И уже не так радовали таинственные шорохи, и ветер, взметающий листья, пыль и полы широкого черного плаща, и размеренный стук каблуков начищенных сапог, новых, еще не разношенных, а оттого успевших натереть мозоли.
Сапоги тоже были черными, как и подобает приличному чернокнижнику. При взгляде на такие никому и в голову не пришло бы, что они скрывают совершенно неподобающие разноцветные носки, один из которых ко всему прочему еще и дырявый.
Мозоль на большом пальце правой ноги обещала стать особенно болезненной.
Напоминание о носках окончательно испортило настроение.
Они не терялись – ни случайно, ни намеренно.
Они не горели и не тонули.
О них тупились самые острые лезвия.
Они не поддавались штопке.
Они не подлежали замене – новые носки бесследно исчезали, словно красно-синяя парочка по ночам обращалась зубастым монстром и пожирала своих сородичей.
И забыть их не выходило – каждое утро они упрямо преследовали несчастного чернокнижника, неизменно настигали и с боем – иногда довольно жестоким – занимали свое законное место...
Вот уже полгода Мика с присущим ей упрямством пыталась избавиться от этого кошмара. И каждый раз в общем-то равнодушный к небесным обитателям Фолан отчаянно молился, чтобы она победила, но...
В битве против прощального подарка бывшей невесты его помощница оказалась бессильна.
Что там жрецы вещали о чернокнижниках? Да по степени коварства, злопамятности и мстительности светлые чародейки легко и непринужденно могли обогнать любое злобное зло!
Но Фолан не сдавался. Потому и экспериментировал с зельями. И не беда, что до сих пор они действовали разве что на мышь. В конце концов, если повезет, однажды она вполне сможет сожрать ненавистные носки, как намедни сожрала его парадно-выходной плащ. И ведь даже несварение не заработала, зараза крылатая.
Мысли о высоком бесследно выветрились и возвращаться не желали, оставив мэтра один на один с обыденностью, в которой, как ни прискорбно, существовали обязанности. Те самые короли, забывшие свои корни, крепко повязали магов законами и правилами, невыполнение коих каралось строго и несправедливо.
Хотя наказания при желании, везении и смекалке можно избежать. А вот от собственной помощницы деваться было некуда.
Тяжко вздохнув, Фолан направился к пекарне. Надо бы выяснить, что там грохочет и стенает, а потом развеять это нечто ко всем бесам, пока Мика вновь с ним не повстречалась и не притащила в особняк. С мэтра и утренней уборки с лихвой хватило. И череп чинить пришлось, еще и силой напитывать... Сплошные хлопоты, суета и трата времени, которое можно было провести более приятным образом. К примеру, в любимом кресле в обнимку с интересной книгой.
Фолан расправил плечи, вскинул подбородок, придал лицу отрешенно-скучающее выражение и неспешно двинулся к цели, попутно собирая щедро расплескавшуюся в воздухе силу. Она хмельным вином бежала по венам, зажигала колдовские огни в глазах, развевала волосы и плащ, походивший на крылья гигантского ворона, витала вокруг ярко-зелеными искрами.
К пекарне подходил уже не преисполненный странных мечтаний маг, домашний, спокойный и – ладно-ладно, так уж и быть! – самую малость ленивый, а настоящее злобное зло, каковым и привыкли видеть его горожане.
Ему оставалось преодолеть всего пару улочек, когда раздался приглушенный вопль, а вслед за ним отчаянный визг. Всколыхнулась сила, мощным потоком устремилась вперед, чуть не утянув за собой ошарашенного мэтра. Земля покачнулась, яркими солнцами вспыхнули и тут же погасли едва мерцавшие фонари, и небо озарилось ядовито-розовыми всполохами.
Выругавшись, утратившее степенность злобное зло сорвалось на неприличный бег. Под завывания разошедшейся силы, чьи-то причитания и розовые фейерверки над головой.
Голова, к слову, нещадно раскалывалась. А ведь пришлось еще и силу к порядку призывать. На бегу, да. Будто какому-нибудь школяру... Или наставнику, всего лишь на мгновение упустившему из виду шкодливого ученичка.
Ученичок, растерянно чешущий лохматый рыжий затылок, обнаружился в эпицентре взбесившейся силы, на том самом месте, где совсем недавно стояла, никому не мешая, пекарня. Рядом, хватаясь за и так редкие волосы, в одних портах мельтешил пекарь, завывая громче утратившей стабильность магии. Возле своих каким-то чудом уцелевших домишек столпились соседи невезучего мужчины. Они жались к стенам, осеняли себя знаками светлых богов, возносили им же короткие молитвы, перемешанные с забористыми ругательствами в адрес темных, но прятаться не собирались. Когда еще собственными глазами увидишь такое представление? Будет что рассказать. Если выживешь, конечно.
Фолан решительно прошел к застывшему высокому нескладному парню, привычно дотянулся до розового – в тон небесным зарницам – уха и, выкрутив оное, прорычал:
– Тяни назад, олух пресветлых лоботрясов, ну же!
Парень встрепенулся, точно очнувшись от глубокого сна, и, не пытаясь вырваться, последовал доброму совету.
В который уже раз мэтр поразился его силе. И тому, как оная не соответствует разуму своего одаренного, но совершенно бестолкового хозяина.
Один из законов чародейства, которыми многие молодые да одаренные совершенно напрасно пренебрегают, гласит: то, что разрушено магией, ею же может быть и восстановлено. Главное, не упустить момент и в созидание вложить столько же сил, сколько было вложено в разрушение. Можно больше. Меньше – нет. Не у каждого мага хватит на подобное не только резерва, но и желания, потому-то сей закон не слишком часто применяется на практике.
Но мальчишка обладал завидным потенциалом и шикарной мотивацией. Фолан, уловив его сомнения, сильнее подкрутил ухо, которое не спешил выпускать из пальцев, и едва слышно, но очень злобно и убедительно прошипел:
– Соберись, наказание, не то добрые горожане из тебя самого пирожков к утреннему чаю навертят!
Ученичок ощутимо вздрогнул и, уже не колеблясь, на одном длинном вдохе вернул выпущенную накануне силу, еще и из окутавшей город тьмы потянул, и она, послушная его воле, по крупицам собрала распыленное – и бережно, неспешно, словно напоказ, воссоздала разрушенное. Дом буквально соткался из воздуха и ярких розовых всполохов; он сиял новизной, будто только что построенный, кирпичик к кирпичику, досочка к досочке, даже пах соответствующе, и внутреннее убранство, ничуть не пострадавшее, сверкало и блестело: натертыми полами, яркими светильниками, отполированной посудой.
Мальчишка выдохнул, растянул побледневшие губы в счастливой улыбке и красиво осел на добротное – не чета прежнему – крылечко.
Перестарался: у пекаря такого порядка и чистоты отродясь не водилось.
Вон как мечется, забыв, что облачен лишь в неприличные портки в мелкий розовый цветочек, то стены трясущимися ладонями огладит, то внутрь забежит, то к прозрачному, словно слеза невинного младенца, стеклу носом прижмется. Да и горожане ожили, загомонили, потянулись к дому, желая убедиться, что коварный маг не подшутил над ними и это не иллюзия.
Пользуясь воцарившейся суматохой, мэтр уцепил коварного мага за многострадальное ухо и потащил за собой, надеясь, что никто-то сейчас не видит, как улепетывает злобное зло. Не по статусу такое, конечно, и стоило бы остаться, выслушать претензии, извиниться, заверить, что подобного больше не повторится (скрестив пальцы обеих рук за спиной, разумеется). Но при одной только мысли об этом становилось тошно. Спасибо дурацким, давным-давно устаревшим, но отчего-то до сих пор почитаемым традициям, каковые утверждали: чернокнижники учатся всю жизнь, а потому у них нет бывших учеников, и уж коли ты имел несчастье однажды совершить страшную ошибку и взять под свое крыло подающего надежды юношу с горящим энтузиазмом сердцем и гуляющим в голове ветром, то будь добр принимать все успехи и промахи оного юноши как собственные. До конца жизни. Своей или его.
Неудивительно, что до глубокой старости доживают немногие, а те, кто все-таки доживает – как учитель мэтра, к примеру, – предусмотрительно селятся там, где их не достанут ни ученички, ни сомнительная слава об их деяниях.
Фолан был гораздо несчастнее своих более разумных и предусмотрительных коллег: по миру бродило целых пять его учеников. Разной степени одаренности и бесшабашности, но одинаково упертых и живучих.
Последним мэтр втайне гордился, полагая, что этим они явно пошли в своего учителя.
Некоторые, увы, только этим, в чем он сейчас наглядно убедился – и в чем, несомненно, убедится еще не раз.
Так сложились обстоятельства, что мэтру Фолану Крайту требовалось присутствие всех учеников. К сожалению что самого мэтра, что горожан, которые пока еще не догадывались, что их тихий и уютный городок вскоре перестанет быть таким уж тихим и уютным.
Или же вовсе перестанет быть.
Тут как повезет.
Да сохранят пресветлые лоботря... хм, то есть боги, конечно же боги! – славный город Даратт.
Мика бежала, то и дело глядя на ядовито-розовые всполохи и гадая, что случилось на этот раз.
В той стороне располагалась злосчастная пекарня. Неужели мэтр решил изгнать пакостного духа? Но что могло пойти не так? Опытный чернокнижник с подобной мелочью разберется походя, даже не заметив. Может, там что похуже завелось?
Что-то хуже ленивого злобного зла в разноцветных носках.
Мика нервно хихикнула, бросила очередной взгляд на взбесившееся небо и тут же запнулась обо что-то невидимое в густой тьме.
Тьма проникновенно взвыла и зашипела, негодующе сверкнули изумрудные огоньки глаз.
Кошка? Откуда здесь, да еще в час, который животные и разумные люди предпочитают переждать в безопасности, кошка?!
Обдумать эту, несомненно, важную мысль Мика не успела. Пытаясь восстановить равновесие, дернулась, взмахнула руками – и будто на стену из плотного горячего воздуха налетела. Раздался двойной хлопок, перед глазами вспыхнуло, ослепляя. Мика упала, закрыв лицо ладонями. Третий хлопок прозвучал совсем рядом, отозвавшись дрожью земли и чьим-то придушенным писком.
Мика осторожно опустила руки и растерянно огляделась.
Над пустырем, который она преодолела лишь наполовину, низко висел большой кривоватый шар. Он медленно вращался и покачивался, словно решая, когда и куда ему упасть, и излучал привычное уже бледно-зеленое сияние, худо-бедно рассеивающее тьму. И этого неяркого, болезненного света вполне хватало, чтобы осмотреться, ужаснуться и порадоваться собственному везению.
В шаге от так и не поднявшейся на ноги Мики лежал, лоснясь в скудном освещении лакированными ярко-розовыми боками, чемодан – из тех увесистых и объемных монстров, что не каждый силач поднимет и не каждая лошадь увезет, – набитый так плотно, что, казалось, вот-вот лопнет. На выпуклой крышке красовалась веточка цветущей вишни, совсем как настоящая. Меж створок, чудом сомкнутых и закрытых на амбарный замок в виде алого сердечка, синим языком свисал рукав мужской рубашки.
Из-под чемодана торчала поросшая пушистой шерстью когтистая лапа, прижатая более чем надежно, но упрямо пытающаяся дотянуться до Мики.
– Ого! – раздался позади сдвоенный возглас.
Мика резко обернулась. На миг показалось, что в глазах двоится: над ней, слегка покачиваясь, возвышались два совершенно одинаковых парня едва ли старше ее самой. Высокие, худощавые, с забранными в растрепанные хвосты длинными светлыми волосами и горящими искренним восторгом ярко-синими глазищами в пол-лица.
Она даже зажмурилась и головой помотала, но дивное видение не рассеялось. Их действительно было двое. И, похоже, эта парочка выпала из кое-как слепленного перехода, с которым столкнулась Мика.
Эта парочка и их чемодан, на который они смотрели полным предвкушения и азарта взглядом.
Или вовсе не на чемодан, а на лапу, которая внезапно, собравшись с силами, дернулась особо энергично. Чемодан вздрогнул и едва не опрокинулся, но в самый решающий миг на него мягко запрыгнула позабытая было кошка – неприлично большая, черная, с презрительно сверкающими изумрудной зеленью глазами. Потопталась, устраиваясь поудобнее – и окончательно придавливая несчастного обладателя беспокойной лапы.
Лапа дернулась, поскребла землю когтями – и застыла безвольной тряпочкой, смирившись с поражением.
– Вставай, мелкий!
Отреагировать на сомнительной прелести обращение Мика не успела – ее бесцеремонно сцапали за ворот старенькой куртки и вздернули на ноги.
Ворот подозрительно затрещал. Ноги неблагонадежно задрожали. А руки зачесались от желания влепить затрещину непрошеному помощнику. Просто так. Для успокоения нервов.
Мика окинула обоих мрачным взглядом, оценила преимущества противников – в росте, весе и количестве – и решила, что нервы можно успокоить и чаем. Главное, чтобы от них хоть что-то осталось к тому моменту, когда она доберется до дома.
Небо над противоположной стороной города было привычным, непроглядно-темным. Что бы там ни произошло, все уже закончилось. Стоит ли спешить туда, где ее помощь больше не требуется? Да и, если рассудить здраво, чем она вообще могла помочь? Рассказать мэтру – непременно высмеет, а потом еще и отругает. И в этот раз будет совершенно прав, ведь в конце концов помощь понадобилась ей самой. Кабы не случай – счастливый для Мики и не очень для близнецов, – кто знает, сбежала бы она от того, что сейчас тихо-мирно лежит под чемоданом?
Своевременные мысли, ничего не скажешь. И от них щекам стало нестерпимо жарко, а еще захотелось плакать. И съесть шоколадку. Вместе с чаем, но можно и вместо.
Тем временем парни кружили вокруг чемодана, оживленно переговариваясь и то и дело тыкая его бока носками сапог. Из-под чемодана вяло огрызались, но более активных попыток отбиться не предпринимали.
Кошка с независимо-отрешенным видом восседала на прежнем месте, величественно игнорируя людскую суету. Ее глаза горели куда ярче наспех сотворенного светового шара.
И тут Мика словно ото сна очнулась. А шар-то на темных чарах работает! Только они имеют такой окрас, уж в этом-то она научилась разбираться. Что же тогда получается, эти двое – тоже чернокнижники?
Мика опять помотала головой и поглубже натянула едва не слетевшую шапку.
Значит, сейчас в городе, считая мэтра, целых четыре чернокнижника?
Первый, сам мэтр, мотается неизвестно где.
Второй – на сумрачном коне – тоже вряд ли покинул город, к чему бы ему тогда вообще сюда ехать.
И эти двое... С розовым чемоданом.
Неудивительно, что так полыхнуло.
И необязательно, что по вине мэтра.
Пожалуй, сейчас Мика почти без колебаний поставила бы на то, что из четырех злобных зол родное зло – самое меньшее.
И стоило бы дождаться его дома, а не торчать здесь в сомнительной компании светлохвостых юнцов, придавленной монструозным – что по габаритам, что по расцветке – чемоданом нечисти и подозрительной что по внешности, что по повадкам кошки.
Пользуясь тем, что на нее никто не обращал внимания – не брать же в расчет снисходительный взгляд прищуренных кошачьих глаз? – Мика крадучись направилась в обратный путь, благо что час ворона подходил к концу и вокруг постепенно становилось светлее. Но не успела она сделать и пары шагов, как на ее плечо опустилась изящная, но вместе с тем тяжелая ладонь, а мягкий голос вкрадчиво вопросил:
– Эй, мелкий, не подскажешь, где живет ваш чернокнижник?
Сапоги тоже были черными, как и подобает приличному чернокнижнику. При взгляде на такие никому и в голову не пришло бы, что они скрывают совершенно неподобающие разноцветные носки, один из которых ко всему прочему еще и дырявый.
Мозоль на большом пальце правой ноги обещала стать особенно болезненной.
Напоминание о носках окончательно испортило настроение.
Они не терялись – ни случайно, ни намеренно.
Они не горели и не тонули.
О них тупились самые острые лезвия.
Они не поддавались штопке.
Они не подлежали замене – новые носки бесследно исчезали, словно красно-синяя парочка по ночам обращалась зубастым монстром и пожирала своих сородичей.
И забыть их не выходило – каждое утро они упрямо преследовали несчастного чернокнижника, неизменно настигали и с боем – иногда довольно жестоким – занимали свое законное место...
Вот уже полгода Мика с присущим ей упрямством пыталась избавиться от этого кошмара. И каждый раз в общем-то равнодушный к небесным обитателям Фолан отчаянно молился, чтобы она победила, но...
В битве против прощального подарка бывшей невесты его помощница оказалась бессильна.
Что там жрецы вещали о чернокнижниках? Да по степени коварства, злопамятности и мстительности светлые чародейки легко и непринужденно могли обогнать любое злобное зло!
Но Фолан не сдавался. Потому и экспериментировал с зельями. И не беда, что до сих пор они действовали разве что на мышь. В конце концов, если повезет, однажды она вполне сможет сожрать ненавистные носки, как намедни сожрала его парадно-выходной плащ. И ведь даже несварение не заработала, зараза крылатая.
Мысли о высоком бесследно выветрились и возвращаться не желали, оставив мэтра один на один с обыденностью, в которой, как ни прискорбно, существовали обязанности. Те самые короли, забывшие свои корни, крепко повязали магов законами и правилами, невыполнение коих каралось строго и несправедливо.
Хотя наказания при желании, везении и смекалке можно избежать. А вот от собственной помощницы деваться было некуда.
Тяжко вздохнув, Фолан направился к пекарне. Надо бы выяснить, что там грохочет и стенает, а потом развеять это нечто ко всем бесам, пока Мика вновь с ним не повстречалась и не притащила в особняк. С мэтра и утренней уборки с лихвой хватило. И череп чинить пришлось, еще и силой напитывать... Сплошные хлопоты, суета и трата времени, которое можно было провести более приятным образом. К примеру, в любимом кресле в обнимку с интересной книгой.
Фолан расправил плечи, вскинул подбородок, придал лицу отрешенно-скучающее выражение и неспешно двинулся к цели, попутно собирая щедро расплескавшуюся в воздухе силу. Она хмельным вином бежала по венам, зажигала колдовские огни в глазах, развевала волосы и плащ, походивший на крылья гигантского ворона, витала вокруг ярко-зелеными искрами.
К пекарне подходил уже не преисполненный странных мечтаний маг, домашний, спокойный и – ладно-ладно, так уж и быть! – самую малость ленивый, а настоящее злобное зло, каковым и привыкли видеть его горожане.
Ему оставалось преодолеть всего пару улочек, когда раздался приглушенный вопль, а вслед за ним отчаянный визг. Всколыхнулась сила, мощным потоком устремилась вперед, чуть не утянув за собой ошарашенного мэтра. Земля покачнулась, яркими солнцами вспыхнули и тут же погасли едва мерцавшие фонари, и небо озарилось ядовито-розовыми всполохами.
Выругавшись, утратившее степенность злобное зло сорвалось на неприличный бег. Под завывания разошедшейся силы, чьи-то причитания и розовые фейерверки над головой.
Голова, к слову, нещадно раскалывалась. А ведь пришлось еще и силу к порядку призывать. На бегу, да. Будто какому-нибудь школяру... Или наставнику, всего лишь на мгновение упустившему из виду шкодливого ученичка.
Ученичок, растерянно чешущий лохматый рыжий затылок, обнаружился в эпицентре взбесившейся силы, на том самом месте, где совсем недавно стояла, никому не мешая, пекарня. Рядом, хватаясь за и так редкие волосы, в одних портах мельтешил пекарь, завывая громче утратившей стабильность магии. Возле своих каким-то чудом уцелевших домишек столпились соседи невезучего мужчины. Они жались к стенам, осеняли себя знаками светлых богов, возносили им же короткие молитвы, перемешанные с забористыми ругательствами в адрес темных, но прятаться не собирались. Когда еще собственными глазами увидишь такое представление? Будет что рассказать. Если выживешь, конечно.
Фолан решительно прошел к застывшему высокому нескладному парню, привычно дотянулся до розового – в тон небесным зарницам – уха и, выкрутив оное, прорычал:
– Тяни назад, олух пресветлых лоботрясов, ну же!
Парень встрепенулся, точно очнувшись от глубокого сна, и, не пытаясь вырваться, последовал доброму совету.
В который уже раз мэтр поразился его силе. И тому, как оная не соответствует разуму своего одаренного, но совершенно бестолкового хозяина.
Один из законов чародейства, которыми многие молодые да одаренные совершенно напрасно пренебрегают, гласит: то, что разрушено магией, ею же может быть и восстановлено. Главное, не упустить момент и в созидание вложить столько же сил, сколько было вложено в разрушение. Можно больше. Меньше – нет. Не у каждого мага хватит на подобное не только резерва, но и желания, потому-то сей закон не слишком часто применяется на практике.
Но мальчишка обладал завидным потенциалом и шикарной мотивацией. Фолан, уловив его сомнения, сильнее подкрутил ухо, которое не спешил выпускать из пальцев, и едва слышно, но очень злобно и убедительно прошипел:
– Соберись, наказание, не то добрые горожане из тебя самого пирожков к утреннему чаю навертят!
Ученичок ощутимо вздрогнул и, уже не колеблясь, на одном длинном вдохе вернул выпущенную накануне силу, еще и из окутавшей город тьмы потянул, и она, послушная его воле, по крупицам собрала распыленное – и бережно, неспешно, словно напоказ, воссоздала разрушенное. Дом буквально соткался из воздуха и ярких розовых всполохов; он сиял новизной, будто только что построенный, кирпичик к кирпичику, досочка к досочке, даже пах соответствующе, и внутреннее убранство, ничуть не пострадавшее, сверкало и блестело: натертыми полами, яркими светильниками, отполированной посудой.
Мальчишка выдохнул, растянул побледневшие губы в счастливой улыбке и красиво осел на добротное – не чета прежнему – крылечко.
Перестарался: у пекаря такого порядка и чистоты отродясь не водилось.
Вон как мечется, забыв, что облачен лишь в неприличные портки в мелкий розовый цветочек, то стены трясущимися ладонями огладит, то внутрь забежит, то к прозрачному, словно слеза невинного младенца, стеклу носом прижмется. Да и горожане ожили, загомонили, потянулись к дому, желая убедиться, что коварный маг не подшутил над ними и это не иллюзия.
Пользуясь воцарившейся суматохой, мэтр уцепил коварного мага за многострадальное ухо и потащил за собой, надеясь, что никто-то сейчас не видит, как улепетывает злобное зло. Не по статусу такое, конечно, и стоило бы остаться, выслушать претензии, извиниться, заверить, что подобного больше не повторится (скрестив пальцы обеих рук за спиной, разумеется). Но при одной только мысли об этом становилось тошно. Спасибо дурацким, давным-давно устаревшим, но отчего-то до сих пор почитаемым традициям, каковые утверждали: чернокнижники учатся всю жизнь, а потому у них нет бывших учеников, и уж коли ты имел несчастье однажды совершить страшную ошибку и взять под свое крыло подающего надежды юношу с горящим энтузиазмом сердцем и гуляющим в голове ветром, то будь добр принимать все успехи и промахи оного юноши как собственные. До конца жизни. Своей или его.
Неудивительно, что до глубокой старости доживают немногие, а те, кто все-таки доживает – как учитель мэтра, к примеру, – предусмотрительно селятся там, где их не достанут ни ученички, ни сомнительная слава об их деяниях.
Фолан был гораздо несчастнее своих более разумных и предусмотрительных коллег: по миру бродило целых пять его учеников. Разной степени одаренности и бесшабашности, но одинаково упертых и живучих.
Последним мэтр втайне гордился, полагая, что этим они явно пошли в своего учителя.
Некоторые, увы, только этим, в чем он сейчас наглядно убедился – и в чем, несомненно, убедится еще не раз.
Так сложились обстоятельства, что мэтру Фолану Крайту требовалось присутствие всех учеников. К сожалению что самого мэтра, что горожан, которые пока еще не догадывались, что их тихий и уютный городок вскоре перестанет быть таким уж тихим и уютным.
Или же вовсе перестанет быть.
Тут как повезет.
Да сохранят пресветлые лоботря... хм, то есть боги, конечно же боги! – славный город Даратт.
***
Мика бежала, то и дело глядя на ядовито-розовые всполохи и гадая, что случилось на этот раз.
В той стороне располагалась злосчастная пекарня. Неужели мэтр решил изгнать пакостного духа? Но что могло пойти не так? Опытный чернокнижник с подобной мелочью разберется походя, даже не заметив. Может, там что похуже завелось?
Что-то хуже ленивого злобного зла в разноцветных носках.
Мика нервно хихикнула, бросила очередной взгляд на взбесившееся небо и тут же запнулась обо что-то невидимое в густой тьме.
Тьма проникновенно взвыла и зашипела, негодующе сверкнули изумрудные огоньки глаз.
Кошка? Откуда здесь, да еще в час, который животные и разумные люди предпочитают переждать в безопасности, кошка?!
Обдумать эту, несомненно, важную мысль Мика не успела. Пытаясь восстановить равновесие, дернулась, взмахнула руками – и будто на стену из плотного горячего воздуха налетела. Раздался двойной хлопок, перед глазами вспыхнуло, ослепляя. Мика упала, закрыв лицо ладонями. Третий хлопок прозвучал совсем рядом, отозвавшись дрожью земли и чьим-то придушенным писком.
Мика осторожно опустила руки и растерянно огляделась.
Над пустырем, который она преодолела лишь наполовину, низко висел большой кривоватый шар. Он медленно вращался и покачивался, словно решая, когда и куда ему упасть, и излучал привычное уже бледно-зеленое сияние, худо-бедно рассеивающее тьму. И этого неяркого, болезненного света вполне хватало, чтобы осмотреться, ужаснуться и порадоваться собственному везению.
В шаге от так и не поднявшейся на ноги Мики лежал, лоснясь в скудном освещении лакированными ярко-розовыми боками, чемодан – из тех увесистых и объемных монстров, что не каждый силач поднимет и не каждая лошадь увезет, – набитый так плотно, что, казалось, вот-вот лопнет. На выпуклой крышке красовалась веточка цветущей вишни, совсем как настоящая. Меж створок, чудом сомкнутых и закрытых на амбарный замок в виде алого сердечка, синим языком свисал рукав мужской рубашки.
Из-под чемодана торчала поросшая пушистой шерстью когтистая лапа, прижатая более чем надежно, но упрямо пытающаяся дотянуться до Мики.
– Ого! – раздался позади сдвоенный возглас.
Мика резко обернулась. На миг показалось, что в глазах двоится: над ней, слегка покачиваясь, возвышались два совершенно одинаковых парня едва ли старше ее самой. Высокие, худощавые, с забранными в растрепанные хвосты длинными светлыми волосами и горящими искренним восторгом ярко-синими глазищами в пол-лица.
Она даже зажмурилась и головой помотала, но дивное видение не рассеялось. Их действительно было двое. И, похоже, эта парочка выпала из кое-как слепленного перехода, с которым столкнулась Мика.
Эта парочка и их чемодан, на который они смотрели полным предвкушения и азарта взглядом.
Или вовсе не на чемодан, а на лапу, которая внезапно, собравшись с силами, дернулась особо энергично. Чемодан вздрогнул и едва не опрокинулся, но в самый решающий миг на него мягко запрыгнула позабытая было кошка – неприлично большая, черная, с презрительно сверкающими изумрудной зеленью глазами. Потопталась, устраиваясь поудобнее – и окончательно придавливая несчастного обладателя беспокойной лапы.
Лапа дернулась, поскребла землю когтями – и застыла безвольной тряпочкой, смирившись с поражением.
– Вставай, мелкий!
Отреагировать на сомнительной прелести обращение Мика не успела – ее бесцеремонно сцапали за ворот старенькой куртки и вздернули на ноги.
Ворот подозрительно затрещал. Ноги неблагонадежно задрожали. А руки зачесались от желания влепить затрещину непрошеному помощнику. Просто так. Для успокоения нервов.
Мика окинула обоих мрачным взглядом, оценила преимущества противников – в росте, весе и количестве – и решила, что нервы можно успокоить и чаем. Главное, чтобы от них хоть что-то осталось к тому моменту, когда она доберется до дома.
Небо над противоположной стороной города было привычным, непроглядно-темным. Что бы там ни произошло, все уже закончилось. Стоит ли спешить туда, где ее помощь больше не требуется? Да и, если рассудить здраво, чем она вообще могла помочь? Рассказать мэтру – непременно высмеет, а потом еще и отругает. И в этот раз будет совершенно прав, ведь в конце концов помощь понадобилась ей самой. Кабы не случай – счастливый для Мики и не очень для близнецов, – кто знает, сбежала бы она от того, что сейчас тихо-мирно лежит под чемоданом?
Своевременные мысли, ничего не скажешь. И от них щекам стало нестерпимо жарко, а еще захотелось плакать. И съесть шоколадку. Вместе с чаем, но можно и вместо.
Тем временем парни кружили вокруг чемодана, оживленно переговариваясь и то и дело тыкая его бока носками сапог. Из-под чемодана вяло огрызались, но более активных попыток отбиться не предпринимали.
Кошка с независимо-отрешенным видом восседала на прежнем месте, величественно игнорируя людскую суету. Ее глаза горели куда ярче наспех сотворенного светового шара.
И тут Мика словно ото сна очнулась. А шар-то на темных чарах работает! Только они имеют такой окрас, уж в этом-то она научилась разбираться. Что же тогда получается, эти двое – тоже чернокнижники?
Мика опять помотала головой и поглубже натянула едва не слетевшую шапку.
Значит, сейчас в городе, считая мэтра, целых четыре чернокнижника?
Первый, сам мэтр, мотается неизвестно где.
Второй – на сумрачном коне – тоже вряд ли покинул город, к чему бы ему тогда вообще сюда ехать.
И эти двое... С розовым чемоданом.
Неудивительно, что так полыхнуло.
И необязательно, что по вине мэтра.
Пожалуй, сейчас Мика почти без колебаний поставила бы на то, что из четырех злобных зол родное зло – самое меньшее.
И стоило бы дождаться его дома, а не торчать здесь в сомнительной компании светлохвостых юнцов, придавленной монструозным – что по габаритам, что по расцветке – чемоданом нечисти и подозрительной что по внешности, что по повадкам кошки.
Пользуясь тем, что на нее никто не обращал внимания – не брать же в расчет снисходительный взгляд прищуренных кошачьих глаз? – Мика крадучись направилась в обратный путь, благо что час ворона подходил к концу и вокруг постепенно становилось светлее. Но не успела она сделать и пары шагов, как на ее плечо опустилась изящная, но вместе с тем тяжелая ладонь, а мягкий голос вкрадчиво вопросил:
– Эй, мелкий, не подскажешь, где живет ваш чернокнижник?
