Возможно, потому, что мебели практически не было. В чистой комнатке с устланным плетеными ковриками полом и светлыми деревянными стенами с множеством полок только-то и имелось, что застеленная лоскутным покрывалом лежанка за отдернутой сейчас плотной шторой, два сундука – у входа и под окном – да один-единственный стол, широкий, но низкий. А еще здесь были травы. Они висели на стенах и под потолком, стояли в глиняных кувшинах на подоконнике, лежали на полках и столе... И запах, наполнявший комнату, кружил голову.
Травы завораживали. Хотелось погладить хрупкие стебельки, вдохнуть горьковатые ароматы... Сама не заметила, как подошла к столу, как потянулась к разложенному на нем богатству. Травки были невесомыми. Я брала их осторожно, боясь повредить, и перебирала, перекладывала, позабыв обо всем на свете. А когда очнулась, с недоумением осмотрела несколько аккуратных кучек. Это что же... я натворила?
В комнате царила тишина. Оборачиваться было страшно – что на мое самоуправство Мирина скажет? – но раз уж набедокурила, то и отвечать должна.
Против ожиданий, лекарка не разозлилась. Поймала мой испуганный взгляд, подошла к столу, задумчиво покачала головой.
– Неплохо, – коснувшись кончиками пальцев одной кучки трав, сказала она. – Сбор от кашля, сбор от головной боли... С этим бы я поспорила, но, может, так оно даже лучше будет, надо проверить... Ты травница?
Я нервно икнула.
Травница? Я? Да я с трудом подорожник от лопуха отличаю!
– Н-не знаю, – выдала я привычную фразу. – Не помню...
– Она ничего не знает, – ввернул Йонто, устроившийся на сундуке. – Подозреваю, у нее что-то с головой. Как считаешь?
Мирина села прямо на пол и приглашающе повела рукой. Я потопталась на месте, но все-таки последовала ее примеру. А куда деваться? Стульев здесь, увы, не водилось. Женщина взяла мою руку и, запретив говорить и дергаться, прикрыла глаза. А я, пользуясь тем, что от меня того же не потребовали, огляделась внимательнее.
Кроме трав, никаких украшений в комнате не имелось. Даже занавесок на окошке. Хотя стоящие в горшках высокие сухие стебли с мелкими желтыми цветочками вполне могли сойти за жалюзи. А еще справа и слева от входа я заметила дверцы, почти сливающиеся со стенами, на которых вместо картин висели композиции из трав. Хорошо здесь. Уютно. И в сон клонит... Я подавила зевок, тряхнула головой, и Мирина недовольно цыкнула. Я замерла, боясь шевельнуться, и через пару минут меня наконец-то отпустили.
– Ну что? – поинтересовался Йонто, вставая. – Проблема в голове?
– Она здорова, – не согласилась с диагнозом самозваного доктора Мирина. – Физически. Но истощена. Ты ее хотя бы покормил? – строго вопросила она, и лицо парня стало таким беззащитно-растерянным, что я невольно ему посочувствовала. – Понятно, – вздохнула женщина. – Совсем забыл, как нужно с живыми людьми обращаться!
С этими словами она поднялась, откинула крышку стоящего под окном сундучка и, вытащив нечто похожее на большой сухарь, вручила мне:
– Поешь. К обеду соображу чего получше.
– Если она здорова, то что тогда с ней не так? – не унимался Йонто. От еды он отказался, а Мирина не настаивала, видимо, знала, что бесполезно.
– Ее душа чем-то сильно взволнована, – задумчиво протянула женщина. – Шаная, конечно, определила бы точнее, но, думаю, я тоже смогу помочь. А вот ты...
– Что я? – равнодушно спросил Йонто.
– А он отравился ядом какого-то оранжевого растения, едва не умер и в таком состоянии протащил меня этой... теневой тропой, – наябедничала я.
– Жизнь тебе, как погляжу, по-прежнему не мила, – рассердилась Мирина.
– Какое вам всем дело до моей жизни? – хмыкнул Йонто и тут же получил неплохой подзатыльник. Именно такой, какой мне и хотелось ему отвесить.
Божечки, спасибо! Есть справедливость в этом мире!
– Глупый мальчишка, – припечатала лекарка. – Сидеть! Я с тобой не закончила. А ты, – взглянула она на меня, – иди-ка пока свежим воздухом подыши...
Я немедленно вскочила и бросилась к двери.
– Дальше крыльца ни ногой! – полетело в спину напутствие Йонто. – Ничего не делай, ничего не трогай, ни с кем не разговаривай и даже...
– Не дыши, – додумала я, плотно прикрыв дверь и щурясь от яркого солнышка.
Странный парень. Совершенно бестолковый. Вон как на меня из-за этого чентоля кричал, глупой обозвал... А его поведение, значит, не глупость. Совсем себя не бережет.
Соблазн сбежать с крылечка и пройтись по узкой улочке был велик, но я послушно села на нижнюю ступеньку, сложила руки на коленях и прикрыла глаза. Так, разморенная теплом, словно кошка, и задремала.
А когда очнулась, меня окружал пахнущий летним лугом полумрак, да и лежала я на чем-то мягком, ничуть на доски крыльца не похожем. Не сразу поняла, что нахожусь в доме, на лежанке, и что штора, отделяющая ее от комнаты, сейчас задернута. А в комнате горит свеча и раздаются приглушенные голоса...
– Я присмотрю за ней, не беспокойся.
Это Мирина.
– Нет. – А это Йонто. И голос у него уставший, даже жаль беднягу стало. Правда, ненадолго. – Ты этого наказания не заслужила.
Наказание, значит? Ну ладно. Я запомню. А при случае и припомню...
– Если уж я и с тобой в свое время справилась, то и с ней слажу, – заверила женщина. – Подумай, здесь ей лучше будет. Да и тебе бы не мешало остаться. Хотя бы на пару дней, пока не восстановишься...
– Мне не нужно. А вот Ана...
Шагов я не услышала. Штору резко отдернули и, пока я щурилась от неожиданно яркого света, строго вопросили:
– Хочешь остаться?
Первым порывом было замотать головой, но я сдержалась. И так столько хлопот ему доставила. Если бы не я, он не отравился бы, не перенапрягся... И вообще, занимался бы своими делами, вместо того чтобы возиться со мной. А ведь я даже честностью ему за это отплатить не могу.
– Хочу, – отвела глаза я.
– Вот и славно, – кивнул Йонто. Показалось, что он вздохнул с облегчением. Все верно, я бы на его месте тоже радовалась избавлению от обузы. – Ана остается, – обернулся к Мирине он.
– Переночуй хотя бы, – проворчала женщина. – Куда на ночь глядя собрался? Да покажи девочке, что здесь да как. Мне домой пора, и так задержалась...
– Ступай, разберемся, – вздохнул Йонто и, как только за Мириной закрылась дверь, укоризненно добавил: – Ну и горазда же ты спать!
Судя по сгустившейся за окном тьме, еще как горазда. Но меня можно понять: моя жизнь превратилась в сплошной стресс, а лучшим лекарством от стресса я всегда считала сон.
– А ты-то хоть отдохнул? – от души потянувшись, спросила я.
– Не важно, – отмахнулся Йонто, и я поняла, что нет.
– Балбес, – пробормотала едва слышно. В конце концов, ему тоже досталось. Поди, не каждый день иномирные девицы на голову сыплются...
– Там спальня Шанаи, – коснулся одной из дверей Йонто. – Она заперта, в ней хранятся редкие травы и записи. Но тебе и здесь неплохо будет. А тут умывальная...
Он еще не договорил, а я уже открывала дверцу в самую желанную сейчас комнату. И застыла на пороге, преисполненная горького разочарования. Не могу точно сказать, чего ожидала, но уж никак не грубых стен и полочек. На скамье стояли две большие бадьи, до краев наполненные водой, и несколько пустых, поменьше, похожих на тазики. На стене висело мутноватое зеркало, в которое я не рискнула посмотреться.
Баня, да и только. Но здесь не пыхала жаром печка, а в обоих бадьях вода оказалась не просто холодной – ледяной. Я ходила вокруг них, словно лиса возле добротного курятника, и страдала. Особым здоровьем я никогда не отличалась. Откровенно говоря, вообще никаким не отличалась, и купание в ледяной водице грозило серьезными проблемами. Но с другой стороны, желание помыться становилось нестерпимым, и в душе зарождалась пока что робкая решимость. Коя сразу же испарилась, стоило на пробу опустить руку в воду...
Наблюдавший за моими страданиями Йонто взял с одной из полок и протянул небольшой камешек, серый, невзрачный, пористый.
– Это что? – Брать его я не торопилась.
– Жар-камень. Брось в воду, и она тут же нагреется. Штука редкая, не везде достать можно, но своих денег стоит.
– Спасибо, обойдусь, – отказалась я.
Вряд ли лекарка обрадуется, узнав, что незваная гостья перевела ценный продукт.
– Не дури, пользуйся, – чуть ли не силой вручил камешек Йонто. – Лучше уж истратить камень, чем потом прикапывать твое хладное тело.
Вот же, а!..
– А вообще, Шаная не бедствует, и жар-камень для нее не роскошь, – усмехнулся он. – Так что наслаждайся.
Йонто вышел. Я, вздохнув, тоже.
– Мне даже переодеться не во что, – пожаловалась смущенно. – Мою сумку украли...
И не суть важно, что сменной одежды там все равно не было.
Йонто откинул крышку большого сундука, порылся в его недрах и сунул мне в руки сверток.
– Держи. Я иногда останавливаюсь здесь, это мои вещи. Они чистые. И полотенце. А еще вот. – Он положил поверх стопки круглую баночку и несколько скатанных трубочкой нешироких полосок ткани. – Заживляющая мазь и бинты.
Я проследила за его взглядом и поджала пальцы ног. Ну да, поранилась, пока босиком бегала. Удивительно даже, что не особо из-за этого и беспокоилась.
– Спасибо, – кивнула я, прижимая к груди одежду, и проскользнула в умывальную.
Прикрыла дверь, с грустью констатировала, что замка в ней не предусмотрено, сложила чистые вещи на скамеечку и скинула свою одежду на пол. Прошлепала к бадьям, не без опаски бросила в одну жар-камень и чуть не вскрикнула от восторга, когда вода забурлила, закипела, и комнатку наполнил пар.
Дальше дело пошло быстрее. Шампунь и мыло были густыми, пенными и сильно пахли травами. Я с наслаждением прополоскала волосы, до скрипа оттерла кожу, смывая грязь, усталость и страх. Напоследок вылив на себя тазик прохладной водички, промокнула кожу жестким полотенцем и оделась.
Великовато, однако... Я подвернула рукава, а затем штанины. Лучше стало ненамного. Нет, ходить в этом неудобно. Но единственная альтернатива – унылый костюмчик торговцев, а его я ни за что не надену, даже если постираю. А вот ошейник-переводчик тщательно отмыла, лишь немного посомневавшись, а можно ли. Если было бы нельзя, Йонто сказал бы, верно? Закончив с облачением, я воспользовалась мазью и перебинтовала ноги. Получились эдакие дизайнерские носки. Или домашние тапочки. Главное, чтобы помогло. А разобравшись со всеми делами, я протерла запотевшее зеркало и пристально вгляделась в отражение.
Увы, но, даже попав в сказку, я осталась собой. Не изменился ни цвет волос, ни разрез глаз, и даже едва обозначившаяся, но уже изрядно надоевшая морщинка меж бровей никуда не делась. В мир иной я попала в полной своей комплектации... Невезение какое-то. Закон подлости по отношению ко мне никогда осечек не давал, а вот закон жанра... Эх.
– Мирина принесла ужин, – едва я вышла в комнату, проговорил Йонто. Уф, я его понимаю, значит, банные процедуры переводчику не повредили. – И лекарство для тебя. Сказала, поможет от душевных волнений.
И, не уточнив, как именно нужно применять это чудо-средство, скрылся в умывальной. Стучать и допытываться я постеснялась. Обошла кругом низкий столик, на котором стояла прикрытая салфеткой корзинка и небольшая бутылочка, до краев наполненная ярко-красной жидкостью. Не так уж тут и много, видимо, рассчитано на разовое применение. Иначе бы Мирина оставила более четкие указания. Да и волнения мои таковы, что парой глотков не успокоишь.
Мигрень, затаившаяся на время, вновь напомнила о себе, и стало не до размышлений. Схватив бутылочку, я открыла крышку и принюхалась. Пахло приятно, чем-то ягодным, свежим. Присев на край лежанки, я отпила немного, зажмурилась от удовольствия... и сама не заметила, как выпила все. Лекарство оказалось густым, тягучим и очень сладким. Оно обволакивало язык, горло и желудок приятным теплом, и тепло это постепенно оттесняло боль, наполняя собою голову. Она становилась все тяжелее и тяжелее, в то время как мысли – легче. Они воздушными шариками взлетали к потолку, просачивались сквозь него и устремлялись в темное небо, и я улыбалась, глядя им вслед.
– Йон-то, – протянула я, когда он появился в комнате.
В светлых рубахе и штанах, да еще с мокрыми волосами, он выглядел младше, чем обычно, и отчего-то я сочла это милым. Хотя сейчас мне абсолютно все таковым казалось. Хотелось улыбаться и делиться хорошим настроением. И вот с таким-то намерением я и поднялась, невзирая на покачивающийся пол. Ничего, трудности закаляют характер и делают цель еще желаннее!
– Ана? – настороженно позвал Йонто, когда я двинулась к нему. – Ты чего делаешь? Вернее, ты чего наделала?!
– Ничего, – улыбнулась я, медленно приближаясь.
Забавный какой. И волосы торчат... Пригладить бы. Запнувшись о половичок, я добралась до цели гораздо быстрее, чем рассчитывала.
– Да как бы не так, – пробормотал Йонто, придерживая меня за плечи и одновременно пытаясь увернуться от моих попыток дотянуться до его волос. – Ты что, выпила все лекарство? Все до капли?
– А что, нельзя? – не особо расстроилась я. Если бы выпила меньше, мне не было бы сейчас столь хорошо. Потрясающая вещь. – Я в порядке.
– Вот уж вряд ли...
Меня самым возмутительным образом потащили к лежанке. Я и пикнуть не успела, как ткнулась носом в подушку. А пока переворачивалась, воюя с ослабшим телом, Йонто добрался до входной двери.
– Куда это ты? – спросила я. Странно, но язык тоже был тяжелым. Наверное, оттого, что являлся частью головы...
– Переночую на улице, – ухватился за ручку Йонто.
– Там же холодно! – ужаснулась я. – И страшно.
– Поверь, здесь намного страшнее, – с потрясающей искренностью признался он.
– Ты что, боишься? – удивилась я. – Успокойся, на твою честь покушаться не собираюсь, меня мелкие вообще не привлекают...
Волосы бы вот потрогала... Но кто ж даст?
Обидно.
– Мелкие? – поперхнулся Йонто. Даже о стратегическом отступлении позабыл, и я благородно решила не пользоваться его оплошностью. Хотя, если честно, благородство тут ни при чем, просто тело стало совершенно непослушным, и встать я не сумела.
– Ну да. Ты же младше меня. Вот сколько тебе лет? Двадцать пять хотя бы есть? Наверняка нет. Мне вот двадцать семь. Скоро и вовсе двадцать восемь будет. Было бы... Если я еще жива, – смешалась я.
Если я жива.
Хорошее уточнение. Правильное. И в привычную картину мира укладывалось лучше, нежели то, что я действительно попала в другой мир. Может, я до сих пор лежу на асфальте, или в больничной палате, утыканная иголками и обмотанная проводами, в то время как мое сознание заблудилось в созданной им же нереальности...
Да, так оно и есть. Надо в это просто поверить. Так будет лучше. А убедить себя несложно. Да?
– Ты – мой бред. Совершенно точно. Неправильный бред, – загрустила я и всхлипнула, до того себя жалко стало.
Ну вот что за невезение, и на пороге смерти нормального мужчину встретить не судьба, даже собственное подсознание не подыграет! Мама говорила, что это самое важное в жизни, а я не верила. Может, зря? Теперь и не узнаю. Печаль.
А с другой стороны... Если это бред, можно делать все, что угодно, и не терзаться муками совести.
– Ты сказал, что я ничего не знаю и не понимаю, – горестно вздохнула я. – А с чего бы мне понимать, если я вообще из другого мира?! А? В моем мире и ты бы ничего не понимал...
Травы завораживали. Хотелось погладить хрупкие стебельки, вдохнуть горьковатые ароматы... Сама не заметила, как подошла к столу, как потянулась к разложенному на нем богатству. Травки были невесомыми. Я брала их осторожно, боясь повредить, и перебирала, перекладывала, позабыв обо всем на свете. А когда очнулась, с недоумением осмотрела несколько аккуратных кучек. Это что же... я натворила?
В комнате царила тишина. Оборачиваться было страшно – что на мое самоуправство Мирина скажет? – но раз уж набедокурила, то и отвечать должна.
Против ожиданий, лекарка не разозлилась. Поймала мой испуганный взгляд, подошла к столу, задумчиво покачала головой.
– Неплохо, – коснувшись кончиками пальцев одной кучки трав, сказала она. – Сбор от кашля, сбор от головной боли... С этим бы я поспорила, но, может, так оно даже лучше будет, надо проверить... Ты травница?
Я нервно икнула.
Травница? Я? Да я с трудом подорожник от лопуха отличаю!
– Н-не знаю, – выдала я привычную фразу. – Не помню...
– Она ничего не знает, – ввернул Йонто, устроившийся на сундуке. – Подозреваю, у нее что-то с головой. Как считаешь?
Мирина села прямо на пол и приглашающе повела рукой. Я потопталась на месте, но все-таки последовала ее примеру. А куда деваться? Стульев здесь, увы, не водилось. Женщина взяла мою руку и, запретив говорить и дергаться, прикрыла глаза. А я, пользуясь тем, что от меня того же не потребовали, огляделась внимательнее.
Кроме трав, никаких украшений в комнате не имелось. Даже занавесок на окошке. Хотя стоящие в горшках высокие сухие стебли с мелкими желтыми цветочками вполне могли сойти за жалюзи. А еще справа и слева от входа я заметила дверцы, почти сливающиеся со стенами, на которых вместо картин висели композиции из трав. Хорошо здесь. Уютно. И в сон клонит... Я подавила зевок, тряхнула головой, и Мирина недовольно цыкнула. Я замерла, боясь шевельнуться, и через пару минут меня наконец-то отпустили.
– Ну что? – поинтересовался Йонто, вставая. – Проблема в голове?
– Она здорова, – не согласилась с диагнозом самозваного доктора Мирина. – Физически. Но истощена. Ты ее хотя бы покормил? – строго вопросила она, и лицо парня стало таким беззащитно-растерянным, что я невольно ему посочувствовала. – Понятно, – вздохнула женщина. – Совсем забыл, как нужно с живыми людьми обращаться!
С этими словами она поднялась, откинула крышку стоящего под окном сундучка и, вытащив нечто похожее на большой сухарь, вручила мне:
– Поешь. К обеду соображу чего получше.
– Если она здорова, то что тогда с ней не так? – не унимался Йонто. От еды он отказался, а Мирина не настаивала, видимо, знала, что бесполезно.
– Ее душа чем-то сильно взволнована, – задумчиво протянула женщина. – Шаная, конечно, определила бы точнее, но, думаю, я тоже смогу помочь. А вот ты...
– Что я? – равнодушно спросил Йонто.
– А он отравился ядом какого-то оранжевого растения, едва не умер и в таком состоянии протащил меня этой... теневой тропой, – наябедничала я.
– Жизнь тебе, как погляжу, по-прежнему не мила, – рассердилась Мирина.
– Какое вам всем дело до моей жизни? – хмыкнул Йонто и тут же получил неплохой подзатыльник. Именно такой, какой мне и хотелось ему отвесить.
Божечки, спасибо! Есть справедливость в этом мире!
– Глупый мальчишка, – припечатала лекарка. – Сидеть! Я с тобой не закончила. А ты, – взглянула она на меня, – иди-ка пока свежим воздухом подыши...
Я немедленно вскочила и бросилась к двери.
– Дальше крыльца ни ногой! – полетело в спину напутствие Йонто. – Ничего не делай, ничего не трогай, ни с кем не разговаривай и даже...
– Не дыши, – додумала я, плотно прикрыв дверь и щурясь от яркого солнышка.
Странный парень. Совершенно бестолковый. Вон как на меня из-за этого чентоля кричал, глупой обозвал... А его поведение, значит, не глупость. Совсем себя не бережет.
Соблазн сбежать с крылечка и пройтись по узкой улочке был велик, но я послушно села на нижнюю ступеньку, сложила руки на коленях и прикрыла глаза. Так, разморенная теплом, словно кошка, и задремала.
А когда очнулась, меня окружал пахнущий летним лугом полумрак, да и лежала я на чем-то мягком, ничуть на доски крыльца не похожем. Не сразу поняла, что нахожусь в доме, на лежанке, и что штора, отделяющая ее от комнаты, сейчас задернута. А в комнате горит свеча и раздаются приглушенные голоса...
– Я присмотрю за ней, не беспокойся.
Это Мирина.
– Нет. – А это Йонто. И голос у него уставший, даже жаль беднягу стало. Правда, ненадолго. – Ты этого наказания не заслужила.
Наказание, значит? Ну ладно. Я запомню. А при случае и припомню...
– Если уж я и с тобой в свое время справилась, то и с ней слажу, – заверила женщина. – Подумай, здесь ей лучше будет. Да и тебе бы не мешало остаться. Хотя бы на пару дней, пока не восстановишься...
– Мне не нужно. А вот Ана...
Шагов я не услышала. Штору резко отдернули и, пока я щурилась от неожиданно яркого света, строго вопросили:
– Хочешь остаться?
Первым порывом было замотать головой, но я сдержалась. И так столько хлопот ему доставила. Если бы не я, он не отравился бы, не перенапрягся... И вообще, занимался бы своими делами, вместо того чтобы возиться со мной. А ведь я даже честностью ему за это отплатить не могу.
– Хочу, – отвела глаза я.
– Вот и славно, – кивнул Йонто. Показалось, что он вздохнул с облегчением. Все верно, я бы на его месте тоже радовалась избавлению от обузы. – Ана остается, – обернулся к Мирине он.
– Переночуй хотя бы, – проворчала женщина. – Куда на ночь глядя собрался? Да покажи девочке, что здесь да как. Мне домой пора, и так задержалась...
– Ступай, разберемся, – вздохнул Йонто и, как только за Мириной закрылась дверь, укоризненно добавил: – Ну и горазда же ты спать!
Судя по сгустившейся за окном тьме, еще как горазда. Но меня можно понять: моя жизнь превратилась в сплошной стресс, а лучшим лекарством от стресса я всегда считала сон.
– А ты-то хоть отдохнул? – от души потянувшись, спросила я.
– Не важно, – отмахнулся Йонто, и я поняла, что нет.
– Балбес, – пробормотала едва слышно. В конце концов, ему тоже досталось. Поди, не каждый день иномирные девицы на голову сыплются...
– Там спальня Шанаи, – коснулся одной из дверей Йонто. – Она заперта, в ней хранятся редкие травы и записи. Но тебе и здесь неплохо будет. А тут умывальная...
Он еще не договорил, а я уже открывала дверцу в самую желанную сейчас комнату. И застыла на пороге, преисполненная горького разочарования. Не могу точно сказать, чего ожидала, но уж никак не грубых стен и полочек. На скамье стояли две большие бадьи, до краев наполненные водой, и несколько пустых, поменьше, похожих на тазики. На стене висело мутноватое зеркало, в которое я не рискнула посмотреться.
Баня, да и только. Но здесь не пыхала жаром печка, а в обоих бадьях вода оказалась не просто холодной – ледяной. Я ходила вокруг них, словно лиса возле добротного курятника, и страдала. Особым здоровьем я никогда не отличалась. Откровенно говоря, вообще никаким не отличалась, и купание в ледяной водице грозило серьезными проблемами. Но с другой стороны, желание помыться становилось нестерпимым, и в душе зарождалась пока что робкая решимость. Коя сразу же испарилась, стоило на пробу опустить руку в воду...
Наблюдавший за моими страданиями Йонто взял с одной из полок и протянул небольшой камешек, серый, невзрачный, пористый.
– Это что? – Брать его я не торопилась.
– Жар-камень. Брось в воду, и она тут же нагреется. Штука редкая, не везде достать можно, но своих денег стоит.
– Спасибо, обойдусь, – отказалась я.
Вряд ли лекарка обрадуется, узнав, что незваная гостья перевела ценный продукт.
– Не дури, пользуйся, – чуть ли не силой вручил камешек Йонто. – Лучше уж истратить камень, чем потом прикапывать твое хладное тело.
Вот же, а!..
– А вообще, Шаная не бедствует, и жар-камень для нее не роскошь, – усмехнулся он. – Так что наслаждайся.
Йонто вышел. Я, вздохнув, тоже.
– Мне даже переодеться не во что, – пожаловалась смущенно. – Мою сумку украли...
И не суть важно, что сменной одежды там все равно не было.
Йонто откинул крышку большого сундука, порылся в его недрах и сунул мне в руки сверток.
– Держи. Я иногда останавливаюсь здесь, это мои вещи. Они чистые. И полотенце. А еще вот. – Он положил поверх стопки круглую баночку и несколько скатанных трубочкой нешироких полосок ткани. – Заживляющая мазь и бинты.
Я проследила за его взглядом и поджала пальцы ног. Ну да, поранилась, пока босиком бегала. Удивительно даже, что не особо из-за этого и беспокоилась.
– Спасибо, – кивнула я, прижимая к груди одежду, и проскользнула в умывальную.
Прикрыла дверь, с грустью констатировала, что замка в ней не предусмотрено, сложила чистые вещи на скамеечку и скинула свою одежду на пол. Прошлепала к бадьям, не без опаски бросила в одну жар-камень и чуть не вскрикнула от восторга, когда вода забурлила, закипела, и комнатку наполнил пар.
Дальше дело пошло быстрее. Шампунь и мыло были густыми, пенными и сильно пахли травами. Я с наслаждением прополоскала волосы, до скрипа оттерла кожу, смывая грязь, усталость и страх. Напоследок вылив на себя тазик прохладной водички, промокнула кожу жестким полотенцем и оделась.
Великовато, однако... Я подвернула рукава, а затем штанины. Лучше стало ненамного. Нет, ходить в этом неудобно. Но единственная альтернатива – унылый костюмчик торговцев, а его я ни за что не надену, даже если постираю. А вот ошейник-переводчик тщательно отмыла, лишь немного посомневавшись, а можно ли. Если было бы нельзя, Йонто сказал бы, верно? Закончив с облачением, я воспользовалась мазью и перебинтовала ноги. Получились эдакие дизайнерские носки. Или домашние тапочки. Главное, чтобы помогло. А разобравшись со всеми делами, я протерла запотевшее зеркало и пристально вгляделась в отражение.
Увы, но, даже попав в сказку, я осталась собой. Не изменился ни цвет волос, ни разрез глаз, и даже едва обозначившаяся, но уже изрядно надоевшая морщинка меж бровей никуда не делась. В мир иной я попала в полной своей комплектации... Невезение какое-то. Закон подлости по отношению ко мне никогда осечек не давал, а вот закон жанра... Эх.
– Мирина принесла ужин, – едва я вышла в комнату, проговорил Йонто. Уф, я его понимаю, значит, банные процедуры переводчику не повредили. – И лекарство для тебя. Сказала, поможет от душевных волнений.
И, не уточнив, как именно нужно применять это чудо-средство, скрылся в умывальной. Стучать и допытываться я постеснялась. Обошла кругом низкий столик, на котором стояла прикрытая салфеткой корзинка и небольшая бутылочка, до краев наполненная ярко-красной жидкостью. Не так уж тут и много, видимо, рассчитано на разовое применение. Иначе бы Мирина оставила более четкие указания. Да и волнения мои таковы, что парой глотков не успокоишь.
Мигрень, затаившаяся на время, вновь напомнила о себе, и стало не до размышлений. Схватив бутылочку, я открыла крышку и принюхалась. Пахло приятно, чем-то ягодным, свежим. Присев на край лежанки, я отпила немного, зажмурилась от удовольствия... и сама не заметила, как выпила все. Лекарство оказалось густым, тягучим и очень сладким. Оно обволакивало язык, горло и желудок приятным теплом, и тепло это постепенно оттесняло боль, наполняя собою голову. Она становилась все тяжелее и тяжелее, в то время как мысли – легче. Они воздушными шариками взлетали к потолку, просачивались сквозь него и устремлялись в темное небо, и я улыбалась, глядя им вслед.
– Йон-то, – протянула я, когда он появился в комнате.
В светлых рубахе и штанах, да еще с мокрыми волосами, он выглядел младше, чем обычно, и отчего-то я сочла это милым. Хотя сейчас мне абсолютно все таковым казалось. Хотелось улыбаться и делиться хорошим настроением. И вот с таким-то намерением я и поднялась, невзирая на покачивающийся пол. Ничего, трудности закаляют характер и делают цель еще желаннее!
– Ана? – настороженно позвал Йонто, когда я двинулась к нему. – Ты чего делаешь? Вернее, ты чего наделала?!
– Ничего, – улыбнулась я, медленно приближаясь.
Забавный какой. И волосы торчат... Пригладить бы. Запнувшись о половичок, я добралась до цели гораздо быстрее, чем рассчитывала.
– Да как бы не так, – пробормотал Йонто, придерживая меня за плечи и одновременно пытаясь увернуться от моих попыток дотянуться до его волос. – Ты что, выпила все лекарство? Все до капли?
– А что, нельзя? – не особо расстроилась я. Если бы выпила меньше, мне не было бы сейчас столь хорошо. Потрясающая вещь. – Я в порядке.
– Вот уж вряд ли...
Меня самым возмутительным образом потащили к лежанке. Я и пикнуть не успела, как ткнулась носом в подушку. А пока переворачивалась, воюя с ослабшим телом, Йонто добрался до входной двери.
– Куда это ты? – спросила я. Странно, но язык тоже был тяжелым. Наверное, оттого, что являлся частью головы...
– Переночую на улице, – ухватился за ручку Йонто.
– Там же холодно! – ужаснулась я. – И страшно.
– Поверь, здесь намного страшнее, – с потрясающей искренностью признался он.
– Ты что, боишься? – удивилась я. – Успокойся, на твою честь покушаться не собираюсь, меня мелкие вообще не привлекают...
Волосы бы вот потрогала... Но кто ж даст?
Обидно.
– Мелкие? – поперхнулся Йонто. Даже о стратегическом отступлении позабыл, и я благородно решила не пользоваться его оплошностью. Хотя, если честно, благородство тут ни при чем, просто тело стало совершенно непослушным, и встать я не сумела.
– Ну да. Ты же младше меня. Вот сколько тебе лет? Двадцать пять хотя бы есть? Наверняка нет. Мне вот двадцать семь. Скоро и вовсе двадцать восемь будет. Было бы... Если я еще жива, – смешалась я.
Если я жива.
Хорошее уточнение. Правильное. И в привычную картину мира укладывалось лучше, нежели то, что я действительно попала в другой мир. Может, я до сих пор лежу на асфальте, или в больничной палате, утыканная иголками и обмотанная проводами, в то время как мое сознание заблудилось в созданной им же нереальности...
Да, так оно и есть. Надо в это просто поверить. Так будет лучше. А убедить себя несложно. Да?
– Ты – мой бред. Совершенно точно. Неправильный бред, – загрустила я и всхлипнула, до того себя жалко стало.
Ну вот что за невезение, и на пороге смерти нормального мужчину встретить не судьба, даже собственное подсознание не подыграет! Мама говорила, что это самое важное в жизни, а я не верила. Может, зря? Теперь и не узнаю. Печаль.
А с другой стороны... Если это бред, можно делать все, что угодно, и не терзаться муками совести.
– Ты сказал, что я ничего не знаю и не понимаю, – горестно вздохнула я. – А с чего бы мне понимать, если я вообще из другого мира?! А? В моем мире и ты бы ничего не понимал...
