– Главное, – сказала миссис Вильерс, – макать перо в чернила осторожно и никуда не торопиться.
Подтверждая свои слова, она осторожно макнула кончик пера в чернила и на развороте обложки книжицы осторожно вывела несколько букв.
– Бетти, – прочитала я.
Госпожа улыбнулась, отложила перо и плотно закрыла чернильницу.
– Видишь, – сказала она, – ничего сложного. Пиши понемногу каждый день, и твой навык станет не хуже моего.
– Но что же мне писать, госпожа? – удивилась я.
Я обучалась письму под диктовку тетушки Рут, читавшей Евангелие от Матфея, и сейчас испытывала немалую растерянность. Услышав мой вопрос, миссис Вильерс лишь пожала плечами.
– Не знаю. Например, записывай всё, что видела интересного за день. Или пиши о своих чувствах. На самом деле то, о чём ты будешь писать, совершенно не важно, главное, чтобы ты не забывала, как это делается.
С этими словами миссис Вильерс отпустила меня, и я, прижимая к сердцу бесценный дар хозяйки, отправилась в свою комнатушку и плотно закрыла дверь.
18 июля 1848 года. Десять часов после полуночи.
Ночь прошла, казалось, за одно мгновение. Вечером, отправившись к себе в комнату, я долго не гасила свечу. Снова и снова я открывала книжицу, в которой хозяйка своей рукой написала моё имя. Мне казалось, что всё это сон. У меня никогда не было собственной бумаги, не говоря уже о чернилах. Я прикасалась к желтоватым листам, и мне чудилось, что это не просто бумага, а некий магический атрибут, одним своим существованием превращающий меня в нечто большее. Нечто, непохожее на то, чем я была прежде.
Только неимоверным усилием воли я заставила себя отложить подарок, снять платье и погасить свечу. Мне казалось, что в эту ночь я точно не смогу уснуть, но вопреки ожиданиям, едва голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.
Утром, когда я вошла в спальню госпожи, она была одна. Мистер Вильерс, всегда ночевавший в её покоях, вставал ещё раньше супруги и, не желая мешать её утренним процедурам, отправлялся в свои комнаты.
Госпожа встретила меня задумчивой улыбкой. Она сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы. Видя, что она уже на ногах, я испугалась. Миссис Харрис предупреждала о том, что я не должна заставлять хозяйку ждать. Я же нарушила это правило уже во второй день.
– Простите, госпожа, – сказала я. – Я опоздала.
Я с виноватым видом опустила взгляд в пол. Госпожа же лишь пожала плечами и сказала:
– Да нет. Ты вовремя, просто мистер Вильерс сегодня решил подняться раньше обычного.
В это утро миссис Вильерс выбрала для себя платье насыщенного фиолетового цвета, отделанное у груди и на манжетах белым кружевом. Я помогла ей одеться, а затем собрала волосы в причёску. Навыков работы с волосами у меня ещё не было. Госпожа терпеливо подсказывала мне каждое действие, но, положа руку на сердце, могу сказать, что этим утром причёску госпоже сделала не я, а она сама.
– Я буду завтракать в беседке, – сказала миссис Вильерс, когда мы закончили все приготовления. – Там же, где ты вчера мне представлялась. Подай завтрак туда, и вот ещё что, – она кивнула каким-то своим мыслям, – видишь книгу на столике у окна? Принеси мне её вместе с завтраком. А теперь можешь идти.
Я низко поклонилась и, прихватив книгу, отправилась на кухню. Завтрак для госпожи был уже готов. Миссис Харрис встретила меня недовольным взглядом.
– Ты пришла поздно, – проворчала она. – Госпожа не любит, когда задерживают её завтрак.
– Я слишком долго возилась с причёской госпожи, – честно призналась я. – Но она не сердится. Она ждёт в беседке.
Миссис Харрис бросила на меня возмущённый взгляд. Наверное, если бы в этот момент госпожа не ожидала свой завтрак, управляющая не поленилась бы весьма красочно отчитать меня за нерасторопность, но вместо этого она лишь недовольно хмыкнула и отвернулась. Обрадовавшись столь идеальному стечению обстоятельств, я быстро схватила поднос с завтраком госпожи и поспешила в сад.
Когда я принесла завтрак в беседку, госпожа была уже там. Она сидела на своём привычном месте и наблюдала за морем. Сегодня оно было неспокойно. Погода стояла отличная, но с юга дул сильный ветер. Его мощные порывы рождали волны, которые с силой разбивались о скалистый берег. Казалось, вид этих беспокойных волн тревожил миссис Вильерс. На лбу её проступила тонкая морщинка.
Заметив меня, госпожа отвернулась от моря и улыбнулась. С интересом она наблюдала за тем, как я со всем возможным старанием расставляю на столике фарфоровый чайник, чашку и блюдце со свежеиспеченным печеньем. Памятуя реакцию миссис Харрис на весть о моей неудаче с причёской госпожи, я хотела выполнить свою работу сегодня как можно лучше и тем самым показать госпоже, а вместе с ней и миссис Харрис, какой я могу быть полезной горничной.
– Сядь рядом, – сказала миссис Вильерс, когда я закончила.
Волевым жестом она указала мне на кресло, что стояло по другую сторону стола, а сама потянулась к кружечке. Я хотела было налить ей чай, но она остановила меня.
– Не нужно, я сама, – сказала она. – Вижу, ты принесла книгу, как я велела. Это хорошо. Я хочу услышать, как ты читаешь. Открой книгу и начни читать с первой страницы.
Трясясь и запинаясь, я принялась читать. При этом я водила пальцем по строчкам и прочитывала слова по слогам, то и дело прерываясь, чтобы поглядеть на реакцию госпожи. Честно говоря, я даже не понимала, о чём читаю, потому что думала в этот момент лишь о том, чтобы не рассердить хозяйку. Мне казалось, что сейчас, услышав, как плохо я читаю, она разозлится и прогонит меня если не из этого дома, то как минимум из беседки. Но, вопреки моим страхам, миссис Вильерс слушала меня, не перебивая. Она то задумчиво подносила к губам чашку, то, даже не притронувшись, отставляла её в сторону. Казалось, миссис Вильерс и не слушала меня, а думала о чём-то своём.
Я читала около получаса, когда к беседке подошёл мистер Хилл. Он бросил на меня любопытный взгляд, ухмыльнулся, а затем, низко поклонившись госпоже, произнёс:
– Прибыл мистер Квинси, госпожа. Мистер Вильерс принял его в своём кабинете.
Сказав это, мистер Хилл снова поклонился и замер, ожидая приказаний. Услышав имя мистера Квинси, миссис Вильерс встрепенулась. Лицо её озарила радостная улыбка. Таких улыбок я ещё не видела у миссис Вильерс. Казалось, на мгновение она забыла про сдержанность, выпустила из-под контроля свою внутреннюю бушующую энергию и вдруг превратилась в юную девушку. В это краткое мгновение она была особенно прекрасна. Впрочем, через секунду госпожа вновь вернула себе величественный и сдержанный облик.
– Спасибо, мистер Хилл, – обратилась она к слуге. – Вы можете идти.
Затем миссис Вильерс повернулась ко мне. Я, в момент прихода мистера Хилла переставшая читать, снова обратила взгляд к книге и тщетно попыталась найти ту строчку, на которой остановилась. Госпожа прервала мои поиски.
– Достаточно на сегодня, – сказала она. – Ты читаешь неплохо, но всё же тебе ещё нужно много практиковаться. Каждое утро за завтраком, если в доме не будет гостей, ты будешь читать мне вслух. Ну, а сейчас можешь убирать со стола.
Сказав это, она грациозно отставила в сторону кружечку и поднялась. Было заметно, что ей не терпится поскорее увидеться с гостем.
18 июля 1848 года. Три часа после полудня.
В период, когда в доме находились гости, в мои обязанности, кроме всего прочего, входило и прислуживание за обедом. Я должна была помогать другим слугам накрывать на стол, сменять блюда и убирать использованную посуду. В день, когда приехал мистер Квинси, мне предстояло в первый раз служить за обедом. Я очень переживала, так как побаивалась мистера Вильерса, а ещё больше боялась миссис Харрис, которая всё утро не давала житья никому из слуг и, казалось, находилась во всех комнатах одновременно. Сегодня в этом доме не было места, где бы можно было от неё хоть ненадолго укрыться.
В периоды пребывания в доме гостей миссис Харрис становилась совершенно невыносимой. Она желала, чтобы всё было идеально, но так не получалось, и с каждой новой ошибкой подчинённых миссис Харрис приходила в состояние всё большей и большей сердитости. Щёки её при этом становились пунцовыми и, казалось, даже набухали. В такие моменты складывалось ощущение, что если нечаянно задеть миссис Харрис, то она окончательно взорвётся и вряд ли инцидент этот останется без человеческих жертв. Именно поэтому я сегодня старалась как можно реже попадаться на глаза управляющей.
Кроме этого, присутствие в доме постороннего человека меня тоже очень тревожило. Мистер Хилл, впрочем, успел мне объяснить, что мистер Джордж Квинси не такой уж и посторонний, что он является младшим братом миссис Вильерс и часто приезжает в этот дом погостить. Как сказал мистер Хилл, мистеру Квинси здесь рады все: и хозяева, и прислуга. Радость эта объяснялась лишь тем, что мистер Квинси был человеком весьма добродушным и щедрым, да и к тому же не отличался капризностью нрава и не создавал прислуге лишних забот.
Ещё я узнала, что миссис Вильерс и мистер Квинси с самого детства были неразлучны и сохранили эту трепетную привязанность до сих пор. Секрет прочных семейных уз был прост: будучи ещё совсем детьми, они потеряли обоих родителей. Их отдали на попечение двоюродному дядюшке, который, впрочем, не жаждал быть щедрым на чувства родителем. Он воспитывал детей в строгости протестантской веры, стремясь если не создать из них истых служителей Господа, то, по крайней мере, вырастить примерных и честных граждан. Последнее у него, в общем-то, неплохо получилось. Единственным побочным эффектом такой методики воспитания явилось то, что дети стали относиться к строгому дядюшке со страхом и недоверием, зато на долгие годы остались дружны между собой.
Обед был подан в малой столовой. Она находилась с юго-восточной стороны дома. Окна гостиной были распахнуты и открывали вид на сад. Ветер, поднявшийся ещё утром, нисколько не утихал, а, казалось, наоборот, только усиливался. Тонкие белые шторы то и дело взмывали под его порывами, но миссис Вильерс приказала не закрывать окон. Она любила, когда в комнатах много воздуха. Малая столовая имела довольно строгое убранство. Основное её пространство занимал овальный стол, окрашенный белой краской. У дальней стены размещался массивный буфет, а по углам были расставлены вазы со свежими цветами.
Стол был накрыт на четыре персоны. Кроме гостя, мистера и миссис Вильерс на обеде присутствовала и их дочь, мисс Джоан Вильерс. Это была девочка восьми лет, перенявшая от матери не только её завораживающую внешность, но и горделивую утончённость манер. Мисс Джоан показалась мне излишне задумчивой, но весьма приятной девочкой.
За обедом мне удалось неплохо рассмотреть и мистера Квинси. На первый взгляд, он казался полной противоположностью миссис Вильерс и, если бы я не знала наверняка, что они родственники, я бы, увидев их рядом, никогда бы в это не поверила. Их обобщала только правильность черт и некая внутренняя стать. Но миссис Вильерс имела тёмные волосы, лицо же мистера Квинси обрамляла вьющаяся копна светло-русых волос. Он был высок, выше сестры почти на голову, хотя и она не могла бы считаться низкорослой. Мистер Квинси носил военную форму, которая, впрочем, ему очень шла. Глаза у миссис Вильерс были зеленоватые с загадочной поволокой, отчего казалось, что она всегда думает о чём-то серьёзном и, наверное, очень драматичном. У мистера Квинси же были огромные голубые глаза, которые словно бы искрились непреходящим юношеским задором. За всё время обеда с его лица не сходила игривая улыбка. Он бесконечно шутил и сам звонко смеялся над своими шутками, заряжая задором всех, кто оказывался рядом.
Я смотрела на мистера Квинси и миссис Вильерс и не могла сдержать удивления. Казалось, словно бы эти двое разделили между собой все положительные человеческие качества, но не поровну, а по настроению. Словно бы миссис Вильерс забрала себе всю сдержанность и серьёзность, в то время как мистер Квинси решил вобрать в себя абсолютно всю жизнерадостность и внутреннюю свободу.
За обедом мистер Квинси не умолкал. Он всё время пытался дружески поддеть сестру, она же не обращала внимания на его уколы, сохраняя положенную ей стать, и лишь слегка улыбалась. Я заметила, что мистер Вильерс (за обедом мне удалось, наконец, разглядеть и его) представлял собой нечто среднее между женой и её братом. Он был существенно старше гостя, но с удовольствием отвечал на его шутки, смеялся над попытками мистера Квинси поддеть сестру, но сам никогда не пытался подшутить над супругой. Он смотрел на неё с нескрываемым восхищением, и единственным, что срывалось с его уст в адрес жены, были слова искренних комплиментов.
– Маргарет, ты слишком серьёзна, – в очередной раз упрекнул сестру мистер Квинси.
Я занималась второй переменой блюд и невольно прислушивалась к разговору господ.
– Она всегда такая, или только когда я приезжаю? – шутливо обратился гость к мистеру Вильерсу. – Начинаю подозревать, что сестра мне не рада.
Мистер Вильерс с любовью глянул на супругу и, протянув через стол руку, нежно коснулся её ладони.
– Ваша сестра, – обратился он тем временем к мистеру Квинси, – идеал женщины. Она – настоящий ангел во плоти.
– С этим не поспорю, – с шутливой деловитостью согласился мистер Квинси. – Маргарет – идеал, но замужество её испортило. Раньше она не была такой скучной.
– Не выдумывай, Джордж, – сказала миссис Вильерс. В голосе её не чувствовалось ни капли раздражения, лишь бесконечная любовь к брату. – Я всегда была такой.
Мистер Квинси вдруг заливисто засмеялся и откинулся на спинку стула.
– Всегда? – отсмеявшись, он вновь выпрямился, оперся локтями на стол и подался немного вперёд, чтобы быть ближе к сестре. – А помнишь, как детьми мы втайне от дядюшки ночью выбрались через окно в сад, залезли на грушевое дерево и объелись плодами. Это, кстати, была твоя идея.
Губы миссис Вильерс тронула улыбка, но усилием воли она подавила желание громко рассмеяться. Мистер Вильерс же, услышав подобные слова, от души расхохотался.
– Никогда не поверю, что Маргарет была на такое способна.
– Мы были детьми, – мягко сказала миссис Вильерс. – Да и делали так всего пару раз.
– Да, – согласился мистер Квинси и, обращаясь к мистеру Вильерсу, пояснил: – Потому что на второй раз дядюшкин камердинер, будь он неладен, застал нас за этим занятием и рассказал всё дядюшке, а тот, в свою очередь, устроил нам хорошую взбучку и приказал поставить решётки на наши окна.
– И, наверное, был прав, – заключила миссис Вильерс, опасливо поглядывая на дочь.
– Ну, тогда ты так не считала, – пожал плечами мистер Квинси и, словно что-то вспомнив, воодушевлённо обратился к мистеру Вильерсу. – А рассказывала ли вам, мой дорогой зять, Маргарет, какое пари мы с ней заключили, когда были детьми?
– Нет, – мистер Вильерс заинтригованно вскинул бровь и подался немного вперёд. Истории мистера Квинси весьма забавили хозяина. – Очень любопытно.
– Милый Роджер, – сказала миссис Вильерс, обращаясь к супругу. – Это всё глупости, не более. Мы с Джорджем были детьми. Мне было десять, ему не было и восьми. Разве могло это пари быть серьёзным?
