Поэтому будут осложнения. Наверняка. Нужно будет тщательно наблюдать и оказывать медицинскую помощь. Вы мне поможете? Потом, когда я приду в себя, мы поговорим о наших планах на будущее. Хорошо?
— О каких осложнениях вы говорите? – переспросил Кастанеда.
Лихтенберг напряжённо вздохнул.
— Может развиться типа припадка. И ещё, сердце остановиться может. Нужно будет успеть с реанимацией, ну, вы поняли.
— И что, такое уже бывало с вами раньше? – переспросил ведущий медикомеханик.
— Четырежды.
— Вы здорово рискуете жизнью, – глаза профессора расширились.
— Ричард – всё для меня. Вся моя жизнь принадлежит ему. Если хотите знать, в этом чемоданчике перед вами – я весь. Без этих веществ – меня не станет как личности. Если бы не Ричард… меня бы давно уже не было.
— Что за эксперименты вы позволили на себе поставить? – ужаснулся Рассел.
— Ричард Глесс модифицировал меня так, чтобы я мог сохранять стабильный рассудок и служить ему должным образом. Это всё. В программу входили не только инъекции. Но вам не следует знать обо мне слишком много.
— Что… что же с вами случилось в прошлом?
Лихтенберг только нервно усмехнулся в ответ, а потом взял свой чемоданчик и предложил всем перейти от слов к делу.
Милисента лежала в своей постели, по-прежнему с подвешенной ногой, и играла в компьютерную игру. Милеон одолжил ей свой собственный ноутбук. Гулкий стук каблуков по камню раздался в коридоре, приблизился, занавесь колыхнулась… и вошли трое.
— О, привет, Минкс!
— Мистер Лихтенберг?! – панта выпучила глаза.
— Вы знакомы?
— Что вы здесь делаете?! Он же… Разве вы не должны были работать на генерала?!
— Это та самая девочка, о которой ты говорил, да, Рассел? – игнорируя восклицания Милисенты, спросил Кастанеда у своего подчинённого.
Тот кивнул.
— Милисента Паркер. Элькса восемьдесят семь.
— Младшая сестра?
— Да. С ней случилось несчастье… Через несколько дней я планирую перевезти её в МЦ Гаттария. Но пока… Вас смущает её присутствие? Так получилось, что Минкс познакомилась с нашим Милеоном.
— Это может стать проблемой, – процедил Эрих задумчиво.
— Я никому ничего не расскажу! – горячо заверила учёных панта.
Медикомеханики вышли, чтобы посовещаться, а Лихтенберг положил чемоданчик со своими растворами на тумбочку и присел на соседнюю кровать, с интересом разглядывая девочку. Тот же добродушный, любопытствующий взгляд, который пленил Милисенту ещё при первой их встрече несколько дней назад…
— Как дела? – спросил подполковник, и сразу же смущённо закинул руку за голову. – Вижу, что неважно. Ты ногу сломала?
— Ещё и руку, – показала Мисси.
— Кошмар! А я тут… на процедуры приехал.
— Какие ещё процедуры?
Лихтенберг хитро прищурился.
— Секретные.
— Чёрт, ну конечно… Ладно, молчу, ничего не выспрашиваю, – покорно проговорила Мисси. – Я понимаю, что нахожусь в секретном месте, и вы тут все занимаетесь секретными делами… А я всего лишь сломала ногу и прохожу тут процедуры.
Когда вернулись учёные, один из них подошёл к ней, и Милисента вдруг узнала в нём того самого сгорбленного старикашку, вместе с генералом посетившего полгода назад их дом.
— Это вы! – удивлённо воскликнула она.
— Меня зовут Эрих Кастанеда, – представился тот. – Думаю, ты обо мне слышала. Ничего, если мы положим к тебе ещё одного пациента? У нас здесь не так много палат, как хотелось бы.
Рассел притащил откуда-то ширму и уже начал устанавливать её между койками, когда Мисси уверенно произнесла:
— Это не обязательно. Я не слабонервная, если что.
— Ширма останется, – настоял Кастанеда, и медики скрылись за перегородкой.
«Опять у них какие-то секреты?» – подумала панта, чувствуя неловкость.
Поставив пациенту катетер, профессор Кастанеда посмотрел ему в глаза. Агент Лихтенберг отвернулся, отрешённый взгляд его застыл, уткнувшись куда-то в перегородку, за которой скрывалась койка Милисенты.
— Может, вас хотя бы отключить предварительно? Я имею в виду, наркоз?
— Никаких посторонних медикаментов, вы же понимаете. Сам отключусь как-нибудь, – проговорил Юнг сухим голосом робота.
Тогда Эрих вздохнул и взялся за шприц.
По прошествии времени Эрих ненадолго вышел. Рассел Флинт остался с пациентом, которому только что сменили капельницу.
— А что, генерал по-прежнему балуется пытками?
— Ага. Я уже понял, что это его фетиш. Пришлось даже поучаствовать… – пробормотал Юнг, словно о чём-то будничном. – Похоже, он заглотил наживку.
— Вы что… вместе с ним пытали кого-то?!
— Хм… Это было весьма омерзительно. Но главное, что послужило на руку…
Лицо Лихтенберга внезапно побледнело, он поднял свободную руку и схватился за переносицу. Всё тело его начало мелко дрожать, а дыхание участилось и стало неровным. Разговор прервался. Рассел кинул взгляд на дестабилизировавшиеся показания прибора и вновь сосредоточил внимание на пациенте.
— Ненавижу этот момент… – выдавил тот, с усилием опустив руку обратно. – Подержишь?
Дрожь, бившая его, постепенно усиливалась, переходя в явные судороги. Лицо потеряло осмысленность, и голова запрокинулась в спазме.
— Да ты силён, как чёрт! – воскликнул Рассел, пытаясь удержать бьющиеся в конвульсиях конечности агента. – Меон, помоги!
Эльксарим появился в палате почти сразу, точно призвавшись из иного измерения. Он взобрался на пациента сверху, зафиксировав разом его руки и ноги, а Рассел тем временем пытался отвернуть в сторону верхнюю часть его тела, опасаясь, что Юнга может вытошнить. Через некоторое время в палату вернулся Кастанеда.
— Что тут у вас происходит?
Флинт выдохнул и стёр со лба испарину, откинувшись на стуле.
— Фух… Действительно отключился.
Эльксарим Меон неподвижно стоял у перегородки, обмякшее тело Лихтенберга было всё ещё подсоединено к капельнице, раствор в которой успел истечь наполовину.
— Что с ним случилось?
— Судорожный приступ, – озвучил, наконец, Флинт.
— В инструкции это перечислено как нормальный побочный симптом, – Эрих всё равно нахмурился. – Рассел, не оставляй его, пожалуйста. Возможны и более тяжёлые реакции. Если потеряем его, операцией противостояния тебя заставлю руководить.
— Да понял я, понял, профессор.
День клонился к вечеру. Впрочем, понять это в палате, лишённой всяких окон, возможно было только по часам на экране компьютера. Милисента как раз поужинала и погрузилась в чтение интересной электронной книги, но протяжный писк вдруг вырвал её из мира фантазии. Вытянув шею, девочка кое-как заглянула за перегородку. Сердце её разом ухнуло в пятки. Неподвижное, бледное тело человека по-прежнему лежало на кровати, а на экране прибора, рядом с мигающей красной лампочкой, ползла ровная прямая линия.
— Рассел!!! – во всё горло завопила Милисента. – У мистера Лихтенберга сердце встало!
— Твою мать! Твою мать! Твою мать!.. – медик влетел в палату, словно молния, и сразу приступил к непрямому массажу сердца. – Я же только в туалет отошёл!
Юнг открыл глаза и увидел перед собой каменный потолок пещерной палаты. Повернул голову. Стойка капельницы была отодвинута к стене. Косматый затылок медикомеханика шевельнулся, и усталое лицо обратилось в его сторону, отвернувшись от экрана с игрой.
— Доброе утро, супермен. Как себя чувствуете? – произнёс Рассел как будто с укором.
В теле ощущалась небольшая ломота, но вместе с тем бодрящий прилив сил. А вот грудную клетку ломило чуть больше обычного. Лихтенберг приподнялся на локтях и оглядел собственную грудь, показавшуюся из-под одеяла. Волосатости на ней поубавилось.
— Ой. Было, да? – он виновато посмотрел на Рассела.
— Да чего только не было, – признался медикомеханик.
— Плохо. Он может заметить обгорелые волосы на груди…
— Так побрейтесь полностью и скажите, что вы гей! – вскричал тут Флинт, не удержавшись.
Юнг выпучил на него глаза, как нашкодивший ребёнок, которого застукали родители.
— Вы чуть копыта не отбросили! А думаете всё о генерале…
— Извини… Спасибо.
Наверное, благодаря довольно длительной отключке во время заливки препаратов, а может, благодаря самим препаратам, Юнг почти не хотел спать в эту ночь. Уснул поздно, а когда проснулся, его наручные часы показывали всего только пять утра. Он поднялся, переоделся и вышел из палаты. Хотелось пройтись, а ещё лучше – глотнуть свежего утреннего воздуха. Атмосфера в пещерной лаборатории казалась ему затхлой, а каменные стены давили на мозги. Повсюду под потолком были протянуты коробки, скрывавшие электропровода. В отличие от основной спецкибернетической базы, на подгорной царила абсолютная открытость. Никаких кодовых замков, никаких карт доступа не требовалось для проникновения за двери, да что там – некоторые помещения, как например, та палата, где он лежал вместе с девочкой, вообще не имели дверей. Вероятно, причина крылась в том, что вся подгорная база полностью носила сверхсекретный статус. Так к чему устанавливать какие-то замки внутри? Подумать только, никто, кроме него самого, Рассела и Кастанеды не знал о её существовании! Ну теперь ещё Милисента, конечно. «Надо будет расспросить у Эриха, бывал ли на базе кто-нибудь из генеральских эльксаримов. Это критически важно», – подумал Лихтенберг, заглянув за одну из дверей. Звук дыхания спящего ребёнка доносился из темноты. Юнг подождал, пока глаза адаптируются и начнут воспринимать очертания предметов, а потом подошёл к кровати. Одеяло, неестественно вздыбленное горбом. Лохматая шевелюра просматривалась в тусклом красноватом свете, падающем из приоткрытой двери. «Меон». Лихтенберг ласково улыбнулся, повторив про себя имя эльксарима. Ему хотелось протянуть руку, погладить мальчишку-киборга по волосам, коснуться его пушистой головки… но он не стал. Эльксаримы очень чутко спят, к чему беспокоить его? Вернувшись в коридор, Юнг тихонько затворил за собой дверь.
Учёные собирались посовещаться с подполковником по поводу своих сверхсекретных планов прямо за завтраком, не оттягивая такое драгоценное в их ситуации время. Но всё-таки, кое-что Рассел собирался совершить перед этим – потому он проснулся пораньше. Он нацепил свой браслет-пульсометр, спортивный костюм и кеды, и, пройдя полутёмными закоулками из камня, вышел из двери в скале. И сразу же уткнулся взглядом в мускулистую фигуру Лихтенберга, который подтягивался внизу на ветке дерева.
— Эй! – обернувшись, окликнул его тот. – Утречко! А я вот тут… вышел подышать. А код замка – почему-то забыл. Представляешь? Вот дурь-то…
Рассел занял место с ним рядом и тоже принялся разминаться. «И для какого же человека не запомнить с первого взгляда восьмизначный код считается оплошностью? – невольно оценил он. – Наверное, для секретного агента». Они молча закончили разминку и вместе стартовали вдоль еле заметной тропки под ногами. По ходу пробежки выяснилось, что простое мужское соперничество не чуждо и суперагентам. Юнг забежал вперёд и шутливо оглянулся через плечо на Рассела. Тот поддался на провокацию. Перебежка за перебежкой, постепенно это вылилось в настоящее соревнование вместо лёгкой утренней трусцы. Рассел в конец запыхался, перешёл на шаг и остановился, восстанавливая дыхание. Заметив, что он отстал, Юнг вернулся с удовлетворённой усмешкой на лице.
— Вы… просто… терминатор, – наконец, выдавил учёный. – И это через день после остановки сердца! Сколько вам лет?
— Сорок восемь.
— Блин!
Рассел, определённо, оказался смущён. Но тут в некотором удалении от них среди деревьев неспешно пробежала фигура мальчика с искажённой осанкой. Глаза Лихтенберга загорелись огнём. Он рванул в ту сторону, перескакивая через кочки и вновь чувствуя в крови азарт. Милеон не оглядывался, но несомненно, знал, что за ним открыли погоню. В прошлый раз, когда он пытался уйти от девочки-панты, закончилось тем, что она сломала ногу. А теперь ещё этот мужчина, который только вчера лежал под капельницами с полумёртвым видом. Юнг бежал всё быстрее, но эльксарим никак не позволял себя догнать, держась впереди на фиксированном расстоянии, словно бы видел его затылком и тщательно выверял свой темп. Хотя, имея в виду чувствительность органокиборгов к полям и вибрациям – наверное, это так и было. Его темп становился стремительным, деревья замелькали мимо с головокружительной частотой, а ноги подполковника рисковали оступиться и заработать травму на сложной пересечённой местности. «Ну куда же! Куда же ты так несёшься?!» Сердце больно застучало в висках, мышцы заныли, а лёгкие словно сгорали огнём в отчаянном усилии. Недостаток кислорода нарастал. Юнг больше не мог отдышаться. Глянул краем глаза на экран часов, работавших в режиме пульсометра. Двести. Вот чёрт! Да это просто безумие!
— Чёрт…
Он постепенно замедлился, остановился и упал, не в силах справиться с нагрузкой, которую получило его напичканное стимуляторами тело. Лучезарная, восторженная улыбка вдруг озарила его лицо.
— Мы никогда… не сможем угнаться за ними… – едва шевелились губы. – Что бы мы с собой не сделали, никогда…
Солнечный свет, обильно проникавший через редкие здесь кроны деревьев, вдруг что-то заслонило. Юнг открыл глаза и увидел эльксарима, висящим вниз головой на дереве прямо над ним! Он зацепился согнутыми в коленях ногами за нижнюю ветку, и как-то умудрился завернуть в противоположную сторону свой членистый металлический «хвост», так что он изогнулся вокруг ветки дерева. Ситуация повторилась, точь-в-точь как недавно с Расселом. Только теперь уже Юнг оказался проигравшим.
— Вы в порядке? – прозвучал спокойный голос мальчика.
Невероятно: он ни капли не выглядел уставшим! А на руке его Лихтенберг увидел браслет с экраном. Браслет располагался несколько выше обычного положения, так как область запястья киборга скрывало кольцевидное металлическое покрытие, из-под которого пробивался извечный пушок. Ещё не до конца отдышавшись, Юнг приподнялся, протянул руку и дотронулся до прибора. Киборг послушно его снял и отдал подполковнику. Как он и предполагал, это тоже оказался пульсометр. Так же, как и в его часах, здесь отсутствовал модуль GPS. Интерфейс отличался, но всё же, Юнг сумел вызвать на экран результат последней пробежки Меона. «Максимальное значение пульса – сто пятьдесят два. Сто пятьдесят два, чёрт возьми! Это спокойная, расслабляющая пробежка. Милеон даже не пытался всерьёз ускориться. Хотя шут их знает, какие у них бывают пульсы. Но он же ребёнок!»
— Недостижимо…
Юнг раскинул руки, отбросив в сторону злосчастный браслет. Эльксарим внезапно сорвался со своей ветки, и мужчина рефлекторно откатился в сторону – но мог этого и не делать: ему ничего не угрожало. Милеон просто спрыгнул, приземлившись рядом с тем местом, где тот лежал секунду назад.
— Как ты так ловко бегаешь по лесному бурелому и не спотыкаешься?
Этот невольный вопрос сорвался с губ Лихтенберга слишком рано, в следующее мгновение он и сам уже увидел причину. Импланты на ногах эльксарима были сделаны таким образом, что он опирался при передвижении на пальцы, облачённые в конструкцию, напоминающую лапку животного. На глазах у агента длинные каталитовые «когти» выдвинулись из них сантиметров на восемь, словно уцепившись за неровность земли, и тут же задвинулись обратно. Это произошло практически бесшумно, вероятно, торчавший повсюду пушок не давал металлическим деталям скрежетать друг о друга.
— О каких осложнениях вы говорите? – переспросил Кастанеда.
Лихтенберг напряжённо вздохнул.
— Может развиться типа припадка. И ещё, сердце остановиться может. Нужно будет успеть с реанимацией, ну, вы поняли.
— И что, такое уже бывало с вами раньше? – переспросил ведущий медикомеханик.
— Четырежды.
— Вы здорово рискуете жизнью, – глаза профессора расширились.
— Ричард – всё для меня. Вся моя жизнь принадлежит ему. Если хотите знать, в этом чемоданчике перед вами – я весь. Без этих веществ – меня не станет как личности. Если бы не Ричард… меня бы давно уже не было.
— Что за эксперименты вы позволили на себе поставить? – ужаснулся Рассел.
— Ричард Глесс модифицировал меня так, чтобы я мог сохранять стабильный рассудок и служить ему должным образом. Это всё. В программу входили не только инъекции. Но вам не следует знать обо мне слишком много.
— Что… что же с вами случилось в прошлом?
Лихтенберг только нервно усмехнулся в ответ, а потом взял свой чемоданчик и предложил всем перейти от слов к делу.
Милисента лежала в своей постели, по-прежнему с подвешенной ногой, и играла в компьютерную игру. Милеон одолжил ей свой собственный ноутбук. Гулкий стук каблуков по камню раздался в коридоре, приблизился, занавесь колыхнулась… и вошли трое.
— О, привет, Минкс!
— Мистер Лихтенберг?! – панта выпучила глаза.
— Вы знакомы?
— Что вы здесь делаете?! Он же… Разве вы не должны были работать на генерала?!
— Это та самая девочка, о которой ты говорил, да, Рассел? – игнорируя восклицания Милисенты, спросил Кастанеда у своего подчинённого.
Тот кивнул.
— Милисента Паркер. Элькса восемьдесят семь.
— Младшая сестра?
— Да. С ней случилось несчастье… Через несколько дней я планирую перевезти её в МЦ Гаттария. Но пока… Вас смущает её присутствие? Так получилось, что Минкс познакомилась с нашим Милеоном.
— Это может стать проблемой, – процедил Эрих задумчиво.
— Я никому ничего не расскажу! – горячо заверила учёных панта.
Медикомеханики вышли, чтобы посовещаться, а Лихтенберг положил чемоданчик со своими растворами на тумбочку и присел на соседнюю кровать, с интересом разглядывая девочку. Тот же добродушный, любопытствующий взгляд, который пленил Милисенту ещё при первой их встрече несколько дней назад…
— Как дела? – спросил подполковник, и сразу же смущённо закинул руку за голову. – Вижу, что неважно. Ты ногу сломала?
— Ещё и руку, – показала Мисси.
— Кошмар! А я тут… на процедуры приехал.
— Какие ещё процедуры?
Лихтенберг хитро прищурился.
— Секретные.
— Чёрт, ну конечно… Ладно, молчу, ничего не выспрашиваю, – покорно проговорила Мисси. – Я понимаю, что нахожусь в секретном месте, и вы тут все занимаетесь секретными делами… А я всего лишь сломала ногу и прохожу тут процедуры.
Когда вернулись учёные, один из них подошёл к ней, и Милисента вдруг узнала в нём того самого сгорбленного старикашку, вместе с генералом посетившего полгода назад их дом.
— Это вы! – удивлённо воскликнула она.
— Меня зовут Эрих Кастанеда, – представился тот. – Думаю, ты обо мне слышала. Ничего, если мы положим к тебе ещё одного пациента? У нас здесь не так много палат, как хотелось бы.
Рассел притащил откуда-то ширму и уже начал устанавливать её между койками, когда Мисси уверенно произнесла:
— Это не обязательно. Я не слабонервная, если что.
— Ширма останется, – настоял Кастанеда, и медики скрылись за перегородкой.
«Опять у них какие-то секреты?» – подумала панта, чувствуя неловкость.
Поставив пациенту катетер, профессор Кастанеда посмотрел ему в глаза. Агент Лихтенберг отвернулся, отрешённый взгляд его застыл, уткнувшись куда-то в перегородку, за которой скрывалась койка Милисенты.
— Может, вас хотя бы отключить предварительно? Я имею в виду, наркоз?
— Никаких посторонних медикаментов, вы же понимаете. Сам отключусь как-нибудь, – проговорил Юнг сухим голосом робота.
Тогда Эрих вздохнул и взялся за шприц.
По прошествии времени Эрих ненадолго вышел. Рассел Флинт остался с пациентом, которому только что сменили капельницу.
— А что, генерал по-прежнему балуется пытками?
— Ага. Я уже понял, что это его фетиш. Пришлось даже поучаствовать… – пробормотал Юнг, словно о чём-то будничном. – Похоже, он заглотил наживку.
— Вы что… вместе с ним пытали кого-то?!
— Хм… Это было весьма омерзительно. Но главное, что послужило на руку…
Лицо Лихтенберга внезапно побледнело, он поднял свободную руку и схватился за переносицу. Всё тело его начало мелко дрожать, а дыхание участилось и стало неровным. Разговор прервался. Рассел кинул взгляд на дестабилизировавшиеся показания прибора и вновь сосредоточил внимание на пациенте.
— Ненавижу этот момент… – выдавил тот, с усилием опустив руку обратно. – Подержишь?
Дрожь, бившая его, постепенно усиливалась, переходя в явные судороги. Лицо потеряло осмысленность, и голова запрокинулась в спазме.
— Да ты силён, как чёрт! – воскликнул Рассел, пытаясь удержать бьющиеся в конвульсиях конечности агента. – Меон, помоги!
Эльксарим появился в палате почти сразу, точно призвавшись из иного измерения. Он взобрался на пациента сверху, зафиксировав разом его руки и ноги, а Рассел тем временем пытался отвернуть в сторону верхнюю часть его тела, опасаясь, что Юнга может вытошнить. Через некоторое время в палату вернулся Кастанеда.
— Что тут у вас происходит?
Флинт выдохнул и стёр со лба испарину, откинувшись на стуле.
— Фух… Действительно отключился.
Эльксарим Меон неподвижно стоял у перегородки, обмякшее тело Лихтенберга было всё ещё подсоединено к капельнице, раствор в которой успел истечь наполовину.
— Что с ним случилось?
— Судорожный приступ, – озвучил, наконец, Флинт.
— В инструкции это перечислено как нормальный побочный симптом, – Эрих всё равно нахмурился. – Рассел, не оставляй его, пожалуйста. Возможны и более тяжёлые реакции. Если потеряем его, операцией противостояния тебя заставлю руководить.
— Да понял я, понял, профессор.
День клонился к вечеру. Впрочем, понять это в палате, лишённой всяких окон, возможно было только по часам на экране компьютера. Милисента как раз поужинала и погрузилась в чтение интересной электронной книги, но протяжный писк вдруг вырвал её из мира фантазии. Вытянув шею, девочка кое-как заглянула за перегородку. Сердце её разом ухнуло в пятки. Неподвижное, бледное тело человека по-прежнему лежало на кровати, а на экране прибора, рядом с мигающей красной лампочкой, ползла ровная прямая линия.
— Рассел!!! – во всё горло завопила Милисента. – У мистера Лихтенберга сердце встало!
— Твою мать! Твою мать! Твою мать!.. – медик влетел в палату, словно молния, и сразу приступил к непрямому массажу сердца. – Я же только в туалет отошёл!
Юнг открыл глаза и увидел перед собой каменный потолок пещерной палаты. Повернул голову. Стойка капельницы была отодвинута к стене. Косматый затылок медикомеханика шевельнулся, и усталое лицо обратилось в его сторону, отвернувшись от экрана с игрой.
— Доброе утро, супермен. Как себя чувствуете? – произнёс Рассел как будто с укором.
В теле ощущалась небольшая ломота, но вместе с тем бодрящий прилив сил. А вот грудную клетку ломило чуть больше обычного. Лихтенберг приподнялся на локтях и оглядел собственную грудь, показавшуюся из-под одеяла. Волосатости на ней поубавилось.
— Ой. Было, да? – он виновато посмотрел на Рассела.
— Да чего только не было, – признался медикомеханик.
— Плохо. Он может заметить обгорелые волосы на груди…
— Так побрейтесь полностью и скажите, что вы гей! – вскричал тут Флинт, не удержавшись.
Юнг выпучил на него глаза, как нашкодивший ребёнок, которого застукали родители.
— Вы чуть копыта не отбросили! А думаете всё о генерале…
— Извини… Спасибо.
Наверное, благодаря довольно длительной отключке во время заливки препаратов, а может, благодаря самим препаратам, Юнг почти не хотел спать в эту ночь. Уснул поздно, а когда проснулся, его наручные часы показывали всего только пять утра. Он поднялся, переоделся и вышел из палаты. Хотелось пройтись, а ещё лучше – глотнуть свежего утреннего воздуха. Атмосфера в пещерной лаборатории казалась ему затхлой, а каменные стены давили на мозги. Повсюду под потолком были протянуты коробки, скрывавшие электропровода. В отличие от основной спецкибернетической базы, на подгорной царила абсолютная открытость. Никаких кодовых замков, никаких карт доступа не требовалось для проникновения за двери, да что там – некоторые помещения, как например, та палата, где он лежал вместе с девочкой, вообще не имели дверей. Вероятно, причина крылась в том, что вся подгорная база полностью носила сверхсекретный статус. Так к чему устанавливать какие-то замки внутри? Подумать только, никто, кроме него самого, Рассела и Кастанеды не знал о её существовании! Ну теперь ещё Милисента, конечно. «Надо будет расспросить у Эриха, бывал ли на базе кто-нибудь из генеральских эльксаримов. Это критически важно», – подумал Лихтенберг, заглянув за одну из дверей. Звук дыхания спящего ребёнка доносился из темноты. Юнг подождал, пока глаза адаптируются и начнут воспринимать очертания предметов, а потом подошёл к кровати. Одеяло, неестественно вздыбленное горбом. Лохматая шевелюра просматривалась в тусклом красноватом свете, падающем из приоткрытой двери. «Меон». Лихтенберг ласково улыбнулся, повторив про себя имя эльксарима. Ему хотелось протянуть руку, погладить мальчишку-киборга по волосам, коснуться его пушистой головки… но он не стал. Эльксаримы очень чутко спят, к чему беспокоить его? Вернувшись в коридор, Юнг тихонько затворил за собой дверь.
Учёные собирались посовещаться с подполковником по поводу своих сверхсекретных планов прямо за завтраком, не оттягивая такое драгоценное в их ситуации время. Но всё-таки, кое-что Рассел собирался совершить перед этим – потому он проснулся пораньше. Он нацепил свой браслет-пульсометр, спортивный костюм и кеды, и, пройдя полутёмными закоулками из камня, вышел из двери в скале. И сразу же уткнулся взглядом в мускулистую фигуру Лихтенберга, который подтягивался внизу на ветке дерева.
— Эй! – обернувшись, окликнул его тот. – Утречко! А я вот тут… вышел подышать. А код замка – почему-то забыл. Представляешь? Вот дурь-то…
Рассел занял место с ним рядом и тоже принялся разминаться. «И для какого же человека не запомнить с первого взгляда восьмизначный код считается оплошностью? – невольно оценил он. – Наверное, для секретного агента». Они молча закончили разминку и вместе стартовали вдоль еле заметной тропки под ногами. По ходу пробежки выяснилось, что простое мужское соперничество не чуждо и суперагентам. Юнг забежал вперёд и шутливо оглянулся через плечо на Рассела. Тот поддался на провокацию. Перебежка за перебежкой, постепенно это вылилось в настоящее соревнование вместо лёгкой утренней трусцы. Рассел в конец запыхался, перешёл на шаг и остановился, восстанавливая дыхание. Заметив, что он отстал, Юнг вернулся с удовлетворённой усмешкой на лице.
— Вы… просто… терминатор, – наконец, выдавил учёный. – И это через день после остановки сердца! Сколько вам лет?
— Сорок восемь.
— Блин!
Рассел, определённо, оказался смущён. Но тут в некотором удалении от них среди деревьев неспешно пробежала фигура мальчика с искажённой осанкой. Глаза Лихтенберга загорелись огнём. Он рванул в ту сторону, перескакивая через кочки и вновь чувствуя в крови азарт. Милеон не оглядывался, но несомненно, знал, что за ним открыли погоню. В прошлый раз, когда он пытался уйти от девочки-панты, закончилось тем, что она сломала ногу. А теперь ещё этот мужчина, который только вчера лежал под капельницами с полумёртвым видом. Юнг бежал всё быстрее, но эльксарим никак не позволял себя догнать, держась впереди на фиксированном расстоянии, словно бы видел его затылком и тщательно выверял свой темп. Хотя, имея в виду чувствительность органокиборгов к полям и вибрациям – наверное, это так и было. Его темп становился стремительным, деревья замелькали мимо с головокружительной частотой, а ноги подполковника рисковали оступиться и заработать травму на сложной пересечённой местности. «Ну куда же! Куда же ты так несёшься?!» Сердце больно застучало в висках, мышцы заныли, а лёгкие словно сгорали огнём в отчаянном усилии. Недостаток кислорода нарастал. Юнг больше не мог отдышаться. Глянул краем глаза на экран часов, работавших в режиме пульсометра. Двести. Вот чёрт! Да это просто безумие!
— Чёрт…
Он постепенно замедлился, остановился и упал, не в силах справиться с нагрузкой, которую получило его напичканное стимуляторами тело. Лучезарная, восторженная улыбка вдруг озарила его лицо.
— Мы никогда… не сможем угнаться за ними… – едва шевелились губы. – Что бы мы с собой не сделали, никогда…
Солнечный свет, обильно проникавший через редкие здесь кроны деревьев, вдруг что-то заслонило. Юнг открыл глаза и увидел эльксарима, висящим вниз головой на дереве прямо над ним! Он зацепился согнутыми в коленях ногами за нижнюю ветку, и как-то умудрился завернуть в противоположную сторону свой членистый металлический «хвост», так что он изогнулся вокруг ветки дерева. Ситуация повторилась, точь-в-точь как недавно с Расселом. Только теперь уже Юнг оказался проигравшим.
— Вы в порядке? – прозвучал спокойный голос мальчика.
Невероятно: он ни капли не выглядел уставшим! А на руке его Лихтенберг увидел браслет с экраном. Браслет располагался несколько выше обычного положения, так как область запястья киборга скрывало кольцевидное металлическое покрытие, из-под которого пробивался извечный пушок. Ещё не до конца отдышавшись, Юнг приподнялся, протянул руку и дотронулся до прибора. Киборг послушно его снял и отдал подполковнику. Как он и предполагал, это тоже оказался пульсометр. Так же, как и в его часах, здесь отсутствовал модуль GPS. Интерфейс отличался, но всё же, Юнг сумел вызвать на экран результат последней пробежки Меона. «Максимальное значение пульса – сто пятьдесят два. Сто пятьдесят два, чёрт возьми! Это спокойная, расслабляющая пробежка. Милеон даже не пытался всерьёз ускориться. Хотя шут их знает, какие у них бывают пульсы. Но он же ребёнок!»
— Недостижимо…
Юнг раскинул руки, отбросив в сторону злосчастный браслет. Эльксарим внезапно сорвался со своей ветки, и мужчина рефлекторно откатился в сторону – но мог этого и не делать: ему ничего не угрожало. Милеон просто спрыгнул, приземлившись рядом с тем местом, где тот лежал секунду назад.
— Как ты так ловко бегаешь по лесному бурелому и не спотыкаешься?
Этот невольный вопрос сорвался с губ Лихтенберга слишком рано, в следующее мгновение он и сам уже увидел причину. Импланты на ногах эльксарима были сделаны таким образом, что он опирался при передвижении на пальцы, облачённые в конструкцию, напоминающую лапку животного. На глазах у агента длинные каталитовые «когти» выдвинулись из них сантиметров на восемь, словно уцепившись за неровность земли, и тут же задвинулись обратно. Это произошло практически бесшумно, вероятно, торчавший повсюду пушок не давал металлическим деталям скрежетать друг о друга.
