ГЛАВА. История первая. УПЫРЬ
- Скучно, - протянул Мит, бездумно пялясь в выцветшее небо, по которому лениво плелись редкие, подпаленные нещадными солнечными лучами облака.
Лето в этом году выдалось жарким, и до вечера Трехгранье словно вымирало, оставляя на откуп палящему солнцу пыльные дороги да огороды с вялой растительностью. Селяне дружно костерили местных магов, не торопящихся вызвать хоть какую-нибудь тучку, не говоря уж о дожде; маги, обычно не жалующие друг друга и в любое время суток готовые подставить конкурентов, проявляли изумительную сплоченность, в три голоса утверждая, что вмешательство в дела матушки-природы недопустимо и еще не раз аукнется в будущем, и старались не попадаться на глаза недружелюбно настроенным землякам. Солнце же день за днем поливало село расплавленным золотистым жаром, щедро приправленным духотой, и плевать хотело на все тайные попытки несчастных чудодеев вызвать дождь, предпринимаемые невзирая на собственные же слова. С треском провалился даже ритуал, проведенный совместными усилиями всех трех магов, причем трещало в самом прямом смысле - вызванная молния, почему-то явившаяся в гордом одиночестве, без грома и дождя, угодила точнехонько в крышу дома старосты, толстяка Рагиора, напрочь снеся оную, после чего бедные чародеи еще активнее стали прятаться от не очень мирного населения и взбешенного пострадавшего, который заикался еще где-то с неделю и грозился вычесть стоимость крыши и компенсацию морального вреда из жалованья "нерадивых колдунов-недоучек". Видимо, силы природы окончательно победили магию и от всей широкой души праздновали свою победу.
Дело шло к вечеру, но нагретая за день пологая крыша сарая, покрытая жидким слоем соломы, напоминала раскаленную сковородку, а два приятеля-оболтуса пятнадцати лет отроду, возлежащие на ней в позе утомленных работой тружеников полей, - двух жарящихся на ней рябчиков. Коська протяжно вздохнул, одним глазом разглядывая своего товарища. Тощий, высокий, со встрепанными пепельными вихрами и огромными серыми глазищами, постоянно горящими маниакальным азартом, Мит просто физически не мог спокойно сидеть (а также стоять или лежать) на одном месте. Ситуация усугублялась тем, что весь год он провел в Мирограде, столице Росвенны, поступив - ни много ни мало - в саму Академию Высшей Магии, о коей Коське, ввиду отсутствия таланта, не приходилось даже и мечтать. Уж там-то, наверное, Миту скучно не было; магам-наставникам, как подозревал Коська, с его приятелем скучать тоже не приходилось - не зря же все Трехгранье вздохнуло с облегчением, едва главный пакостник отбыл на новое место жительства, а его старший брат аж перекрестился, не скрывая радостной улыбки.
Паренек перевел взгляд на возвышающийся прямиком перед сараем забор. Он являл собой весьма плачевное зрелище - старый, потемневший от времени, с расшатанными досками-горбылями, добрая половина коих то там, то здесь вовсе отсутствовала, и в этих местах вызывающе торчали наскоро обструганные колья. За забором же, постепенно наливаясь закатным румянцем, спела вишня. Крупные, идеально круглые, без малейшего изъяна ягоды даже сейчас, с недозрелыми зеленоватыми бочками, выглядели невероятно аппетитно. Коська сглотнул, с трудом отводя взгляд от столь соблазнительного зрелища. Он давно уже успел заметить, что соседская вишня, как, впрочем, и прочие ягоды-фрукты-овощи, и даже лук с чесноком, сорванные либо укопанные темной ночкой втайне ото всех, были стократ вкуснее урожая со своего собственного огорода. Жаль только, что сосед решительно не хотел понимать этой простой истины, к середине лета обзаведясь странного вида оружием, стреляющим исключительно крупной солью. Коська непроизвольно поморщился, припомнив свою последнюю вылазку на соседский огород за сладкой клубникой. Дед Епифан, та еще зараза старой закалки, невзирая на более чем преклонный возраст, стрелял на редкость метко, и Коська даже сейчас, по прошествии нескольких дней, все еще испытывал определенные трудности при сидении. Как пояснил потом вернувшийся Мит, пакость сия, похожая на длинную узкую хлопушку, называлась бейником и использовалась магами для отпугивания привидений. После этого Коська решил, что все колдуны - ненормальные, и искренне посочувствовал привидениям и прочим несчастным, коим не посчастливилось попасть к этим извергам в руки.
- Скучно!.. - вновь простонал пепельноволосый адепт, не добившись с первого раза реакции от своего закадычного дружка. Тот только виновато пожал плечами, продолжая любоваться соседским забором.
Мит возмущенно фыркнул, пытаясь понять, когда это его товарищ по пакостям успел так измениться. Внешне все осталось по-прежнему - темные волосы, курносый нос, зеленые глаза - только, пожалуй, в плечах раздался да еще выше ростом стал. Адепт завистливо вздохнул - сам-то он ничем таким похвастать не мог, - но быстро утешился, решив, что для боевого мага ширина плеч - не главное, а иногда сие и помешать может - в норе какой-нибудь нежити особо не развернешься, тут более уместен компактный размер да гибкость. Да и, случись непредвиденная ситуация, удирать от противника легче. И речь вовсе не о трусости, а о стратегическом отступлении! А вообще, какие его годы, небось успеет еще и плечами, и прочими мускулами обзавестись, не зря же магистр Премус с таким рвением гоняет адептов на тренировках... кои некий первокурсник по имени Мителлиус Аверон с не меньшим усердием прогуливает. Мит еще раз покосился на приятеля, клятвенно пообещал себе, что отныне не пропустит ни одной тренировки, и тоже устремил рассеянный взгляд на мирно догнивающий забор.
Сквозь ветви с алеющей вишней просматривалась соседская изба с высоким крыльцом, с которого, крадучись, спускался невысокий мужичонка с воинственно встопорщенной бороденкой цвета весеннего, перемешанного с оттаявшей землей, снега.
- Ого! - воодушевился Мит, враз забыв о скуке. - Никак дед Епифан собственной склочной персоной?!
- Забудь, - вяло отмахнулся Коська, даже головы не повернув. - Наверняка с похмелья, злющий аки гмарр, святой водой окропленный, как пальнет из своего арбалета ненормального - мало не покажется...
- Сдрейфил, что ли? - хмыкнул адепт. - Так вот, знай: кикимор бояться - клюквы не едать!
С этими словами Мит резво съехал до края крыши, запнулся ногой за какую-то железку, невесть как оказавшуюся здесь, и с воем средних размеров гарпии ухнул вниз. Коська ухмыльнулся и осторожно спустился по приставленной к сараю лесенке. Из большой кучи вырванных с огорода сорняков раздались невнятные ругательства, а потом несчастную, уже успевшую увянуть травку разнесло в разные стороны. Хмурый Мит поднялся на ноги, вытряхивая из вставшей дыбом шевелюры сухие веточки.
- А по-простому выбраться нельзя было, чаровник недоделанный?! - ужаснулся Коська. - Да мать с сеструхами мне за такое безо всяких объяснений шею намылят!..
- Спокойно! - невозмутимо отозвался адепт, отряхнул ладони и хорошо поставленным голосом пропел какую-то абракадабру, из коей Коська не понял ни слова. Зато сорняки, как оказалось, все поняли отлично - взмахнув печально обвисшими листочками, стайкой беззаботных пичужек взмыли в воздух и, перелетев забор, в живописном беспорядке устлали землю под соседскими вишневыми деревьями. Юный маг пожал плечами, почесал маковку и, просияв, выдал:
- Что ни делается - все к лучшему!
Коська лишь вздохнул, отлично понимая, что на достигнутом Мит все равно не успокоится, и обреченно решил - а будь что будет!..
* * *
В своеобразной засаде было до ужаса неудобно - мало того что забор здесь вплотную подходил к свежей навозной куче, так еще злющая крапива в полтора человеческих роста нещадно жалила босые пятки затаившихся друзей. Однако выбора не было - Митька, от скуки, по мнению Коськи, успевший повредиться в и так невеликом уме, всерьез решил заняться слежкой за соседом, а отсюда как раз отлично просматривался соседский двор, чему немало способствовала зияющая дырка на месте выбитой когда-то доски. По двору, кстати, сейчас бестолково метался дед Епифан, воровато оглядываясь и бережно, аки кормящая мать единственного дитятю, придерживая что-то за пазухой. Наконец сумбурный забег закончился возле крыльца, под которым стояло ведро. Вновь оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Епифан выудил из-под телогрейки, которую носил, не снимая, в любе время года, внушительных размеров бутыль с плескающейся внутри мутной жидкостью, любовно погладил пузатые стеклянные бока и ловко засунул ее в ведро. Вздохнул с облегчением, потер руки и, крякнув, гордо прошествовал в избу. Друзья понимающе переглянулись. В их головах промелькнула одна и та же мысль, и слов не потребовалось.
- Готов? - полувопросительно глянул Мит на Коську и, дождавшись его кивка, змейкой юркнул в щель. Одновременно с этим душераздирающе скрипнула соседская дверь, являя миру встрепанного и вздрагивающего Епифана.
- Стой!.. - зашипел Коська, в последний момент хватая товарища за ногу. - Даже не дыши!.. - Шепотом предупредив Мита, паренек вновь припал к дырке в заборе.
Дед Епифан трясущимися ручонками вызволял бутыль из плена ржавого ведра - видимо, посчитал его недостаточно надежным тайником для такого сокровища. Ведро сопротивлялось, все глубже продвигаясь под крыльцо. Плюнув на все, сосед выволок ведро и водрузил его на перильца крыльца. Однако железная утварь не сдалась без боя - перевернувшись, оно вдарило Епифана по лбу, бутыль голодным коршуном ринулась вниз, к своей бесславной гибели. Мужичок, издав отчаянный хрип, распластался на земле, протянув руки к небесам. Вот в такие любящие объятия бутыль благополучно и опустилась... вернее, грохнулась всем своим немалым весом. Коська аж зажмурился, отчетливо представив хруст ломаемых ребер.
- Силен мужик!.. - уважительно прошипело из соседских кабачков, и парень понял, что обошлось. Открыв глаза, он с удивлением увидел, что Епифан со слезами радости прижимает к себе чудом спасенную бутыль.
Идиллия была нарушена скрипом распахиваемой во всю ширь двери и зычным, привыкшим командовать голосом:
- Епифан! Чтоб тебя, козла безрогого, живо домой!..
В кабачках даже дышать перестали, полностью слившись с окружающей природой. Коська непроизвольно отпрянул от забора, не удержался на затекших ногах и шлепнулся прямиком в злорадно зашелестевшую крапиву. Клацнул зубами, выпучив глаза от объятий жгучей ехидины, и, стараясь не шуметь, отполз поближе к забору.
Тетка Марфа, жена Епифана, славилась длинным злым языком и тяжелой карающей дланью. Собственно говоря, именно воспоминания о дебелой ручке соседки и заставило друзей пожелать оказаться как можно дальше от этой страшной женщины. Однако Миту невольно пришлось изображать из себя перезревший кабачок, а Коське совесть не позволяла бросить товарища в такой беде. Кстати, Марфа не признавала ни маговых бейников, ни соли, искренне считая, что старые добрые средства - гибкая хворостина да пук жгучей крапивы - гораздо действеннее. Однажды попавшийся ей Коська с тех пор полностью разделял это мнение, стараясь лазить в соседский огород лишь тогда, когда противной тетки не было дома.
Злосчастный Епифан же, застигнутый на месте преступления, подпрыгнул на локоть и, затравленно оглядевшись, засунул свою бесценную ношу под лавку, скромненько примостившуюся у крыльца.
- Епифан! - сотряс воздух очередной вопль Марфы, и бедный мужик, втянув голову в плечи, поспешил на зов. Дверь захлопнулась, внутри что-то взвыло, громыхнуло, заверещало - и стихло.
- Фигу я когда женюсь, - обалдело пробормотал Коська, от души сочувствуя соседу, а потом бросил взгляд на подозрительно притихшую кабачковую грядку. - Митька, жив? - обеспокоенно вопросил он, не обнаружив там своего друга.
- Агась, - отозвались кабачки голосом адепта. Коська изумленно крякнул и присмотрелся получше.
- Ну ты и окопался! - захохотал он, разглядев товарища под ворохом кабачковых плетней.
- Ты на моем месте еще не так окопался бы, - с чувством проговорил Мит, мотнув взлохмаченными вихрами, и тут его глаза загорелись тем самым нездоровым азартом, что так часто доводил до сердечного приступа педагогов Академии, наученных горьким опытом: - Ну, я пополз!
- Куда?! - прошипел Коська вослед шустро ползущему уже по огуречной грядке Миту. - А ну как Марфа нарисуется, дурень?!
- Похорони меня тогда под тремя березками на холме, - с пафосом, не оборачиваясь, прошипел адепт, - а в Академию пошли письмо на имя ректора, его магичества Респота Луннозарного, пусть не держит на меня зла за вывешенные над воротами порты, а то еще с его карающего слова стану призраком, ему же хуже будет - вот как явлюсь темной ночкой под окна его спальни!
- Тьфу на тебя, - с чувством выругался Коська, погрозив кулаком уже подползшему к крыльцу Миту, а перед глазами сами собой встали шикарные ворота мироградской Академии, над которыми, накрепко прибитые к древку, гордо реют архимаговы порты в сердечко. Как автор сего хулиганства до сих пор не получил по заслугам, Коська искренне не понимал. Наверное, даже архимагам не чуждо чувство юмора и самоиронии, а может, просто потому, что месть - это блюдо, которое подают холодным, и оно еще не успело остыть до нужной температуры.
Заслуженный же юморист Трехгранья благополучно дополз до крыльца, огляделся, по-гусиному вытянув шею, резво вскочил на ноги и, пакостливо улыбнувшись, выудил из-под лавки заветную бутыль. Шагнул было обратно к забору, но потом, немного подумав, расплылся в широчайшей ухмылке и заныкал бутыль... в ведро. Только не в то, что под крыльцом затаилось, а в то, что на виду у колодца стояло. Раскланялся, прижимая руки к груди, послал соседской двери воздушный поцелуй и, нырнув в заросли укропа, как заправский партизан пополз обратно.
- Выпендрежник! - беззлобно ругнулся Коська, едва перемазанный, но все равно сияющий лик приятеля явился его взору. - А просто слевитировать бутыль, не выходя из укрытия, ты не мог, двоечник?! И зачем тебе понадобилось совать ее в ведро?!
- Но ведь это было бы так скучно! - уставился на друга своими безумными глазищами адепт. - И потом, где дух авантюризма, ни с чем не сравнимый привкус опасности и эйфории, будоражащий кровь не хуже красного тамейского вина?! А насчет ведра... ну что я могу сказать? Захотелось!
* * *
День неуклонно угасал, а друзья мужественно оккупировали забор, дабы не пропустить подготовленное нелегкими, пусть и не совсем праведными, трудами зрелище. Первой из дому слиняла Марфа. При виде дородной женщины, разнаряженной в кричащего цвета платье, грозно спускающейся по жалобно скрипящим ступеням крыльца, парни малодушно зажмурились.
- К соседке навострилась, сплетнями обмениваться, - выдохнул Коська, когда хлопнувшая калитка возвестила о том, что опасность миновала. Мит хищно улыбнулся и, приложив палец к губам, жестом предложил товарищу полюбоваться на крыльцо. В общем-то, давно не мытое, слегка покосившееся, оно не стоило особого внимания, зато субъект, выползший из избы, определенно его заслуживал.
- Начинается! - блестя глазами, шепотом возвестил Митька, не отрывая взгляда от рванувшего к лавке Епифана. Мужик так увлекся, пытаясь нашарить бутыль, что почти весь залез под низенькую лавочку, демонстрируя чудеса акробатики.
