— Вон пошла.
— Да что с тобой?
— Не могу больше видеть никого.
— Ты заболела?
Но Власа в ответ на эти слова так мрачно захохотала, что Агнии невольно пришло сравнение с уханьем филина.
— Всё, отболелась я. Смерть свою чую. Вон, она стоит у двери. Уходи-и-и! Не хочу-у-у!
«Так это она не мне?» — Агния ничего не понимала.
Тут Власа пошуршала сбоку от себя, и через мгновение в голову девушки полетело полено. Агния едва успела увернуться. Она изумлённо посмотрела, как чурка с грохотом влетела на полку, круша вдребезги кувшины. А в Агнию уже летело следующее полено и пребольно ударило в живот.
— Уходи-и-и!
Агния, согнувшись от боли, выскочила из землянки, захлопнула за собой дверь. Крики стали глуше, но всё же девушка уловила в них ликование.
«Во как обрадовалась, что выгнала меня, старая карга. Правда что ли умирает? Или окончательно сбрендила?»
Агния несколько мгновений постояла в растерянности, не понимая, как же ей дальше быть. Потом медленно побрела. Потревоженные её шагами, лесные обитатели просыпались, поднимали головы, некоторое время смотрели вслед, потом вновь успокаивались. Хорошо и уютно каждому на своём месте, в своей норе.
И лишь Агния не знала, где же теперь её место.
— А я знала! А я знала, что Хыля будет ходить! — распевала Тиша, кружась по двору. Домна с усмешкой поглядывала на дочь.
В последнее время она не на шутку тревожилась за своих пропавших детей. Ивар с Ланом как приехали с покоса, побросали все дела, ездят по окрестностям, по соседним сёлам, ищут Малого и Ёру, но пока всё без результата. Никто не видел, не слышал. По дорогам ходят перехожие, среди них немало детей, но за кем не кидались следом — всё не те. А сегодня у Тиши радость, и Домна старалась не омрачить её своими тревогами.
Тиша уже виделась с Хылей, прибегала к ней в гости. Правда, народу у Кисея - не протолкнуться, каждый желал лично убедиться в произошедшем чуде и порадоваться за девочку, поэтому подружки почти не поговорили.
— У тебя получилось?! — то ли спрашивала Тиша, то ли утверждала, удивляясь мужеству своей подруги.
— Что ты? Я тут совсем ни при чём. Потом расскажу.
Договорились встретиться вечером на берегу.
И вот Тиша в предвкушении желанной встречи весь день пританцовывала и напевала.
— Матушка, а Хыля оказывается ростом с меня, может, даже немного повыше.
— Ну вот, выросли невесты.
— Ага, а знаешь, какая Хыля красивая. Я в жизнь не видела таких красивых глаз.
— Да ладно, не видела. А на Ярину нашу не смотрела? Приглядись при случае, — смеётся Домна.
А потом задумчиво посмотрела на дочь и добавила:
— Следующий раз и в зерцало посмотри внимательней. Там тоже увидишь красивые глаза.
Вспомнили про Ярину, а тут и она сама в калитку вбежала, и тоже чуть ли не вприпрыжку. Улыбка до ушей, глаза светятся от счастья:
— Матушка, радость какая! — и кинулась на шею матери.
— И тебя Хыля так осчастливила? — удивилась Домна.
— Хыля? — Ярина на мгновение растерялась, а потом вспомнила, — ну да, Хыля ведь научилась ходить. Но я не об этом. Глеб нашёлся.
Домна изумлённо чуть отстранилась от дочери, посмотрела на неё:
— Нашёлся? Где же он? Как?
— У волхва. Ему уже лучше. Побегу я к отцу Прокопию. Может, сегодня уже и перевезём домой.
— Да?.. Ну, беги…
Ярина повернулась и поспешила вновь на улицу.
— Поела бы чего? — опомнилась Домна, но Ярина, похоже, не расслышала.
Домна покачала головой вслед дочери, голодная целый день бегает. Вспомнила про мужа, тоже голодный, наверное. Но хоть будет чем порадовать, когда вернётся.
Женщина вздохнула и пошла чистить сарай.
Семья большая, а работников который день раз, два и обчёлся. Ивар с Ланом с коней не слезают, от Ярины в последнее время толку тоже немного. Сядет и сидит, в одну точку смотрит. Но хоть тут повезло, нашёлся Глеб, живой. Теперь Ярина отойдёт. Вон как поскакала. Забыла, что девушке полагается ходить степенно, как лебёдушке, а не прыгать воробьём.
От Тиши сегодня тоже мало проку, кружится, распевает, а дело стоит. Но как тут её упрекать? Пусть. Баушку поставили у печки кашеварить. Горелым несёт на всю улицу. Кажется, готово уже. Домна вздыхала, убирая навоз.
…Вечером на высоком берегу Русы сидели две подруги. Острое чувство восторга прошло, как ему и полагалось. Оно уступило место тихой радости и благодарности за счастье, подаренное просто так.
Девочки молча оглядывали родную прекрасную сторонку, где столько возможностей для доброй жизни и чувствовали эту жизнь всей душой.
— Ноги болят вот здесь, — улыбнулась Хыля, указывая на тонкие щиколотки.
— Это с непривычки. Пройдёт через денёк. Ты сегодня столько находилась. У меня так тоже бывает.
— Да я знаю. Мне и отец, и Калина говорили. Всё уговаривали, чтобы я посидела. А я уже насиделась. На ногах интересней.
Тиша посмотрела на подругу. Как она изменилась. Страшно вспомнить, какой она была всего лишь несколько дней назад. Грязная, больная. Казалось, что лучше уж ей не мучиться, а умереть. И вот…
— Как же ты у волхва оказалась?
— Тиша, мир, словно перевернулся каким-то кувырком. Пошла, потому что погнала меня страшная нужда.
Хыля рассказала, как подслушала разговор Агнии с матерью, как стучали в голове её слова: «Осталось два-три дня!», как не могла найти того, кто сделал бы за неё ночной путь в лес.
Тиша заплакала. Слёзы текли и текли двумя горькими ручейками, и она, устав вытирать, дала им волю.
Мимо проходила Асипиха с молодой новой второй женой Асипы. Та шла, согнувшись под тяжестью корзины с мокрыми тряпками. Асипиха вперевалочку ковыляла следом налегке.
— Ай, да невесты, красавицы. Смотрю, глаз не оторвать. Глядите, кабы женихи не умыкнули, — фальшиво запела Асипиха.
И мир утратил своё волшебство. И вновь на ум пришли трудности, невзгоды и печали.
Вспомнила Тиша про свою старшую сестру, которая уже должна была бы вернуться. А её всё нет и нет. И Еремей пропал.
Вспомнила своего братика, который бродит тоже неизвестно где, дитёнка спасают какого-то с Ёрой. Тоже, спасатели! Лучше бы дома помогали бы. Лучше?
Хыле вспомнилась неласковая мать, которая никак не могла порадоваться за дочь, хотя и старалась сделать вид. Но Хыля чувствовала, как та фальшивит. И не могла понять, что с ней не так, в чём её вина, почему её не может полюбить самый родной человек.
Как страшно смотреть в лицо, которое тебе так долго было дорого, те же глаза, те же губы, но за ним другой человек, жестокий и непробиваемый.
Василиса пыталась понять, куда он ведёт её и пострелёнка, зачем она ему понадобилась, ведь ни пользы, ни вреда от своего присутствия не видела. Но теперь смирилась. Ведь, если бы он её отпустил на все четыре стороны, как бы она оставила Ачиму? Вот и брела молча, связанная рука к руке, нога к ноге пострелёнка. Идти было неудобно, вначале казалось, что вообще невозможно, но потом привыкли.
Деревья, деревья, трава, кусты, поваленные стволы, ягоды, грибы… Всё это примелькалось в глазах до тошноты. Василиса устала. Но пострелёнку сложнее. Помимо трудностей дороги, страшно осознавать, что брат — предатель.
Вдруг Ачима резко встал, как вкопанный, больно натянув верёвку.
— В нужник надо, — грубо сказал в спину впереди идущему хорту.
Вулкаш остановился. Молча смотрел на Ачиму, решая, как поступить. Наконец, промолвил:
— Идите туда, — кивнул он в сторону кустов. — Я здесь постою.
Василиса не успела возмутиться, Ачима опередил:
— Нет, — сказал твёрдо. — Так не пойдёт.
К удивлению Василисы, хорт послушался. Развязал на Ачиме верёвки:
— Иди.
Освободившись на время от своего слишком близкого попутчика, Василиса опустилась на траву. Надо хоть немного отдохнуть. Вулкаш стоял, прислонившись к сосне, на неё не глядел. Василиса украдкой пригляделась к его профилю. Красивый, высокий. По-прежнему одет в волчью шкуру, хотя, по её мнению, своё звание волка, готового ради своего племени пожертвовать собой, он утратил. Наоборот, пожертвовал своими соплеменниками ради своих целей. Не по-волчьи, получается.
Тогда, ночью, по дороге в тайное убежище, которое, как впоследствии оказалось, было для Вулкаша вовсе не тайное, Ачима рассказал, что произошло. Всё-таки, Василисин внезапный приход оказался тем толчком, после которого всё и завертелось. Но Василиса не собиралась испытывать сожаления по этому поводу. Это их дела. А её дело безнадёжно, Еремея здесь не было. Может, его и в живых уже нет. Может, утонул в том болоте. Если выберется из этой заварухи, домой пойдёт, попрощается с родными и — в поленицы.
Ачима вернулся.
— Теперь ты, — кивнул Вулкаш.
Василиса пошла в ту же сторону, откуда только что вернулся Ачима. Зашла за кусты и поняла, что малец задумал. Знак. На земле он оставил знак для тех, кто, может быть, набредёт на это место.
Сама Василиса по дороге тоже успела кое-что сделать: потеряла ленту из косы. Причём, теряла её несколькими частями. Неизвестно, поможет или нет, но лучше что-то, чем ничего.
Домна и не догадывалась, насколько близко от дома всё это время был Малой. Был и тревожился, что столько переживаний доставляет семье. Но дело зашло слишком далеко и его надо было закончить. А с матерью и отцом после объяснится. Может, те ещё и гордиться сыном будут.
Тогда на покосе Малой и Ёра всеми правдами и неправдами добыли себе сухарей и отправились в сторону Берёзового Кута. К вечеру дошли. Заночевали у Ёры в хате, стараясь не попасться на глаза досужим соседским бабкам. Вроде, получилось.
На следующий день пошли искать то место, куда разбойники унесли дитёнка. Да не тут-то было. Не находился путь, не попадались приметы, которыми они тот путь помечали. Сунулись туда-сюда, везде лес одинаков, боялись сами заблудиться. Уж и отчаялись.
Подошли к первой землянке, подняли муравчатую крышку и заглянули внутрь, долго не решаясь туда забраться. Но потом рискнули. Малой остался на страже, Ёра полез.
Глаза не скоро привыкли к темноте. Но вот стали проявляться предметы: лежанка, покрытая тряпками, грубый стол. Скорее, не стол, а пара досок на кривых ножках, ведро в углу. Вот и всё.
Заглянул Ёра под стол — что-то лежит, схватил и полез на свет.
Малой тревожно смотрел по сторонам. Увидев друга, облегчённо выдохнул:
— Нет, Ёра, это опасно. Если кто придёт, ты не успеешь вылезти, и тогда нам хана.
Пока закрывали крышку, стараясь сделать всё в точности так, как и было, Ёра, пыхтя, произнёс:
— А там больше делать нечего. Ничего нет. Вот только и нашёл.
- Что это? Тряпка?
Тряпкой это, конечно, не очень и назовёшь. Лоскут был из тонкой мягкой ткани.
— В эту штуку дитёнка, наверное, заворачивали.
— Наверное. Глянь, а тут что-то вышито.
— Это похоже на буквы.
— Да? И что написано?
— А я почём знаю?
— С собой возьмём?
— Да. Она нам, может, пригодится. Давай пока мне за пазуху.
Ребята оглянулись.
— Теперь думай, куда мы тогда пошли. Мы уходили с этого места.
— Вот к тем соснам, я это точно помню.
— Пошли.
И вот тут-то у них и получилось. Сначала вспомнили приблизительное направление, потом стали попадаться их приметы, каждую из которых они радостно встречали словно чуть подзабытого друга, дальше зашагали уверенней.
На поляну, где в прошлый раз разбойники вертелись, ребята побоялись зайти. Залегли в кустах и стали ждать.
Ждать пришлось долго, но другого выхода не было.
Когда уже стали сомневаться, а здесь ли они ждут, сбоку послышался треск сучьев. Показался мужик с луком и дичью на поясе, уверенно прошёл к старой сосне, ребята только тут её и узнали, и поднял крышку.
Разговора слышно не было. Ребята видели, как мужик не стал залезать внутрь, а, наоборот, сначала вытянул на свет ребёнка, следом та же баба вылезла сама.
Дитёнка на этот раз поставили на землю, и он неуверенно затоптался на месте. Мужик чуть в стороне раскидал ветки. Показалось тёмное место старого кострища, здесь он развёл огонь, баба принялась щипать птицу. Малец топтался рядом.
— Пошли домой, сегодня мы ничего уже не сделаем, — прошептал Малой.
— Пошли.
Через пару часов ребята были у Ёры.
— Будем ходить каждый день.
— Да, надо ждать случая.
— А пока всё приготовим, чтобы сразу бежать.
— По воде?
— По воде. А как ещё?
— Надо добыть пропитание.
— Надо. Нам с тобой и сухарей хватит. А дитёнка чем кормить будем?
— Так, давай сообразим, до города два или три дня пути. Значит, на два-три дня нужна еда.
— Молоко какое-нибудь. И каша.
— А где взять?
— У нас дома. У нас и корова дома, и куры. Баушка доглядает, пока все на покосе. Надо только тайком, чтобы незаметно.
— Ладно, а пока давай себе какой-нибудь каши сварим, есть страшно хочется.
— Давай.
Пока хата Ёры была свободна и село малолюдно, ребята жили припеваючи. С утра до вечера — в лесу, пытались понять, как у похитников похитить ими же награбленное, вечером готовились к отплытию, которое, надеялись, случиться внезапно и в любой день.
Но вот заскрипели колёса первых возвращающихся телег, значит пора искать другое пристанище.
Хорошо, что хоть Мамалыха вернулась не в первых рядах, и ливень пересидели под крышей.
Но на следующий день строили в лесу шалаш. Неизвестно, сколько ещё ждать, а жить где-то надо.
Самое сложное, что та баба одна не выбиралась из подземелья. Только мужик её с ребятёнком выпускал наружу. А когда мужик отправлялся на охоту или, может, по другим делам, баба сидела взаперти.
На той же поляне была с виду наваленная здоровенная куча хвороста, которая впоследствии оказалась загоном для, судя по редкому беканью, козы. Баба регулярно наведывалась в загон с крынкой. Значит, дитёнка кормили молоком. И пока баба доила козу, дитёнок был с мужиком. Головы сломали, пытаясь придумать хитрый способ, но всё как-то не придумывалось. И подходящий момент всё не подворачивался.
А между тем, чёлн была готов, надёжно спрятанный в кустах ниже по течению. Неподалёку в ледяной воде родника охлаждалась большая кубышка молока. Малой повадился тягать из собственного подвала, пока баушка с Айкой гоняли корову в стадо. С утра утянет, вечером расстроенные с Ёрой выпьют. Но молоко должно быть готово. Мало ли что?
Из старого холста соорудили носилки для дитёнка, сами придумали приспособление: в середине сделали что-то, похожее на мешочек, оставалось посадить туда дитёнка, завязать с боков верёвками, чтобы не вывалился, а самим держать с двух сторон. Так и нести.
На дне челна уже стоял короб с сухарями, солью, крупой. Там же припрятаны кресало, кремень и трут. Лук и колчан со стрелами, нож и сковорода. Сковороду Ёра утянул у матери.
Осталось дело за малым.
Как только народ массово стал возвращаться с сенокоса, перебрались в шалаш. И приуныли. Где теперь возьмут молоко? С одной задачей не справились, а уже вторая навалилась.
Но неожиданно одна задача поспособствовала решению второй.
В тот полдень ничто не предвещало, что момент наступил, а между тем он наступил.
Баба пошла в загон, мужик лежал возле костра, малец стоял, смотрел на мужика, ребята лежали в своих кустах.
И тут раздалось бабье:
— Стой, окаянная!
И из кучи хвороста, которая была загоном, выскочила небольшая беленькая козочка с обрывком верёвки на шее.
— Стой, падлюка, — лучше бы баба не орала так, потому что козочка перепугано рванула от голоса.
Мужик поднял голову, оценил обстановку и нехотя встал, козочка нервно дёрнула дальше.
— Да что с тобой?
— Не могу больше видеть никого.
— Ты заболела?
Но Власа в ответ на эти слова так мрачно захохотала, что Агнии невольно пришло сравнение с уханьем филина.
— Всё, отболелась я. Смерть свою чую. Вон, она стоит у двери. Уходи-и-и! Не хочу-у-у!
«Так это она не мне?» — Агния ничего не понимала.
Тут Власа пошуршала сбоку от себя, и через мгновение в голову девушки полетело полено. Агния едва успела увернуться. Она изумлённо посмотрела, как чурка с грохотом влетела на полку, круша вдребезги кувшины. А в Агнию уже летело следующее полено и пребольно ударило в живот.
— Уходи-и-и!
Агния, согнувшись от боли, выскочила из землянки, захлопнула за собой дверь. Крики стали глуше, но всё же девушка уловила в них ликование.
«Во как обрадовалась, что выгнала меня, старая карга. Правда что ли умирает? Или окончательно сбрендила?»
Агния несколько мгновений постояла в растерянности, не понимая, как же ей дальше быть. Потом медленно побрела. Потревоженные её шагами, лесные обитатели просыпались, поднимали головы, некоторое время смотрели вслед, потом вновь успокаивались. Хорошо и уютно каждому на своём месте, в своей норе.
И лишь Агния не знала, где же теперь её место.
Глава 100
— А я знала! А я знала, что Хыля будет ходить! — распевала Тиша, кружась по двору. Домна с усмешкой поглядывала на дочь.
В последнее время она не на шутку тревожилась за своих пропавших детей. Ивар с Ланом как приехали с покоса, побросали все дела, ездят по окрестностям, по соседним сёлам, ищут Малого и Ёру, но пока всё без результата. Никто не видел, не слышал. По дорогам ходят перехожие, среди них немало детей, но за кем не кидались следом — всё не те. А сегодня у Тиши радость, и Домна старалась не омрачить её своими тревогами.
Тиша уже виделась с Хылей, прибегала к ней в гости. Правда, народу у Кисея - не протолкнуться, каждый желал лично убедиться в произошедшем чуде и порадоваться за девочку, поэтому подружки почти не поговорили.
— У тебя получилось?! — то ли спрашивала Тиша, то ли утверждала, удивляясь мужеству своей подруги.
— Что ты? Я тут совсем ни при чём. Потом расскажу.
Договорились встретиться вечером на берегу.
И вот Тиша в предвкушении желанной встречи весь день пританцовывала и напевала.
— Матушка, а Хыля оказывается ростом с меня, может, даже немного повыше.
— Ну вот, выросли невесты.
— Ага, а знаешь, какая Хыля красивая. Я в жизнь не видела таких красивых глаз.
— Да ладно, не видела. А на Ярину нашу не смотрела? Приглядись при случае, — смеётся Домна.
А потом задумчиво посмотрела на дочь и добавила:
— Следующий раз и в зерцало посмотри внимательней. Там тоже увидишь красивые глаза.
Вспомнили про Ярину, а тут и она сама в калитку вбежала, и тоже чуть ли не вприпрыжку. Улыбка до ушей, глаза светятся от счастья:
— Матушка, радость какая! — и кинулась на шею матери.
— И тебя Хыля так осчастливила? — удивилась Домна.
— Хыля? — Ярина на мгновение растерялась, а потом вспомнила, — ну да, Хыля ведь научилась ходить. Но я не об этом. Глеб нашёлся.
Домна изумлённо чуть отстранилась от дочери, посмотрела на неё:
— Нашёлся? Где же он? Как?
— У волхва. Ему уже лучше. Побегу я к отцу Прокопию. Может, сегодня уже и перевезём домой.
— Да?.. Ну, беги…
Ярина повернулась и поспешила вновь на улицу.
— Поела бы чего? — опомнилась Домна, но Ярина, похоже, не расслышала.
Домна покачала головой вслед дочери, голодная целый день бегает. Вспомнила про мужа, тоже голодный, наверное. Но хоть будет чем порадовать, когда вернётся.
Женщина вздохнула и пошла чистить сарай.
Семья большая, а работников который день раз, два и обчёлся. Ивар с Ланом с коней не слезают, от Ярины в последнее время толку тоже немного. Сядет и сидит, в одну точку смотрит. Но хоть тут повезло, нашёлся Глеб, живой. Теперь Ярина отойдёт. Вон как поскакала. Забыла, что девушке полагается ходить степенно, как лебёдушке, а не прыгать воробьём.
От Тиши сегодня тоже мало проку, кружится, распевает, а дело стоит. Но как тут её упрекать? Пусть. Баушку поставили у печки кашеварить. Горелым несёт на всю улицу. Кажется, готово уже. Домна вздыхала, убирая навоз.
…Вечером на высоком берегу Русы сидели две подруги. Острое чувство восторга прошло, как ему и полагалось. Оно уступило место тихой радости и благодарности за счастье, подаренное просто так.
Девочки молча оглядывали родную прекрасную сторонку, где столько возможностей для доброй жизни и чувствовали эту жизнь всей душой.
— Ноги болят вот здесь, — улыбнулась Хыля, указывая на тонкие щиколотки.
— Это с непривычки. Пройдёт через денёк. Ты сегодня столько находилась. У меня так тоже бывает.
— Да я знаю. Мне и отец, и Калина говорили. Всё уговаривали, чтобы я посидела. А я уже насиделась. На ногах интересней.
Тиша посмотрела на подругу. Как она изменилась. Страшно вспомнить, какой она была всего лишь несколько дней назад. Грязная, больная. Казалось, что лучше уж ей не мучиться, а умереть. И вот…
— Как же ты у волхва оказалась?
— Тиша, мир, словно перевернулся каким-то кувырком. Пошла, потому что погнала меня страшная нужда.
Хыля рассказала, как подслушала разговор Агнии с матерью, как стучали в голове её слова: «Осталось два-три дня!», как не могла найти того, кто сделал бы за неё ночной путь в лес.
Тиша заплакала. Слёзы текли и текли двумя горькими ручейками, и она, устав вытирать, дала им волю.
Мимо проходила Асипиха с молодой новой второй женой Асипы. Та шла, согнувшись под тяжестью корзины с мокрыми тряпками. Асипиха вперевалочку ковыляла следом налегке.
— Ай, да невесты, красавицы. Смотрю, глаз не оторвать. Глядите, кабы женихи не умыкнули, — фальшиво запела Асипиха.
И мир утратил своё волшебство. И вновь на ум пришли трудности, невзгоды и печали.
Вспомнила Тиша про свою старшую сестру, которая уже должна была бы вернуться. А её всё нет и нет. И Еремей пропал.
Вспомнила своего братика, который бродит тоже неизвестно где, дитёнка спасают какого-то с Ёрой. Тоже, спасатели! Лучше бы дома помогали бы. Лучше?
Хыле вспомнилась неласковая мать, которая никак не могла порадоваться за дочь, хотя и старалась сделать вид. Но Хыля чувствовала, как та фальшивит. И не могла понять, что с ней не так, в чём её вина, почему её не может полюбить самый родной человек.
Глава 101
Как страшно смотреть в лицо, которое тебе так долго было дорого, те же глаза, те же губы, но за ним другой человек, жестокий и непробиваемый.
Василиса пыталась понять, куда он ведёт её и пострелёнка, зачем она ему понадобилась, ведь ни пользы, ни вреда от своего присутствия не видела. Но теперь смирилась. Ведь, если бы он её отпустил на все четыре стороны, как бы она оставила Ачиму? Вот и брела молча, связанная рука к руке, нога к ноге пострелёнка. Идти было неудобно, вначале казалось, что вообще невозможно, но потом привыкли.
Деревья, деревья, трава, кусты, поваленные стволы, ягоды, грибы… Всё это примелькалось в глазах до тошноты. Василиса устала. Но пострелёнку сложнее. Помимо трудностей дороги, страшно осознавать, что брат — предатель.
Вдруг Ачима резко встал, как вкопанный, больно натянув верёвку.
— В нужник надо, — грубо сказал в спину впереди идущему хорту.
Вулкаш остановился. Молча смотрел на Ачиму, решая, как поступить. Наконец, промолвил:
— Идите туда, — кивнул он в сторону кустов. — Я здесь постою.
Василиса не успела возмутиться, Ачима опередил:
— Нет, — сказал твёрдо. — Так не пойдёт.
К удивлению Василисы, хорт послушался. Развязал на Ачиме верёвки:
— Иди.
Освободившись на время от своего слишком близкого попутчика, Василиса опустилась на траву. Надо хоть немного отдохнуть. Вулкаш стоял, прислонившись к сосне, на неё не глядел. Василиса украдкой пригляделась к его профилю. Красивый, высокий. По-прежнему одет в волчью шкуру, хотя, по её мнению, своё звание волка, готового ради своего племени пожертвовать собой, он утратил. Наоборот, пожертвовал своими соплеменниками ради своих целей. Не по-волчьи, получается.
Тогда, ночью, по дороге в тайное убежище, которое, как впоследствии оказалось, было для Вулкаша вовсе не тайное, Ачима рассказал, что произошло. Всё-таки, Василисин внезапный приход оказался тем толчком, после которого всё и завертелось. Но Василиса не собиралась испытывать сожаления по этому поводу. Это их дела. А её дело безнадёжно, Еремея здесь не было. Может, его и в живых уже нет. Может, утонул в том болоте. Если выберется из этой заварухи, домой пойдёт, попрощается с родными и — в поленицы.
Ачима вернулся.
— Теперь ты, — кивнул Вулкаш.
Василиса пошла в ту же сторону, откуда только что вернулся Ачима. Зашла за кусты и поняла, что малец задумал. Знак. На земле он оставил знак для тех, кто, может быть, набредёт на это место.
Сама Василиса по дороге тоже успела кое-что сделать: потеряла ленту из косы. Причём, теряла её несколькими частями. Неизвестно, поможет или нет, но лучше что-то, чем ничего.
Глава 102
Домна и не догадывалась, насколько близко от дома всё это время был Малой. Был и тревожился, что столько переживаний доставляет семье. Но дело зашло слишком далеко и его надо было закончить. А с матерью и отцом после объяснится. Может, те ещё и гордиться сыном будут.
Тогда на покосе Малой и Ёра всеми правдами и неправдами добыли себе сухарей и отправились в сторону Берёзового Кута. К вечеру дошли. Заночевали у Ёры в хате, стараясь не попасться на глаза досужим соседским бабкам. Вроде, получилось.
На следующий день пошли искать то место, куда разбойники унесли дитёнка. Да не тут-то было. Не находился путь, не попадались приметы, которыми они тот путь помечали. Сунулись туда-сюда, везде лес одинаков, боялись сами заблудиться. Уж и отчаялись.
Подошли к первой землянке, подняли муравчатую крышку и заглянули внутрь, долго не решаясь туда забраться. Но потом рискнули. Малой остался на страже, Ёра полез.
Глаза не скоро привыкли к темноте. Но вот стали проявляться предметы: лежанка, покрытая тряпками, грубый стол. Скорее, не стол, а пара досок на кривых ножках, ведро в углу. Вот и всё.
Заглянул Ёра под стол — что-то лежит, схватил и полез на свет.
Малой тревожно смотрел по сторонам. Увидев друга, облегчённо выдохнул:
— Нет, Ёра, это опасно. Если кто придёт, ты не успеешь вылезти, и тогда нам хана.
Пока закрывали крышку, стараясь сделать всё в точности так, как и было, Ёра, пыхтя, произнёс:
— А там больше делать нечего. Ничего нет. Вот только и нашёл.
- Что это? Тряпка?
Тряпкой это, конечно, не очень и назовёшь. Лоскут был из тонкой мягкой ткани.
— В эту штуку дитёнка, наверное, заворачивали.
— Наверное. Глянь, а тут что-то вышито.
— Это похоже на буквы.
— Да? И что написано?
— А я почём знаю?
— С собой возьмём?
— Да. Она нам, может, пригодится. Давай пока мне за пазуху.
Ребята оглянулись.
— Теперь думай, куда мы тогда пошли. Мы уходили с этого места.
— Вот к тем соснам, я это точно помню.
— Пошли.
И вот тут-то у них и получилось. Сначала вспомнили приблизительное направление, потом стали попадаться их приметы, каждую из которых они радостно встречали словно чуть подзабытого друга, дальше зашагали уверенней.
На поляну, где в прошлый раз разбойники вертелись, ребята побоялись зайти. Залегли в кустах и стали ждать.
Ждать пришлось долго, но другого выхода не было.
Когда уже стали сомневаться, а здесь ли они ждут, сбоку послышался треск сучьев. Показался мужик с луком и дичью на поясе, уверенно прошёл к старой сосне, ребята только тут её и узнали, и поднял крышку.
Разговора слышно не было. Ребята видели, как мужик не стал залезать внутрь, а, наоборот, сначала вытянул на свет ребёнка, следом та же баба вылезла сама.
Дитёнка на этот раз поставили на землю, и он неуверенно затоптался на месте. Мужик чуть в стороне раскидал ветки. Показалось тёмное место старого кострища, здесь он развёл огонь, баба принялась щипать птицу. Малец топтался рядом.
— Пошли домой, сегодня мы ничего уже не сделаем, — прошептал Малой.
— Пошли.
Через пару часов ребята были у Ёры.
— Будем ходить каждый день.
— Да, надо ждать случая.
— А пока всё приготовим, чтобы сразу бежать.
— По воде?
— По воде. А как ещё?
— Надо добыть пропитание.
— Надо. Нам с тобой и сухарей хватит. А дитёнка чем кормить будем?
— Так, давай сообразим, до города два или три дня пути. Значит, на два-три дня нужна еда.
— Молоко какое-нибудь. И каша.
— А где взять?
— У нас дома. У нас и корова дома, и куры. Баушка доглядает, пока все на покосе. Надо только тайком, чтобы незаметно.
— Ладно, а пока давай себе какой-нибудь каши сварим, есть страшно хочется.
— Давай.
Глава 103
Пока хата Ёры была свободна и село малолюдно, ребята жили припеваючи. С утра до вечера — в лесу, пытались понять, как у похитников похитить ими же награбленное, вечером готовились к отплытию, которое, надеялись, случиться внезапно и в любой день.
Но вот заскрипели колёса первых возвращающихся телег, значит пора искать другое пристанище.
Хорошо, что хоть Мамалыха вернулась не в первых рядах, и ливень пересидели под крышей.
Но на следующий день строили в лесу шалаш. Неизвестно, сколько ещё ждать, а жить где-то надо.
Самое сложное, что та баба одна не выбиралась из подземелья. Только мужик её с ребятёнком выпускал наружу. А когда мужик отправлялся на охоту или, может, по другим делам, баба сидела взаперти.
На той же поляне была с виду наваленная здоровенная куча хвороста, которая впоследствии оказалась загоном для, судя по редкому беканью, козы. Баба регулярно наведывалась в загон с крынкой. Значит, дитёнка кормили молоком. И пока баба доила козу, дитёнок был с мужиком. Головы сломали, пытаясь придумать хитрый способ, но всё как-то не придумывалось. И подходящий момент всё не подворачивался.
А между тем, чёлн была готов, надёжно спрятанный в кустах ниже по течению. Неподалёку в ледяной воде родника охлаждалась большая кубышка молока. Малой повадился тягать из собственного подвала, пока баушка с Айкой гоняли корову в стадо. С утра утянет, вечером расстроенные с Ёрой выпьют. Но молоко должно быть готово. Мало ли что?
Из старого холста соорудили носилки для дитёнка, сами придумали приспособление: в середине сделали что-то, похожее на мешочек, оставалось посадить туда дитёнка, завязать с боков верёвками, чтобы не вывалился, а самим держать с двух сторон. Так и нести.
На дне челна уже стоял короб с сухарями, солью, крупой. Там же припрятаны кресало, кремень и трут. Лук и колчан со стрелами, нож и сковорода. Сковороду Ёра утянул у матери.
Осталось дело за малым.
Как только народ массово стал возвращаться с сенокоса, перебрались в шалаш. И приуныли. Где теперь возьмут молоко? С одной задачей не справились, а уже вторая навалилась.
Но неожиданно одна задача поспособствовала решению второй.
Глава 104
В тот полдень ничто не предвещало, что момент наступил, а между тем он наступил.
Баба пошла в загон, мужик лежал возле костра, малец стоял, смотрел на мужика, ребята лежали в своих кустах.
И тут раздалось бабье:
— Стой, окаянная!
И из кучи хвороста, которая была загоном, выскочила небольшая беленькая козочка с обрывком верёвки на шее.
— Стой, падлюка, — лучше бы баба не орала так, потому что козочка перепугано рванула от голоса.
Мужик поднял голову, оценил обстановку и нехотя встал, козочка нервно дёрнула дальше.
