Девушка бьётся в руках бандита, пытаясь вырваться. А тому и не девушка нужна. Увидел серёжки драгоценные у неё в ушах, вырвал с кряканьем прямо из ушей.
Матвеюшка поискал следы крови. Что-то темнеет в узорах-извилинах. Может, и кровь. Положил назад в коробку.
Как же он забыл? Нет, не забыл. Не думал. Совсем не думал, словно и не было. Старательно обходил это место в своей голове.
Мужик... бандит... без маски. С камнем в руке. Поднял камень на Матвея, а сам дрожит, не может ударить.
«Молчи! Всё что видел забудь. Иначе тебе не жить. Понял?»
Матвей молча кивает.
«Лезь в воду! Лезь сказал, что глаззя вылупил? Лезь. Что, не понимаешь? На той берег плыви. Выплывешь - твоё счастье. Потонешь, туда и дорога».
Голова болит. Нет чёткости понимания.
Матвей оглянулся на вырытую яму. Надо убрать всё.
Плывёт по озеру. Тяжело. Потемнело. Другой берег смутно угадывается. Сил нет. Совсем. Осталось на два-три взмаха руками. Не доплыть... Всё... Нет... сил...
Луша уговорила всё же Маняшу сходить в лес за земляникой.
- Ягоды и так уже отходят. Пойдём. Потом надумаешь идти, да поздно будет.
Маняше всё равно. Какие ягоды? Но всё же пошла. Дома уже тошно сидеть.
Мать толком не разговаривает. А если и начинает, лучше бы молчала. Всё попрёки.
Отец из шинка не выходит. Потому что чаще выползает. Чуть ли не на четвереньках. А потом всю ночь напролёт то песни поёт, то дочь непутёвую клянёт.
Сестрички да братики малые со страхом смотрят на Маняшу. Что за несчастье она в дом принесла? Одна шестилетняя Нютка прижимается, жалеет.
- Не плачь, Манечка, - по щеке гладит ласково, а у самой слёзки капают.
С Нюткой и пошли.
Пока шли по лугу, настроение у всех поднялось, забылись на время невзгоды. Маняша затянула песню, Луша и Нютка подхватили. Маняшин голос сильный, звонкий, ведёт и исправляет неумелые и робкие голоса подружки да сестрички.
- Ох, - внезапно остановила песню Маня, - почему людям нельзя жить как птичкам? Самая развесёлая у них жизнь. Ни тебе барщины, ни тебе барина. Свобода.
- Ну, не такая уж у них свобода, - неуверенно возразила Луша. - Тоже работают день и ночь. То гнездо строят, то птенцов высиживают да кормят.
- Э-э-э. Разве это работа? Это удовольствие, а не работа.
Луша украдкой взглянула на Маняшин живот. Скоро и у неё будет это удовольствие. Только что-то не радостно от этого. Маняша словно уловила Лушину мысль:
- А у нас всё наперекосяк. Дурнее птиц мы что ли?
Когда входили в лес, не оглянулись. А если бы оглянулись, то увидели всадника. Владимиру Осиповичу надоело лежать, захотел покататься по пыльным дорогам. Увидел девок, решил догнать.
Первой услышала топот копыт Нютка. Оглянулась, дёрнула Маняшу за руку:
- Дядька едет.
Тут уж все остановились.
Луша как увидела, кто за ними скачет, так испугалась, что убежала бы. Куда глаза глядят. Хоть на край света. Но как же Маняша и Нютка? Они не убегут. И Луша осталась. Бледная, дрожащая, словно заяц в силках.
- Девки, дорогу давайте, а то растопчу, - весело закричал барин.
Те отошли ещё дальше в придорожные кусты.
- О! Вот кто тут прохлаждается, по грибочки, ягодки бегает, когда самая сенокосная страда.
«Сенокос же ещё не наступил», - машинально подумала Луша.
Барин слез с лошади, к большому огорчению девушек. Посмотрел долгим пристальным взглядом на Лушу. Светлые глаза той стали огромными от страха. Барин слегка усмехнулся. Кивнул небрежно в сторону Маняши:
- Отойди-ка!
Та бросила беспомощный взгляд на подружку, крепко схватила Нютку за руку, отошла.
- Что ж ты, милочка, сегодня без дружка своего - каторжанина?
«Знает всё». Луша задрожала крупной дрожью. Молчала.
- Вот что, девка. Хотел я с тобой по-хорошему, теперь - не знаю даже... Как ты сама заслужишь. Недельки через две готовься. Вон, можешь спросить у неё, - Владимир Осипович кивнул головой на Маняшу, - что делать надо. Манька, ходи сюда!
Маняша подошла.
- Замуж хочешь? Вот думаю, какого жениха тебе подыскать. Как тебе глянется дед Карась? А? - Владимир Осипович засмеялся, довольный собой.
Маняша молчала, глядя исподлобья.
- А это что за матрёна? - тут Владимир Осипович впервые обратил внимание на Нютку. Потянулся руками к лицу девочки.
- Не трожь! - вдруг завизжала Маняша и рванула к барину, с разбега толкнула его обеими руками в живот. Тот от неожиданности не удержался на ногах и полетел в придорожную траву. Но быстро вскочил на ноги. В следующее мгновение с размаху ударил Маняшу в лицо кулаком.
- Вот, что, девки, - Владимир Осипович казался ужасно спокойным, лишь глаза стали какими-то белыми, выдавая его бешенство. - Не захотели по-хорошему, теперь будет по-плохому.
Барин обвёл взглядом поверженных противниц. Маняша сидела в траве, смотрела на обидчика, и в глазах её пылала ненависть не меньшая, чем у него. Кровь хлестала из носа и рта, она не успевала её вытирать рукавом. Нютка плакала и гладила сестру по голове, с опаской оглядываясь на барина. Луша стояла бледная, в волнении прижав руки к груди.
- Ты готовься, - Владимир Осипович указал пальцем на Лушу, и голос его тоже дрогнул. - И о-о-очень нужно будет постараться, чтобы пастушонок на каторгу не пошёл. Да и ты тоже следом за ним. Чтобы и там не разлучались.
Повернулся к Маняше:
- А ты ещё пожалеешь, паскуда. Локти будешь кусать.
- Эй, охотники, здравы будьте! - на лесной дороге повстречался мужичок.
- Здоров, - хмуро отозвались «охотники».
- Я тут который день хворост собираю, да вас вижу. Не обидьтесь, что лезу в ваши дела.
- Ну, чего тебе? - Афанасий Петрович остановился.
- Дак, я что хочу сказать. На Сонном озере уток в этом году - пропасть. Вы бы туда сходили.
- А мы откуда? - хмуро спросил Клим Васильевич.
- А вы, я так думаю, с Тихого идёте.
- С Тихого? С озера?
- Ну да. В той стороне Тихое озеро. Так там уже всех постреляли. А на Сонном ещё много уток. Сам надысь видел.
- А как туда дойти?
- Как дойти? А я вам сейчас расскажу. А вы мне за мою подсказку грошик пожалуйте. Уток настреляете столько, что ещё помяните меня добрым словом.
- Ну-ну, может, и нет там уток. А грошик - вот держи, - Афанасий с трудом отыскал монетку в своих карманах.
- Благодарствуйте. А уток там пропасть, это я вам точно говорю.
Мужик подробно объяснил дорогу.
- Но, Вислоухая, - тронул свою лошадку, и телега с хворостом покатила далее.
Афанасий Петрович и Клим Васильевич хмуро остались стоять посреди дороги.
- Это, получается, где мы с тобой все эти дни бродили?
- Получается, на Тихом озере.
- Ты дурак, что ли? Если бы не этот мужик, мы бы там ещё долго вчерашний день искали?
- А я тут причём? - попытался защититься Афанасий Петрович.
- Так ты же в этих местах живёшь. Ты должен знать, что тут в лесах находится.
- А я по лесам что ли бегал? Сам с тобой только и хожу. Да и вообще, в этой стороне лес Глафиры, а не мой.
- Тьфу ты...
...Дуб увидели сразу. И место узнали. Почти не изменилось за десять лет.
А как стали копать, сразу поняли, что опоздали. Под верхним слоем лесной подстилки, которая и выглядела не слежавшейся, а так, будто кто-то потрусил для вида, свежекопанная земля. Стали рыть - пусто. Опередил кто-то. И недавно. Да, судя по свежести, совсем на днях.
- Это как же понять? - растерянно спросил Афанасий Петрович.
- Да так и понимай. И здесь мы пустые.
- Да кто же тут копал? Кто-то получается знал?
- Не пойму. Никто не знал. Откуда? Одни мы с тобой остались.
- Случайно кто-то нашёл?
Клим Васильевич оглянулся, прошёлся туда-сюда, поворошил ногами лесную подстилку.
- Не похоже, что случайно. Больше нигде не нарыто. Значит, кто-то знал, где копать.
- И ждал десять лет?
- Ничего не понимаю... Ну-ка, давай-ка осмотримся повнимательнее. Может, поймём что...
После обеда явился нежданный гость.
- Доброго дня, Глафира Никитична! Вот ехал мимо, думаю, дай узнаю про здоровьице, да совет полезный получу от умного человека.
- Здравствуйте, Николай Кузьмич. Прошу отведать чайку с медком свеженьким.
Глафира Никитична пригласила гостя на террасу.
Николай огляделся в поисках подходящей темы для завязки:
- Погода нынче нас балует!
- Да, погода добрая. Только бы на сенокосе тоже такая постояла. А то в прошлом году чуть без сена не остались, думала, всё погниёт. Дождь как зарядил с Ивана Купалы, так две недели без перерыва лил.
- Вот, как раз про сенокос мне и расскажите, - обрадовался Николай подсказке.
- Да что рассказывать?
- Всё! - категорично заявил гость.
- Ну да, - задумчиво протянула помещица. - Вы же всю жизнь в городе. Теперь только учитесь. Ваши покосные луга...
Николай слушал краем уха, кивал с серьёзным видом, попивал чай, качал головой от удивительной сладости мёда, посматривал по сторонам.
- ...Ну вот, как-то так, - не скоро закончила Глафира Никитична. - Конечно, таким большим поместьем управлять сложно. Особенно по первости.
- Да привыкаю потихоньку. Где получается, где ещё нет.
- Жениться вам надо.
- Надо, дорогая Глафира Никитична. В усадьбе порядку мало.
- В усадьбе женская рука да голова нужна.
- Но жена ведь не башмак. Надоест - не выкинешь. Тут надо семь раз отмерить.
- Это вы верно говорите.
- Я вот и не спешу. А девка хорошая по хозяйству пригодилась бы. Ваших горничных расхваливают все. Не избалованные да умелые. Вот и подумал, может, продадите какую?
Глафира Никитична захлопала глазами от неожиданного поворота в разговоре, но Николай Кузьмич замахал руками:
- Не сейчас, не сейчас. Это я так к слову. Но подумайте. Хорошую цену дам. Мне ведь что нужно, - молодой помещик доверчиво наклонился к женщине, - мне, главное, чтобы чисто было в комнате да прибрано. Да чтобы девка честная была.
- Да что же у вас девок мало?
- Девок много! - вздохнул Николай Кузьмич. - Да ключница моя всех разбаловала.
- Баловать девок никак нельзя.
- Вот-вот. Тут вы правильно говорите. Я и думаю завести тихую, смирную, может, даже какую-нибудь горемычную, чтобы, глядя на неё, все понимали, как надо себя блюсти в барской усадьбе.
- Хм-м, ну и загадку вы мне загадали. Подумаю. Может, и найдётся подходящая девка...
- Маша, дорогая моя, под лежачий камень вода не течёт. Тут надо ловкой быть. Ты погляди, как другие девицы! Иная, не успела на балу показаться, как уже увела за собой кучу кавалеров.
- Маменька, вот как хорошо рассуждать про балы. А тут сиднем сидишь в усадьбе. Где кавалеры? Кого уводить за собой? За весь месяц лишь одни именины у Ночаевых.
- Гм-м... Ты, конечно, верно рассуждаешь. Может, это и мой недосмотр. Да и бабушка болела, не до развлечений было. Но время не стоит на месте. Не успеешь оглянуться - тебе восемнадцать. А это уже возраст. Надо что-то придумать.
- Придумайте, маменька, - радостно всплеснула руками Татьяна.
- А ты чего обрадовалась? Тебе ещё рано про женихов думать, - с некоторым превосходством попыталась приструнить сестру Маша.
- Девочки, не ссорьтесь, - привычно предостерегла госпожа Горобец. Но тут же взяла сторону старшей дочери. - Хорошим тоном считается, что младшие дочери выходят замуж только после старших.
Маша тайком от матери показала язык сестре. Таня надула губы:
- Удивительно тогда, как младшие вообще выходят замуж, - пробормотала она себе под нос так ловко, что до сестры её слова дошли, а мать не расслышала.
- Вот что, девочки. В последнее время нашей бабушке стало гораздо лучше. Чем не повод увидеться со всеми соседями? Можно позвать всех. Бабушка наша какое-то время, совсем немного, чтобы не переутомиться, посидит в зале в кресле, потом её уведём в покои и продолжим вечер танцами. Девочки, как вам план?
Девочки пришли от плана в восторг.
- Тогда пойду поговорю с отцом, и начну подготовку. Может, сегодня уже приглашения разошлю.
Госпожа Горобец вышла, а сёстры кинулись смотреть подходящие случаю платья.
- Нет, всё же в деревне скукотища дикая, - вздохнула Маша. - В городе одни за другими балы, вечера, театр.
- Что-то тебе это не очень помогло, - Таня запыхалась, вытаскивая ворох нарядов на диван.
- Что ты имеешь в виду? - Маша прищурила глаза.
- Ничего, - Таня невинно распахнула свои зелёные глазищи и захлопала ресницами.
- Я посмотрю, как у тебя получится.
Таня чуть снисходительно улыбнулась. У неё-то получится, вот только бы немного подрасти.
Этой зимой её вывезут в свет. А пока в деревне разрешили участвовать в развлечениях наравне со старшей сестрицей. Ух, как хочется утереть ей нос, чтобы не задирала его лишний раз.
- Зато в городе нет главного жениха, - вспомнила Таня.
- Это какого же?
- А такого, от которого тебя не оттащить было. «Ах, как вы правы. Крепостные - это такие бедные и несчастные. Я всей душой за них горюю!», - передразнила Таня сестру.
- Ах ты ушастая, - Маша кинула в сестру диванную подушку.
Таня ловко увернулась.
- Что-то я не видела, чтобы ты крепостных особо жалела.
- Вот вырастешь - и поймёшь.
- Да я и сейчас понимаю. Николая Кузьмича хочешь заполучить в мужья! - торжественно высказала догадку Таня. - Только он всё больше на другую смотрит.
- На кого? - Маша посерьёзнела. Веселье как ветром сдуло. - На Сонечку Левиницкую?
- Нет, не на Левиницкую. Сонечка, если хочешь знать, помолвлена с Ливасовым! Вот!
- Помолвлена? - удивилась Маша. - Не слышала. А тебе какая сорока на хвосте принесла?
- Никакая. Я сама видела.
- Что? - Маша оставила свои платья и во все глаза уставилась на младшую сестру. А ведь и впрямь ушастая да глазастая.
- Видела, что гуляют вместе да за руки держатся!
Эта была новость. Маша её обдумывала со всех сторон.
- А мне он не нравится, - задумчиво произнесла она. Потом вспомнила:
- Так на кого смотрел Думинский?
- На ту девушку в коричневом платье. Крестницу госпожи Гружевой.
- Да ну. Он с ней танцевал всего один раз и то из жалости.
- Может, и один раз танцевал. Но смотрел на неё весь вечер.
- Врёшь. Кому может понравиться эта серая мышка?
Таня поняла, что больше лучше не настаивать. Себе дороже выйдет. Поэтому смиренным тоном постаралась исправить впечатление:
- Может, мне и показалось.
- Ну, курва, добилась своего? - мать смотрела на Маняшу с ненавистью. Лицо её было красное, заплаканное, она собирала по полу какие-то тряпки, сундук стоял, раззявивши крышку.
- Что случилось? - Маняша не успела зайти в хату, как мать ошарашила её своей злобой, дурное предчувствие окутало девушку. Что-то случилось, и ей не хочется знать.
- Нет нашей Нютки! - мать заревела в голос. - А всё ты, паскуда.
«Нет Нютки... Я паскуда... Кто-то это мне это уже говорил... Недавно...» - Маняша чувствовала, как тёмная хата поехала вокруг неё. Девушка нащупала рукой лавку, села.
- А где она? - когда Маняша рано утром уходила в поле, Нютка ещё спала. И вот нет её.
- Признавайся, за что барин на тебя взъелся? Чем ты ему не угодила? Другие девки на твоём месте как сыр в масле катаются. А ты что? Всё норов свой показываешь?
Маняша почувствовала себя виноватой. Да, другие на её месте... А она не смогла.
Потом внезапный протест перекрыл чувство вины. А что у неё за место? Не желает она там находиться. Лучше работать.
Но где Нютка?
- Барин забрал?
- Сказал, что завтра отдаст Ливасову. Обменяет на собаку, - мать зарылась лицом в платок и вновь заревела.
Матвеюшка поискал следы крови. Что-то темнеет в узорах-извилинах. Может, и кровь. Положил назад в коробку.
Как же он забыл? Нет, не забыл. Не думал. Совсем не думал, словно и не было. Старательно обходил это место в своей голове.
Мужик... бандит... без маски. С камнем в руке. Поднял камень на Матвея, а сам дрожит, не может ударить.
«Молчи! Всё что видел забудь. Иначе тебе не жить. Понял?»
Матвей молча кивает.
«Лезь в воду! Лезь сказал, что глаззя вылупил? Лезь. Что, не понимаешь? На той берег плыви. Выплывешь - твоё счастье. Потонешь, туда и дорога».
Голова болит. Нет чёткости понимания.
Матвей оглянулся на вырытую яму. Надо убрать всё.
Плывёт по озеру. Тяжело. Потемнело. Другой берег смутно угадывается. Сил нет. Совсем. Осталось на два-три взмаха руками. Не доплыть... Всё... Нет... сил...
Глава 61
Луша уговорила всё же Маняшу сходить в лес за земляникой.
- Ягоды и так уже отходят. Пойдём. Потом надумаешь идти, да поздно будет.
Маняше всё равно. Какие ягоды? Но всё же пошла. Дома уже тошно сидеть.
Мать толком не разговаривает. А если и начинает, лучше бы молчала. Всё попрёки.
Отец из шинка не выходит. Потому что чаще выползает. Чуть ли не на четвереньках. А потом всю ночь напролёт то песни поёт, то дочь непутёвую клянёт.
Сестрички да братики малые со страхом смотрят на Маняшу. Что за несчастье она в дом принесла? Одна шестилетняя Нютка прижимается, жалеет.
- Не плачь, Манечка, - по щеке гладит ласково, а у самой слёзки капают.
С Нюткой и пошли.
Пока шли по лугу, настроение у всех поднялось, забылись на время невзгоды. Маняша затянула песню, Луша и Нютка подхватили. Маняшин голос сильный, звонкий, ведёт и исправляет неумелые и робкие голоса подружки да сестрички.
- Ох, - внезапно остановила песню Маня, - почему людям нельзя жить как птичкам? Самая развесёлая у них жизнь. Ни тебе барщины, ни тебе барина. Свобода.
- Ну, не такая уж у них свобода, - неуверенно возразила Луша. - Тоже работают день и ночь. То гнездо строят, то птенцов высиживают да кормят.
- Э-э-э. Разве это работа? Это удовольствие, а не работа.
Луша украдкой взглянула на Маняшин живот. Скоро и у неё будет это удовольствие. Только что-то не радостно от этого. Маняша словно уловила Лушину мысль:
- А у нас всё наперекосяк. Дурнее птиц мы что ли?
Когда входили в лес, не оглянулись. А если бы оглянулись, то увидели всадника. Владимиру Осиповичу надоело лежать, захотел покататься по пыльным дорогам. Увидел девок, решил догнать.
Первой услышала топот копыт Нютка. Оглянулась, дёрнула Маняшу за руку:
- Дядька едет.
Тут уж все остановились.
Луша как увидела, кто за ними скачет, так испугалась, что убежала бы. Куда глаза глядят. Хоть на край света. Но как же Маняша и Нютка? Они не убегут. И Луша осталась. Бледная, дрожащая, словно заяц в силках.
- Девки, дорогу давайте, а то растопчу, - весело закричал барин.
Те отошли ещё дальше в придорожные кусты.
- О! Вот кто тут прохлаждается, по грибочки, ягодки бегает, когда самая сенокосная страда.
«Сенокос же ещё не наступил», - машинально подумала Луша.
Барин слез с лошади, к большому огорчению девушек. Посмотрел долгим пристальным взглядом на Лушу. Светлые глаза той стали огромными от страха. Барин слегка усмехнулся. Кивнул небрежно в сторону Маняши:
- Отойди-ка!
Та бросила беспомощный взгляд на подружку, крепко схватила Нютку за руку, отошла.
- Что ж ты, милочка, сегодня без дружка своего - каторжанина?
«Знает всё». Луша задрожала крупной дрожью. Молчала.
- Вот что, девка. Хотел я с тобой по-хорошему, теперь - не знаю даже... Как ты сама заслужишь. Недельки через две готовься. Вон, можешь спросить у неё, - Владимир Осипович кивнул головой на Маняшу, - что делать надо. Манька, ходи сюда!
Маняша подошла.
- Замуж хочешь? Вот думаю, какого жениха тебе подыскать. Как тебе глянется дед Карась? А? - Владимир Осипович засмеялся, довольный собой.
Маняша молчала, глядя исподлобья.
- А это что за матрёна? - тут Владимир Осипович впервые обратил внимание на Нютку. Потянулся руками к лицу девочки.
- Не трожь! - вдруг завизжала Маняша и рванула к барину, с разбега толкнула его обеими руками в живот. Тот от неожиданности не удержался на ногах и полетел в придорожную траву. Но быстро вскочил на ноги. В следующее мгновение с размаху ударил Маняшу в лицо кулаком.
- Вот, что, девки, - Владимир Осипович казался ужасно спокойным, лишь глаза стали какими-то белыми, выдавая его бешенство. - Не захотели по-хорошему, теперь будет по-плохому.
Барин обвёл взглядом поверженных противниц. Маняша сидела в траве, смотрела на обидчика, и в глазах её пылала ненависть не меньшая, чем у него. Кровь хлестала из носа и рта, она не успевала её вытирать рукавом. Нютка плакала и гладила сестру по голове, с опаской оглядываясь на барина. Луша стояла бледная, в волнении прижав руки к груди.
- Ты готовься, - Владимир Осипович указал пальцем на Лушу, и голос его тоже дрогнул. - И о-о-очень нужно будет постараться, чтобы пастушонок на каторгу не пошёл. Да и ты тоже следом за ним. Чтобы и там не разлучались.
Повернулся к Маняше:
- А ты ещё пожалеешь, паскуда. Локти будешь кусать.
Глава 62
- Эй, охотники, здравы будьте! - на лесной дороге повстречался мужичок.
- Здоров, - хмуро отозвались «охотники».
- Я тут который день хворост собираю, да вас вижу. Не обидьтесь, что лезу в ваши дела.
- Ну, чего тебе? - Афанасий Петрович остановился.
- Дак, я что хочу сказать. На Сонном озере уток в этом году - пропасть. Вы бы туда сходили.
- А мы откуда? - хмуро спросил Клим Васильевич.
- А вы, я так думаю, с Тихого идёте.
- С Тихого? С озера?
- Ну да. В той стороне Тихое озеро. Так там уже всех постреляли. А на Сонном ещё много уток. Сам надысь видел.
- А как туда дойти?
- Как дойти? А я вам сейчас расскажу. А вы мне за мою подсказку грошик пожалуйте. Уток настреляете столько, что ещё помяните меня добрым словом.
- Ну-ну, может, и нет там уток. А грошик - вот держи, - Афанасий с трудом отыскал монетку в своих карманах.
- Благодарствуйте. А уток там пропасть, это я вам точно говорю.
Мужик подробно объяснил дорогу.
- Но, Вислоухая, - тронул свою лошадку, и телега с хворостом покатила далее.
Афанасий Петрович и Клим Васильевич хмуро остались стоять посреди дороги.
- Это, получается, где мы с тобой все эти дни бродили?
- Получается, на Тихом озере.
- Ты дурак, что ли? Если бы не этот мужик, мы бы там ещё долго вчерашний день искали?
- А я тут причём? - попытался защититься Афанасий Петрович.
- Так ты же в этих местах живёшь. Ты должен знать, что тут в лесах находится.
- А я по лесам что ли бегал? Сам с тобой только и хожу. Да и вообще, в этой стороне лес Глафиры, а не мой.
- Тьфу ты...
...Дуб увидели сразу. И место узнали. Почти не изменилось за десять лет.
А как стали копать, сразу поняли, что опоздали. Под верхним слоем лесной подстилки, которая и выглядела не слежавшейся, а так, будто кто-то потрусил для вида, свежекопанная земля. Стали рыть - пусто. Опередил кто-то. И недавно. Да, судя по свежести, совсем на днях.
- Это как же понять? - растерянно спросил Афанасий Петрович.
- Да так и понимай. И здесь мы пустые.
- Да кто же тут копал? Кто-то получается знал?
- Не пойму. Никто не знал. Откуда? Одни мы с тобой остались.
- Случайно кто-то нашёл?
Клим Васильевич оглянулся, прошёлся туда-сюда, поворошил ногами лесную подстилку.
- Не похоже, что случайно. Больше нигде не нарыто. Значит, кто-то знал, где копать.
- И ждал десять лет?
- Ничего не понимаю... Ну-ка, давай-ка осмотримся повнимательнее. Может, поймём что...
Глава 63
После обеда явился нежданный гость.
- Доброго дня, Глафира Никитична! Вот ехал мимо, думаю, дай узнаю про здоровьице, да совет полезный получу от умного человека.
- Здравствуйте, Николай Кузьмич. Прошу отведать чайку с медком свеженьким.
Глафира Никитична пригласила гостя на террасу.
Николай огляделся в поисках подходящей темы для завязки:
- Погода нынче нас балует!
- Да, погода добрая. Только бы на сенокосе тоже такая постояла. А то в прошлом году чуть без сена не остались, думала, всё погниёт. Дождь как зарядил с Ивана Купалы, так две недели без перерыва лил.
- Вот, как раз про сенокос мне и расскажите, - обрадовался Николай подсказке.
- Да что рассказывать?
- Всё! - категорично заявил гость.
- Ну да, - задумчиво протянула помещица. - Вы же всю жизнь в городе. Теперь только учитесь. Ваши покосные луга...
Николай слушал краем уха, кивал с серьёзным видом, попивал чай, качал головой от удивительной сладости мёда, посматривал по сторонам.
- ...Ну вот, как-то так, - не скоро закончила Глафира Никитична. - Конечно, таким большим поместьем управлять сложно. Особенно по первости.
- Да привыкаю потихоньку. Где получается, где ещё нет.
- Жениться вам надо.
- Надо, дорогая Глафира Никитична. В усадьбе порядку мало.
- В усадьбе женская рука да голова нужна.
- Но жена ведь не башмак. Надоест - не выкинешь. Тут надо семь раз отмерить.
- Это вы верно говорите.
- Я вот и не спешу. А девка хорошая по хозяйству пригодилась бы. Ваших горничных расхваливают все. Не избалованные да умелые. Вот и подумал, может, продадите какую?
Глафира Никитична захлопала глазами от неожиданного поворота в разговоре, но Николай Кузьмич замахал руками:
- Не сейчас, не сейчас. Это я так к слову. Но подумайте. Хорошую цену дам. Мне ведь что нужно, - молодой помещик доверчиво наклонился к женщине, - мне, главное, чтобы чисто было в комнате да прибрано. Да чтобы девка честная была.
- Да что же у вас девок мало?
- Девок много! - вздохнул Николай Кузьмич. - Да ключница моя всех разбаловала.
- Баловать девок никак нельзя.
- Вот-вот. Тут вы правильно говорите. Я и думаю завести тихую, смирную, может, даже какую-нибудь горемычную, чтобы, глядя на неё, все понимали, как надо себя блюсти в барской усадьбе.
- Хм-м, ну и загадку вы мне загадали. Подумаю. Может, и найдётся подходящая девка...
Глава 64
- Маша, дорогая моя, под лежачий камень вода не течёт. Тут надо ловкой быть. Ты погляди, как другие девицы! Иная, не успела на балу показаться, как уже увела за собой кучу кавалеров.
- Маменька, вот как хорошо рассуждать про балы. А тут сиднем сидишь в усадьбе. Где кавалеры? Кого уводить за собой? За весь месяц лишь одни именины у Ночаевых.
- Гм-м... Ты, конечно, верно рассуждаешь. Может, это и мой недосмотр. Да и бабушка болела, не до развлечений было. Но время не стоит на месте. Не успеешь оглянуться - тебе восемнадцать. А это уже возраст. Надо что-то придумать.
- Придумайте, маменька, - радостно всплеснула руками Татьяна.
- А ты чего обрадовалась? Тебе ещё рано про женихов думать, - с некоторым превосходством попыталась приструнить сестру Маша.
- Девочки, не ссорьтесь, - привычно предостерегла госпожа Горобец. Но тут же взяла сторону старшей дочери. - Хорошим тоном считается, что младшие дочери выходят замуж только после старших.
Маша тайком от матери показала язык сестре. Таня надула губы:
- Удивительно тогда, как младшие вообще выходят замуж, - пробормотала она себе под нос так ловко, что до сестры её слова дошли, а мать не расслышала.
- Вот что, девочки. В последнее время нашей бабушке стало гораздо лучше. Чем не повод увидеться со всеми соседями? Можно позвать всех. Бабушка наша какое-то время, совсем немного, чтобы не переутомиться, посидит в зале в кресле, потом её уведём в покои и продолжим вечер танцами. Девочки, как вам план?
Девочки пришли от плана в восторг.
- Тогда пойду поговорю с отцом, и начну подготовку. Может, сегодня уже приглашения разошлю.
Госпожа Горобец вышла, а сёстры кинулись смотреть подходящие случаю платья.
- Нет, всё же в деревне скукотища дикая, - вздохнула Маша. - В городе одни за другими балы, вечера, театр.
- Что-то тебе это не очень помогло, - Таня запыхалась, вытаскивая ворох нарядов на диван.
- Что ты имеешь в виду? - Маша прищурила глаза.
- Ничего, - Таня невинно распахнула свои зелёные глазищи и захлопала ресницами.
- Я посмотрю, как у тебя получится.
Таня чуть снисходительно улыбнулась. У неё-то получится, вот только бы немного подрасти.
Этой зимой её вывезут в свет. А пока в деревне разрешили участвовать в развлечениях наравне со старшей сестрицей. Ух, как хочется утереть ей нос, чтобы не задирала его лишний раз.
- Зато в городе нет главного жениха, - вспомнила Таня.
- Это какого же?
- А такого, от которого тебя не оттащить было. «Ах, как вы правы. Крепостные - это такие бедные и несчастные. Я всей душой за них горюю!», - передразнила Таня сестру.
- Ах ты ушастая, - Маша кинула в сестру диванную подушку.
Таня ловко увернулась.
- Что-то я не видела, чтобы ты крепостных особо жалела.
- Вот вырастешь - и поймёшь.
- Да я и сейчас понимаю. Николая Кузьмича хочешь заполучить в мужья! - торжественно высказала догадку Таня. - Только он всё больше на другую смотрит.
- На кого? - Маша посерьёзнела. Веселье как ветром сдуло. - На Сонечку Левиницкую?
- Нет, не на Левиницкую. Сонечка, если хочешь знать, помолвлена с Ливасовым! Вот!
- Помолвлена? - удивилась Маша. - Не слышала. А тебе какая сорока на хвосте принесла?
- Никакая. Я сама видела.
- Что? - Маша оставила свои платья и во все глаза уставилась на младшую сестру. А ведь и впрямь ушастая да глазастая.
- Видела, что гуляют вместе да за руки держатся!
Эта была новость. Маша её обдумывала со всех сторон.
- А мне он не нравится, - задумчиво произнесла она. Потом вспомнила:
- Так на кого смотрел Думинский?
- На ту девушку в коричневом платье. Крестницу госпожи Гружевой.
- Да ну. Он с ней танцевал всего один раз и то из жалости.
- Может, и один раз танцевал. Но смотрел на неё весь вечер.
- Врёшь. Кому может понравиться эта серая мышка?
Таня поняла, что больше лучше не настаивать. Себе дороже выйдет. Поэтому смиренным тоном постаралась исправить впечатление:
- Может, мне и показалось.
Глава 65
- Ну, курва, добилась своего? - мать смотрела на Маняшу с ненавистью. Лицо её было красное, заплаканное, она собирала по полу какие-то тряпки, сундук стоял, раззявивши крышку.
- Что случилось? - Маняша не успела зайти в хату, как мать ошарашила её своей злобой, дурное предчувствие окутало девушку. Что-то случилось, и ей не хочется знать.
- Нет нашей Нютки! - мать заревела в голос. - А всё ты, паскуда.
«Нет Нютки... Я паскуда... Кто-то это мне это уже говорил... Недавно...» - Маняша чувствовала, как тёмная хата поехала вокруг неё. Девушка нащупала рукой лавку, села.
- А где она? - когда Маняша рано утром уходила в поле, Нютка ещё спала. И вот нет её.
- Признавайся, за что барин на тебя взъелся? Чем ты ему не угодила? Другие девки на твоём месте как сыр в масле катаются. А ты что? Всё норов свой показываешь?
Маняша почувствовала себя виноватой. Да, другие на её месте... А она не смогла.
Потом внезапный протест перекрыл чувство вины. А что у неё за место? Не желает она там находиться. Лучше работать.
Но где Нютка?
- Барин забрал?
- Сказал, что завтра отдаст Ливасову. Обменяет на собаку, - мать зарылась лицом в платок и вновь заревела.
