Я не выдержала и засмеялась, смахивая слезы. И как ему удалось так быстро успокоить меня? Понятия не имею... да и не важно, наверное.
– Пойду посмотрю, как там Роланд, – поднялась с пола я. – Сходи пока на кухню, попроси, чтобы ему эти травы заварили. – Я протянула Мирославу пакетики, нашаренные в сумке вместо расчески.
– Будет исполнено, госпожа маг, – поклонился он шутливо.
Я улыбнулась и, окончательно успокоившись и вытерев остатки слез, отправилась к нашему раненому спутнику.
* * *
Он слабо улыбнулся, едва я переступила порог. Бледное, осунувшееся лицо, глубокие тени под лихорадочно блестящими глазами... Зато живой. Могло быть гораздо хуже.
– Привет, – улыбнулась я в ответ. – Как ты?
– Странное ощущение, – задумчиво протянул Роланд. – Будто меня сначала разобрали, а потом вновь собрали. Причем неправильно.
– Прости, что не смогла тебе помочь, – виновато пробормотала я.
– Ох, представляю, что бы от меня осталось после твоей помощи! – рассмеялся Роланд и болезненно закусил губу.
Я вздохнула и присела на краешек постели. Не удержавшись, положила ладонь на его грудь, прикрыла глаза. Лечить нельзя, но состояние проверить – вполне безопасно. Удовлетворенно кивнула, оценив работу знахаря. И, едва открыв глаза, наткнулась на внимательный взгляд:
– Жить буду?
– Будешь. Долго и счастливо, – пообещала я. – Особенно если побережешь себя. Почему ты не пользовался магией?
– Боялся зацепить тебя, – неохотно признался Роланд.
Неловко поерзав на кровати, я хотела было позорно ретироваться, пока вновь не началась знакомая песня, но не успела.
– В моей куртке, в левом кармане... Возьми. Надо было раньше отдать, да совсем из головы вылетело.
– Что это? – заинтересовалась я, достав небольшой пакетик. Плотная, чем-то пропитанная ткань надежно защищала содержимое от внешних воздействий, будь то жар либо влага. Как и от любопытных взглядов.
– Порошок папоротника. Подарок, – усмехнулся Роланд, – от главы Совета магов.
– Ну и ну, – пробормотала я, взвесив ценный дар на ладони. – И с чего это Багиус так расщедрился?
Когда я просила его об этом, он едва кукиш не показал. Хотя Роланд – не я. Ему отказать не столь легко.
– Багиус? При чем здесь он? – удивился Роланд.
– Ты же сам сказал – глава Совета!
– Багиус не является главой Совета, – огорошил принц. – Совет возглавляет другой человек. Он очень беспокойная личность и не любит сидеть на одном месте. Ночью накануне нашего путешествия в Веллию он вернулся неизвестно откуда, выслушал последние новости, благословил в путь-дорогу и вновь исчез неизвестно куда. Вот и все... Багиус – лишь заместитель Шаттия. Но, учитывая обстоятельства, его, пожалуй, вполне можно считать главой...
– Шаттий? – переспросила я, нахмурившись. Что-то знакомое... Но ухватить воспоминание за хвост не удалось.
– Да. А я... теперь лишь обуза, – горько усмехнулся Роланд. – Толку от меня никакого... Вы должны идти дальше. Ты и этот... медерец. Я же с ума сойду!
По-моему, уже сошел. Ну, Райса, рыбка недосушенная, удружила же! Пожалуй, следует вплотную заняться поисками ингредиентов для отворотного зелья. Чем не тема для диссертации? После такого не то что магистром-целителем первой ступени стану – архимагом, и вполне заслуженно... Если представить, сколько народу мается, как по своей глупости, так и по чужой... Да мне при жизни памятник поставят!
– Поверь, скоро все будет хорошо! – поддавшись порыву, сжала руку принца я. – Вот кончится действие этого дурацкого приворотного зелья и... Ой!
Я поспешно прикусила язык, но было поздно. Только вот Роланд, вопреки ожиданиям, не выглядел ни возмущенным, ни озадаченным.
– А оно уже закончилось. Еще в Аргейтте, – сообщил он. – Я знал про приворотное зелье. Догадался, когда выпил треклятый чай... И сбежал прежде, чем Райса вернулась. К своим, они как раз в том лесу лагерь разбили. Проснулся от громких голосов, решил разобраться. Я и предположить не мог, что там окажется девушка.
Я помотала головой, будто бы это могло привести в порядок мысли, и недоверчиво прищурилась:
– А что же ты, если действие зелья закончилось, продолжал изображать из себя влюбленного идиота?
– Потому что я и есть влюбленный идиот, – вздохнул Роланд. И, прежде чем я успела отпрянуть, поймал мое запястье, удерживая, не давая убежать. – Яра, подожди! Прошу, дай мне шанс. Всего лишь шанс!
– Раньше он тебе был не нужен, – пробормотала я, пару раз дернув рукой и поняв, что отпускать меня не собираются.
– Раньше я гнал саму мысль о том, что мы можем быть вместе. Моя сила... Я боялся причинить тебе вред. Но сейчас... Я учусь, я знаю, что сумею контролировать себя, что со временем не буду для тебя опасен. Яра, ты нужна мне. Я не отступлюсь...
Щеки опалило жаром.
Создатель! Ну за что мне это?! И ему...
Роланд молчал, ждал ответа, и я, хоть и отвела глаза, чувствовала его взгляд. И дрожащие пальцы на запястье, обжигающие не хуже каленого железа. И не знала, совершенно не знала, что говорить, что делать, как вести себя в этой глупой, никому не нужной ситуации, о которой даже помыслить не могла!
Голова закружилась, в висках часто застучала кровь, и я испугалась, что снова загорюсь, как тогда, в Аргейтте. Скрипнула несмазанными петлями дверь. Пальцы Роланда дрогнули, ослабли, и я получила-таки желанную свободу. Вспорхнула с кровати перепуганной птахой и буквально вылетела прочь, едва не сбив с ног Мироша.
* * *
В дальнейшую дорогу мы собирались уже вдвоем. Роланду требовалось время для полного выздоровления, а ждать этого мы не имели права. Вернувшийся от него Мирослав, наблюдая за моими лихорадочными сборами, внезапно предложил:
– Может, успокоишь своего доблестного рыцаря? Скажи ему, что я тебя не съем.
– А что, у него есть веские причины подозревать тебя в нехорошем? – спросила я, пряча покрасневшие от слез глаза.
Он вздохнул и, забрав у меня сумку, вышел из комнаты.
Пообедав и простившись с Роландом (я малодушно не высовывалась из-за спины Мироша, стараясь не встречаться с принцем взглядом), мы отправились в дальнейший путь. Гранит и Сметанка неохотно расстались с Вихрем, с укоризной глядевшим нам вослед.
Чувствовала я себя последней предательницей.
Не буди спящую собаку – не укусит!
Народная мудрость
«Держись, несчастная девица! Ведь мы идем тебя спасать!»
От помощи такой, однако, девице впору бы бежать...
Баллада об отважных героях. Автор неизвестен
Легкий ветерок играл ветвями огромной березы, и ее листья лениво шелестели, раскачивались на фоне темно-синего неба, подсвеченные золотистым пламенем костра. Там, в высокой синеве, перемигивались искры-звезды, маленькие и далекие, равнодушные и холодные.
И я зябко ежилась и обхватывала плечи ладонями, не в силах согреться. Несмотря на теплоту вечера. Несмотря на жар пламени. Холод рос в душе – и тонкими змейками невесомо скользил по коже.
«Ты нужна мне».
Ну почему, почему единственный человек, которому я нужна, не нужен мне? Человек, как никто другой достойный счастья. Я должна была все объяснить. Рассказать о том, что у меня есть жених. Ведь он же есть, правда? Однажды Нити Забвения растают, и все вернется на круги своя...
Вопреки моим желаниям.
– Что с тобой? Ты сама не своя.
Я мотнула головой, не отрывая взгляда от темного неба, расшитого алмазными звездами. Но Мирош не сдавался.
– Расскажи. Легче станет.
Это вряд ли. Миту бы рассказала. Ему – ни за что. Хотя надо бы. И про жениха... Все равно узнает. Но не могу. Может, позже, когда уже выбора не останется. А сейчас... Сейчас можно сделать вид, что нет ничего, кроме этой ночи, костра и холодных звезд.
И нас.
Свернувшись клубком, я наблюдала за танцем пламенных языков, свивающихся в замысловатые узоры, и незаметно задремала. И уже сквозь сон почувствовала теплые руки, легко скользнувшие по волосам, и тяжесть плаща, опустившегося на плечи.
И холод наконец-то отступил.
* * *
Замок, мрачный, тяжелый, заросший мхом, подпираемый подступающим со всех сторон лесом, возник на нашем пути на закате. Последние солнечные лучи, пробиваясь сквозь деревья, кровью сочились из моховых стен. Ворот не было. Зато был широкий глубокий ров, тянущийся в обе стороны насколько хватало глаз, и перекинутый через него мост, старый, из рассохшихся, но крепких досок.
Еще несколько шагов назад лесная тропка была узкой, неровной и обычной, и замок появился совершенно неожиданно, словно в одно мгновение вырос из-под земли. Не стало слышно птичьего щебета и стрекота кузнечиков, даже ветер не тревожил покоя этого места. Сонного, гниловатого покоя, сродни царящему на заброшенных кладбищах. Гранит и Сметанка, прежде в охотку следовавшие за нами, встали как вкопанные и нервно пофыркивали, косясь на мрачный пейзаж.
– Мне это не нравится, – пробормотал Мирош, сжимая рукоять меча. Глухая тревога, поселившаяся в душе при первом же взгляде на замок, крепла с каждым ударом сердца.
У моста возвышался большой валун, похожий на пузатую бочку, сплошь покрытый тем же мхом, зеленовато-серым, неприятным. Валун манил, заглушая голос тревоги, и я шагнула к нему, выпустив поводья тонко всхлипнувшей Сметанки.
– Ярослава, спятила?! – полетело вослед.
Возможно...
– Тут что-то написано, – прошептала я, и пальцы помимо воли прикоснулись к прохладному мху, счищая его, добираясь до витиевато изогнутых букв. Надпись оказалась полустертой, вымаранной дождями и ветрами, и удалось прочесть лишь несколько слов, складывающихся в полную бессмыслицу: – «Путник случайный... войди... если ты... лишь твое благородство... может спасти... власть и... обрести... заклятье падет... солнце взойдет»... Что за бред?!
Мирош пожал плечами:
– Бред или нет, но место это нехорошее. И оставаться здесь нельзя.
Спорить я не стала. Загадка не столько будила любопытство, сколько отталкивала, и самым разумным было бы поискать другой путь. Пусть он и будет более длинным и трудным, чем тот, что заманчиво лежал у наших ног.
До лошадей мы не дошли. Мирош споткнулся на ровном месте, упал на колени и не поднялся, обхватив голову руками. Я опустилась рядом, пытаясь заглянуть ему в глаза и понять, что случилось. Он не слышал моих вопросов, раскачивался и что-то шептал, так тихо, что я никак не могла разобрать. Чуть не плача, обняла его, чтобы хоть как-то успокоить, и тут неестественную тишину разорвал короткий вопль, за которым последовали надрывные женские рыдания. Я и охнуть не успела, как Мирош оказался на ногах, а я – за его спиной. В свете умирающего дня клинок его меча казался обагренным кровью.
Оглядевшись, я обреченно всхлипнула. Там, откуда мы пришли, за туманной преградой, бились в истерике лошади, но сюда не доносилось ни звука. И молча скалили клыки пятеро белоснежных волков-переростков, заступивших нам путь.
* * *
Старые доски моста жалобно скрипели под ногами, и казалось, что не выдержат они, рухнут вниз, увлекая нас за собой.
Выдержали.
Коридоры замка, широкие, с высокими потолками, полнились мраком и странным шепотом. Здесь не горело ни единого факела, но, как ни странно, темно не было. Мир окрасился в черно-серые тона, но оставался на удивление четким и ясным. Толстые ковры, устилавшие пол, скрадывали шум шагов, отчего время от времени появлялась мысль, что никого, кроме нас, здесь нет.
Но плыл впереди огромный волк, ослепительно-белый на черно-сером фоне, и остальные бесшумно следовали позади, глухо рыча, стоило на миг замешкаться или оглянуться.
С каждым шагом росла в душе огненно-алая злость. Медленно опутывала сердце, просачивалась в кровь, отчего теплели ладони и в груди разгорался знакомый пожар. Мне здесь не просто не нравилось. Я готова была стереть это место с лица земли, что, признаться, немало пугало. Когда мы дошли до тяжелых двустворчатых дверей, пылающая сила переполняла меня до краев.
Створки медленно отворились, и серый мир затопил мягкий золотистый свет. Пахло воском, медом и полынью; плакала дивная арфа, струны которой перебирал кто-то невидимый. Рядом с большим камином, несмотря на огонь, царил сумрак, позволяя разглядеть лишь высокую спинку кресла да бархатную подушку, на которой дремал толстый рыжий кот, и его совершенно не смущали волки, застывшие посреди зала.
Мирош сжал мою ладонь, но я выдернула ее, шагнула вперед, и стая попятилась, недовольно ворча. Они чувствовали то, что горело во мне. Они боялись. И не зря.
Едва ощутимо дрогнули стены, и эхо этой дрожи прошло по полу, слилось с глухим волчьим рыком.
Лопнула струна, зазвенела, захлебнулась воздухом...
– Мы не желаем вам зла, – послышался в наступившей тишине сухой старческий голос. – Мы нуждаемся в помощи.
– Помощи так не просят, – возразил Мирош, подходя ближе, позволяя опереться на себя, и я благодарно вздохнула, из последних сил удерживая сознание.
Та, другая я, живущая в самом тайном уголке души, уже не скрывалась, и ей хотелось не говорить, а действовать. Дать беснующейся в крови силе свободу.
– У нас не было выбора. – Раздался шорох, развернулось кресло, и из него медленно поднялся высокий сухопарый старик в длинной серебряной мантии. – Помогите нам, и мы отпустим вас.
Та, что была мною и одновременно – другой, не верила. И готова была ответить – ударом на удар.
– Выслушай, – прошелестел старик, и его водянистые глаза смотрели прямо в душу, в глаза мне-не мне. – Просто выслушай. Вам не причинят вреда.
– Нам не причинят вреда в любом случае, – с трудом проговорила я, и показалось, что голос мне не принадлежит. – Иначе вред причинят вам. Ты же понимаешь это?
Старик кивнул, и другая я ослабила контроль, перестала жечь силой, позволила дышать. Пожалуй, было слишком страшно признать, что она тоже стала неотъемлемой частью меня. Мною, невзирая на мое сопротивление и отрицание самой этой возможности.
* * *
– На замок наслали страшное проклятие. Два с половиной столетия назад, – вещал старец, ведя нас длиннющими унылыми коридорами. – Теперь он появляется раз в пятьдесят лет, и лишь на трое суток, а после исчезает. И в эти самые сутки, когда мы сбрасываем узы сна, у нас есть шанс на спасание. Отважный сердцем может освободить нас...
– И много их было за последние годы? Отважных сердцем? – влезла я, начиная замерзать – от сырых стен шел прямо-таки могильный холод.
– Путников – много, отважных – нет, – посетовал старик, величавший себя Ключником. – Я не говорил обо всех без разбору. Имеется в виду отважный сердцем, в чьих жилах течет кровь древняя, благородная.
– Вы так уверены, что на сей раз вам повезло? – хмыкнул Мирош.
– Порой люди и сами не ведают, что течет в их венах, – протянул Ключник. – Попытка не пытка...
– И что же нужно сделать?
– А вот ее, нашу юную госпожу, поцеловать, – ответил старик, толкнув неприметную дверцу и буквально впихнув нас в чистую и уютную светелку, где на огромной кровати, среди вороха подушек, лежала девушка.
У нее были тонкие черты лица, невероятно изящная фигурка, затянутая в подчеркивающее ее белое платье, и чудесные длинные волосы цвета меда. Да, она была красива. Слишком красива.
– Всего один поцелуй, – подтолкнул замершего Мироша старик. – И вы будете свободны.
Мирослав нахмурился, неуверенно шагнул к кровати, наклонился было, но передумал и взглянул на меня. Я поспешно отвела взгляд. Смотреть на сие действо совершенно не хотелось... Но не смотреть я не могла.
– Пойду посмотрю, как там Роланд, – поднялась с пола я. – Сходи пока на кухню, попроси, чтобы ему эти травы заварили. – Я протянула Мирославу пакетики, нашаренные в сумке вместо расчески.
– Будет исполнено, госпожа маг, – поклонился он шутливо.
Я улыбнулась и, окончательно успокоившись и вытерев остатки слез, отправилась к нашему раненому спутнику.
* * *
Он слабо улыбнулся, едва я переступила порог. Бледное, осунувшееся лицо, глубокие тени под лихорадочно блестящими глазами... Зато живой. Могло быть гораздо хуже.
– Привет, – улыбнулась я в ответ. – Как ты?
– Странное ощущение, – задумчиво протянул Роланд. – Будто меня сначала разобрали, а потом вновь собрали. Причем неправильно.
– Прости, что не смогла тебе помочь, – виновато пробормотала я.
– Ох, представляю, что бы от меня осталось после твоей помощи! – рассмеялся Роланд и болезненно закусил губу.
Я вздохнула и присела на краешек постели. Не удержавшись, положила ладонь на его грудь, прикрыла глаза. Лечить нельзя, но состояние проверить – вполне безопасно. Удовлетворенно кивнула, оценив работу знахаря. И, едва открыв глаза, наткнулась на внимательный взгляд:
– Жить буду?
– Будешь. Долго и счастливо, – пообещала я. – Особенно если побережешь себя. Почему ты не пользовался магией?
– Боялся зацепить тебя, – неохотно признался Роланд.
Неловко поерзав на кровати, я хотела было позорно ретироваться, пока вновь не началась знакомая песня, но не успела.
– В моей куртке, в левом кармане... Возьми. Надо было раньше отдать, да совсем из головы вылетело.
– Что это? – заинтересовалась я, достав небольшой пакетик. Плотная, чем-то пропитанная ткань надежно защищала содержимое от внешних воздействий, будь то жар либо влага. Как и от любопытных взглядов.
– Порошок папоротника. Подарок, – усмехнулся Роланд, – от главы Совета магов.
– Ну и ну, – пробормотала я, взвесив ценный дар на ладони. – И с чего это Багиус так расщедрился?
Когда я просила его об этом, он едва кукиш не показал. Хотя Роланд – не я. Ему отказать не столь легко.
– Багиус? При чем здесь он? – удивился Роланд.
– Ты же сам сказал – глава Совета!
– Багиус не является главой Совета, – огорошил принц. – Совет возглавляет другой человек. Он очень беспокойная личность и не любит сидеть на одном месте. Ночью накануне нашего путешествия в Веллию он вернулся неизвестно откуда, выслушал последние новости, благословил в путь-дорогу и вновь исчез неизвестно куда. Вот и все... Багиус – лишь заместитель Шаттия. Но, учитывая обстоятельства, его, пожалуй, вполне можно считать главой...
– Шаттий? – переспросила я, нахмурившись. Что-то знакомое... Но ухватить воспоминание за хвост не удалось.
– Да. А я... теперь лишь обуза, – горько усмехнулся Роланд. – Толку от меня никакого... Вы должны идти дальше. Ты и этот... медерец. Я же с ума сойду!
По-моему, уже сошел. Ну, Райса, рыбка недосушенная, удружила же! Пожалуй, следует вплотную заняться поисками ингредиентов для отворотного зелья. Чем не тема для диссертации? После такого не то что магистром-целителем первой ступени стану – архимагом, и вполне заслуженно... Если представить, сколько народу мается, как по своей глупости, так и по чужой... Да мне при жизни памятник поставят!
– Поверь, скоро все будет хорошо! – поддавшись порыву, сжала руку принца я. – Вот кончится действие этого дурацкого приворотного зелья и... Ой!
Я поспешно прикусила язык, но было поздно. Только вот Роланд, вопреки ожиданиям, не выглядел ни возмущенным, ни озадаченным.
– А оно уже закончилось. Еще в Аргейтте, – сообщил он. – Я знал про приворотное зелье. Догадался, когда выпил треклятый чай... И сбежал прежде, чем Райса вернулась. К своим, они как раз в том лесу лагерь разбили. Проснулся от громких голосов, решил разобраться. Я и предположить не мог, что там окажется девушка.
Я помотала головой, будто бы это могло привести в порядок мысли, и недоверчиво прищурилась:
– А что же ты, если действие зелья закончилось, продолжал изображать из себя влюбленного идиота?
– Потому что я и есть влюбленный идиот, – вздохнул Роланд. И, прежде чем я успела отпрянуть, поймал мое запястье, удерживая, не давая убежать. – Яра, подожди! Прошу, дай мне шанс. Всего лишь шанс!
– Раньше он тебе был не нужен, – пробормотала я, пару раз дернув рукой и поняв, что отпускать меня не собираются.
– Раньше я гнал саму мысль о том, что мы можем быть вместе. Моя сила... Я боялся причинить тебе вред. Но сейчас... Я учусь, я знаю, что сумею контролировать себя, что со временем не буду для тебя опасен. Яра, ты нужна мне. Я не отступлюсь...
Щеки опалило жаром.
Создатель! Ну за что мне это?! И ему...
Роланд молчал, ждал ответа, и я, хоть и отвела глаза, чувствовала его взгляд. И дрожащие пальцы на запястье, обжигающие не хуже каленого железа. И не знала, совершенно не знала, что говорить, что делать, как вести себя в этой глупой, никому не нужной ситуации, о которой даже помыслить не могла!
Голова закружилась, в висках часто застучала кровь, и я испугалась, что снова загорюсь, как тогда, в Аргейтте. Скрипнула несмазанными петлями дверь. Пальцы Роланда дрогнули, ослабли, и я получила-таки желанную свободу. Вспорхнула с кровати перепуганной птахой и буквально вылетела прочь, едва не сбив с ног Мироша.
* * *
В дальнейшую дорогу мы собирались уже вдвоем. Роланду требовалось время для полного выздоровления, а ждать этого мы не имели права. Вернувшийся от него Мирослав, наблюдая за моими лихорадочными сборами, внезапно предложил:
– Может, успокоишь своего доблестного рыцаря? Скажи ему, что я тебя не съем.
– А что, у него есть веские причины подозревать тебя в нехорошем? – спросила я, пряча покрасневшие от слез глаза.
Он вздохнул и, забрав у меня сумку, вышел из комнаты.
Пообедав и простившись с Роландом (я малодушно не высовывалась из-за спины Мироша, стараясь не встречаться с принцем взглядом), мы отправились в дальнейший путь. Гранит и Сметанка неохотно расстались с Вихрем, с укоризной глядевшим нам вослед.
Чувствовала я себя последней предательницей.
Прода от 14.12.2025, 20:51
ГЛАВА 12. СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Не буди спящую собаку – не укусит!
Народная мудрость
«Держись, несчастная девица! Ведь мы идем тебя спасать!»
От помощи такой, однако, девице впору бы бежать...
Баллада об отважных героях. Автор неизвестен
Легкий ветерок играл ветвями огромной березы, и ее листья лениво шелестели, раскачивались на фоне темно-синего неба, подсвеченные золотистым пламенем костра. Там, в высокой синеве, перемигивались искры-звезды, маленькие и далекие, равнодушные и холодные.
И я зябко ежилась и обхватывала плечи ладонями, не в силах согреться. Несмотря на теплоту вечера. Несмотря на жар пламени. Холод рос в душе – и тонкими змейками невесомо скользил по коже.
«Ты нужна мне».
Ну почему, почему единственный человек, которому я нужна, не нужен мне? Человек, как никто другой достойный счастья. Я должна была все объяснить. Рассказать о том, что у меня есть жених. Ведь он же есть, правда? Однажды Нити Забвения растают, и все вернется на круги своя...
Вопреки моим желаниям.
– Что с тобой? Ты сама не своя.
Я мотнула головой, не отрывая взгляда от темного неба, расшитого алмазными звездами. Но Мирош не сдавался.
– Расскажи. Легче станет.
Это вряд ли. Миту бы рассказала. Ему – ни за что. Хотя надо бы. И про жениха... Все равно узнает. Но не могу. Может, позже, когда уже выбора не останется. А сейчас... Сейчас можно сделать вид, что нет ничего, кроме этой ночи, костра и холодных звезд.
И нас.
Свернувшись клубком, я наблюдала за танцем пламенных языков, свивающихся в замысловатые узоры, и незаметно задремала. И уже сквозь сон почувствовала теплые руки, легко скользнувшие по волосам, и тяжесть плаща, опустившегося на плечи.
И холод наконец-то отступил.
* * *
Замок, мрачный, тяжелый, заросший мхом, подпираемый подступающим со всех сторон лесом, возник на нашем пути на закате. Последние солнечные лучи, пробиваясь сквозь деревья, кровью сочились из моховых стен. Ворот не было. Зато был широкий глубокий ров, тянущийся в обе стороны насколько хватало глаз, и перекинутый через него мост, старый, из рассохшихся, но крепких досок.
Еще несколько шагов назад лесная тропка была узкой, неровной и обычной, и замок появился совершенно неожиданно, словно в одно мгновение вырос из-под земли. Не стало слышно птичьего щебета и стрекота кузнечиков, даже ветер не тревожил покоя этого места. Сонного, гниловатого покоя, сродни царящему на заброшенных кладбищах. Гранит и Сметанка, прежде в охотку следовавшие за нами, встали как вкопанные и нервно пофыркивали, косясь на мрачный пейзаж.
– Мне это не нравится, – пробормотал Мирош, сжимая рукоять меча. Глухая тревога, поселившаяся в душе при первом же взгляде на замок, крепла с каждым ударом сердца.
У моста возвышался большой валун, похожий на пузатую бочку, сплошь покрытый тем же мхом, зеленовато-серым, неприятным. Валун манил, заглушая голос тревоги, и я шагнула к нему, выпустив поводья тонко всхлипнувшей Сметанки.
– Ярослава, спятила?! – полетело вослед.
Возможно...
– Тут что-то написано, – прошептала я, и пальцы помимо воли прикоснулись к прохладному мху, счищая его, добираясь до витиевато изогнутых букв. Надпись оказалась полустертой, вымаранной дождями и ветрами, и удалось прочесть лишь несколько слов, складывающихся в полную бессмыслицу: – «Путник случайный... войди... если ты... лишь твое благородство... может спасти... власть и... обрести... заклятье падет... солнце взойдет»... Что за бред?!
Мирош пожал плечами:
– Бред или нет, но место это нехорошее. И оставаться здесь нельзя.
Спорить я не стала. Загадка не столько будила любопытство, сколько отталкивала, и самым разумным было бы поискать другой путь. Пусть он и будет более длинным и трудным, чем тот, что заманчиво лежал у наших ног.
До лошадей мы не дошли. Мирош споткнулся на ровном месте, упал на колени и не поднялся, обхватив голову руками. Я опустилась рядом, пытаясь заглянуть ему в глаза и понять, что случилось. Он не слышал моих вопросов, раскачивался и что-то шептал, так тихо, что я никак не могла разобрать. Чуть не плача, обняла его, чтобы хоть как-то успокоить, и тут неестественную тишину разорвал короткий вопль, за которым последовали надрывные женские рыдания. Я и охнуть не успела, как Мирош оказался на ногах, а я – за его спиной. В свете умирающего дня клинок его меча казался обагренным кровью.
Оглядевшись, я обреченно всхлипнула. Там, откуда мы пришли, за туманной преградой, бились в истерике лошади, но сюда не доносилось ни звука. И молча скалили клыки пятеро белоснежных волков-переростков, заступивших нам путь.
* * *
Старые доски моста жалобно скрипели под ногами, и казалось, что не выдержат они, рухнут вниз, увлекая нас за собой.
Выдержали.
Коридоры замка, широкие, с высокими потолками, полнились мраком и странным шепотом. Здесь не горело ни единого факела, но, как ни странно, темно не было. Мир окрасился в черно-серые тона, но оставался на удивление четким и ясным. Толстые ковры, устилавшие пол, скрадывали шум шагов, отчего время от времени появлялась мысль, что никого, кроме нас, здесь нет.
Но плыл впереди огромный волк, ослепительно-белый на черно-сером фоне, и остальные бесшумно следовали позади, глухо рыча, стоило на миг замешкаться или оглянуться.
С каждым шагом росла в душе огненно-алая злость. Медленно опутывала сердце, просачивалась в кровь, отчего теплели ладони и в груди разгорался знакомый пожар. Мне здесь не просто не нравилось. Я готова была стереть это место с лица земли, что, признаться, немало пугало. Когда мы дошли до тяжелых двустворчатых дверей, пылающая сила переполняла меня до краев.
Створки медленно отворились, и серый мир затопил мягкий золотистый свет. Пахло воском, медом и полынью; плакала дивная арфа, струны которой перебирал кто-то невидимый. Рядом с большим камином, несмотря на огонь, царил сумрак, позволяя разглядеть лишь высокую спинку кресла да бархатную подушку, на которой дремал толстый рыжий кот, и его совершенно не смущали волки, застывшие посреди зала.
Мирош сжал мою ладонь, но я выдернула ее, шагнула вперед, и стая попятилась, недовольно ворча. Они чувствовали то, что горело во мне. Они боялись. И не зря.
Едва ощутимо дрогнули стены, и эхо этой дрожи прошло по полу, слилось с глухим волчьим рыком.
Лопнула струна, зазвенела, захлебнулась воздухом...
– Мы не желаем вам зла, – послышался в наступившей тишине сухой старческий голос. – Мы нуждаемся в помощи.
– Помощи так не просят, – возразил Мирош, подходя ближе, позволяя опереться на себя, и я благодарно вздохнула, из последних сил удерживая сознание.
Та, другая я, живущая в самом тайном уголке души, уже не скрывалась, и ей хотелось не говорить, а действовать. Дать беснующейся в крови силе свободу.
– У нас не было выбора. – Раздался шорох, развернулось кресло, и из него медленно поднялся высокий сухопарый старик в длинной серебряной мантии. – Помогите нам, и мы отпустим вас.
Та, что была мною и одновременно – другой, не верила. И готова была ответить – ударом на удар.
– Выслушай, – прошелестел старик, и его водянистые глаза смотрели прямо в душу, в глаза мне-не мне. – Просто выслушай. Вам не причинят вреда.
– Нам не причинят вреда в любом случае, – с трудом проговорила я, и показалось, что голос мне не принадлежит. – Иначе вред причинят вам. Ты же понимаешь это?
Старик кивнул, и другая я ослабила контроль, перестала жечь силой, позволила дышать. Пожалуй, было слишком страшно признать, что она тоже стала неотъемлемой частью меня. Мною, невзирая на мое сопротивление и отрицание самой этой возможности.
Прода от 15.12.2025, 21:27
* * *
– На замок наслали страшное проклятие. Два с половиной столетия назад, – вещал старец, ведя нас длиннющими унылыми коридорами. – Теперь он появляется раз в пятьдесят лет, и лишь на трое суток, а после исчезает. И в эти самые сутки, когда мы сбрасываем узы сна, у нас есть шанс на спасание. Отважный сердцем может освободить нас...
– И много их было за последние годы? Отважных сердцем? – влезла я, начиная замерзать – от сырых стен шел прямо-таки могильный холод.
– Путников – много, отважных – нет, – посетовал старик, величавший себя Ключником. – Я не говорил обо всех без разбору. Имеется в виду отважный сердцем, в чьих жилах течет кровь древняя, благородная.
– Вы так уверены, что на сей раз вам повезло? – хмыкнул Мирош.
– Порой люди и сами не ведают, что течет в их венах, – протянул Ключник. – Попытка не пытка...
– И что же нужно сделать?
– А вот ее, нашу юную госпожу, поцеловать, – ответил старик, толкнув неприметную дверцу и буквально впихнув нас в чистую и уютную светелку, где на огромной кровати, среди вороха подушек, лежала девушка.
У нее были тонкие черты лица, невероятно изящная фигурка, затянутая в подчеркивающее ее белое платье, и чудесные длинные волосы цвета меда. Да, она была красива. Слишком красива.
– Всего один поцелуй, – подтолкнул замершего Мироша старик. – И вы будете свободны.
Мирослав нахмурился, неуверенно шагнул к кровати, наклонился было, но передумал и взглянул на меня. Я поспешно отвела взгляд. Смотреть на сие действо совершенно не хотелось... Но не смотреть я не могла.
