Она и Белый Ворон неотрывно смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Эйслин чувствовала нарастающую тревогу, но вместе с ней и непривычное волнение от близости его лица рядом со своим лицом. Однако взяв себя в руки и уняв дрожь в теле, она отстранилась, высвободив плечи из рук Белого Ворона.
– Нет. Я вас совсем не знаю. И мне все-таки пора идти.
На его лице не дрогнул ни один мускул. Белый Ворон лишь едва заметно пожал плечами и глухо произнес:
– Как вам будет угодно. Пойдемте, я провожу вас.
Он снова подал ей руку, но Эйслин не взяла ее, а просто пошла рядом с ним. В молчании они пересекли поляну, часть сада, вернулись к ступеням и поднялись на террасу. Прежде чем Эйслин прошла через стеклянную дверь, ведущую в бальный зал, Белый Ворон наклонился и быстро зашептал ей на ухо:
– Если передумаешь, я буду ждать в лесных сумерках, на перекрестке. Найди куст бузины, уколи палец о ее ветку и позови меня. Так я пойму, что ты согласна.
Он быстро отошел и, когда Эйслин обернулась, его уже не было. Белый Ворон словно исчез, растворившись в темноте. Лишь где-то в отдалении послышалось хлопанье крыльев, которое тоже вскоре смолкло.
Люди подписывают договоры чернилами. Фейри – кровью. И те, и другие потом жалеют.
(из книги притчей Святой Бригитты)
Эйслин вернулась в бальный зал. Громкие звуки, краски и запахи резко ударили по всем органам чувств. Она на несколько секунд почувствовала себя ослепленной и оглушенной. Щурясь и морщась, шла по залу, с удивлением отмечая, что гостей стало меньше.
– Эйслин! Вот ты где! – раздался вдруг голос матери, в котором слышался одновременно испуг и облегчение.
Мойра подбежала к ней и потянула в сторону.
– Где ты была, Эйслин? Мы с отцом тебя не могли найти! Мой бог, что с тобой? Ты вся бледная и дрожишь!
Эйслин и сама только сейчас осознала, что ее тело скованно холодом и охвачено мелкой дрожью, которая все не прекращалась. Мойра, тревожась, взяла ее за руку, слегка похлопала по щекам.
– У тебя и губы потеряли цвет… Где ты была?!
– Я вышла в сад ненадолго. Со мной был господин в маске. Его зовут Белый Ворон.
Мойра округлила глаза и в испуге огляделась по сторонам, чтобы понять, не слышит ли их кто-то еще. Затем тихо, но выразительно, прошипела:
– Ты разгуливала несколько часов с неизвестным мужчиной?! С ума сошла!
– Какие несколько часов, мам? Моя прогулка заняла, может, полчаса…
– Ты совсем потеряла счет времени! – мать сокрушенно покачала головой. – Уже за полночь!
– Что? – пришел черед и Эйслин округлить глаза. – Быть такого не может…
Она огляделась. Гости бала понемногу расходились. Даже Его Величества уже не было видно. Большие напольные часы с золотым маятником и впрямь показывали четверть первого. Но как такое возможно? Она же недолго танцевала с Белым Вороном.
– Пойдем! Не надо, чтобы тебя заметили в таком виде.
Мать потянула ее к выходу.
– Эоган, она здесь! – по пути Мойра позвала мужа, который ходил неподалеку, высматривая кого-то в толпе танцующих.
Тот тоже недовольно покосился на дочь. Все трое попрощались со знакомыми и с распорядителем бала, после чего ушли из зала.
По пути домой, сидя в карете и кутаясь в плащ, Эйслин все еще дрожала и никак не могла согреться. Странное очарование той вечерней прогулки осыпалось, как отцветшие лепестки боярышника, на смену пришел страх.
«Что со мной было? Как я вообще согласилась пойти с незнакомым человеком, одна, в темный сад!»
Щеки ее горели от стыда и тревоги. Еще и родители причитали над ухом:
– Ты даже не попрощалась с графом. Он уехал раньше. Между прочим, он тоже искал тебя! Что он теперь о тебе подумает?
Эйслин зло прищелкнула языком. Граф – последнее, что ее волновало в эту минуту. Она так и сказала об этом. Даже в темноте кареты было видно, как сердито блеснули глаза Эогана.
– Ты слишком дерзко себя ведешь, Эйслин. Разве мать не рассказывала тебе о хороших манерах? Уединиться неизвестно с кем, на несколько часов! Если хоть кто-то тебя видел…
– Я не уходила на «несколько часов», - упрямо стояла на своем Эйслин. – Это был всего один танец. Просто не в зале, а в саду.
– И кто же это был? – новый сердитый выпад отца.
– Некто в маске с белыми перьями, - ответила Эйслин, глядя в одну ей видимую точку. – Он назвал себя Белый Ворон.
Мойра и Эоган обменялись странными взглядами. Эйслин показалось, что мать вздрогнула.
– Дорогая, - осторожно начал отец, понизив тон, - ты хорошо себя чувствуешь? На балу не было такого человека. Его бы точно заметили. Заявиться в маске – это совсем уж непростительная вольность!
– Но я его видела! - горячо возразила Эйслин, больше самой себе, чем родителям. Потому что ей уже начинало казаться, будто все произошедшее в саду ей попросту пригрезилось.
Мать и отец не стали с ней спорить, лишь снова выразительно переглянулись. Всю оставшуюся дорогу ехали в молчании.
Дома, пока Эйслин снимала верхнюю одежду, она слышала, как родители тихо переговариваются в гостиной.
– Все хорошо, Мойра. Не переживай. Никакого «мужчины в маске» не было. Она просто убежала в сад и спряталась там. Ты ведь помнишь, она и дома не раз так делала. А своего якобы «кавалера» она просто выдумала. У девиц ее возраста часто в голове всякие фантазии.
– Бедняжка, - вздохнула Мойра. – Я видела, что ей неуютно на балу, но не думала, что настолько. Долго сидеть на холоде в тонком платье! Хоть бы не простудилась. И что теперь скажет граф? У них так мало времени было…
Когда Эйслин вошла, разговор смолк. Ее напоили горячим молоком и вскоре уложили в постель. Но ей не спалось. Дрожь понемногу улеглась, зато мысли в голове тревожно закружились, как стайка ночных бабочек. Неужели Белый Ворон ей правда привиделся? Но перед глазами Эйслин так четко вырисовывался его статный высокий силуэт в маске с перьями. Она будто снова почувствовала его пронзительный взгляд и холод пальцев в своей ладони. Услышала его шепот, в конце перешедший на интимное «ты».
Эйслин встала, подошла к окну и распахнула его, чтобы впустить ночной прохлады в комнату. Взглянув на подоконник, она замерла. В лунном свете тускло блестела иссохшая ветка бузины.
Последующие несколько дней Эйслин витала в собственных мыслях, рассеянно отвечала на вопросы и мало ела. Она даже путала ноты во время занятий музыкой, хотя обычно хорошо играла на пианино и флейте. Во снах она тоже не чувствовала покоя. Ей постоянно грезился белый ворон, сидящий на оконной раме и внимательно наблюдающий за ней.
В одно солнечное утро, когда вся семья завтракала на террасе, Эоган пребывал в особо благостном настроении. Казалось, и кашель донимал его не так сильно, как обычно.
– Эйслин, - обратился он к дочери, торжественно глядя на нее. – Тебя ждет большая радость.
Эйслин, ковыряя овсяную кашу с сухофруктами, заинтересованно приподняла бровь. Отец выдержал театральную паузу, и затем провозгласил:
– Граф де Линч попросил твоей руки.
Ложка выпала из пальцев Эйслин и шлепнулась в кашу.
– Я не согласна, - твердо замотала она головой.
– Все уже решено, Эйслин. Свадьба через две недели, как раз в день твоего рождения.
– Поверь, так будет лучше для тебя, - добавила Мойра, пристально глядя на дочь.
Эйслин оторопела. Кровь прильнула к ее лицу, гневно застучав в висках.
– Вы с ума сошли! – вскричала она, вскакивая из-за стола, отчего посуда на нем тоскливо зазвенела. – Этот старикан, пропахший плесенью! Да мне даже стоять рядом с ним неприятно! А вы хотите, чтобы я пошла с ним к алтарю, а потом делила постель.
– Эйслин! – Мойра смущенно скосила глаза в сторону Эогана. - Что за разговоры… Бальтазар де Линч богат и влиятелен. С ним тебя ждет большое будущее. Ты ни в чем не будешь нуждаться.
– Да у него даже имя вычурное и старомодное! Как из старого, пыльного сундука!
– У него знатный старинный род, - возразила мать. - Это же прекрасно.
– Ничего подобного! И слышать не хочу об этом старикане!
– Довольно, - губы Эогана плотно сжались, а глаза сердито блеснули. – Ты выйдешь за него, и это не обсуждается. Твой союз с ним упрочит наше положение. Всем от этого будет только лучше. Радовалась бы, что такой влиятельный человек обратил на тебя внимание.
Слезы горечи и гнева подступили к глазам Эйслин, но она сдержалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь. С обидой она переводила взгляд то на мать, то на отца. Эоган невозмутимо откинулся на спинку плетеного кресла, глядя в сторону. На лице Мойры читалась легкая грусть, но, вместе с тем, она старалась приободрить дочь натянутой и неуместной улыбкой.
– Все ясно, - упавшим голосом провозгласила Эйслин. – Для тебя, папа, это не более чем выгодная сделка. Ты просто решил продать меня подороже! А на балу меня выставили, как кобылку на рынке. Приглянется ли она покупателю с толстым кошельком!
Эйслин выплеснула это из себя в сердцах – то, что уже давно накопилось, как горький осадок на дне чаши. Видя, что лица родителей вытянулись, она мстительно усмехнулась, и, не дожидаясь возмущенных ответов, метнулась вихрем прочь с террасы.
Эйслин побежала через сад, несмотря на оклики родителей, выскочила через заднюю калитку и понеслась дальше. К поместью Моссвей, родовому имению о’Макхейл, почти сразу примыкал лес. Лишь небольшая узкая тропинка отделяла их друг от друга. Прохлада могучих деревьев и сплетенных друг с другом ветвей всегда были для Эйслин источником покоя и утешения. Лес казался живым, ее другом, она часто делилась с ним своими сокровенными мыслями и горестями. В такие моменты у нее всегда рождалось ощущение, что лес внимательно слушает и отвечает шелестом листьев.
Вот и сейчас Эйслин, не обращая внимания на то, что пачкает и рвет юбку, взобралась на крепкую ветку ольхи и закрыла лицо руками. Жгучие слезы гнева и обиды заструились сквозь пальцы.
«Как они могли! Сосватать меня самому противному из всех женихов!»
Эйслин проклинала шаткое положение их семьи. Несколько лет назад отец задумал проект по осушению местных болот, чтобы расширить угодья для сельского хозяйства. Он вложил туда почти все состояние. Но дело не заладилось. Земли будто сопротивлялись чужому воздействию. Рабочие таинственным образом исчезали или гибли в болотах. В конце концов пошла молва, что эти земли прокляты, и никто не захотел иметь с ними дел. Эоган не получил прибыли и разорился. Вот теперь, видимо, за счет Эйслин решил поправить положение семьи.
Она зло утерла глаза.
– Не бывать этому! – наконец провозгласила она лесу. – Мало ли что они там решили. У меня тоже должно быть право голоса. В конце концов речь о моей судьбе.
Ольховая листва в ответ зашелестела, и в ней почудилось одобрение. Но тут из глубины леса прозвучал резкий отрывистый звук. Не то сухой смешок, не то карканье. Холодок пробежал по коже Эйслин. Ей мгновенно сделалось неуютно. Солнце спряталось за облако, на лес набежала тень. Похолодало.
Вытерев слезы, Эйслин спрыгнула с дерева и быстро пошла в сторону дома. Позади нее что-то шелестело и скрипело. Она уловила тень, преследующую ее. Эйслин ускорила шаг, сердце отдалось в груди тревожным гулким стуком. Боясь обернуться, она перешла на бег. Шелест и скрип усилился. В какой-то момент Эйслин показалось, будто ее коснулось холодное инистое покрывало. Она вскрикнула и в тот же миг выскочила из леса на тропинку, залитую солнцем. Тут же резко пришло облегчение.
Лишь добежав до калитки, она обернулась. За спиной никого не было, но там, на границе с лесом, мелькнуло что-то темное и тут же скрылось за деревьями. Снова послышалось карканье, но тихо, издалека. Эйслин поспешила домой.
– Как ты?
Мойра вошла в комнату и притворила за собой дверь. Эйслин сидела в кресле за вышивкой, даже не подняв головы при появлении матери. Солнечные лучи высвечивали следы слез на ее щеках. Мойра вздохнула и присела в другое кресло.
– Знаю, ты сердишься на нас.
– Это еще мягко сказано, - сухо ответила Эйслин, по-прежнему не поднимая головы. – И что бы вы там ни задумали, у вас не получится! Я не безвольный мешок с мукой, который можно взять и передать другому. Я отказываюсь выходить замуж за старикана!
– Эйслин, выслушай меня, пожалуйста, - Мойра нервным движением комкала в руках платок.
– Выслушать то, как вы решили продать меня? О, несомненно, это очень увлекательный рассказ!
Мойра тяжело вздохнула. На ее лице читались следы сочувствия и некоторой нерешительности.
– Я не скрою, что финансовые причины играли важную роль в этом решении. Но есть и еще кое-что.
Она выдержала паузу, после чего придвинула кресло ближе к Эйслин, оглянулась на дверь и лишь потом заговорила:
– Я не просто так настаивала, что тебе надо найти мужа до совершеннолетия. Видишь ли… - мать понизила тон, еще раз оглянувшись на дверь. – Если ты этого не сделаешь, то тебя заберут они.
Эйслин вздрогнула, уколов палец. Алая капля растеклась по полотну. Впервые с момента, как Мойра вошла, Эйслин подняла голову и встретилась с матерью взглядом. У той на лице читалась тревога.
– «Они» – это кто? – тоже тихо спросила Эйслин.
– Я точно не знаю, - забормотала Мойра, отвернувшись к окну. – По-моему, кто-то из фейри. Таково проклятие женщин моей семьи. У меня было две сестры-близняшки. И обе они исчезли в день, когда им исполнилось восемнадцать лет. Не успели обручиться. Да и в проклятье не верили. Хотя то же случилось и с сестрой моего отца. Но он и сам до конца не верил. Лишь когда Леа и Кэтрин исчезли, тогда он понял. И мне подобрал мужа, еще когда мне было шестнадцать. Эоган ничего не знает о проклятии, - добавила она, видя вопрос в глазах Эйслин.
Она молча слушала, теребя испачканную ткань.
– Я надеялась, что у меня будет сын, - опустив глаза, продолжала Мойра. – Мужскому отпрыску ничего бы не грозило. Но родилась ты. И если ты говоришь, что на балу встретила кого-то странного… того, с кем рядом время течет иначе, и кого больше никто не видел, то прошу тебя, Эйслин… - она вновь встретилась взглядом с дочерью. Эйслин поразилась тому, какой сильный страх там читался, - хватайся за руку графа, которую он тебе протянул! В этом твое спасение! Мне жаль, что мы не оставляем тебе шанса выбрать кого-то моложе и симпатичнее. Просто знай, что, если отвергнешь графа, тебя ждет участь еще хуже!
Мойра резко встала и направилась к двери. Но, прежде чем выйти, она, спохватившись, остановилась:
– Ах, да, забыла сказать. Послезавтра будет ужин, на котором мы объявим о свадьбе. Приедут гости, граф. Прошу, веди себя прилично!
Дверь хлопнула за ее спиной с таким тоскливым звуком, что Эйслин вмиг захотелось выброситься из окна.
Весь следующий день Эйслин терзали мрачные и противоречивые мысли. С одной стороны, перспектива быть украденной фейри выглядела жутко. С другой стороны, иногда ей казалось, что Мойра нарочно выдумала эту легенду, чтобы сделать дочь более покладистой. Она пыталась еще поговорить с матерью, но та замкнулась в себе и как будто избегала всяких разговоров. Мойра почти не выходила из своей комнаты. В то же время, вспоминая Белого Ворона, его странные подарки и предложение уйти с ним, Эйслин понимала, что все это очень перекликается с рассказом матери.
День торжественного ужина наступил очень быстро, несмотря на желание Эйслин остановить время.
– Нет. Я вас совсем не знаю. И мне все-таки пора идти.
На его лице не дрогнул ни один мускул. Белый Ворон лишь едва заметно пожал плечами и глухо произнес:
– Как вам будет угодно. Пойдемте, я провожу вас.
Он снова подал ей руку, но Эйслин не взяла ее, а просто пошла рядом с ним. В молчании они пересекли поляну, часть сада, вернулись к ступеням и поднялись на террасу. Прежде чем Эйслин прошла через стеклянную дверь, ведущую в бальный зал, Белый Ворон наклонился и быстро зашептал ей на ухо:
– Если передумаешь, я буду ждать в лесных сумерках, на перекрестке. Найди куст бузины, уколи палец о ее ветку и позови меня. Так я пойму, что ты согласна.
Он быстро отошел и, когда Эйслин обернулась, его уже не было. Белый Ворон словно исчез, растворившись в темноте. Лишь где-то в отдалении послышалось хлопанье крыльев, которое тоже вскоре смолкло.
Глава 2. Договор
Люди подписывают договоры чернилами. Фейри – кровью. И те, и другие потом жалеют.
(из книги притчей Святой Бригитты)
Эйслин вернулась в бальный зал. Громкие звуки, краски и запахи резко ударили по всем органам чувств. Она на несколько секунд почувствовала себя ослепленной и оглушенной. Щурясь и морщась, шла по залу, с удивлением отмечая, что гостей стало меньше.
– Эйслин! Вот ты где! – раздался вдруг голос матери, в котором слышался одновременно испуг и облегчение.
Мойра подбежала к ней и потянула в сторону.
– Где ты была, Эйслин? Мы с отцом тебя не могли найти! Мой бог, что с тобой? Ты вся бледная и дрожишь!
Эйслин и сама только сейчас осознала, что ее тело скованно холодом и охвачено мелкой дрожью, которая все не прекращалась. Мойра, тревожась, взяла ее за руку, слегка похлопала по щекам.
– У тебя и губы потеряли цвет… Где ты была?!
– Я вышла в сад ненадолго. Со мной был господин в маске. Его зовут Белый Ворон.
Мойра округлила глаза и в испуге огляделась по сторонам, чтобы понять, не слышит ли их кто-то еще. Затем тихо, но выразительно, прошипела:
– Ты разгуливала несколько часов с неизвестным мужчиной?! С ума сошла!
– Какие несколько часов, мам? Моя прогулка заняла, может, полчаса…
– Ты совсем потеряла счет времени! – мать сокрушенно покачала головой. – Уже за полночь!
– Что? – пришел черед и Эйслин округлить глаза. – Быть такого не может…
Она огляделась. Гости бала понемногу расходились. Даже Его Величества уже не было видно. Большие напольные часы с золотым маятником и впрямь показывали четверть первого. Но как такое возможно? Она же недолго танцевала с Белым Вороном.
– Пойдем! Не надо, чтобы тебя заметили в таком виде.
Мать потянула ее к выходу.
– Эоган, она здесь! – по пути Мойра позвала мужа, который ходил неподалеку, высматривая кого-то в толпе танцующих.
Тот тоже недовольно покосился на дочь. Все трое попрощались со знакомыми и с распорядителем бала, после чего ушли из зала.
***
По пути домой, сидя в карете и кутаясь в плащ, Эйслин все еще дрожала и никак не могла согреться. Странное очарование той вечерней прогулки осыпалось, как отцветшие лепестки боярышника, на смену пришел страх.
«Что со мной было? Как я вообще согласилась пойти с незнакомым человеком, одна, в темный сад!»
Щеки ее горели от стыда и тревоги. Еще и родители причитали над ухом:
– Ты даже не попрощалась с графом. Он уехал раньше. Между прочим, он тоже искал тебя! Что он теперь о тебе подумает?
Эйслин зло прищелкнула языком. Граф – последнее, что ее волновало в эту минуту. Она так и сказала об этом. Даже в темноте кареты было видно, как сердито блеснули глаза Эогана.
– Ты слишком дерзко себя ведешь, Эйслин. Разве мать не рассказывала тебе о хороших манерах? Уединиться неизвестно с кем, на несколько часов! Если хоть кто-то тебя видел…
– Я не уходила на «несколько часов», - упрямо стояла на своем Эйслин. – Это был всего один танец. Просто не в зале, а в саду.
– И кто же это был? – новый сердитый выпад отца.
– Некто в маске с белыми перьями, - ответила Эйслин, глядя в одну ей видимую точку. – Он назвал себя Белый Ворон.
Мойра и Эоган обменялись странными взглядами. Эйслин показалось, что мать вздрогнула.
– Дорогая, - осторожно начал отец, понизив тон, - ты хорошо себя чувствуешь? На балу не было такого человека. Его бы точно заметили. Заявиться в маске – это совсем уж непростительная вольность!
– Но я его видела! - горячо возразила Эйслин, больше самой себе, чем родителям. Потому что ей уже начинало казаться, будто все произошедшее в саду ей попросту пригрезилось.
Мать и отец не стали с ней спорить, лишь снова выразительно переглянулись. Всю оставшуюся дорогу ехали в молчании.
***
Дома, пока Эйслин снимала верхнюю одежду, она слышала, как родители тихо переговариваются в гостиной.
– Все хорошо, Мойра. Не переживай. Никакого «мужчины в маске» не было. Она просто убежала в сад и спряталась там. Ты ведь помнишь, она и дома не раз так делала. А своего якобы «кавалера» она просто выдумала. У девиц ее возраста часто в голове всякие фантазии.
– Бедняжка, - вздохнула Мойра. – Я видела, что ей неуютно на балу, но не думала, что настолько. Долго сидеть на холоде в тонком платье! Хоть бы не простудилась. И что теперь скажет граф? У них так мало времени было…
Когда Эйслин вошла, разговор смолк. Ее напоили горячим молоком и вскоре уложили в постель. Но ей не спалось. Дрожь понемногу улеглась, зато мысли в голове тревожно закружились, как стайка ночных бабочек. Неужели Белый Ворон ей правда привиделся? Но перед глазами Эйслин так четко вырисовывался его статный высокий силуэт в маске с перьями. Она будто снова почувствовала его пронзительный взгляд и холод пальцев в своей ладони. Услышала его шепот, в конце перешедший на интимное «ты».
Эйслин встала, подошла к окну и распахнула его, чтобы впустить ночной прохлады в комнату. Взглянув на подоконник, она замерла. В лунном свете тускло блестела иссохшая ветка бузины.
***
Последующие несколько дней Эйслин витала в собственных мыслях, рассеянно отвечала на вопросы и мало ела. Она даже путала ноты во время занятий музыкой, хотя обычно хорошо играла на пианино и флейте. Во снах она тоже не чувствовала покоя. Ей постоянно грезился белый ворон, сидящий на оконной раме и внимательно наблюдающий за ней.
В одно солнечное утро, когда вся семья завтракала на террасе, Эоган пребывал в особо благостном настроении. Казалось, и кашель донимал его не так сильно, как обычно.
– Эйслин, - обратился он к дочери, торжественно глядя на нее. – Тебя ждет большая радость.
Эйслин, ковыряя овсяную кашу с сухофруктами, заинтересованно приподняла бровь. Отец выдержал театральную паузу, и затем провозгласил:
– Граф де Линч попросил твоей руки.
Ложка выпала из пальцев Эйслин и шлепнулась в кашу.
– Я не согласна, - твердо замотала она головой.
– Все уже решено, Эйслин. Свадьба через две недели, как раз в день твоего рождения.
– Поверь, так будет лучше для тебя, - добавила Мойра, пристально глядя на дочь.
Эйслин оторопела. Кровь прильнула к ее лицу, гневно застучав в висках.
– Вы с ума сошли! – вскричала она, вскакивая из-за стола, отчего посуда на нем тоскливо зазвенела. – Этот старикан, пропахший плесенью! Да мне даже стоять рядом с ним неприятно! А вы хотите, чтобы я пошла с ним к алтарю, а потом делила постель.
– Эйслин! – Мойра смущенно скосила глаза в сторону Эогана. - Что за разговоры… Бальтазар де Линч богат и влиятелен. С ним тебя ждет большое будущее. Ты ни в чем не будешь нуждаться.
– Да у него даже имя вычурное и старомодное! Как из старого, пыльного сундука!
– У него знатный старинный род, - возразила мать. - Это же прекрасно.
– Ничего подобного! И слышать не хочу об этом старикане!
– Довольно, - губы Эогана плотно сжались, а глаза сердито блеснули. – Ты выйдешь за него, и это не обсуждается. Твой союз с ним упрочит наше положение. Всем от этого будет только лучше. Радовалась бы, что такой влиятельный человек обратил на тебя внимание.
Слезы горечи и гнева подступили к глазам Эйслин, но она сдержалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь. С обидой она переводила взгляд то на мать, то на отца. Эоган невозмутимо откинулся на спинку плетеного кресла, глядя в сторону. На лице Мойры читалась легкая грусть, но, вместе с тем, она старалась приободрить дочь натянутой и неуместной улыбкой.
– Все ясно, - упавшим голосом провозгласила Эйслин. – Для тебя, папа, это не более чем выгодная сделка. Ты просто решил продать меня подороже! А на балу меня выставили, как кобылку на рынке. Приглянется ли она покупателю с толстым кошельком!
Эйслин выплеснула это из себя в сердцах – то, что уже давно накопилось, как горький осадок на дне чаши. Видя, что лица родителей вытянулись, она мстительно усмехнулась, и, не дожидаясь возмущенных ответов, метнулась вихрем прочь с террасы.
Эйслин побежала через сад, несмотря на оклики родителей, выскочила через заднюю калитку и понеслась дальше. К поместью Моссвей, родовому имению о’Макхейл, почти сразу примыкал лес. Лишь небольшая узкая тропинка отделяла их друг от друга. Прохлада могучих деревьев и сплетенных друг с другом ветвей всегда были для Эйслин источником покоя и утешения. Лес казался живым, ее другом, она часто делилась с ним своими сокровенными мыслями и горестями. В такие моменты у нее всегда рождалось ощущение, что лес внимательно слушает и отвечает шелестом листьев.
Вот и сейчас Эйслин, не обращая внимания на то, что пачкает и рвет юбку, взобралась на крепкую ветку ольхи и закрыла лицо руками. Жгучие слезы гнева и обиды заструились сквозь пальцы.
«Как они могли! Сосватать меня самому противному из всех женихов!»
Эйслин проклинала шаткое положение их семьи. Несколько лет назад отец задумал проект по осушению местных болот, чтобы расширить угодья для сельского хозяйства. Он вложил туда почти все состояние. Но дело не заладилось. Земли будто сопротивлялись чужому воздействию. Рабочие таинственным образом исчезали или гибли в болотах. В конце концов пошла молва, что эти земли прокляты, и никто не захотел иметь с ними дел. Эоган не получил прибыли и разорился. Вот теперь, видимо, за счет Эйслин решил поправить положение семьи.
Она зло утерла глаза.
– Не бывать этому! – наконец провозгласила она лесу. – Мало ли что они там решили. У меня тоже должно быть право голоса. В конце концов речь о моей судьбе.
Ольховая листва в ответ зашелестела, и в ней почудилось одобрение. Но тут из глубины леса прозвучал резкий отрывистый звук. Не то сухой смешок, не то карканье. Холодок пробежал по коже Эйслин. Ей мгновенно сделалось неуютно. Солнце спряталось за облако, на лес набежала тень. Похолодало.
Вытерев слезы, Эйслин спрыгнула с дерева и быстро пошла в сторону дома. Позади нее что-то шелестело и скрипело. Она уловила тень, преследующую ее. Эйслин ускорила шаг, сердце отдалось в груди тревожным гулким стуком. Боясь обернуться, она перешла на бег. Шелест и скрип усилился. В какой-то момент Эйслин показалось, будто ее коснулось холодное инистое покрывало. Она вскрикнула и в тот же миг выскочила из леса на тропинку, залитую солнцем. Тут же резко пришло облегчение.
Лишь добежав до калитки, она обернулась. За спиной никого не было, но там, на границе с лесом, мелькнуло что-то темное и тут же скрылось за деревьями. Снова послышалось карканье, но тихо, издалека. Эйслин поспешила домой.
***
– Как ты?
Мойра вошла в комнату и притворила за собой дверь. Эйслин сидела в кресле за вышивкой, даже не подняв головы при появлении матери. Солнечные лучи высвечивали следы слез на ее щеках. Мойра вздохнула и присела в другое кресло.
– Знаю, ты сердишься на нас.
– Это еще мягко сказано, - сухо ответила Эйслин, по-прежнему не поднимая головы. – И что бы вы там ни задумали, у вас не получится! Я не безвольный мешок с мукой, который можно взять и передать другому. Я отказываюсь выходить замуж за старикана!
– Эйслин, выслушай меня, пожалуйста, - Мойра нервным движением комкала в руках платок.
– Выслушать то, как вы решили продать меня? О, несомненно, это очень увлекательный рассказ!
Мойра тяжело вздохнула. На ее лице читались следы сочувствия и некоторой нерешительности.
– Я не скрою, что финансовые причины играли важную роль в этом решении. Но есть и еще кое-что.
Она выдержала паузу, после чего придвинула кресло ближе к Эйслин, оглянулась на дверь и лишь потом заговорила:
– Я не просто так настаивала, что тебе надо найти мужа до совершеннолетия. Видишь ли… - мать понизила тон, еще раз оглянувшись на дверь. – Если ты этого не сделаешь, то тебя заберут они.
Эйслин вздрогнула, уколов палец. Алая капля растеклась по полотну. Впервые с момента, как Мойра вошла, Эйслин подняла голову и встретилась с матерью взглядом. У той на лице читалась тревога.
– «Они» – это кто? – тоже тихо спросила Эйслин.
– Я точно не знаю, - забормотала Мойра, отвернувшись к окну. – По-моему, кто-то из фейри. Таково проклятие женщин моей семьи. У меня было две сестры-близняшки. И обе они исчезли в день, когда им исполнилось восемнадцать лет. Не успели обручиться. Да и в проклятье не верили. Хотя то же случилось и с сестрой моего отца. Но он и сам до конца не верил. Лишь когда Леа и Кэтрин исчезли, тогда он понял. И мне подобрал мужа, еще когда мне было шестнадцать. Эоган ничего не знает о проклятии, - добавила она, видя вопрос в глазах Эйслин.
Она молча слушала, теребя испачканную ткань.
– Я надеялась, что у меня будет сын, - опустив глаза, продолжала Мойра. – Мужскому отпрыску ничего бы не грозило. Но родилась ты. И если ты говоришь, что на балу встретила кого-то странного… того, с кем рядом время течет иначе, и кого больше никто не видел, то прошу тебя, Эйслин… - она вновь встретилась взглядом с дочерью. Эйслин поразилась тому, какой сильный страх там читался, - хватайся за руку графа, которую он тебе протянул! В этом твое спасение! Мне жаль, что мы не оставляем тебе шанса выбрать кого-то моложе и симпатичнее. Просто знай, что, если отвергнешь графа, тебя ждет участь еще хуже!
Мойра резко встала и направилась к двери. Но, прежде чем выйти, она, спохватившись, остановилась:
– Ах, да, забыла сказать. Послезавтра будет ужин, на котором мы объявим о свадьбе. Приедут гости, граф. Прошу, веди себя прилично!
Дверь хлопнула за ее спиной с таким тоскливым звуком, что Эйслин вмиг захотелось выброситься из окна.
***
Весь следующий день Эйслин терзали мрачные и противоречивые мысли. С одной стороны, перспектива быть украденной фейри выглядела жутко. С другой стороны, иногда ей казалось, что Мойра нарочно выдумала эту легенду, чтобы сделать дочь более покладистой. Она пыталась еще поговорить с матерью, но та замкнулась в себе и как будто избегала всяких разговоров. Мойра почти не выходила из своей комнаты. В то же время, вспоминая Белого Ворона, его странные подарки и предложение уйти с ним, Эйслин понимала, что все это очень перекликается с рассказом матери.
День торжественного ужина наступил очень быстро, несмотря на желание Эйслин остановить время.
