— Воля — это бабушкина дочка. Она умерла уже давно.
— А, ну ладно, пусть думает, что я Воля.
— А может ты и правда Воля? — вдруг напряглась Хыля.
— Нет, милая, я перехожая. Без роду, без племени. Когда-то была у меня дочка, вот как ты. Такая же хорошая. Но теперь нет. И хожу я по вольной-волюшке, ищу сама не знаю чего. Вот, встретила тебя, с тобой побуду. Потом дальше пойду.
— А дядька Гора?
— То великий человек! Жила я рядом с ним, обучалась лекарскому делу. Годов пять обучалась. А всё лишь крохи со стола собрала. Не каждому дано.
— А дядька Гора ушёл?
— Ушёл, милая, он сделал всё. И ушёл.
— А я смогу ходить?
— Не ведаю. И Гора ничего мне на это не сказал. Как я его ни пытала…
…Недавние события в который раз пронеслись в памяти. Хыля вздохнула, почувствовала, что проголодалась. Блаженство от отсутствия боли стало проходить. Хыля с трудом поползла заниматься хозяйством.
Агния вышла из шалаша в дурном настроении. Раннее утро, спать хочется, а тут вставай чуть ли не раньше птиц, заготавливай сено.
Опротивели люди. Суетятся, то хохочут, то вопят, то округлив глаза от притворного ужаса с едва скрываемым удовольствием шепчут в ухо всякую гадость о своих же подружках. И она вынуждена всё это терпеть.
Последний раз. Всё, решено, после сенокоса уходит из селения. Она бы и сейчас ушла, да надо напоследок памятку о себе оставить. А потом уйдёт в колдыбань. Может даже вообще в чужие земли, посмотрит, что в мире делается. Отыщет уголок подальше от дураков.
— Агна, доченька, иди поешь, да пора уже идти.
Раздражение Агнии только возросло. Ну почему её мать всегда выглядит такой несчастной? Всем пытается угодить и трясётся, как мокрая курица, лишь только Агния посмотрит на неё недовольно.
Агния посмотрела на мать тяжёлым взглядом. И усмехнулась про себя. Так и есть, глаза опечалились, тяжело вздохнула, плечи ссутулила, голову опустила.
— Кушай, дочка, а я пойду. Все уж начали.
— Иди, сейчас и я приду, — сжалилась Агния над матерью.
Как только Пыря пошла в сторону покосов, Агния вернулась в шалаш. Приподняла дальний угол своей постели, вытащила деревянную, грубо обработанную, шкатулку. Открыла её. Две небольшие кубышки стояли рядом, ждали своего часа. Одна для Ярины, другая для Глеба. О, Агния хорошо подготовилась, осталось выбрать, кому подарочек преподнести. Задумалась, прикусила губу. Вчера вечером была возможность угостить Глеба, да ничего не взяла с собой. Больше уж такой глупости она не повторит. Поколебалась, взяла одну кубышку, сунула за пояс. Шкатулку положила на место, старательно укрыла сверху тряпками. Но, бояться особо нечего, мать к её вещам не касается — приучена. Агния приучила.
Когда Агния пришла на покос, солнце было ещё невысоко, но работа вовсю кипела. Вытянувшись в косую линию, уходили вдаль мужики, оставляя после себя ровные ряды скошенной травы, на них тут же, как куры на зерно, накидывались бабы, раскидывали траву тонким слоем для просушки.
Агния пристроилась в конце, стараясь не привлекать к себе особого внимания и украдкой огляделась.
Мать приметила её. Обрадовалась, что дочка пришла. Старается, размахивает граблями, пытается работать за двоих. Боится, что при разделе готового сена вспомнят, что дочка не шибко старалась. Ну пусть пыхтит, раз такая трусливая.
Тиша нервно огляделась, заметила её, отошла на дальний край. В её взгляде Агния уловила неприязнь. Что-то бегает от неё эта девчонка. Не то, чтобы Агнию это задевало, но непонятно. А раз непонятно, значит, подозрительно.
Издалека доносятся голосистые вопли Лябзи. Агния усмехнулась, интересно, угостила она уже кого-нибудь бабкиным зельем? Лябзя, конечно, не догадывается, но Агния знает о её терзаниях без мужика. И ещё заметила Агния, что крутится она в последнее время около дядьки Михея. Неужто выбрала себе суженого?
Поискала глазами Ярину и Глеба. Нашла, и вновь на сердце опустилась чёрная туча. Даже, когда у каждого есть определённое дело в разных концах луга, они умудряются быть рядом. И не стесняются своего счастья, не боятся за него, не прячут от завистливых глаз.
Вчера ставили скирды, эта парочка была как всегда вместе, Глеб старался всю тяжёлую работу взять себе, даже бабы неодобрительно зацокали языками, всё же не следует так баловать девку. А они и не замечали неодобрения.
…Не замечали, какая чёрная тяжесть лежит на сердце Агнии.
Но какой бы невнимательной к окружению не казалась Ярина, она первой заметила красные заплаканные глаза Бажены.
— Что с тобой? Случилось что?
— Случилось, — не слишком приветливо отозвалась Бажена и отвернулась, Ярина не решилась больше расспрашивать.
Но жалость уже нашла дорожку к отзывчивому сердцу Ярины, и она весь день, то издали, то вблизи, наблюдала за девушкой, пытаясь определить, разрешилась её печаль, в чём бы она ни заключалась. Но, похоже, нет. Бажена держалась в стороне от всех.
Вечером она видела, как Бажена подошла к Ярославу, пригожему, чуть насмешливому парню и, опустив голову, пыталась ему что-то сказать, но тот в ответ расхохотался, махнул рукой, отгоняя её, как назойливую муху.
Сердечко Ярины болезненно сжалось, она не выносила, когда унижали девушек. Но ничего не могла сделать.
Вернувшись вечером в шалаш, который Ярина делила с Тишей, она удивилась, не найдя ту на месте. Обычно Тиша ложилась чуть ли не с петухами, уставшая после трудового дня.
«Где она так загулялась?» — удивилась Ярина, но серьёзно не забеспокоилась. Было ещё не слишком поздно, со стороны реки доносилось множество голосов.
Ярина решила немного пройтись навстречу сестре. Стоял прекрасный июльский вечер. Сумерки ещё вели борьбу с ночной темнотой, и, хоть не проиграли окончательно, но уже заметно уступали. Ярина остановилась под берёзой, прислонилась к её светлому стволу и закрыла глаза. После знойного дня ночная прохлада была безмерно приятна. Ветер шуршал тысячами листьев, создавая уютный свежий шум. Ярина почувствовала, что так простоять она может очень долго, но сторонний шорох заставил её оглянуться.
Мимо проходила русалка. Так испуганной Ярине показалось в первые мгновения, она не сразу узнала Бажену. Та была в одной белой рубахе, с распущенными волосами. Почувствовав неладное, Ярина пошла следом, не решаясь окликнуть девушку.
На какое-то время кусты скрыли Бажену, и Ярина беспокойно заметалась, боясь, что она упустила и уже не найдёт Бажену. Но, выбравшись из зарослей, вновь заметила светлую фигуру. Та стояла на краю высокого берега.
«Сейчас прыгнет!» — то ли подумала Ярина, то ли сердце так простучало в груди, и она бросилась к девушке.
«Успела!» — облегчённо подумала Ярина, крепко хватая Бажену за руку.
— Стой! — рука была неприятно холодной и безвольной. Но в следующее мгновение Бажена вырвала её и с неприкрытой яростью набросилась на Ярину:
— Чего тебе от меня надо? Пошла прочь отсюда. И чего ты нос свой всё суёшь?
Ярина опешила. Так её ещё в жизни никто не ругал. Но вместо того, чтобы обидеться, она крепче ухватилась за руку.
— Бажена, милая, что ты задумала? Остановись. Что за беда у тебя, что не можешь найти пути из неё?
— Пути? Есть один путь…
— Ой, не путь это. Это погибель.
— Почему не путь? — ярость Бажены сменилась апатией. — Путь. Стану русалкой, как Светозара, как другие.
— Посмотри, какая тёмная холодная вода. Нет в ней жизни для людей.
— Ну и пусть. Пусть…
— Пошли сядем на травку. Ты мне всё расскажешь.
Ярина увлекала девушка от берега, обнимая за плечи и стараясь передать ей частицу своего тепла. Она почувствовала, что Бажену пробивает крупная дрожь. Это показалось ей добрым знаком. Возможно, та приходит в себя.
Вскоре девушки сидели на берегу. Ярина всё ещё крепко держала Бажену за руку, словно опасаясь, что та может вырваться и побежать к воде. Долго молчали.
— Ребёночек у меня будет, — наконец тихо произнесла Бажена.
Ярина молчала. Что тут скажешь? Умолкли голоса на дальнем берегу, где обычно гуляла молодёжь. Ночь была ясной, луна ярко освещала округу, попутно наблюдая за девушками. Что с ними дальше будет? Какой путь себе изберут? Каждый выбирает сам. А луне и не интересно особо, так, мимоходом полюбопытствовала.
Ярина тряхнула головой - что за дурь в голову лезет.
— На Купалу нагулялась. А мать узнала… Видела, как меня с утра выворачивает… За волосы оттаскала. Я ей и призналась…
Ярина не стала спрашивать с кем нагулялась Бажена, и будет ли свадьба. Видела чуть ранее, как отмахивался Ярослав от девушки. Там всё ясно.
— Вот мать с отцом и надумали меня отдать Асипе. Второй женой.
У Асипы недавно умерла Голуба. Недолго та продержалась у него в жёнах. До Голубы тоже жёны были. И тоже не долго. И не сколько сам Асипа пугал девушек, сколько большуха Асипиха. Высокая, здоровая и злющая, хуже собаки. Жён выбирала она. Ну как жён? Ей нужна была холопка, чтобы выполняла всю грязную работу и, чтобы было кого за волосы оттаскать, душу отвести. Жизнь — страшная штука, если её проводить в хоромах Асипы и его лютой первой жены Асипихи.
Не одна мать с измальства страшила нерадивую дочь, мол, будешь так хату мести, не видать тебе женихов, придётся к Асипихе идти.
Многие родители возмущались, когда в очередной раз провожали свою дочь в дальний путь на тот свет, но дальше селения эти жалобы не шли. А что Асипихе недовольство родни? Вы дочь сами отдали? Сами. Вот и не виноватая я, что она такая хилая оказалась.
И, хоть Асипиха старалась выбрать девку подебёлей, спустя некоторое время с ней случалась неизменная метаморфоза: молодая жёнка чахла, худела, даже становилась как-то ниже ростом, словно с первых дней готовилась пойти по дорожке предшественниц.
— А, может, мать тебя просто пугает? Со злости так говорит?
— Да нет. Уж сговорились с Асипом и Асипихой, что после покоса к ним пойду. Асипиха уже и со старшим договорилась, что сено, которое мне полагается, при разделе им засчитали.
Замолчали. Ярина в раздумье глядела в тёмные воды. Да уж… и не сразу угадаешь, что хуже: к Асипихе попасть или к русалкам.
— Надо ещё что-нибудь придумать, — предложила она.
— А что тут придумаешь? Я, считай, какую ночь не сплю — думаю, думалку уж сломала.
Но Ярине казалось, что есть ещё путь. Только не могла сообразить какой.
К шалашам возвращались вместе, немного успокоенные, но печальные. Попрощались.
В шалаше Ярина прислушивалась, стараясь уловить сонное дыхание младшей сестры. Тихо. Неужели, не вернулась ещё? Стала наощупь искать. Нашла. Потревоженная Тиша повернулась на другой бок. Вскоре улеглась и Ярина.
…Когда следующий раз копнили сено, Ярина удивилась, потом испугалась, глядя какие огромные охапки таскает Бажена.
— Что ж ты надрываешься? — улучив минутку, шепнула она.
Бажена промолчала.
— Подумай о ребёнке.
— О нём и думаю, — со злостью ответила Бажена.
«Нашла выход!» — напуганная Ярина не знала, что ей предпринять.
А пока она занималась подругой, не видела того, что, вроде и никто не заметил, кроме Пыри, которая не выпускала свою дочь из вида.
…Мужская косьба со стороны кому-то может показаться нетрудным делом — маши и маши себе косой. Особенно рано утром, когда трава, упругая от росы, стоит, вытянув стебелёк. Но такие часы особенно дороги мужикам, поэтому работают без перерыва. Заботливая жена или мать подойдёт к своему работнику, принесёт кваску попить, вот и весь отдых.
Глеб уже давно озирался, ища глазами свою невесту, пить хотел. Но та была далеко. Уйти нельзя, за тобой след в след идут другие мужики, ты задержишься — задержатся все.
Пить хотелось — мочи нет.
Мимо шла улыбающаяся Агния с кувшином в руке. Остановилась.
— Глеб, вижу тебе жарко. Испей холодненького, — протянула она кувшин.
— Вовремя ты, Агния, — обрадовался Глеб и одним махом ополовинил кувшин.
— На здоровьица, — порадовалась и Агния.
Тиша тогда в шалаше не спала. Но постаралась, чтобы старшая сестра не догадалась. Трудные вопросы не давали бедной головушке ночного покоя.
С вечера уговаривала отца взять с собой в Берёзовый Кут. Ему надо было домой срочно, вот и решил отлучиться на пару дней. Тиша как прознала — занервничала, а вдруг её не возьмёт? Уж и слёзы от волнения готовы были брызнуть двумя ручьями.
— Матушка, — горячо обратилась Тиша к той, которая всегда её поддерживала, — страх, как я переживаю за Хылю. Как она одна? Мне бы одним глазком посмотреть — успокоиться.
Молчали и отец, и мать. С одной стороны, сенокос — это не баловство, туда-сюда не бегают. Тут каждый день на счету, домой общество отпускает только по нужде. Ивару надо было срочно коня перековать. Это причина уважительная. Попутно сельчане надавали всяких поручений, там уж придётся задержаться. Но с другой стороны — дружбу тоже надо уважить. Нет друга — ищи, а нашёл — береги.
— Собирайся. Ночью выезжаем.
Тиша молча повернулась и пошла к себе в шалаш, по пути проливая уже напрасные слёзы. Но что тут поделаешь, коли они к этому времени сердце переполнили.
Но до шалаша не дошла.
— Тиша, постой, — закричал Малой.
Девочка оглянулась. Через валы сена чуть ли не галопом неслись брат и Ёра. Тиша остановилась, поджидая их.
— Тиша, пошли-ка отойдём, разговор есть.
— Куда отойдём? Тут же нет никого.
— Туда, туда, — ребята увлекли девочку подальше от шалашей.
Под берёзками Тиша резко затормозила и заговорила сердито:
— Куда вы меня тащите, дураки какие-то?
Ребята послушно остановились. Долго молчали, не решаясь на серьёзный разговор. Сейчас от Тиши многое зависело, лучше бы её не злить.
— Дай, Тиша, слово, что никому не скажешь.
— Вот ещё выдумали, — нахмурилась девочка. — Когда это я кого выдавала?
— Поэтому мы тебя и выбрали. Дело есть — княжеское!
— Уж прям княжеское, — в голосе слышалась насмешка, но Хыля поверила. Глаза её заблестели от любопытства.
— Смотри, только — молчок, — ребята понизили голос, хотя в округе никого не было видно. — Мы, вроде, как знаем, где княжеский дитёнок.
- Врёте! – но глаза Хыли стали круглыми, словно два колеса у телеги, и в них плескались тихий ужас и восхищение. Всё-таки ребята шустры, тут ничего не скажешь!
Такой отклик подбодрила мальцов, и они уже без утайки торопливо зашептали:
— Мы точно не знаем, княжеский он или нет.
— А прячут его далеко.
— И надо спешить, а то могут в другое место перепрятать.
— Или убьют ещё.
Тиша ахнула.
— А ты что думала? Это ж разбойники.
Но тут глаза Тиши сузились в острые щёлочки. Она зло зашептала:
— А если вас разбойники убьют? Тогда что?
— А мы не дураки, чтобы на глаза им попадаться!
— У нас знаешь как? Семь раз отмерь, один — отрежь.
— А, если надо, мы дадим такого стрекача, только пятки будут сверкать.
— Где там разбойнику догнать.
— А на коне тоже не догонит. Там лес, на коне не шибко разъездишься. Нее, за нас не думай.
— Мы — бедовые.
— Ну, смотрите, — погрозила Тиша кулаком. Ребята, глядя на кулак, послушно закивали головами.
— Только надо, чтобы за нас не волновались.
— А то подумают, что мы потонули.
— Ты вот что. Сначала молчи, а как опомнятся, что нас нету, ты и скажи, что ушли по княжескому делу.
— Нее, лучше не надо говорить, что княжеское дело. Вдруг это не тот дитёнок. Ещё проверить надо. А то потом люди будут смеяться.
— Да…
Замолчали, задумались.
— Скажи… скажи…, — но в голову ничего не приходило.
— А, ну ладно, пусть думает, что я Воля.
— А может ты и правда Воля? — вдруг напряглась Хыля.
— Нет, милая, я перехожая. Без роду, без племени. Когда-то была у меня дочка, вот как ты. Такая же хорошая. Но теперь нет. И хожу я по вольной-волюшке, ищу сама не знаю чего. Вот, встретила тебя, с тобой побуду. Потом дальше пойду.
— А дядька Гора?
— То великий человек! Жила я рядом с ним, обучалась лекарскому делу. Годов пять обучалась. А всё лишь крохи со стола собрала. Не каждому дано.
— А дядька Гора ушёл?
— Ушёл, милая, он сделал всё. И ушёл.
— А я смогу ходить?
— Не ведаю. И Гора ничего мне на это не сказал. Как я его ни пытала…
…Недавние события в который раз пронеслись в памяти. Хыля вздохнула, почувствовала, что проголодалась. Блаженство от отсутствия боли стало проходить. Хыля с трудом поползла заниматься хозяйством.
Глава 74
Агния вышла из шалаша в дурном настроении. Раннее утро, спать хочется, а тут вставай чуть ли не раньше птиц, заготавливай сено.
Опротивели люди. Суетятся, то хохочут, то вопят, то округлив глаза от притворного ужаса с едва скрываемым удовольствием шепчут в ухо всякую гадость о своих же подружках. И она вынуждена всё это терпеть.
Последний раз. Всё, решено, после сенокоса уходит из селения. Она бы и сейчас ушла, да надо напоследок памятку о себе оставить. А потом уйдёт в колдыбань. Может даже вообще в чужие земли, посмотрит, что в мире делается. Отыщет уголок подальше от дураков.
— Агна, доченька, иди поешь, да пора уже идти.
Раздражение Агнии только возросло. Ну почему её мать всегда выглядит такой несчастной? Всем пытается угодить и трясётся, как мокрая курица, лишь только Агния посмотрит на неё недовольно.
Агния посмотрела на мать тяжёлым взглядом. И усмехнулась про себя. Так и есть, глаза опечалились, тяжело вздохнула, плечи ссутулила, голову опустила.
— Кушай, дочка, а я пойду. Все уж начали.
— Иди, сейчас и я приду, — сжалилась Агния над матерью.
Как только Пыря пошла в сторону покосов, Агния вернулась в шалаш. Приподняла дальний угол своей постели, вытащила деревянную, грубо обработанную, шкатулку. Открыла её. Две небольшие кубышки стояли рядом, ждали своего часа. Одна для Ярины, другая для Глеба. О, Агния хорошо подготовилась, осталось выбрать, кому подарочек преподнести. Задумалась, прикусила губу. Вчера вечером была возможность угостить Глеба, да ничего не взяла с собой. Больше уж такой глупости она не повторит. Поколебалась, взяла одну кубышку, сунула за пояс. Шкатулку положила на место, старательно укрыла сверху тряпками. Но, бояться особо нечего, мать к её вещам не касается — приучена. Агния приучила.
Когда Агния пришла на покос, солнце было ещё невысоко, но работа вовсю кипела. Вытянувшись в косую линию, уходили вдаль мужики, оставляя после себя ровные ряды скошенной травы, на них тут же, как куры на зерно, накидывались бабы, раскидывали траву тонким слоем для просушки.
Агния пристроилась в конце, стараясь не привлекать к себе особого внимания и украдкой огляделась.
Мать приметила её. Обрадовалась, что дочка пришла. Старается, размахивает граблями, пытается работать за двоих. Боится, что при разделе готового сена вспомнят, что дочка не шибко старалась. Ну пусть пыхтит, раз такая трусливая.
Тиша нервно огляделась, заметила её, отошла на дальний край. В её взгляде Агния уловила неприязнь. Что-то бегает от неё эта девчонка. Не то, чтобы Агнию это задевало, но непонятно. А раз непонятно, значит, подозрительно.
Издалека доносятся голосистые вопли Лябзи. Агния усмехнулась, интересно, угостила она уже кого-нибудь бабкиным зельем? Лябзя, конечно, не догадывается, но Агния знает о её терзаниях без мужика. И ещё заметила Агния, что крутится она в последнее время около дядьки Михея. Неужто выбрала себе суженого?
Поискала глазами Ярину и Глеба. Нашла, и вновь на сердце опустилась чёрная туча. Даже, когда у каждого есть определённое дело в разных концах луга, они умудряются быть рядом. И не стесняются своего счастья, не боятся за него, не прячут от завистливых глаз.
Вчера ставили скирды, эта парочка была как всегда вместе, Глеб старался всю тяжёлую работу взять себе, даже бабы неодобрительно зацокали языками, всё же не следует так баловать девку. А они и не замечали неодобрения.
…Не замечали, какая чёрная тяжесть лежит на сердце Агнии.
Глава 75
Но какой бы невнимательной к окружению не казалась Ярина, она первой заметила красные заплаканные глаза Бажены.
— Что с тобой? Случилось что?
— Случилось, — не слишком приветливо отозвалась Бажена и отвернулась, Ярина не решилась больше расспрашивать.
Но жалость уже нашла дорожку к отзывчивому сердцу Ярины, и она весь день, то издали, то вблизи, наблюдала за девушкой, пытаясь определить, разрешилась её печаль, в чём бы она ни заключалась. Но, похоже, нет. Бажена держалась в стороне от всех.
Вечером она видела, как Бажена подошла к Ярославу, пригожему, чуть насмешливому парню и, опустив голову, пыталась ему что-то сказать, но тот в ответ расхохотался, махнул рукой, отгоняя её, как назойливую муху.
Сердечко Ярины болезненно сжалось, она не выносила, когда унижали девушек. Но ничего не могла сделать.
Вернувшись вечером в шалаш, который Ярина делила с Тишей, она удивилась, не найдя ту на месте. Обычно Тиша ложилась чуть ли не с петухами, уставшая после трудового дня.
«Где она так загулялась?» — удивилась Ярина, но серьёзно не забеспокоилась. Было ещё не слишком поздно, со стороны реки доносилось множество голосов.
Ярина решила немного пройтись навстречу сестре. Стоял прекрасный июльский вечер. Сумерки ещё вели борьбу с ночной темнотой, и, хоть не проиграли окончательно, но уже заметно уступали. Ярина остановилась под берёзой, прислонилась к её светлому стволу и закрыла глаза. После знойного дня ночная прохлада была безмерно приятна. Ветер шуршал тысячами листьев, создавая уютный свежий шум. Ярина почувствовала, что так простоять она может очень долго, но сторонний шорох заставил её оглянуться.
Мимо проходила русалка. Так испуганной Ярине показалось в первые мгновения, она не сразу узнала Бажену. Та была в одной белой рубахе, с распущенными волосами. Почувствовав неладное, Ярина пошла следом, не решаясь окликнуть девушку.
На какое-то время кусты скрыли Бажену, и Ярина беспокойно заметалась, боясь, что она упустила и уже не найдёт Бажену. Но, выбравшись из зарослей, вновь заметила светлую фигуру. Та стояла на краю высокого берега.
«Сейчас прыгнет!» — то ли подумала Ярина, то ли сердце так простучало в груди, и она бросилась к девушке.
«Успела!» — облегчённо подумала Ярина, крепко хватая Бажену за руку.
— Стой! — рука была неприятно холодной и безвольной. Но в следующее мгновение Бажена вырвала её и с неприкрытой яростью набросилась на Ярину:
— Чего тебе от меня надо? Пошла прочь отсюда. И чего ты нос свой всё суёшь?
Ярина опешила. Так её ещё в жизни никто не ругал. Но вместо того, чтобы обидеться, она крепче ухватилась за руку.
— Бажена, милая, что ты задумала? Остановись. Что за беда у тебя, что не можешь найти пути из неё?
— Пути? Есть один путь…
— Ой, не путь это. Это погибель.
— Почему не путь? — ярость Бажены сменилась апатией. — Путь. Стану русалкой, как Светозара, как другие.
— Посмотри, какая тёмная холодная вода. Нет в ней жизни для людей.
— Ну и пусть. Пусть…
— Пошли сядем на травку. Ты мне всё расскажешь.
Ярина увлекала девушка от берега, обнимая за плечи и стараясь передать ей частицу своего тепла. Она почувствовала, что Бажену пробивает крупная дрожь. Это показалось ей добрым знаком. Возможно, та приходит в себя.
Вскоре девушки сидели на берегу. Ярина всё ещё крепко держала Бажену за руку, словно опасаясь, что та может вырваться и побежать к воде. Долго молчали.
— Ребёночек у меня будет, — наконец тихо произнесла Бажена.
Ярина молчала. Что тут скажешь? Умолкли голоса на дальнем берегу, где обычно гуляла молодёжь. Ночь была ясной, луна ярко освещала округу, попутно наблюдая за девушками. Что с ними дальше будет? Какой путь себе изберут? Каждый выбирает сам. А луне и не интересно особо, так, мимоходом полюбопытствовала.
Ярина тряхнула головой - что за дурь в голову лезет.
— На Купалу нагулялась. А мать узнала… Видела, как меня с утра выворачивает… За волосы оттаскала. Я ей и призналась…
Ярина не стала спрашивать с кем нагулялась Бажена, и будет ли свадьба. Видела чуть ранее, как отмахивался Ярослав от девушки. Там всё ясно.
— Вот мать с отцом и надумали меня отдать Асипе. Второй женой.
У Асипы недавно умерла Голуба. Недолго та продержалась у него в жёнах. До Голубы тоже жёны были. И тоже не долго. И не сколько сам Асипа пугал девушек, сколько большуха Асипиха. Высокая, здоровая и злющая, хуже собаки. Жён выбирала она. Ну как жён? Ей нужна была холопка, чтобы выполняла всю грязную работу и, чтобы было кого за волосы оттаскать, душу отвести. Жизнь — страшная штука, если её проводить в хоромах Асипы и его лютой первой жены Асипихи.
Не одна мать с измальства страшила нерадивую дочь, мол, будешь так хату мести, не видать тебе женихов, придётся к Асипихе идти.
Многие родители возмущались, когда в очередной раз провожали свою дочь в дальний путь на тот свет, но дальше селения эти жалобы не шли. А что Асипихе недовольство родни? Вы дочь сами отдали? Сами. Вот и не виноватая я, что она такая хилая оказалась.
И, хоть Асипиха старалась выбрать девку подебёлей, спустя некоторое время с ней случалась неизменная метаморфоза: молодая жёнка чахла, худела, даже становилась как-то ниже ростом, словно с первых дней готовилась пойти по дорожке предшественниц.
— А, может, мать тебя просто пугает? Со злости так говорит?
— Да нет. Уж сговорились с Асипом и Асипихой, что после покоса к ним пойду. Асипиха уже и со старшим договорилась, что сено, которое мне полагается, при разделе им засчитали.
Замолчали. Ярина в раздумье глядела в тёмные воды. Да уж… и не сразу угадаешь, что хуже: к Асипихе попасть или к русалкам.
— Надо ещё что-нибудь придумать, — предложила она.
— А что тут придумаешь? Я, считай, какую ночь не сплю — думаю, думалку уж сломала.
Но Ярине казалось, что есть ещё путь. Только не могла сообразить какой.
К шалашам возвращались вместе, немного успокоенные, но печальные. Попрощались.
В шалаше Ярина прислушивалась, стараясь уловить сонное дыхание младшей сестры. Тихо. Неужели, не вернулась ещё? Стала наощупь искать. Нашла. Потревоженная Тиша повернулась на другой бок. Вскоре улеглась и Ярина.
…Когда следующий раз копнили сено, Ярина удивилась, потом испугалась, глядя какие огромные охапки таскает Бажена.
— Что ж ты надрываешься? — улучив минутку, шепнула она.
Бажена промолчала.
— Подумай о ребёнке.
— О нём и думаю, — со злостью ответила Бажена.
«Нашла выход!» — напуганная Ярина не знала, что ей предпринять.
А пока она занималась подругой, не видела того, что, вроде и никто не заметил, кроме Пыри, которая не выпускала свою дочь из вида.
…Мужская косьба со стороны кому-то может показаться нетрудным делом — маши и маши себе косой. Особенно рано утром, когда трава, упругая от росы, стоит, вытянув стебелёк. Но такие часы особенно дороги мужикам, поэтому работают без перерыва. Заботливая жена или мать подойдёт к своему работнику, принесёт кваску попить, вот и весь отдых.
Глеб уже давно озирался, ища глазами свою невесту, пить хотел. Но та была далеко. Уйти нельзя, за тобой след в след идут другие мужики, ты задержишься — задержатся все.
Пить хотелось — мочи нет.
Мимо шла улыбающаяся Агния с кувшином в руке. Остановилась.
— Глеб, вижу тебе жарко. Испей холодненького, — протянула она кувшин.
— Вовремя ты, Агния, — обрадовался Глеб и одним махом ополовинил кувшин.
— На здоровьица, — порадовалась и Агния.
Глава 76
Тиша тогда в шалаше не спала. Но постаралась, чтобы старшая сестра не догадалась. Трудные вопросы не давали бедной головушке ночного покоя.
С вечера уговаривала отца взять с собой в Берёзовый Кут. Ему надо было домой срочно, вот и решил отлучиться на пару дней. Тиша как прознала — занервничала, а вдруг её не возьмёт? Уж и слёзы от волнения готовы были брызнуть двумя ручьями.
— Матушка, — горячо обратилась Тиша к той, которая всегда её поддерживала, — страх, как я переживаю за Хылю. Как она одна? Мне бы одним глазком посмотреть — успокоиться.
Молчали и отец, и мать. С одной стороны, сенокос — это не баловство, туда-сюда не бегают. Тут каждый день на счету, домой общество отпускает только по нужде. Ивару надо было срочно коня перековать. Это причина уважительная. Попутно сельчане надавали всяких поручений, там уж придётся задержаться. Но с другой стороны — дружбу тоже надо уважить. Нет друга — ищи, а нашёл — береги.
— Собирайся. Ночью выезжаем.
Тиша молча повернулась и пошла к себе в шалаш, по пути проливая уже напрасные слёзы. Но что тут поделаешь, коли они к этому времени сердце переполнили.
Но до шалаша не дошла.
— Тиша, постой, — закричал Малой.
Девочка оглянулась. Через валы сена чуть ли не галопом неслись брат и Ёра. Тиша остановилась, поджидая их.
— Тиша, пошли-ка отойдём, разговор есть.
— Куда отойдём? Тут же нет никого.
— Туда, туда, — ребята увлекли девочку подальше от шалашей.
Под берёзками Тиша резко затормозила и заговорила сердито:
— Куда вы меня тащите, дураки какие-то?
Ребята послушно остановились. Долго молчали, не решаясь на серьёзный разговор. Сейчас от Тиши многое зависело, лучше бы её не злить.
— Дай, Тиша, слово, что никому не скажешь.
— Вот ещё выдумали, — нахмурилась девочка. — Когда это я кого выдавала?
— Поэтому мы тебя и выбрали. Дело есть — княжеское!
— Уж прям княжеское, — в голосе слышалась насмешка, но Хыля поверила. Глаза её заблестели от любопытства.
— Смотри, только — молчок, — ребята понизили голос, хотя в округе никого не было видно. — Мы, вроде, как знаем, где княжеский дитёнок.
- Врёте! – но глаза Хыли стали круглыми, словно два колеса у телеги, и в них плескались тихий ужас и восхищение. Всё-таки ребята шустры, тут ничего не скажешь!
Такой отклик подбодрила мальцов, и они уже без утайки торопливо зашептали:
— Мы точно не знаем, княжеский он или нет.
— А прячут его далеко.
— И надо спешить, а то могут в другое место перепрятать.
— Или убьют ещё.
Тиша ахнула.
— А ты что думала? Это ж разбойники.
Но тут глаза Тиши сузились в острые щёлочки. Она зло зашептала:
— А если вас разбойники убьют? Тогда что?
— А мы не дураки, чтобы на глаза им попадаться!
— У нас знаешь как? Семь раз отмерь, один — отрежь.
— А, если надо, мы дадим такого стрекача, только пятки будут сверкать.
— Где там разбойнику догнать.
— А на коне тоже не догонит. Там лес, на коне не шибко разъездишься. Нее, за нас не думай.
— Мы — бедовые.
— Ну, смотрите, — погрозила Тиша кулаком. Ребята, глядя на кулак, послушно закивали головами.
— Только надо, чтобы за нас не волновались.
— А то подумают, что мы потонули.
— Ты вот что. Сначала молчи, а как опомнятся, что нас нету, ты и скажи, что ушли по княжескому делу.
— Нее, лучше не надо говорить, что княжеское дело. Вдруг это не тот дитёнок. Ещё проверить надо. А то потом люди будут смеяться.
— Да…
Замолчали, задумались.
— Скажи… скажи…, — но в голову ничего не приходило.
