Колесница и четверка ангелов
Антонина Крупнова
Примечание
История происходит в Москве. Какие-то места указаны точно, а какие-то — выдуманные. Главная героиня и ее друзья — участники фандома. Этот фандом ненастоящий, не отсылает ни к чему конкретному и просто существует как собирательный образ. Любые совпадения с реальными лицами случайны.
— Вы ведь знаете таджикский?
Взгляд маленьких бегающих глаз уколол Зою.
— Тад… таджикский да, знаю. — Она кивнула и тут же начала готовить суетливое объяснение, что вообще-то она знает фарси, но таджикский похож, и проблем не будет, и…
Но в этот момент ей в руки пихнули толстую тетрадь в коричневой клеенчатой обложке.
— Мне нужен срочный перевод вот этого. — Светлана Дмитриевна Карачаева, хозяйка переводческого агентства «Глобал транслейтинг», ткнула острым красным ногтем в тетрадь.
— Можно мне?.. — Зоя, получив кивок, осторожно потянула на себя тетрадь и открыла первую страницу.
Повисло молчание.
— Ну так? — Светлана Дмитриевна нетерпеливо постукивала ногтями по стеклянной поверхности своего рабочего стола. Зоя, которая сидела напротив нее на пугающе раскачивающемся стуле для посетителей, замялась.
— Понимаете… дело в том, что это не таджикский, — осторожно ответила она.
— А какой? — с явными нотками раздражения в голосе бросила владелица переводческого агентства.
Зоя еще раз посмотрела на ровные строчки, написанные удивительно красивым, округлым почерком.
— Э-э-э… может быть… киргизский?
Или любой другой язык, которого она не знает и который использует латиницу — это Зоя подумала, но вслух не сказала. Хотя, судя по беглому взгляду на несколько предложений, это и вправду, скорее всего, был киргизский, но явно несовременный.
— Хорошо. Так вы переведете? — бросила Светлана Дмитриевна, буравя ее взглядом и начиная посматривать на часы за спиной Зои.
— Но… я…
Зоя замешкалась. Она не вполне понимала, как владелец переводческого агентства может задавать ей подобные вопросы — отчего-то казалось, что, работая в таком бизнесе, люди хотя бы немного должны разбираться в языках. Предположить, что кто-либо будет предлагать специалисту по персидским языкам перевод с языка тюркского, получалось с трудом.
Но тут Зоя подумала о толстой тетради, лежащей у нее в шкафу — конспекты факультатива «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков».
Это, конечно, может быть и узбекский. А если документ старый, то и вообще любой другой язык.
— Скажите, а какого года эти записи? — тихо спросила она, аккуратно пролистывая страницу за страницей.
— Ваша задача — перевести текст. Все. — Голос женщины напротив теперь звучал грубо, и Зоя не понимала, действительно ли она со своими расспросами была излишне настойчива, или ее возможный работодатель — человек со специфическим характером. Очень захотелось встать, отказаться и уйти. Но…
Три недели назад Зоя получила диплом. Уже почти два месяца как она оставила старую подработку в кафе и жила лишь на свои накопления, которые, несмотря на все ее ухищрения и рачительность, неумолимо таяли. Все ее одногруппники и однокурсники уже погрузились в безрадостный мир поиска работы после окончания гуманитарного факультета, и многие уже сдались — кто пока что остался на старых нехитрых работах вроде официанта, кто, зная редчайшие и сложные языки, ушел преподавать английский.
И тут в группе с вакансиями появилось такое предложение — переводчик с таджикского. Зоя была первой, кто откликнулся — и в мечтах сразу появилось длинное резюме, полное ее блестящих переводов, командировки в Тегеран и в Душанбе и, может быть, теплое место в каком-нибудь посольстве… она тогда даже зажмурилась, вспомнила жаркое иранское солнце и вкус фиников, и только невероятным усилием смогла заставить себя перестать фантазировать.
Да, ей очень хотелось поработать по специальности, и да — ей не достались ни яркая внешность, ни острый язык, ни физическая ловкость, но одним талантом она не была обделена точно. Другие языки Зоя учила быстро, ловко щелкая орешки новых слов и грамматических структур.
Ей говорили, что она могла бы стать хорошим ученым, да только вот — возвращаясь к талантам — заворачивать практические умения в упаковку удобоваримо написанных статей и лекций она не умела.
Зоя услышала раздраженный резкий вздох и нервический перестук каблуков.
— Да, я попробую. — Взгляд Светланы Дмитриевны резанул ее, и Зое стало неудобно за то, что она, по сути, обманывает, ведь языка-то она не знает, но…
— Хорошо. — Выплюнула владелица агентства и протянула руку, прося дать ей тетрадь обратно, — мой секретарь сделает вам копию первых трех страниц, завтра вечером жду перевод, если справитесь — получите пять тысяч как аванс и будете переводить дальше. Устраивает?
Зоя кивнула, прикинув в голове, что на сегодня у нее как раз нет планов.
После ее кивка Светлана Дмитриевна нажала кнопку на стоящем перед ней телефоне, и к ним, сверкая коротким платьем и высокими каблуками, вошла ее секретарь.
— Людочка, сделайте ксерокопию первых трех страниц, — попросила владельца агентства, и через минуту ее помощница вернулась, отдавая листы с отпечатанными страницами тетради и саму тетрадь.
Зоя взяла бумаги, под колким и холодным взглядом своего потенциального?.. действующего?.. работодателя суетливо и неаккуратно сложила листки и убрала в тонкий холщовый рюкзак, который все это время лежал бесформенным кульком у нее на коленях.
— Жду завтра в пять, — отрезала Светлана Дмитриевна и следом взяла со стола несколько бумаг, сразу углубляясь в них. На Зою она больше не смотрела.
— До свидания, — выдавила та, на что получила неопределенный и отвлеченный кивок.
Зоя вышла из кабинета, прошла через приемную, затем через небольшой опен-спейс на десяток столов (занята была только половина), а потом спустилась по небольшой мраморной лестнице вниз, к выходу где стояла пустующая стойка с охранником.
Дом, в котором располагалось агентство, находился в самом центре Москвы, недалеко от Министерства иностранных дел, и представлял собой псевдоисторический особняк, какие в приличном количестве росли в столице в 90-е. Конечно, любому, кто хотя бы немного разбирался в архитектуре, при взгляде на это двухэтажное строение становилось понятно, что здание не имеет никакого отношения к какой-либо исторической застройке. От дома так и пахло недавним прошлым, лихими деньгами, лучшими временами и вседозволенностью.
Ощущение лучших времен, которые уже прошли, исходило и от самого переводческого агентства. То ли отсутствие охранника, то ли пустующие столы — но у Зои было чувство, что когда-то дела у Светланы Дмитриевны шли бойче.
Тем не менее в рюкзаке у нее лежали три страницы на перевод, и если она все сделает правильно, то получит немаленькую сумму денег, чтобы было в том числе кстати, потому что мать уже с неделю вздыхает о том, как хочет Ленинградский торт, который, однако, никак не втискивался в их более чем скромный семейный бюджет.
Зоя огляделась. Можно было сесть на Смоленской, но день был удивительным для летней Москвы — солнечным, но не жарким, когда дышится свободно, а асфальт и бетон не сжирают кислород своими раскаленными поверхностями.
Зоя перешла Садовое кольцо по подземному переходу и спустилась к берегу Москвы-реки. Прошла немного вдоль, глядя на прогулочные кораблики, неспешно рассекающие воды. Скамеек не было, поэтому она села на бордюр. Он был уже достаточно нагрет солнцем, оттого никакого холода камня сквозь ткань джинс не чувствовалось.
Пока шла к реке, Зоя успела купить в полуподвальном магазинчике бутылку кефира и свердловскую булочку. И теперь, рассматривая людей на проплывающих мимо корабликах, девушка начала свою нехитрую, но долгожданную трапезу — утром дома она не нашла, чем можно было бы позавтракать.
Ей и правда следовало как можно скорее вернуться домой, чтобы оценить, насколько же сложной была задача на перевод, но Зоя позволила себе короткий момент безделья, безответственности и неизвестности. Текст может быть сложным, и она не преуспеет, и провалится, и тогда придется начинать поиски снова — но пока можно побыть в настоящем, где у нее были перспективы.
Правда, будь рядом Рома, он начал бы заставлять ее думать и спрашивать себя, было ли ей комфортно с той женщиной, владелицей агентства, понравилась ли Зое атмосфера компании, не была ли Светлана Дмитриевна токсичной, но от голоса своего молодого человека девушка отмахнулась, причем буквально — махнула рукой впереди себя, как если бы Рома был рядом.
Светлана Дмитриевна ей ничуть не понравилась, но деньги и интересная работа ей сейчас нужны были больше, чем эмоциональная стабильность. Да и какая стабильность, когда ей не на что было докупить пояс и юбку для следующего бала?
Кстати о нем. Зоя убрала недоеденную половину булочки обратно в рюкзак, кефир закрыла и отставила в сторону, затем запустила пальцы в передний клапан рюкзака и вытащила несколько ярких значков.
Вздохнула и начала цеплять их обратно на ткань рюкзака. Рюкзак был тонкий, холщовый, цвета асфальта и жил с Зоей со старшей школы. Он безропотно взял на себя всю тяжесть университетского знания и все увлечения своей хозяйки: яркие значки украшали его с того первого дня, как Зоя купила рюкзак на школьном развале в Олимпийском. Этот рюкзак был единственным постоянным источником ее самовыражения, но перед собеседованием Зоя отчего-то подумала, что изображенное на значках может навести потенциального работодателя на какие-то не те мысли о ней, и потому она все сняла.
Возможно, это было предательством себя. Но Зое прежде всего нужно было браться за любую возможность. Поэтому, позволив себе еще несколько минут немного трусливого ничегонеделанья, она встала с бордюра, накинула рюкзак на плечи, взяла бутылку с кефиром в руку и пошла к мосту через реку.
Через пятнадцать минут она уже была в метро, сразу же попав на свою ветку. Сейчас, летом, на голубой было хорошо — не то, что зимой, когда вагоны из-за открытых путей и станций промораживались так, что Зое в вечно недостаточно толстой куртке всегда было холодно.
Их с мамой квартира была относительно недалеко от метро, буквально пять-семь минут пешком (и десять минут от Горбушки, что делало местоположение дома, по мнению Зои, совсем уж прекрасным). Однако сама их многоэтажка была хиленькой, одной из самых дешевых хрущевок, с крошечной кухонькой, такими низкими потолками, что даже с ростом Зои почти можно было дотянуться до немного осыпающейся штукатурки, и с двумя маленькими, но, к счастью, не смежными комнатками, расходившимися из узкого коридорчика.
Мать была на работе, что было кстати — сил на то, чтобы делиться новостями, у Зои не было.
Девушка прошла в свою комнату, по привычке щелкнула замочком на ручке, запирая дверь, кинула рюкзак на узкий диван-кровать, который в разложенном виде съедал почти все помещение. Напротив дивана была коричневая стенка, почти вся сплошь забитая книгами. У окна — обычный стол с компьютером и стопкой тетрадей рядом.
Зоя подошла к стенке, открыла полку, на которой хранила учебники и словари, и со второго ряда книг вытащила толстенький том учебника по киргизскому, а затем на другой полке нашла свои записи с курса по грамматике тюркских языков. Свалила все на стол, взяла листы, которые ей отсканировали в агентстве. Сходила на кухню, сделала себе крепкий черный чай с сахаром, вернулась за стол. Прежде, чем начать работать, она открыла верхний ящик стола — единственный, который закрывался на ключ, и достала фото отца в рамке, поставив его около монитора.
Это действие было привычным. Зоя всегда убирала фотографию, когда уходила из дома, и всегда доставала, когда возвращалась. Мать знала, конечно, что ее дочь держит снимок с отцом на столе, но девушке все равно не хотелось, чтобы ее родители в ее отсутствие встречались даже так. Мать бы начала охать и чесаться, а сил разбираться с ее эмоциями у Зои опять-таки не было.
Интересно, подумала девушка, где отец сейчас? Она ничего не слышала о нем с начала мая. В Пермском крае много далеких мест без какой-либо мобильной связи — девушка не помнила, как точно называется та глухомань, куда отец поехал с экспедицией в этом году.
Зоя качнула головой, прогоняя настырную прядь, упавшую из хвоста ей на лоб, и склонилась над бумагами, с наслаждением делая большой глоток раскаленного чая и чувствуя, как по языку растекается контрастный вкус сладкого и горького.
Стоило похвалить себя — чутье не обмануло. Записи из дневника были и вправду на киргизском. При этом интуитивно Зоя понимала, что текст написан давно — от предложений так и тянуло старомодностью.
Девушка начала выписывать перевод на отдельный листочек, поминутно сверяясь со словарем — непонятных слов было очень много. Да и текст сам по себе не был простым — девушке поначалу никак не удавалось понять смысл того, что же там вообще написано.
Потом Зоя сообразила, что тетрадь, видимо, просто продолжает какую-то другую — запись начиналась словно из ниоткуда, хотя девушка точно помнила, что ей отсканировали первые страницы.
И, судя по всему, это не был и дневник в чистом виде.
…краски — это счастье, подобное тому, как обладать пищей в собственном желудке. Отец требует, чтобы я говорил по-русски и не ходил в студию, но мне немыслимы такие жертвы.
Бочонок дней наполнился сельдями смысла. Как жаль талант! Но зачем писали дыр бул щил?
Мне достали Кристи. Интересно, как всегда.
Записи шли плотно, но не были никак связаны друг с другом. И Зоя не знала, винить ли ей собственное незнание языка, или же стиль автора, но ей казалось, как будто и для того, кто вел дневник, выбранный им язык не был родным. И эти странные окололитературные аллюзии… Автор вспомнил футуристов?
Зоя методично выписывала строчку за строчкой. Почти полностью три страницы состояли из таких заметок — без конкретных деталей и дат. Единственным, что хоть как-то было похоже на дневниковые записи, был текст в начале третьей страницы.
Павел Геннадьевич рассказал сегодня о работе и о Пикассо. Мариночка была счастлива, что он окончательно поправился. Такие вечера заставляют чувствовать себя живым. Не знаю, как бы жил я без студии.
Интересно, кем был этот человек? Когда он вел свои записи? Кристи — Агата? Крайне, крайне любопытно. Зоя чувствовала, как разгорается ее обычная жажда знать правду о любом документе, который оказывался у нее в руках.
Прошло несколько часов, прежде чем она закончила перевод, а потом быстро, слепой печатью, которой она хорошо владела, она вбила текст в вордовский файл. Скинула на флешку, кинула флешку в рюкзак, убрала отцовское фото в стол, заперла ящик, открыла комнату, вышла в коридорчик, а после — ушла из дома, чтобы зайти в районную библиотеку и распечатать файл, дома принтера не было. Десяти рублей было немного жалко, но отчего-то Зое не хотелось просить делать распечатку в самом агентстве, показалось, что это несолидно. Ей все еще хотелось произвести впечатление.
После того как в библиотеке ей отдали напечатанные листки, Зоя решила не возвращаться домой. Она дошла пешком до парка, где и провела следующие несколько часов, до самого заката.
Антонина Крупнова
Примечание
История происходит в Москве. Какие-то места указаны точно, а какие-то — выдуманные. Главная героиня и ее друзья — участники фандома. Этот фандом ненастоящий, не отсылает ни к чему конкретному и просто существует как собирательный образ. Любые совпадения с реальными лицами случайны.
Глава 1. В которой Зоя получает первое предложение о работе и, к сожалению, принимает его
— Вы ведь знаете таджикский?
Взгляд маленьких бегающих глаз уколол Зою.
— Тад… таджикский да, знаю. — Она кивнула и тут же начала готовить суетливое объяснение, что вообще-то она знает фарси, но таджикский похож, и проблем не будет, и…
Но в этот момент ей в руки пихнули толстую тетрадь в коричневой клеенчатой обложке.
— Мне нужен срочный перевод вот этого. — Светлана Дмитриевна Карачаева, хозяйка переводческого агентства «Глобал транслейтинг», ткнула острым красным ногтем в тетрадь.
— Можно мне?.. — Зоя, получив кивок, осторожно потянула на себя тетрадь и открыла первую страницу.
Повисло молчание.
— Ну так? — Светлана Дмитриевна нетерпеливо постукивала ногтями по стеклянной поверхности своего рабочего стола. Зоя, которая сидела напротив нее на пугающе раскачивающемся стуле для посетителей, замялась.
— Понимаете… дело в том, что это не таджикский, — осторожно ответила она.
— А какой? — с явными нотками раздражения в голосе бросила владелица переводческого агентства.
Зоя еще раз посмотрела на ровные строчки, написанные удивительно красивым, округлым почерком.
— Э-э-э… может быть… киргизский?
Или любой другой язык, которого она не знает и который использует латиницу — это Зоя подумала, но вслух не сказала. Хотя, судя по беглому взгляду на несколько предложений, это и вправду, скорее всего, был киргизский, но явно несовременный.
— Хорошо. Так вы переведете? — бросила Светлана Дмитриевна, буравя ее взглядом и начиная посматривать на часы за спиной Зои.
— Но… я…
Зоя замешкалась. Она не вполне понимала, как владелец переводческого агентства может задавать ей подобные вопросы — отчего-то казалось, что, работая в таком бизнесе, люди хотя бы немного должны разбираться в языках. Предположить, что кто-либо будет предлагать специалисту по персидским языкам перевод с языка тюркского, получалось с трудом.
Но тут Зоя подумала о толстой тетради, лежащей у нее в шкафу — конспекты факультатива «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков».
Это, конечно, может быть и узбекский. А если документ старый, то и вообще любой другой язык.
— Скажите, а какого года эти записи? — тихо спросила она, аккуратно пролистывая страницу за страницей.
— Ваша задача — перевести текст. Все. — Голос женщины напротив теперь звучал грубо, и Зоя не понимала, действительно ли она со своими расспросами была излишне настойчива, или ее возможный работодатель — человек со специфическим характером. Очень захотелось встать, отказаться и уйти. Но…
Три недели назад Зоя получила диплом. Уже почти два месяца как она оставила старую подработку в кафе и жила лишь на свои накопления, которые, несмотря на все ее ухищрения и рачительность, неумолимо таяли. Все ее одногруппники и однокурсники уже погрузились в безрадостный мир поиска работы после окончания гуманитарного факультета, и многие уже сдались — кто пока что остался на старых нехитрых работах вроде официанта, кто, зная редчайшие и сложные языки, ушел преподавать английский.
И тут в группе с вакансиями появилось такое предложение — переводчик с таджикского. Зоя была первой, кто откликнулся — и в мечтах сразу появилось длинное резюме, полное ее блестящих переводов, командировки в Тегеран и в Душанбе и, может быть, теплое место в каком-нибудь посольстве… она тогда даже зажмурилась, вспомнила жаркое иранское солнце и вкус фиников, и только невероятным усилием смогла заставить себя перестать фантазировать.
Да, ей очень хотелось поработать по специальности, и да — ей не достались ни яркая внешность, ни острый язык, ни физическая ловкость, но одним талантом она не была обделена точно. Другие языки Зоя учила быстро, ловко щелкая орешки новых слов и грамматических структур.
Ей говорили, что она могла бы стать хорошим ученым, да только вот — возвращаясь к талантам — заворачивать практические умения в упаковку удобоваримо написанных статей и лекций она не умела.
Зоя услышала раздраженный резкий вздох и нервический перестук каблуков.
— Да, я попробую. — Взгляд Светланы Дмитриевны резанул ее, и Зое стало неудобно за то, что она, по сути, обманывает, ведь языка-то она не знает, но…
— Хорошо. — Выплюнула владелица агентства и протянула руку, прося дать ей тетрадь обратно, — мой секретарь сделает вам копию первых трех страниц, завтра вечером жду перевод, если справитесь — получите пять тысяч как аванс и будете переводить дальше. Устраивает?
Зоя кивнула, прикинув в голове, что на сегодня у нее как раз нет планов.
После ее кивка Светлана Дмитриевна нажала кнопку на стоящем перед ней телефоне, и к ним, сверкая коротким платьем и высокими каблуками, вошла ее секретарь.
— Людочка, сделайте ксерокопию первых трех страниц, — попросила владельца агентства, и через минуту ее помощница вернулась, отдавая листы с отпечатанными страницами тетради и саму тетрадь.
Зоя взяла бумаги, под колким и холодным взглядом своего потенциального?.. действующего?.. работодателя суетливо и неаккуратно сложила листки и убрала в тонкий холщовый рюкзак, который все это время лежал бесформенным кульком у нее на коленях.
— Жду завтра в пять, — отрезала Светлана Дмитриевна и следом взяла со стола несколько бумаг, сразу углубляясь в них. На Зою она больше не смотрела.
— До свидания, — выдавила та, на что получила неопределенный и отвлеченный кивок.
Зоя вышла из кабинета, прошла через приемную, затем через небольшой опен-спейс на десяток столов (занята была только половина), а потом спустилась по небольшой мраморной лестнице вниз, к выходу где стояла пустующая стойка с охранником.
Дом, в котором располагалось агентство, находился в самом центре Москвы, недалеко от Министерства иностранных дел, и представлял собой псевдоисторический особняк, какие в приличном количестве росли в столице в 90-е. Конечно, любому, кто хотя бы немного разбирался в архитектуре, при взгляде на это двухэтажное строение становилось понятно, что здание не имеет никакого отношения к какой-либо исторической застройке. От дома так и пахло недавним прошлым, лихими деньгами, лучшими временами и вседозволенностью.
Ощущение лучших времен, которые уже прошли, исходило и от самого переводческого агентства. То ли отсутствие охранника, то ли пустующие столы — но у Зои было чувство, что когда-то дела у Светланы Дмитриевны шли бойче.
Тем не менее в рюкзаке у нее лежали три страницы на перевод, и если она все сделает правильно, то получит немаленькую сумму денег, чтобы было в том числе кстати, потому что мать уже с неделю вздыхает о том, как хочет Ленинградский торт, который, однако, никак не втискивался в их более чем скромный семейный бюджет.
Зоя огляделась. Можно было сесть на Смоленской, но день был удивительным для летней Москвы — солнечным, но не жарким, когда дышится свободно, а асфальт и бетон не сжирают кислород своими раскаленными поверхностями.
Зоя перешла Садовое кольцо по подземному переходу и спустилась к берегу Москвы-реки. Прошла немного вдоль, глядя на прогулочные кораблики, неспешно рассекающие воды. Скамеек не было, поэтому она села на бордюр. Он был уже достаточно нагрет солнцем, оттого никакого холода камня сквозь ткань джинс не чувствовалось.
Пока шла к реке, Зоя успела купить в полуподвальном магазинчике бутылку кефира и свердловскую булочку. И теперь, рассматривая людей на проплывающих мимо корабликах, девушка начала свою нехитрую, но долгожданную трапезу — утром дома она не нашла, чем можно было бы позавтракать.
Ей и правда следовало как можно скорее вернуться домой, чтобы оценить, насколько же сложной была задача на перевод, но Зоя позволила себе короткий момент безделья, безответственности и неизвестности. Текст может быть сложным, и она не преуспеет, и провалится, и тогда придется начинать поиски снова — но пока можно побыть в настоящем, где у нее были перспективы.
Правда, будь рядом Рома, он начал бы заставлять ее думать и спрашивать себя, было ли ей комфортно с той женщиной, владелицей агентства, понравилась ли Зое атмосфера компании, не была ли Светлана Дмитриевна токсичной, но от голоса своего молодого человека девушка отмахнулась, причем буквально — махнула рукой впереди себя, как если бы Рома был рядом.
Светлана Дмитриевна ей ничуть не понравилась, но деньги и интересная работа ей сейчас нужны были больше, чем эмоциональная стабильность. Да и какая стабильность, когда ей не на что было докупить пояс и юбку для следующего бала?
Кстати о нем. Зоя убрала недоеденную половину булочки обратно в рюкзак, кефир закрыла и отставила в сторону, затем запустила пальцы в передний клапан рюкзака и вытащила несколько ярких значков.
Вздохнула и начала цеплять их обратно на ткань рюкзака. Рюкзак был тонкий, холщовый, цвета асфальта и жил с Зоей со старшей школы. Он безропотно взял на себя всю тяжесть университетского знания и все увлечения своей хозяйки: яркие значки украшали его с того первого дня, как Зоя купила рюкзак на школьном развале в Олимпийском. Этот рюкзак был единственным постоянным источником ее самовыражения, но перед собеседованием Зоя отчего-то подумала, что изображенное на значках может навести потенциального работодателя на какие-то не те мысли о ней, и потому она все сняла.
Возможно, это было предательством себя. Но Зое прежде всего нужно было браться за любую возможность. Поэтому, позволив себе еще несколько минут немного трусливого ничегонеделанья, она встала с бордюра, накинула рюкзак на плечи, взяла бутылку с кефиром в руку и пошла к мосту через реку.
Через пятнадцать минут она уже была в метро, сразу же попав на свою ветку. Сейчас, летом, на голубой было хорошо — не то, что зимой, когда вагоны из-за открытых путей и станций промораживались так, что Зое в вечно недостаточно толстой куртке всегда было холодно.
Их с мамой квартира была относительно недалеко от метро, буквально пять-семь минут пешком (и десять минут от Горбушки, что делало местоположение дома, по мнению Зои, совсем уж прекрасным). Однако сама их многоэтажка была хиленькой, одной из самых дешевых хрущевок, с крошечной кухонькой, такими низкими потолками, что даже с ростом Зои почти можно было дотянуться до немного осыпающейся штукатурки, и с двумя маленькими, но, к счастью, не смежными комнатками, расходившимися из узкого коридорчика.
Мать была на работе, что было кстати — сил на то, чтобы делиться новостями, у Зои не было.
Девушка прошла в свою комнату, по привычке щелкнула замочком на ручке, запирая дверь, кинула рюкзак на узкий диван-кровать, который в разложенном виде съедал почти все помещение. Напротив дивана была коричневая стенка, почти вся сплошь забитая книгами. У окна — обычный стол с компьютером и стопкой тетрадей рядом.
Зоя подошла к стенке, открыла полку, на которой хранила учебники и словари, и со второго ряда книг вытащила толстенький том учебника по киргизскому, а затем на другой полке нашла свои записи с курса по грамматике тюркских языков. Свалила все на стол, взяла листы, которые ей отсканировали в агентстве. Сходила на кухню, сделала себе крепкий черный чай с сахаром, вернулась за стол. Прежде, чем начать работать, она открыла верхний ящик стола — единственный, который закрывался на ключ, и достала фото отца в рамке, поставив его около монитора.
Это действие было привычным. Зоя всегда убирала фотографию, когда уходила из дома, и всегда доставала, когда возвращалась. Мать знала, конечно, что ее дочь держит снимок с отцом на столе, но девушке все равно не хотелось, чтобы ее родители в ее отсутствие встречались даже так. Мать бы начала охать и чесаться, а сил разбираться с ее эмоциями у Зои опять-таки не было.
Интересно, подумала девушка, где отец сейчас? Она ничего не слышала о нем с начала мая. В Пермском крае много далеких мест без какой-либо мобильной связи — девушка не помнила, как точно называется та глухомань, куда отец поехал с экспедицией в этом году.
Зоя качнула головой, прогоняя настырную прядь, упавшую из хвоста ей на лоб, и склонилась над бумагами, с наслаждением делая большой глоток раскаленного чая и чувствуя, как по языку растекается контрастный вкус сладкого и горького.
Стоило похвалить себя — чутье не обмануло. Записи из дневника были и вправду на киргизском. При этом интуитивно Зоя понимала, что текст написан давно — от предложений так и тянуло старомодностью.
Девушка начала выписывать перевод на отдельный листочек, поминутно сверяясь со словарем — непонятных слов было очень много. Да и текст сам по себе не был простым — девушке поначалу никак не удавалось понять смысл того, что же там вообще написано.
Потом Зоя сообразила, что тетрадь, видимо, просто продолжает какую-то другую — запись начиналась словно из ниоткуда, хотя девушка точно помнила, что ей отсканировали первые страницы.
И, судя по всему, это не был и дневник в чистом виде.
…краски — это счастье, подобное тому, как обладать пищей в собственном желудке. Отец требует, чтобы я говорил по-русски и не ходил в студию, но мне немыслимы такие жертвы.
Бочонок дней наполнился сельдями смысла. Как жаль талант! Но зачем писали дыр бул щил?
Мне достали Кристи. Интересно, как всегда.
Записи шли плотно, но не были никак связаны друг с другом. И Зоя не знала, винить ли ей собственное незнание языка, или же стиль автора, но ей казалось, как будто и для того, кто вел дневник, выбранный им язык не был родным. И эти странные окололитературные аллюзии… Автор вспомнил футуристов?
Зоя методично выписывала строчку за строчкой. Почти полностью три страницы состояли из таких заметок — без конкретных деталей и дат. Единственным, что хоть как-то было похоже на дневниковые записи, был текст в начале третьей страницы.
Павел Геннадьевич рассказал сегодня о работе и о Пикассо. Мариночка была счастлива, что он окончательно поправился. Такие вечера заставляют чувствовать себя живым. Не знаю, как бы жил я без студии.
Интересно, кем был этот человек? Когда он вел свои записи? Кристи — Агата? Крайне, крайне любопытно. Зоя чувствовала, как разгорается ее обычная жажда знать правду о любом документе, который оказывался у нее в руках.
Прошло несколько часов, прежде чем она закончила перевод, а потом быстро, слепой печатью, которой она хорошо владела, она вбила текст в вордовский файл. Скинула на флешку, кинула флешку в рюкзак, убрала отцовское фото в стол, заперла ящик, открыла комнату, вышла в коридорчик, а после — ушла из дома, чтобы зайти в районную библиотеку и распечатать файл, дома принтера не было. Десяти рублей было немного жалко, но отчего-то Зое не хотелось просить делать распечатку в самом агентстве, показалось, что это несолидно. Ей все еще хотелось произвести впечатление.
После того как в библиотеке ей отдали напечатанные листки, Зоя решила не возвращаться домой. Она дошла пешком до парка, где и провела следующие несколько часов, до самого заката.
