Книга со скачиванием на Призрачных Мирах:
https://feisovet.ru/book286314872?utm_content=286383548_286314872_0
В то время как над Ралдой, столицей Аристии, вставало ослепительно-яркое зимнее солнце, а бодрящий морозец задорно пощипывал за щеки редких прохожих, над домом главного придворного мага сгущались черные тучи. Грозно ворчал гром и сияли фиолетовые молнии, трескучей сетью опутывая белокаменные стены.
В просторной столовой, отделанной в темных тонах и украшенной композициями из живых еловых ветвей, хрупких стеклянных шаров и пахнущих медом свечей, собралось все небольшое семейство, и его глава, аст Нарон Лэйстер, читал утреннюю газету и пил крепкий кофе...
Но лучше бы это была столь же крепкая настойка валерьяны, хотя даже она не успокоила бы лучшего – в славном прошлом – боевого мага королевства.
Вся первая полоса «Зеркала Аристии» была посвящена единственному наследнику аста Лэйстера, причем вовсе не его успехам в учебе – таковых, к величайшему отцовскому стыду, за последние два года не случалось. Под цветным портретом Эйвера Лэйстера, удивительно живым и выразительным – при одном только взгляде хотелось выражаться исключительно нецензурно, – приводился список девиц, с коими он был замечен в учебной поездке.
Аст Лэйстер сбился на втором десятке.
На третьем особо злобная молния от души шарахнула в крышу дома. Судя по грохоту и негодующему клекоту, с нее свалилось сразу несколько каменных горгулий, весьма недовольных неурочной побудкой.
После списка девиц шел нечеткий, но вполне различимый снимок табеля успеваемости – вернее, неуспеваемости – бедового наследничка древнего рода, и стены дома ощутимо задрожали.
Аста Калария Лэйстер, невозмутимо отпив глоточек ароматного цветочного чая, ласково погладила страшно заскрипевшего зубами супруга по напряженному плечу и решительно отобрала газету. Пробежала глазами по странице с кричащим заголовком, покачала головой и укоризненно посмотрела на Эйвера, сидевшего за столом тише мыши и не смевшего не то что есть – дышать.
Этим прекрасным утром от дыхания только что вернувшегося под отчий кров юного мага рисковал мертвецки опьянеть даже дракон.
Бледный, взъерошенный и совершенно несчастный, отловленный бдительной матерью при попытке незамеченным проникнуть в собственную спальню, Эйвер знать не знал, что пишут в свежей прессе, но по лицу отца ясно понимал: ничего хорошего лично ему это не сулит.
– Значит, любишь внимание девиц и газетчиков? Что ж, я обеспечу тебе и то и другое. Напоследок! – Слово совпало с громовым раскатом. Глава семейства поднялся на ноги, и под его взором злосчастная газета вспыхнула и осыпалась пеплом. Сын оказался устойчивее и всего лишь втянул повинную голову в плечи. – Лично прослежу, чтобы ты, поганец этакий, попал в надежные руки и наконец-то остепенился! – зловеще пообещал аст Лэйстер и, повернувшись к жене, совсем другим тоном попросил: – Дорогая, позаботься о том, чтобы достойнейшие юные асты столицы получили приглашение провести зимние праздники в нашем загородном особняке. Одна из них получит особый приз...
«Приз» подавился воздухом, побледнел еще больше и с тоской покосился на дверь, прекрасно осознавая, что сбежать от расплаты уже не выйдет.
– Двух упырей одним колом, – очень, очень тихо, так, что его никто не услышал, пробормотал меж тем аст Лэйстер и довольно улыбнулся, сощурившись на вновь заглянувшее в окна солнышко.
– О прекрасная Эми, ты рвешь мое сердце на части! О жестокая Эми, ты мое горе и счастье!
Два часа ночи – не то время, когда душа жаждет серенад в исполнении безнадежно влюбленного балбеса с напрочь оттоптанными злобным медведем-рецедевистом ушами. Собственно, моя душа против подобного в любое время дня, ночи и года в целом.
Но кто бы меня спрашивал!
Как назло, окно моей спальни выходит аккурат на улочку, обычно тихую, спокойную и практически безлюдную. Днем на ней точно никого не встретишь. Зато ночью... Шастают всякие, вооруженные расстроенной гитарой, и блажат такими дурными голосами, что даже коты шарахаются, безоговорочно признавая превосходящие самый противный кошачий вой вокальные, прости Единый, данные.
Я накрыла голову подушкой. Завывания стали глуше, но, увы, ненамного. А ведь окно закрыто наглухо! Если так продолжится, то этому соловью недоделанному действительно вырвут сердце. Либо папочка, либо брат.
Самое обидное заключалось в том, что терпела я эдакие страдания совершенно безвинно: все пламенные признания адресовались отнюдь не мне, а моей сестре, которая безмятежно дрыхла в другом конце дома и обо всех ночных безобразиях узнавала лишь за утренним чаем. И меняться комнатами отказывалась наотрез!
Арчи тоже отчего-то не желал уступить мне спальню, и более чем веские аргументы, что так ему будет проще избавляться от обнаглевших кавалеров сестры, его не убеждали.
За окном меж тем кружил отнюдь не тополиный пух, а редкие, но крупные хлопья снега.
Морозец стоял соответствующий, на таком и дышать-то лишний раз поостережешься, не то что петь. Увы, полную дури голову остудить было не под силу даже ему.
Где-то через полчаса диких завываний – вот же сила воли! или элементарной дурости? – мою комнату осветило ярко-голубым, совершенно потусторонним светом, проникшим даже под одеяло, под которым я, томимая жаждой сна и мести, придумывала изощренные кары.
Издав победный клич, я бросилась к разрисованному морозными узорами окну и успела увидеть, как незадачливый певун бодро улепетывает от роя снежных пчел.
Все же Эми и правда жестока: можно ведь и предупреждать ухажеров о наличии злобного старшего брата, любящего – вот же странность, не так ли? – предаваться сладкому ночному сну.
Задернув занавеску, я вернулась в кровать и, свернувшись под одеялом уютным клубочком, безмятежно заснула, еще не зная, что стала свидетельницей рождения новой приметы: услышать серенаду под аккомпанемент трескучего мороза – к большим неприятностям.
Утро наступило... и едва меня не придавило. Пытаясь нашарить на прикроватном столике будильник, я нечаянно уронила его, и неубиваемый шар закатился под шкаф, продолжая голосить оттуда не хуже ночного менестреля.
Чтоб ему пусто было. Им обоим!
Пришлось расстаться с мечтой поваляться еще хотя бы полчасика. Хотя и в этом нашлась светлая сторона: ванная была свободна, и под дверью никто не скребся, намекая, что неплохо бы поторопиться. Но даже прохладная вода не вернула мне бодрость духа, и к завтраку я спустилась все еще сонная и совершенно не расположенная к задушевным семейным разговорам. Намерения мои были далеки от идеала поведения юной благовоспитанной девицы: прокрасться на кухню, умыкнуть бутерброд и жестоко расправиться с ним в лаборатории, где тихо-мирно доходило очередное учебное зелье.
План удался наполовину. Я незамеченной прошмыгнула на кухню и даже разжилась едой, но на обратном пути, когда кралась мимо столовой, меня внесло туда розовым вихрем, благоухающим ароматами весенних цветов и сыплющим восторженными восклицаниями.
– Мамочки!
Вихрь, вытолкнув меня к самому столу, где чинно вкушали завтрак родители, пронесся от двери к окну.
– Папочки!
Едва не впечатавшись в стену, вихрь развернулся и помчался обратно, но налетел на препятствие, все еще не сообразившее, что происходит, обхватил его руками и завизжал:
– Ами-и-и!!!
Я оглохла на правое ухо и остро пожалела, что попалась на пути до краев переполненной счастьем сестрицы. Пусть бы металась и дальше, глядишь, быстрее бы излишки восторга расплескала.
А так... Оглушила, перед родителями засветила, несчастный бутерброд сплющила, благо он был завернут в салфетку.
Дивное утро. Для нас обеих. Только в разных смыслах.
Впрочем, матушка, излишне восприимчивая к сильным эмоциям, едва ли меня заметила, кинувшись к ошалевшей Эми, и та наконец-то перестала душить меня в крепких сестринских объятиях.
– Дурдом, – прокомментировал появившийся в столовой Арчи и, ловко вытянув из моих ослабших рук помятый бутерброд, спешно ретировался в безопасное место.
Предатель!
Но шустрый. Мне до него далеко – меня сцапали прежде, чем я оказалась за порогом.
Папа хмурился, сжимая вилку, и явно ничего не понимал.
Мама рыдала. Кажется, от счастья.
Эми трясла передо мной каким-то листком бумаги, от которого разило чем-то приторно-сладким, вышибающим невольную слезу.
– Приглашение! – благоговейно выдохнула наконец-то обретшая дар связной речи сестрица, поправив растрепавшиеся светлые локоны. – Целых две недели зимних праздников я проведу в «Лунном серебре»!
– А чего не в солнечном золоте? – фыркнула я, совершенно сбитая с толку, и со вздохом потерла ладони, все еще помнящие манящую мягкость бутерброда, к этому моменту наверняка уже сгинувшего в бездонном братцевом желудке.
– Это загородный особняк главного придворного мага, – осторожно, чтобы не смазать макияж, промокнув влажные глаза кружевным платочком, пояснила мама.
А. Понятно. Слышала я об этом доме, даже на открытках видела. Красивый. Сказочный даже.
Но зачем кому-то приглашать туда Эми?
Я отобрала приглашение у мечтательно улыбающейся сестры, поправила сползшие на кончик носа очки и вчиталась в ровные, выписанные идеальным почерком строчки.
Сладость, разливающуюся в воздухе, дополнила патока славословий в адрес «достойнейшей асты Эмаи Тэри», и я невольно поморщилась. Явный же перебор! Но сестра вроде как и не чувствует этой фальши, более того, вовсю наслаждается ею.
Иногда мне кажется, что мы не родные, и в такие моменты даже зеркало не способно меня переубедить.
Так вот, всей из себя славной, красивой и умной барышне предлагалось провести зимние праздники в самом шикарном особняке не только столицы, но и, по слухам, королевства. В награду. За красоту, вестимо.
Я скептически хмыкнула и в упор уставилась на все еще счастливо попискивающую сестрицу:
– В чем подвох?
– Ами, – укоризненно покачала головой мама.
– У меня тот же вопрос, – откашлялся папа.
– Тетушка Кристаш помогала составлять списки девушек, – зардевшись, пробормотала Эми. – С приглашением пришла записка от нее... В общем, она слышала – только это большой секрет! – что аст Лэйстер хочет выбрать своему сыну жену...
Папа поджал губы и стиснул несчастную вилку так, что та скрипнула и наверняка погнулась. Мама ахнула, прижав руки к сердцу.
Арчи явно упускал что-то интересное... Но так ему, бесчестному похитителю бутербродов, и надо.
– Мелко плаваешь, сестричка, – не утерпев, подколола я, – зачем тебе сын придворного мага, когда у нас целых два принца не женаты?
– Я трезво смотрю на вещи, – с достоинством парировала Эми.
Это было внезапно.
Папа подавился смешком и, бросив вилку, прикрылся газетой. Мама, наконец-то осознав произошедшее и оценив перспективы, расцвела улыбкой, способной растопить сугробы.
– Значит, к составлению списка завидных невест приложила руку тетушка. – Папа справился с собой и вынырнул из-за газеты. – А почему эта старая сво...
– Дорогой! – возмутилась мама.
– ..дня, – невозмутимо договорил папа, – не внесла в этот заветный списочек Ами?
– Ну, – замялась Эми, – она сказала, что не хочет схлопотать двойное проклятие...
Меня всегда восхищало тетушкино здравомыслие. Я бы за это не поблагодарила. Аст Лэйстер, полагаю, тоже.
Эми как маг намного сильнее и перспективнее меня. Другое дело, что дар свой не развивала, предпочитая практике теорию. Скучно до зевоты, зато престижно, безопасно и невесте отпрыска благородного рода более чем приличествует.
– Да брось, – усмехнулась я. – Асту нужны одаренные сильные внуки, вот и ищет невестку с подходящим уровнем дара...
– Ами! – вспыхнула Эми.
– И неземной красой, способной покорить его сына с первого взгляда и на всю жизнь, – добавила я под ее обиженным взором.
Одно другому не мешает.
Пара из них выйдет что надо. Видела я портреты этого Эйвера Лэйстера. Высокий, статный, глаза карие, кудри золотые, буйные, как и его характер... Детки у них с Эми, если все сладится, получатся породист... простите, прехорошенькие.
А моя детка томится в лаборатории. Лишь бы, вконец утомившись, не решила прогуляться... Надо срочно проверить, как там дела.
– Не стоит расстраиваться, дорогая, – сочувственно проворковала мама, погладив меня по щеке. – У тебя все еще впереди, а на этом, хм, празднике вам двоим все равно было бы тесно...
– А? – Каюсь, до меня, нырнувшей в мысли о насущном, не сразу дошел смысл ее слов.
– Мама говорит, что Эми подарит асту Лэйстеру более породистых внуков, – с невозмутимым видом перевел отец.
Это он, конечно, зря, хотя мне это и было на руку.
– Энтони! – вспыхнула мама. – Да как ты можешь!..
Воспользовавшись тем, что объектом воспитания стал папа, я подмигнула нежно поглаживающей приглашение сестре и сбежала из столовой, полагая, что мое участие в этой романтической то ли драме, то ли комедии окончено.
В утреннем переполохе был один несомненный плюс: я наконец-то проснулась. Настолько, что все же заметила в гостиной большую ель. Она стояла посреди комнаты, упираясь макушкой в потолок, и одуряюще пахла свежей хвоей, морозом и праздником. Окна все еще были закрыты плотными шторами; в мягких сумерках, рожденных ими, уютно потрескивал камин, и отблески пламени красиво играли на ветвях зеленой красавицы.
Засмотревшись на ель, я споткнулась обо что-то, отозвавшееся недовольным бряцаньем, и едва устояла на ногах. Ну так и есть – коробки. Много коробок с игрушками, стеклянными, фарфоровыми, бумажными, коими предстоит украсить зимнее дерево.
Ами это обожала. Я – не очень. Потому и метнулась к двери, надеясь спастись до того, как меня привлекут к нудному действу, которое запросто съест добрую половину дня.
Наспех обувшись и накинув пальто, я выскользнула на улицу, замерла на крыльце, вдыхая свежий воздух, и припустила по нерасчищенным тропинкам к затерянному в глубине сада домику. Трудно сказать, что там было раньше, то ли погреб, то ли склеп – низкое, основательно вросшее в землю здание с успехом могло бы служить и тем и другим. Долгие годы оно было заброшено, но сейчас целиком и полностью принадлежало мне. Толстые стены, относительная уединенность и никакого риска, что я случайно оставлю нашу семью без крыши над головой.
Идеальная лаборатория. И снаружи, и внутри. Я все обставила по своему вкусу, и теперь это место было удобным, более-менее безопасным и даже уютным. Обитые чаропоглощающими панелями стены, прошитые тепловыми нитями, прочное покрытие на полу, световые шары с регулируемой яркостью под потолком, множество закрытых полочек, ящичков и коробочек, широкий стол, целая коллекция котелков и прочей нужной утвари... и мягкий диванчик с пушистым пледом и вышитой подушечкой, под которой всегда было спрятано несколько плиток молочного шоколада, в уголке.
Весь день я провозилась в лаборатории со своим экспериментом. Да, такой силы, как у сестры, у меня нет, но имеющейся вполне хватило, чтобы поступить в столичный университет на факультет зельеварения. Народ прозвал его ведьминским и был не так уж и неправ. На метлах мы, правда, не летали и порчи, к сожалению, не наводили, но с травами, сушеными и свежими мухоморами и прочей редкостной гадости прелестью обходились весьма лихо.
https://feisovet.ru/book286314872?utm_content=286383548_286314872_0
ПРОЛОГ
В то время как над Ралдой, столицей Аристии, вставало ослепительно-яркое зимнее солнце, а бодрящий морозец задорно пощипывал за щеки редких прохожих, над домом главного придворного мага сгущались черные тучи. Грозно ворчал гром и сияли фиолетовые молнии, трескучей сетью опутывая белокаменные стены.
В просторной столовой, отделанной в темных тонах и украшенной композициями из живых еловых ветвей, хрупких стеклянных шаров и пахнущих медом свечей, собралось все небольшое семейство, и его глава, аст Нарон Лэйстер, читал утреннюю газету и пил крепкий кофе...
Но лучше бы это была столь же крепкая настойка валерьяны, хотя даже она не успокоила бы лучшего – в славном прошлом – боевого мага королевства.
Вся первая полоса «Зеркала Аристии» была посвящена единственному наследнику аста Лэйстера, причем вовсе не его успехам в учебе – таковых, к величайшему отцовскому стыду, за последние два года не случалось. Под цветным портретом Эйвера Лэйстера, удивительно живым и выразительным – при одном только взгляде хотелось выражаться исключительно нецензурно, – приводился список девиц, с коими он был замечен в учебной поездке.
Аст Лэйстер сбился на втором десятке.
На третьем особо злобная молния от души шарахнула в крышу дома. Судя по грохоту и негодующему клекоту, с нее свалилось сразу несколько каменных горгулий, весьма недовольных неурочной побудкой.
После списка девиц шел нечеткий, но вполне различимый снимок табеля успеваемости – вернее, неуспеваемости – бедового наследничка древнего рода, и стены дома ощутимо задрожали.
Аста Калария Лэйстер, невозмутимо отпив глоточек ароматного цветочного чая, ласково погладила страшно заскрипевшего зубами супруга по напряженному плечу и решительно отобрала газету. Пробежала глазами по странице с кричащим заголовком, покачала головой и укоризненно посмотрела на Эйвера, сидевшего за столом тише мыши и не смевшего не то что есть – дышать.
Этим прекрасным утром от дыхания только что вернувшегося под отчий кров юного мага рисковал мертвецки опьянеть даже дракон.
Бледный, взъерошенный и совершенно несчастный, отловленный бдительной матерью при попытке незамеченным проникнуть в собственную спальню, Эйвер знать не знал, что пишут в свежей прессе, но по лицу отца ясно понимал: ничего хорошего лично ему это не сулит.
– Значит, любишь внимание девиц и газетчиков? Что ж, я обеспечу тебе и то и другое. Напоследок! – Слово совпало с громовым раскатом. Глава семейства поднялся на ноги, и под его взором злосчастная газета вспыхнула и осыпалась пеплом. Сын оказался устойчивее и всего лишь втянул повинную голову в плечи. – Лично прослежу, чтобы ты, поганец этакий, попал в надежные руки и наконец-то остепенился! – зловеще пообещал аст Лэйстер и, повернувшись к жене, совсем другим тоном попросил: – Дорогая, позаботься о том, чтобы достойнейшие юные асты столицы получили приглашение провести зимние праздники в нашем загородном особняке. Одна из них получит особый приз...
«Приз» подавился воздухом, побледнел еще больше и с тоской покосился на дверь, прекрасно осознавая, что сбежать от расплаты уже не выйдет.
– Двух упырей одним колом, – очень, очень тихо, так, что его никто не услышал, пробормотал меж тем аст Лэйстер и довольно улыбнулся, сощурившись на вновь заглянувшее в окна солнышко.
ГЛАВА 1. ПРИГЛАШЕНИЕ
– О прекрасная Эми, ты рвешь мое сердце на части! О жестокая Эми, ты мое горе и счастье!
Два часа ночи – не то время, когда душа жаждет серенад в исполнении безнадежно влюбленного балбеса с напрочь оттоптанными злобным медведем-рецедевистом ушами. Собственно, моя душа против подобного в любое время дня, ночи и года в целом.
Но кто бы меня спрашивал!
Как назло, окно моей спальни выходит аккурат на улочку, обычно тихую, спокойную и практически безлюдную. Днем на ней точно никого не встретишь. Зато ночью... Шастают всякие, вооруженные расстроенной гитарой, и блажат такими дурными голосами, что даже коты шарахаются, безоговорочно признавая превосходящие самый противный кошачий вой вокальные, прости Единый, данные.
Я накрыла голову подушкой. Завывания стали глуше, но, увы, ненамного. А ведь окно закрыто наглухо! Если так продолжится, то этому соловью недоделанному действительно вырвут сердце. Либо папочка, либо брат.
Самое обидное заключалось в том, что терпела я эдакие страдания совершенно безвинно: все пламенные признания адресовались отнюдь не мне, а моей сестре, которая безмятежно дрыхла в другом конце дома и обо всех ночных безобразиях узнавала лишь за утренним чаем. И меняться комнатами отказывалась наотрез!
Арчи тоже отчего-то не желал уступить мне спальню, и более чем веские аргументы, что так ему будет проще избавляться от обнаглевших кавалеров сестры, его не убеждали.
За окном меж тем кружил отнюдь не тополиный пух, а редкие, но крупные хлопья снега.
Морозец стоял соответствующий, на таком и дышать-то лишний раз поостережешься, не то что петь. Увы, полную дури голову остудить было не под силу даже ему.
Где-то через полчаса диких завываний – вот же сила воли! или элементарной дурости? – мою комнату осветило ярко-голубым, совершенно потусторонним светом, проникшим даже под одеяло, под которым я, томимая жаждой сна и мести, придумывала изощренные кары.
Издав победный клич, я бросилась к разрисованному морозными узорами окну и успела увидеть, как незадачливый певун бодро улепетывает от роя снежных пчел.
Все же Эми и правда жестока: можно ведь и предупреждать ухажеров о наличии злобного старшего брата, любящего – вот же странность, не так ли? – предаваться сладкому ночному сну.
Задернув занавеску, я вернулась в кровать и, свернувшись под одеялом уютным клубочком, безмятежно заснула, еще не зная, что стала свидетельницей рождения новой приметы: услышать серенаду под аккомпанемент трескучего мороза – к большим неприятностям.
***
Утро наступило... и едва меня не придавило. Пытаясь нашарить на прикроватном столике будильник, я нечаянно уронила его, и неубиваемый шар закатился под шкаф, продолжая голосить оттуда не хуже ночного менестреля.
Чтоб ему пусто было. Им обоим!
Пришлось расстаться с мечтой поваляться еще хотя бы полчасика. Хотя и в этом нашлась светлая сторона: ванная была свободна, и под дверью никто не скребся, намекая, что неплохо бы поторопиться. Но даже прохладная вода не вернула мне бодрость духа, и к завтраку я спустилась все еще сонная и совершенно не расположенная к задушевным семейным разговорам. Намерения мои были далеки от идеала поведения юной благовоспитанной девицы: прокрасться на кухню, умыкнуть бутерброд и жестоко расправиться с ним в лаборатории, где тихо-мирно доходило очередное учебное зелье.
План удался наполовину. Я незамеченной прошмыгнула на кухню и даже разжилась едой, но на обратном пути, когда кралась мимо столовой, меня внесло туда розовым вихрем, благоухающим ароматами весенних цветов и сыплющим восторженными восклицаниями.
– Мамочки!
Вихрь, вытолкнув меня к самому столу, где чинно вкушали завтрак родители, пронесся от двери к окну.
– Папочки!
Едва не впечатавшись в стену, вихрь развернулся и помчался обратно, но налетел на препятствие, все еще не сообразившее, что происходит, обхватил его руками и завизжал:
– Ами-и-и!!!
Я оглохла на правое ухо и остро пожалела, что попалась на пути до краев переполненной счастьем сестрицы. Пусть бы металась и дальше, глядишь, быстрее бы излишки восторга расплескала.
А так... Оглушила, перед родителями засветила, несчастный бутерброд сплющила, благо он был завернут в салфетку.
Дивное утро. Для нас обеих. Только в разных смыслах.
Впрочем, матушка, излишне восприимчивая к сильным эмоциям, едва ли меня заметила, кинувшись к ошалевшей Эми, и та наконец-то перестала душить меня в крепких сестринских объятиях.
– Дурдом, – прокомментировал появившийся в столовой Арчи и, ловко вытянув из моих ослабших рук помятый бутерброд, спешно ретировался в безопасное место.
Предатель!
Но шустрый. Мне до него далеко – меня сцапали прежде, чем я оказалась за порогом.
Папа хмурился, сжимая вилку, и явно ничего не понимал.
Мама рыдала. Кажется, от счастья.
Эми трясла передо мной каким-то листком бумаги, от которого разило чем-то приторно-сладким, вышибающим невольную слезу.
– Приглашение! – благоговейно выдохнула наконец-то обретшая дар связной речи сестрица, поправив растрепавшиеся светлые локоны. – Целых две недели зимних праздников я проведу в «Лунном серебре»!
– А чего не в солнечном золоте? – фыркнула я, совершенно сбитая с толку, и со вздохом потерла ладони, все еще помнящие манящую мягкость бутерброда, к этому моменту наверняка уже сгинувшего в бездонном братцевом желудке.
– Это загородный особняк главного придворного мага, – осторожно, чтобы не смазать макияж, промокнув влажные глаза кружевным платочком, пояснила мама.
А. Понятно. Слышала я об этом доме, даже на открытках видела. Красивый. Сказочный даже.
Но зачем кому-то приглашать туда Эми?
Я отобрала приглашение у мечтательно улыбающейся сестры, поправила сползшие на кончик носа очки и вчиталась в ровные, выписанные идеальным почерком строчки.
Сладость, разливающуюся в воздухе, дополнила патока славословий в адрес «достойнейшей асты Эмаи Тэри», и я невольно поморщилась. Явный же перебор! Но сестра вроде как и не чувствует этой фальши, более того, вовсю наслаждается ею.
Иногда мне кажется, что мы не родные, и в такие моменты даже зеркало не способно меня переубедить.
Так вот, всей из себя славной, красивой и умной барышне предлагалось провести зимние праздники в самом шикарном особняке не только столицы, но и, по слухам, королевства. В награду. За красоту, вестимо.
Я скептически хмыкнула и в упор уставилась на все еще счастливо попискивающую сестрицу:
– В чем подвох?
– Ами, – укоризненно покачала головой мама.
– У меня тот же вопрос, – откашлялся папа.
– Тетушка Кристаш помогала составлять списки девушек, – зардевшись, пробормотала Эми. – С приглашением пришла записка от нее... В общем, она слышала – только это большой секрет! – что аст Лэйстер хочет выбрать своему сыну жену...
Папа поджал губы и стиснул несчастную вилку так, что та скрипнула и наверняка погнулась. Мама ахнула, прижав руки к сердцу.
Арчи явно упускал что-то интересное... Но так ему, бесчестному похитителю бутербродов, и надо.
– Мелко плаваешь, сестричка, – не утерпев, подколола я, – зачем тебе сын придворного мага, когда у нас целых два принца не женаты?
– Я трезво смотрю на вещи, – с достоинством парировала Эми.
Это было внезапно.
Папа подавился смешком и, бросив вилку, прикрылся газетой. Мама, наконец-то осознав произошедшее и оценив перспективы, расцвела улыбкой, способной растопить сугробы.
– Значит, к составлению списка завидных невест приложила руку тетушка. – Папа справился с собой и вынырнул из-за газеты. – А почему эта старая сво...
– Дорогой! – возмутилась мама.
– ..дня, – невозмутимо договорил папа, – не внесла в этот заветный списочек Ами?
– Ну, – замялась Эми, – она сказала, что не хочет схлопотать двойное проклятие...
Меня всегда восхищало тетушкино здравомыслие. Я бы за это не поблагодарила. Аст Лэйстер, полагаю, тоже.
Эми как маг намного сильнее и перспективнее меня. Другое дело, что дар свой не развивала, предпочитая практике теорию. Скучно до зевоты, зато престижно, безопасно и невесте отпрыска благородного рода более чем приличествует.
– Да брось, – усмехнулась я. – Асту нужны одаренные сильные внуки, вот и ищет невестку с подходящим уровнем дара...
– Ами! – вспыхнула Эми.
– И неземной красой, способной покорить его сына с первого взгляда и на всю жизнь, – добавила я под ее обиженным взором.
Одно другому не мешает.
Пара из них выйдет что надо. Видела я портреты этого Эйвера Лэйстера. Высокий, статный, глаза карие, кудри золотые, буйные, как и его характер... Детки у них с Эми, если все сладится, получатся породист... простите, прехорошенькие.
А моя детка томится в лаборатории. Лишь бы, вконец утомившись, не решила прогуляться... Надо срочно проверить, как там дела.
– Не стоит расстраиваться, дорогая, – сочувственно проворковала мама, погладив меня по щеке. – У тебя все еще впереди, а на этом, хм, празднике вам двоим все равно было бы тесно...
– А? – Каюсь, до меня, нырнувшей в мысли о насущном, не сразу дошел смысл ее слов.
– Мама говорит, что Эми подарит асту Лэйстеру более породистых внуков, – с невозмутимым видом перевел отец.
Это он, конечно, зря, хотя мне это и было на руку.
– Энтони! – вспыхнула мама. – Да как ты можешь!..
Воспользовавшись тем, что объектом воспитания стал папа, я подмигнула нежно поглаживающей приглашение сестре и сбежала из столовой, полагая, что мое участие в этой романтической то ли драме, то ли комедии окончено.
В утреннем переполохе был один несомненный плюс: я наконец-то проснулась. Настолько, что все же заметила в гостиной большую ель. Она стояла посреди комнаты, упираясь макушкой в потолок, и одуряюще пахла свежей хвоей, морозом и праздником. Окна все еще были закрыты плотными шторами; в мягких сумерках, рожденных ими, уютно потрескивал камин, и отблески пламени красиво играли на ветвях зеленой красавицы.
Засмотревшись на ель, я споткнулась обо что-то, отозвавшееся недовольным бряцаньем, и едва устояла на ногах. Ну так и есть – коробки. Много коробок с игрушками, стеклянными, фарфоровыми, бумажными, коими предстоит украсить зимнее дерево.
Ами это обожала. Я – не очень. Потому и метнулась к двери, надеясь спастись до того, как меня привлекут к нудному действу, которое запросто съест добрую половину дня.
Наспех обувшись и накинув пальто, я выскользнула на улицу, замерла на крыльце, вдыхая свежий воздух, и припустила по нерасчищенным тропинкам к затерянному в глубине сада домику. Трудно сказать, что там было раньше, то ли погреб, то ли склеп – низкое, основательно вросшее в землю здание с успехом могло бы служить и тем и другим. Долгие годы оно было заброшено, но сейчас целиком и полностью принадлежало мне. Толстые стены, относительная уединенность и никакого риска, что я случайно оставлю нашу семью без крыши над головой.
Идеальная лаборатория. И снаружи, и внутри. Я все обставила по своему вкусу, и теперь это место было удобным, более-менее безопасным и даже уютным. Обитые чаропоглощающими панелями стены, прошитые тепловыми нитями, прочное покрытие на полу, световые шары с регулируемой яркостью под потолком, множество закрытых полочек, ящичков и коробочек, широкий стол, целая коллекция котелков и прочей нужной утвари... и мягкий диванчик с пушистым пледом и вышитой подушечкой, под которой всегда было спрятано несколько плиток молочного шоколада, в уголке.
Весь день я провозилась в лаборатории со своим экспериментом. Да, такой силы, как у сестры, у меня нет, но имеющейся вполне хватило, чтобы поступить в столичный университет на факультет зельеварения. Народ прозвал его ведьминским и был не так уж и неправ. На метлах мы, правда, не летали и порчи, к сожалению, не наводили, но с травами, сушеными и свежими мухоморами и прочей редкостной гадости прелестью обходились весьма лихо.
