Впрочем, одно другому не мешает. У той несчастной семьи, у всех четверых, были вытатуированы волчьи морды. И такие метки подделать практически нереально. Сдается мне, наш угрюмый воин - и есть пропавший мальчик... Вполне согласуется с его историей. Он и на соверийца-то непохож, даже Гректориар это заметил...
- Йен! Дай-ка еще раз посмотреть! - строго потребовала девушка, решительно развернув капитана лицом к себе и глядя ему прямо в глаза. Тот, возвращаясь к нам неведомо откуда, непонимающе моргнул, и она уточнила: - Метку!
- Зачем? - вздрогнул воин.
- Нужно. - Наша целительница верна себе: нужно - и все тут, и хоть трава не расти. Йен помедлил, но рукав закатал. Чуткие пальцы девушки заскользили по руке воина; она прикрыла глаза, губы чего-то беззвучно шептали. Йен, натянутый словно тетива боевого лука, не сводил с нее настороженного взгляда.
- Тут было что-то еще, - резко раскрыв глаза, хрипловато, но уверенно заявила Ольна. Потом наткнулась на более чем странный взгляд капитана и, чуть порозовев, посмотрела на меня.
- Что? - оправдал ее надежды я.
- Что-то... не знаю, не могу понять. Этот шрам слишком глубокий. Им явно пытались что-то скрыть. Стереть. Не знаю... Мне сейчас очень трудно сосредоточиться... - И она вновь нахмурилась. Темные бровки сдвинулись, носик забавно сморщился. Йен улыбнулся и осторожно освободил руку из пальчиков целительницы, мягко проговорив:
- Не переживай ты так. Не бери в голову. Это было двадцать два года назад. Кем бы я ни был в прошлом - этого не вернешь. Это уже не важно.
- Не важно?! - вскинулась девушка, метнув в его сторону гневный взгляд и взвившись на ноги. Йен тоже поспешно встал, нависнув над хрупкой целительницей, как скала - над морем. Однако даже скалы не всегда выдерживают буйства стихии... - Не важно?! Не важно, зачем тебя пытались убить?! Не важно, кто был твоей семьей - и что с ними стало? И кто все это сделал?! - Она почти кричала, со сжатыми кулаками наступая на растерянного гвардейца.
Вот ты и попалась, девочка. Говоришь, тебе все равно, кем были твои родители? Да как бы не так! Стала бы ты тогда кричать сейчас... Кого ты имела в виду в этих прочувствованных речах - Йена или... себя? Тебе больно... О, как тебе больно!.. И затаенная боль воина, этого сильного человека, привыкшего скрывать чувства, слилась с твоей болью, уже не оставив места лжи и самообману...
Ольна успокоилась так же резко, как и вспылила - во многом благодаря понимающему, сочувствующему взгляду Йена. Опустила голову, приводя в порядок сбившееся дыхание, и, махнув рукой, вышла из пещеры. Рэнна метнулась за ней. Мы с капитаном переглянулись.
- Она тоже не знала своих родителей, - тихо напомнил я Йену.
- Я понимаю ее. Но порой лучше ничего не знать, - грустно усмехнулся он. Кажется, рассказанная мною история потрясла нашего гвардейца. Возможно, она заставит его пересмотреть мнение о своих настоящих родителях...
- Ты можешь думать что угодно, только вот в присутствии Ольны держи свои умозаключения при себе - это всё последствия «поводка», ей сейчас очень трудно себя контролировать, - посоветовал я. Что такое гнев целительницы, я уже неоднократно испытывал на собственной шкуре. Вроде бы ничего страшного - по крайней мере, физической угрозы нет... но после этого на душе становится так муторно, что хоть оборотнем вой...
Кстати об оборотнях. Интересно, где носит Гректориара? Вроде бы он должен охранять свою госпожу, а он и не чешется... И Ольна не торопится звать его. Так уверена в наших собственных силах? Или же не уверена в Гректориаре? Надо бы спросить ее об этом. Потом. Когда она успокоится и придет в себя. Нескоро, короче...
Оставшийся вечер прошел мирно, если не считать того, что находящаяся в расстроенных чувствах целительница не желала разговаривать ни с кем, кроме Рэнны. Мы с Йеном и не пытались к ней подойти, предпочитая подождать, пока все успокоится. Кроме того, гвардии капитан был полностью занят собственными мыслями, не особо радужными, полагаю. Да уж, сегодня досталось всем. И, чует мое сердце, это еще не предел. Нет, я не каркаю. Не ворона, как-никак, - дракон. А это похуже любой вороны будет...
Вскоре мои спутники улеглись вокруг костра, а я остался сидеть у входа в пещеру, смотря в темное низкое небо. Наверное, эта ночь так бы и прошла, спокойно и размеренно, если бы Ольне снова не приснилось нечто, заставившее ее метаться и шептать, умоляя кого-то куда-то бежать. По личику девушки катились слезы, она задыхалась, а я, как ни старался, не мог ее разбудить...
* * *
Они не успели уйти далеко. От лучших гончих эвари еще никто никогда не уходил...
Перебитые крылья больше не могли служить дракону, отважившемуся бросить вызов Старейшим. Даже в человеческой ипостаси спину рвала жгучая боль, отдаваясь привкусом крови во рту, затрудняя дыхание и замедляя бег. Впрочем, бежать не имело смысла - у Гераны больше не было сил, а оставить ее... да лучше сто раз умереть, медленно и мучительно, чем совершить подобное.
Тьма зимней ночи неохотно отступала перед ленивым натиском неяркого рассвета. До ближайшего леса, где можно было бы скрыться, простиралось огромное белоснежное поле. Снег доходил почти до пояса, а Герана и вовсе проваливалась в него чуть ли не по грудь, но они упорно продолжали идти, хотя отчетливо понимали, что на сей раз им не убежать... Оставалось одно. Сдаться гончим, вернуться в Долину и пасть на колени перед Старейшими, умоляя сохранить жизнь Геране и ребенку. Пусть эвари выместят свою злость на нем, ведь именно он нарушил запрет, он, а не Герана, которая ничего не знала, и уж тем более не невинное дитя, в коем все же течет кровь серебряных драконов...
- Герана... - Мужчина остановился, глядя жене в глаза.
- Дар... Это всё, так? - чуть улыбнулась она, прижавшись к нему.
- Нет. Нет, - яростно мотнул головой он. - Это не конец. Я вымолю у Старейших жизнь. Для тебя и нашего ребенка...
- А ты? - напряглась Герана.
- Все будет хорошо, - ласково прошептал Дархон, радуясь, что жена не видит сейчас выражения его глаз. Он знал, что без жертв обойтись нельзя. Герана - не знала. И это было к лучшему.
Тяжелое хлопанье крыльев, взметнувшийся вихрем снег... Гончие настигли добычу. Дархон поднял вверх руку, ладонью вверх, - знак того, что он сдается и просит о милосердии. Еще никому не отказывали в этом, ни одному закоренелому преступнику или даже кровному врагу. И потому он ничуть не сомневался в том, что гончие не нападут.
На этот раз эвари ошибся...
Он почувствовал волну необъяснимого ужаса, накатившего на них с неизбывной яростью. И тут же Герана пронзительно вскрикнула и, словно сломанная кукла, упала на снег, разметав по белому покрывалу зимы темные волосы. Дархон кинулся к ней, словно в кошмарном сне понимая, что именно произошло. Перевернул на спину, и ее холодеющие губы, вымолвив всего два слова:
- Спаси ее... - навеки сомкнулись.
Клич смерти.
Оружие эвари, против которого даже у магов не было защиты.
В ужасе Дархон перевел взгляд на младенца в своих руках. Но девочка, испуганно съежившаяся в теплом одеяле, была жива. Кровь дракона, текущая в жилах малышки, оградила ее. Потом Дархон вновь посмотрел на неподвижную жену, провел ладонью по ее холодной белой щеке... и из его горла вырвался нечеловеческий крик, изливая невыносимую боль, разрывающую сердце и сжигающую душу...
* * *
- Нет! Дархо-о-он!!!
Целительница резко вскочила и метнулась в сторону, но я мигом поймал ее и, почти силой усадив обратно, напряженно спросил:
- Что ты сказала?!
- Кошмары... - жалобно всхлипнула она, смотря на меня расширенными от ужаса глазами. - Меня мучают кошмары... С тех самых пор, как я надела кольцо...
- Расскажи мне все, - твердо потребовал я.
- Не помню... Ничего не помню! - схватилась за голову Ольна.
- Вир, не нужно, - тронул меня за плечо встревоженный Йен. Рэнна кивнула, с волнением глядя на целительницу.
- Нужно! Поверь мне! - возразил я. - Ну же, девочка моя, милая, хорошая, вспомни, прошу тебя... Не торопись, просто успокойся и скажи, что именно ты видела... Пожалуйста!
Ольна обхватила себя руками и посмотрела на меня. В карих глазах испуганно мерцало серебро. И она начала рассказывать. Сначала медленно и неуверенно, но потом голос ее обрел силу, а жесты - уверенность. А я обратился в слух, не смея лишний раз вздохнуть...
- Вот и все, что я видела... - закончила наконец Ольна. А я поднялся и молча пошел на свое место.
- Вир? - окликнула меня девушка.
- Все в порядке, - глухо отозвался я, не оборачиваясь. - Попытайся уснуть, Оль. Завтра нам предстоит трудный день...
Вир вел себя странно. Слишком странно. Это заметили все, но не все поняли, в чем дело. Одна Ольна догадывалась... Только не находила сил подойти к замкнувшемуся парню и поговорить по душам. Она чувствовала, что это ничего не даст, да и отвлекать дракона от размышлений не хотелось. Вир явно решал что-то важное для себя. Думал, сопоставлял и пытался сделать верные выводы. При этом отмалчивался и на все вопросы отвечал односложно, а то и вовсе махал рукой, скользя по спутникам отсутствующим взглядом. Йен и Рэнна, отчаявшись разговорить Вира, недоуменно переглядывались, пытаясь понять, что происходит с этим никогда не унывающим мальчишкой.
Ольна тоже размышляла. Вспоминала все свои сны, которые теперь складывались в объемную картину. Только вот уяснить собственное место среди персонажей этого полотна целительнице не удавалось. Возможно, дело было в кольце - все свойства артефакта мог знать лишь его создатель. Сколько же неприятностей принесла девушке обычная, казалось бы, побрякушка!.. И, главное, сколько еще принесет...
Где-то к полудню Вир наконец-то ожил. На бледной мордашке вновь засияла довольная усмешка, когда Йен, перестав смотреть под ноги, с громкими ругательствами скатился по пологому склону тропы в узкое ущелье, а попытки капитана выбраться самостоятельно были удостоены едких комментариев, которые, вопреки установившимся традициям, совериец воспринял почти что с радостью. Чего греха таить - мрачный, задумчивый эвари вызывал у гвардейца тревогу. Беззаботный, язвящий по поводу и без мальчишка был куда привычнее. Да и Рэнна, не на шутку обеспокоенная состоянием своего обожаемого ящера, вздохнула с облегчением, с удовольствием вслушиваясь в обычную перепалку Вира и Йена.
А к вечеру, как дракон и обещал, они спустились в небольшую, рассеченную на две почти равные половинки выступом скалы, зеленую долину, где было гораздо теплее, чем на узких, неудобных тропах и даже протекал небольшой ручей, впадающий в маленькое озерцо. Неподалеку от него уставшие за дневной переход путники и решили остановиться.
* * *
Умаявшаяся вконец Рэнна, стоило нам только сбросить вещи на уютной полянке, свернулась клубочком на плаще и тут же уснула. Укрыв девочку своей курткой, Йен отправился к озеру, дабы выяснить, светит ли нам на ужин уха. Я точно знал, что нет, но разочаровывать капитана и лишать его удовольствия самому докопаться до истины не хотел, а потому поплелся вслед за ним. Ольна, по доведенной до уровня рефлекса привычке не оставлять нас вдвоем, отправилась за нами. За спящую Рэнну никто не переживал - ни хищных зверей, ни нежити здесь не водилось, я это чувствовал, а потому тревожить малышку по пустякам не стали.
Озеро было очаровательным. Чистым, прозрачным, манящим... И совершенно, к немалому неудовольствию Йена, необитаемым. Капитан, удостоверившись в этом прискорбном факте, быстро потерял к озеру всякий интерес, зато его внезапно проявила Ольна.
- Хочу искупаться, - заявила целительница, спускаясь к воде и опуская в нее ладошки. Вода была довольно-таки прохладная, но девушку сие не смутило.
- Купайся, никакой опасности нет, - рассеянно кивнул я, сидя на бережку, кусая травинку и уставившись на причудливой формы облако. Дракона напоминает шибко... Батяню моего.
Вот с кем бы век не встречаться.
- Прямо сейчас, - уточнила Ольна, выразительно глянув на нас с капитаном. Йен смутился и куда-то засобирался, я же, поглощенный нерадостными воспоминаниями, навеянными странным облаком, даже не двинулся с места, милостиво кивнув:
- Да пожалуйста! Благословляю на сие действо, дочь моя...
А мигом позже сильная рука соверийца цапнула меня за воротник и вздернула на ноги.
- Мы недалеко, если что, - бросил он через плечо и, дождавшись ответного скептического хмыканья со стороны жаждущей водных процедур целительницы, потащил меня прочь от озера.
- Ты чего? - возмутился я, когда Йен довольно-таки небрежно сгрузил меня на облюбованную нами ранее полянку, где мирно посапывала Рэнна.
- Тяжелый случай, - придирчиво посмотрев на меня, вздохнул гвардии капитан. - Как ни прискорбно, но ты, Вир, - хвостатое бревно, лишенное малейшего чувства такта.
- А? - хлопнул глазами я, а потом до меня таки дошло. - А! Забыл... Человеческие обычаи немного... странные, - виновато пожал плечами я.
- А у драконов что, не так? - удивленно вопросил Йен.
- Конечно, нет! - ухмыльнулся я. - У нас все еще страннее!
Капитан усмехнулся и принялся разбивать лагерь, с тяжким вздохом прощаясь с мечтами о наваристой ухе. Я привычно собирал все, способное гореть, и незаметно для себя скатывался в пучину размышлений, одолевавших меня предыдущую ночь и добрую половину дня. Могу представить, что мои спутники подумали обо мне!.. Однако за то, что не приставали с расспросами, я был им благодарен. Слишком много информации получил я из «снов» Ольны. И не знал, что со всем эти теперь делать. Как проверить, правда ли это? Нет, обольщаться не нужно. Так сказать, меньше надежд - меньше разочарований.
Но... Что есть надежда? Крохотная жаркая искра, таящаяся в глубине тлеющего, подернутого белесым пеплом разочарований, уголька мечты, которой достаточно слабого дуновения ветра веры или сомнений, чтобы разгореться с прежней силой - или потухнуть навек... Мне казалось, что моя искра потухла много лет назад. Но сейчас... Слишком силен был ветер веры, и тлеющий огонек помимо воли разгорался все ярче и ярче. Думать о том, что будет, если пламя это окажется напрасным, не хотелось. Залитый ледяной водой костер превращается в безжизненные головешки. А в них, как известно, не остается глубинных искр...
* * *
- Можешь не прятаться. Я знаю, что ты здесь.
Спокойный голос Мудрейшего, эхом отразившийся от скалы Врат перехода, прозвучал как гром среди ясного неба. Скрываться дальше было бесполезно и глупо. Мхолт неохотно отделился от группы из пяти эвари и приблизился к Тавелеритару, откинув капюшон. На исхудавшем лице лихорадочно горели потемневшие глаза, и Мудрейший покачал головой, понимая, что все произнесенные сейчас слова не будут услышаны. Да и не хотел он ничего говорить...
У Тавелеритара была почти четверть века, чтобы обдумать заключенную с совестью сделку. Чтобы ощутить все оттенки отчаяния. Четверть века, по драконьим меркам, совершенно ничтожный срок, но когда в течение этого времени каждый день видишь глаза женщины, которая потеряла свое дитя... Глаза, полные боли и ненависти. Да, Эрханна, его любимая племянница, единственная продолжательница его рода, ненавидела своего дядю. Сильнее, чем Тавелеритара, она ненавидела лишь мужа.
- Йен! Дай-ка еще раз посмотреть! - строго потребовала девушка, решительно развернув капитана лицом к себе и глядя ему прямо в глаза. Тот, возвращаясь к нам неведомо откуда, непонимающе моргнул, и она уточнила: - Метку!
- Зачем? - вздрогнул воин.
- Нужно. - Наша целительница верна себе: нужно - и все тут, и хоть трава не расти. Йен помедлил, но рукав закатал. Чуткие пальцы девушки заскользили по руке воина; она прикрыла глаза, губы чего-то беззвучно шептали. Йен, натянутый словно тетива боевого лука, не сводил с нее настороженного взгляда.
- Тут было что-то еще, - резко раскрыв глаза, хрипловато, но уверенно заявила Ольна. Потом наткнулась на более чем странный взгляд капитана и, чуть порозовев, посмотрела на меня.
- Что? - оправдал ее надежды я.
- Что-то... не знаю, не могу понять. Этот шрам слишком глубокий. Им явно пытались что-то скрыть. Стереть. Не знаю... Мне сейчас очень трудно сосредоточиться... - И она вновь нахмурилась. Темные бровки сдвинулись, носик забавно сморщился. Йен улыбнулся и осторожно освободил руку из пальчиков целительницы, мягко проговорив:
- Не переживай ты так. Не бери в голову. Это было двадцать два года назад. Кем бы я ни был в прошлом - этого не вернешь. Это уже не важно.
- Не важно?! - вскинулась девушка, метнув в его сторону гневный взгляд и взвившись на ноги. Йен тоже поспешно встал, нависнув над хрупкой целительницей, как скала - над морем. Однако даже скалы не всегда выдерживают буйства стихии... - Не важно?! Не важно, зачем тебя пытались убить?! Не важно, кто был твоей семьей - и что с ними стало? И кто все это сделал?! - Она почти кричала, со сжатыми кулаками наступая на растерянного гвардейца.
Вот ты и попалась, девочка. Говоришь, тебе все равно, кем были твои родители? Да как бы не так! Стала бы ты тогда кричать сейчас... Кого ты имела в виду в этих прочувствованных речах - Йена или... себя? Тебе больно... О, как тебе больно!.. И затаенная боль воина, этого сильного человека, привыкшего скрывать чувства, слилась с твоей болью, уже не оставив места лжи и самообману...
Ольна успокоилась так же резко, как и вспылила - во многом благодаря понимающему, сочувствующему взгляду Йена. Опустила голову, приводя в порядок сбившееся дыхание, и, махнув рукой, вышла из пещеры. Рэнна метнулась за ней. Мы с капитаном переглянулись.
- Она тоже не знала своих родителей, - тихо напомнил я Йену.
- Я понимаю ее. Но порой лучше ничего не знать, - грустно усмехнулся он. Кажется, рассказанная мною история потрясла нашего гвардейца. Возможно, она заставит его пересмотреть мнение о своих настоящих родителях...
- Ты можешь думать что угодно, только вот в присутствии Ольны держи свои умозаключения при себе - это всё последствия «поводка», ей сейчас очень трудно себя контролировать, - посоветовал я. Что такое гнев целительницы, я уже неоднократно испытывал на собственной шкуре. Вроде бы ничего страшного - по крайней мере, физической угрозы нет... но после этого на душе становится так муторно, что хоть оборотнем вой...
Кстати об оборотнях. Интересно, где носит Гректориара? Вроде бы он должен охранять свою госпожу, а он и не чешется... И Ольна не торопится звать его. Так уверена в наших собственных силах? Или же не уверена в Гректориаре? Надо бы спросить ее об этом. Потом. Когда она успокоится и придет в себя. Нескоро, короче...
Оставшийся вечер прошел мирно, если не считать того, что находящаяся в расстроенных чувствах целительница не желала разговаривать ни с кем, кроме Рэнны. Мы с Йеном и не пытались к ней подойти, предпочитая подождать, пока все успокоится. Кроме того, гвардии капитан был полностью занят собственными мыслями, не особо радужными, полагаю. Да уж, сегодня досталось всем. И, чует мое сердце, это еще не предел. Нет, я не каркаю. Не ворона, как-никак, - дракон. А это похуже любой вороны будет...
Вскоре мои спутники улеглись вокруг костра, а я остался сидеть у входа в пещеру, смотря в темное низкое небо. Наверное, эта ночь так бы и прошла, спокойно и размеренно, если бы Ольне снова не приснилось нечто, заставившее ее метаться и шептать, умоляя кого-то куда-то бежать. По личику девушки катились слезы, она задыхалась, а я, как ни старался, не мог ее разбудить...
* * *
Они не успели уйти далеко. От лучших гончих эвари еще никто никогда не уходил...
Перебитые крылья больше не могли служить дракону, отважившемуся бросить вызов Старейшим. Даже в человеческой ипостаси спину рвала жгучая боль, отдаваясь привкусом крови во рту, затрудняя дыхание и замедляя бег. Впрочем, бежать не имело смысла - у Гераны больше не было сил, а оставить ее... да лучше сто раз умереть, медленно и мучительно, чем совершить подобное.
Тьма зимней ночи неохотно отступала перед ленивым натиском неяркого рассвета. До ближайшего леса, где можно было бы скрыться, простиралось огромное белоснежное поле. Снег доходил почти до пояса, а Герана и вовсе проваливалась в него чуть ли не по грудь, но они упорно продолжали идти, хотя отчетливо понимали, что на сей раз им не убежать... Оставалось одно. Сдаться гончим, вернуться в Долину и пасть на колени перед Старейшими, умоляя сохранить жизнь Геране и ребенку. Пусть эвари выместят свою злость на нем, ведь именно он нарушил запрет, он, а не Герана, которая ничего не знала, и уж тем более не невинное дитя, в коем все же течет кровь серебряных драконов...
- Герана... - Мужчина остановился, глядя жене в глаза.
- Дар... Это всё, так? - чуть улыбнулась она, прижавшись к нему.
- Нет. Нет, - яростно мотнул головой он. - Это не конец. Я вымолю у Старейших жизнь. Для тебя и нашего ребенка...
- А ты? - напряглась Герана.
- Все будет хорошо, - ласково прошептал Дархон, радуясь, что жена не видит сейчас выражения его глаз. Он знал, что без жертв обойтись нельзя. Герана - не знала. И это было к лучшему.
Тяжелое хлопанье крыльев, взметнувшийся вихрем снег... Гончие настигли добычу. Дархон поднял вверх руку, ладонью вверх, - знак того, что он сдается и просит о милосердии. Еще никому не отказывали в этом, ни одному закоренелому преступнику или даже кровному врагу. И потому он ничуть не сомневался в том, что гончие не нападут.
На этот раз эвари ошибся...
Он почувствовал волну необъяснимого ужаса, накатившего на них с неизбывной яростью. И тут же Герана пронзительно вскрикнула и, словно сломанная кукла, упала на снег, разметав по белому покрывалу зимы темные волосы. Дархон кинулся к ней, словно в кошмарном сне понимая, что именно произошло. Перевернул на спину, и ее холодеющие губы, вымолвив всего два слова:
- Спаси ее... - навеки сомкнулись.
Клич смерти.
Оружие эвари, против которого даже у магов не было защиты.
В ужасе Дархон перевел взгляд на младенца в своих руках. Но девочка, испуганно съежившаяся в теплом одеяле, была жива. Кровь дракона, текущая в жилах малышки, оградила ее. Потом Дархон вновь посмотрел на неподвижную жену, провел ладонью по ее холодной белой щеке... и из его горла вырвался нечеловеческий крик, изливая невыносимую боль, разрывающую сердце и сжигающую душу...
* * *
- Нет! Дархо-о-он!!!
Целительница резко вскочила и метнулась в сторону, но я мигом поймал ее и, почти силой усадив обратно, напряженно спросил:
- Что ты сказала?!
- Кошмары... - жалобно всхлипнула она, смотря на меня расширенными от ужаса глазами. - Меня мучают кошмары... С тех самых пор, как я надела кольцо...
- Расскажи мне все, - твердо потребовал я.
- Не помню... Ничего не помню! - схватилась за голову Ольна.
- Вир, не нужно, - тронул меня за плечо встревоженный Йен. Рэнна кивнула, с волнением глядя на целительницу.
- Нужно! Поверь мне! - возразил я. - Ну же, девочка моя, милая, хорошая, вспомни, прошу тебя... Не торопись, просто успокойся и скажи, что именно ты видела... Пожалуйста!
Ольна обхватила себя руками и посмотрела на меня. В карих глазах испуганно мерцало серебро. И она начала рассказывать. Сначала медленно и неуверенно, но потом голос ее обрел силу, а жесты - уверенность. А я обратился в слух, не смея лишний раз вздохнуть...
- Вот и все, что я видела... - закончила наконец Ольна. А я поднялся и молча пошел на свое место.
- Вир? - окликнула меня девушка.
- Все в порядке, - глухо отозвался я, не оборачиваясь. - Попытайся уснуть, Оль. Завтра нам предстоит трудный день...
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ИСКУПЛЕНИЕ
Вир вел себя странно. Слишком странно. Это заметили все, но не все поняли, в чем дело. Одна Ольна догадывалась... Только не находила сил подойти к замкнувшемуся парню и поговорить по душам. Она чувствовала, что это ничего не даст, да и отвлекать дракона от размышлений не хотелось. Вир явно решал что-то важное для себя. Думал, сопоставлял и пытался сделать верные выводы. При этом отмалчивался и на все вопросы отвечал односложно, а то и вовсе махал рукой, скользя по спутникам отсутствующим взглядом. Йен и Рэнна, отчаявшись разговорить Вира, недоуменно переглядывались, пытаясь понять, что происходит с этим никогда не унывающим мальчишкой.
Ольна тоже размышляла. Вспоминала все свои сны, которые теперь складывались в объемную картину. Только вот уяснить собственное место среди персонажей этого полотна целительнице не удавалось. Возможно, дело было в кольце - все свойства артефакта мог знать лишь его создатель. Сколько же неприятностей принесла девушке обычная, казалось бы, побрякушка!.. И, главное, сколько еще принесет...
Где-то к полудню Вир наконец-то ожил. На бледной мордашке вновь засияла довольная усмешка, когда Йен, перестав смотреть под ноги, с громкими ругательствами скатился по пологому склону тропы в узкое ущелье, а попытки капитана выбраться самостоятельно были удостоены едких комментариев, которые, вопреки установившимся традициям, совериец воспринял почти что с радостью. Чего греха таить - мрачный, задумчивый эвари вызывал у гвардейца тревогу. Беззаботный, язвящий по поводу и без мальчишка был куда привычнее. Да и Рэнна, не на шутку обеспокоенная состоянием своего обожаемого ящера, вздохнула с облегчением, с удовольствием вслушиваясь в обычную перепалку Вира и Йена.
А к вечеру, как дракон и обещал, они спустились в небольшую, рассеченную на две почти равные половинки выступом скалы, зеленую долину, где было гораздо теплее, чем на узких, неудобных тропах и даже протекал небольшой ручей, впадающий в маленькое озерцо. Неподалеку от него уставшие за дневной переход путники и решили остановиться.
* * *
Умаявшаяся вконец Рэнна, стоило нам только сбросить вещи на уютной полянке, свернулась клубочком на плаще и тут же уснула. Укрыв девочку своей курткой, Йен отправился к озеру, дабы выяснить, светит ли нам на ужин уха. Я точно знал, что нет, но разочаровывать капитана и лишать его удовольствия самому докопаться до истины не хотел, а потому поплелся вслед за ним. Ольна, по доведенной до уровня рефлекса привычке не оставлять нас вдвоем, отправилась за нами. За спящую Рэнну никто не переживал - ни хищных зверей, ни нежити здесь не водилось, я это чувствовал, а потому тревожить малышку по пустякам не стали.
Озеро было очаровательным. Чистым, прозрачным, манящим... И совершенно, к немалому неудовольствию Йена, необитаемым. Капитан, удостоверившись в этом прискорбном факте, быстро потерял к озеру всякий интерес, зато его внезапно проявила Ольна.
- Хочу искупаться, - заявила целительница, спускаясь к воде и опуская в нее ладошки. Вода была довольно-таки прохладная, но девушку сие не смутило.
- Купайся, никакой опасности нет, - рассеянно кивнул я, сидя на бережку, кусая травинку и уставившись на причудливой формы облако. Дракона напоминает шибко... Батяню моего.
Вот с кем бы век не встречаться.
- Прямо сейчас, - уточнила Ольна, выразительно глянув на нас с капитаном. Йен смутился и куда-то засобирался, я же, поглощенный нерадостными воспоминаниями, навеянными странным облаком, даже не двинулся с места, милостиво кивнув:
- Да пожалуйста! Благословляю на сие действо, дочь моя...
А мигом позже сильная рука соверийца цапнула меня за воротник и вздернула на ноги.
- Мы недалеко, если что, - бросил он через плечо и, дождавшись ответного скептического хмыканья со стороны жаждущей водных процедур целительницы, потащил меня прочь от озера.
- Ты чего? - возмутился я, когда Йен довольно-таки небрежно сгрузил меня на облюбованную нами ранее полянку, где мирно посапывала Рэнна.
- Тяжелый случай, - придирчиво посмотрев на меня, вздохнул гвардии капитан. - Как ни прискорбно, но ты, Вир, - хвостатое бревно, лишенное малейшего чувства такта.
- А? - хлопнул глазами я, а потом до меня таки дошло. - А! Забыл... Человеческие обычаи немного... странные, - виновато пожал плечами я.
- А у драконов что, не так? - удивленно вопросил Йен.
- Конечно, нет! - ухмыльнулся я. - У нас все еще страннее!
Капитан усмехнулся и принялся разбивать лагерь, с тяжким вздохом прощаясь с мечтами о наваристой ухе. Я привычно собирал все, способное гореть, и незаметно для себя скатывался в пучину размышлений, одолевавших меня предыдущую ночь и добрую половину дня. Могу представить, что мои спутники подумали обо мне!.. Однако за то, что не приставали с расспросами, я был им благодарен. Слишком много информации получил я из «снов» Ольны. И не знал, что со всем эти теперь делать. Как проверить, правда ли это? Нет, обольщаться не нужно. Так сказать, меньше надежд - меньше разочарований.
Но... Что есть надежда? Крохотная жаркая искра, таящаяся в глубине тлеющего, подернутого белесым пеплом разочарований, уголька мечты, которой достаточно слабого дуновения ветра веры или сомнений, чтобы разгореться с прежней силой - или потухнуть навек... Мне казалось, что моя искра потухла много лет назад. Но сейчас... Слишком силен был ветер веры, и тлеющий огонек помимо воли разгорался все ярче и ярче. Думать о том, что будет, если пламя это окажется напрасным, не хотелось. Залитый ледяной водой костер превращается в безжизненные головешки. А в них, как известно, не остается глубинных искр...
* * *
- Можешь не прятаться. Я знаю, что ты здесь.
Спокойный голос Мудрейшего, эхом отразившийся от скалы Врат перехода, прозвучал как гром среди ясного неба. Скрываться дальше было бесполезно и глупо. Мхолт неохотно отделился от группы из пяти эвари и приблизился к Тавелеритару, откинув капюшон. На исхудавшем лице лихорадочно горели потемневшие глаза, и Мудрейший покачал головой, понимая, что все произнесенные сейчас слова не будут услышаны. Да и не хотел он ничего говорить...
У Тавелеритара была почти четверть века, чтобы обдумать заключенную с совестью сделку. Чтобы ощутить все оттенки отчаяния. Четверть века, по драконьим меркам, совершенно ничтожный срок, но когда в течение этого времени каждый день видишь глаза женщины, которая потеряла свое дитя... Глаза, полные боли и ненависти. Да, Эрханна, его любимая племянница, единственная продолжательница его рода, ненавидела своего дядю. Сильнее, чем Тавелеритара, она ненавидела лишь мужа.
