Вдоль удобных тропок возвышались посеребренные снегом деревья; они тянулись вдаль бесконечным лабиринтом, в котором так хотелось затеряться... и который внезапно оборвался – на берегу синего-синего, сияющего под поцелуями солнца озера.
Вблизи оно казалось огромным – противоположный берег терялся в слепящей дали. Я приложила ладонь ко лбу козырьком, оглядываясь, но той самой дороги, откуда мне впервые открылся вид на это озеро, так и не заметила.
– Если ищешь дорогу, то не найдешь, – пояснил Эйвер, правильно оценив мои попытки что-то высмотреть. – Она появляется лишь для того, чтобы провести приглашенных гостей. Здесь все зачаровано... И безопасно. Смотри.
Он бесстрашно ступил на безмятежно-синюю гладь, утянув за собой и меня.
Я приглушенно взвизгнула, инстинктивно схватилась за развеселившегося парня – и куда только вся меланхолия делась? по пути, что ли, растерял? – и обнаружила, что под воду мы не ухнули.
– Прочный, – топнул ногой по прозрачному, совершенно незаметному льду Эйвер. – Колдовской. Не бойся, он и конницу выдержит, не то что тебя, птичка.
Как он меня назвал? И, главное, каким тоном?!
Я возмущенно фыркнула, с трудом вырвала ладонь из профессионального захвата этого... неисправимого орнитолога и злорадно вычеркнула только что приписанный ему балл.
Обойдется. Пусть в другом месте силки ставит, браконьер несчастный, пока самого в клетку не засунули и не ощипали, как распоследнего петуха, возомнившего себя павлином.
Я бросила быстрый взгляд по сторонам – впавший в детство народ дружно восхищался необычным озером и внимания на нас пока что не обращал – и решила-таки вырвать пару перьев из не в меру распушившегося хвоста. Но только открыла рот и шагнула ближе к беспечно улыбавшемуся Эйверу, как из дальних заснеженных кустов что-то сверкнуло. Едва заметно, особенно на залитом солнечным светом льду.
Начатое движение пришлось довершить, меняя план на ходу, и вместо воспитательного тычка и подсечки, опробованных на Арчи, а также краткой, но емкой речи, поясняющей, что у иной птички может оказаться полный клюв зубов, Эйверу достался восторженный возглас и бережный взмах ладошкой в белой пуховой перчатке, нежно отряхнувшей с его плеча снег.
Ну а что он дернулся, будто от хорошего подзатыльника, – ну мало ли, может, оступился, может, смутился. Или все сразу.
Рука у меня, говорят, тяжелая, как ни нежничай.
А Лэйстер-младший, похоже, обучаемый – вон как резво отшатнулся, уходя от очередного заботливого замаха... простите, взмаха.
Даже любопытно стало, какое сочинение по картинке, то бишь по фотографии, накатают ушлые газетчики.
И что подумал господин секретарь, как раз в этот момент обернувшийся на нас...
Хотя нет. Последнее мне совершенно нелюбопытно!
Поединок взглядов я позорно проиграла, сбежав с поля боя, вернее, побоища. У меня даже причина уважительная нашлась. Возжелалось девушке присоединиться к общему веселью и по льду на коньках покататься, вот и пошла добывать серебристые лезвия, поблескивающие рядом с умиленно улыбающейся тетушкой.
Кстати, на ее месте я бы сделала вид, что не имею никакого отношения к Тэймасу, по изяществу сейчас напоминающего пьяного дракона в полете. А за Ильсу Мирсен, худенькую и невысокую, и вовсе стало страшно – если Тэм на нее все же рухнет, от девицы только рыжая коса и останется.
И, боюсь, что сама я по степени мастерства и грациозности от кузена далеко не укатилась... Но отступать было некуда: заметившая меня тетушка уже протягивала пару сверкающих лезвий. Вымучив из себя улыбку, я присела на невысокую скамеечку, коих вдоль берега раскинулось немало, и попыталась гордо, изящно – и как там еще положено знатной асте из древнего рода – приладить это пыточное устройство к обуви.
У Эми наверняка бы получилось. При рождении ей явно досталось какое-то тайное знание, отвечающее за все эти благородные манеры и умения.
Я же... только чтобы дотянуться до сапога, пришлось сложиться вдвое. Был еще вариант поднять ногу, но он, при всей своей симпатичности, был гораздо неприличнее.
До третьего варианта я бы не додумалась даже в бреду, но именно он и воплотился в реальность.
– Не пыхтите так возмущенно, аста Тэри, у газетчиков чуткий слух, – ровным тоном, в котором и параноик не заподозрил бы насмешки, обронил господин секретарь.
Опустившись на одно колено, он ловко крепил лезвие уже на второй мой сапожок, а я, вцепившись в край скамейки обеими руками, хлопала глазами и алела щеками. В общем, в кои-то веки вела себя так, как и полагается приличной барышне. Или же неприличной ведьме-зельевару, которой даже родной брат в подобной помощи бесстрашно – и не без последствий – отказал.
А пыхтела я не от возмущения. Просто от недавних акробатических трюков, выполненных в не слишком-то располагающей к ним одежде, не отдышалась.
Я скосила глаза на соседнюю скамейку, где уныло вооружал обувь Эйвер. Над ним возвышалась тетушка Кристаш, что-то тихо, предусмотрительно отвернувшись от чуть подрагивающих кустов, ему выговаривающая. Я сдвинула капюшон, рискуя отморозить ухо... Ну так и есть. Отныне отпрыск придворного мага на всю жизнь усвоит, что ежели тебе навязали девицу, будь добр за ней ухаживать, особенно под прицелом фотокамер, остро отточенных перьев газетной братии и отцовского гнева, который при взрыве вполне может уничтожить даже малейший шанс получить наследство.
Лэйстер-младший крепил лезвия, не поднимая повинной головушки, и проникался. Я прямо-таки чувствовала, как в нем все ярче – совсем как кончики его ушей – разгорается мрачная решимость применить обретенную мудрость на практике.
Практический материал запаниковал и попытался унести ноги подальше, забыв, что на оных надеты демоновы коньки...
Мой нос едва не ткнулся в сияющий лед, когда меня дернули за капюшон и вернули в исходное положение. Где-то в процессе из кустов сверкнула предательская вспышка.
Пожалуй, свежий номер «Зеркала» будет куда интереснее, чем многие полагали.
И почему я даже под гнетом стыда не могу провалиться под этот клятый зачарованный лед и благополучно там утонуть?!
– Аста Тэри, – протянул господин секретарь, заботливо вернув капюшон на место и смерив меня задумчивым взглядом.
Вы – ходячее недоразумение, – мысленно закончила я. И не угадала.
– Снова кружится голова?
Я помотала вышеупомянутой, едва не стряхнув капюшон.
Память у господина секретаря хорошая, что при его работе неудивительно. Да и явственно прозвучавшему в вопросе беспокойству тоже удивляться не следовало: обморочная девица – сначала на льду, а потом на снимке во всю первую полосу «Зеркала» – вряд ли бы пошла на пользу репутации главного королевского мага.
Шоннар Вэлдор посмотрел на меня... На как-то нерешительно, боком, подкрадывающегося ко мне Эйвера, на замершие в предвкушении кусты... А в следующий миг я подбитой ласточкой полетела прямиком в объятия Джая, так удачно для меня – и неудачно для себя – скользившего мимо.
Ну у господина секретаря и меткость!
А у Джая – отличное равновесие и завидная сила: и нежданный подарочек удержал, и на лед не завалился.
В отличие от Эйвера, который, едва ступив на сапфировую гладь, тут же на ней растянулся.
Из кустов вновь едва заметно сверкнуло... Неужели остальных это не смущает? Или же они к подобному привыкли?
– Прости, – запоздало выдохнула я, отлепившись-таки от университетского кумира.
И, спохватившись, засияла лучшей сестричкиной улыбкой. Зря, что ли, перед зеркалом репетировала?
– Совершенно не за что, – ответил такой же солнечной улыбкой Джай – и как только озеро не растаяло? – Главное, что ты не ушиблась.
Как сглазил, право слово!
Мимо нас на бреющем полете промчался Тэймас – и, совершив невероятный кульбит, под завывания зрителей едва не врезался в нас. Джай чудом успел отшатнуться – в последний момент, не отпуская меня.
Столкновения мы избежали. Падения – нет.
– Ох, – шумно выдохнул подо мной Джай.
Ну что сказать... Он оказался гораздо мягче льда, но лучше бы я приземлилась пожестче, зато не так... смущающе.
И снова эта вспышка из кустов!
Жаль, не взяла ни одного зелья, чтобы запустить туда.
Словно в ответ на мои мысли, кусты вспыхнули белым пламенем. Оттуда раздались приглушенные вопли и удаляющийся топот.
– Достали, – хмыкнул мне в макушку Джай, не пытаясь подняться. Хотя куда уж ему! Я под весом этих юбок и сама-то пошевелиться не в силах, чтобы окончательно не запутаться, еще и его придавила.
Позор.
Сгореть от стыда и присыпать Джая горсткой пепла я не успела – меня уже привычно ухватили за капюшон и поставили на ноги. Пока я, будто потрепанная в драке с воробьями кошка, пыталась привести себя в порядок, господин секретарь помог подняться Джаю.
– И звание «Господин Грация» присваивается почтенному асту Тэймасу Алнору! – прозвучал полный сарказма девичий голос. Кажется, то была Ильса Мирсен, счастливо избежавшая участи быть раздавленной этим... воплощением грации.
Под посыпавшиеся смешки укатившийся чуть ли не на середину озера Тэм неизящно вернулся к берегу и растянулся прямо на снегу, немного не добравшись до скамейки.
– Просто дай мне умереть, – буркнул он, когда я, старательно отыгрывая заботливую кузину, потыкала в его бок пальцем. А ведь хотелось ногой. Его счастье, что с некоторых пор свои желания я крепко держала в узде. А еще то, что гвоздем программы все же стал он, а не мы с Джаем.
К сожалению – а быть может, и к счастью, – вскоре погода вновь начала портиться, и тетушка, переглянувшись с господином секретарем, объявила прогулку законченной. Поглядывая на стремительно хмурящееся небо, подгоняемые крепчающим ветром, мы дружно побрели назад – переодеваться, греться и обедать. А некоторым еще предстояло залечить свидетельства собственной – а порой и чужой – неуклюжести.
Я с внезапной тоской обернулась на озеро, сияющее и безмятежное даже в надвигающейся хмари. Так и не удалось покататься... Даже жаль немного. Наверное, с Джаем это было бы чудесно.
– Чудесное озеро, – будто подслушав мою последнюю мысль, проворковала тетушка, подхватившая меня под локоток. – А знаете ли, драгоценные мои асты, что, по поверьям, это озеро дарует благословение тем, кто искренне любит друг друга? Стоит лишь прийти сюда ночью и признаться в своих чувствах... И тогда никакие преграды и испытания не будут им страшны, их любовь преодолеет все!
– Ах, как красиво! – растрогались трепетные – иногда – девы.
– Бабкины сказки, – проворчали среди потрепанных в неравной схватке с романтикой парней.
– Как знать, – таинственно улыбнулась тетушка, оглядев нас лукавым взором. – Порой именно «бабкины сказки» оказываются тем единственным, что позволяет нам выжить в этом безумном мире...
Едва оказавшись под крышей особняка, я поспешно сбежала к себе. Тетушка нынче была в ударе, и, раззадоренная скептиком – язык бы ему бантиком завязать, чтобы в следующий раз болтал поменьше! – поведала подневольным слушателям столько сказок, обернувшихся былью, что мне стало нехорошо. Нет, против романтических историй я ничего не имела, но с розовым сиропом тетя явно перестаралась, и теперь я натурально чувствовала, как от него слипается мозг.
Будущий хомячок поживал превосходно; сделав все необходимые пометки в дневнике наблюдений и спрятав его среди нижнего белья, я приготовила себе ванну с ароматной пеной и нырнула в горячую, благоухающую мандарином и корицей воду.
Какое же блаженство!
Ни с чем не сравнимое.
Я бы так и заснула, разморенная теплом и усталостью, но приближался обед, и пропускать его не хотелось. Об отсутствующих языки чешут гораздо охотнее. Особенно об уже отличившихся. А я и с Эйвером за ручку прогуляться успела, и с Джаем пообниматься – пусть и вынужденно, и не слишком-то приятно, но кого это волнует? Главное – сам факт.
А ведь я просто собиралась тихо, не привлекая – а если получится, то и отвлекая – внимания, провести здесь несколько дней... Пора бы уже уяснить, что тихо – это не про зельевара, у которого вечно то котелок, точно заправский разбойник, свистит, то колбы с просроченным зельем взрываются, то вопли радости от удачного эксперимента из груди на волю рвутся. Нередко – в три часа утра.
На обед явились все, кроме Тэма. Надеюсь, он там не умер, как собирался. Я ему еще отомстить не успела.
Зато я наконец-то смогла подглядеть, что так вдохновенно строчил на салфетках парень с цветными прядями в густой шевелюре. Он так увлекся, что не заметил, как обед закончился и все поспешно покинули столовую, а я, не справившись с любопытством, подкралась к нему и заглянула через плечо.
Ух ты! – едва не возопила я бедняге над ухом, завидев знакомые символы, складывающиеся в длинные, сложные формулы, ласкающие взгляд своей выверенностью и стройностью.
Ансэн Ират, вечно витающий в облаках, оказался вовсе не поэтом, а моим коллегой. И зелья у него были на редкость интересными... Одно я даже узнала, правда, я всегда обходилась без пары ингредиентов, что в его формуле были прописаны в основном составе. Хм, а что, может получиться очень даже ничего!
Ой!
– Вам что-то нужно, аста Тэри? – скомкав салфетку, холодно спросил резко повернувшийся ко мне парень. Видимо, расслышал мое восторженное сопение...
Нужно! Мне нужно все. Прежде всего, этот клочок бумаги. До дрожи хотелось обсудить эти формулы, особенно ту, в которой я не поняла даже половины.
Увы, пришлось подавить свои желания и, благовоспитанно покраснев, извиниться.
– Простите, аст Ират, – пробормотала я, опустив взгляд. Он зацепился за кулак парня, из которого завлекательно выглядывал краешек салфетки. – Я думала, вы пишете стихи... Простите мне мое любопытство, просто я очень их люблю...
– Я не пишу стихов, – хмыкнул он. – Какой смысл в пустых словах, когда есть формулы, способные не только описать мир, но и изменить его?
О да, – мысленно согласилась я, едва не плача от осознания, что нам не удастся поговорить по душам.
Но это пока. Я обязательно узнаю, где учится Ансэн Ират, и все-таки расспрошу его обо всем, что меня интересует. Любопытствующую девицу, возможно, претендующую на его лапку, он отшил, но от младшей коллеги, жаждущей лишь знаний, не отмахнется.
Но это будет потом. А пока я проводила покинувшего столовую Ансэна грустным взглядом и почувствовала себя ребенком, у которого отняли занятную игрушку.
Впрочем, в этом замке долго предаваться печали не получилось бы даже при самом горячем и искреннем желании.
Изначально было заявлено, что мы вольны заниматься чем угодно – хоть в компании, хоть в одиночку, – но на деле нам исправно находили коллективные занятия и любезно приглашали принять в них участие. Отказать никто еще не осмелился.
Вот и сейчас нам великодушно предложили нарядить праздничную ель. Тетушка хлопала в ладоши и заверяла, что это – самое волшебное занятие на свете, сближающее, позволяющее вернуться в детство и окунуться в сказочную атмосферу.
В общем, я влипла.
Не знаю, как принято наряжать ель в приличных знатных домах – может, одним лишь небрежным движением левой брови, – но ныне отпрыскам благородных семейств, не иначе как во имя тех самых сближения и сказочности, пришлось действовать по-старинке. То бишь доставать из необъятных коробок игрушки и собственными ухоженными лапками вешать их на колючие ветви.
Вблизи оно казалось огромным – противоположный берег терялся в слепящей дали. Я приложила ладонь ко лбу козырьком, оглядываясь, но той самой дороги, откуда мне впервые открылся вид на это озеро, так и не заметила.
– Если ищешь дорогу, то не найдешь, – пояснил Эйвер, правильно оценив мои попытки что-то высмотреть. – Она появляется лишь для того, чтобы провести приглашенных гостей. Здесь все зачаровано... И безопасно. Смотри.
Он бесстрашно ступил на безмятежно-синюю гладь, утянув за собой и меня.
Я приглушенно взвизгнула, инстинктивно схватилась за развеселившегося парня – и куда только вся меланхолия делась? по пути, что ли, растерял? – и обнаружила, что под воду мы не ухнули.
– Прочный, – топнул ногой по прозрачному, совершенно незаметному льду Эйвер. – Колдовской. Не бойся, он и конницу выдержит, не то что тебя, птичка.
Как он меня назвал? И, главное, каким тоном?!
Я возмущенно фыркнула, с трудом вырвала ладонь из профессионального захвата этого... неисправимого орнитолога и злорадно вычеркнула только что приписанный ему балл.
Обойдется. Пусть в другом месте силки ставит, браконьер несчастный, пока самого в клетку не засунули и не ощипали, как распоследнего петуха, возомнившего себя павлином.
ГЛАВА 6. ЕЛОЧНЫЕ СТРАДАНИЯ
Я бросила быстрый взгляд по сторонам – впавший в детство народ дружно восхищался необычным озером и внимания на нас пока что не обращал – и решила-таки вырвать пару перьев из не в меру распушившегося хвоста. Но только открыла рот и шагнула ближе к беспечно улыбавшемуся Эйверу, как из дальних заснеженных кустов что-то сверкнуло. Едва заметно, особенно на залитом солнечным светом льду.
Начатое движение пришлось довершить, меняя план на ходу, и вместо воспитательного тычка и подсечки, опробованных на Арчи, а также краткой, но емкой речи, поясняющей, что у иной птички может оказаться полный клюв зубов, Эйверу достался восторженный возглас и бережный взмах ладошкой в белой пуховой перчатке, нежно отряхнувшей с его плеча снег.
Ну а что он дернулся, будто от хорошего подзатыльника, – ну мало ли, может, оступился, может, смутился. Или все сразу.
Рука у меня, говорят, тяжелая, как ни нежничай.
А Лэйстер-младший, похоже, обучаемый – вон как резво отшатнулся, уходя от очередного заботливого замаха... простите, взмаха.
Даже любопытно стало, какое сочинение по картинке, то бишь по фотографии, накатают ушлые газетчики.
И что подумал господин секретарь, как раз в этот момент обернувшийся на нас...
Хотя нет. Последнее мне совершенно нелюбопытно!
Поединок взглядов я позорно проиграла, сбежав с поля боя, вернее, побоища. У меня даже причина уважительная нашлась. Возжелалось девушке присоединиться к общему веселью и по льду на коньках покататься, вот и пошла добывать серебристые лезвия, поблескивающие рядом с умиленно улыбающейся тетушкой.
Кстати, на ее месте я бы сделала вид, что не имею никакого отношения к Тэймасу, по изяществу сейчас напоминающего пьяного дракона в полете. А за Ильсу Мирсен, худенькую и невысокую, и вовсе стало страшно – если Тэм на нее все же рухнет, от девицы только рыжая коса и останется.
И, боюсь, что сама я по степени мастерства и грациозности от кузена далеко не укатилась... Но отступать было некуда: заметившая меня тетушка уже протягивала пару сверкающих лезвий. Вымучив из себя улыбку, я присела на невысокую скамеечку, коих вдоль берега раскинулось немало, и попыталась гордо, изящно – и как там еще положено знатной асте из древнего рода – приладить это пыточное устройство к обуви.
У Эми наверняка бы получилось. При рождении ей явно досталось какое-то тайное знание, отвечающее за все эти благородные манеры и умения.
Я же... только чтобы дотянуться до сапога, пришлось сложиться вдвое. Был еще вариант поднять ногу, но он, при всей своей симпатичности, был гораздо неприличнее.
До третьего варианта я бы не додумалась даже в бреду, но именно он и воплотился в реальность.
– Не пыхтите так возмущенно, аста Тэри, у газетчиков чуткий слух, – ровным тоном, в котором и параноик не заподозрил бы насмешки, обронил господин секретарь.
Опустившись на одно колено, он ловко крепил лезвие уже на второй мой сапожок, а я, вцепившись в край скамейки обеими руками, хлопала глазами и алела щеками. В общем, в кои-то веки вела себя так, как и полагается приличной барышне. Или же неприличной ведьме-зельевару, которой даже родной брат в подобной помощи бесстрашно – и не без последствий – отказал.
А пыхтела я не от возмущения. Просто от недавних акробатических трюков, выполненных в не слишком-то располагающей к ним одежде, не отдышалась.
Я скосила глаза на соседнюю скамейку, где уныло вооружал обувь Эйвер. Над ним возвышалась тетушка Кристаш, что-то тихо, предусмотрительно отвернувшись от чуть подрагивающих кустов, ему выговаривающая. Я сдвинула капюшон, рискуя отморозить ухо... Ну так и есть. Отныне отпрыск придворного мага на всю жизнь усвоит, что ежели тебе навязали девицу, будь добр за ней ухаживать, особенно под прицелом фотокамер, остро отточенных перьев газетной братии и отцовского гнева, который при взрыве вполне может уничтожить даже малейший шанс получить наследство.
Лэйстер-младший крепил лезвия, не поднимая повинной головушки, и проникался. Я прямо-таки чувствовала, как в нем все ярче – совсем как кончики его ушей – разгорается мрачная решимость применить обретенную мудрость на практике.
Практический материал запаниковал и попытался унести ноги подальше, забыв, что на оных надеты демоновы коньки...
Мой нос едва не ткнулся в сияющий лед, когда меня дернули за капюшон и вернули в исходное положение. Где-то в процессе из кустов сверкнула предательская вспышка.
Пожалуй, свежий номер «Зеркала» будет куда интереснее, чем многие полагали.
И почему я даже под гнетом стыда не могу провалиться под этот клятый зачарованный лед и благополучно там утонуть?!
– Аста Тэри, – протянул господин секретарь, заботливо вернув капюшон на место и смерив меня задумчивым взглядом.
Вы – ходячее недоразумение, – мысленно закончила я. И не угадала.
– Снова кружится голова?
Я помотала вышеупомянутой, едва не стряхнув капюшон.
Память у господина секретаря хорошая, что при его работе неудивительно. Да и явственно прозвучавшему в вопросе беспокойству тоже удивляться не следовало: обморочная девица – сначала на льду, а потом на снимке во всю первую полосу «Зеркала» – вряд ли бы пошла на пользу репутации главного королевского мага.
Шоннар Вэлдор посмотрел на меня... На как-то нерешительно, боком, подкрадывающегося ко мне Эйвера, на замершие в предвкушении кусты... А в следующий миг я подбитой ласточкой полетела прямиком в объятия Джая, так удачно для меня – и неудачно для себя – скользившего мимо.
Ну у господина секретаря и меткость!
А у Джая – отличное равновесие и завидная сила: и нежданный подарочек удержал, и на лед не завалился.
В отличие от Эйвера, который, едва ступив на сапфировую гладь, тут же на ней растянулся.
Из кустов вновь едва заметно сверкнуло... Неужели остальных это не смущает? Или же они к подобному привыкли?
– Прости, – запоздало выдохнула я, отлепившись-таки от университетского кумира.
И, спохватившись, засияла лучшей сестричкиной улыбкой. Зря, что ли, перед зеркалом репетировала?
– Совершенно не за что, – ответил такой же солнечной улыбкой Джай – и как только озеро не растаяло? – Главное, что ты не ушиблась.
Как сглазил, право слово!
Мимо нас на бреющем полете промчался Тэймас – и, совершив невероятный кульбит, под завывания зрителей едва не врезался в нас. Джай чудом успел отшатнуться – в последний момент, не отпуская меня.
Столкновения мы избежали. Падения – нет.
– Ох, – шумно выдохнул подо мной Джай.
Ну что сказать... Он оказался гораздо мягче льда, но лучше бы я приземлилась пожестче, зато не так... смущающе.
И снова эта вспышка из кустов!
Жаль, не взяла ни одного зелья, чтобы запустить туда.
Словно в ответ на мои мысли, кусты вспыхнули белым пламенем. Оттуда раздались приглушенные вопли и удаляющийся топот.
– Достали, – хмыкнул мне в макушку Джай, не пытаясь подняться. Хотя куда уж ему! Я под весом этих юбок и сама-то пошевелиться не в силах, чтобы окончательно не запутаться, еще и его придавила.
Позор.
Сгореть от стыда и присыпать Джая горсткой пепла я не успела – меня уже привычно ухватили за капюшон и поставили на ноги. Пока я, будто потрепанная в драке с воробьями кошка, пыталась привести себя в порядок, господин секретарь помог подняться Джаю.
– И звание «Господин Грация» присваивается почтенному асту Тэймасу Алнору! – прозвучал полный сарказма девичий голос. Кажется, то была Ильса Мирсен, счастливо избежавшая участи быть раздавленной этим... воплощением грации.
Под посыпавшиеся смешки укатившийся чуть ли не на середину озера Тэм неизящно вернулся к берегу и растянулся прямо на снегу, немного не добравшись до скамейки.
– Просто дай мне умереть, – буркнул он, когда я, старательно отыгрывая заботливую кузину, потыкала в его бок пальцем. А ведь хотелось ногой. Его счастье, что с некоторых пор свои желания я крепко держала в узде. А еще то, что гвоздем программы все же стал он, а не мы с Джаем.
К сожалению – а быть может, и к счастью, – вскоре погода вновь начала портиться, и тетушка, переглянувшись с господином секретарем, объявила прогулку законченной. Поглядывая на стремительно хмурящееся небо, подгоняемые крепчающим ветром, мы дружно побрели назад – переодеваться, греться и обедать. А некоторым еще предстояло залечить свидетельства собственной – а порой и чужой – неуклюжести.
Я с внезапной тоской обернулась на озеро, сияющее и безмятежное даже в надвигающейся хмари. Так и не удалось покататься... Даже жаль немного. Наверное, с Джаем это было бы чудесно.
– Чудесное озеро, – будто подслушав мою последнюю мысль, проворковала тетушка, подхватившая меня под локоток. – А знаете ли, драгоценные мои асты, что, по поверьям, это озеро дарует благословение тем, кто искренне любит друг друга? Стоит лишь прийти сюда ночью и признаться в своих чувствах... И тогда никакие преграды и испытания не будут им страшны, их любовь преодолеет все!
– Ах, как красиво! – растрогались трепетные – иногда – девы.
– Бабкины сказки, – проворчали среди потрепанных в неравной схватке с романтикой парней.
– Как знать, – таинственно улыбнулась тетушка, оглядев нас лукавым взором. – Порой именно «бабкины сказки» оказываются тем единственным, что позволяет нам выжить в этом безумном мире...
Едва оказавшись под крышей особняка, я поспешно сбежала к себе. Тетушка нынче была в ударе, и, раззадоренная скептиком – язык бы ему бантиком завязать, чтобы в следующий раз болтал поменьше! – поведала подневольным слушателям столько сказок, обернувшихся былью, что мне стало нехорошо. Нет, против романтических историй я ничего не имела, но с розовым сиропом тетя явно перестаралась, и теперь я натурально чувствовала, как от него слипается мозг.
Будущий хомячок поживал превосходно; сделав все необходимые пометки в дневнике наблюдений и спрятав его среди нижнего белья, я приготовила себе ванну с ароматной пеной и нырнула в горячую, благоухающую мандарином и корицей воду.
Какое же блаженство!
Ни с чем не сравнимое.
Я бы так и заснула, разморенная теплом и усталостью, но приближался обед, и пропускать его не хотелось. Об отсутствующих языки чешут гораздо охотнее. Особенно об уже отличившихся. А я и с Эйвером за ручку прогуляться успела, и с Джаем пообниматься – пусть и вынужденно, и не слишком-то приятно, но кого это волнует? Главное – сам факт.
А ведь я просто собиралась тихо, не привлекая – а если получится, то и отвлекая – внимания, провести здесь несколько дней... Пора бы уже уяснить, что тихо – это не про зельевара, у которого вечно то котелок, точно заправский разбойник, свистит, то колбы с просроченным зельем взрываются, то вопли радости от удачного эксперимента из груди на волю рвутся. Нередко – в три часа утра.
На обед явились все, кроме Тэма. Надеюсь, он там не умер, как собирался. Я ему еще отомстить не успела.
Зато я наконец-то смогла подглядеть, что так вдохновенно строчил на салфетках парень с цветными прядями в густой шевелюре. Он так увлекся, что не заметил, как обед закончился и все поспешно покинули столовую, а я, не справившись с любопытством, подкралась к нему и заглянула через плечо.
Ух ты! – едва не возопила я бедняге над ухом, завидев знакомые символы, складывающиеся в длинные, сложные формулы, ласкающие взгляд своей выверенностью и стройностью.
Ансэн Ират, вечно витающий в облаках, оказался вовсе не поэтом, а моим коллегой. И зелья у него были на редкость интересными... Одно я даже узнала, правда, я всегда обходилась без пары ингредиентов, что в его формуле были прописаны в основном составе. Хм, а что, может получиться очень даже ничего!
Ой!
– Вам что-то нужно, аста Тэри? – скомкав салфетку, холодно спросил резко повернувшийся ко мне парень. Видимо, расслышал мое восторженное сопение...
Нужно! Мне нужно все. Прежде всего, этот клочок бумаги. До дрожи хотелось обсудить эти формулы, особенно ту, в которой я не поняла даже половины.
Увы, пришлось подавить свои желания и, благовоспитанно покраснев, извиниться.
– Простите, аст Ират, – пробормотала я, опустив взгляд. Он зацепился за кулак парня, из которого завлекательно выглядывал краешек салфетки. – Я думала, вы пишете стихи... Простите мне мое любопытство, просто я очень их люблю...
– Я не пишу стихов, – хмыкнул он. – Какой смысл в пустых словах, когда есть формулы, способные не только описать мир, но и изменить его?
О да, – мысленно согласилась я, едва не плача от осознания, что нам не удастся поговорить по душам.
Но это пока. Я обязательно узнаю, где учится Ансэн Ират, и все-таки расспрошу его обо всем, что меня интересует. Любопытствующую девицу, возможно, претендующую на его лапку, он отшил, но от младшей коллеги, жаждущей лишь знаний, не отмахнется.
Но это будет потом. А пока я проводила покинувшего столовую Ансэна грустным взглядом и почувствовала себя ребенком, у которого отняли занятную игрушку.
Впрочем, в этом замке долго предаваться печали не получилось бы даже при самом горячем и искреннем желании.
Изначально было заявлено, что мы вольны заниматься чем угодно – хоть в компании, хоть в одиночку, – но на деле нам исправно находили коллективные занятия и любезно приглашали принять в них участие. Отказать никто еще не осмелился.
Вот и сейчас нам великодушно предложили нарядить праздничную ель. Тетушка хлопала в ладоши и заверяла, что это – самое волшебное занятие на свете, сближающее, позволяющее вернуться в детство и окунуться в сказочную атмосферу.
В общем, я влипла.
Не знаю, как принято наряжать ель в приличных знатных домах – может, одним лишь небрежным движением левой брови, – но ныне отпрыскам благородных семейств, не иначе как во имя тех самых сближения и сказочности, пришлось действовать по-старинке. То бишь доставать из необъятных коробок игрушки и собственными ухоженными лапками вешать их на колючие ветви.
