Преодолев искушение послать учеников на поиски гостиницы, Фолан разрешил им войти.
Тощие близнецы прошли без проблем. Толстый чемодан застрял в дверном проеме.
Мэтр вспомнил, что он вообще-то здесь самое злобное зло, и помогать незадачливым ученикам отказался наотрез. Устроился в своем любимом кресле и добрых полчаса наслаждался представлением. Наслаждался бы и дольше, но у Сонера сдали нервы и он от души подтолкнул чемодан магией.
Сверкнуло, загрохотало, с потолка что-то посыпалось, и с жутким скрежетом, от которого Фолан с макушки до пят покрылся мурашками, чемодан оказался в гостиной.
Дверной проем, как ни странно, остался на месте. Мэтр сам проверил. Трижды. И украдкой осенил себя священным благодарственным знаком, ибо такое чудо, полное сострадания к ленивому темному магу, могли проявить только излишне жалостливые светлые боги.
Но на этом дело, разумеется, не кончилось: близнецам взбрело в голову протащить в дом нечисть!
Только ее Фолану для полного счастья и не хватало.
– Нечисти в доме делать нечего, – поджал он губы, прожигая взглядом ученичка, прижимающего к груди авоську с подозрительно тихим предметом спора.
– Это всего лишь страхохват! – взмолился ученичок. – Всего вреда, что кошмар нашлет или за пятку в темноте схватит!
Мэтр живо представил, как его, вышедшего среди ночи попить водички, сонного и расслабленного, во всегда казавшемся безопасном мраке собственного дома хватают за пятку... и едва удержался от очередного светлого знака, отгоняющего беду и кошмары, но, увы, бессильного против бестолковых мальчишек.
– Если такое схватит за пятку, одними кошмарами не отделаешься – справедливо заметил Сонер.
Словно мысли своего учителя озвучил. Подвергнутые нещадной цензуре пару сотен раз.
Но нечистелюбивый молодец к разумным доводам оказался глух.
– Это хороший и воспитанный страхохват, он никого ни за что хватать не будет, – заверил он – так горячо и искренне, что Фолан внезапно проникся.
Нечисть взирала на мир грустными честными глазами, и под этим покорным злодейке-судьбе взглядом мэтр почувствовал себя настоящим порождением мрака, напрочь лишенным совести.
И столь подходящее злобному злу чувство на поверку оказалось весьма неприятным.
Оболтус с авоськой смотрел не менее жалобно и проникновенно, не желая расставаться со своим уловом.
Фолан вздохнул. Прищурился. Еще раз прокрутил в голове недавнюю картинку ночной вылазки за водой. Мысленно снял тапочки, оставшись в одних проклятых носках... И позволил себе крохотную надежду на то, что когти страхохвата окажутся сильнее этой до бесов надоевшей мерзопакости.
В конце концов, чем мрак не шутит?
Счастливый обладатель страхохвата в обнимку с еще больше погрустневшим питомцем шмыгнул в дом. Следом степенно вошел второй близнец.
– После первой же погрызенной пятки это чудо отсюда вылетит! – кинул им в спины мэтр, заметил в дальнем углу гостиной зеленый хищный отблеск и поспешно дополнил: – И за кошкой своей следите!
– Она не наша, – помотал головой один братец, трепетно прижимая к себе страхохвата.
– Впервые видим, – подтвердил другой, осторожно пиная чемодан.
Чемодан вяло подпрыгнул и встряхнулся, словно облитый водой пес.
Фолан страдальчески скривился, поняв, что столь легкомысленно впущенная кошка стала его собственной головной болью. Но сделанного, увы, не воротишь. Оставалось надеяться, что пушистую заразу удастся выдворить быстрее, чем она что-нибудь натворит.
Казалось бы, гастроли бродячего цирка на этом должны завершиться, но нет... Мэтр кое-что упустил из виду. Вернее, напрочь кое о чем забыл.
Сонер, которому приглашения как раз-таки не требовалось, подозрительно знакомо замялся на пороге, так, что Фолан даже глаза протер, опасаясь, что не заметил очередную авоську с очередной редкой тварюшкой.
Авоськи не было. Ученичок продолжал мяться...
– Мэтр! Нужен доступ для Элоизы! – наконец выпалил он, тараща на учителя полные мольбы глаза.
– Для какой еще Элоизы? – напрягся Фолан. – Ты что, притащил сюда девицу?!
На девиц у злобного зла была стойкая аллергия. Исключая Мику, конечно.
– Она не девица! – оскорбился Сонер.
– Сомнительный повод для гордости, – пробормотал мэтр, настороженно всматриваясь в сгустившиеся сумерки, словно ожидая, что из кустов вот-вот выскочит разбитная девица, то есть не девица, и атакует его дом.
Как выяснилось мигом позже, девицей Элоиза действительно была весьма условно – и очень, очень давно. Рассматривая скелет, играючи подхвативший тяжелые чемоданы и теперь мнущийся на крыльце на пару с Сонером, Фолан тоскливо размышлял о том, что в его времена рабочие материалы были скромнее, тупее, беспрекословно ночевали на улице и конечно же не имели имен. И столь проникновенно смотреть не умели, особенно учитывая то, что и смотреть-то им совершенно нечем, а эта вот... Элоиза, помилуй мрак... смотрит же! Да так, что потревоженная страхохватом совесть, о существовании которой злобное зло и не вспоминало, приоткрыла один глаз и чувствительно куснула хозяина за размякшую в последнее время часть сердца.
Мэтр поморщился. Оглянулся. И махнул рукой.
Скелетом больше, скелетом меньше... Не все ли равно?
Злобное зло стояло у порога собственного дома и чувствовало себя совершенно потерянным.
Теперь здесь, кроме него самого, помощницы и гигантской мыши с нездоровыми наклонностями, завелась шайка непредсказуемых, как экспериментальное зелье, мальчишек, чудовищный розовый чемодан, страхохват с прогрессирующей меланхолией, разумный скелет по имени Элоиза и кошка.
Сказать по правде, кошка беспокоила мэтра больше всего.
Сейчас она ластилась к Мике, которая сидела на нижней ступеньке ведущей на второй этаж лестницы, и выглядела подозрительно обычной и безобидной. Неподкупная пособница злобного зла растерянно почесывала кошку, не сводя настороженных глаз со сгрудившихся посреди гостиной парней и их питомцев.
В самой гостиной царил легкий хаос. На полу неопрятной лужицей светилось разлитое с утра зелье. Оно уже засохло, но выглядело так, словно здесь зверски замучили какую-нибудь не особо безобидную нечисть.
Злобное зло открыло было рот, поймало ласковый взгляд помощницы и тут же его закрыло.
Ничего. Сам уберет. Или кого из учеников заставит. Пусть вспомнят лучшие годы жизни, проникнутся, осознают...
Лично мэтр уже вспомнил, проникся и осознал.
Теперь это осознание остро хотелось запить чем-нибудь крепким.
Или заесть сладким.
Как-нибудь выживем, – не слишком уверенно решил чернокнижник, закрывая входную дверь.
«Вряд ли мы выживем», – мрачно думала Мика, разглядывая нежданных и незваных гостей.
Вот только и правда ли незваных? Помнится, утром этого бесконечного дня мэтр говорил, что кого-то ожидает... Знала бы Мика, кого именно! Сняла бы комнатку в гостинице, уж одну ночь – или даже несколько дней, на сколько там эта веселая компания заявилась, явно ведь не на пару часов! – без пособницы, то есть помощницы, злобное зло как-нибудь обошлось бы.
Здесь и без нее народа хватает! С избытком.
В гостиной, которая всегда-то казалась Мике просторной, стало непривычно тесно. «Да и потолки здесь не особо высоки», – рассеянно отметила она, когда один из близнецов, зазевавшись, звучно впечатался макушкой в люстру, благо та была без привычного украшения в виде мыши. Где носило мышь, Мика не имела ни малейшего понятия, но не без толики злорадства подумала, что по возвращении фиолетовую зельеманку ждет величайшее в ее жизни потрясение.
Люстра протестующе загудела, качнулась. Макушка на первый взгляд не пострадала, а вглядываться пристальнее Мика посчитала необязательным.
В конце концов, она – помощница злобного зла, а не сестра милосердия при светлом храме.
Следующим не самым приятным открытием стало то, что вся эта стая чернокнижников была голодна.
И у каждого уважительное оправдание нашлось!
Мэтр еще даже не обедал. Справедливости ради, и нечем было, но кто же в том виноват? Мог бы и кашку, на худой конец, сварить. Или в той же пекарне пирожков прихватить. На всех. До того, как сбежать оттуда с ученичком в охапку.
Помянутый ученичок, нескладный владелец скелета, сам похожий на скелет, потратил прорву сил, восстанавливая разрушенное – собственными руками же, между прочим.
Близнецы искренне считали, что в их нежном возрасте необходимо плотное пятиразовое питание. Куда оное умещалось и впоследствии девалось, было той еще загадкой.
Даже кошка смотрела так, словно пришла в самый дорогой столичный ресторан и уже заплатила за обед из трех блюд.
И только прекрасная Элоиза молча улыбалась, ни на что не претендуя, да страхохват покорно обмяк в своей авоське. Впрочем, Мика заметила пару алчных взглядов, украдкой брошенных им на пятки злобного зла. Которое окончательно обнаглело, вообразив, что его помощница превратится в кухарку!
Стоило со всем разобраться здесь и сейчас, дабы в будущем ни у кого и мысли не возникло, что она намерена безропотно сносить все выкрутасы больной чернокнижной фантазии.
Мика окинула голодную компанию, успевшую рассесться за обеденным столом, долгим тяжелым взглядом, напомнила себе, что на такое она точно не соглашалась, и со сладкой улыбкой, от которой тут же свело скулы, причем не только у нее, водрузила посреди стола единственное, что имелось из готового к употреблению съестного – маленькую коробочку пирожных, изрядно помятых в неравной схватке с велосипедом.
– Приятного аппетита! – пропела она и, не дожидаясь реакции, шустро сбежала к себе.
Как они будут делить добычу, ее ничуть не волновало, как и то, что крайне невежливо сбегать, даже не познакомившись.
И если кто-то подумал, что ее терзали муки совести, тот жестоко ошибся: этой ночью вымотавшаяся Мика спала поистине мертвым сном, и даже пробравшаяся под утро в комнату, а потом и под одеяло мышь, возмущенная и всклокоченная, не смогла ее потревожить.
Не говоря уж о толпе чернокнижников, в глухой ночи ищущих пристанище, то бишь не вполне мирно делящих комнаты.
Мика спала, но даже во сне, крепком и глубоком, понимала, что с тишиной и покоем в этом доме покончено надолго.
Пирожные выглядели так, словно их кто-то пожевал и выплюнул, но все равно вызывали самые теплые чувства, рожденные не сердцем, но истомившимся желудком.
Однако, оценив хищные взоры голодной молодежи, злобное зло мудро рассудило, что лучше уж пусть ученички слопают пирожные, чем его самого, и с тяжким вздохом отодвинуло от себя коробку.
Признаться, спокойная жизнь изрядно его избаловала, сделала слишком рассеянным, расслабленным и недальновидным. Мэтр позабыл, каково это – иметь дело с собственными учениками, а может, непростительно наивно надеялся, что за прошедшее время они повзрослели, поумнели и осознали, что являться к учителю на ночь глядя, да еще с пустыми руками (чемоданы, нечисть и скелеты не в счет!) – верх невоспитанности, наглости и глупости и чревато... да хотя бы отсутствием еды.
Сбежавшую Мику Фолан понимал и не осуждал. Он бы и сам с удовольствием сделал отсюда ноги, но – увы. Придется вспоминать забытые навыки воспитания и укрощения, чтобы прожить эти несколько дней в относительном мире и целом доме. Желательно – сытыми.
Кажется, где-то в шкафу лежит гречневая крупа...
Правда, лежит она там очень давно, но разве сие прискорбное обстоятельство может смутить настоящих чернокнижников, привыкших работать и не с такими сомнительными ингредиентами? А если вдруг может, то какие же они чернокнижники? Так, одно название.
Чем не первое испытание?
Фолан даже приободрился и обвел ученичков взглядом, неуловимо подобревшим от согревшей сердце идеи. Взгляд, впрочем, тут же погрустнел – слишком уж печально оказалось наблюдать за исчезающими в чужих желудках сладостями, купленными верной помощницей лично злобному злу... и ею же отданными на варварское поругание этим мелким обормотам.
Предательница.
Но на ее месте мэтр поступил бы так же.
– Какой наглый у вас помощник, учитель, – восхищенно присвистнул один из близнецов, ловко уводя из коробочки чуть ли не гармошкой сложенное пирожное.
– Потому я и предпочитаю живым нахалам мою прекрасную Элоизу, – вставил Сонер, следуя его примеру.
– А я-то думал, потому, что никто, кроме, хм, нее, не в силах вынести твое общество дольше двух минут, – хохотнул другой близнец, ухватив сразу два пирожных и пытаясь запихнуть одно из них ошалевшему от неслыханного обращения страхохвату.
Несчастная нечисть, не понимая своего счастья, крепко сжимала острые зубы и мотала ушастой головой. Мальчишка не сдавался.
Вымазанный кремом страхохват смотрелся трогательно и мило. Пожалуй, сия картина пришлась бы по нраву падким на подобное юным лэри, и мир захлестнула бы новая мода.
Представив юных лэри, выгуливающих на тонких золотистых цепочках печальных страхохватов с пышными розовыми бантами на хвостах, злобное зло содрогнулось и зажмурилось, отгоняя дурное видение.
– Можно подумать, вас многие выносят, – буркнул Сонер, неодобрительно поджав губы.
– Мы и не отрицаем, – ухмыльнулись братцы. – Более того – гордимся!
– А ты просто завидуешь, – добавил бессовестный истязатель невинной нечисти.
Оная, проиграв бой, жевала пирожное – сначала с видом, будто ей подсунули невообразимую гадость, потом – задумчиво, а под конец и вовсе с воодушевлением, не дающим усомниться: только что в этом доме стало на одного сладкоежку больше.
– И вообще, – добавил брат истязателя, – твоя Элоиза, судя по строению скелета, все же Элоиз.
– Ну, знаешь ли! – воскликнул уязвленный Сонер. – Несколько нетипичное телосложение еще не повод оскорблять даму!
Братцы бессовестно заржали.
Оскорбленная Элоиза, сияя неизменным дружелюбным оскалом и потусторонней зеленью глазных провалов, шагнула к ним и одарила обоих увесистыми подзатыльниками.
Фолан, в целом склонный согласиться с озвученным близнецами диагнозом, от души порадовался, что не успел его поддержать.
Над столом, воспользовавшись моментом,бесшумно скользнула пушистая тень.
Зазевавшиеся мальчишки издали слаженный возмущенный вопль, сопроводивший мелькнувший в дверном проеме черный хвост.
Вместе с ним испарилось последнее пирожное.
Злобное зло почувствовало себя одураченным и, тяжко вздохнув, выставило ученичков прочь, велев самостоятельно подобрать комнаты.
– Сытое брюхо к ученью глухо, а вам еще доклады писать, – мстительно напомнило оно возроптавшим было мальчишкам. – И вообще, умеренное голодание способствует лучшему течению силы и прочищению мозгов, если они, конечно, имеются.
Скудный ужин им, видите ли, не по нраву пришелся! Фолану так и вовсе ничего не досталось, но он не жалуется. И милосердно молчит о том, что на завтрак будет гречневая каша, приготовленная первым же попавшимся ему на глаза.
Как говорится, кто раньше всех встает, тот за всех же и отдувается.
К себе мэтр поднялся после того, как в доме наконец-то стало тихо. Ступал по лестнице осторожно, смотря под ноги и прислушиваясь к малейшему шороху. И не зря.
Фолан преодолел половину ступеней, когда сверху послышался грохот, сдавленный писк и топот, словно по коридору мчался табун откормленных диких лошадей. Едва мэтр вжался спиной в стену, как мимо него пронесся верещащий фиолетовый вихрь, за которым в ловком длинном прыжке летела хвостатая черная молния.
Тощие близнецы прошли без проблем. Толстый чемодан застрял в дверном проеме.
Мэтр вспомнил, что он вообще-то здесь самое злобное зло, и помогать незадачливым ученикам отказался наотрез. Устроился в своем любимом кресле и добрых полчаса наслаждался представлением. Наслаждался бы и дольше, но у Сонера сдали нервы и он от души подтолкнул чемодан магией.
Сверкнуло, загрохотало, с потолка что-то посыпалось, и с жутким скрежетом, от которого Фолан с макушки до пят покрылся мурашками, чемодан оказался в гостиной.
Дверной проем, как ни странно, остался на месте. Мэтр сам проверил. Трижды. И украдкой осенил себя священным благодарственным знаком, ибо такое чудо, полное сострадания к ленивому темному магу, могли проявить только излишне жалостливые светлые боги.
Но на этом дело, разумеется, не кончилось: близнецам взбрело в голову протащить в дом нечисть!
Только ее Фолану для полного счастья и не хватало.
– Нечисти в доме делать нечего, – поджал он губы, прожигая взглядом ученичка, прижимающего к груди авоську с подозрительно тихим предметом спора.
– Это всего лишь страхохват! – взмолился ученичок. – Всего вреда, что кошмар нашлет или за пятку в темноте схватит!
Мэтр живо представил, как его, вышедшего среди ночи попить водички, сонного и расслабленного, во всегда казавшемся безопасном мраке собственного дома хватают за пятку... и едва удержался от очередного светлого знака, отгоняющего беду и кошмары, но, увы, бессильного против бестолковых мальчишек.
– Если такое схватит за пятку, одними кошмарами не отделаешься – справедливо заметил Сонер.
Словно мысли своего учителя озвучил. Подвергнутые нещадной цензуре пару сотен раз.
Но нечистелюбивый молодец к разумным доводам оказался глух.
– Это хороший и воспитанный страхохват, он никого ни за что хватать не будет, – заверил он – так горячо и искренне, что Фолан внезапно проникся.
Нечисть взирала на мир грустными честными глазами, и под этим покорным злодейке-судьбе взглядом мэтр почувствовал себя настоящим порождением мрака, напрочь лишенным совести.
И столь подходящее злобному злу чувство на поверку оказалось весьма неприятным.
Оболтус с авоськой смотрел не менее жалобно и проникновенно, не желая расставаться со своим уловом.
Фолан вздохнул. Прищурился. Еще раз прокрутил в голове недавнюю картинку ночной вылазки за водой. Мысленно снял тапочки, оставшись в одних проклятых носках... И позволил себе крохотную надежду на то, что когти страхохвата окажутся сильнее этой до бесов надоевшей мерзопакости.
В конце концов, чем мрак не шутит?
Счастливый обладатель страхохвата в обнимку с еще больше погрустневшим питомцем шмыгнул в дом. Следом степенно вошел второй близнец.
– После первой же погрызенной пятки это чудо отсюда вылетит! – кинул им в спины мэтр, заметил в дальнем углу гостиной зеленый хищный отблеск и поспешно дополнил: – И за кошкой своей следите!
– Она не наша, – помотал головой один братец, трепетно прижимая к себе страхохвата.
– Впервые видим, – подтвердил другой, осторожно пиная чемодан.
Чемодан вяло подпрыгнул и встряхнулся, словно облитый водой пес.
Фолан страдальчески скривился, поняв, что столь легкомысленно впущенная кошка стала его собственной головной болью. Но сделанного, увы, не воротишь. Оставалось надеяться, что пушистую заразу удастся выдворить быстрее, чем она что-нибудь натворит.
Казалось бы, гастроли бродячего цирка на этом должны завершиться, но нет... Мэтр кое-что упустил из виду. Вернее, напрочь кое о чем забыл.
Сонер, которому приглашения как раз-таки не требовалось, подозрительно знакомо замялся на пороге, так, что Фолан даже глаза протер, опасаясь, что не заметил очередную авоську с очередной редкой тварюшкой.
Авоськи не было. Ученичок продолжал мяться...
– Мэтр! Нужен доступ для Элоизы! – наконец выпалил он, тараща на учителя полные мольбы глаза.
– Для какой еще Элоизы? – напрягся Фолан. – Ты что, притащил сюда девицу?!
На девиц у злобного зла была стойкая аллергия. Исключая Мику, конечно.
– Она не девица! – оскорбился Сонер.
– Сомнительный повод для гордости, – пробормотал мэтр, настороженно всматриваясь в сгустившиеся сумерки, словно ожидая, что из кустов вот-вот выскочит разбитная девица, то есть не девица, и атакует его дом.
Как выяснилось мигом позже, девицей Элоиза действительно была весьма условно – и очень, очень давно. Рассматривая скелет, играючи подхвативший тяжелые чемоданы и теперь мнущийся на крыльце на пару с Сонером, Фолан тоскливо размышлял о том, что в его времена рабочие материалы были скромнее, тупее, беспрекословно ночевали на улице и конечно же не имели имен. И столь проникновенно смотреть не умели, особенно учитывая то, что и смотреть-то им совершенно нечем, а эта вот... Элоиза, помилуй мрак... смотрит же! Да так, что потревоженная страхохватом совесть, о существовании которой злобное зло и не вспоминало, приоткрыла один глаз и чувствительно куснула хозяина за размякшую в последнее время часть сердца.
Мэтр поморщился. Оглянулся. И махнул рукой.
Скелетом больше, скелетом меньше... Не все ли равно?
Злобное зло стояло у порога собственного дома и чувствовало себя совершенно потерянным.
Теперь здесь, кроме него самого, помощницы и гигантской мыши с нездоровыми наклонностями, завелась шайка непредсказуемых, как экспериментальное зелье, мальчишек, чудовищный розовый чемодан, страхохват с прогрессирующей меланхолией, разумный скелет по имени Элоиза и кошка.
Сказать по правде, кошка беспокоила мэтра больше всего.
Сейчас она ластилась к Мике, которая сидела на нижней ступеньке ведущей на второй этаж лестницы, и выглядела подозрительно обычной и безобидной. Неподкупная пособница злобного зла растерянно почесывала кошку, не сводя настороженных глаз со сгрудившихся посреди гостиной парней и их питомцев.
В самой гостиной царил легкий хаос. На полу неопрятной лужицей светилось разлитое с утра зелье. Оно уже засохло, но выглядело так, словно здесь зверски замучили какую-нибудь не особо безобидную нечисть.
Злобное зло открыло было рот, поймало ласковый взгляд помощницы и тут же его закрыло.
Ничего. Сам уберет. Или кого из учеников заставит. Пусть вспомнят лучшие годы жизни, проникнутся, осознают...
Лично мэтр уже вспомнил, проникся и осознал.
Теперь это осознание остро хотелось запить чем-нибудь крепким.
Или заесть сладким.
Как-нибудь выживем, – не слишком уверенно решил чернокнижник, закрывая входную дверь.
ГЛАВА 7
«Вряд ли мы выживем», – мрачно думала Мика, разглядывая нежданных и незваных гостей.
Вот только и правда ли незваных? Помнится, утром этого бесконечного дня мэтр говорил, что кого-то ожидает... Знала бы Мика, кого именно! Сняла бы комнатку в гостинице, уж одну ночь – или даже несколько дней, на сколько там эта веселая компания заявилась, явно ведь не на пару часов! – без пособницы, то есть помощницы, злобное зло как-нибудь обошлось бы.
Здесь и без нее народа хватает! С избытком.
В гостиной, которая всегда-то казалась Мике просторной, стало непривычно тесно. «Да и потолки здесь не особо высоки», – рассеянно отметила она, когда один из близнецов, зазевавшись, звучно впечатался макушкой в люстру, благо та была без привычного украшения в виде мыши. Где носило мышь, Мика не имела ни малейшего понятия, но не без толики злорадства подумала, что по возвращении фиолетовую зельеманку ждет величайшее в ее жизни потрясение.
Люстра протестующе загудела, качнулась. Макушка на первый взгляд не пострадала, а вглядываться пристальнее Мика посчитала необязательным.
В конце концов, она – помощница злобного зла, а не сестра милосердия при светлом храме.
Следующим не самым приятным открытием стало то, что вся эта стая чернокнижников была голодна.
И у каждого уважительное оправдание нашлось!
Мэтр еще даже не обедал. Справедливости ради, и нечем было, но кто же в том виноват? Мог бы и кашку, на худой конец, сварить. Или в той же пекарне пирожков прихватить. На всех. До того, как сбежать оттуда с ученичком в охапку.
Помянутый ученичок, нескладный владелец скелета, сам похожий на скелет, потратил прорву сил, восстанавливая разрушенное – собственными руками же, между прочим.
Близнецы искренне считали, что в их нежном возрасте необходимо плотное пятиразовое питание. Куда оное умещалось и впоследствии девалось, было той еще загадкой.
Даже кошка смотрела так, словно пришла в самый дорогой столичный ресторан и уже заплатила за обед из трех блюд.
И только прекрасная Элоиза молча улыбалась, ни на что не претендуя, да страхохват покорно обмяк в своей авоське. Впрочем, Мика заметила пару алчных взглядов, украдкой брошенных им на пятки злобного зла. Которое окончательно обнаглело, вообразив, что его помощница превратится в кухарку!
Стоило со всем разобраться здесь и сейчас, дабы в будущем ни у кого и мысли не возникло, что она намерена безропотно сносить все выкрутасы больной чернокнижной фантазии.
Мика окинула голодную компанию, успевшую рассесться за обеденным столом, долгим тяжелым взглядом, напомнила себе, что на такое она точно не соглашалась, и со сладкой улыбкой, от которой тут же свело скулы, причем не только у нее, водрузила посреди стола единственное, что имелось из готового к употреблению съестного – маленькую коробочку пирожных, изрядно помятых в неравной схватке с велосипедом.
– Приятного аппетита! – пропела она и, не дожидаясь реакции, шустро сбежала к себе.
Как они будут делить добычу, ее ничуть не волновало, как и то, что крайне невежливо сбегать, даже не познакомившись.
И если кто-то подумал, что ее терзали муки совести, тот жестоко ошибся: этой ночью вымотавшаяся Мика спала поистине мертвым сном, и даже пробравшаяся под утро в комнату, а потом и под одеяло мышь, возмущенная и всклокоченная, не смогла ее потревожить.
Не говоря уж о толпе чернокнижников, в глухой ночи ищущих пристанище, то бишь не вполне мирно делящих комнаты.
Мика спала, но даже во сне, крепком и глубоком, понимала, что с тишиной и покоем в этом доме покончено надолго.
***
Пирожные выглядели так, словно их кто-то пожевал и выплюнул, но все равно вызывали самые теплые чувства, рожденные не сердцем, но истомившимся желудком.
Однако, оценив хищные взоры голодной молодежи, злобное зло мудро рассудило, что лучше уж пусть ученички слопают пирожные, чем его самого, и с тяжким вздохом отодвинуло от себя коробку.
Признаться, спокойная жизнь изрядно его избаловала, сделала слишком рассеянным, расслабленным и недальновидным. Мэтр позабыл, каково это – иметь дело с собственными учениками, а может, непростительно наивно надеялся, что за прошедшее время они повзрослели, поумнели и осознали, что являться к учителю на ночь глядя, да еще с пустыми руками (чемоданы, нечисть и скелеты не в счет!) – верх невоспитанности, наглости и глупости и чревато... да хотя бы отсутствием еды.
Сбежавшую Мику Фолан понимал и не осуждал. Он бы и сам с удовольствием сделал отсюда ноги, но – увы. Придется вспоминать забытые навыки воспитания и укрощения, чтобы прожить эти несколько дней в относительном мире и целом доме. Желательно – сытыми.
Кажется, где-то в шкафу лежит гречневая крупа...
Правда, лежит она там очень давно, но разве сие прискорбное обстоятельство может смутить настоящих чернокнижников, привыкших работать и не с такими сомнительными ингредиентами? А если вдруг может, то какие же они чернокнижники? Так, одно название.
Чем не первое испытание?
Фолан даже приободрился и обвел ученичков взглядом, неуловимо подобревшим от согревшей сердце идеи. Взгляд, впрочем, тут же погрустнел – слишком уж печально оказалось наблюдать за исчезающими в чужих желудках сладостями, купленными верной помощницей лично злобному злу... и ею же отданными на варварское поругание этим мелким обормотам.
Предательница.
Но на ее месте мэтр поступил бы так же.
– Какой наглый у вас помощник, учитель, – восхищенно присвистнул один из близнецов, ловко уводя из коробочки чуть ли не гармошкой сложенное пирожное.
– Потому я и предпочитаю живым нахалам мою прекрасную Элоизу, – вставил Сонер, следуя его примеру.
– А я-то думал, потому, что никто, кроме, хм, нее, не в силах вынести твое общество дольше двух минут, – хохотнул другой близнец, ухватив сразу два пирожных и пытаясь запихнуть одно из них ошалевшему от неслыханного обращения страхохвату.
Несчастная нечисть, не понимая своего счастья, крепко сжимала острые зубы и мотала ушастой головой. Мальчишка не сдавался.
Вымазанный кремом страхохват смотрелся трогательно и мило. Пожалуй, сия картина пришлась бы по нраву падким на подобное юным лэри, и мир захлестнула бы новая мода.
Представив юных лэри, выгуливающих на тонких золотистых цепочках печальных страхохватов с пышными розовыми бантами на хвостах, злобное зло содрогнулось и зажмурилось, отгоняя дурное видение.
– Можно подумать, вас многие выносят, – буркнул Сонер, неодобрительно поджав губы.
– Мы и не отрицаем, – ухмыльнулись братцы. – Более того – гордимся!
– А ты просто завидуешь, – добавил бессовестный истязатель невинной нечисти.
Оная, проиграв бой, жевала пирожное – сначала с видом, будто ей подсунули невообразимую гадость, потом – задумчиво, а под конец и вовсе с воодушевлением, не дающим усомниться: только что в этом доме стало на одного сладкоежку больше.
– И вообще, – добавил брат истязателя, – твоя Элоиза, судя по строению скелета, все же Элоиз.
– Ну, знаешь ли! – воскликнул уязвленный Сонер. – Несколько нетипичное телосложение еще не повод оскорблять даму!
Братцы бессовестно заржали.
Оскорбленная Элоиза, сияя неизменным дружелюбным оскалом и потусторонней зеленью глазных провалов, шагнула к ним и одарила обоих увесистыми подзатыльниками.
Фолан, в целом склонный согласиться с озвученным близнецами диагнозом, от души порадовался, что не успел его поддержать.
Над столом, воспользовавшись моментом,бесшумно скользнула пушистая тень.
Зазевавшиеся мальчишки издали слаженный возмущенный вопль, сопроводивший мелькнувший в дверном проеме черный хвост.
Вместе с ним испарилось последнее пирожное.
Злобное зло почувствовало себя одураченным и, тяжко вздохнув, выставило ученичков прочь, велев самостоятельно подобрать комнаты.
– Сытое брюхо к ученью глухо, а вам еще доклады писать, – мстительно напомнило оно возроптавшим было мальчишкам. – И вообще, умеренное голодание способствует лучшему течению силы и прочищению мозгов, если они, конечно, имеются.
Скудный ужин им, видите ли, не по нраву пришелся! Фолану так и вовсе ничего не досталось, но он не жалуется. И милосердно молчит о том, что на завтрак будет гречневая каша, приготовленная первым же попавшимся ему на глаза.
Как говорится, кто раньше всех встает, тот за всех же и отдувается.
К себе мэтр поднялся после того, как в доме наконец-то стало тихо. Ступал по лестнице осторожно, смотря под ноги и прислушиваясь к малейшему шороху. И не зря.
Фолан преодолел половину ступеней, когда сверху послышался грохот, сдавленный писк и топот, словно по коридору мчался табун откормленных диких лошадей. Едва мэтр вжался спиной в стену, как мимо него пронесся верещащий фиолетовый вихрь, за которым в ловком длинном прыжке летела хвостатая черная молния.
