вида или мелких нарушений своих же дознавателей.
– Я ждал прихода, как договаривались, – Филиппо и впрямь ждал. Он быстро, поразительно быстро справлялся с делами, и Магда не всегда могла даже примерно предположить сколько у него дел. Да, она могла ему кое-что поручить и сама, о чём-то могла попросить, но её не покидало ощущение, что Бартоломью и сам его занимает, напрямую.
– Да-да, – согласилась Магда, – я прошу прощения. Праздник!
Вместо тысячи оправданий одно слово. Но это слово очень много значит для тех, кто хотя бы раз отвечал за безопасность в Городе Святого Престола во время столпотворения.
– Сибилла де Суагрэ искренне верит в то, что в её флаконах только приворотное зелье, – Филиппо не отреагировал на попытку Магды оправдаться, а сразу перешёл к делу. – Между тем, повторная проверка содержимого, что передано было в лабораторию от Бартоломью…
Магда покраснела. Дознаватель! А ведь именно она взяла этот флакон!
– Содержит отравляющее вещество. Не сказать бы что смертельное, но недомогание, похожее на пищевое отравление, вызвать может. Конечно, если не пить весь флакон, – Филиппо подтолкнул к Магде несколько листов – отчёт лаборатории. – Содержимое её флаконов совпадает с этим. при этом, сама Сибилла клянётся, что её средство – это родовая тайная магия.
Филиппо не скрывал усмешки. Он не верил в магию – он верил в страх и трусость преступности.
– Говорит, что никто не жаловался…я в это могу даже поверить. Она призналась, что хотела раздавать и продавать в Городе свои зелья и таланты. Нагло, конечно, но мы прекрасно знаем, что и такое бывает.
Этого парадокса Магда никогда не понимала. В чём логика, в чём смысл приезжать в Город Святого Престола, в обитель добродетели, к слугам Пресветлого и приторговывать или ещё хуже – спешить купить то, что Пресветлый называл враждебным? Но каждый раз одно и то же: амулеты, гадания, зелья, заговорённые ленты и прочая чепуха, которой так славно забивали головы люди, пришедшие поклониться свету и слугам света.
– Всё запротоколировано, – Филиппо протянул последние листы Магде. – Ничего более преступного нет. Вероятно, кто-то помог ей с зельями. Хоть бы и её сопровождение! Но поди – докажи…
Это да. Не пойман? Значит чист! Арестовать Дознание может только имея улики или основания для проверки. Да и то – как забыть то, что сопровождение Сибиллы, хоть и враждебное, хоть и относится к нечестивцам Чёрного Креста, а всё же за руку их не схватишь! Арестовать на простом подозрении? За это ни общественность, ни свои же по головке не погладят!
Тем более, нечестивцы уже в Городе и теперь, быть может, единственный шанс выйти на настоящий план мерзавцев – держать их в Городе?
