Она слегка волновалась, но всё получилось. Тётенька стала накладывать продукты в пакеты. Ксюше осталось только отслеживать судьбу шоколадки.
Время шло. Пакеты нагружались, за девочкой уже образовалась небольшая очередь, подошли парень с девушкой. Продавщица стала хмурить брови, что-то стало её беспокоить, она не понимала – что.
– Галь, – крикнула она напарнице, – это не Кузнецовых девочка?
Галя бросила короткий взгляд от изучаемых документов.
– Вроде их.
– Девочка, а где твоя мама?
– Дома.
– А папа?
– На работе. - Продавщица с трудом перекинула набитые под завязку два пакета, каждый из которых килограммов по пятнадцать весом.
– А с кем ты пришла?
– Одна, – Ксюшка улыбалась. Она видела торчащий из одного пакета уголок шоколадки. Продавщица не улыбалась. Она поняла, наконец, что её смутно беспокоило.
– А как ты продукты понесёшь?
Взгляды всех присутствующих с интересом обратились к ребёнку.
Ксюша обеими руками схватилась за ручки, попыталась поднять, груз даже не шелохнулся.
Мир не без добрых людей. И не без весёлых. Парень с девушкой были и добрыми, и весёлыми. Всё это время они наблюдали, перешёптывались и хихикали, а теперь решили помочь ребёнку.
– Ты где живёшь?
Ксюшка скороговоркой протараторила свой адрес.
– Пошли, покажешь, мы донесём пакеты.
И вот по дороге идут трое. Парень в обеих руках тянет пакеты. По напряжённым мышцам видно, что ему нелегко. Девушка идёт рядом то хихикая, то поглядывая за девчонкой. И Ксюшка идёт сзади, стараясь набраться храбрости и сказать таким хорошим людям, что шоколадка, которая выглядывает так соблазнительно из пакета, на самом деле её, и она уже может её есть. Осталось только попросить парня, чтобы остановился и отдал её. Но так и не решилась.
Вскоре парень поставил пакеты у указанной калитки.
– Дальше сама справишься?
– Позови маму, – подсказала девушка, и они пошли.
…Рита уже домыла полы и вытряхивала коврики, когда, услышав непонятное пыхтение, заглянула за угол дома.
От калитки Ксюша волоком по дорожке тащила пакет, сдирая в процессе нижнюю часть и теряя по дороге продукты. Второй пакет терпеливо стоял у калитки, ждал своей очереди. Изо рта у Ксюшки торчала шоколадка.
Вот что Аришке пришло в голову. (Частично это не её мысли, частично её).
У каждого человека есть внутреннее ядро, основа, которая дана Богом. Она уникальна, неповторима и очень ценна.
И есть некая надстройка, которую каждый лепит самостоятельно. Чаще всего в этой надстройке человек создаёт некое подобие трона, куда усаживает себя, коронуют и глядит свысока на окружающих. Жизнь эту надстройку время от времени обрушивает, и человек летит вверх тормашками, больно ударяется и долго приходит в себя. Потом вновь что-то начинает лепить.
А надо научиться различать в себе то, что даровано свыше - самое дорогое и в тебе, и в каждом человеке. Различать и ни в коем случае не уничижать, не обесценивать ни у других, ни у себя. Потому что обесценивание Божественного – наказуемо.
Помните притчу о талантах? Тому, последнему, господин дал один талант. Может быть, это и есть то ядро, та основа, которая даётся каждому? А раб скрыл талант, как мы скрываем себя истинного под грудой самодеятельной лепнины. И уже даже не понимаем, кто мы есть на самом деле.
А ещё, может, у каждого человека Ангел охраняет как раз то уникальное. И, когда кто-то это обесценивает у другого, то оскорбляет его Ангела, и как следствие – получает по зубам.
А, когда в себе это обесценивает, то, как бы прогоняет своего Ангела, словно говоря, это у меня пустое, ни стоит ничего, охранять и защищать нечего. И Ангел отходит.
Вывод: научиться в другом не оскорбить Ангела, которых стоит на страже бесценного. И у себя под барахлом увидеть Божественное, и ценить его, быть за него благодарным.
А теперь ещё немного погостим в советском деревенском детстве, а потом пойдём дальше, каждый по своей жизненной дорожке.
Аришкина деревня была на самом деле посёлком. Это потому, что в ней был ПМК. Взаимосвязь очевидная или её вообще нет – Аришке неизвестно.
ПМК снаружи выглядело высоким двух или трёхэтажным зданием, а внутри оно на этажи не делилось, было просто высоким.
В раннем Аришкином детстве ПМК был действующим. Там работал её папа. И она несколько раз бывала в его рабочем нутре. Сохранились смутные воспоминания: кругом машины и мужики. Металлический лязг, запах машинного масла, пятна этого масла повсюду, засаленная серо-чёрная одежда рабочих, их крепкие словечки и неожиданный дружный хохот.
Отца здесь уважали, советовались с ним.
По бабушкиным словам, само начальство нередко у него спрашивало «как надо». Начальство не знало, а папка знал. Но, к сожалению, и бабушкиному и, позже, Аришкиному, сам в начальство не стремился, хотя для этого имел все данные. Ну, кроме желания и честолюбия.
Много позже в Лосевке по соседству со взрослой Аришкой жил дядя Виталик – хороший и добрый человек, а потом выяснилось, что в придачу к своим достоинствам, он в своей юности знал Аришкиного отца, они учились вместе. И дядя Виталик много хорошего рассказал Аришке о нём. Особенно удивлялся его умственным способностям.
«Бывало, на уроках Иван скучал, но как только трудный вопрос, задача, которую никто не мог решить, вызывали его. А он, казалось бы, только что спал, но всё решал с ходу. Во умный был».
И Аришке хотелось думать, что частица этих способностей генетически передалась и ей.
А тогда, в детстве, она чувствовала со стороны мужиков к себе симпатию, как к дочери их товарища. И может быть поэтому или вовсе по другой причине, но Аришке всегда казалось, что внутреннему миру мужиков она сочувствовала больше, чем женскому. И считала, что у неё немного мужской склад ума. Хотя, возможно, это лишь ей казалось.
А начальником в ПМК был Сурен Грантович. Его Аришка не помнит, но это имя звучало часто в округе.
Сурен Грантович очень не любил пьяных и всегда выводил их на чистую воду своим методом:
– Пиль? Не пиль? – сурово спрашивал он у подозреваемого.
– Не пил, Сурен Грантович, честное слово, не пил, – мужик приводил тут обычно какие-то свои доводы и доказательства.
– Пиль – не пиль, глаз блестит – пиль, – выносил приговор Сурен Грантович и все доказательства разбивались о его несгибаемую логику.
Потом ПМК закрыли, рабочих стали возить в соседний районный центр, а ПМКовскую территорию начали осваивать дети на том основании, что раз никто не гонит, значит можно и нужно. Не хватало ещё белых пятен и неосвоенных объектов на родной земле.
Внутрь попасть никто не мог по причине закрытых дверей и отсутствия лазеек, а вокруг – пожалуйста.
А вокруг был сад. В нём росли яблони и лежали машинные останки. И в этих останках не было ничего печального, а была возможность для игр. Например, в стоявшем без дела бывшем автобусе можно было сидеть в качестве «какбудтошних» пассажиров и горланить песни, а «какбудтошний» водила руководил этим всем хором и вёз в неведомую даль.
ПМКовский сад привлекал к себе ещё и тем, что там было тихо и безлюдно. Но не всегда.
Один раз Аришка с подружками видели, как бежала через сад тётя Зина в странном состоянии. Аришка сначала подумала, что пьяная, позже сказали – белая горячка. А за ней бежала её дочка Света с какими-то башмаками в руках. Света плакала и уговаривала свою мать обуться.
Аришка узнала, что сумасшествие и белая горячка похожи внешне, но всё же разные вещи. Сумасшествие чаще неизлечимо. Один раз сходят с ума и в него уже не возвращаются.
А белая горячка проходит через несколько часов или дней. Главное, чтобы в этом состоянии человек не натворил чего-нибудь. Вот Света и не давала своей матери натворить.
Тётя Зина слыла красавицей. И сам председатель колхоза Сан Саныч споткнулся о её чары. А Аришка с Андреем этому факту не могли не удивляться. Ну как может быть красавицей такая взрослая тётя. Ей уже, наверное, тридцать лет. Да ещё и полная. Но председатель думал, наверное, по-другому. И его жена, конечно, тоже как-то думала, но была интеллигентной и держала своё мнение при себе. А дети у тёти Зины были красивые. Но в кого им быть красивыми, если не в мамку? Вот и получается, что Аришка с Андреем, оценивая внешние данные тёти Зины, чего-то не учли.
Хотя кто-кто, но Андрей в женской красоте разбирался несомненно. Как-то ему попалась картинка с портретом девушки. И Андрей влюбился в неё. Черноглазая красавица чуть надменно и насмешливо глядела на Андрея и Аришку. Но Андрея это не смущало. Он всем объявил, что она его невеста. Осталось только выяснить как её зовут. Но тут вышла загвоздка, никто не знал, даже сам художник. Поэтому внизу картины так и было написано – «неизвестная». Обратились к последней инстанции, авторитету в этом вопросе – деду Петру. Уж он-то в картинах должен разбираться, недаром все стены у бабушки увешаны ими, как в художественной галерее. Но и он развёл руками. Неизвестная и всё тут.
Единственное, чем он мог помочь, сообщить имя художника, но тут уж Андрей не захотел утруждать себя лишними знаниями. Так и осталась его первая невеста безымянной.
Но логическая цепочка увела слишком рано из ПМКовского сада. А в нём ещё есть парочка интересных штучек. Как-то в саду обнаружили колодец. Вот так бывает, сто раз пройдёшь мимо какого-нибудь места – ничего, а на сто первый – бац – колодец. Деревянный такой. Сверху бревно, на бревне цепь закручена, на цепи ведро, с боку ручка. Дети как увидели колодец, сразу все пить захотели. Ведро в воду плюхнули, стали ручку крутить, цепь на бревно наматывать, ведро доставать. Но так как ручка одна, а желающих её крутить – все, вот и крутили все. А у семи нянек, известное дело, дитё без глаз, вот и упустили ручку, завертелась она с бешенной скоростью и заехала Миле Болотиной в лицо. Хорошо, что всё закончилось благополучно. Ну, синяк не считается за настоящую неприятность.
А вот яблоки в саду были кислые, поэтому там больше сурепкой питались. Травка такая, кто-то её сурепкой назвал. Очищаешь стебель от верхней шкурки и ешь. Тошнит, а всё равно ешь.
А когда Аришка училась в 6 классе соринской школы, всем ученикам дали задание собрать металлолом. И даже устроили какое-то соревнование между группами –классами. Рябиновские оказались в одной команде.
Ох, и натащили они тогда кучу! Тянули из этого сада разные металлические штуковины и складывали недалеко от забора.
Такая инсталляция получилась! Дураку понятно, что они победят. Но никто не торопился всё это добро увозить, чтобы взвесить и объявить победителей. И каждый день, шагая в школу мимо этого рукотворного памятника, девочки и мальчики сначала подсчитывали и прикидывали, точно ли они обогнали соринских ребят, которые тоже неожиданно много наволокли металла, потом уж перестали про это думать, и, наконец, куча исчезла. Бесследно, то бишь, результат этого труда так никто им и не сообщил. Но к тому времени азарт рассосался, поэтому никто особо не горевал.
Олька вдруг заявила, что она такая же бабушкина внучка, как и Аришка с Андреем.
Ну-у, нет!
– Да, – сказала Олька и представила доказательства. – У бабушки Наташи трое детей. Так?
– Так.
– Ну, бабушку Ларису сейчас рассматривать не будем. Так?
– Так.
– Остаются дедушка Петя, мой отец и бабушка Варвара. Так?
– Так.
– Вот и получается, что я бабушкина Наташина внучка, а вы правнуки. Я даже к ней ближе, чем вы. Так?
Но вот здесь получалось не так. Не может этого быть. Да, Олька хорошая, но для бабушки она не могла быть такой же родной, как и они. Скорее двоюродная.
Пошли к бабушке за разъяснениями. И, к великому Аришкиному удивлению, оказалось, что так.
Аришка внимательно вглядывалась в родные любимые бабушкины глаза, стараясь разглядеть в них искорки лукавства. Может быть, она боится обидеть Ольку? Но нет. Бабушка сказала твёрдо и безапелляционно.
Аришку накрыла волна разочарования. Выходит, если бы Аришка с Андреем жили где-нибудь далеко, редко приезжали бы в деревню, бабушка чуть ли не весь год жила бы себе спокойненько без внуков, вспоминала бы их время от времени, как будто они не родные, а двоюродные.
Так Аришка узнала, что, оказывается, они с Андреем не «пуп земли», и не центр бабушкиной вселенной. И это было неприятно, как будто их отрезали от чего-то доброго, надёжного, материнского и оставили так.
Да, жизнь постепенно показывала свою оборотную сторону, не такую уж весёлую.
Как-то на Новый год Аришкина мама нарядила огромную ёлку под потолок. Ту самую, которой потом на диктанте Антонина Фёдоровна попрекала свою ученицу. Аришка с братом рассматривали и крутили её игрушки, а затем легли на пол и решили любоваться новогодней красавицей с другой позиции. Что ж, обзор был даже несколько интересней. Виден был ствол, от которого ветви растопыривались в разные стороны, весело сверкали огоньки, дождик, игрушки.
Но Аришка решила – раз уже лежу, так поползу, и доползла до самой стены, и уже оттуда оглядела ёлку, с той стороны, которую никто не видит. И что же? А ничего хорошего. Голые колючие ветки. Совсем не нарядные, а унылые и мрачноватые. Праздничное настроение вмиг куда-то ушло. Аришка почувствовала обман.
Вылезла.
– Мам, а почему задние ветки не нарядила?
– А зачем? Их же никто не видит.
Вот и новое разочарование. Новогоднее волшебство пропало.
Жизнь медленно и верно подправляла Аришкины взгляды на неё, слишком восхитительные и доверчивые, учила, что в этом мире многое несовершенно.
А Олька и бабушка всё больше времени проводили вместе: и коз пасли, и на огороде копались. Ольку бабушка расхваливала:
– Работящая! Молодец!
А Аришка обиженно сопела.
«Никакая Олька не работящая. Она просто гулять не любит, а любит природу. А вся её работа – это получение удовольствий. Нравится ей ковыряться в овощах и сидеть с козами на лугу. А вот полы помыть её не заставишь. А работящие - это те, кто и нелюбимую работу делают».
Аришка не любила полы мыть, но грязь в доме не любила ещё больше. Терпеть не могла. Но, кроме Аришки, до полов никому не было дела. Она проверяла. Если долго не мыть, никто и не почешется.
Олька своим укропом будет по-прежнему любоваться, бабушка… Бабушка старенькая. А Андрей не приспособлен к полам. На Андрея она как раз и не рассчитывала. Была надежда «работящую» Ольку приобщить, но не тут-то было. И бабушка за неё заступается, мол, иди, иди, гулёна, отстань от Оли, она и так много работает. Как же, работает.
Аришка брала тряпку и ведро. Сначала шла в дальнюю комнату. Она хоть и огромная, как футбольное поле, но пол покрашен, краска ещё не облезла, это получается, самая лёгкая часть. Но вначале нужно вещи сложить по местам и подмести.
Потом переходила в ближнюю комнату. Она же прихожая и кухня. Здесь сложнее. Все ходили взад-вперёд, чугунки всякие болтались, посуда. Полы хоть и покрашены, но краска частично сошла. Доски широкие. Аришка вымывала по одной. Сначала мокрой тряпкой, потом ещё раз, крепко выжатой.
Эти полы она до сих пор моет в своих снах.
Всё. В доме всё. Остаётся самое трудное. Коридор. Полы там из досок, которые не покрашены, к тому же не обструганы как следует, не гладкие. Грязи тут полным-полно. Здесь Аришка приспособила топор. Сначала щедро смачивала доску водой, вода размягчала грязь, потом скребла топором туда-сюда.
Время шло. Пакеты нагружались, за девочкой уже образовалась небольшая очередь, подошли парень с девушкой. Продавщица стала хмурить брови, что-то стало её беспокоить, она не понимала – что.
– Галь, – крикнула она напарнице, – это не Кузнецовых девочка?
Галя бросила короткий взгляд от изучаемых документов.
– Вроде их.
– Девочка, а где твоя мама?
– Дома.
– А папа?
– На работе. - Продавщица с трудом перекинула набитые под завязку два пакета, каждый из которых килограммов по пятнадцать весом.
– А с кем ты пришла?
– Одна, – Ксюшка улыбалась. Она видела торчащий из одного пакета уголок шоколадки. Продавщица не улыбалась. Она поняла, наконец, что её смутно беспокоило.
– А как ты продукты понесёшь?
Взгляды всех присутствующих с интересом обратились к ребёнку.
Ксюша обеими руками схватилась за ручки, попыталась поднять, груз даже не шелохнулся.
Мир не без добрых людей. И не без весёлых. Парень с девушкой были и добрыми, и весёлыми. Всё это время они наблюдали, перешёптывались и хихикали, а теперь решили помочь ребёнку.
– Ты где живёшь?
Ксюшка скороговоркой протараторила свой адрес.
– Пошли, покажешь, мы донесём пакеты.
И вот по дороге идут трое. Парень в обеих руках тянет пакеты. По напряжённым мышцам видно, что ему нелегко. Девушка идёт рядом то хихикая, то поглядывая за девчонкой. И Ксюшка идёт сзади, стараясь набраться храбрости и сказать таким хорошим людям, что шоколадка, которая выглядывает так соблазнительно из пакета, на самом деле её, и она уже может её есть. Осталось только попросить парня, чтобы остановился и отдал её. Но так и не решилась.
Вскоре парень поставил пакеты у указанной калитки.
– Дальше сама справишься?
– Позови маму, – подсказала девушка, и они пошли.
…Рита уже домыла полы и вытряхивала коврики, когда, услышав непонятное пыхтение, заглянула за угол дома.
От калитки Ксюша волоком по дорожке тащила пакет, сдирая в процессе нижнюю часть и теряя по дороге продукты. Второй пакет терпеливо стоял у калитки, ждал своей очереди. Изо рта у Ксюшки торчала шоколадка.
Глава 135
Вот что Аришке пришло в голову. (Частично это не её мысли, частично её).
У каждого человека есть внутреннее ядро, основа, которая дана Богом. Она уникальна, неповторима и очень ценна.
И есть некая надстройка, которую каждый лепит самостоятельно. Чаще всего в этой надстройке человек создаёт некое подобие трона, куда усаживает себя, коронуют и глядит свысока на окружающих. Жизнь эту надстройку время от времени обрушивает, и человек летит вверх тормашками, больно ударяется и долго приходит в себя. Потом вновь что-то начинает лепить.
А надо научиться различать в себе то, что даровано свыше - самое дорогое и в тебе, и в каждом человеке. Различать и ни в коем случае не уничижать, не обесценивать ни у других, ни у себя. Потому что обесценивание Божественного – наказуемо.
Помните притчу о талантах? Тому, последнему, господин дал один талант. Может быть, это и есть то ядро, та основа, которая даётся каждому? А раб скрыл талант, как мы скрываем себя истинного под грудой самодеятельной лепнины. И уже даже не понимаем, кто мы есть на самом деле.
А ещё, может, у каждого человека Ангел охраняет как раз то уникальное. И, когда кто-то это обесценивает у другого, то оскорбляет его Ангела, и как следствие – получает по зубам.
А, когда в себе это обесценивает, то, как бы прогоняет своего Ангела, словно говоря, это у меня пустое, ни стоит ничего, охранять и защищать нечего. И Ангел отходит.
Вывод: научиться в другом не оскорбить Ангела, которых стоит на страже бесценного. И у себя под барахлом увидеть Божественное, и ценить его, быть за него благодарным.
Глава 136
А теперь ещё немного погостим в советском деревенском детстве, а потом пойдём дальше, каждый по своей жизненной дорожке.
Аришкина деревня была на самом деле посёлком. Это потому, что в ней был ПМК. Взаимосвязь очевидная или её вообще нет – Аришке неизвестно.
ПМК снаружи выглядело высоким двух или трёхэтажным зданием, а внутри оно на этажи не делилось, было просто высоким.
В раннем Аришкином детстве ПМК был действующим. Там работал её папа. И она несколько раз бывала в его рабочем нутре. Сохранились смутные воспоминания: кругом машины и мужики. Металлический лязг, запах машинного масла, пятна этого масла повсюду, засаленная серо-чёрная одежда рабочих, их крепкие словечки и неожиданный дружный хохот.
Отца здесь уважали, советовались с ним.
По бабушкиным словам, само начальство нередко у него спрашивало «как надо». Начальство не знало, а папка знал. Но, к сожалению, и бабушкиному и, позже, Аришкиному, сам в начальство не стремился, хотя для этого имел все данные. Ну, кроме желания и честолюбия.
Много позже в Лосевке по соседству со взрослой Аришкой жил дядя Виталик – хороший и добрый человек, а потом выяснилось, что в придачу к своим достоинствам, он в своей юности знал Аришкиного отца, они учились вместе. И дядя Виталик много хорошего рассказал Аришке о нём. Особенно удивлялся его умственным способностям.
«Бывало, на уроках Иван скучал, но как только трудный вопрос, задача, которую никто не мог решить, вызывали его. А он, казалось бы, только что спал, но всё решал с ходу. Во умный был».
И Аришке хотелось думать, что частица этих способностей генетически передалась и ей.
А тогда, в детстве, она чувствовала со стороны мужиков к себе симпатию, как к дочери их товарища. И может быть поэтому или вовсе по другой причине, но Аришке всегда казалось, что внутреннему миру мужиков она сочувствовала больше, чем женскому. И считала, что у неё немного мужской склад ума. Хотя, возможно, это лишь ей казалось.
А начальником в ПМК был Сурен Грантович. Его Аришка не помнит, но это имя звучало часто в округе.
Сурен Грантович очень не любил пьяных и всегда выводил их на чистую воду своим методом:
– Пиль? Не пиль? – сурово спрашивал он у подозреваемого.
– Не пил, Сурен Грантович, честное слово, не пил, – мужик приводил тут обычно какие-то свои доводы и доказательства.
– Пиль – не пиль, глаз блестит – пиль, – выносил приговор Сурен Грантович и все доказательства разбивались о его несгибаемую логику.
Потом ПМК закрыли, рабочих стали возить в соседний районный центр, а ПМКовскую территорию начали осваивать дети на том основании, что раз никто не гонит, значит можно и нужно. Не хватало ещё белых пятен и неосвоенных объектов на родной земле.
Внутрь попасть никто не мог по причине закрытых дверей и отсутствия лазеек, а вокруг – пожалуйста.
А вокруг был сад. В нём росли яблони и лежали машинные останки. И в этих останках не было ничего печального, а была возможность для игр. Например, в стоявшем без дела бывшем автобусе можно было сидеть в качестве «какбудтошних» пассажиров и горланить песни, а «какбудтошний» водила руководил этим всем хором и вёз в неведомую даль.
ПМКовский сад привлекал к себе ещё и тем, что там было тихо и безлюдно. Но не всегда.
Один раз Аришка с подружками видели, как бежала через сад тётя Зина в странном состоянии. Аришка сначала подумала, что пьяная, позже сказали – белая горячка. А за ней бежала её дочка Света с какими-то башмаками в руках. Света плакала и уговаривала свою мать обуться.
Аришка узнала, что сумасшествие и белая горячка похожи внешне, но всё же разные вещи. Сумасшествие чаще неизлечимо. Один раз сходят с ума и в него уже не возвращаются.
А белая горячка проходит через несколько часов или дней. Главное, чтобы в этом состоянии человек не натворил чего-нибудь. Вот Света и не давала своей матери натворить.
Тётя Зина слыла красавицей. И сам председатель колхоза Сан Саныч споткнулся о её чары. А Аришка с Андреем этому факту не могли не удивляться. Ну как может быть красавицей такая взрослая тётя. Ей уже, наверное, тридцать лет. Да ещё и полная. Но председатель думал, наверное, по-другому. И его жена, конечно, тоже как-то думала, но была интеллигентной и держала своё мнение при себе. А дети у тёти Зины были красивые. Но в кого им быть красивыми, если не в мамку? Вот и получается, что Аришка с Андреем, оценивая внешние данные тёти Зины, чего-то не учли.
Хотя кто-кто, но Андрей в женской красоте разбирался несомненно. Как-то ему попалась картинка с портретом девушки. И Андрей влюбился в неё. Черноглазая красавица чуть надменно и насмешливо глядела на Андрея и Аришку. Но Андрея это не смущало. Он всем объявил, что она его невеста. Осталось только выяснить как её зовут. Но тут вышла загвоздка, никто не знал, даже сам художник. Поэтому внизу картины так и было написано – «неизвестная». Обратились к последней инстанции, авторитету в этом вопросе – деду Петру. Уж он-то в картинах должен разбираться, недаром все стены у бабушки увешаны ими, как в художественной галерее. Но и он развёл руками. Неизвестная и всё тут.
Единственное, чем он мог помочь, сообщить имя художника, но тут уж Андрей не захотел утруждать себя лишними знаниями. Так и осталась его первая невеста безымянной.
Но логическая цепочка увела слишком рано из ПМКовского сада. А в нём ещё есть парочка интересных штучек. Как-то в саду обнаружили колодец. Вот так бывает, сто раз пройдёшь мимо какого-нибудь места – ничего, а на сто первый – бац – колодец. Деревянный такой. Сверху бревно, на бревне цепь закручена, на цепи ведро, с боку ручка. Дети как увидели колодец, сразу все пить захотели. Ведро в воду плюхнули, стали ручку крутить, цепь на бревно наматывать, ведро доставать. Но так как ручка одна, а желающих её крутить – все, вот и крутили все. А у семи нянек, известное дело, дитё без глаз, вот и упустили ручку, завертелась она с бешенной скоростью и заехала Миле Болотиной в лицо. Хорошо, что всё закончилось благополучно. Ну, синяк не считается за настоящую неприятность.
А вот яблоки в саду были кислые, поэтому там больше сурепкой питались. Травка такая, кто-то её сурепкой назвал. Очищаешь стебель от верхней шкурки и ешь. Тошнит, а всё равно ешь.
А когда Аришка училась в 6 классе соринской школы, всем ученикам дали задание собрать металлолом. И даже устроили какое-то соревнование между группами –классами. Рябиновские оказались в одной команде.
Ох, и натащили они тогда кучу! Тянули из этого сада разные металлические штуковины и складывали недалеко от забора.
Такая инсталляция получилась! Дураку понятно, что они победят. Но никто не торопился всё это добро увозить, чтобы взвесить и объявить победителей. И каждый день, шагая в школу мимо этого рукотворного памятника, девочки и мальчики сначала подсчитывали и прикидывали, точно ли они обогнали соринских ребят, которые тоже неожиданно много наволокли металла, потом уж перестали про это думать, и, наконец, куча исчезла. Бесследно, то бишь, результат этого труда так никто им и не сообщил. Но к тому времени азарт рассосался, поэтому никто особо не горевал.
Глава 137
Олька вдруг заявила, что она такая же бабушкина внучка, как и Аришка с Андреем.
Ну-у, нет!
– Да, – сказала Олька и представила доказательства. – У бабушки Наташи трое детей. Так?
– Так.
– Ну, бабушку Ларису сейчас рассматривать не будем. Так?
– Так.
– Остаются дедушка Петя, мой отец и бабушка Варвара. Так?
– Так.
– Вот и получается, что я бабушкина Наташина внучка, а вы правнуки. Я даже к ней ближе, чем вы. Так?
Но вот здесь получалось не так. Не может этого быть. Да, Олька хорошая, но для бабушки она не могла быть такой же родной, как и они. Скорее двоюродная.
Пошли к бабушке за разъяснениями. И, к великому Аришкиному удивлению, оказалось, что так.
Аришка внимательно вглядывалась в родные любимые бабушкины глаза, стараясь разглядеть в них искорки лукавства. Может быть, она боится обидеть Ольку? Но нет. Бабушка сказала твёрдо и безапелляционно.
Аришку накрыла волна разочарования. Выходит, если бы Аришка с Андреем жили где-нибудь далеко, редко приезжали бы в деревню, бабушка чуть ли не весь год жила бы себе спокойненько без внуков, вспоминала бы их время от времени, как будто они не родные, а двоюродные.
Так Аришка узнала, что, оказывается, они с Андреем не «пуп земли», и не центр бабушкиной вселенной. И это было неприятно, как будто их отрезали от чего-то доброго, надёжного, материнского и оставили так.
Да, жизнь постепенно показывала свою оборотную сторону, не такую уж весёлую.
Как-то на Новый год Аришкина мама нарядила огромную ёлку под потолок. Ту самую, которой потом на диктанте Антонина Фёдоровна попрекала свою ученицу. Аришка с братом рассматривали и крутили её игрушки, а затем легли на пол и решили любоваться новогодней красавицей с другой позиции. Что ж, обзор был даже несколько интересней. Виден был ствол, от которого ветви растопыривались в разные стороны, весело сверкали огоньки, дождик, игрушки.
Но Аришка решила – раз уже лежу, так поползу, и доползла до самой стены, и уже оттуда оглядела ёлку, с той стороны, которую никто не видит. И что же? А ничего хорошего. Голые колючие ветки. Совсем не нарядные, а унылые и мрачноватые. Праздничное настроение вмиг куда-то ушло. Аришка почувствовала обман.
Вылезла.
– Мам, а почему задние ветки не нарядила?
– А зачем? Их же никто не видит.
Вот и новое разочарование. Новогоднее волшебство пропало.
Жизнь медленно и верно подправляла Аришкины взгляды на неё, слишком восхитительные и доверчивые, учила, что в этом мире многое несовершенно.
А Олька и бабушка всё больше времени проводили вместе: и коз пасли, и на огороде копались. Ольку бабушка расхваливала:
– Работящая! Молодец!
А Аришка обиженно сопела.
«Никакая Олька не работящая. Она просто гулять не любит, а любит природу. А вся её работа – это получение удовольствий. Нравится ей ковыряться в овощах и сидеть с козами на лугу. А вот полы помыть её не заставишь. А работящие - это те, кто и нелюбимую работу делают».
Аришка не любила полы мыть, но грязь в доме не любила ещё больше. Терпеть не могла. Но, кроме Аришки, до полов никому не было дела. Она проверяла. Если долго не мыть, никто и не почешется.
Олька своим укропом будет по-прежнему любоваться, бабушка… Бабушка старенькая. А Андрей не приспособлен к полам. На Андрея она как раз и не рассчитывала. Была надежда «работящую» Ольку приобщить, но не тут-то было. И бабушка за неё заступается, мол, иди, иди, гулёна, отстань от Оли, она и так много работает. Как же, работает.
Аришка брала тряпку и ведро. Сначала шла в дальнюю комнату. Она хоть и огромная, как футбольное поле, но пол покрашен, краска ещё не облезла, это получается, самая лёгкая часть. Но вначале нужно вещи сложить по местам и подмести.
Потом переходила в ближнюю комнату. Она же прихожая и кухня. Здесь сложнее. Все ходили взад-вперёд, чугунки всякие болтались, посуда. Полы хоть и покрашены, но краска частично сошла. Доски широкие. Аришка вымывала по одной. Сначала мокрой тряпкой, потом ещё раз, крепко выжатой.
Эти полы она до сих пор моет в своих снах.
Всё. В доме всё. Остаётся самое трудное. Коридор. Полы там из досок, которые не покрашены, к тому же не обструганы как следует, не гладкие. Грязи тут полным-полно. Здесь Аришка приспособила топор. Сначала щедро смачивала доску водой, вода размягчала грязь, потом скребла топором туда-сюда.
