Книга первая
Нелегкий путь домой
Как я хочу домой!
День сегодня выдался ужасный.
У меня сломалась ручка, я забрызгал воротник чернилами, попал под сильный дождь и промочил ноги. А когда, хлюпая башмаками, полными воды, я кое-как доковылял до того места, где живу, вдруг обнаружил, что забыл в школе рюкзак.
Нет, я не стал тащиться обратно. Учительница снова отругает меня. А настроение и без того скверное.
Нехорошие все-таки существа эти люди!
Они насильно обули меня в деревянные башмаки, натянули клетчатые штаны и шапку, дали в руки рюкзак и заставили идти в школу. Людскую школу! Они как будто не видят, что я вообще-то гоблин. А приличным гоблинам не принято ходить в людские школы.
Мне там совсем не нравится. Человеческие отпрыски косятся на меня, кто – с удивлением, кто – с насмешкой. Их забавляет моя вечно хмурая физиономия, зеленая кожа, косящие глаза, большие уши и взлохмаченная челка. Я ведь гоблин! Но это вовсе не значит, что, проходя мимо меня, нужно толкаться, дергать за уши и дразниться!
Интересно, есть ли еще такие гоблины, которые тоже застряли в людских землях? Вот если бы я был министром, то дал бы гоблинам свободу. И грибы. Не те, что растут в школьной посадке – вялые, серые и сморщенные. А те, что дома. Пестрые и вкусные.
Гоблинов надо любить.
Зачем я здесь? Не знаю. Наверное, так нужно.
Я сидел на подоконнике в крохотной комнатушке с низким потолком и грязными шторами. Мне ее отвела старушка Клюка, которая приютила меня. Я делил комнату с бездомными собаками. Их у старушки обитает много. Одна из собак как раз доедала холодную котлету, оставшуюся после завтрака. Глаза у нее были грустные-прегрустные. Может, как и я, она скучает по дому.
Грея ноги о теплую печку я с тоской вспоминал о доме.
Там хорошо.
Лес щекочет ноздри ароматами хвои и намокшей коры после утреннего дождя. Белочки скачут по веткам, передавая друг другу орешки, а под дубом сидит рыжая лиса – жует травинку и сочиняет стихи.
Там есть полянка, на которой растут грибы. Красные, желтые и фиолетовые. Мой дом стоит там. Он выглядит точь-в-точь как большущий гриб. Шляпка – то есть крыша – синяя в белую крапинку, а ножка белая. Из трубы на крыше лиловой струйкой валит дымок.
Печку топят.
Уже, наверное, и чайник вскипел. Бабушка-гоблин ставит на стол разноцветные чашки и блюдца. Наливает грибной чай. Он малинового цвета. И пахнет так… кисло-сладко. А дымок от него идет как и из трубы – лиловый.
К чаю подадут грибное печенье. Да, мы, гоблины, большие грибоеды! От одного только их упоминания, у нас бурчит в животе.
У печенек-грибов розовая ножка и зеленая шляпка. Еще варенье есть. Тоже из грибов. Оно густое, вязкое и темно-синее. Его приготовление – строжайшая тайна гоблинов! Мне ее как-то по секрету рассказал дедушка-шаман, когда разомлел после трех тарелок грибного супа на ужин.
Но вам я этот секрет не скажу!
Наверное, все уже собрались за столом. И дедушка, и бабушка, и мама с папой, и сестрица Сыроежка. Они снова будут ждать меня. Я уже вижу как бабушка поглядывает на часы и неодобрительно качает головой. А мама вздыхает.
А потом будут пить чай. И жевать грибные печеньки. И планировать, что приготовить завтра на обед – грибной салат, грибное желе или грибной пудинг.
Ну и конечно будут сокрушаться, что я, негодник такой, опять опаздываю на ужин.
Я вернусь.
Соберу целую корзинку желто-оранжевых грибов, угощу ими лису, и она сочинит целую поэму про меня и мое Большое Грибное Путешествие.
И белочек угощу. Тогда они расскажут мне секрет – как вырастить невиданный доселе Ореховый Гриб.
Я прибегу к ужину первым и слопаю самый большой кусок грибного пирога. А потом суну пальцы в грибное варенье и оближу их. И расцелую липкими от варенья губами вас всех-всех!
Я вернусь. Честно-честно.
Когда придет мое время, солнце станет красным, и люди отпустят меня.
А пока надо постирать эти грязные шторы, накормить собак и делать уроки. До самого вечера. А потом, погасив тусклую лампу и укрывшись серым пледом, ложиться спать, чтобы завтра встретить новый такой же тусклый и совсем негрибной день…
В школу сегодня идти не надо. Вчера кто-то из находчивых учеников подложил смешинку в чай директора. Тот выпил и на него накатило необузданное веселье! Он хохотал до самого вечера, катался по траве, бегал на четвереньках за псом, а потом даже водрузил на голову ведро, чтобы еще больше рассмешить народ. К вечеру его радость достигла высшей точки. Директор объявил, что в ближайшие два дня занятия в школе отменяются.
С одной стороны, это хорошо. А с другой… что мне делать дома? Друзей у меня нет кроме тех несчастных псов. Старушка, у которой я живу, почти не разговаривала со мной, а если и начинала, то все ее речи обычно сводились к тому, что она жаловалась на нашего старейшину, который опять задерживает ее пенсию. Что такое «пенсия» я все время забываю, но наверное, что-то чрезвычайно важное, раз Клюка так переживала.
Вы спросите, почему я называю старушку этим странным прозвищем, а не по имени? А все дело в том, что в нашем селении именами почти не пользуются. Все дают друг другу прозвища, которые потом используют в обращении. Вот старушку именуют Клюка, потому что она постоянно ходит со своей изогнутой палочкой. Старейшину прозвали Голова. Он у нас, в самом деле, голова нашего поселения – решает все важные вопросы. А меня нарекли Угрюмом за мое вечно хмурое выражение лица. Не скажу, что мне нравится это прозвище, но особо противиться ему я не стал. Мне в общем-то все равно. Пусть называют, как хотят. Я-то отлично знаю, что у меня есть имя. Но никому из этих людей его не скажу.
Я вздохнул. Было осеннее утро, серое как обычно. Солнца в этих краях всегда мало, а осенью тем более. В основном идут дожди и туманы. Но туманы я люблю. Они загадочные и навевают мне воспоминания о моем доме.
Делать было нечего. Я уже подмел пол, покормил псов и позавтракал вчерашней невкусной кашей. Клюка еще спала, растянувшись на печке и храпя. Я заметил, что в доме нет воды. Надо сходить к колодцу, набрать. Старое ржавое ведро уже дожидалось меня у порога.
На улице было сыро и противно. Я вырос на болоте и привык к сырости. Но то иная сырость. Родная. А здесь все такое чужое. В который раз я окинул унылым взглядом наш дворик с покосившимся деревянным забором, столиком, лавочкой и несколькими кустами шиповника. А уж на хижину с продырявленной крышей и вовсе страшно было смотреть, поэтому я благоразумно отвел взгляд.
За воротами соседские мальчишки Проныра и Весельчак играли в мячик. Завидев меня, Проныра – высокий долговязый увалень с неприятным заносчивым лицом – тут же запустил мячом в меня. Я не успел увернуться, мяч со свистом ударил по уху. Мальчишки расхохотались.
— Учись отбивать, неуклюжий Угрюм! – насмешливо бросил Весельчак – рыжий мальчишка, с лицом рябым от конопушек. – На физкультуре опять тебе будет двойка!
— Да его самого можно использовать как мяч! Мы с ребятами недавно так делали, - поделился с другом Проныра. - Видел бы ты, Весельчак, как он носился по площадке, а мы его пихали в разные стороны!
И они снова противно захохотали.
Я давно перестал обращать на такое внимание, поэтому направился своей дорогой, потирая горевшее ухо и молясь о том, чтобы им не взбрело в голову снова поиграть мною как мячиком. Я до сих пор со злой досадой вспоминаю тот случай. Но к счастью, мальчишки так увлеченно смеялись, что я успешно ускользнул от них. Они что-то кричали мне в след, но я не слушал. Конечно обидно, что они так относятся ко мне. Но одному мне сложно противостоять всем им.
Вот так, с утра испортили настроение!
Я подошел к колодцу. Он выглядел так же уныло как и все постройки в нашем селении. Воды в нем всегда мало. Ржавая цепь поскрипывала на ветру. Я только хотел привязать ведро, как вдруг, почувствовал сильнейший толчок в спину.
— А-а-а-ай! – только и успел выкрикнуть я, прежде чем вниз головой полетел в холодную темноту.
А наверху загремел издевательский мальчишеский смех…
Полет завершился шумным падением в воду, сопровождаемый взрывом холодных брызг. Я поспешил высунуть голову из воды. Уровень ее доставал мне по грудь. Высоко вверху виднелись тени двух голов.
— Вот там и сиди! – донесся до меня голос Проныры, усиленный эхом колодца. – Самое лучшее место для тебя!
Они ушли, громко смеясь. Я остался один, стуча зубами от холода. Стены колодца были покрыты зеленым мхом, и я снова почувствовал зов своего родного леса. Мне о нем может напомнить даже такая мелочь, как этот мох. Слезы обиды подступили к глазам. Неужели я навсегда обречен прозябать в этом злом мире, среди постоянных унижений?
Полутьма и холод были моими спутниками. И как теперь выбираться из колодца? Залезть вверх? Не-е-ет, я боюсь высоты! Уж лучше подожду, пока кто-нибудь не спустит сюда ведро, чтобы за него ухватиться и вылезти. Если совсем не закоченею до этого времени.
Да помогут мне духи природы!
Едва я только мысленно обратился к духам, тотчас же услышал басовитый голос рядом с собой:
— Ну и долго ты будешь тут сидеть?
От неожиданности я испугался и замер, боясь издать даже случайный плеск в воде. Стало тихо. Подождав немного, я набрался храбрости и спросил:
— Кто это говорил?
— Я, - спокойно раздалось уже гораздо ближе.
Я повернул голову и увидел как блеснули два огромных глаза. Присмотревшись, понял, что это голова лягушки. Только – не в пример большой лягушки. Она находилась под водой, недалеко от меня, и лишь голова ее оставалась на поверхности. Выпученные глаза любопытно смотрели на меня. Гоблины понимают язык зверей и птиц, поэтому я нисколько не удивился речам этого зеленого существа.
— Вот так, пьешь воду, а оказывается, в ней водятся лягушки! – ни с того ни с сего ляпнул я.
— Вот так, живешь себе спокойно в воде, а оказывается, в ней плавают гоблины! – насмешливо передразнила меня лягушка.
— Поверь, я бы с радостью покинул это место и не мешал тебе, - вздохнул я, с тоской поглядывая наверх.
— Так покинь, - непринужденно хмыкнула лягушка.
— Каким образом? Я не паук, чтобы легко взбираться по скользким стенам.
Лягушка насмешливо квакнула и подплыла ко мне ближе.
— Если ты умеешь плавать и задерживать дыхание, то сможешь отсюда выбраться, - загадочным тоном сообщила она.
— Как?
— Слева от тебя, под водой, в стене есть углубление. Если ты нырнешь туда, попадешь в тоннель. Проплывешь по нему – и окажешься в кое-каком месте.
— Хм…
Я задумался. В общем-то, предложение лягушки внушало мне опасения. Хоть плавать я умел, но надолго задерживать дыхание боялся.
— А что за место? – с опаской спросил я. - И насколько длинный тоннель? Боюсь, что у меня может не получиться…
— Ну тогда сиди здесь! – фыркнула лягушка и скрылась под водой.
— Эй, постой! Ты не сказала, что за место!
Несколько секунд спустя она чуть-чуть высунула голову из-под воды и пробулькала:
— Плыви и увидишь, трусливый гоблин!
На этот раз она скрылась и больше не выныривала.
Я долго не мог решиться. Не то чтобы я совсем трус. Просто опасливый. Но с продвижением времени стало ясно, что по-другому мне еще нескоро удастся отсюда выбраться.
К колодцу только один раз подходили. Это были Проныра и Весельчак. Подходили они за тем, чтобы подразнить меня и смеяться. Ждать помощи от них было бы глупо. А меж тем, я очень сильно замерз. И понял, что если буду сидеть здесь дальше, то скоро свалюсь с лихорадкой.
Сглотнув, я нырнул, чтобы посмотреть на углубление. Оно обнаружилось там, где и говорила лягушка. Заглянув туда, я натолкнулся на темноту и не смог определить, насколько длинный тоннель. Вынырнув, я снова размышлял. Неизвестно, что за место меня ждет там. Может, это вообще тупик, а лягушка решила просто поразвлечься.
Но все-таки животные внушают доверие куда больше, чем люди. Терять мне нечего, и, набрав воздуха, я нырнул, чтобы углубиться в тоннель.
Утро спело песнь рассвета. Солнце зевнуло, оживилось и улыбнулось.
Вы никогда не думали, что кроется за его теплой улыбкой? А солнцу между тем тоже бывает грустно. Ведь оно одиноко. Да, у него есть подруга, но она появляется на небе тогда, когда солнце уже спит в своей прохладной колыбели. И лишь в редкие часы затмения им удается поговорить. Есть у него друг - ветер. Хороший друг. Но он всегда в пути – носится по свету в поисках приключений.
А солнце, бывает, загрустит. Но, несмотря на грусть, оно все равно улыбается – чисто, искренне, ведь без его улыбки мир погрузится во мрак. Так может быть, это должно быть примером для нас всех? Как бы грустно не было, не стоит забывать об улыбке… и о том, что она может принести кому-то радость.
Об этом размышляла Сыроежка, стоя на травяном крылечке своего домика, который имел вид огромного гриба со шляпкой – синей в белую крапинку. Гоблины вообще веселый народец, грустят они редко. Разве что, находясь вдали от родного Мухоморья, когда скучают по дому. Но даже здесь иногда накатит странная грусть, когда хочется идти к болоту, чтобы посидеть в одиночку, слушая шепот и кваканье трясины. Это особенное состояние, и не хочется, чтобы его кто-либо нарушал. А то ведь братья-гоблины не дадут загрустить – с радостным гоготом поволокут к дереву и подвесят на нем вниз головой. И будут водить хороводы вокруг этого дерева, да песни срамные петь. Вот так и будешь висеть, пока самому не захочется смеяться. Только тогда отпустят.
Вспомнив о том, как вчера вечером кузены из Сырых Прудов закатили пирушку, наелись мухоморов, а потом, свистя и улюлюкая, гонялись друг за другом, грозясь отрезать кому-нибудь уши, Сыроежка не выдержала и рассмеялась. Серозуб, убегая, угодил в бочку с вареньем, а услужливые дружки тут же закрыли крышку и под хор песен покатили бочку к болоту. Выпустили его или нет, неизвестно. Сыроежка сильно в этом сомневалась.
Утро предвещало хороший день. Поляна перед домом была еще пуста. Даже грибы, что росли тут, все еще храпели. А Сыроежкин дедушка уже ушел. Он всегда уходил рано-рано. Куда он ходит – Сыроежка не знала. Как-то пробовала тихонько красться за ним, но не уследила куда он свернул и потеряла след. Впрочем, наверное, дед сам ее запутал. Ведь он был шаманом.
«Эх, может, кто в гости зайдет! Дома вкусный грибной суп и пудинг. И чай грибной как раз еще не остыл!»
Гоблинша с надеждой всматривалась в темнеющую даль за деревьями.
И только она подумала об этом, как деревья перед ней раздвинулись, чтобы явить высокую фигуру в дорожном зеленом костюме, плаще и шляпе с пером. Сыроежкины глаза широко-широко раскрылись.
— Ой! – выдохнула она, когда лучше присмотрелась к фигуре. – Храните меня духи! Человек!
Она стремглав спряталась за ближайшим кустом дикой смородины.
— Нет, нет! – с улыбкой покачал головой пришедший. Голос у него был мягкий и приятный. – Слово «человек» вовсе не должно внушать страх.
Нелегкий путь домой
Как я хочу домой!
День сегодня выдался ужасный.
У меня сломалась ручка, я забрызгал воротник чернилами, попал под сильный дождь и промочил ноги. А когда, хлюпая башмаками, полными воды, я кое-как доковылял до того места, где живу, вдруг обнаружил, что забыл в школе рюкзак.
Нет, я не стал тащиться обратно. Учительница снова отругает меня. А настроение и без того скверное.
Нехорошие все-таки существа эти люди!
Они насильно обули меня в деревянные башмаки, натянули клетчатые штаны и шапку, дали в руки рюкзак и заставили идти в школу. Людскую школу! Они как будто не видят, что я вообще-то гоблин. А приличным гоблинам не принято ходить в людские школы.
Мне там совсем не нравится. Человеческие отпрыски косятся на меня, кто – с удивлением, кто – с насмешкой. Их забавляет моя вечно хмурая физиономия, зеленая кожа, косящие глаза, большие уши и взлохмаченная челка. Я ведь гоблин! Но это вовсе не значит, что, проходя мимо меня, нужно толкаться, дергать за уши и дразниться!
Интересно, есть ли еще такие гоблины, которые тоже застряли в людских землях? Вот если бы я был министром, то дал бы гоблинам свободу. И грибы. Не те, что растут в школьной посадке – вялые, серые и сморщенные. А те, что дома. Пестрые и вкусные.
Гоблинов надо любить.
Зачем я здесь? Не знаю. Наверное, так нужно.
Я сидел на подоконнике в крохотной комнатушке с низким потолком и грязными шторами. Мне ее отвела старушка Клюка, которая приютила меня. Я делил комнату с бездомными собаками. Их у старушки обитает много. Одна из собак как раз доедала холодную котлету, оставшуюся после завтрака. Глаза у нее были грустные-прегрустные. Может, как и я, она скучает по дому.
Грея ноги о теплую печку я с тоской вспоминал о доме.
Там хорошо.
Лес щекочет ноздри ароматами хвои и намокшей коры после утреннего дождя. Белочки скачут по веткам, передавая друг другу орешки, а под дубом сидит рыжая лиса – жует травинку и сочиняет стихи.
Там есть полянка, на которой растут грибы. Красные, желтые и фиолетовые. Мой дом стоит там. Он выглядит точь-в-точь как большущий гриб. Шляпка – то есть крыша – синяя в белую крапинку, а ножка белая. Из трубы на крыше лиловой струйкой валит дымок.
Печку топят.
Уже, наверное, и чайник вскипел. Бабушка-гоблин ставит на стол разноцветные чашки и блюдца. Наливает грибной чай. Он малинового цвета. И пахнет так… кисло-сладко. А дымок от него идет как и из трубы – лиловый.
К чаю подадут грибное печенье. Да, мы, гоблины, большие грибоеды! От одного только их упоминания, у нас бурчит в животе.
У печенек-грибов розовая ножка и зеленая шляпка. Еще варенье есть. Тоже из грибов. Оно густое, вязкое и темно-синее. Его приготовление – строжайшая тайна гоблинов! Мне ее как-то по секрету рассказал дедушка-шаман, когда разомлел после трех тарелок грибного супа на ужин.
Но вам я этот секрет не скажу!
Наверное, все уже собрались за столом. И дедушка, и бабушка, и мама с папой, и сестрица Сыроежка. Они снова будут ждать меня. Я уже вижу как бабушка поглядывает на часы и неодобрительно качает головой. А мама вздыхает.
А потом будут пить чай. И жевать грибные печеньки. И планировать, что приготовить завтра на обед – грибной салат, грибное желе или грибной пудинг.
Ну и конечно будут сокрушаться, что я, негодник такой, опять опаздываю на ужин.
Я вернусь.
Соберу целую корзинку желто-оранжевых грибов, угощу ими лису, и она сочинит целую поэму про меня и мое Большое Грибное Путешествие.
И белочек угощу. Тогда они расскажут мне секрет – как вырастить невиданный доселе Ореховый Гриб.
Я прибегу к ужину первым и слопаю самый большой кусок грибного пирога. А потом суну пальцы в грибное варенье и оближу их. И расцелую липкими от варенья губами вас всех-всех!
Я вернусь. Честно-честно.
Когда придет мое время, солнце станет красным, и люди отпустят меня.
А пока надо постирать эти грязные шторы, накормить собак и делать уроки. До самого вечера. А потом, погасив тусклую лампу и укрывшись серым пледом, ложиться спать, чтобы завтра встретить новый такой же тусклый и совсем негрибной день…
Глава 1 - Обычное начало обычного дня
В школу сегодня идти не надо. Вчера кто-то из находчивых учеников подложил смешинку в чай директора. Тот выпил и на него накатило необузданное веселье! Он хохотал до самого вечера, катался по траве, бегал на четвереньках за псом, а потом даже водрузил на голову ведро, чтобы еще больше рассмешить народ. К вечеру его радость достигла высшей точки. Директор объявил, что в ближайшие два дня занятия в школе отменяются.
С одной стороны, это хорошо. А с другой… что мне делать дома? Друзей у меня нет кроме тех несчастных псов. Старушка, у которой я живу, почти не разговаривала со мной, а если и начинала, то все ее речи обычно сводились к тому, что она жаловалась на нашего старейшину, который опять задерживает ее пенсию. Что такое «пенсия» я все время забываю, но наверное, что-то чрезвычайно важное, раз Клюка так переживала.
Вы спросите, почему я называю старушку этим странным прозвищем, а не по имени? А все дело в том, что в нашем селении именами почти не пользуются. Все дают друг другу прозвища, которые потом используют в обращении. Вот старушку именуют Клюка, потому что она постоянно ходит со своей изогнутой палочкой. Старейшину прозвали Голова. Он у нас, в самом деле, голова нашего поселения – решает все важные вопросы. А меня нарекли Угрюмом за мое вечно хмурое выражение лица. Не скажу, что мне нравится это прозвище, но особо противиться ему я не стал. Мне в общем-то все равно. Пусть называют, как хотят. Я-то отлично знаю, что у меня есть имя. Но никому из этих людей его не скажу.
Я вздохнул. Было осеннее утро, серое как обычно. Солнца в этих краях всегда мало, а осенью тем более. В основном идут дожди и туманы. Но туманы я люблю. Они загадочные и навевают мне воспоминания о моем доме.
Делать было нечего. Я уже подмел пол, покормил псов и позавтракал вчерашней невкусной кашей. Клюка еще спала, растянувшись на печке и храпя. Я заметил, что в доме нет воды. Надо сходить к колодцу, набрать. Старое ржавое ведро уже дожидалось меня у порога.
На улице было сыро и противно. Я вырос на болоте и привык к сырости. Но то иная сырость. Родная. А здесь все такое чужое. В который раз я окинул унылым взглядом наш дворик с покосившимся деревянным забором, столиком, лавочкой и несколькими кустами шиповника. А уж на хижину с продырявленной крышей и вовсе страшно было смотреть, поэтому я благоразумно отвел взгляд.
За воротами соседские мальчишки Проныра и Весельчак играли в мячик. Завидев меня, Проныра – высокий долговязый увалень с неприятным заносчивым лицом – тут же запустил мячом в меня. Я не успел увернуться, мяч со свистом ударил по уху. Мальчишки расхохотались.
— Учись отбивать, неуклюжий Угрюм! – насмешливо бросил Весельчак – рыжий мальчишка, с лицом рябым от конопушек. – На физкультуре опять тебе будет двойка!
— Да его самого можно использовать как мяч! Мы с ребятами недавно так делали, - поделился с другом Проныра. - Видел бы ты, Весельчак, как он носился по площадке, а мы его пихали в разные стороны!
И они снова противно захохотали.
Я давно перестал обращать на такое внимание, поэтому направился своей дорогой, потирая горевшее ухо и молясь о том, чтобы им не взбрело в голову снова поиграть мною как мячиком. Я до сих пор со злой досадой вспоминаю тот случай. Но к счастью, мальчишки так увлеченно смеялись, что я успешно ускользнул от них. Они что-то кричали мне в след, но я не слушал. Конечно обидно, что они так относятся ко мне. Но одному мне сложно противостоять всем им.
Вот так, с утра испортили настроение!
Я подошел к колодцу. Он выглядел так же уныло как и все постройки в нашем селении. Воды в нем всегда мало. Ржавая цепь поскрипывала на ветру. Я только хотел привязать ведро, как вдруг, почувствовал сильнейший толчок в спину.
— А-а-а-ай! – только и успел выкрикнуть я, прежде чем вниз головой полетел в холодную темноту.
А наверху загремел издевательский мальчишеский смех…
Полет завершился шумным падением в воду, сопровождаемый взрывом холодных брызг. Я поспешил высунуть голову из воды. Уровень ее доставал мне по грудь. Высоко вверху виднелись тени двух голов.
— Вот там и сиди! – донесся до меня голос Проныры, усиленный эхом колодца. – Самое лучшее место для тебя!
Они ушли, громко смеясь. Я остался один, стуча зубами от холода. Стены колодца были покрыты зеленым мхом, и я снова почувствовал зов своего родного леса. Мне о нем может напомнить даже такая мелочь, как этот мох. Слезы обиды подступили к глазам. Неужели я навсегда обречен прозябать в этом злом мире, среди постоянных унижений?
Полутьма и холод были моими спутниками. И как теперь выбираться из колодца? Залезть вверх? Не-е-ет, я боюсь высоты! Уж лучше подожду, пока кто-нибудь не спустит сюда ведро, чтобы за него ухватиться и вылезти. Если совсем не закоченею до этого времени.
Да помогут мне духи природы!
Едва я только мысленно обратился к духам, тотчас же услышал басовитый голос рядом с собой:
— Ну и долго ты будешь тут сидеть?
От неожиданности я испугался и замер, боясь издать даже случайный плеск в воде. Стало тихо. Подождав немного, я набрался храбрости и спросил:
— Кто это говорил?
— Я, - спокойно раздалось уже гораздо ближе.
Я повернул голову и увидел как блеснули два огромных глаза. Присмотревшись, понял, что это голова лягушки. Только – не в пример большой лягушки. Она находилась под водой, недалеко от меня, и лишь голова ее оставалась на поверхности. Выпученные глаза любопытно смотрели на меня. Гоблины понимают язык зверей и птиц, поэтому я нисколько не удивился речам этого зеленого существа.
— Вот так, пьешь воду, а оказывается, в ней водятся лягушки! – ни с того ни с сего ляпнул я.
— Вот так, живешь себе спокойно в воде, а оказывается, в ней плавают гоблины! – насмешливо передразнила меня лягушка.
— Поверь, я бы с радостью покинул это место и не мешал тебе, - вздохнул я, с тоской поглядывая наверх.
— Так покинь, - непринужденно хмыкнула лягушка.
— Каким образом? Я не паук, чтобы легко взбираться по скользким стенам.
Лягушка насмешливо квакнула и подплыла ко мне ближе.
— Если ты умеешь плавать и задерживать дыхание, то сможешь отсюда выбраться, - загадочным тоном сообщила она.
— Как?
— Слева от тебя, под водой, в стене есть углубление. Если ты нырнешь туда, попадешь в тоннель. Проплывешь по нему – и окажешься в кое-каком месте.
— Хм…
Я задумался. В общем-то, предложение лягушки внушало мне опасения. Хоть плавать я умел, но надолго задерживать дыхание боялся.
— А что за место? – с опаской спросил я. - И насколько длинный тоннель? Боюсь, что у меня может не получиться…
— Ну тогда сиди здесь! – фыркнула лягушка и скрылась под водой.
— Эй, постой! Ты не сказала, что за место!
Несколько секунд спустя она чуть-чуть высунула голову из-под воды и пробулькала:
— Плыви и увидишь, трусливый гоблин!
На этот раз она скрылась и больше не выныривала.
Я долго не мог решиться. Не то чтобы я совсем трус. Просто опасливый. Но с продвижением времени стало ясно, что по-другому мне еще нескоро удастся отсюда выбраться.
К колодцу только один раз подходили. Это были Проныра и Весельчак. Подходили они за тем, чтобы подразнить меня и смеяться. Ждать помощи от них было бы глупо. А меж тем, я очень сильно замерз. И понял, что если буду сидеть здесь дальше, то скоро свалюсь с лихорадкой.
Сглотнув, я нырнул, чтобы посмотреть на углубление. Оно обнаружилось там, где и говорила лягушка. Заглянув туда, я натолкнулся на темноту и не смог определить, насколько длинный тоннель. Вынырнув, я снова размышлял. Неизвестно, что за место меня ждет там. Может, это вообще тупик, а лягушка решила просто поразвлечься.
Но все-таки животные внушают доверие куда больше, чем люди. Терять мне нечего, и, набрав воздуха, я нырнул, чтобы углубиться в тоннель.
Глава 2 - Гость
Утро спело песнь рассвета. Солнце зевнуло, оживилось и улыбнулось.
Вы никогда не думали, что кроется за его теплой улыбкой? А солнцу между тем тоже бывает грустно. Ведь оно одиноко. Да, у него есть подруга, но она появляется на небе тогда, когда солнце уже спит в своей прохладной колыбели. И лишь в редкие часы затмения им удается поговорить. Есть у него друг - ветер. Хороший друг. Но он всегда в пути – носится по свету в поисках приключений.
А солнце, бывает, загрустит. Но, несмотря на грусть, оно все равно улыбается – чисто, искренне, ведь без его улыбки мир погрузится во мрак. Так может быть, это должно быть примером для нас всех? Как бы грустно не было, не стоит забывать об улыбке… и о том, что она может принести кому-то радость.
Об этом размышляла Сыроежка, стоя на травяном крылечке своего домика, который имел вид огромного гриба со шляпкой – синей в белую крапинку. Гоблины вообще веселый народец, грустят они редко. Разве что, находясь вдали от родного Мухоморья, когда скучают по дому. Но даже здесь иногда накатит странная грусть, когда хочется идти к болоту, чтобы посидеть в одиночку, слушая шепот и кваканье трясины. Это особенное состояние, и не хочется, чтобы его кто-либо нарушал. А то ведь братья-гоблины не дадут загрустить – с радостным гоготом поволокут к дереву и подвесят на нем вниз головой. И будут водить хороводы вокруг этого дерева, да песни срамные петь. Вот так и будешь висеть, пока самому не захочется смеяться. Только тогда отпустят.
Вспомнив о том, как вчера вечером кузены из Сырых Прудов закатили пирушку, наелись мухоморов, а потом, свистя и улюлюкая, гонялись друг за другом, грозясь отрезать кому-нибудь уши, Сыроежка не выдержала и рассмеялась. Серозуб, убегая, угодил в бочку с вареньем, а услужливые дружки тут же закрыли крышку и под хор песен покатили бочку к болоту. Выпустили его или нет, неизвестно. Сыроежка сильно в этом сомневалась.
Утро предвещало хороший день. Поляна перед домом была еще пуста. Даже грибы, что росли тут, все еще храпели. А Сыроежкин дедушка уже ушел. Он всегда уходил рано-рано. Куда он ходит – Сыроежка не знала. Как-то пробовала тихонько красться за ним, но не уследила куда он свернул и потеряла след. Впрочем, наверное, дед сам ее запутал. Ведь он был шаманом.
«Эх, может, кто в гости зайдет! Дома вкусный грибной суп и пудинг. И чай грибной как раз еще не остыл!»
Гоблинша с надеждой всматривалась в темнеющую даль за деревьями.
И только она подумала об этом, как деревья перед ней раздвинулись, чтобы явить высокую фигуру в дорожном зеленом костюме, плаще и шляпе с пером. Сыроежкины глаза широко-широко раскрылись.
— Ой! – выдохнула она, когда лучше присмотрелась к фигуре. – Храните меня духи! Человек!
Она стремглав спряталась за ближайшим кустом дикой смородины.
— Нет, нет! – с улыбкой покачал головой пришедший. Голос у него был мягкий и приятный. – Слово «человек» вовсе не должно внушать страх.
