Ведь он только что практически признался… впрочем, чего я испугалась-то? Это естественно – он хотел бы, чтобы я забыла о своём благоразумии и отдалась ему безо всяких лишних мыслей и терзаний собственной совести.
– Наташа, – Максим Петрович шагнул вперёд и взял меня за руку, – не бойся, пожалуйста. Всё, я больше не подниму эту тему… Но помни, пожалуйста, о том, что я тебе сказал насчёт Моисеева. На сегодняшний вечер ты моя жена, и никто не должен догадаться, что это всего лишь маскарад.
Я кивнула. В том, что эта роль мне удастся, я не сомневалась. Осталось только нацепить кольцо на палец.
Хоть бы всё получилось. Если наш «план» провалится, и в издательство явится Рашидов… пожалуй, тогда я действительно могу потерять голову.
С работы мы ушли на полчаса раньше. У нас было два часа, чтобы купить кольца обоим, потому что Громов своё не носил – и платье для меня. Не мешкая, Максим Петрович доехал до ближайшего торгового центра.
Кольца мы взяли первые попавшиеся, самые обычные. Мне, конечно, было трудно понять, как можно ради этого дела потратить около двадцати тысяч только на кольца… Но, видимо, Королёв уж очень боялся за свою… х-м-м… за своё мягкое место, раз выделил Максиму Петровичу приличную сумму на покупку «реквизита», как выразился мой начальник.
А потом мы направились в магазин с платьями, где Громов провел экзекуцию. Он заставил меня перемерить несколько десятков платьев. Уже после первого десятка я почувствовала, что начинаю звереть.
– Спокойней, дорогая жена, – хмыкнул Максим Петрович. – Сегодня ты должна выглядеть потрясающе, но… не слишком соблазнительно, иначе кое у кого может снести крышу…
Когда я уже была готова убиться о зеркало примерочной, Громов наконец нашёл то, что искал, – черное платье с небольшим декольте, юбкой чуть ниже колен и узким поясом на талии. Потом Максим Петрович потащил меня в салон красоты, где мне по-быстрому сделали макияж (видимо, он всё-таки не доверял моим словам о том, что я это умею) и причёску, чтобы я не была похожа на девушку, которая упала с самосвала и тормозила головой.
Практически бегом мы выбрали ещё и туфли к платью. Точнее, я схватила первые попавшиеся – чёрные, на высоком каблуке.
Когда мы сели в машину и направились к месту встречи, я украдкой посмотрела на себя в зеркало. Сейчас мне можно было дать все двадцать восемь. Хотя… нет, в зеркале отражалась не я. Я никогда не замечала у себя такой прекрасной, нежной шеи, таких чувственных губ, такого взгляда…
Словно угадав, о чём я думала пару минут назад, Максим Петрович привлёк меня к себе, когда мы остановились перед нужным рестораном в центре Москвы, и тихо сказал:
– Ты прекрасна.
А потом он поцеловал меня. И я, не сопротивляясь, ответила на этот поцелуй. Сейчас можно. Сейчас я его жена.
– Пойдём, жена, – усмехнувшись, сказал Громов, выпустив меня наконец из объятий.
Мы под руку вошли в ресторан. Я не боялась. Если позже меня спросят, что я чувствовала в этот момент, правильным ответом будет – «ничего».
Мы медленно шли к столику в центре зала, где уже сидел мужчина в строгом чёрном костюме. На вид ему было лет сорок пять, невысокий и худощавый, не красавец. Волосы русые, глаза светлые, губы тонкие, лицо гладко выбритое и не запоминающееся абсолютно.
Я почувствовала укол неприязни, когда прочла в его взгляде восхищение. Он разглядывал меня откровенно, не пряча своего интереса. Да, я действительно не понимала, что предлагаю Королёву, когда говорила о встрече с этим человеком.
– Добрый вечер, Игорь, – сказал Максим Петрович, когда мы подошли к столику. – Познакомьтесь с моей женой Наташей.
Я вежливо улыбнулась. Да, вот так, никакого кокетства. Просто тёплая вежливость – мол, я рада вас видеть, но у меня муж есть.
– Очень приятно. Игорь Моисеев. Для вас просто Игорь, – и, повернувшись к Громову, сказал: – У вас очаровательная жена, Максим.
– Спасибо, – ответил тот с явной гордостью в голосе.
Мы сели за стол, и Моисеев подозвал официанта.
Есть мне не хотелось. Но что-то заказать придётся, иначе будет как-то невежливо.
– Милый, – сказала я, повернувшись к Громову, – возьми мне что-нибудь на свой вкус.
И я обворожительно улыбнулась начальнику. Как раз так, как нельзя было улыбаться Моисееву – ласково, с намёком. Мы ещё в машине обговорили, что на этой встрече я буду называть Громова на «ты» и использовать разные сахарные эпитеты. И больше всего я боялась именно того, что забудусь и назову своего «мужа» на «вы».
Однако сейчас я улыбалась, смотря в лицо Максима Петровича, наслаждаясь своей ролью любящей жены. Лишь через несколько секунд я почувствовала неладное – Громов застыл, не сводя с меня взгляда, а затем вдруг поднял мою руку и поцеловал каждый пальчик.
– Вы, я смотрю, женаты недавно, – услышала я смешок Моисеева и немедленно повернулась к нему. – Судя по тому, как вы, Максим, реагируете на улыбку своей жены…
Ну вот! Читал мне нотации, а сам чуть не спалил всю контору.
Однако Громов ничуть не смутился, а спокойно сказал:
– О да, нашему браку чуть больше трёх месяцев, а я до сих пор не могу насытиться своей замечательной женой, – и усмешка такая… порочная. Я сама чуть не поверила, что у нас действительно уже всё было!
– Понима-аю, – протянул Моисеев.
Разговор прервался – мужчины делали заказ. Громов заказал мне бокал белого вина, салат и какое-то блюдо со сложным названием. Заглянув в меню, я успокоилась, поняв, что это нечто состоит из запечённой курицы с грибами и картофелем.
– Макси-им, – протянула я капризным голосом, – возьми мне сок. Одного бокала вина мне мало, а ведь больше пить нельзя. Или ты забыл, что у нас будет маленький? – и я положила руку на свой живот.
Судя по лицу, забыл. Хорошо, что Моисеев смотрел в этот момент на меня, иначе бы наш маскарад кончился в ту же минуту. Но у меня была причина вести себя так – во-первых, за беременной женщиной Моисеев вряд ли будет ухлёстывать, а во-вторых – пить больше одного бокала мне противопоказано, а в такой компании тем более. В этот вечер мне нужен мой мозг. А если всякие собеседники будут постоянно подливать вино, я просто усну в этом ресторане.
– Да, конечно, сладкая моя, – наконец справился со своими чувствами Громов и, натянуто улыбнувшись, попросил принести «любимой жене» большой кувшин с персиковым соком и бокал.
Счастливо улыбаясь, я слушала разговор Громова и Моисеева, откинувшись на спинку стула. К истинной цели нашего визита Максим Петрович пока не приближался, поэтому я в беседу не вмешивалась. И вообще, лучше пока построить из себя капризную дурочку – буду козырем для Громова и высунусь в нужный момент.
И вот, когда наш заказ наконец принесли, Моисеев сказал:
– Вы ведь позвали меня на эту встречу не для того, чтобы болтать о пустяках? Давайте-ка ближе к делу, Максим. У меня не так много времени.
Громов кивнул и отпил вина из бокала.
– Думаю, вы догадываетесь, Игорь, о чём я хочу поговорить. Я ведь работаю главным редактором у Королёва. И я хотел обсудить книгу вашей дочери, которую вы хотите издать в «Радуге».
Только в этот момент я осознала, насколько опасен человек, сидящий перед нами.
Выражение его глаз изменилось, в них появились холод и жёсткость. Я невольно вспомнила Рашидова. И только теперь поняла разницу между ним и Моисеевым. У владельца нашего издательства жестокость была маской, у этого человека – сутью.
Но страха я не чувствовала.
– Что тут обсуждать? – процедил Моисеев. – Это наше с Королёвым личное дело. Он обещал издать книгу Полины.
– Это не может быть вашим личным делом, Игорь. Пожалуйста, выслушайте меня, – попросил Максим Петрович, когда увидел, что Моисеев хочет уйти. Именно попросил. – А потом уже примете решение. Ведь отказаться вы всегда успеете.
– Пожалуйста, – вступила я и посмотрела на нашего собеседника умоляющим взглядом. Таким взглядом дети у родителей конфеты выпрашивают.
Моисеев колебался пару секунд. Потом всё-таки опустился обратно на стул и буркнул:
– Ладно. Выкладывайте, что вы хотите сказать, Максим.
Я с тревогой посмотрела на Громова. Вот сейчас главное – не оплошать. То, что он скажет, решит нашу судьбу. И не только нашу!
– Это не может быть только вашим с Королёвым делом, потому что касается целого издательства, которое к тому же не принадлежит Сергею. Насколько я знаю, у вас, Игорь, нет своих интересов в сфере издательского бизнеса?
– Абсолютно.
– Поэтому вы не знаете, что сейчас происходит на книжном рынке. Для любого издательства его лицо – это ассортимент, и никто не издаёт сборники стихов. Известные авторы давно поделены между собой крупнейшими издательскими домами, а новые никому не нужны, потому что стихов сейчас люди не читают. И издать в нашей ситуации такой сборник – значит, пошатнуть авторитет издательства, показать конкурентам, что наши сотрудники не знают, что сейчас представляет из себя книжный рынок. Понимаете, почему я пришёл на встречу с вами?
– Понимаю, – Моисеев скривился. – Но неужели вы думаете, что меня это всё волнует? Я был лучшего мнения о Королёве. Если он так не хотел выполнять мою просьбу, отказался бы сразу, за язык его никто не тянул. А он согласился, дал мне слово. И что теперь? Не приходит ко мне сам, а посылает главного редактора. Червяк!
«Они называли тебя рыбой. И ещё червяком, земляным червяком!» – вспомнилось мне. Плохо дело. А главное, что я поняла, какую мы ошибку совершили. Королёву надо было идти на эту встречу с нами! Или вообще одному…
– Я понимаю ваше рвение, Максим, как профессионала в своём деле. Но не вижу смысла мне забирать назад слово Сергея. Пусть издаёт книжку дочери, раз обещал.
И Моисеев опять начал вставать с места. Вот чудак, к еде толком не притронулся.
– Игорь, – я протянула руку и накрыла его ладонь своей. Максим Петрович вздрогнул. – Скажите, вы любите свою дочь?
Удивились и Моисеев, и Громов.
– Конечно, – ответил наш новый знакомый, опускаясь обратно на стул. – К чему вы это, Наташа?
Я улыбнулась. Теперь больше нет нужды притворяться глупой простушкой.
– Если вы любите её, то должны понять, что я сейчас вам расскажу. Полине исполнится пятнадцать, верно? И вы искренне считаете, что она обрадуется вашему подарку?
Моисеев смотрел на меня удивлённо, Максим Петрович – рассерженно. Кажется, он не очень понимал, к чему я это всё говорю.
– Конечно, обрадуется.
– Посудите сами, Игорь. Полина – дочь богатого человека, ей всё преподносят с самого детства на блюдечке с голубой каёмочкой. Ведь она наверняка пишет стихи, мечтая самовыразиться. Возможно, даже лелеет надежду когда-нибудь издаться. В будущем, набравшись опыта, выпустить в свет своё произведение. И я более чем уверена, что Полина очень мучается из-за того, что никак не может показать себя. У девочки есть всё, рядом богатый и сильный папа, а она – всего лишь ребёнок, и может похвастаться только своими стихами. Знаете, что она почувствует, если вы издадите их? Горечь. Вашей дочери будет горько оттого, что она опять не смогла ничего сделать сама. Опять папа вмешался, а сама она ничего не стоит. Не лишайте Полину этого удовольствия, пусть вырастет, разовьёт свой талант, а потом пришлёт рукопись в издательство. И когда её издадут, она с гордостью покажет вам свою книжку и скажет: «Видишь, папа, меня издали, хоть я никому и не говорила, что я твоя дочь».
Моисеев смотрел на меня с ужасом. Кажется, только что я перевернула его представление о психологии подростков.
Он сглотнул.
– Вы… Наташа, вы думаете, что Полину не обрадует этот подарок? Но… она ведь так мечтает стать писательницей…
– Вот именно! Полина мечтает стать писательницей, а не чтобы её издали по папиному приказу. Она хочет издаться сама, это будет значить, что у неё всё-таки есть талант, а не только богатые родители.
Я победила. Я поняла это, когда заметила, как опустились плечи моего собеседника. Да, судьба всего издательства – ничто по сравнению с чувствами собственной дочери. Хоть одно достоинство у этого чудовища есть – он хороший отец.
– Вы правы, – кивнул Моисеев. – Вы тысячу раз правы. Какой я идиот.
– Ну зачем же так строго, – я улыбнулась. – Хотите, я скажу, что на самом деле её обрадует?
– Да? – в его взгляде мелькнуло удивление.
– Найдите хорошего художника. Если хотите, я могу посоветовать парочку, выберете на свой вкус. И пусть нарисует несколько иллюстраций к стихам Полины. Потом найдите верстальщика, пусть сделает вам макет. Договоритесь с типографией, они за пару недель напечатают несколько десятков экземпляров книжки – как раз хватит ближайшим друзьям. И Полине приятно будет увидеть свои стихи в книжке, и в то же время вы не омрачите ничем ее мечту стать писательницей, ведь это будет самиздат.
К концу моей речи Моисеев улыбался. Только тогда я вздохнула с облегчением.
Кажется, Рашидова я всё-таки не увижу.
Оставшаяся часть вечера прошла спокойно. Мы больше не говорили о делах. Я с удовольствием съела заказанный Громовым ужин и почти не участвовала в разговоре, мечтая только об одном – поскорей вернуться домой и рухнуть в постель.
Я уснула ещё в машине Громова, поэтому ему пришлось провожать меня до квартиры. По пути у меня мелькала мысль, что сейчас идеальный момент для соблазнения полусонной девушки, но Максим Петрович им не воспользовался.
Он только чмокнул меня в щёку, погладил по волосам и сказал:
– Спасибо. Если бы не ты, у меня ничего бы не получилось.
Я даже нашла в себе силы улыбнуться.
Ночью мне снилось продолжение сцены в кабинете Громова. Во сне я всё-таки потеряла голову. И не только голову.
Проснулась я от настойчивого звонка мобильного телефона. Взяв его в руки, поразилась: четыре часа утра! Кто же у нас такой безмозглый?
Конечно, это был Антон. Алиса недовольно промурчала что-то из-под кровати, когда я взяла трубку.
– Алло.
– Пчёлка! Извини… ты спишь?
– Конечно, нет. Сижу, жду твоего звонка.
– Э-э…
– Да шучу я, шучу. Сплю, причём вижу сон. Эротический.
– Да-а-а? А кто в главной роли?
– Брэд Питт, конечно.
– Да ладно, он же тебе никогда не нравился.
– А во сне вот понравился!
Алиса вспрыгнула мне на ноги, и я окончательно проснулась. Вот тебе и Брэд Питт! Да и зачем он нужен посреди ночи, когда через два с половиной часа вставать на работу?
– Слушай, пчёлка… У меня не очень хорошие новости… В общем, я, скорее всего, до Нового года не смогу приехать в Москву.
Сердце от огорчения укатилось куда-то в пятку. Пару недель назад Антон уже расстроил меня, сообщив, что приедет только в октябре. И теперь вот это…
– Пчёлка?
– Да, Антош.
– Почему ты молчишь?
Я усмехнулась.
– А ты как думаешь?
– Ну… сон досматриваешь?..
– Нет. Просто расстроилась. Я тебя с марта не видела, а уже сентябрь, и тут ты говоришь, что до Нового года не вырвешься. Я соскучилась.
Молчание.
– Правда?
– Что за глупый вопрос? Конечно, правда.
– Прости, пчёлка… – в голосе Антона я услышала огорчение. – Я ничего не могу сделать. Работа, мать её за ногу. Но после Нового года я обязательно… Пчёлка! А давай ты на это время отпуск возьмёшь? И я тебя увезу из Москвы сам. Давай? Ты же тысячу лет никуда не ездила.
– Ну так уж прям и тысячу…
– Так что, согласна?
Я вздохнула.
– Дожить надо, Антош. Но в целом предложение заманчивое. А теперь… можно мне поспать, а? Завтра же на работу…
– Наташа, – Максим Петрович шагнул вперёд и взял меня за руку, – не бойся, пожалуйста. Всё, я больше не подниму эту тему… Но помни, пожалуйста, о том, что я тебе сказал насчёт Моисеева. На сегодняшний вечер ты моя жена, и никто не должен догадаться, что это всего лишь маскарад.
Я кивнула. В том, что эта роль мне удастся, я не сомневалась. Осталось только нацепить кольцо на палец.
Хоть бы всё получилось. Если наш «план» провалится, и в издательство явится Рашидов… пожалуй, тогда я действительно могу потерять голову.
С работы мы ушли на полчаса раньше. У нас было два часа, чтобы купить кольца обоим, потому что Громов своё не носил – и платье для меня. Не мешкая, Максим Петрович доехал до ближайшего торгового центра.
Кольца мы взяли первые попавшиеся, самые обычные. Мне, конечно, было трудно понять, как можно ради этого дела потратить около двадцати тысяч только на кольца… Но, видимо, Королёв уж очень боялся за свою… х-м-м… за своё мягкое место, раз выделил Максиму Петровичу приличную сумму на покупку «реквизита», как выразился мой начальник.
А потом мы направились в магазин с платьями, где Громов провел экзекуцию. Он заставил меня перемерить несколько десятков платьев. Уже после первого десятка я почувствовала, что начинаю звереть.
– Спокойней, дорогая жена, – хмыкнул Максим Петрович. – Сегодня ты должна выглядеть потрясающе, но… не слишком соблазнительно, иначе кое у кого может снести крышу…
Когда я уже была готова убиться о зеркало примерочной, Громов наконец нашёл то, что искал, – черное платье с небольшим декольте, юбкой чуть ниже колен и узким поясом на талии. Потом Максим Петрович потащил меня в салон красоты, где мне по-быстрому сделали макияж (видимо, он всё-таки не доверял моим словам о том, что я это умею) и причёску, чтобы я не была похожа на девушку, которая упала с самосвала и тормозила головой.
Практически бегом мы выбрали ещё и туфли к платью. Точнее, я схватила первые попавшиеся – чёрные, на высоком каблуке.
Когда мы сели в машину и направились к месту встречи, я украдкой посмотрела на себя в зеркало. Сейчас мне можно было дать все двадцать восемь. Хотя… нет, в зеркале отражалась не я. Я никогда не замечала у себя такой прекрасной, нежной шеи, таких чувственных губ, такого взгляда…
Словно угадав, о чём я думала пару минут назад, Максим Петрович привлёк меня к себе, когда мы остановились перед нужным рестораном в центре Москвы, и тихо сказал:
– Ты прекрасна.
А потом он поцеловал меня. И я, не сопротивляясь, ответила на этот поцелуй. Сейчас можно. Сейчас я его жена.
– Пойдём, жена, – усмехнувшись, сказал Громов, выпустив меня наконец из объятий.
Мы под руку вошли в ресторан. Я не боялась. Если позже меня спросят, что я чувствовала в этот момент, правильным ответом будет – «ничего».
Мы медленно шли к столику в центре зала, где уже сидел мужчина в строгом чёрном костюме. На вид ему было лет сорок пять, невысокий и худощавый, не красавец. Волосы русые, глаза светлые, губы тонкие, лицо гладко выбритое и не запоминающееся абсолютно.
Я почувствовала укол неприязни, когда прочла в его взгляде восхищение. Он разглядывал меня откровенно, не пряча своего интереса. Да, я действительно не понимала, что предлагаю Королёву, когда говорила о встрече с этим человеком.
– Добрый вечер, Игорь, – сказал Максим Петрович, когда мы подошли к столику. – Познакомьтесь с моей женой Наташей.
Я вежливо улыбнулась. Да, вот так, никакого кокетства. Просто тёплая вежливость – мол, я рада вас видеть, но у меня муж есть.
– Очень приятно. Игорь Моисеев. Для вас просто Игорь, – и, повернувшись к Громову, сказал: – У вас очаровательная жена, Максим.
– Спасибо, – ответил тот с явной гордостью в голосе.
Мы сели за стол, и Моисеев подозвал официанта.
Есть мне не хотелось. Но что-то заказать придётся, иначе будет как-то невежливо.
– Милый, – сказала я, повернувшись к Громову, – возьми мне что-нибудь на свой вкус.
И я обворожительно улыбнулась начальнику. Как раз так, как нельзя было улыбаться Моисееву – ласково, с намёком. Мы ещё в машине обговорили, что на этой встрече я буду называть Громова на «ты» и использовать разные сахарные эпитеты. И больше всего я боялась именно того, что забудусь и назову своего «мужа» на «вы».
Однако сейчас я улыбалась, смотря в лицо Максима Петровича, наслаждаясь своей ролью любящей жены. Лишь через несколько секунд я почувствовала неладное – Громов застыл, не сводя с меня взгляда, а затем вдруг поднял мою руку и поцеловал каждый пальчик.
– Вы, я смотрю, женаты недавно, – услышала я смешок Моисеева и немедленно повернулась к нему. – Судя по тому, как вы, Максим, реагируете на улыбку своей жены…
Ну вот! Читал мне нотации, а сам чуть не спалил всю контору.
Однако Громов ничуть не смутился, а спокойно сказал:
– О да, нашему браку чуть больше трёх месяцев, а я до сих пор не могу насытиться своей замечательной женой, – и усмешка такая… порочная. Я сама чуть не поверила, что у нас действительно уже всё было!
– Понима-аю, – протянул Моисеев.
Разговор прервался – мужчины делали заказ. Громов заказал мне бокал белого вина, салат и какое-то блюдо со сложным названием. Заглянув в меню, я успокоилась, поняв, что это нечто состоит из запечённой курицы с грибами и картофелем.
– Макси-им, – протянула я капризным голосом, – возьми мне сок. Одного бокала вина мне мало, а ведь больше пить нельзя. Или ты забыл, что у нас будет маленький? – и я положила руку на свой живот.
Судя по лицу, забыл. Хорошо, что Моисеев смотрел в этот момент на меня, иначе бы наш маскарад кончился в ту же минуту. Но у меня была причина вести себя так – во-первых, за беременной женщиной Моисеев вряд ли будет ухлёстывать, а во-вторых – пить больше одного бокала мне противопоказано, а в такой компании тем более. В этот вечер мне нужен мой мозг. А если всякие собеседники будут постоянно подливать вино, я просто усну в этом ресторане.
– Да, конечно, сладкая моя, – наконец справился со своими чувствами Громов и, натянуто улыбнувшись, попросил принести «любимой жене» большой кувшин с персиковым соком и бокал.
Счастливо улыбаясь, я слушала разговор Громова и Моисеева, откинувшись на спинку стула. К истинной цели нашего визита Максим Петрович пока не приближался, поэтому я в беседу не вмешивалась. И вообще, лучше пока построить из себя капризную дурочку – буду козырем для Громова и высунусь в нужный момент.
И вот, когда наш заказ наконец принесли, Моисеев сказал:
– Вы ведь позвали меня на эту встречу не для того, чтобы болтать о пустяках? Давайте-ка ближе к делу, Максим. У меня не так много времени.
Громов кивнул и отпил вина из бокала.
– Думаю, вы догадываетесь, Игорь, о чём я хочу поговорить. Я ведь работаю главным редактором у Королёва. И я хотел обсудить книгу вашей дочери, которую вы хотите издать в «Радуге».
Только в этот момент я осознала, насколько опасен человек, сидящий перед нами.
Выражение его глаз изменилось, в них появились холод и жёсткость. Я невольно вспомнила Рашидова. И только теперь поняла разницу между ним и Моисеевым. У владельца нашего издательства жестокость была маской, у этого человека – сутью.
Но страха я не чувствовала.
– Что тут обсуждать? – процедил Моисеев. – Это наше с Королёвым личное дело. Он обещал издать книгу Полины.
– Это не может быть вашим личным делом, Игорь. Пожалуйста, выслушайте меня, – попросил Максим Петрович, когда увидел, что Моисеев хочет уйти. Именно попросил. – А потом уже примете решение. Ведь отказаться вы всегда успеете.
– Пожалуйста, – вступила я и посмотрела на нашего собеседника умоляющим взглядом. Таким взглядом дети у родителей конфеты выпрашивают.
Моисеев колебался пару секунд. Потом всё-таки опустился обратно на стул и буркнул:
– Ладно. Выкладывайте, что вы хотите сказать, Максим.
Я с тревогой посмотрела на Громова. Вот сейчас главное – не оплошать. То, что он скажет, решит нашу судьбу. И не только нашу!
– Это не может быть только вашим с Королёвым делом, потому что касается целого издательства, которое к тому же не принадлежит Сергею. Насколько я знаю, у вас, Игорь, нет своих интересов в сфере издательского бизнеса?
– Абсолютно.
– Поэтому вы не знаете, что сейчас происходит на книжном рынке. Для любого издательства его лицо – это ассортимент, и никто не издаёт сборники стихов. Известные авторы давно поделены между собой крупнейшими издательскими домами, а новые никому не нужны, потому что стихов сейчас люди не читают. И издать в нашей ситуации такой сборник – значит, пошатнуть авторитет издательства, показать конкурентам, что наши сотрудники не знают, что сейчас представляет из себя книжный рынок. Понимаете, почему я пришёл на встречу с вами?
– Понимаю, – Моисеев скривился. – Но неужели вы думаете, что меня это всё волнует? Я был лучшего мнения о Королёве. Если он так не хотел выполнять мою просьбу, отказался бы сразу, за язык его никто не тянул. А он согласился, дал мне слово. И что теперь? Не приходит ко мне сам, а посылает главного редактора. Червяк!
«Они называли тебя рыбой. И ещё червяком, земляным червяком!» – вспомнилось мне. Плохо дело. А главное, что я поняла, какую мы ошибку совершили. Королёву надо было идти на эту встречу с нами! Или вообще одному…
– Я понимаю ваше рвение, Максим, как профессионала в своём деле. Но не вижу смысла мне забирать назад слово Сергея. Пусть издаёт книжку дочери, раз обещал.
И Моисеев опять начал вставать с места. Вот чудак, к еде толком не притронулся.
– Игорь, – я протянула руку и накрыла его ладонь своей. Максим Петрович вздрогнул. – Скажите, вы любите свою дочь?
Удивились и Моисеев, и Громов.
– Конечно, – ответил наш новый знакомый, опускаясь обратно на стул. – К чему вы это, Наташа?
Я улыбнулась. Теперь больше нет нужды притворяться глупой простушкой.
– Если вы любите её, то должны понять, что я сейчас вам расскажу. Полине исполнится пятнадцать, верно? И вы искренне считаете, что она обрадуется вашему подарку?
Моисеев смотрел на меня удивлённо, Максим Петрович – рассерженно. Кажется, он не очень понимал, к чему я это всё говорю.
– Конечно, обрадуется.
– Посудите сами, Игорь. Полина – дочь богатого человека, ей всё преподносят с самого детства на блюдечке с голубой каёмочкой. Ведь она наверняка пишет стихи, мечтая самовыразиться. Возможно, даже лелеет надежду когда-нибудь издаться. В будущем, набравшись опыта, выпустить в свет своё произведение. И я более чем уверена, что Полина очень мучается из-за того, что никак не может показать себя. У девочки есть всё, рядом богатый и сильный папа, а она – всего лишь ребёнок, и может похвастаться только своими стихами. Знаете, что она почувствует, если вы издадите их? Горечь. Вашей дочери будет горько оттого, что она опять не смогла ничего сделать сама. Опять папа вмешался, а сама она ничего не стоит. Не лишайте Полину этого удовольствия, пусть вырастет, разовьёт свой талант, а потом пришлёт рукопись в издательство. И когда её издадут, она с гордостью покажет вам свою книжку и скажет: «Видишь, папа, меня издали, хоть я никому и не говорила, что я твоя дочь».
Моисеев смотрел на меня с ужасом. Кажется, только что я перевернула его представление о психологии подростков.
Он сглотнул.
– Вы… Наташа, вы думаете, что Полину не обрадует этот подарок? Но… она ведь так мечтает стать писательницей…
– Вот именно! Полина мечтает стать писательницей, а не чтобы её издали по папиному приказу. Она хочет издаться сама, это будет значить, что у неё всё-таки есть талант, а не только богатые родители.
Я победила. Я поняла это, когда заметила, как опустились плечи моего собеседника. Да, судьба всего издательства – ничто по сравнению с чувствами собственной дочери. Хоть одно достоинство у этого чудовища есть – он хороший отец.
– Вы правы, – кивнул Моисеев. – Вы тысячу раз правы. Какой я идиот.
– Ну зачем же так строго, – я улыбнулась. – Хотите, я скажу, что на самом деле её обрадует?
– Да? – в его взгляде мелькнуло удивление.
– Найдите хорошего художника. Если хотите, я могу посоветовать парочку, выберете на свой вкус. И пусть нарисует несколько иллюстраций к стихам Полины. Потом найдите верстальщика, пусть сделает вам макет. Договоритесь с типографией, они за пару недель напечатают несколько десятков экземпляров книжки – как раз хватит ближайшим друзьям. И Полине приятно будет увидеть свои стихи в книжке, и в то же время вы не омрачите ничем ее мечту стать писательницей, ведь это будет самиздат.
К концу моей речи Моисеев улыбался. Только тогда я вздохнула с облегчением.
Кажется, Рашидова я всё-таки не увижу.
Оставшаяся часть вечера прошла спокойно. Мы больше не говорили о делах. Я с удовольствием съела заказанный Громовым ужин и почти не участвовала в разговоре, мечтая только об одном – поскорей вернуться домой и рухнуть в постель.
Я уснула ещё в машине Громова, поэтому ему пришлось провожать меня до квартиры. По пути у меня мелькала мысль, что сейчас идеальный момент для соблазнения полусонной девушки, но Максим Петрович им не воспользовался.
Он только чмокнул меня в щёку, погладил по волосам и сказал:
– Спасибо. Если бы не ты, у меня ничего бы не получилось.
Я даже нашла в себе силы улыбнуться.
Ночью мне снилось продолжение сцены в кабинете Громова. Во сне я всё-таки потеряла голову. И не только голову.
Проснулась я от настойчивого звонка мобильного телефона. Взяв его в руки, поразилась: четыре часа утра! Кто же у нас такой безмозглый?
Конечно, это был Антон. Алиса недовольно промурчала что-то из-под кровати, когда я взяла трубку.
– Алло.
– Пчёлка! Извини… ты спишь?
– Конечно, нет. Сижу, жду твоего звонка.
– Э-э…
– Да шучу я, шучу. Сплю, причём вижу сон. Эротический.
– Да-а-а? А кто в главной роли?
– Брэд Питт, конечно.
– Да ладно, он же тебе никогда не нравился.
– А во сне вот понравился!
Алиса вспрыгнула мне на ноги, и я окончательно проснулась. Вот тебе и Брэд Питт! Да и зачем он нужен посреди ночи, когда через два с половиной часа вставать на работу?
– Слушай, пчёлка… У меня не очень хорошие новости… В общем, я, скорее всего, до Нового года не смогу приехать в Москву.
Сердце от огорчения укатилось куда-то в пятку. Пару недель назад Антон уже расстроил меня, сообщив, что приедет только в октябре. И теперь вот это…
– Пчёлка?
– Да, Антош.
– Почему ты молчишь?
Я усмехнулась.
– А ты как думаешь?
– Ну… сон досматриваешь?..
– Нет. Просто расстроилась. Я тебя с марта не видела, а уже сентябрь, и тут ты говоришь, что до Нового года не вырвешься. Я соскучилась.
Молчание.
– Правда?
– Что за глупый вопрос? Конечно, правда.
– Прости, пчёлка… – в голосе Антона я услышала огорчение. – Я ничего не могу сделать. Работа, мать её за ногу. Но после Нового года я обязательно… Пчёлка! А давай ты на это время отпуск возьмёшь? И я тебя увезу из Москвы сам. Давай? Ты же тысячу лет никуда не ездила.
– Ну так уж прям и тысячу…
– Так что, согласна?
Я вздохнула.
– Дожить надо, Антош. Но в целом предложение заманчивое. А теперь… можно мне поспать, а? Завтра же на работу…
