Поначалу я ослепла и оглохла: столь ярко и броско были украшены многочисленные палатки, редкие деревья... и люди, сливающиеся в разноцветную толпу. Толпа смеялась, ругалась, плакала и пела; она звенела обрывками странных мелодий, лязгом столкнувшихся мечей, стуком полных местного пива кружек; она хлопала в ладоши, шуршала тканями, топала и вздыхала. Она была полна жизни, стремительной и смелой, от которой я успела отвыкнуть... И это пьянило сильнее вина. Чужое веселье оказалось заразным; я бегала от прилавка к прилавку, разглядывая диковинные вещицы, болела за поднимающегося на шест парня, едва не пустилась в пляс вместе с разудалой компанией... И неизвестно, куда бы это меня завело, будь я одна.
– Смотри, да не засматривайся, – насмешливо посоветовал Йонто, когда я едва не присоединилась к желающим перетягивать толстенный – намного толще моей руки – канат.
Сам он совершенно не поддавался всеобщему легкому безумию, словно боялся расслабиться даже на один-единственный миг.
– Тебе здесь не нравится? – спросила я, когда мы выбрались из спонтанно возникшего хоровода. Я бы с ними и дальше пошла, но Йонто мой порыв не одобрил.
– А тебе? – привычно уклонился от ответа он.
Я неуверенно пожала плечами. С одной стороны, дома я такое времяпрепровождение не жаловала. С другой же... Здесь все было словно в сказке. Наши ярмарки казались бестолковыми и пугающими, но то, что я видела сейчас, ничуть на них не походило. Я и сама ничуть не походила на прежнюю себя, предпочитавшую спрятаться ото всех подальше и отгородиться от мира очередной книгой. Этот же мир мне хотелось изучить. И не только в теории. Я чувствовала себя смелой и сильной, беззаботной и беспричинно счастливой. Это была особая магия, магия места, где люди, отринув проблемы, радовались мимолетным минутам веселья, места, где царило буйство красок и музыки, где можно запросто взять за руку незнакомца и затащить его в безумный хоровод...
Вот только Йонто моих чувств не разделял, а я отчаянно хотела поделиться с ним тем, что вижу и ощущаю. Жаль, не знала как.
Я все еще подыскивала слова, чтобы объяснить ему, когда он остановился возле прилавка с безделушками. Бусы и браслеты, сережки и колечки, цепочки и кулоны... Я с любопытством скользила взглядом по красочному богатству, но куда любопытнее было, что здесь понадобилось Йонто. Не сережками же прельстился?
– Хочешь чего-нибудь? – спросил он, и я растерялась.
Мне нравилось смотреть. Но хотела ли я что-то себе? Вряд ли.
Йонто вытащил из кармана несколько тускло-желтых монеток и, отдав плату худощавому продавцу, взял с прилавка две длинные, похожие на спицы шпильки с крупными жемчужными шариками, обрамленными серебряными ажурными лепестками. И ловко воткнул их в мои собранные в объемный пучок волосы.
– А это зачем? – вспомнив кинжал, с опаской потрогала украшение я. – Ими тоже нужно в кого-нибудь тыкать?
– Нет, – покачал головой Йонто, и показалось, что он едва сдержал улыбку. – Просто красиво.
С ответом я не нашлась, да его от меня и не ждали.
Вот только на сердце стало тепло. А еще почему-то захотелось плакать.
Какая же я глупая.
Глупая, но счастливая. Хотя бы здесь и сейчас.
Когда-то давно на такой же ярмарке Йонто впервые увидел статуэтки из цветного стекла. Воздушные, изящные, они притягивали взгляд и завораживали, их нестерпимо хотелось коснуться – и одновременно казалось, что они разобьются, стоит лишь дотронуться до них.
Сегодня Ана походила на такую статуэтку. И дело было не столько в платье, которое ей необычайно шло, сколько в сиянии, от нее исходящем. Она светилась изнутри, совсем как то прозрачное, тончайшее стекло в лучах солнца.
Красивая. Нежная.
Хрупкая.
Решение привести сюда Ану показалось не таким уж хорошим почти сразу. Было чересчур шумно, людно и суетливо. Никогда раньше он не замечал этого. Никогда раньше он ни за кого не отвечал...
Йонто крепко сжимал узкую ладонь и боялся, что она вот-вот выскользнет, и толпа бесследно поглотит Ану. Люди слишком громко кричали, слишком сильно толкались... все было слишком. И он хотел увести ее отсюда, но вовремя заметил: ей нравится. В царящем здесь хаосе, представляющемся ему одной сплошной опасностью, она видела что-то свое, то, чего он так и не смог разглядеть. А может быть, почувствовать.
Он привел ее сюда, чтобы она повеселилась, посмотрела на что-то еще, кроме деревьев, мелких зверьков и нечисти. А потому стоит держать свои страхи и опасения при себе. В конце концов, не допустить, чтобы они воплотились в реальность, его забота.
А Ана... Ана выглядела счастливой. И постепенно заражала этим счастьем и его.
И он тоже любовался танцем угольно-черных теней на огромном белом полотне, боем стремительных и легких, словно вода и воздух, мечников, распускающимися прямо на земле огненными цветами. Подбадривал, пусть и молча, упорно карабкающегося по скользкому столбу мальчишку и бросал монетки бродячим музыкантам, чьи песни задевали в душе нечто невидимое, болезненное. Но при том ни на миг не забывал держать ухо востро, чтобы, к примеру, убрать зазевавшуюся Ану с пути высокого, богато одетого толстяка, перед которым, казалось, даже стены предпочитали расступаться.
– Хорошего человека должно быть много, – завороженно протянула Ана ему вослед.
– Тебе до хорошего человека есть и есть, – не удержался Йонто.
– Ну знаешь ли! – возмутилась она. – На себя посмотри!
– А кто сказал, что я хочу быть хорошим? – парировал он.
Ему нравилось поддразнивать ее. Нравилось, как вспыхивали румянцем обычно бледные щеки, как блестели глаза, как дрожали в едва сдерживаемой улыбке губы – потому что ей тоже была по вкусу эта игра.
– Я, – сложила руки на груди Ана. – Я тебя насквозь вижу! – И добавила задумчиво совсем уж непонятное: – Прямо как рентген.
Она жадно впитывала саму атмосферу всеобщего праздника. А вот покупки ее не интересовали, и даже платье они так и не выбрали.
– А как тебе это? – ткнул пальцем в очередной наряд Йонто.
– Как-то фу, – не оценила Ана, и он с неожиданным весельем признал: действительно, фу.
Точнее и не скажешь.
С нарядами дело обстояло не то чтобы грустно, нет, очень даже радостно. Излишне. Слишком пышные и тяжелые, о яркости и говорить не стоит – от одного только взгляда рябило в глазах. Зато Йонто наконец-то оттаял и даже начал улыбаться.
Впрочем, идиллия продлилась недолго. На любом празднике найдется тот, кто обязательно испортит все веселье. А то и драку затеет... Эту ярмарку, несмотря на сказочность, сия участь тоже не миновала. Впереди, за прилавками с ароматной выпечкой, кипела эпичная битва. Мы разумно решили ее обойти, но она все равно до нас дотянулась. Пусть и самым краешком.
Я не успела понять, в чем дело, как Йонто шагнул вперед, закрывая меня собой... А в следующий миг в его плечо врезалось крупное яблоко.
Подозреваю, синяк будет таким же... крупным.
Подхватив съедобный снаряд, Йонто подбросил его на ладони и вернул по обратному адресу. Среди увлеченных мордобоем раздался смачный шмяк и неприличный вопль, но более конкретных претензий мы дожидаться не стали – припустили с места боевых действий со всех ног. Моих, естественно, потому как Йонто мог бежать гораздо быстрее.
Едва оказавшись в безопасности, я остановилась, развернулась и успела заметить гримасу боли на его лице и то, как быстро скользнула ладонь по пострадавшему плечу. Как назло, левому.
Божечки... Дайте мне сил и отсыпьте правильных слов!
– Йонто... – ласково позвала я. – Скажи, пожалуйста, ты не думаешь, что проще было бы убрать меня из-под удара, а не подставляться самому?!
– Но так намного быстрее, – пожал он плечами и вновь болезненно поморщился. Столь мимолетно, что, не приглядывайся я, и не заметила бы.
– И тупее! – не выдержала я. – Ты мог пострадать!
– Зато ты не пострадала, – отмахнулся Йонто.
Тяжелейший случай. И я представления не имела, что с этим делать!
– Ну хорошо... Предположим, мы попали в более серьезную ситуацию и ты пожертвовал собой, схлопотал в грудь кинжал и лежишь такой красивый и не вполне живой... Кто помешает оставшимся злыдням меня добить?
Кажется, правильный вопрос найден – вон как задумался.
Не совсем та мысль, к которой я хотела его подвести, но... Хотя бы так для начала. А дальше, может, получится донести до него ценность его собственной жизни безотносительно моей или чьей бы то ни было.
Мягкие сумерки уже окутывали мир, и на площади зажигались разноцветные фонарики. Большие и маленькие, они парили в воздухе и стояли на земле, висели на деревьях, словно диковинные плоды, и покачивались над шатрами и прилавками. Пузатый, похожий на светлячка фонарик завис прямо над нами, и теплый золотистый свет вплелся в волосы Йонто, замерцал в его глазах яркими искорками. Я затаила дыхание. Слишком уж красивым был этот миг. Таким красивым, что даже сердце сжалось... и забилось чаще, вынуждая шагнуть ближе, протянуть свою ладонь навстречу другой ладони, сильной и надежной.
Но хрупкое волшебство момента разрушили самым бесцеремонным образом. Сначала позади Йонто воздвиглась настоящая гора, а затем на его плечо – и опять левое, ну что за невезение! – опустилась огромная лапища, кою и рукой-то язык не повернется назвать.
– Мамочки! – охнула я, невольно отшатнувшись, а Йонто молча и без видимых усилий вывернулся и встал лицом к бородатому рыжему великану, закрыв меня собой.
– Сколько раз предупреждал – не подкрадывайся, – укоризненно сказал он.
Бородатый басовито рассмеялся, и у меня отлегло от сердца. Слава Великому предку, ну и Небесам заодно, не враг. Таких, как этот человек, лучше держать в друзьях.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, – прогрохотал великан, добродушно улыбаясь. – Но раз уж увидел... Идем-ка, покажу, что из твоей шкуры к следующей ярмарке сделаю!
Я поперхнулась воздухом. Что, простите? Из его шкуры?!
– Из моей шкуры можно сделать только никому не нужное чучело, – фыркнул Йонто, оглянувшись и ободряюще подмигнув. Словно – в который уже раз – мысли подслушал.
– Ты прав, дружище, – оценил шутку бородач. – Нигу в этом плане куда полезнее.
Уф... Вот о какой шкуре речь! Нельзя же так людей пугать...
Великан, приглашающе махнув рукой, скрылся за пологом ярко-зеленого шатра, рядом с которым мы и стояли.
– Испугалась? – обернулся ко мне Йонто. – Прости.
– А тебе... обязательно к нему идти? Он странный! – поделилась сомнениями я.
Шутки шутками, конечно, но кто местные нравы знает... Уж точно не я!
– Ничего со мной не случится, – улыбнулся Йонто. – Моя шкура Ахта не интересует, его больше привлекают редкие экземпляры. Он ими торгует. Хочешь взглянуть?
Наверное, стоило бы, но... Я вспомнила укрытого тьмой нигу и наотрез отказалась от новой встречи, пусть даже и всего-навсего с безобидной шкурой.
– Нет, спасибо. Но ты иди. Я здесь подожду.
Йонто нахмурился, явно сомневаясь, можно ли хотя бы на пару минут предоставить меня самой себе. Было бы даже обидно, не будь у этих сомнений весомых оснований...
Наконец что-то решив, он взял меня за руку, подвел вплотную к шатру и строго наказал:
– Я быстро. Ни на шаг не отходи.
– Так точно, мой генерал, – хмыкнула я и, вытянувшись в струнку, приложила ладонь к виску.
Йонто, привычный к моим «иномирным штучкам», лишь головой покачал и нырнул в шатер, откуда пахнуло чем-то сладким, тяжелым и душным, а я приготовилась смиренно ждать. Встала поудобнее, ручки на животе сложила, глазки... Ладно, глазки опускать даже не собиралась. Зачем, когда вокруг столько интересного?
Действие капель Мирины, которыми воспользовалась с утра, к вечеру ослабло, но все же видела я намного лучше обычного. Даже в сумерках. И по-настоящему наслаждалась, оглядываясь по сторонам и подмечая мельчайшие детали не угасающего веселья, озаренного разноцветным светом фонариков. Пока не посмотрела вперед...
Напротив росло дерево, высокое, с серебристо-серым стволом, и запутавшийся в отливающей золотом кроне ветер что-то тихо напевал. Мелодию умело подхватила присевшая у корней девушка, невысокая и гибкая, смуглокожая и черноволосая. Ее наряд сливался с корой, а в глазах отражалось то же золото, что расчертило узорами узкие листья. Натянутые на длинной дощечке струны плакали и звенели под тонкими пальцами, и начатая ветром песня с каждым мигом звучала все громче и отчетливее, пока наконец не перекрыла ярмарочную разноголосицу. Пока не осталось ничего, кроме странной, волнующей музыки, которая обволакивала душу, туманила взгляд слезами, обещала... А дерево за спиной девушки уже не было деревом. Оно поменяло очертания, и я узнала то самое существо, что так напугало меня в лагере торговцев. Сейчас же я понимала: ничего уродливого в нем нет. Вырезанный в дереве чентоль мало походил на виденного мною, но в том, что это именно дракон с прозрачными крыльями, сомнений не осталось.
И, зачарованная, я вдруг обнаружила себя стоящей прямо перед девушкой, что смотрела на меня... и пела. Ее бледные губы не шевелились, однако я слышала голос, чистый и печальный, и вздрагивала от каждого слова, что вплеталось в мелодию и становилось ее частью.
Еще один день без тебя. Еще одна ночь в пустоте.
И, образ твой в сердце храня, ищу в бесконечной я тьме
Дорогу в тот мир, где ты есть, где я буду рядом с тобой.
Попыток прорваться не счесть... Я слепо бреду за мечтой.
«Забвенью сдаваться не смей!» – так часто в ночи я шепчу.
Сквозь тысячу бед и смертей пройдя босиком по мечу
Острейшему грани миров, открою незримую дверь.
Порвав паутину из снов, к тебе я вернусь. Только верь.
Голова закружилась, и слова исчезли. Растворились в образах, которые вспыхивали, будто молнии, сменяя друг друга.
Мужчина с длинными черными волосами, в алых одеждах и с огненными всполохами в глазах, протягивает мне ладонь, на которой переливается золотистая пыль.
Вспышка.
И другой мужчина, рыжеволосый и синеглазый, крепко держит меня за руку.
Вспышка.
Два чентоля в лунном небе сплелись в яростном танце... или битве?
Вспышка.
Дерево в фиолетовом цвету и высокий мужчина, который почти обернулся, почти показал лицо...
Вспышка. Тьма.
И три слова едва различимым шепотом, от которых перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы.
Я люблю тебя.
А потом меня выдернули в реальность. Вот только что я стояла, околдованная, оглушенная музыкой и видениями, а в следующий миг уже спешила за Йонто, который, почти до боли сжимая мою ладонь, быстро пробирался сквозь толпу. Я даже не заметила, как он подошел. А он, похоже, не замечал, что я уходить не хотела.
– Ты чего?! – возмутилась, пытаясь освободиться.
Куда там! Он так в меня вцепился, что и клещами вряд ли отцепить удалось бы. Тем более на ходу, вернее, на бегу. Это Йонто шагал, мне приходилось бежать. Отрастили некоторые длинные ноги, а остальным мучайся...
– Ой! Больно же!
Только после этого он остановился. Обернулся, и я испуганно охнула.
– Что с тобой? – прошептала, глядя в совершенно шальные глаза.
– Ничего, – мотнул головой он, и волосы, собранные в хвост, совсем растрепались.
– Знаю я твое «ничего», – пробормотала я и дернула рукой, которую он и не собирался отпускать. – Что-то совершенно точно случилось, но ты конечно же не скажешь, потому что не привык делиться, или же потому что тебе неловко рассказывать, или же ты просто считаешь меня совсем глупой и неспособной тебе помочь, или...
– Смотри, да не засматривайся, – насмешливо посоветовал Йонто, когда я едва не присоединилась к желающим перетягивать толстенный – намного толще моей руки – канат.
Сам он совершенно не поддавался всеобщему легкому безумию, словно боялся расслабиться даже на один-единственный миг.
– Тебе здесь не нравится? – спросила я, когда мы выбрались из спонтанно возникшего хоровода. Я бы с ними и дальше пошла, но Йонто мой порыв не одобрил.
– А тебе? – привычно уклонился от ответа он.
Я неуверенно пожала плечами. С одной стороны, дома я такое времяпрепровождение не жаловала. С другой же... Здесь все было словно в сказке. Наши ярмарки казались бестолковыми и пугающими, но то, что я видела сейчас, ничуть на них не походило. Я и сама ничуть не походила на прежнюю себя, предпочитавшую спрятаться ото всех подальше и отгородиться от мира очередной книгой. Этот же мир мне хотелось изучить. И не только в теории. Я чувствовала себя смелой и сильной, беззаботной и беспричинно счастливой. Это была особая магия, магия места, где люди, отринув проблемы, радовались мимолетным минутам веселья, места, где царило буйство красок и музыки, где можно запросто взять за руку незнакомца и затащить его в безумный хоровод...
Вот только Йонто моих чувств не разделял, а я отчаянно хотела поделиться с ним тем, что вижу и ощущаю. Жаль, не знала как.
Я все еще подыскивала слова, чтобы объяснить ему, когда он остановился возле прилавка с безделушками. Бусы и браслеты, сережки и колечки, цепочки и кулоны... Я с любопытством скользила взглядом по красочному богатству, но куда любопытнее было, что здесь понадобилось Йонто. Не сережками же прельстился?
– Хочешь чего-нибудь? – спросил он, и я растерялась.
Мне нравилось смотреть. Но хотела ли я что-то себе? Вряд ли.
Йонто вытащил из кармана несколько тускло-желтых монеток и, отдав плату худощавому продавцу, взял с прилавка две длинные, похожие на спицы шпильки с крупными жемчужными шариками, обрамленными серебряными ажурными лепестками. И ловко воткнул их в мои собранные в объемный пучок волосы.
– А это зачем? – вспомнив кинжал, с опаской потрогала украшение я. – Ими тоже нужно в кого-нибудь тыкать?
– Нет, – покачал головой Йонто, и показалось, что он едва сдержал улыбку. – Просто красиво.
С ответом я не нашлась, да его от меня и не ждали.
Вот только на сердце стало тепло. А еще почему-то захотелось плакать.
Какая же я глупая.
Глупая, но счастливая. Хотя бы здесь и сейчас.
***
Когда-то давно на такой же ярмарке Йонто впервые увидел статуэтки из цветного стекла. Воздушные, изящные, они притягивали взгляд и завораживали, их нестерпимо хотелось коснуться – и одновременно казалось, что они разобьются, стоит лишь дотронуться до них.
Сегодня Ана походила на такую статуэтку. И дело было не столько в платье, которое ей необычайно шло, сколько в сиянии, от нее исходящем. Она светилась изнутри, совсем как то прозрачное, тончайшее стекло в лучах солнца.
Красивая. Нежная.
Хрупкая.
Решение привести сюда Ану показалось не таким уж хорошим почти сразу. Было чересчур шумно, людно и суетливо. Никогда раньше он не замечал этого. Никогда раньше он ни за кого не отвечал...
Йонто крепко сжимал узкую ладонь и боялся, что она вот-вот выскользнет, и толпа бесследно поглотит Ану. Люди слишком громко кричали, слишком сильно толкались... все было слишком. И он хотел увести ее отсюда, но вовремя заметил: ей нравится. В царящем здесь хаосе, представляющемся ему одной сплошной опасностью, она видела что-то свое, то, чего он так и не смог разглядеть. А может быть, почувствовать.
Он привел ее сюда, чтобы она повеселилась, посмотрела на что-то еще, кроме деревьев, мелких зверьков и нечисти. А потому стоит держать свои страхи и опасения при себе. В конце концов, не допустить, чтобы они воплотились в реальность, его забота.
А Ана... Ана выглядела счастливой. И постепенно заражала этим счастьем и его.
И он тоже любовался танцем угольно-черных теней на огромном белом полотне, боем стремительных и легких, словно вода и воздух, мечников, распускающимися прямо на земле огненными цветами. Подбадривал, пусть и молча, упорно карабкающегося по скользкому столбу мальчишку и бросал монетки бродячим музыкантам, чьи песни задевали в душе нечто невидимое, болезненное. Но при том ни на миг не забывал держать ухо востро, чтобы, к примеру, убрать зазевавшуюся Ану с пути высокого, богато одетого толстяка, перед которым, казалось, даже стены предпочитали расступаться.
– Хорошего человека должно быть много, – завороженно протянула Ана ему вослед.
– Тебе до хорошего человека есть и есть, – не удержался Йонто.
– Ну знаешь ли! – возмутилась она. – На себя посмотри!
– А кто сказал, что я хочу быть хорошим? – парировал он.
Ему нравилось поддразнивать ее. Нравилось, как вспыхивали румянцем обычно бледные щеки, как блестели глаза, как дрожали в едва сдерживаемой улыбке губы – потому что ей тоже была по вкусу эта игра.
– Я, – сложила руки на груди Ана. – Я тебя насквозь вижу! – И добавила задумчиво совсем уж непонятное: – Прямо как рентген.
Она жадно впитывала саму атмосферу всеобщего праздника. А вот покупки ее не интересовали, и даже платье они так и не выбрали.
– А как тебе это? – ткнул пальцем в очередной наряд Йонто.
– Как-то фу, – не оценила Ана, и он с неожиданным весельем признал: действительно, фу.
Точнее и не скажешь.
***
С нарядами дело обстояло не то чтобы грустно, нет, очень даже радостно. Излишне. Слишком пышные и тяжелые, о яркости и говорить не стоит – от одного только взгляда рябило в глазах. Зато Йонто наконец-то оттаял и даже начал улыбаться.
Впрочем, идиллия продлилась недолго. На любом празднике найдется тот, кто обязательно испортит все веселье. А то и драку затеет... Эту ярмарку, несмотря на сказочность, сия участь тоже не миновала. Впереди, за прилавками с ароматной выпечкой, кипела эпичная битва. Мы разумно решили ее обойти, но она все равно до нас дотянулась. Пусть и самым краешком.
Я не успела понять, в чем дело, как Йонто шагнул вперед, закрывая меня собой... А в следующий миг в его плечо врезалось крупное яблоко.
Подозреваю, синяк будет таким же... крупным.
Подхватив съедобный снаряд, Йонто подбросил его на ладони и вернул по обратному адресу. Среди увлеченных мордобоем раздался смачный шмяк и неприличный вопль, но более конкретных претензий мы дожидаться не стали – припустили с места боевых действий со всех ног. Моих, естественно, потому как Йонто мог бежать гораздо быстрее.
Едва оказавшись в безопасности, я остановилась, развернулась и успела заметить гримасу боли на его лице и то, как быстро скользнула ладонь по пострадавшему плечу. Как назло, левому.
Божечки... Дайте мне сил и отсыпьте правильных слов!
– Йонто... – ласково позвала я. – Скажи, пожалуйста, ты не думаешь, что проще было бы убрать меня из-под удара, а не подставляться самому?!
– Но так намного быстрее, – пожал он плечами и вновь болезненно поморщился. Столь мимолетно, что, не приглядывайся я, и не заметила бы.
– И тупее! – не выдержала я. – Ты мог пострадать!
– Зато ты не пострадала, – отмахнулся Йонто.
Тяжелейший случай. И я представления не имела, что с этим делать!
– Ну хорошо... Предположим, мы попали в более серьезную ситуацию и ты пожертвовал собой, схлопотал в грудь кинжал и лежишь такой красивый и не вполне живой... Кто помешает оставшимся злыдням меня добить?
Кажется, правильный вопрос найден – вон как задумался.
Не совсем та мысль, к которой я хотела его подвести, но... Хотя бы так для начала. А дальше, может, получится донести до него ценность его собственной жизни безотносительно моей или чьей бы то ни было.
Мягкие сумерки уже окутывали мир, и на площади зажигались разноцветные фонарики. Большие и маленькие, они парили в воздухе и стояли на земле, висели на деревьях, словно диковинные плоды, и покачивались над шатрами и прилавками. Пузатый, похожий на светлячка фонарик завис прямо над нами, и теплый золотистый свет вплелся в волосы Йонто, замерцал в его глазах яркими искорками. Я затаила дыхание. Слишком уж красивым был этот миг. Таким красивым, что даже сердце сжалось... и забилось чаще, вынуждая шагнуть ближе, протянуть свою ладонь навстречу другой ладони, сильной и надежной.
Но хрупкое волшебство момента разрушили самым бесцеремонным образом. Сначала позади Йонто воздвиглась настоящая гора, а затем на его плечо – и опять левое, ну что за невезение! – опустилась огромная лапища, кою и рукой-то язык не повернется назвать.
– Мамочки! – охнула я, невольно отшатнувшись, а Йонто молча и без видимых усилий вывернулся и встал лицом к бородатому рыжему великану, закрыв меня собой.
– Сколько раз предупреждал – не подкрадывайся, – укоризненно сказал он.
Бородатый басовито рассмеялся, и у меня отлегло от сердца. Слава Великому предку, ну и Небесам заодно, не враг. Таких, как этот человек, лучше держать в друзьях.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, – прогрохотал великан, добродушно улыбаясь. – Но раз уж увидел... Идем-ка, покажу, что из твоей шкуры к следующей ярмарке сделаю!
Я поперхнулась воздухом. Что, простите? Из его шкуры?!
– Из моей шкуры можно сделать только никому не нужное чучело, – фыркнул Йонто, оглянувшись и ободряюще подмигнув. Словно – в который уже раз – мысли подслушал.
– Ты прав, дружище, – оценил шутку бородач. – Нигу в этом плане куда полезнее.
Уф... Вот о какой шкуре речь! Нельзя же так людей пугать...
Великан, приглашающе махнув рукой, скрылся за пологом ярко-зеленого шатра, рядом с которым мы и стояли.
– Испугалась? – обернулся ко мне Йонто. – Прости.
– А тебе... обязательно к нему идти? Он странный! – поделилась сомнениями я.
Шутки шутками, конечно, но кто местные нравы знает... Уж точно не я!
– Ничего со мной не случится, – улыбнулся Йонто. – Моя шкура Ахта не интересует, его больше привлекают редкие экземпляры. Он ими торгует. Хочешь взглянуть?
Наверное, стоило бы, но... Я вспомнила укрытого тьмой нигу и наотрез отказалась от новой встречи, пусть даже и всего-навсего с безобидной шкурой.
– Нет, спасибо. Но ты иди. Я здесь подожду.
Йонто нахмурился, явно сомневаясь, можно ли хотя бы на пару минут предоставить меня самой себе. Было бы даже обидно, не будь у этих сомнений весомых оснований...
Наконец что-то решив, он взял меня за руку, подвел вплотную к шатру и строго наказал:
– Я быстро. Ни на шаг не отходи.
– Так точно, мой генерал, – хмыкнула я и, вытянувшись в струнку, приложила ладонь к виску.
Йонто, привычный к моим «иномирным штучкам», лишь головой покачал и нырнул в шатер, откуда пахнуло чем-то сладким, тяжелым и душным, а я приготовилась смиренно ждать. Встала поудобнее, ручки на животе сложила, глазки... Ладно, глазки опускать даже не собиралась. Зачем, когда вокруг столько интересного?
Действие капель Мирины, которыми воспользовалась с утра, к вечеру ослабло, но все же видела я намного лучше обычного. Даже в сумерках. И по-настоящему наслаждалась, оглядываясь по сторонам и подмечая мельчайшие детали не угасающего веселья, озаренного разноцветным светом фонариков. Пока не посмотрела вперед...
Напротив росло дерево, высокое, с серебристо-серым стволом, и запутавшийся в отливающей золотом кроне ветер что-то тихо напевал. Мелодию умело подхватила присевшая у корней девушка, невысокая и гибкая, смуглокожая и черноволосая. Ее наряд сливался с корой, а в глазах отражалось то же золото, что расчертило узорами узкие листья. Натянутые на длинной дощечке струны плакали и звенели под тонкими пальцами, и начатая ветром песня с каждым мигом звучала все громче и отчетливее, пока наконец не перекрыла ярмарочную разноголосицу. Пока не осталось ничего, кроме странной, волнующей музыки, которая обволакивала душу, туманила взгляд слезами, обещала... А дерево за спиной девушки уже не было деревом. Оно поменяло очертания, и я узнала то самое существо, что так напугало меня в лагере торговцев. Сейчас же я понимала: ничего уродливого в нем нет. Вырезанный в дереве чентоль мало походил на виденного мною, но в том, что это именно дракон с прозрачными крыльями, сомнений не осталось.
И, зачарованная, я вдруг обнаружила себя стоящей прямо перед девушкой, что смотрела на меня... и пела. Ее бледные губы не шевелились, однако я слышала голос, чистый и печальный, и вздрагивала от каждого слова, что вплеталось в мелодию и становилось ее частью.
Еще один день без тебя. Еще одна ночь в пустоте.
И, образ твой в сердце храня, ищу в бесконечной я тьме
Дорогу в тот мир, где ты есть, где я буду рядом с тобой.
Попыток прорваться не счесть... Я слепо бреду за мечтой.
«Забвенью сдаваться не смей!» – так часто в ночи я шепчу.
Сквозь тысячу бед и смертей пройдя босиком по мечу
Острейшему грани миров, открою незримую дверь.
Порвав паутину из снов, к тебе я вернусь. Только верь.
Голова закружилась, и слова исчезли. Растворились в образах, которые вспыхивали, будто молнии, сменяя друг друга.
Мужчина с длинными черными волосами, в алых одеждах и с огненными всполохами в глазах, протягивает мне ладонь, на которой переливается золотистая пыль.
Вспышка.
И другой мужчина, рыжеволосый и синеглазый, крепко держит меня за руку.
Вспышка.
Два чентоля в лунном небе сплелись в яростном танце... или битве?
Вспышка.
Дерево в фиолетовом цвету и высокий мужчина, который почти обернулся, почти показал лицо...
Вспышка. Тьма.
И три слова едва различимым шепотом, от которых перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы.
Я люблю тебя.
А потом меня выдернули в реальность. Вот только что я стояла, околдованная, оглушенная музыкой и видениями, а в следующий миг уже спешила за Йонто, который, почти до боли сжимая мою ладонь, быстро пробирался сквозь толпу. Я даже не заметила, как он подошел. А он, похоже, не замечал, что я уходить не хотела.
– Ты чего?! – возмутилась, пытаясь освободиться.
Куда там! Он так в меня вцепился, что и клещами вряд ли отцепить удалось бы. Тем более на ходу, вернее, на бегу. Это Йонто шагал, мне приходилось бежать. Отрастили некоторые длинные ноги, а остальным мучайся...
– Ой! Больно же!
Только после этого он остановился. Обернулся, и я испуганно охнула.
– Что с тобой? – прошептала, глядя в совершенно шальные глаза.
– Ничего, – мотнул головой он, и волосы, собранные в хвост, совсем растрепались.
– Знаю я твое «ничего», – пробормотала я и дернула рукой, которую он и не собирался отпускать. – Что-то совершенно точно случилось, но ты конечно же не скажешь, потому что не привык делиться, или же потому что тебе неловко рассказывать, или же ты просто считаешь меня совсем глупой и неспособной тебе помочь, или...
