Я ответила, не желая умерить трепещущее сердце. Его руки скользнули вниз по плечам, рукам, бёдрам, чтобы рывком подтянуть меня и посадить на него сверху, одновременно повышая силу и напор поцелуев. Руки прошлись по его плечам вверх, заняли место на шее и замерли. Живот стянуло в тяжёлый предвкушающий узел. Спина коснулась дивана.
Я провалилась под лед.
И я была виновата в этом сама. Более того – я жаждала этого так, как, наверное, не жаждала никогда.
Первый стон, прикосновение. Дрожь, желание. Погружение, падение. Вознесение.
Я хотела бы замереть в этом моменте на всю жизнь, переживая его раз за разом или же оставаясь очень долго, однако ощущая себя свободной. Только сейчас и только так, предавая всех и себя в частности.
Горечь появилась даже раньше мыслей – я ещё лежала, прижатая к его быстро вздымающейся обнаженной груди, когда она пришла. Именно она заставила меня встать и пройти до ванны, игнорируя поднявшегося следом Артема.
- Останусь рядом с няней на всякий случай, - уголки его губ довольно изогнулись, - а ещё принесу тебе полотенце и что-нибудь из вещей.
Я кивнула, закусывая губу и убегая с помощью этой мелкой боли от мыслей. Вода позволила им прорваться.
Я поступила так, как предрекал мне Никита. Опустилась на самое дно ледяной реки, без возможности выплыть из-за новой наросшей корки льда на поверхности.
- Из подходящего только моя армейская футболка, - Тёма подал мне махровое полотенце и без зазрения совести остался рассматривать моё вытирание, - раньше ты её очень любила. Помочь? – вопрос был риторическим, потому что порожек душевой кабины он помог мне переступить, подав руку, даже без каких-либо слов, - ты никогда не была такой худой.
Я кивнула, дрожащей рукой забрала у него футболку, ещё раз вытерла влажные волосы и оделась.
- Это из-за родов, - сказала ему тихо.
На его губах появилась грустная улыбка.
- Это вряд ли, - буркнул он.
- Ты оставил мои шампуни, - вспомнила я то, о чём подумала, пока мылась.
- Выбросил, - дернулся он, - эти - новые.
Я пожала плечами, не желая говорить ему о том, что один из них был начат. И явно не мной.
- Первая дверь справа, - открыл дверь передо мной он, - я минут на пять. Няню уже принёс.
Кивнула ему и закрыла за собой дверь, одновременно прерывая его будущие слова. А после двинулась в сторону детской, окна которой выходили на улицу, потому она была освещена фонарями. Это позволило мне добрести до кроватки, прислушаться к тихому сопению, понять, что всё хорошо, и, наконец, упасть на кровать под балдахином, даже не сдергивая покрывало. А только обняв себя руками и сжавшись в комок посередине. Слёз не было. Как и желания плакать.
Я будто совершила преступление. Понимала, что оно всё запутает, но знала, что плохо мне от него станет потом. Сейчас я желала держать внутри то тепло, которым наградил меня тот, кто мог любить, не вредя мне. И тот, кого могла любить я.
- Я отправил тебя не сюда, - с деланным недовольством показался в проёме Тёма, - за тобой прямо глаз, да глаз нужен, Васенька.
Эти слова вызвали на моём лице ещё более грустную улыбку.
- Но раз ты уже лежишь, то… - меня легонько подвинули ближе к краю, легли вплотную и обняли со спины, - не думаю, что Соня обидится, если мама с папой поспят пару ночей на её кровати.
На этом я не выдержала – сперва всхлипнула, и только после поняла, что плачу.
- Оно должно было выплеснуться, Вась, - прижал меня сильнее он, - криком или слезами.
Его губы припечатали поцелуй на моей макушке.
- Просто пойми, что всё закончилось, - вкрадчивый шёпот, - больше не будет этого идиота, его брата, лживых подруг и другой гадости. Я не допущу этого, а вы с Соней будете отдыхать и радоваться. Поняла?
У меня не осталось сил даже кивать ему в этот момент. Он шептал что-то ещё, рассказывал о том, как всё будет хорошо, и что никто никогда не обидит нас с дочерью. И мне хотелось верить ему. Однако, существовало такое количество «но», что хотелось впасть в ещё более глубокое уныние.
- Я уже подал на развод, Вась, - добил меня он, - к сожалению, без суда не обойтись. Но он пройдёт быстро. В отличие от ещё одного.
- От моего имени? – догадалась я.
Веки были опухшими, а губы сухими, их пришлось разлеплять с болью.
- Да, - честно ответил он, - разведёшься, а после сразу выйдешь за меня, - заставил выдохнуть меня он, - чего ты удивляешься? Дети должны жить в полной семье со счастливой мамой и с папой, который будет их любить. В семье, Вась. А не в том кошмаре, в котором были вы двое. Брак – часть семейного счастья, ведь так.
Я зажмурила глаза.
- Это сложнее, чем ты говоришь, - мой голос уже был сорван.
- Сложнее оно будет, если ты сама всё будешь делать сложнее, - непримиримо произнёс он.
Его отец был таким: добрым, хорошим, преданным, но предельно принципиальным и несгибаемым в каких-то вещах. Хороший отец – я завидовала Артёму какое-то время. Однако, всё казалось сложнее в те моменты, когда их семья должна была принять какие-либо решения. Он не уступал. Никогда. Делал так, как считал правильным. Артём был очень на него похож, потому часто противился воле отца и делал по-своему. Вот только я так не смогла бы никогда – даже убедить его в своей правоте не могла, он находил доводы против моего мнения и упирался в их верности.
Легко было принять выбор, если он хоть немного был твоим.
- Ты снова не спрашиваешь моего мнения, - остановила его я, - и в этот раз ты ничего не сможешь сделать – я приму решение сама.
Он даже сел, чтобы взглянуть на меня.
- Ты не собираешься с ним разводиться?! – шипение.
Я замерла.
- Я хочу подумать об этом завтра, - шикнула на него.
Затем отвернулась сильнее и прикрыла глаза.
- Я тебя запру, - пошли вход угрозы.
Я промолчала.
- И в этот раз я не шучу, Вася, - наклонился непосредственно к моему лицу он, - установлю решётки на окна детской, и вы будете сидеть и радовать меня своим безопасным времяпрепровождением.
Всё ещё молчу.
- Завтра, так завтра, - он откинулся на вторую подушку, - можешь даже высказать мне какой я нехороший. Но только завтра – раз уж ты так решила, - он был ехиден.
И даже эти слова не вызывали у меня никакого напряжения. По крайней мере он мог обеспечить нам с Соней спокойствие. Да и сбегать от него я уже научилась – один раз даже удалось.
- Сделаем выездную церемонию или бронируем ресторан? – задумчиво пробормотал он.
Я прыснула. Но не успела ответить – в гостиной зазвонил брошенный мною телефон.
- Я сам, - начал подниматься Артём.
Я этого допустить не могла никак, потому практически бесшумно вскочила первая, а после бросилась в гостиную, оставляя замешкавшегося мужчину позади.
- Вася, чёрт тебя дери! Если ты сейчас возьмёшь трубку… - рычал он.
Но дальнейших слов я не услышала, закрыв двустворчатую дверь гостиной, повернув замочек и медленно и тяжело дыша подкравшись к телефону, лежащему на полу. По двери прошёлся удар ладони. Радионяня на столе не отреагировала, значит до Сони этот звук не донёсся.
Он звонил не первый раз – шестнадцать непринятых пришлись на беззвучный режим с вибрацией, после чего телефон свалился на пол, где от удара включил звук.
На пол я села уже без сил. Страшно было даже смотреть на мигающий желтым экран, не то что принять вызов. Однако я выпустила из лёгких весь воздух, успокоила мысли и нажала кнопку.
- Через минуту ты должна быть дома, - нетрезвый, но спокойный тон Никиты.
Шею будто кто-то схватил и сжал – судорога прошлась по мышцам.
- Я не пойду, - первый в моей жизни отказ мужу.
Было страшно так, что голос дрогнул.
- Я больше не буду, - слова того, кому видимо всё же было стыдно, однако само признание было сродни унижению.
Я промолчала.
- Не слышишь? – вновь сдержанный вопрос, - повторять я не буду. Ты сама во всём виновата. Ты вертишь задницей перед этим… чёртом, а я должен быть спокоен, когда он тащит под суд моего брата?!
Я нервно сжала челюсть, сквозь зубы прошипев в трубку:
- Ты сказал, что мы с Соней тебе надоели. Не стоит ли тогда…
- Не стоит! – прервал меня он, - езжай домой, дура. Твоя дебильная мать не берет трубку, когда я звоню ей.
Он подумал, что я у родителей. Я даже выдохнула от облегчения.
- Мне поклясться тебе, что больше тебя не ударю? – вот тут уже началось его извечное презрение, - может на колени встать?
Замок в двери щёлкнул, и в проходе показался Артём со скрещенными на груди руками и настолько недовольным лицом, что мне стало не по себе вдвойне. Однако ему рукой махнуть я смогла. А ещё показать перед губами пальцем, чтобы молчал.
- Хотя бы извинения, - выдохнула для Никиты.
- Извинения?! – закричал он.
Я резко отняла от уха телефон и нажала на сброс звонка. Снизу послышался сперва мат и крики, а затем удары и громкие бабахи.
- Извинения, - в третий раз повторил Тёма, - оно тебе надо?
Я прикрыла уставшие веки.
- Это сложно, Тём, - прошептала так, чтобы он услышал, - я снова накосячила и боюсь даже начинать разгребать. Прости, что затянула в это тебя.
Внизу стало тихо. Телефон завибрировал. Артём дернул щекой и нервно плюхнулся в кресло рядом. Кнопка.
- Если я извинюсь, то ты вернешься домой? – Никита тяжело дышал, мне было страшно за квартиру и ту мебель, которая была в ней, - резче!
Я вздрогнула.
- Я не знаю, - шепнула отрывисто.
- Не знаешь?! – вновь крик, - напомнить тебе, что тебя никто не спрашивает? Давно не шевелила своими мозгами, шлюха? Так я тебе напомню: я заберу Соню. Суд никогда не признает тебя нормальной матерью, и она будет жить со мной. И Вадимом.
- Тебе мог помочь только он, а он… - пролепетала я, давясь слезами, но не выпуская их наружу, боясь реакции Артёма.
- А он уже нанял адвоката. Они обжалуют ту хрень, которую накинул на него твой урод мент, ещё и компенсацию стребуют! А дальше брат только и будет думать, как и чего тебе отрезать за предательство, - он замолчал с улыбкой, - если я его не остановлю.
Артём хмыкнул и закатил глаза, кажется слыша все слова моего мужа.
- Так что домой езжай, - довольно добавил Никита, - можешь остаться у мамаши на ночь и утро – опять будете голосить в самую рань, а потом садись на автобус, и я тебя жду. Всё, пока.
И он скинул вызов.
- Шанхай не выйдет, - сразу же сказал Тёма, - и никакой адвокат ему не поможет.
- Он заплатит, - всё ещё сидела на полу я, - и убьёт нас всех.
Мужчина хмыкнул.
- Сиди дома, Вась. У меня два выходных, у нас бронированная дверь и пистолет, - усмешка, - могу дать его тебе, только разряженный, - он подался корпусом ко мне, - да и видела ты своего «мужа»? Он не пойдет сюда. Привык сидеть у братика и вопить из-за его спины – даже сейчас про это сказал.
Он оглядел моё взволнованное выражение лица.
- Хочешь я схожу к нему и расскажу о наших планах? Спорим, что на меня он даже голос не повысит?
Я отрицательно помотала головой.
- Твоих планах, ты хотел сказать? – поправила его я, - прости меня, Тём. Но ты знаешь, что я выберу. У меня просто нет выхода.
Он цокнул и собирался уже высказать мне всё, что думает, но тут я не сдержалась:
- Знаешь, что меня останавливает от веры тебе? То, что ты не предложил мне уехать из этого города. То, что ты сам хочешь остаться здесь. Тебя не привлекает спокойствие и тишина, нет. Ты горишь тем ужасом, что творится здесь! Тебе нравятся все эти задержания, аресты и преследования. Опасность и… все эти бандитские разборки! Ты не любишь тишину, а я в ней нуждаюсь! Так зачем мне менять одного злодея на другого?! Для успокоения? Нам с Соней везде будет неспокойно. И мне сейчас нечего терять, кроме неё! Плевать на себя, тебя, Никиту и на всех остальных! А он может забрать её, понимаешь! Заберёт, и у меня не останется вообще ничего! Ей будет плохо, а я не смогу ничего сделать! И плевать я хотела на то, что мне нужно и что я хотела бы! Я хочу, чтобы в порядке была она!
- Нет разницы?! – прошипел он, - он тебе синяков наставил, а тебе нет разницы?!
Я опустила голову, всё ещё держа в глазах слёзы. Артём же успокоился.
- Я, наверное, просто конченный идиот, раз терплю это! – он поднялся и вышел из комнаты, исчезнув в неосвещенном коридоре.
Я прильнула лбом к прохладному полу и, наконец, дала волю эмоциям.
- Иди на диван, бессовестная, - на плечи опустился плед, а его руки практически подняли меня с пола, - мм-м… вся в соплях. Всё, как я люблю, - со смешком добавил он.
Он довёл меня до дивана, чтобы усадить практически у себя на коленях.
- Это слёзы, - возмущенно поправила я.
Но успокоилась. Именного этого он и добивался – моего спокойствия. Двух истерик в день было уже много.
- Всё равно обожаю, - ухмылка, - предлагаю прощальное кино, раз ты меня совсем бросаешь. Выбираю я, а то ты сейчас остановишься на слезливой мелодраме и уревёшься насмерть.
Он достал из диванной боковой полки пульт и включил телевизор, где быстро нашел какой-то фильм из разряда «боевик, но с фэнтези», после чего сурово уместил мою голову на своей груди. Стало тепло, безопасно и уютно. От этого было ещё гаже на душе и грустнее на сердце.
- Обижаешься? – прошептала я, слушая биение его сердца.
Учащенное и громкое.
- Злюсь, - бросил он, внимательно следя за тем, как главный герой фильма идёт по своей квартире с задумчивым видом.
- Прости, - выдавила.
Он нахмурился и поджал губы.
- Да ладно, - холодный тон, - прикасаться к тебе он больше не станет – с ним уже провели разъяснительную беседу. Насчёт остального, то я ускорю план на пару недель, займусь прослушкой серьёзнее, посажу на то кресло «охрану», а ещё посажу твоего бывшего мужа – он меня тоже злит.
- Что за план? – поинтересовалась я.
Ухмылка расцвела на его губах. Взгляд упал на моё лицо.
- Всё тебе расскажи, - смеющееся.
- «Тоже злит»? – продолжила копать, - ты всех отправляешь в тюрьму, кто тебя злит?
Он рассмеялся.
- У тебя было бы пожизненное, Вась, - поддел меня он, - как и у моей не в меру деятельной мамы.
Я даже кивнула, понимая, о чём он.
- Мы помирились, - обрадовала его, - смысла в этом, правда, нет, но всё же.
Его хмык потонул в моём непонимании.
- Ага, бессмысленно, - он был не согласен, - она обещала отрезать мне голову со словами «Ты её все равно не используешь» на нашей свадьбе.
Я закатила глаза.
- А ещё вырвать сердце, чтобы я тебя не любил, - добавил с улыбкой.
Я кивнула.
- Не думаю, что без головы ты бы думал обо мне, - напомнила ему на всякий случай.
Мы оба замолчали, не обращая внимания на фильм и продолжая думать друг о друге.
- На улице холодно, - странно сказал он, - и будет холодно всю неделю. Идите «гулять» домой.
- Мы не можем сидеть дома, потому что Никита…
- Истеричный урод – я знаю. Я имел ввиду сюда.
Вновь молчание.
- Это неправильно, - наконец, шепнула я.
- Я не коснусь тебя, если ты скажешь, Вася. Смысл не в том, что ты плохая, изменщица, а я дурак, который тащится за тобой и принуждает изменять мужу.
Я внимательно уставилась на него.
- А в том, что ты запуталась. Многого не знаешь и не понимаешь. А ещё не помнишь и, буду честным, совершенно не соображаешь. Мнишь себя взрослой и ответственной, а на деле глупишь и терпишь глупость, как маленькая.
Хотелось бы обидеться на такие слова, вот только я и сама понимала, что он прав. Потому и промолчала. Не к чему обижаться на саму себя.
- Я подумаю, - ответила ему через пару минут, - смотря, насколько сильно затравлю себя сама.
Я провалилась под лед.
И я была виновата в этом сама. Более того – я жаждала этого так, как, наверное, не жаждала никогда.
Первый стон, прикосновение. Дрожь, желание. Погружение, падение. Вознесение.
Я хотела бы замереть в этом моменте на всю жизнь, переживая его раз за разом или же оставаясь очень долго, однако ощущая себя свободной. Только сейчас и только так, предавая всех и себя в частности.
Горечь появилась даже раньше мыслей – я ещё лежала, прижатая к его быстро вздымающейся обнаженной груди, когда она пришла. Именно она заставила меня встать и пройти до ванны, игнорируя поднявшегося следом Артема.
- Останусь рядом с няней на всякий случай, - уголки его губ довольно изогнулись, - а ещё принесу тебе полотенце и что-нибудь из вещей.
Я кивнула, закусывая губу и убегая с помощью этой мелкой боли от мыслей. Вода позволила им прорваться.
Я поступила так, как предрекал мне Никита. Опустилась на самое дно ледяной реки, без возможности выплыть из-за новой наросшей корки льда на поверхности.
- Из подходящего только моя армейская футболка, - Тёма подал мне махровое полотенце и без зазрения совести остался рассматривать моё вытирание, - раньше ты её очень любила. Помочь? – вопрос был риторическим, потому что порожек душевой кабины он помог мне переступить, подав руку, даже без каких-либо слов, - ты никогда не была такой худой.
Я кивнула, дрожащей рукой забрала у него футболку, ещё раз вытерла влажные волосы и оделась.
- Это из-за родов, - сказала ему тихо.
На его губах появилась грустная улыбка.
- Это вряд ли, - буркнул он.
- Ты оставил мои шампуни, - вспомнила я то, о чём подумала, пока мылась.
- Выбросил, - дернулся он, - эти - новые.
Я пожала плечами, не желая говорить ему о том, что один из них был начат. И явно не мной.
- Первая дверь справа, - открыл дверь передо мной он, - я минут на пять. Няню уже принёс.
Кивнула ему и закрыла за собой дверь, одновременно прерывая его будущие слова. А после двинулась в сторону детской, окна которой выходили на улицу, потому она была освещена фонарями. Это позволило мне добрести до кроватки, прислушаться к тихому сопению, понять, что всё хорошо, и, наконец, упасть на кровать под балдахином, даже не сдергивая покрывало. А только обняв себя руками и сжавшись в комок посередине. Слёз не было. Как и желания плакать.
Я будто совершила преступление. Понимала, что оно всё запутает, но знала, что плохо мне от него станет потом. Сейчас я желала держать внутри то тепло, которым наградил меня тот, кто мог любить, не вредя мне. И тот, кого могла любить я.
- Я отправил тебя не сюда, - с деланным недовольством показался в проёме Тёма, - за тобой прямо глаз, да глаз нужен, Васенька.
Эти слова вызвали на моём лице ещё более грустную улыбку.
- Но раз ты уже лежишь, то… - меня легонько подвинули ближе к краю, легли вплотную и обняли со спины, - не думаю, что Соня обидится, если мама с папой поспят пару ночей на её кровати.
На этом я не выдержала – сперва всхлипнула, и только после поняла, что плачу.
- Оно должно было выплеснуться, Вась, - прижал меня сильнее он, - криком или слезами.
Его губы припечатали поцелуй на моей макушке.
- Просто пойми, что всё закончилось, - вкрадчивый шёпот, - больше не будет этого идиота, его брата, лживых подруг и другой гадости. Я не допущу этого, а вы с Соней будете отдыхать и радоваться. Поняла?
У меня не осталось сил даже кивать ему в этот момент. Он шептал что-то ещё, рассказывал о том, как всё будет хорошо, и что никто никогда не обидит нас с дочерью. И мне хотелось верить ему. Однако, существовало такое количество «но», что хотелось впасть в ещё более глубокое уныние.
- Я уже подал на развод, Вась, - добил меня он, - к сожалению, без суда не обойтись. Но он пройдёт быстро. В отличие от ещё одного.
- От моего имени? – догадалась я.
Веки были опухшими, а губы сухими, их пришлось разлеплять с болью.
- Да, - честно ответил он, - разведёшься, а после сразу выйдешь за меня, - заставил выдохнуть меня он, - чего ты удивляешься? Дети должны жить в полной семье со счастливой мамой и с папой, который будет их любить. В семье, Вась. А не в том кошмаре, в котором были вы двое. Брак – часть семейного счастья, ведь так.
Я зажмурила глаза.
- Это сложнее, чем ты говоришь, - мой голос уже был сорван.
- Сложнее оно будет, если ты сама всё будешь делать сложнее, - непримиримо произнёс он.
Его отец был таким: добрым, хорошим, преданным, но предельно принципиальным и несгибаемым в каких-то вещах. Хороший отец – я завидовала Артёму какое-то время. Однако, всё казалось сложнее в те моменты, когда их семья должна была принять какие-либо решения. Он не уступал. Никогда. Делал так, как считал правильным. Артём был очень на него похож, потому часто противился воле отца и делал по-своему. Вот только я так не смогла бы никогда – даже убедить его в своей правоте не могла, он находил доводы против моего мнения и упирался в их верности.
Легко было принять выбор, если он хоть немного был твоим.
- Ты снова не спрашиваешь моего мнения, - остановила его я, - и в этот раз ты ничего не сможешь сделать – я приму решение сама.
Он даже сел, чтобы взглянуть на меня.
- Ты не собираешься с ним разводиться?! – шипение.
Я замерла.
- Я хочу подумать об этом завтра, - шикнула на него.
Затем отвернулась сильнее и прикрыла глаза.
- Я тебя запру, - пошли вход угрозы.
Я промолчала.
- И в этот раз я не шучу, Вася, - наклонился непосредственно к моему лицу он, - установлю решётки на окна детской, и вы будете сидеть и радовать меня своим безопасным времяпрепровождением.
Всё ещё молчу.
- Завтра, так завтра, - он откинулся на вторую подушку, - можешь даже высказать мне какой я нехороший. Но только завтра – раз уж ты так решила, - он был ехиден.
И даже эти слова не вызывали у меня никакого напряжения. По крайней мере он мог обеспечить нам с Соней спокойствие. Да и сбегать от него я уже научилась – один раз даже удалось.
- Сделаем выездную церемонию или бронируем ресторан? – задумчиво пробормотал он.
Я прыснула. Но не успела ответить – в гостиной зазвонил брошенный мною телефон.
- Я сам, - начал подниматься Артём.
Я этого допустить не могла никак, потому практически бесшумно вскочила первая, а после бросилась в гостиную, оставляя замешкавшегося мужчину позади.
- Вася, чёрт тебя дери! Если ты сейчас возьмёшь трубку… - рычал он.
Но дальнейших слов я не услышала, закрыв двустворчатую дверь гостиной, повернув замочек и медленно и тяжело дыша подкравшись к телефону, лежащему на полу. По двери прошёлся удар ладони. Радионяня на столе не отреагировала, значит до Сони этот звук не донёсся.
Он звонил не первый раз – шестнадцать непринятых пришлись на беззвучный режим с вибрацией, после чего телефон свалился на пол, где от удара включил звук.
На пол я села уже без сил. Страшно было даже смотреть на мигающий желтым экран, не то что принять вызов. Однако я выпустила из лёгких весь воздух, успокоила мысли и нажала кнопку.
- Через минуту ты должна быть дома, - нетрезвый, но спокойный тон Никиты.
Шею будто кто-то схватил и сжал – судорога прошлась по мышцам.
- Я не пойду, - первый в моей жизни отказ мужу.
Было страшно так, что голос дрогнул.
- Я больше не буду, - слова того, кому видимо всё же было стыдно, однако само признание было сродни унижению.
Я промолчала.
- Не слышишь? – вновь сдержанный вопрос, - повторять я не буду. Ты сама во всём виновата. Ты вертишь задницей перед этим… чёртом, а я должен быть спокоен, когда он тащит под суд моего брата?!
Я нервно сжала челюсть, сквозь зубы прошипев в трубку:
- Ты сказал, что мы с Соней тебе надоели. Не стоит ли тогда…
- Не стоит! – прервал меня он, - езжай домой, дура. Твоя дебильная мать не берет трубку, когда я звоню ей.
Он подумал, что я у родителей. Я даже выдохнула от облегчения.
- Мне поклясться тебе, что больше тебя не ударю? – вот тут уже началось его извечное презрение, - может на колени встать?
Замок в двери щёлкнул, и в проходе показался Артём со скрещенными на груди руками и настолько недовольным лицом, что мне стало не по себе вдвойне. Однако ему рукой махнуть я смогла. А ещё показать перед губами пальцем, чтобы молчал.
- Хотя бы извинения, - выдохнула для Никиты.
- Извинения?! – закричал он.
Я резко отняла от уха телефон и нажала на сброс звонка. Снизу послышался сперва мат и крики, а затем удары и громкие бабахи.
- Извинения, - в третий раз повторил Тёма, - оно тебе надо?
Я прикрыла уставшие веки.
- Это сложно, Тём, - прошептала так, чтобы он услышал, - я снова накосячила и боюсь даже начинать разгребать. Прости, что затянула в это тебя.
Внизу стало тихо. Телефон завибрировал. Артём дернул щекой и нервно плюхнулся в кресло рядом. Кнопка.
- Если я извинюсь, то ты вернешься домой? – Никита тяжело дышал, мне было страшно за квартиру и ту мебель, которая была в ней, - резче!
Я вздрогнула.
- Я не знаю, - шепнула отрывисто.
- Не знаешь?! – вновь крик, - напомнить тебе, что тебя никто не спрашивает? Давно не шевелила своими мозгами, шлюха? Так я тебе напомню: я заберу Соню. Суд никогда не признает тебя нормальной матерью, и она будет жить со мной. И Вадимом.
- Тебе мог помочь только он, а он… - пролепетала я, давясь слезами, но не выпуская их наружу, боясь реакции Артёма.
- А он уже нанял адвоката. Они обжалуют ту хрень, которую накинул на него твой урод мент, ещё и компенсацию стребуют! А дальше брат только и будет думать, как и чего тебе отрезать за предательство, - он замолчал с улыбкой, - если я его не остановлю.
Артём хмыкнул и закатил глаза, кажется слыша все слова моего мужа.
- Так что домой езжай, - довольно добавил Никита, - можешь остаться у мамаши на ночь и утро – опять будете голосить в самую рань, а потом садись на автобус, и я тебя жду. Всё, пока.
И он скинул вызов.
- Шанхай не выйдет, - сразу же сказал Тёма, - и никакой адвокат ему не поможет.
- Он заплатит, - всё ещё сидела на полу я, - и убьёт нас всех.
Мужчина хмыкнул.
- Сиди дома, Вась. У меня два выходных, у нас бронированная дверь и пистолет, - усмешка, - могу дать его тебе, только разряженный, - он подался корпусом ко мне, - да и видела ты своего «мужа»? Он не пойдет сюда. Привык сидеть у братика и вопить из-за его спины – даже сейчас про это сказал.
Он оглядел моё взволнованное выражение лица.
- Хочешь я схожу к нему и расскажу о наших планах? Спорим, что на меня он даже голос не повысит?
Я отрицательно помотала головой.
- Твоих планах, ты хотел сказать? – поправила его я, - прости меня, Тём. Но ты знаешь, что я выберу. У меня просто нет выхода.
Он цокнул и собирался уже высказать мне всё, что думает, но тут я не сдержалась:
- Знаешь, что меня останавливает от веры тебе? То, что ты не предложил мне уехать из этого города. То, что ты сам хочешь остаться здесь. Тебя не привлекает спокойствие и тишина, нет. Ты горишь тем ужасом, что творится здесь! Тебе нравятся все эти задержания, аресты и преследования. Опасность и… все эти бандитские разборки! Ты не любишь тишину, а я в ней нуждаюсь! Так зачем мне менять одного злодея на другого?! Для успокоения? Нам с Соней везде будет неспокойно. И мне сейчас нечего терять, кроме неё! Плевать на себя, тебя, Никиту и на всех остальных! А он может забрать её, понимаешь! Заберёт, и у меня не останется вообще ничего! Ей будет плохо, а я не смогу ничего сделать! И плевать я хотела на то, что мне нужно и что я хотела бы! Я хочу, чтобы в порядке была она!
- Нет разницы?! – прошипел он, - он тебе синяков наставил, а тебе нет разницы?!
Я опустила голову, всё ещё держа в глазах слёзы. Артём же успокоился.
- Я, наверное, просто конченный идиот, раз терплю это! – он поднялся и вышел из комнаты, исчезнув в неосвещенном коридоре.
Я прильнула лбом к прохладному полу и, наконец, дала волю эмоциям.
- Иди на диван, бессовестная, - на плечи опустился плед, а его руки практически подняли меня с пола, - мм-м… вся в соплях. Всё, как я люблю, - со смешком добавил он.
Он довёл меня до дивана, чтобы усадить практически у себя на коленях.
- Это слёзы, - возмущенно поправила я.
Но успокоилась. Именного этого он и добивался – моего спокойствия. Двух истерик в день было уже много.
- Всё равно обожаю, - ухмылка, - предлагаю прощальное кино, раз ты меня совсем бросаешь. Выбираю я, а то ты сейчас остановишься на слезливой мелодраме и уревёшься насмерть.
Он достал из диванной боковой полки пульт и включил телевизор, где быстро нашел какой-то фильм из разряда «боевик, но с фэнтези», после чего сурово уместил мою голову на своей груди. Стало тепло, безопасно и уютно. От этого было ещё гаже на душе и грустнее на сердце.
- Обижаешься? – прошептала я, слушая биение его сердца.
Учащенное и громкое.
- Злюсь, - бросил он, внимательно следя за тем, как главный герой фильма идёт по своей квартире с задумчивым видом.
- Прости, - выдавила.
Он нахмурился и поджал губы.
- Да ладно, - холодный тон, - прикасаться к тебе он больше не станет – с ним уже провели разъяснительную беседу. Насчёт остального, то я ускорю план на пару недель, займусь прослушкой серьёзнее, посажу на то кресло «охрану», а ещё посажу твоего бывшего мужа – он меня тоже злит.
- Что за план? – поинтересовалась я.
Ухмылка расцвела на его губах. Взгляд упал на моё лицо.
- Всё тебе расскажи, - смеющееся.
- «Тоже злит»? – продолжила копать, - ты всех отправляешь в тюрьму, кто тебя злит?
Он рассмеялся.
- У тебя было бы пожизненное, Вась, - поддел меня он, - как и у моей не в меру деятельной мамы.
Я даже кивнула, понимая, о чём он.
- Мы помирились, - обрадовала его, - смысла в этом, правда, нет, но всё же.
Его хмык потонул в моём непонимании.
- Ага, бессмысленно, - он был не согласен, - она обещала отрезать мне голову со словами «Ты её все равно не используешь» на нашей свадьбе.
Я закатила глаза.
- А ещё вырвать сердце, чтобы я тебя не любил, - добавил с улыбкой.
Я кивнула.
- Не думаю, что без головы ты бы думал обо мне, - напомнила ему на всякий случай.
Мы оба замолчали, не обращая внимания на фильм и продолжая думать друг о друге.
- На улице холодно, - странно сказал он, - и будет холодно всю неделю. Идите «гулять» домой.
- Мы не можем сидеть дома, потому что Никита…
- Истеричный урод – я знаю. Я имел ввиду сюда.
Вновь молчание.
- Это неправильно, - наконец, шепнула я.
- Я не коснусь тебя, если ты скажешь, Вася. Смысл не в том, что ты плохая, изменщица, а я дурак, который тащится за тобой и принуждает изменять мужу.
Я внимательно уставилась на него.
- А в том, что ты запуталась. Многого не знаешь и не понимаешь. А ещё не помнишь и, буду честным, совершенно не соображаешь. Мнишь себя взрослой и ответственной, а на деле глупишь и терпишь глупость, как маленькая.
Хотелось бы обидеться на такие слова, вот только я и сама понимала, что он прав. Потому и промолчала. Не к чему обижаться на саму себя.
- Я подумаю, - ответила ему через пару минут, - смотря, насколько сильно затравлю себя сама.
