— То есть ты думаешь, что этот профессор не лечил своих пациентов, а отрезал их страхи и копил у себя за зеркалом? — попытался понять происходящее Макс.
— Да! Возьми с полки пирожок! Видать, лавры Франкенштейна не давали ему спокойно спать. Может и кондратий-то его хватил, как и того доктора, когда увидел, чего из кусков сотворил? Ну, или свои какие-то причины были, может и альтруистические, но результат вон по коридору бегает.
— Если все так, то это плохо… — протянула Златка.
— Почему?! — возмутились одновременно Макс и Татьяна.
— Чтобы упокоить демона, нужно узнать, кто он и по какой дороге пришел, и вернуть обратно. Но это не призванный демон. Это души, вернее их покореженные, темные части, слившиеся в одно. А чтобы упокоить душу, нужно узнать, из кого она вышла, и сжечь тело. А как ты сожжешь то, у кого может быть десятки тел? Может быть, даже ещё живых.
— А раздать обратно? — предложила Таня.
— И оно, конечно, согласится, чтобы его разрезали на кусочки и разнесли хозяевам. Типа заберите, нам не пригодилось, да и страшненький кусочек души у вас, — саркастично высказалась Злата. — Сами им теперь занимайтесь, как и положено.
Надо же, как быстро от Гайки вредности понахваталась.
Макс снова растер лицо. Вот как им понять, правы они ли нет? Эх, можно было бы спросить это у самого профессора... Но он мертв.
— Подождите! — Максим резко вскинул руку, прерывая перепалку Златы и Татьяны. — А мы можем призвать дух профессора и спросить, как он все это делал? И делал ли вообще. Может даже узнать есть ли возможность запихать все это за другое зеркало.
О Боже, какой бред он несет!
— Я никогда по-настоящему не призывала духов, — с сомнением протянула Злата.
— Ну вот, повод начать учиться. А то потом поздно будет, — постановила Татьяна. — Давай, собирай свои погремушки, бубен, зловония какие, что там тебе еще надо?
— Не зловония, а благовония, — возмутилась Злата, но уже металась по углам, зажигала свечи, что-то шептала. — Где спиритическая доска? — девушка заглянула уже во все доступные места.
— Деревяшка с буковками и глазом? — уточнила Таня. — Так Макс швырнул её в коридор. А без нееё никак? Попросить черненького её принести?
Злата замерла.
— Так, ладно, сейчас возьму лист и иголку.
Но вся эта суета проходила мимо Максима. Его мелко трясло, все внутренности сжимались в комок. Если бы он ел что-нибудь недавно, уже вернул бы всё обратно. А так в горле стоял мерзкий вкус кислоты.
— Ма-а-а-кс… Ма-а-а-кси-и-и-м, — голоса Тани и Златы стали такими длинными, тягучими.
Он пытался им ответить, но не мог открыть рта. Тело стало деревянным, непослушным. Но шло куда-то! Нет! Я не хочу!
Бесполезно.
Отголосок боли. Ещё слабое эхо. Голову мотнуло из стороны в сторону. Ну же, ну сделайте что-нибудь! Серая пелена перекрыла взгляд, сцепленный с черной пустотой, разрывая, замутняя, но Макс смог моргнуть по своей воле. И тут же сглотнул. Шаг. Между ним и белой маской, раскрывшей прорезь рта в яростном крике, всего шаг. И его продолжает туда тянуть! Стук пульса в ушах, перекрывал призывный голос, но он не мог сопротивляться. Еще на сантиметр ближе. Еще. Голос стал тише.
— Макс, вернись! — так громко рявкнуло в его голове, что он отшатнулся. Наконец-то! Отшатнулся и упал.
— Да! Закрывай ему глаза и уши!
— А ты тащи веревку!
— У меня нет!
— Разорви что-нибудь!
Так вот почему он теперь так странно видел. Гайка закрывала ему глаза своими прозрачными ладонями. Прозрачными, но достаточно сильными, чтобы разорвать тянущую его цепь.
Тело больше не слушалось, но теперь, привязанное какими-то тряпками к стулу, подчиняться чужой воле все равно не могло.
— У него руки кровоточат. — Злата затягивала последний узел на его запястьях.
— Так нечего было прикармливать темного своей кровью. Он теперь за неё тянет.
— Что делаем, профессора вызываем? — спросила ведунья.
— Времени нет возиться, если бы он мог с этим справиться, не совал бы такую дрянь за зеркало. Может, бабку твою позовем?
Бом-м-м. Старинные часы в углу начали отсчитывать полночь. И тело выгнулось, борясь с путами.
— Что происходит? — растерянно пискнула Златы
«Бом-м-м» — гулкий звон в его голове ломает любую попытку контроля разума.
— Полночь! ЕГО время.
Бом-м-м. Дыхание хрипит на губах.
— Что нам делать?
Бом-м-м. «Я не хочу!!!» Но тело слушается не его. Вкус ржавчины во рту.
— Я не знаю! Ты у нас экстрасекс или нет?!
Бом-м-м. Красная пелена перед глазами.
Рыдания ведуньи.
Бом-м-м. Ещё бешеный рывок.
— Соберись! — окрик Гайки — уже непонятно, кому адресованный.
Бом-м-м. Хруст связок. Как же больно. Но он даже крикнуть не может. Лишь метаться внутри будто чужого тела.
Звук хлестких ударов по щекам. Голова ведуньи дергается от пощечин Татьяны.
Бом-м-м. Путы разрезают кожу. Тряпки окрашивает алым.
— Думай! Вспоминай! Чем можно уничтожить что угодно? Что тебе бабка говорила?!
Бом-м-м. Грохот. Стул упал набок. Оказывается, путы — не помеха.
— Соль… темные боятся соли, — через всхлип. — А ещё елеем жечь.
Бом-м-м. Рвануть, выворачивая суставы. А казалось, он перешел границы боли.
— Все ищи!
Бом-м-м. Хруст. Стула или костей? Уже непонятно.
— Вот соль!
— …!
Он ещё может материться?! Но что-то так обожгло кожу, проникая внутрь, что сдержаться оказалось невозможно.
Бом-м-м. Звук колокола стал чуть тише.
— …!
А это уже ругалась Гайка.
— Макс, стой!
Если бы он мог… Его тело жило своей жизнью, не желая слушать указаний мечущегося сознания. Он выгибался, рвался, изворачивался, пытаясь вырваться. Или хоть как-то приблизиться к черноте, такой близкой, такой манящей.
— На этого не действует соль! — голос Златы.
— Елей есть?
— Надо искать, но им надо круг делать, а в центре чтобы этот! Как его держать?
— … ! Да что ж у вас все так сложно!
Треск дерева; кажется, его тело доломало стул. Теперь оно ползло вперед. Но он ведь не хотел этого делать!
— Макс — нет! Держи его!
Что-то придавило его к полу. Нет, не стряхивай это! Нет!
— Я не могу его остановить! — рыдания ведуньи.
— Тащи елей, я постараюсь прикрыть Макса.
Тепло, странное, мягкое тепло окутало его тело, его кричащее сознание, но не смогло остановить. Он уже стоит на ногах. Деревянных, будто без суставов.
Шаг. Стой!
Шаг. Ну остановись же!
Шаг. Ты же хозяин своего тела или кто!
Шаг. Да стоять, …!!!
Шаг. Белая маска напротив его лица, оскал, располосовавший ее напополам. Не-е-ет!
Шаг. И он падает в эту темноту. Корчится, сжимается от ужаса, ощущая, как скользкие, холодные тела опутывают его, вцепляются острыми зубами, разрывают на куски. Кровь вскипает в венах, клокочет в горле, заливает рот, нос, глаза. Вместо крика — клокотание. Он хрипит, рвется, задыхается. Он горит! Не-е-ет! Агония выгибает тело. Чернота…
— Давайте помянем нашего друга Макса. — Витька поднял рюмку. — Сегодня он покидает своих друзей… Чтобы наконец окунуться в жизнь самостоятельную и полную свободы. Теперь ты можешь водить к себе девчонок когда захочешь, а не по графику, — рассмеялся друг.
Максим тоже постарался улыбнуться. Шутки о собственной смерти больше не веселили. Он почесал подживающий ожог на шее.
— И хотя он долго решал, куда от нас переехать, ведь от таких друзей можно уходить только в достойное место, сегодня мы наконец можем поздравить его с новосельем! Грянем!
Звон стопок, бокалов и фужеров, стучащих о его кружку с соком.
Толчок под бок и шепот:
— Макс, у тебя нет никаких планов на Злату?
— Нет, — так же тихо ответил он Лешему. — Но если ты к ней несерьезно… — Макс показал другу кулак и отыскал взглядом девушку. Левая рука ее все еще была перебинтована — ожоги ведуньи от елея оказались более глубокими, ведь ее не прикрывала дух-хранитель, когда Злата в панике плеснула маслом не только вокруг темного, но и на себя и повисшую на Максе маску. Злате пришлось ждать, гадая, правильно ли она сделала, и если да, то что случиться раньше — перестанет корчиться и бросаться на нее из подожженного замкнутого круга дух людских страхов, или огонь распространится настолько, что его уже невозможно будет потушить. Она справилась. Правда, теперь ее волосы были коротко подстрижены, а брови и ресницы лишь недавно отросли. Макс до сих пор не мог понять, как в ее хрупком теле хватило сил выволочь его из тлеющего коридора. Когда он пришел в себя, Злата посмотрела на него покрасневшими и ставшими такими серьезными глазами, что он предпочел отвести взгляд. Ведунья обработала его ожоги и помогла уничтожить осколки разбитого зеркала в снятой квартире. Немного восстановившись, она, с помощью подсказок бабушки, отпустила наконец душу Гайки. Обошлись без сжигания тела. Неделю назад они вместе со Златой поставили рюмку с куском хлеба сверху на камень над могилой Татьяны.
Оказывается душу Гайки удержал в момент смерти именно он – Макс. Даже не подозревая об этом. В день когда ее сбила машина она торопилась к нему сказать, что давно любит его. О чем он тоже не подозревал. И вместо того, чтобы пойти на белый свет, она пошла к нему. И говорила ему обо всем. Вот только он уже не слышал. А потом осталась рядом, защищая, но постепенно теряя себя в невозможности что-либо изменить.
Рядом вздохну Лешка.
— Макс, я такой девчонки, как Злата, еще не встречал. Один раз взглянула, будто всю душу перевернула, вытряхнула все пустое и засунула обратно, — высказался Леший.
— То-то и оно…
— Да! Возьми с полки пирожок! Видать, лавры Франкенштейна не давали ему спокойно спать. Может и кондратий-то его хватил, как и того доктора, когда увидел, чего из кусков сотворил? Ну, или свои какие-то причины были, может и альтруистические, но результат вон по коридору бегает.
— Если все так, то это плохо… — протянула Златка.
— Почему?! — возмутились одновременно Макс и Татьяна.
— Чтобы упокоить демона, нужно узнать, кто он и по какой дороге пришел, и вернуть обратно. Но это не призванный демон. Это души, вернее их покореженные, темные части, слившиеся в одно. А чтобы упокоить душу, нужно узнать, из кого она вышла, и сжечь тело. А как ты сожжешь то, у кого может быть десятки тел? Может быть, даже ещё живых.
— А раздать обратно? — предложила Таня.
— И оно, конечно, согласится, чтобы его разрезали на кусочки и разнесли хозяевам. Типа заберите, нам не пригодилось, да и страшненький кусочек души у вас, — саркастично высказалась Злата. — Сами им теперь занимайтесь, как и положено.
Надо же, как быстро от Гайки вредности понахваталась.
Макс снова растер лицо. Вот как им понять, правы они ли нет? Эх, можно было бы спросить это у самого профессора... Но он мертв.
— Подождите! — Максим резко вскинул руку, прерывая перепалку Златы и Татьяны. — А мы можем призвать дух профессора и спросить, как он все это делал? И делал ли вообще. Может даже узнать есть ли возможность запихать все это за другое зеркало.
О Боже, какой бред он несет!
— Я никогда по-настоящему не призывала духов, — с сомнением протянула Злата.
— Ну вот, повод начать учиться. А то потом поздно будет, — постановила Татьяна. — Давай, собирай свои погремушки, бубен, зловония какие, что там тебе еще надо?
— Не зловония, а благовония, — возмутилась Злата, но уже металась по углам, зажигала свечи, что-то шептала. — Где спиритическая доска? — девушка заглянула уже во все доступные места.
— Деревяшка с буковками и глазом? — уточнила Таня. — Так Макс швырнул её в коридор. А без нееё никак? Попросить черненького её принести?
Злата замерла.
— Так, ладно, сейчас возьму лист и иголку.
Но вся эта суета проходила мимо Максима. Его мелко трясло, все внутренности сжимались в комок. Если бы он ел что-нибудь недавно, уже вернул бы всё обратно. А так в горле стоял мерзкий вкус кислоты.
— Ма-а-а-кс… Ма-а-а-кси-и-и-м, — голоса Тани и Златы стали такими длинными, тягучими.
Он пытался им ответить, но не мог открыть рта. Тело стало деревянным, непослушным. Но шло куда-то! Нет! Я не хочу!
Бесполезно.
Отголосок боли. Ещё слабое эхо. Голову мотнуло из стороны в сторону. Ну же, ну сделайте что-нибудь! Серая пелена перекрыла взгляд, сцепленный с черной пустотой, разрывая, замутняя, но Макс смог моргнуть по своей воле. И тут же сглотнул. Шаг. Между ним и белой маской, раскрывшей прорезь рта в яростном крике, всего шаг. И его продолжает туда тянуть! Стук пульса в ушах, перекрывал призывный голос, но он не мог сопротивляться. Еще на сантиметр ближе. Еще. Голос стал тише.
— Макс, вернись! — так громко рявкнуло в его голове, что он отшатнулся. Наконец-то! Отшатнулся и упал.
— Да! Закрывай ему глаза и уши!
— А ты тащи веревку!
— У меня нет!
— Разорви что-нибудь!
Так вот почему он теперь так странно видел. Гайка закрывала ему глаза своими прозрачными ладонями. Прозрачными, но достаточно сильными, чтобы разорвать тянущую его цепь.
Тело больше не слушалось, но теперь, привязанное какими-то тряпками к стулу, подчиняться чужой воле все равно не могло.
— У него руки кровоточат. — Злата затягивала последний узел на его запястьях.
— Так нечего было прикармливать темного своей кровью. Он теперь за неё тянет.
— Что делаем, профессора вызываем? — спросила ведунья.
— Времени нет возиться, если бы он мог с этим справиться, не совал бы такую дрянь за зеркало. Может, бабку твою позовем?
Бом-м-м. Старинные часы в углу начали отсчитывать полночь. И тело выгнулось, борясь с путами.
— Что происходит? — растерянно пискнула Златы
«Бом-м-м» — гулкий звон в его голове ломает любую попытку контроля разума.
— Полночь! ЕГО время.
Бом-м-м. Дыхание хрипит на губах.
— Что нам делать?
Бом-м-м. «Я не хочу!!!» Но тело слушается не его. Вкус ржавчины во рту.
— Я не знаю! Ты у нас экстрасекс или нет?!
Бом-м-м. Красная пелена перед глазами.
Рыдания ведуньи.
Бом-м-м. Ещё бешеный рывок.
— Соберись! — окрик Гайки — уже непонятно, кому адресованный.
Бом-м-м. Хруст связок. Как же больно. Но он даже крикнуть не может. Лишь метаться внутри будто чужого тела.
Звук хлестких ударов по щекам. Голова ведуньи дергается от пощечин Татьяны.
Бом-м-м. Путы разрезают кожу. Тряпки окрашивает алым.
— Думай! Вспоминай! Чем можно уничтожить что угодно? Что тебе бабка говорила?!
Бом-м-м. Грохот. Стул упал набок. Оказывается, путы — не помеха.
— Соль… темные боятся соли, — через всхлип. — А ещё елеем жечь.
Бом-м-м. Рвануть, выворачивая суставы. А казалось, он перешел границы боли.
— Все ищи!
Бом-м-м. Хруст. Стула или костей? Уже непонятно.
— Вот соль!
— …!
Он ещё может материться?! Но что-то так обожгло кожу, проникая внутрь, что сдержаться оказалось невозможно.
Бом-м-м. Звук колокола стал чуть тише.
— …!
А это уже ругалась Гайка.
— Макс, стой!
Если бы он мог… Его тело жило своей жизнью, не желая слушать указаний мечущегося сознания. Он выгибался, рвался, изворачивался, пытаясь вырваться. Или хоть как-то приблизиться к черноте, такой близкой, такой манящей.
— На этого не действует соль! — голос Златы.
— Елей есть?
— Надо искать, но им надо круг делать, а в центре чтобы этот! Как его держать?
— … ! Да что ж у вас все так сложно!
Треск дерева; кажется, его тело доломало стул. Теперь оно ползло вперед. Но он ведь не хотел этого делать!
— Макс — нет! Держи его!
Что-то придавило его к полу. Нет, не стряхивай это! Нет!
— Я не могу его остановить! — рыдания ведуньи.
— Тащи елей, я постараюсь прикрыть Макса.
Тепло, странное, мягкое тепло окутало его тело, его кричащее сознание, но не смогло остановить. Он уже стоит на ногах. Деревянных, будто без суставов.
Шаг. Стой!
Шаг. Ну остановись же!
Шаг. Ты же хозяин своего тела или кто!
Шаг. Да стоять, …!!!
Шаг. Белая маска напротив его лица, оскал, располосовавший ее напополам. Не-е-ет!
Шаг. И он падает в эту темноту. Корчится, сжимается от ужаса, ощущая, как скользкие, холодные тела опутывают его, вцепляются острыми зубами, разрывают на куски. Кровь вскипает в венах, клокочет в горле, заливает рот, нос, глаза. Вместо крика — клокотание. Он хрипит, рвется, задыхается. Он горит! Не-е-ет! Агония выгибает тело. Чернота…
Эпилог
— Давайте помянем нашего друга Макса. — Витька поднял рюмку. — Сегодня он покидает своих друзей… Чтобы наконец окунуться в жизнь самостоятельную и полную свободы. Теперь ты можешь водить к себе девчонок когда захочешь, а не по графику, — рассмеялся друг.
Максим тоже постарался улыбнуться. Шутки о собственной смерти больше не веселили. Он почесал подживающий ожог на шее.
— И хотя он долго решал, куда от нас переехать, ведь от таких друзей можно уходить только в достойное место, сегодня мы наконец можем поздравить его с новосельем! Грянем!
Звон стопок, бокалов и фужеров, стучащих о его кружку с соком.
Толчок под бок и шепот:
— Макс, у тебя нет никаких планов на Злату?
— Нет, — так же тихо ответил он Лешему. — Но если ты к ней несерьезно… — Макс показал другу кулак и отыскал взглядом девушку. Левая рука ее все еще была перебинтована — ожоги ведуньи от елея оказались более глубокими, ведь ее не прикрывала дух-хранитель, когда Злата в панике плеснула маслом не только вокруг темного, но и на себя и повисшую на Максе маску. Злате пришлось ждать, гадая, правильно ли она сделала, и если да, то что случиться раньше — перестанет корчиться и бросаться на нее из подожженного замкнутого круга дух людских страхов, или огонь распространится настолько, что его уже невозможно будет потушить. Она справилась. Правда, теперь ее волосы были коротко подстрижены, а брови и ресницы лишь недавно отросли. Макс до сих пор не мог понять, как в ее хрупком теле хватило сил выволочь его из тлеющего коридора. Когда он пришел в себя, Злата посмотрела на него покрасневшими и ставшими такими серьезными глазами, что он предпочел отвести взгляд. Ведунья обработала его ожоги и помогла уничтожить осколки разбитого зеркала в снятой квартире. Немного восстановившись, она, с помощью подсказок бабушки, отпустила наконец душу Гайки. Обошлись без сжигания тела. Неделю назад они вместе со Златой поставили рюмку с куском хлеба сверху на камень над могилой Татьяны.
Оказывается душу Гайки удержал в момент смерти именно он – Макс. Даже не подозревая об этом. В день когда ее сбила машина она торопилась к нему сказать, что давно любит его. О чем он тоже не подозревал. И вместо того, чтобы пойти на белый свет, она пошла к нему. И говорила ему обо всем. Вот только он уже не слышал. А потом осталась рядом, защищая, но постепенно теряя себя в невозможности что-либо изменить.
Рядом вздохну Лешка.
— Макс, я такой девчонки, как Злата, еще не встречал. Один раз взглянула, будто всю душу перевернула, вытряхнула все пустое и засунула обратно, — высказался Леший.
— То-то и оно…
