Не вышло. – И вообще, вам пора. Скоро проснется Татьяна Аристарховна и кто знает, как она отреагирует на присутствие постороннего мужчины в своей квартире.
– Это я-то посторонний? – от такой наглости Максим едва не поперхнулся набранным в легкие воздухом. – А вы выходит своя в доску?
– Вы еще и хам! - припечатала она. – Хотя, ничего другого я от вас и не ожидала. Говорите, что ждете невесту, а сами проводите время в сомнительных заведениях.
– Послушайте…
– Нет, это вы послушайте! - Пичуга расправила худенькие плечики. – Я не лезу в вашу личную жизнь и меня не касается, как и с кем вы развлекаетесь, но обманывать свою будущую жену низко и недостойно настоящего мужчины.
– Вы себя слышите? – Максим будто снова вернулся в кошмар, из которого благополучно выбрался до этого. – Ворвались в чужую квартиру, оскорбляете незнакомого человека и еще требуете, чтобы я ушел. На каком основании, позвольте спросить?
– На том самом, что квартира не ваша. А еще…
Договорить она не успела. Тесную прихожую заполнил мелодичный звук звонка.
– Это моя невеста. – Максим сразу понял – он пропал. Как объяснить Лизе происходящее и не выглядеть при этом психом он не представлял даже теоретически. Да и разве к подобному возможно подготовиться заранее? Это жизнь, а не сборник анекдотов.
– И что здесь забыла ваша невеста?
– А как вы думаете, что человек может забыть в собственной квартире?
– Мы уже, кажется, разобрались, что квартира не ваша, а Татьяны Аристарховны. – Пичуга говорила, но голос ее с каждым словом становился все менее наглым и уверенным.
– Вот именно, что вам кажется. – Максим отодвинул ее в сторону, потянулся к дверной ручке. – Я сейчас открою дверь, а вы просто молчите, я все объясню сам. Поняли?
Девица покрутила головой, затем кивнула и, наконец, икнула, прикрыв рот ладошкой.
– И откуда вы только свалились на мою голову?
Она пожала плечами, видимо, давая понять, что уже начала отыгрывать немую роль.
– Максим, - на пороге стояла соседка в домашнем халате, прижимая к груди алюминиевую миску, - а я слышу у вас шум, значит, не спите еще. Вот решила пирогов напечь, сунулась, а муки и нет. Не одолжите? – Она сунула миску ему под нос.
– На ночь печь пироги вредно, Наталья Михайловна. - Максим широко улыбнулся и хотел закрыть дверь. Не тут-то было.
– А вы мне не хамите, - соседка попыталась заглянуть внутрь квартиры.
Он услышал за спиной смешок. Но хуже было то, что соседка тоже его услышала.
– Лизавета! – она подпрыгнула на месте, чтобы крикнуть через плечо Максима. – Ты дома? Это Наталья.
– Лизы нет. - Максим старался сохранят самообладание, хотя у него было огромное желание захлопнуть дверь перед носом «любопытной Варвары». – Когда она придет, я обязательно передам ей, что вам нужна мука.
– Кто тогда там смеется? Я слышала женский голос.
– Я здесь один.
– Если один, впустите меня, я посмотрю.
Нет, с ним точно что-то не так. Может в клубе Кирыч заехал бутылкой по голове и ему? И теперь Максим лежит в больнице, без сознания, где и видит все эти красочные галлюцинации?
– А идите вы знаете куда?! – наконец не выдержал он.
– Куда же?! – соседка подбоченилась, готовая дать отпор.
– В магазин за мукой, вот куда. На соседней улице есть круглосуточный супермаркет.
Выговорил и захлопнул злосчастную дверь.
Больше всего он боялся, что обнаружит приблудившуюся стриптизершу дрыхнущей на банкетке. Он даже представил, как та пускает во сне слюни, подперев щеку кулачком. Вопреки здравому смыслу картинка его не разозлила, даже совсем наоборот, вызвала умиление. Но с чего бы такая реакция? Она ворвалась в чужую квартиру, развела свои порядки, да еще огрызалась как маленькая, злая собачонка. Лиза никогда не позволяла себе подобного поведения. Его невеста даже злилась как-то сдержанно, точно наблюдала за собой со стороны и контролировала каждый жест, с математической точностью выверяла мимику. Она – актриса, постоянно находящаяся в образе, а не настоящая женщина. Снежная королева, холодная и отстраненная.
Разве о такой он когда-то мечтал?
Стоп! Что за глупые мысли лезут в голову? Он в конце концов не внутри романтической комедии, в которой герой, увидев первую встречную вдруг начинает переосмысливать всю свою прошлую жизнь и внезапно приходит к выводу об ошибочности собственного выбора. А потом полтора часа страдает и мучается угрызениями совести.
Максим прислонился спиной к двери, прикрыл глаза, надеясь, что все закончится, стоит ему только захотеть. Он уже знал, что гостья не спала, она присела на корточки и пыталась растолкать храпящую даму, перекрывшую проход будто огромный тромб. Получалось у нее плохо и Максим решил помочь.
– Давайте попробуем вместе ее поднять. – Сказал и сам себя поправил: - хотя бы усадить. Мне нужно как-то передвигаться по квартире. Может я в туалет хочу.
– Бесполезно, - обречённо вздохнула девица, поднимаясь во весь рост. Ее макушка едва доставала Максиму до груди. – Может и пусть себе лежит? Есть же не просит.
– А может?
– Что может?
– Начать просить. Если что, в холодильнике есть сыр и сосиски.
– Прекратите паясничать! – Девица сжала губы, метнула в него полный презрения взгляд.
– Вообще-то я серьезно, - устало выдохнул Максим. – Может запах еды как-то ее расшевелит?
– Не удивительно, что ваша невеста куда-то от вас загуляла. – Девица сделала совершенно нелогичный и даже шокирующий вывод. – Вы женоненавистник, вот вы кто! – Пальчик с аккуратным ноготком уперся Максиму в живот.
– Почему вы решили, что можете делать подобные выводы и сообщать постороннему человеку свои нездоровые фантазии? Да еще имеете наглость выкрикивать их мне в лицо! – Максим чувствовал, как закипает. Мало кому удавалось вывести его из себя, а этой пигалице даже не пришлось прилагать усилий. – Я уже мог вызвать полицию, чтобы вас вышвырнули вместе с вашим балластом. Однако, до сих пор терплю наглое вторжение.
– Вы первый начали. – Она посмотрела на него своими огромными, влажно поблескивающими, глазищами.
– Прекратите немедленно! Меня не тронут ваши слезы, так и знайте!
На самом же деле трогали и еще как. Максим терпеть не мог женских истерик. Он просто не знал, как себя вести, если девушка начинала при нем реветь. Гладить по голове и шептать ничего не значащие слова утешения? Зачем? Как это может кому-то помочь?
Лиза никогда при нем не плакала. Она не опускалась до такого уровня, когда можно добиться своего слезами. Она точно понимает, чего хочет и всегда идет напролом. Максим знал, что обязательно купит ей то неприлично дорогое платье. И Лиза знала. Знала уже тогда, когда он сам еще не догадывался о принятом им же решении.
Лиза идеальная партия для него. Она хваткая, деловая и в меру расчетливая. Пусть снежная, но все же королева. И если бы он в действительности был героем сопливой романтической комедии, то сам себя возненавидел, если бы пришлось выбирать между яркой и самодостаточной Лизой и вот такой вот пичугой. Ну что она сможет ему дать? Домашние борщи и накрахмаленные рубашки? На одном домашнем уюте счастья не построишь. Да и с чего он вообще взял, что она хорошая хозяйка? В стриптизёрши идут не от сладкой жизни.
А Лиза почти его собственное отражение. У них много общего и их союз будет держаться на чем-то более существенном, чем то, что принято называть любовью.
Свою работу он тоже любит, так ведь не женится на ней.
Даже думать обо всем этом странно.
Но странно и другое: с чего он вообще запустил эту цепочку мыслей? Догадка об ударе по голове и агонизирующем мозге представлялась все более вероятной.
Девушка смотрела на него так, будто прочитала каждую мыслишку до последней, рассмотрела их со всех сторон, протерла мягкой тряпочкой и уложила обратно. Она больше не собиралась плакать. Глаза оказались совершенно сухими, а вот зубы отбивали чечетку с таким усердием, что рисковали раскрошиться.
– Вам холодно? – вопрос получился глупым и каким-то насмешливым. Ну конечно ей холодно, она явилась с мороза едва не голая и все время, что длилась их словесная перепалка стояла на полу босыми ногами. – Дать вам тапочки?
Она быстро закивала и в ее взгляде Максим отчетливо увидел мольбу. Она хотела тапочки. А еще рукавички и муфту. И хорошо бы оленя, который отвезет домой. Но Максим не олень и быть им не собирался. Тапки – пожалуйста. Если получится сдвинуть преграду, то он даже чаем ее готов напоить, лишь бы она поскорее убралась.
– С этим нужно что-то делать, - с трудом поборов желание пнуть ногой развалившуюся на полу женщину, Максим перевел взгляд на девицу. Та блаженно улыбалась, кутаясь в свое пальтишко. Как мало иногда нужно для счастья. – Она не может лежать здесь вечно.
– Вечно и не нужно. - Девица пожала плечиками. – Татьяна Аристарховна очень ответственная. Вот увидите, утром она проснется и пойдет на работу.
– Да вы издеваетесь! – взревел Максим и в тот самый момент его толкнуло в спину открывшейся дверью.
– Тебе точно нужно уходить? Останься, а утром я отвезу тебя куда скажешь. – Мужчина выбрался из-под одеяла, приподнялся на локтях и с интересом рассматривал стоящую у зеркала яркую блондинку. Укрытая лишь полумраком комнаты ее нагота вызывала в нем новый прилив желания, но он знал: если она решила, лучше не пытаться ее останавливать. Уговоры могут лишь навредить, испортив ей настроение. И тогда она пропадет на неделю или даже месяц.
Он бы хотел, чтобы она была с ним рядом всегда, чтобы не приходилось встречаться украдкой, точно они какие-то подростки. Но она исчезала всякий раз, как часы били полночь. Растворялась в облаке терпкого парфюма, оставляя лишь свой волнующий запах на подушке.
– Прекрати. - Она обернулась, совершенно не стесняясь своего обнаженного тела. Да и как можно стыдиться совершенства? – Ты знаешь, что я не могу. Наверняка он уже весь извелся, я сказала, что скоро буду, но слишком задержалась. – Всего на миг ее голос будто надтреснул и показалось, что она сама хочет остаться, изменить все. Но это была лишь вспышка, сиюминутная слабость.
– Зачем он тебе? – мужчина выбрался из постели, подошел к женщине и обнял сзади, прижимаясь всем телом.
Она не оттолкнула его, но он остро ощутил возникшую вдруг дистанцию, будто между ними пролегла ледяная корка. Не зря он часто называл ее Снежной королевой, хотя ни разу не произнес этого вслух.
– Я ведь просила, - она развернулась к нему лицом. – Тема закрыта. Больше мы ее не поднимаем.
– Да, я помню.
– Ну же, глупый. – Ледяную корку прорезала трещина. – Тебе ведь хорошо со мной, правда? Не нужно все портить. Мы обо всем договорились в самом начале.
– Договорились. – Губы потянулись к бархатистой коже, туда, где пульсировала маленькая синяя жилка. – Всего полчаса и я тебя отпущу. – Его голос сделался хриплым, нетерпеливым.
– Нет, мне пора. Ты и сам знаешь, что я позволила тебе слишком многое сегодня.
Он не посмел спорить, отступил. Схватил с кровати одеяло и накинул себе на плечи, укутываясь на манер плаща.
Она собралась быстро. Она все делала быстро и стремительно. Будто спешила жить. Она многое хотела успеть, многое захватить. Когда и он жил точно так же, потому и потерял ту, которая была всего дороже.
На пороге она обернулась, одарила его своей волшебной улыбкой и, как обычно, пообещала позвонить. Она всегда звонила только сама, а ему ничего не оставалось, как ждать и верить, что очередная разлука не продлиться слишком долго.
– Когда ты мне позвонишь? – он нарушил правило, но чувствовал, что сейчас ему необходимо было его нарушить. Он бы хотел провести с ней новогоднюю ночь и все оставшиеся ночи его жизни тоже. Но у нее скоро свадьба, а он не представляет, как будет жить без нее, если она вдруг решит, что в новом статусе не сможет находить для него время.
Она ничего не ответила. Процокала острыми каблучками к лифту, оставив запах парфюма и сожалений.
– Я буду ждать тебя, Лиза, - прошептал он уже в закрытую дверь.
Когда Аля поняла, что произошла ошибка, было уже слишком поздно, а объятия блондина оказались горячими и уютными. В них хотелось кутаться как в ватное одеяло зимним утром за пять минут до будильника.
А потом он вдруг взял и оттолкнул ее.
Не то чтобы Аля очень хотела прижиматься к нему, просто так было теплее. Она, казалось, промерзла насквозь и уже превратилась в ледяную статую, в которой окоченело все, кроме чувства обиды. Да, она обиделась и расстроилась, а ещё разозлилась. Незачем давать девушке то, чего немедленно ее лишаешь именно в тот момент, когда она особенно в этом чем-то нуждается.
Девушки такого не прощают!
Возможно, именно поэтому она перестала следить за своими словами и говорила то за что в другой ситуации ей сделалось бы очень стыдно. В любой другой ситуации, только не в этой. Она говорила ужасные вещи, обвиняла постороннего мужчину в чем обвинять не имела права.
Да она на себя саму не была похожа!
Зато он теперь, наверняка, считает ее стервозной скандалисткой.
Хотя, блондин тоже хорош, выгнал ни в чем не повинную женщину, обратившуюся за помощью. А Аля самой себе признаться боялась, что испытала облегчение, когда соседка оказалась за закрытой дверью.
И за это ей тоже было стыдно.
Она не хотела, чтобы ее застали в обществе постороннего мужчины, да еще в таком развратном наряде. Она бы сквозь пол провалилась, случись с ней такое. И наряд на самом деле здесь не при чем. Дело именно в мужчине.
За те немногочисленные годы, что она прожила с Лешкой в браке, Аля как-то привыкла к мысли, что у нее есть один любимый мужчина и даже помыслить о ком-то другом она не смела. Да и зачем думать о других, когда рядом свой: родной и близкий?
Правда, в его объятиях Аля не чувствовала себя защищенной, скорее слегка прикрытой. Если сравнивать с тем же одеялом, у нее постоянно высовывалась наружу одна нога, не слишком критично, но все же не комфортно. Лешка не особенно заботился о том, чтобы исправить ситуацию. Он просто не замечал Алиных неудобств. Он не замечал, а она не хотела акцентировать на них внимания. Ведь Лешка – он такой хороший.
Был хорошим, пока не решил вдруг развестись.
Интересно, как долго ее будет мучить зудящая мыслишка, не давать покоя и сна, выводить на новый круг самокопания? Когда пройдет боль, как от ноющего зуба? Нужно ли его рассверлить, удалить нерв и оставить только мертвую оболочку с утрамбованной пломбой внутри?
Взять бы и вывернуть душу наизнанку, вытряхнуть из нее все, что напоминает ей о подлеце Лешке, вычистить и щедро зацементировать безразличием. Так, чтобы больше уже никто и никогда не мог пробраться внутрь и занять пустующее место.
Вряд ли она сможет выдержать нечто подобное второй раз. Слишком болезненным для нее оказалось предательство.
Говорят, клин клином выбивают. Может и ей попробовать? Нет, лучше уж пусть все будет зацементировано! И лучше бы для пущей уверенности камнем подпереть, который лежит сейчас где-то внутри и тянет ее к земле.
Больше всего на свете Аля мечтала попасть домой и укутавшись в плед от души поплакать. Возможно, она даже купит ведерко мороженого. Если верить героиням плаксивых мелодрам, оно очень хорошо помогает пережить сложные времена. Але даже за лишний вес беспокоиться не нужно. Во-первых, он к ней не пристанет, как престарелый ловелас к молодой барышне, а во-вторых, не для кого ей стараться блюсти фигуру.
– Это я-то посторонний? – от такой наглости Максим едва не поперхнулся набранным в легкие воздухом. – А вы выходит своя в доску?
– Вы еще и хам! - припечатала она. – Хотя, ничего другого я от вас и не ожидала. Говорите, что ждете невесту, а сами проводите время в сомнительных заведениях.
– Послушайте…
– Нет, это вы послушайте! - Пичуга расправила худенькие плечики. – Я не лезу в вашу личную жизнь и меня не касается, как и с кем вы развлекаетесь, но обманывать свою будущую жену низко и недостойно настоящего мужчины.
– Вы себя слышите? – Максим будто снова вернулся в кошмар, из которого благополучно выбрался до этого. – Ворвались в чужую квартиру, оскорбляете незнакомого человека и еще требуете, чтобы я ушел. На каком основании, позвольте спросить?
– На том самом, что квартира не ваша. А еще…
Договорить она не успела. Тесную прихожую заполнил мелодичный звук звонка.
– Это моя невеста. – Максим сразу понял – он пропал. Как объяснить Лизе происходящее и не выглядеть при этом психом он не представлял даже теоретически. Да и разве к подобному возможно подготовиться заранее? Это жизнь, а не сборник анекдотов.
– И что здесь забыла ваша невеста?
– А как вы думаете, что человек может забыть в собственной квартире?
– Мы уже, кажется, разобрались, что квартира не ваша, а Татьяны Аристарховны. – Пичуга говорила, но голос ее с каждым словом становился все менее наглым и уверенным.
– Вот именно, что вам кажется. – Максим отодвинул ее в сторону, потянулся к дверной ручке. – Я сейчас открою дверь, а вы просто молчите, я все объясню сам. Поняли?
Девица покрутила головой, затем кивнула и, наконец, икнула, прикрыв рот ладошкой.
– И откуда вы только свалились на мою голову?
Она пожала плечами, видимо, давая понять, что уже начала отыгрывать немую роль.
– Максим, - на пороге стояла соседка в домашнем халате, прижимая к груди алюминиевую миску, - а я слышу у вас шум, значит, не спите еще. Вот решила пирогов напечь, сунулась, а муки и нет. Не одолжите? – Она сунула миску ему под нос.
– На ночь печь пироги вредно, Наталья Михайловна. - Максим широко улыбнулся и хотел закрыть дверь. Не тут-то было.
– А вы мне не хамите, - соседка попыталась заглянуть внутрь квартиры.
Он услышал за спиной смешок. Но хуже было то, что соседка тоже его услышала.
– Лизавета! – она подпрыгнула на месте, чтобы крикнуть через плечо Максима. – Ты дома? Это Наталья.
– Лизы нет. - Максим старался сохранят самообладание, хотя у него было огромное желание захлопнуть дверь перед носом «любопытной Варвары». – Когда она придет, я обязательно передам ей, что вам нужна мука.
– Кто тогда там смеется? Я слышала женский голос.
– Я здесь один.
– Если один, впустите меня, я посмотрю.
Нет, с ним точно что-то не так. Может в клубе Кирыч заехал бутылкой по голове и ему? И теперь Максим лежит в больнице, без сознания, где и видит все эти красочные галлюцинации?
– А идите вы знаете куда?! – наконец не выдержал он.
– Куда же?! – соседка подбоченилась, готовая дать отпор.
– В магазин за мукой, вот куда. На соседней улице есть круглосуточный супермаркет.
Выговорил и захлопнул злосчастную дверь.
Больше всего он боялся, что обнаружит приблудившуюся стриптизершу дрыхнущей на банкетке. Он даже представил, как та пускает во сне слюни, подперев щеку кулачком. Вопреки здравому смыслу картинка его не разозлила, даже совсем наоборот, вызвала умиление. Но с чего бы такая реакция? Она ворвалась в чужую квартиру, развела свои порядки, да еще огрызалась как маленькая, злая собачонка. Лиза никогда не позволяла себе подобного поведения. Его невеста даже злилась как-то сдержанно, точно наблюдала за собой со стороны и контролировала каждый жест, с математической точностью выверяла мимику. Она – актриса, постоянно находящаяся в образе, а не настоящая женщина. Снежная королева, холодная и отстраненная.
Разве о такой он когда-то мечтал?
Стоп! Что за глупые мысли лезут в голову? Он в конце концов не внутри романтической комедии, в которой герой, увидев первую встречную вдруг начинает переосмысливать всю свою прошлую жизнь и внезапно приходит к выводу об ошибочности собственного выбора. А потом полтора часа страдает и мучается угрызениями совести.
Максим прислонился спиной к двери, прикрыл глаза, надеясь, что все закончится, стоит ему только захотеть. Он уже знал, что гостья не спала, она присела на корточки и пыталась растолкать храпящую даму, перекрывшую проход будто огромный тромб. Получалось у нее плохо и Максим решил помочь.
– Давайте попробуем вместе ее поднять. – Сказал и сам себя поправил: - хотя бы усадить. Мне нужно как-то передвигаться по квартире. Может я в туалет хочу.
– Бесполезно, - обречённо вздохнула девица, поднимаясь во весь рост. Ее макушка едва доставала Максиму до груди. – Может и пусть себе лежит? Есть же не просит.
– А может?
– Что может?
– Начать просить. Если что, в холодильнике есть сыр и сосиски.
– Прекратите паясничать! – Девица сжала губы, метнула в него полный презрения взгляд.
– Вообще-то я серьезно, - устало выдохнул Максим. – Может запах еды как-то ее расшевелит?
– Не удивительно, что ваша невеста куда-то от вас загуляла. – Девица сделала совершенно нелогичный и даже шокирующий вывод. – Вы женоненавистник, вот вы кто! – Пальчик с аккуратным ноготком уперся Максиму в живот.
– Почему вы решили, что можете делать подобные выводы и сообщать постороннему человеку свои нездоровые фантазии? Да еще имеете наглость выкрикивать их мне в лицо! – Максим чувствовал, как закипает. Мало кому удавалось вывести его из себя, а этой пигалице даже не пришлось прилагать усилий. – Я уже мог вызвать полицию, чтобы вас вышвырнули вместе с вашим балластом. Однако, до сих пор терплю наглое вторжение.
– Вы первый начали. – Она посмотрела на него своими огромными, влажно поблескивающими, глазищами.
– Прекратите немедленно! Меня не тронут ваши слезы, так и знайте!
На самом же деле трогали и еще как. Максим терпеть не мог женских истерик. Он просто не знал, как себя вести, если девушка начинала при нем реветь. Гладить по голове и шептать ничего не значащие слова утешения? Зачем? Как это может кому-то помочь?
Лиза никогда при нем не плакала. Она не опускалась до такого уровня, когда можно добиться своего слезами. Она точно понимает, чего хочет и всегда идет напролом. Максим знал, что обязательно купит ей то неприлично дорогое платье. И Лиза знала. Знала уже тогда, когда он сам еще не догадывался о принятом им же решении.
Лиза идеальная партия для него. Она хваткая, деловая и в меру расчетливая. Пусть снежная, но все же королева. И если бы он в действительности был героем сопливой романтической комедии, то сам себя возненавидел, если бы пришлось выбирать между яркой и самодостаточной Лизой и вот такой вот пичугой. Ну что она сможет ему дать? Домашние борщи и накрахмаленные рубашки? На одном домашнем уюте счастья не построишь. Да и с чего он вообще взял, что она хорошая хозяйка? В стриптизёрши идут не от сладкой жизни.
А Лиза почти его собственное отражение. У них много общего и их союз будет держаться на чем-то более существенном, чем то, что принято называть любовью.
Свою работу он тоже любит, так ведь не женится на ней.
Даже думать обо всем этом странно.
Но странно и другое: с чего он вообще запустил эту цепочку мыслей? Догадка об ударе по голове и агонизирующем мозге представлялась все более вероятной.
Девушка смотрела на него так, будто прочитала каждую мыслишку до последней, рассмотрела их со всех сторон, протерла мягкой тряпочкой и уложила обратно. Она больше не собиралась плакать. Глаза оказались совершенно сухими, а вот зубы отбивали чечетку с таким усердием, что рисковали раскрошиться.
– Вам холодно? – вопрос получился глупым и каким-то насмешливым. Ну конечно ей холодно, она явилась с мороза едва не голая и все время, что длилась их словесная перепалка стояла на полу босыми ногами. – Дать вам тапочки?
Она быстро закивала и в ее взгляде Максим отчетливо увидел мольбу. Она хотела тапочки. А еще рукавички и муфту. И хорошо бы оленя, который отвезет домой. Но Максим не олень и быть им не собирался. Тапки – пожалуйста. Если получится сдвинуть преграду, то он даже чаем ее готов напоить, лишь бы она поскорее убралась.
– С этим нужно что-то делать, - с трудом поборов желание пнуть ногой развалившуюся на полу женщину, Максим перевел взгляд на девицу. Та блаженно улыбалась, кутаясь в свое пальтишко. Как мало иногда нужно для счастья. – Она не может лежать здесь вечно.
– Вечно и не нужно. - Девица пожала плечиками. – Татьяна Аристарховна очень ответственная. Вот увидите, утром она проснется и пойдет на работу.
– Да вы издеваетесь! – взревел Максим и в тот самый момент его толкнуло в спину открывшейся дверью.
***
– Тебе точно нужно уходить? Останься, а утром я отвезу тебя куда скажешь. – Мужчина выбрался из-под одеяла, приподнялся на локтях и с интересом рассматривал стоящую у зеркала яркую блондинку. Укрытая лишь полумраком комнаты ее нагота вызывала в нем новый прилив желания, но он знал: если она решила, лучше не пытаться ее останавливать. Уговоры могут лишь навредить, испортив ей настроение. И тогда она пропадет на неделю или даже месяц.
Он бы хотел, чтобы она была с ним рядом всегда, чтобы не приходилось встречаться украдкой, точно они какие-то подростки. Но она исчезала всякий раз, как часы били полночь. Растворялась в облаке терпкого парфюма, оставляя лишь свой волнующий запах на подушке.
– Прекрати. - Она обернулась, совершенно не стесняясь своего обнаженного тела. Да и как можно стыдиться совершенства? – Ты знаешь, что я не могу. Наверняка он уже весь извелся, я сказала, что скоро буду, но слишком задержалась. – Всего на миг ее голос будто надтреснул и показалось, что она сама хочет остаться, изменить все. Но это была лишь вспышка, сиюминутная слабость.
– Зачем он тебе? – мужчина выбрался из постели, подошел к женщине и обнял сзади, прижимаясь всем телом.
Она не оттолкнула его, но он остро ощутил возникшую вдруг дистанцию, будто между ними пролегла ледяная корка. Не зря он часто называл ее Снежной королевой, хотя ни разу не произнес этого вслух.
– Я ведь просила, - она развернулась к нему лицом. – Тема закрыта. Больше мы ее не поднимаем.
– Да, я помню.
– Ну же, глупый. – Ледяную корку прорезала трещина. – Тебе ведь хорошо со мной, правда? Не нужно все портить. Мы обо всем договорились в самом начале.
– Договорились. – Губы потянулись к бархатистой коже, туда, где пульсировала маленькая синяя жилка. – Всего полчаса и я тебя отпущу. – Его голос сделался хриплым, нетерпеливым.
– Нет, мне пора. Ты и сам знаешь, что я позволила тебе слишком многое сегодня.
Он не посмел спорить, отступил. Схватил с кровати одеяло и накинул себе на плечи, укутываясь на манер плаща.
Она собралась быстро. Она все делала быстро и стремительно. Будто спешила жить. Она многое хотела успеть, многое захватить. Когда и он жил точно так же, потому и потерял ту, которая была всего дороже.
На пороге она обернулась, одарила его своей волшебной улыбкой и, как обычно, пообещала позвонить. Она всегда звонила только сама, а ему ничего не оставалось, как ждать и верить, что очередная разлука не продлиться слишком долго.
– Когда ты мне позвонишь? – он нарушил правило, но чувствовал, что сейчас ему необходимо было его нарушить. Он бы хотел провести с ней новогоднюю ночь и все оставшиеся ночи его жизни тоже. Но у нее скоро свадьба, а он не представляет, как будет жить без нее, если она вдруг решит, что в новом статусе не сможет находить для него время.
Она ничего не ответила. Процокала острыми каблучками к лифту, оставив запах парфюма и сожалений.
– Я буду ждать тебя, Лиза, - прошептал он уже в закрытую дверь.
ГЛАВА 4
Когда Аля поняла, что произошла ошибка, было уже слишком поздно, а объятия блондина оказались горячими и уютными. В них хотелось кутаться как в ватное одеяло зимним утром за пять минут до будильника.
А потом он вдруг взял и оттолкнул ее.
Не то чтобы Аля очень хотела прижиматься к нему, просто так было теплее. Она, казалось, промерзла насквозь и уже превратилась в ледяную статую, в которой окоченело все, кроме чувства обиды. Да, она обиделась и расстроилась, а ещё разозлилась. Незачем давать девушке то, чего немедленно ее лишаешь именно в тот момент, когда она особенно в этом чем-то нуждается.
Девушки такого не прощают!
Возможно, именно поэтому она перестала следить за своими словами и говорила то за что в другой ситуации ей сделалось бы очень стыдно. В любой другой ситуации, только не в этой. Она говорила ужасные вещи, обвиняла постороннего мужчину в чем обвинять не имела права.
Да она на себя саму не была похожа!
Зато он теперь, наверняка, считает ее стервозной скандалисткой.
Хотя, блондин тоже хорош, выгнал ни в чем не повинную женщину, обратившуюся за помощью. А Аля самой себе признаться боялась, что испытала облегчение, когда соседка оказалась за закрытой дверью.
И за это ей тоже было стыдно.
Она не хотела, чтобы ее застали в обществе постороннего мужчины, да еще в таком развратном наряде. Она бы сквозь пол провалилась, случись с ней такое. И наряд на самом деле здесь не при чем. Дело именно в мужчине.
За те немногочисленные годы, что она прожила с Лешкой в браке, Аля как-то привыкла к мысли, что у нее есть один любимый мужчина и даже помыслить о ком-то другом она не смела. Да и зачем думать о других, когда рядом свой: родной и близкий?
Правда, в его объятиях Аля не чувствовала себя защищенной, скорее слегка прикрытой. Если сравнивать с тем же одеялом, у нее постоянно высовывалась наружу одна нога, не слишком критично, но все же не комфортно. Лешка не особенно заботился о том, чтобы исправить ситуацию. Он просто не замечал Алиных неудобств. Он не замечал, а она не хотела акцентировать на них внимания. Ведь Лешка – он такой хороший.
Был хорошим, пока не решил вдруг развестись.
Интересно, как долго ее будет мучить зудящая мыслишка, не давать покоя и сна, выводить на новый круг самокопания? Когда пройдет боль, как от ноющего зуба? Нужно ли его рассверлить, удалить нерв и оставить только мертвую оболочку с утрамбованной пломбой внутри?
Взять бы и вывернуть душу наизнанку, вытряхнуть из нее все, что напоминает ей о подлеце Лешке, вычистить и щедро зацементировать безразличием. Так, чтобы больше уже никто и никогда не мог пробраться внутрь и занять пустующее место.
Вряд ли она сможет выдержать нечто подобное второй раз. Слишком болезненным для нее оказалось предательство.
Говорят, клин клином выбивают. Может и ей попробовать? Нет, лучше уж пусть все будет зацементировано! И лучше бы для пущей уверенности камнем подпереть, который лежит сейчас где-то внутри и тянет ее к земле.
Больше всего на свете Аля мечтала попасть домой и укутавшись в плед от души поплакать. Возможно, она даже купит ведерко мороженого. Если верить героиням плаксивых мелодрам, оно очень хорошо помогает пережить сложные времена. Але даже за лишний вес беспокоиться не нужно. Во-первых, он к ней не пристанет, как престарелый ловелас к молодой барышне, а во-вторых, не для кого ей стараться блюсти фигуру.
