Улыбка его опять стала глумливой.
— Вот видите. Я так хотел спасти эту коллекцию, что начал спешить. А вы воспользовались слабостью пожилого человека. Поэтому сейчас мы с вами тут. Я сяду в тюрьму, а вы… вы продолжите дальше жить вашу простую жизнь.
Он наклонился над столом совсем низко и посмотрел на нее с пугающе-спокойным прищуром.
— Но знаете что, уважаемая Зоя Александровна? Я знаю одно — ни меня, ни этот ваш разговор вы не забудете. Никогда.
И он подмигнул.
Зоя знала, что он, к сожалению, прав.
Ей очень хотелось, чтобы, когда она вернулась к Тимуру и остальным, как-нибудь глупо и нелепо, по-мужски пошутил. Или стукнул бы ее по плечу и сказал что-то вроде «Как ты его!».
Но все молчали и смотрели на Зою так, словно она тяжело больна и только что узнала, что лечение не помогло — как-то смущенно-пристыженно.
Она вздохнула.
— Спасибо, — первым оттаял Тимур, подошел и усадил ее за стол, — ты сделала все как надо.
— Теперь у всех у нас очень много работы, — Стас покачал головой и посмотрел на местного оперуполномоченного, — думаю, дальше понятно, как работаем. И что работаем сообща.
Тот кивнул.
ПалПалыч помассировал виски, потом посмотрел все с той же сочувственностью на Зою.
— Вы нам и правда очень помогли. Ускорили процесс…
— Всегда рада помочь разговорить серийных убийц, — циничная шутка появилась у нее сама по себе.
Тимур положил руку ей на плечо и мягко сжал.
— Поедем тогда? — спросил он, — все остальное уже дело полиции.
Тимур повез ее «домой», но в этот раз под этим словом он, как оказалось, подразумевал офис. Зоя была не против.
Когда они зашли на монастырский двор, она попросила дать ей несколько минут побыть одной. Тимур ушел наверх, а она села на одну из скамеек, которые то там, то тут стояли на территории, и запрокинула голову в небо.
Облака плыли по яркой синеве. Красный кирпич как-то особенно выделялся на фоне безмятежности лета, а купола и кресты сверкали на солнце.
Было пусто. Пели птицы.
Зоя стала наблюдать, как ползет муравей по травинке, пробивающейся между камней старинного мощения.
Ей не то, чтобы было плохо. Не то, чтобы ее настигли последствия разговора и надо было отпустить все то, что она услышала.
Нет. Зоя чувствовала себя так, словно добровольно выпила яд, который не убил ее, конечно, но навсегда остался осадком где-то внутри нее. Нет такого антидота, который выведет это из организма. Она будет жить с этим до конца дней — с тем, какие странные, жуткие вещи совершают из самых благородно звучащих побуждений. Жить с тем, что плохим может оказаться тот, кто казался безобидным и доброжелательным. Это нестрашно. Не смертельно. Не ужасно. Просто немного иначе — и она теперь немного другая.
— Зоенька, как ваши дела? — отец Николай вышел из храма, улыбнулся и помахал рукой.
Она другая. Но жизнь продолжается.
— Все хорошо! — она улыбнулась священнику в ответ.
Телефон ее прожужжал сообщением — на счет упало пятьдесят тысяч. Ах ты ж, Тимур!
Зоя обменялась несколькими вежливыми и теплыми фразами с отцом Николаем, заверила, что скоро они расскажут ему всю историю таинственного дневника, а потом поднялась в офис.
Тимур сидел за столом и раскладывал карты.
— Твой гонорар, наконец-то, — сказал он, — я должен был давно тебе перевести… и еще я заплачу тебе за всю дополни…
— Не надо! — устало сказала Зоя, садясь в свое кресло и мельком бросая взгляд на пустое место Вити, — пожалуйста. Я обижусь.
Тимур поерзал на месте, постучал колодой об стол.
— Еще скажи, что я не должен спрашивать, как ты.
— Я буду тебе очень благодарна, — теперь Зоя смогла улыбнуться.
— Ладно. Понятно. — Тимур вскочил.
В руках у него была одна карта, которую он, подлетев к столу Зою, протянул ей.
— «Четверка ангелов»? — она увидела ту самую карту, которую вытащил Тимур в день, когда они познакомились.
— Да. Я только что разложил карты, и она была первой, что мне попалась.
— Правда? — Зоя прищурилась.
Тимур махнул рукой.
— Ну ладно. Второй.
— Тимур…
— Пятой! Неважно! Хорошая карта. Зоя, ты же понимаешь, что дальше… ты же останешься? С нами?
Зоя ожидала этого вопроса. Надеялась на него, но сейчас… сейчас не знала, что ответить. Витя так и не написал, а она…
— Тимур, я… — она вздохнула, — я…
— Просто подумай. Я понимаю, сегодня тяжелый день, да и вчера был день не легче, и до этого. Но ты же сама видишь, как все хорошо получается у нас вместе.
— Вижу, — Зоя кивнула, — и я… я подумаю. Обещаю. Спасибо тебе. Вам… вам всем.
Ей захотелось переменить тему и уйти от слишком пристального взгляда Тимура, а потому она сказала вслед:
— Жаль только, конечно, что мы так и не нашли эти картины.
— Жаль, да. Но на это было не так уж и много надежды, правда? Учитывая, сколько прошло лет.
— Да… Женишбек мог спрятать их где угодно… да хоть в какой-нибудь горной пещере, где они давно погибли.
— Отправимся покорять Тянь-Шань? — Тимур опять сел за стол и положил голову на сцепленные руки, — «Четверга ангелов в поисках пропавшего Пикассо!»
— Прекрасно, — улыбнулась Зоя, — но, наверное, все же вряд ли Женишбек так поступил бы с картинами…
— Что еще раз было на фотографии? — Тимур откинулся на спинку кресла.
— «Посмотри на мои новинки»…
Зоя сходила в кабинет за ширмой и принесла распечатку фотографии, которую она знала уже до малейшей черточки. — Просто понимаешь… я ведь видела эти картины у Фатимы в квартире. И за картины заглядывала. Чуть ли не трясла их. Что за новинки — непонятно. Все картины — с разными датами. Поздних там почти нет. Те, что за 1938–1939 годы — не на этом фото.
Зоя начала тыкать в кадр.
— Вот эта, с пейзажем, 1934…
Зоя после посещения Фатимы помнила даты хорошо, а вот на кадре год был почти не виден, только подпись — ?.
— Вот эта с гуляющими по парку людьми 1936 год…
Она опять ткнула в угол, где были размытые цифры и выведена Z.
— А эта река вообще 1933 год.
Тройки были хорошо различимы, как и подпись ?.
Стоп.
Зоя почувствовала, как ее ноги становятся ватными.
Тимур уже был рядом. Он придерживал ее за локоть и смотрел на нее с тревогой.
— Что такое? Тебе все-таки нехорошо?.. Я сейчас…
— Нет! — Зоя вцепилась в его руку, — нет, все хорошо! Я поняла… Господи, это же очевидно… какая же я идиотка… Нам срочно надо к Фатиме!
Через минуту она дрожащим голосом объясняла внучке Женишбека, что происходит и просила их принять.
Еще через несколько минут они сидели в машине Тимура. По дороге Зоя объяснила ему свою идею.
Через час они запарковались у дома Фатимы.
В квартире был ее муж — сурово выглядящий мужчина, который смотрел на них с подозрением.
— Вы можете еще раз объяснить… — попросила Фатима, которая мягко отодвинула мужа в сторону и взяла разговор на себя.
— Конечно! — Зоя несколько раз промахнулась мимо вешалки из-за дрожащих рук. — Понимаете, все дело в алфавите. Буква ?. Ее ввели только в 1938 году!
Они с Тимуром и Фатимой уже были в комнате с картинами.
— То есть новинки… — Зоя шагнула к пейзажу с рекой. — Вот эта картина, 1933 год… точно не новинка для года, когда ее фотографировал Женишбек, но. Ваш дед мог дорисовать эту черточку, чтобы сделать новую букву. Я ведь читала про историю алфавита, но совсем забыла про это…
— Но мы столько перевозили эти картины… — Фатима выглядела удивленной.
— Но вы ведь никогда не сканировали их? — вступил в разговор Тимур.
— Ладно, давайте посмотрим, — закряхтел муж Фатимы за их спинами.
Картину сняли. Задник был крепко вделан в раму, как будто вставлен в нее.
— Придется ломать! — охнула Фатима, — а эти рамы тут столько, сколько я себя помню.
— Пожалуйста! — взмолилась Зоя.
— Одна картина! И если там ничего нет, то я найму лучших реставраторов, чтобы поправить раму! — присоединился к ней Тимур.
Принесли молоток.
Муж Фатимы ловко поддел гвоздодером угол. Тот поддался не сразу. Пришлось надавить. Послышался треск дерева. Фатима закрыла лицо руками и отвернулась, не в силах смотреть.
Рамка разошлась в сторону. Зоя осторожно приподняла задник.
Сначала ей показалось, что она ошиблась. Что все в пустую, что они напрасно уничтожили прекрасную раму.
Но потом она увидела странную улыбку Тимура. Присмотрелась внимательнее и увидела, что обнажила она сейчас не сам холст, что его перекрывает еще один лист, а к нему, обклеенный тонкой бумагой, прикреплен еще один листочек.
Зоя осторожно открепила тонкую бумагу, перевернула листочек.
Набросок, совсем крошечный женский портрет, сильные энергичные линии, кудрявая голова.
Она посмотрела на подпись, и мир опять закружился перед ее глазами.
Шутка про Пикассо оказалась совсем не шуткой.
— Как я благодарен всем присутствующим за то, что вы смогли прийти!
Бархатный голос отталкивался от высокого потолка и утопал где-то в пушистом ковре, щекотавшим ее пальцы даже через носки.
Обувь Зоя оставила при входе, как и все присутствующие здесь. Даже Паулина, которой сказали, что для нее это не обязательно, покачала головой, села на стул и стянула немного стоптанные ботинки.
Зоя окинула взглядом всех присутствующих.
Она сидела на самой дальней стороне стола, рядом с ней был Тимур. По одну сторону от них сидел Родионов все в том же своем экстравагантном костюме йога, дальше — Паулина с сыном.
Напротив них сидели Фатима с мужем и мрачный Леонид.
А во главе стола, плавно улыбаясь, сидел Марат, и именно его голос сейчас обволакивал всех присутствующих теплым одеялом расслабленности и покоя.
И именно Марат, по просьбе Тимура, взял на себя решение всех вопросов по поводу коллекции Солнцева после того, как неделю назад за картинами Женишбека нашлись искусно спрятанные все двенадцать «полотен неустановленных капиталистических художников».
Свой талант плотника Женишбек проявил в полной мере. Он заложил каждую спрятанную работу между двумя задниками и скрепил рамы так, что нужна была большая сила, чтобы отделить задники. Учитывая, как хорошо полотна были прикреплены — не удивительно, что за столько лет никто их так и не нашел.
Но, конечно, характеристика «неустановленные» была лукавством. Некоторые картины были анонимными, но большая часть все же имела подписи, и Зоя даже без специального искусствоведческого образования понимала, что найденное ими стоит баснословных денег.
Однако Фатима и ее муж вместо того, чтобы обрадоваться, испугались и попросили, чтобы Тимур и Зоя что-то сделали с этими картинами. Даже после того, как им рассказали всю историю, они забеспокоились, что их могут каким-то образом обвинить в незаконном ввозе искусства в страну.
Тогда Тимур и позвонил брату.
И вот теперь они сидели в самом центре Москвы в его приемном кабинете, который скорее напоминал квартиру, чем рабочее пространство. Посетители снимали обувь, сами наливали себе кофе и чай.
Когда Зоя наконец впервые увидела Марата вживую, то еще раз поразилась, насколько же разными получились все четыре брата Агишевых. Марат был похож на Тимура больше остальных тонкостью черт. И был безусловно притягателен, как и младший брат, но в какой-то совсем другой тональности. Он был непоколебимо спокоен, доброжелателен и ровен, от его голоса хотелось смущенно зажмуриться, от пристального взгляда — покраснеть и рассмеяться.
Он тепло смотрел поверх очков, был обходителен и ненавязчив. В нем не было той безусловной красоты, которая была в Тимуре, но Зоя прекрасно понимала, почему Марат нравится женщинам, почему женщины рожают от него детей и при этом остаются в хороших отношениях с тем, кто не хочет связывать себя узами брака.
И Марат оказался очень полезен для их дела. Но при этом он попросил о помощи, что даже удивило Зою, не кого-то, а Родионова.
— Не удивляйтесь, у него огромные связи, — объяснил Марат, — а нам как раз они и нужны, побыстрее и посерьезнее.
Когда все было готово, Марат позвал всех «наследников коллекции» к себе. Оксана Дмитриевна ехать отказалась, и приехал Леонид.
Спрашивать его о том, как дела в семье, Зоя не стала. Гончаров по-прежнему отнекивался от любой причастности Оксаны Дмитриевны к его аферам, так что она была пока что свободна, однако счастливым Леонид не выглядел.
— Так, сейчас проверю соединение… — около Марата стоял открытый ноутбук.
Он подслеповато прищурился, что сделало его каким-то образом еще более привлекательным, и быстро начал что-то печатать.
Раздался звук налаживаемой связи. Спустя несколько мгновений на экране возникло мужское лицо с характерными азиатскими чертами лица.
— Доброго всем… дня, — заговорил мужчина по-русски с довольно сильным акцентом.
Зоя знала, кто это. Это Владимир Федорович Солнцев, один из наследников того самого купца Солнцева. Несмотря на совершенно нерусскую внешность, русский язык в его семье учили и имена давали именно русские. Выглядело это, конечно, своеобразно, но для бизнеса стало любопытной визитной карточкой.
— Отлично! Владимир Федорович, я писал вам в письме, кто будет на встрече!.. — Марат крутанул ноутбук, показал Солнцеву всех присутствующих, последовательно всех представил.
После этого Марат посмотрел на Тимура.
— Ты позволишь мне? Или сам?..
Тимур тепло улыбнулся и махнул рукой.
— Давай ты. Независимое лицо. Да и ты все это устроил.
— Хорошо! — плавно протянул Марат, — тогда я начну… Благодарен моему брату за то, что позволил поработать с таким интересным делом. Занимаюсь искусством уже больше двадцати лет, но такое открытие!..
Он выглядел восхищенно-вдохновленным.
— За эту неделю все присутствующие, я полагаю, уже успели узнать историю коллекции от начала до конца. И мы собрались тут, чтобы решить ее судьбу.
Марат опять улыбнулся.
— Дело в том, что формально она считается утерянной. Точнее, что-то считается утерянным, нет даже правильной описи. Некие двенадцать картин. Никто точно уже и не знает, какие именно. То есть у государства, в котором мы находимся, нет никаких формальных причин объявить найденные предметы своими. Но встает вопрос — кому они принадлежат? Есть два варианта — или просто оставить все как есть, решить, что они будут висеть у кого-то из участников всей этой истории дома, а остальные будут приходить по желанию и любоваться искусством… или второй вариант.
Марат переглянулся с Родионовым.
— Мы провели несколько бесед с довольно влиятельными людьми, которые хотели бы остаться неназванными. Рассказали в общих чертах ситуацию. И мы с ними пришли к одному любопытному варианту.
Давайте вообразим, что история развивалась совсем по-другому. Что купец Солнцев, гонимый революцией, смог спасти часть своей коллекции. Потом, в хаосе событий всего прошлого века, они оказались забыты и хранились где-нибудь… ну, в чемодане? Они все маленькие, пусть в чемодане! А вы… — Марат посмотрел на Владимира Федоровича, который, судя по лицу, внимательно его слушал, — … вы их внезапно обнаружили! И они как бы принадлежат вам, не правда ли? И вы, движимый желанием вернуть картины в страну, где ваш предок сколотил состояние, предложили, скажем, ГМИИ им. Пушкина вашу коллекцию…
Солнцев закивал.
— И представим, что нашлись несколько, как я уже сказал, очень уважаемых и влиятельных лиц, которые анонимно захотели выкупить у вас вашу коллекцию. А они нашлись — благодаря моему коллеге и моему незначительному вмешательству.
— Вот видите. Я так хотел спасти эту коллекцию, что начал спешить. А вы воспользовались слабостью пожилого человека. Поэтому сейчас мы с вами тут. Я сяду в тюрьму, а вы… вы продолжите дальше жить вашу простую жизнь.
Он наклонился над столом совсем низко и посмотрел на нее с пугающе-спокойным прищуром.
— Но знаете что, уважаемая Зоя Александровна? Я знаю одно — ни меня, ни этот ваш разговор вы не забудете. Никогда.
И он подмигнул.
Зоя знала, что он, к сожалению, прав.
***
Ей очень хотелось, чтобы, когда она вернулась к Тимуру и остальным, как-нибудь глупо и нелепо, по-мужски пошутил. Или стукнул бы ее по плечу и сказал что-то вроде «Как ты его!».
Но все молчали и смотрели на Зою так, словно она тяжело больна и только что узнала, что лечение не помогло — как-то смущенно-пристыженно.
Она вздохнула.
— Спасибо, — первым оттаял Тимур, подошел и усадил ее за стол, — ты сделала все как надо.
— Теперь у всех у нас очень много работы, — Стас покачал головой и посмотрел на местного оперуполномоченного, — думаю, дальше понятно, как работаем. И что работаем сообща.
Тот кивнул.
ПалПалыч помассировал виски, потом посмотрел все с той же сочувственностью на Зою.
— Вы нам и правда очень помогли. Ускорили процесс…
— Всегда рада помочь разговорить серийных убийц, — циничная шутка появилась у нее сама по себе.
Тимур положил руку ей на плечо и мягко сжал.
— Поедем тогда? — спросил он, — все остальное уже дело полиции.
Тимур повез ее «домой», но в этот раз под этим словом он, как оказалось, подразумевал офис. Зоя была не против.
Когда они зашли на монастырский двор, она попросила дать ей несколько минут побыть одной. Тимур ушел наверх, а она села на одну из скамеек, которые то там, то тут стояли на территории, и запрокинула голову в небо.
Облака плыли по яркой синеве. Красный кирпич как-то особенно выделялся на фоне безмятежности лета, а купола и кресты сверкали на солнце.
Было пусто. Пели птицы.
Зоя стала наблюдать, как ползет муравей по травинке, пробивающейся между камней старинного мощения.
Ей не то, чтобы было плохо. Не то, чтобы ее настигли последствия разговора и надо было отпустить все то, что она услышала.
Нет. Зоя чувствовала себя так, словно добровольно выпила яд, который не убил ее, конечно, но навсегда остался осадком где-то внутри нее. Нет такого антидота, который выведет это из организма. Она будет жить с этим до конца дней — с тем, какие странные, жуткие вещи совершают из самых благородно звучащих побуждений. Жить с тем, что плохим может оказаться тот, кто казался безобидным и доброжелательным. Это нестрашно. Не смертельно. Не ужасно. Просто немного иначе — и она теперь немного другая.
— Зоенька, как ваши дела? — отец Николай вышел из храма, улыбнулся и помахал рукой.
Она другая. Но жизнь продолжается.
— Все хорошо! — она улыбнулась священнику в ответ.
Телефон ее прожужжал сообщением — на счет упало пятьдесят тысяч. Ах ты ж, Тимур!
Зоя обменялась несколькими вежливыми и теплыми фразами с отцом Николаем, заверила, что скоро они расскажут ему всю историю таинственного дневника, а потом поднялась в офис.
Тимур сидел за столом и раскладывал карты.
— Твой гонорар, наконец-то, — сказал он, — я должен был давно тебе перевести… и еще я заплачу тебе за всю дополни…
— Не надо! — устало сказала Зоя, садясь в свое кресло и мельком бросая взгляд на пустое место Вити, — пожалуйста. Я обижусь.
Тимур поерзал на месте, постучал колодой об стол.
— Еще скажи, что я не должен спрашивать, как ты.
— Я буду тебе очень благодарна, — теперь Зоя смогла улыбнуться.
— Ладно. Понятно. — Тимур вскочил.
В руках у него была одна карта, которую он, подлетев к столу Зою, протянул ей.
— «Четверка ангелов»? — она увидела ту самую карту, которую вытащил Тимур в день, когда они познакомились.
— Да. Я только что разложил карты, и она была первой, что мне попалась.
— Правда? — Зоя прищурилась.
Тимур махнул рукой.
— Ну ладно. Второй.
— Тимур…
— Пятой! Неважно! Хорошая карта. Зоя, ты же понимаешь, что дальше… ты же останешься? С нами?
Зоя ожидала этого вопроса. Надеялась на него, но сейчас… сейчас не знала, что ответить. Витя так и не написал, а она…
— Тимур, я… — она вздохнула, — я…
— Просто подумай. Я понимаю, сегодня тяжелый день, да и вчера был день не легче, и до этого. Но ты же сама видишь, как все хорошо получается у нас вместе.
— Вижу, — Зоя кивнула, — и я… я подумаю. Обещаю. Спасибо тебе. Вам… вам всем.
Ей захотелось переменить тему и уйти от слишком пристального взгляда Тимура, а потому она сказала вслед:
— Жаль только, конечно, что мы так и не нашли эти картины.
— Жаль, да. Но на это было не так уж и много надежды, правда? Учитывая, сколько прошло лет.
— Да… Женишбек мог спрятать их где угодно… да хоть в какой-нибудь горной пещере, где они давно погибли.
— Отправимся покорять Тянь-Шань? — Тимур опять сел за стол и положил голову на сцепленные руки, — «Четверга ангелов в поисках пропавшего Пикассо!»
— Прекрасно, — улыбнулась Зоя, — но, наверное, все же вряд ли Женишбек так поступил бы с картинами…
— Что еще раз было на фотографии? — Тимур откинулся на спинку кресла.
— «Посмотри на мои новинки»…
Зоя сходила в кабинет за ширмой и принесла распечатку фотографии, которую она знала уже до малейшей черточки. — Просто понимаешь… я ведь видела эти картины у Фатимы в квартире. И за картины заглядывала. Чуть ли не трясла их. Что за новинки — непонятно. Все картины — с разными датами. Поздних там почти нет. Те, что за 1938–1939 годы — не на этом фото.
Зоя начала тыкать в кадр.
— Вот эта, с пейзажем, 1934…
Зоя после посещения Фатимы помнила даты хорошо, а вот на кадре год был почти не виден, только подпись — ?.
— Вот эта с гуляющими по парку людьми 1936 год…
Она опять ткнула в угол, где были размытые цифры и выведена Z.
— А эта река вообще 1933 год.
Тройки были хорошо различимы, как и подпись ?.
Стоп.
Зоя почувствовала, как ее ноги становятся ватными.
Тимур уже был рядом. Он придерживал ее за локоть и смотрел на нее с тревогой.
— Что такое? Тебе все-таки нехорошо?.. Я сейчас…
— Нет! — Зоя вцепилась в его руку, — нет, все хорошо! Я поняла… Господи, это же очевидно… какая же я идиотка… Нам срочно надо к Фатиме!
Через минуту она дрожащим голосом объясняла внучке Женишбека, что происходит и просила их принять.
Еще через несколько минут они сидели в машине Тимура. По дороге Зоя объяснила ему свою идею.
Через час они запарковались у дома Фатимы.
В квартире был ее муж — сурово выглядящий мужчина, который смотрел на них с подозрением.
— Вы можете еще раз объяснить… — попросила Фатима, которая мягко отодвинула мужа в сторону и взяла разговор на себя.
— Конечно! — Зоя несколько раз промахнулась мимо вешалки из-за дрожащих рук. — Понимаете, все дело в алфавите. Буква ?. Ее ввели только в 1938 году!
Они с Тимуром и Фатимой уже были в комнате с картинами.
— То есть новинки… — Зоя шагнула к пейзажу с рекой. — Вот эта картина, 1933 год… точно не новинка для года, когда ее фотографировал Женишбек, но. Ваш дед мог дорисовать эту черточку, чтобы сделать новую букву. Я ведь читала про историю алфавита, но совсем забыла про это…
— Но мы столько перевозили эти картины… — Фатима выглядела удивленной.
— Но вы ведь никогда не сканировали их? — вступил в разговор Тимур.
— Ладно, давайте посмотрим, — закряхтел муж Фатимы за их спинами.
Картину сняли. Задник был крепко вделан в раму, как будто вставлен в нее.
— Придется ломать! — охнула Фатима, — а эти рамы тут столько, сколько я себя помню.
— Пожалуйста! — взмолилась Зоя.
— Одна картина! И если там ничего нет, то я найму лучших реставраторов, чтобы поправить раму! — присоединился к ней Тимур.
Принесли молоток.
Муж Фатимы ловко поддел гвоздодером угол. Тот поддался не сразу. Пришлось надавить. Послышался треск дерева. Фатима закрыла лицо руками и отвернулась, не в силах смотреть.
Рамка разошлась в сторону. Зоя осторожно приподняла задник.
Сначала ей показалось, что она ошиблась. Что все в пустую, что они напрасно уничтожили прекрасную раму.
Но потом она увидела странную улыбку Тимура. Присмотрелась внимательнее и увидела, что обнажила она сейчас не сам холст, что его перекрывает еще один лист, а к нему, обклеенный тонкой бумагой, прикреплен еще один листочек.
Зоя осторожно открепила тонкую бумагу, перевернула листочек.
Набросок, совсем крошечный женский портрет, сильные энергичные линии, кудрявая голова.
Она посмотрела на подпись, и мир опять закружился перед ее глазами.
Шутка про Пикассо оказалась совсем не шуткой.
Глава 26. В которой все заканчивается
— Как я благодарен всем присутствующим за то, что вы смогли прийти!
Бархатный голос отталкивался от высокого потолка и утопал где-то в пушистом ковре, щекотавшим ее пальцы даже через носки.
Обувь Зоя оставила при входе, как и все присутствующие здесь. Даже Паулина, которой сказали, что для нее это не обязательно, покачала головой, села на стул и стянула немного стоптанные ботинки.
Зоя окинула взглядом всех присутствующих.
Она сидела на самой дальней стороне стола, рядом с ней был Тимур. По одну сторону от них сидел Родионов все в том же своем экстравагантном костюме йога, дальше — Паулина с сыном.
Напротив них сидели Фатима с мужем и мрачный Леонид.
А во главе стола, плавно улыбаясь, сидел Марат, и именно его голос сейчас обволакивал всех присутствующих теплым одеялом расслабленности и покоя.
И именно Марат, по просьбе Тимура, взял на себя решение всех вопросов по поводу коллекции Солнцева после того, как неделю назад за картинами Женишбека нашлись искусно спрятанные все двенадцать «полотен неустановленных капиталистических художников».
Свой талант плотника Женишбек проявил в полной мере. Он заложил каждую спрятанную работу между двумя задниками и скрепил рамы так, что нужна была большая сила, чтобы отделить задники. Учитывая, как хорошо полотна были прикреплены — не удивительно, что за столько лет никто их так и не нашел.
Но, конечно, характеристика «неустановленные» была лукавством. Некоторые картины были анонимными, но большая часть все же имела подписи, и Зоя даже без специального искусствоведческого образования понимала, что найденное ими стоит баснословных денег.
Однако Фатима и ее муж вместо того, чтобы обрадоваться, испугались и попросили, чтобы Тимур и Зоя что-то сделали с этими картинами. Даже после того, как им рассказали всю историю, они забеспокоились, что их могут каким-то образом обвинить в незаконном ввозе искусства в страну.
Тогда Тимур и позвонил брату.
И вот теперь они сидели в самом центре Москвы в его приемном кабинете, который скорее напоминал квартиру, чем рабочее пространство. Посетители снимали обувь, сами наливали себе кофе и чай.
Когда Зоя наконец впервые увидела Марата вживую, то еще раз поразилась, насколько же разными получились все четыре брата Агишевых. Марат был похож на Тимура больше остальных тонкостью черт. И был безусловно притягателен, как и младший брат, но в какой-то совсем другой тональности. Он был непоколебимо спокоен, доброжелателен и ровен, от его голоса хотелось смущенно зажмуриться, от пристального взгляда — покраснеть и рассмеяться.
Он тепло смотрел поверх очков, был обходителен и ненавязчив. В нем не было той безусловной красоты, которая была в Тимуре, но Зоя прекрасно понимала, почему Марат нравится женщинам, почему женщины рожают от него детей и при этом остаются в хороших отношениях с тем, кто не хочет связывать себя узами брака.
И Марат оказался очень полезен для их дела. Но при этом он попросил о помощи, что даже удивило Зою, не кого-то, а Родионова.
— Не удивляйтесь, у него огромные связи, — объяснил Марат, — а нам как раз они и нужны, побыстрее и посерьезнее.
Когда все было готово, Марат позвал всех «наследников коллекции» к себе. Оксана Дмитриевна ехать отказалась, и приехал Леонид.
Спрашивать его о том, как дела в семье, Зоя не стала. Гончаров по-прежнему отнекивался от любой причастности Оксаны Дмитриевны к его аферам, так что она была пока что свободна, однако счастливым Леонид не выглядел.
— Так, сейчас проверю соединение… — около Марата стоял открытый ноутбук.
Он подслеповато прищурился, что сделало его каким-то образом еще более привлекательным, и быстро начал что-то печатать.
Раздался звук налаживаемой связи. Спустя несколько мгновений на экране возникло мужское лицо с характерными азиатскими чертами лица.
— Доброго всем… дня, — заговорил мужчина по-русски с довольно сильным акцентом.
Зоя знала, кто это. Это Владимир Федорович Солнцев, один из наследников того самого купца Солнцева. Несмотря на совершенно нерусскую внешность, русский язык в его семье учили и имена давали именно русские. Выглядело это, конечно, своеобразно, но для бизнеса стало любопытной визитной карточкой.
— Отлично! Владимир Федорович, я писал вам в письме, кто будет на встрече!.. — Марат крутанул ноутбук, показал Солнцеву всех присутствующих, последовательно всех представил.
После этого Марат посмотрел на Тимура.
— Ты позволишь мне? Или сам?..
Тимур тепло улыбнулся и махнул рукой.
— Давай ты. Независимое лицо. Да и ты все это устроил.
— Хорошо! — плавно протянул Марат, — тогда я начну… Благодарен моему брату за то, что позволил поработать с таким интересным делом. Занимаюсь искусством уже больше двадцати лет, но такое открытие!..
Он выглядел восхищенно-вдохновленным.
— За эту неделю все присутствующие, я полагаю, уже успели узнать историю коллекции от начала до конца. И мы собрались тут, чтобы решить ее судьбу.
Марат опять улыбнулся.
— Дело в том, что формально она считается утерянной. Точнее, что-то считается утерянным, нет даже правильной описи. Некие двенадцать картин. Никто точно уже и не знает, какие именно. То есть у государства, в котором мы находимся, нет никаких формальных причин объявить найденные предметы своими. Но встает вопрос — кому они принадлежат? Есть два варианта — или просто оставить все как есть, решить, что они будут висеть у кого-то из участников всей этой истории дома, а остальные будут приходить по желанию и любоваться искусством… или второй вариант.
Марат переглянулся с Родионовым.
— Мы провели несколько бесед с довольно влиятельными людьми, которые хотели бы остаться неназванными. Рассказали в общих чертах ситуацию. И мы с ними пришли к одному любопытному варианту.
Давайте вообразим, что история развивалась совсем по-другому. Что купец Солнцев, гонимый революцией, смог спасти часть своей коллекции. Потом, в хаосе событий всего прошлого века, они оказались забыты и хранились где-нибудь… ну, в чемодане? Они все маленькие, пусть в чемодане! А вы… — Марат посмотрел на Владимира Федоровича, который, судя по лицу, внимательно его слушал, — … вы их внезапно обнаружили! И они как бы принадлежат вам, не правда ли? И вы, движимый желанием вернуть картины в страну, где ваш предок сколотил состояние, предложили, скажем, ГМИИ им. Пушкина вашу коллекцию…
Солнцев закивал.
— И представим, что нашлись несколько, как я уже сказал, очень уважаемых и влиятельных лиц, которые анонимно захотели выкупить у вас вашу коллекцию. А они нашлись — благодаря моему коллеге и моему незначительному вмешательству.
