Деревья, деревья, кусты так и мелькали перед глазами.
Но вот синее на миг показалось и скрылось. Теперь Матвей знал, где она. Теперь её не упустит.
Когда парень схватил Дуняшу за руку, останавливая этот безумный бег, она в ярости, ещё не понимая, кто сзади, повернула к Матвею заплаканное лицо. Увидев его, она сузила в ненависти глаза, и стала вырываться.
- Пусти! Пусти, ненавижу. Ненавижу!
Матвей крепко держал, пытаясь поймать взгляд, пытаясь привести её в чувство. Но Дуняша стала колотить его кулаками в грудь.
И тогда Матвей схватил её за плечи и крепко потряс. Так, что её голова беспомощно замоталась вперёд-назад.
Эта крепкая тряска вырвала девушку из той тоски, которая заставила бежать неизвестно куда. Она схватилась за него, пытаясь удержаться на ногах. И взгляды их встретились... А в них - целые миры. О которых они не ведали, только догадывались.
А окружающий мир отодвинулся. Стал незримым. И неслышным.
Матвей наклонился к губам и коснулся их. И это было самое сладкое, что случалось с ними.
Знающие люди подсказали, что в Дубравном есть «бабка», вот Мотя выбрала денёк, оставила детей на Нютку, больше не на кого, и пошла.
По дороге мысли вертелись вокруг горемычной долюшки. Своей, конечно. У других, может, тоже нелегко, а всё не так.
Детей мал мала - куча, как их вырастить, коли одна осталась на всём свете? А им есть-пить надо каждый день, и не по одному разу. Где набраться-то?
Общество, конечно, помогает. Но много ли? Так, чтобы только с голоду не перемёрли.
Мужик, хоть и пьяница был, но... Даже и не поймёшь. Как говорится, с дурнем дурно, без дурня ещё дурней.
Была надежда на девку, когда та пристроилась самому помещику под бок. Это же она её и пристроила. Всё старалась принарядить хорошенько, да барину поперёк дороги поставить. Авось, не пройдёт мимо, хоть глазом зацепится.
А что? Видная девка получилась. Как такой красоте даром пропадать? Вот тот и приглядел. Ох, как обрадовалась она сначала. А чего радоваться? К чужой голове свою не приставишь. Маняшка сразу заерепенилась. Пришлось ещё уговаривать.
Другая бы держалась, как вошь за гребешок. А эта дура, мало того, что всё потеряла, так ещё и дитёнка принести собралась. Корми-пои мать вдобавок и нагулянного.
Конечно, в деревне многие осудили, что выгнала лахудру из хаты.
Хорошо им судить. Сами бы попробовали. Когда близок локоть, да не укусишь. Могла бы вытянуть из барина добра немерено, как другие умеют. А эта вытянула... Уб...ка.
И где тут с такой жизнью здоровье будет?
Привычно пощупала бок. Раньше было ещё терпимо. Так, поноет, поноет, да перестанет. А в последнее время - лихо.
Вот и собралась к знахарке.
«Бабка» подходящая и в своей деревне была. Но в своей - это не то. Потрудиться надо, пешком в другую сходить. Да и потом, не зря же до их Дубравного слух про Сычиху дошёл, может, лучше понимает.
Чужая лекарка встретила не слишком радушно, но и гнать не стала.
- Заходь, - сама скосила глаз на узелок.
Вот Мотя и выложила небогатые гостинцы на стол, да свою беду про болящий бок рассказала.
- Это, бабонька, тебе «сделали».
- Кто? - перепугано спросила Мотя.
- А ты сама подумай, - не стала знахарка себя утруждать. Но всё же дала подсказку. - Может, от кого угощение принимала?
Мотя задумалась.
- Соседка! - осенило. - Давала мне всё со своего огорода. И в прошлом году, и в этом.
- Вот. Так-то, моя милая.
- А за что ж она?
- Завидует, - Сычиха не сомневалась.
- Завидует? - Мотя вновь задумалась. - Так у них же только одна дочка! - стала проясняться причина зависти. - Да и та пропала. А у меня мал мала. То-то они с моими детьми такие ласковые, соседи эти. Раньше с Маняшкой всё балаболили. А теперь Нютку приваживают. А Силантий меньшого сыночка всё от себя не отпускает, то игрушки ему строгает, то ещё что. - Мотя покачала горестно головой, потом продолжила свои рассуждения: - А чего, ежели спросить, вы чужих детей приваживаете? Вы своих народите.
Замолчала, удручённая. Потом вскинула взгляд на знахарку:
- Что ж теперь делать?
Сычиха вновь скользнула глазами по скудной подачке, сдержала зевоту. Нынче всю ночь бабы шли со своими бедами, не дали толком поспать.
- А что делать? Дам тебе травку, ты завари её да пошепчи... Я научу, как. Оно и станет легче.
«Это ж надо! - удивлённо мотала головой Мотя по дороге домой. - Всё, как на духу выложила. И взаправду - знающая. Но кто бы мог подумать! Вот так соседушки! Вот так Матрёна! Вот так Силантий! Хотя, Силантий вряд ли. Эта Матрёна позавидовала мне… за ребяток»
- Дитёнок отошёл. Болезнь его твоя выгнала.
И то, что Маняша в этот момент почувствовала облегчение, в следующий тяжким грузом легло на совесть.
Ребёнок. Маленький. Беззащитный. Никому в этом мире не нужный. Ни отцу, ни бабке. И она, мать родная, обрадовалась, что его не будет. А его и не будет. Так и не увидел этот свет, не улыбнулся матери. И мать не обогрела его.
Маняша повернулась к стенке и горько-горько зарыдала от жалости к своему несчастному младенцу.
- Вот это город! Я и не знала, что бывает столько людей... в одном месте, - шепнула Луша Стёпке.
- Не отставать! - оглянулся дядька Демьян, - некогда по сторонам глазеть.
Стёпка с Лушей припустились догонять. А то дядьке Демьяну нет времени с ними возиться. И так бросил свою артель, свои дела. Хочет попробовать их на судно пристроить.
- Да быть того не может, чтобы где-нибудь не нашлось для вас место, - рассуждал накануне дядька Демьян. - Сейчас, конечно, меньше судов, потому как река обмелела, но небольшие баржи или струги должны ходить. А у меня и знакомцы есть. Невжель не получится?
У Стёпки с Лушей защемило что-то тоскливо внутри. «Невжель не получится? Вот бы повезло! Они не сидели бы сложа руки. На судне всё-всё бы делали, что полагается. От них только польза была. А места много они не займут».
А может, защемило от близкой разлуки с артелью. Особенно с дядькой Демьяном. Ух, какой умный человек. Всё знает. Любую невзгоду по полочкам разложит, по кусочкам разберёт - и нет невзгоды.
Вот Ноздря. Оказывается, такой путанный человек. В деревне не было дня, чтобы с ним не случалось приключений. Хотели даже в острог посадить за непутёвость. А дядька Демьян сжалился, взял к себе, и теперь выправляется Ноздря. Не хуже других будет.
Луша со Стёпкой и про свою беду хотели дядьке Демьяну рассказать, да мешало собственное первоначальное враньё. Стыдно свою непутёвость теперь показывать.
- Сейчас выйдем на набережную Струговой улицы, вы ж глядите не потеряйтесь.
И, когда вышли, ребята поняли, что потеряться тут можно запросто.
Вся береговая линия была забита судами разных мастей. Всюду кричали и бегали люди. По деревянным настилам катили бочки, тащили мешки и ящики.
Демьян окинул взглядом эту неразбериху:
- Сдаётся, скоро будет сброс воды. А значит, мы вовремя.
Луша со Стёпкой ничего не поняли.
- Видите, погрузка полным ходом идёт? Вот и будем искать вам транспорт.
Демьян посмотрел на растерянные лица ребят, усмехнулся:
- Да вы не робейте. Мир не без добрых людей. Ждите меня здесь.
Но найти того самого доброго человека оказалось не так-то просто.
Лишь к вечеру, когда погрузки заканчивались, суда ожидали открытия плотин, а от надежды остался лишь маленький огонёк, который того и гляди вовсе потухнет, нашёлся-таки он.
- Робят, быстрее! - в этот раз дядька Демьян вернулся за ними чуть ли не бегом. Стёпка с Лушей вскочили, готовые следовать куда им укажут. - Сейчас вода пойдёт. Нашёл вам место. Во-о-н, видите, гусяна.
Что такое гусяна, ребята не знали. Они посмотрели в сторону огромной лодки. Таких размеров суда по их Русе не ходили. Наверху стояли люди, ждали их.
Прощались спешно.
- Хозяин барки из наших, из бывших крепостных. Поэтому, Стёп, можешь ему всё рассказать. Думаю, не пожалеешь. Наоборот, может, он тебе поможет дальше.
- Понял.
- Ну, Федот, и ты прощай.
Луша молча обхватила руками талию дядьки Демьяна.
- Всё, бегите... И удачи вам, - добавил совсем тихо.
- Дорогая, напрасно вы уволили Сергея... как его? Никифоровича. Тётушка, должно быть, не одобрит такое самоуправство.
- Владимир Осипович, он нам не подходит. - Ольга сказал твёрдо и не стала утруждать себя более детальными объяснениями.
На секунду лицо молодого помещика застыло. В глазах вспыхнул недобрый огонёк, и он, казалось, был готов серьёзно возразить жене.
Женщины за столом невольно замерли в ожидании. София не хотела скандала и ссор. У Ольги решалось большее. Будет ли она полноправной хозяйкой в своём поместье или и дальше придётся плясать под дудку властной родственницы.
Но нет. Оказалось, Владимир Осипович сдерживал непроизвольную отрыжку. Не удалось сдержать. И вновь всё его внимание обратилось на запечённую птицу.
- Как знаешь, дорогая! Как же хорошо дома. В городе теперь жара и пыль. Извозчики ругаются, бабы кричат.
Соня всегда чувствовала симпатию к своему зятю за уступчивость. Девушке была приятна его лёгкость в общении. Но после намёков крепостных, после слов Вари, она постаралась внимательнее присмотреться к Владимиру Осиповичу. Быть может, она неверно оценивала его качества. И эта мягкость продиктована равнодушием к хозяйским делам и нежеланием брать на себя ответственность.
Ольга давно уже жаловалась, что на её плечах лежит слишком много забот. И эта его уступчивость как-то ловко облегчала его и без того нетяжёлую ношу.
София решила впредь не давать волю чувствам, а постараться вглядываться вглубь людей и событий.
Посмотрела на сестру. Напряжение спало, Ольга спокойно продолжила завтрак. Но на лице её играла едва заметная самодовольная и презрительная улыбка.
Соне стала неприятно.
Вчера она была невольным свидетелем отвратительной сцены. Ольга кричала на горничную. В чём провинилась несчастная девушка, Соня так и не поняла. Она, ошеломлённая, застыла в дверях, пытаясь узнать в этой озлобленной фурии свою остроумную, добрую Ольгу. Не узнала.
Когда Ольга оглянулась и увидела её, она грубо отпустила заплаканную служанку, попыталась объяснить свою вспышку младшей сестре:
- Ах, у меня сегодня ужасно болит голова. И тут ещё неожиданный приезд Владимира Осиповича. Не обращай на меня внимание, дорогая.
Но не обращать внимание было невозможно.
И вот теперь, сидя за столом, Соня переводила взгляд с сестры на зятя. И понимала, что более разных людей трудно сыскать.
Но что это? Владимир Осипович так неаккуратно ест. Он вымазал лицо вареньем. Он мясо ест с вареньем?
Соня отвела взгляд. Что происходит?
После завтрака Владимир Осипович собрался к тётушке. Соня бросилась к сестре:
- Ольга, дорогая, разреши мне тоже поехать. Я так соскучилась по Варе.
Владимир Осипович услышал:
- Поедемте, София Павловна. Вдвоём веселее. Я уж вас прокачу с ветерком.
Но Ольга заупрямилась:
- В следующий раз, дорогая. Ты мне сегодня ещё нужна.
Нужна... Нужна?
И это оказалось неправдой. За целый день сестра не обратилась к ней, решала какие-то свои вопросы с новым управляющим.
Соня украдкой бросила на него любопытный взгляд. Интересно, чем же он отличается от Сергея Никифоровича?
Но по брошенному мельком взгляду, можно судить лишь внешнее.
А внешне этот новый управляющий был мужчиной видным. Высокий, красивый и подобострастный. А его деловые качества будет оценивать по достоинству сестра.
- Ну и когда ты думаешь собираться к Ночаевым? - спросил Перепёлка у приказчика, тот теперь сидел у колоды рядом с наказанной Ериной.
- Да вот и не знаю. Надо бы домой сбегать, хоть перекусить что. А смениться мне приказа не было.
- А какой тебе приказ нужен? Беги, я покараулю. Да поедем уже. Солнце высоко.
- И то правда. Я мигом.
- Давай.
Дед Перепёлка не спеша уселся на нагретое приказчиком место, огляделся по сторонам. Рядом крутились любопытные.
- Ну чего вы не видали? Сами не помните, как это было? Ну, если не помните - будет и вам счастье. Потому как негоже на чужую беду глазами хлопать.
И как только он подбирал слова? Или голос был такой? Непонятно. Но через минуту рядом не было никого. Только он и девушка.
- Ерина, слухай меня. Я сейчас тебе дам средство, не бойся, пей всё. Это, чтобы ты нынешний день пережила. А бить тебя будет Андрей. И этого ты не бойся, потому как мы покумекали над плёткой.
- Поняла, - Ерина держалась удивительно стойко. Волосы её растрепались и тяжёлой волной падали на спину и лицо.
Дед Перепёлка не стал терять время, подошёл, закрывая девушку от господского дома, влил в рот прямо из флакона. Ерина с жадностью выпила всё до капли.
- Может, воды хочешь?
- Нет. Дед, за сараем прячется Ванятка, скажи ему, чтобы домой уходил.
Дед неторопливым шагом дошёл до сарая. Но Ванятки уже и след простыл. То ли убежал, то ли ещё куда перепрятался.
Вышел управляющий с дедом Лукьяном, снял с караула Перепёлку, поставил Лукьяна.
- Митрий Степаныч, погодите, что вам сказать хотел, - послышался встревоженный голос Андрея.
- Чего тебе? Готов?
- Да готов. Куда денусь? Что мне готовиться? А вы когда в амбар-то последний раз заглядывали?
- В амбар? Ну вчера.
- Меня крысы чуть не сожрали. Видели, какие дыры в углу? Хозяйка увидит, шкуру сдерёт.
Управляющий озабоченно почесал в затылке. Если что, за непорядок с него первого спрос. По сопаткам запросто можно получить.
Повернул к амбару.
Андрей с Перепёлкой молча смотрели вслед. Ждали, пока Лютый скроется в дверях.
- Ну, едем? - голос приказчика был, вроде, и негромкий, но подпрыгнули оба. И Перепёлка, и Андрей.
- Едем, - суетливо вскочил дед. - Андрей, смотри тут.
- Ага.
Чуть позже из амбара вышел никем незамеченный Матвей. Управляющий не выходил. А ещё позже Андрей пошёл туда.
- Митрий Степаныч! Митрий Степаныч! - прокричал в пространство. Видел в углу сусека шевелящийся мешок, слышал, как он недовольно мычал. - И куда он ушёл? - посетовал парень в сторону мешка, покачал головой, войдя в роль, и вышел из амбара. Закрыл плотно дверь и вытащил из кармана заготовленный заранее замок.
Всё, с этим делом управились.
Ерина почувствовала, как мир поплыл. Да так скоро, что не угнаться. Постаралась погасить испуг. Значит, так надо.
Когда девушку освободили из колоды, она не смогла стоять. Дед Лукьян и Андрей потянули её волоком. Голова болталась без сил, и волосы подметали землю.
Положили на лавку, привязали. Она была почти в беспамятстве.
- Андрей, - подбежала сенная девка Груня, - иди, тебя барыня зовёт.
Андрей пошёл в хозяйский дом.
- Что с цыганкой? - спросила стоящая у окна Глафира Никитична.
- Не знаю. Должно быть, слабая оказалась. Испугалась. Да ещё, небось, после колоды ноги не отошли.
- А-а, запомнил колоду?.. Пока на своей шкуре не попробуете, не успокаиваетесь. Ну-ну. А цыганка, значит, слабая оказалась. А травить меня - сила была.
Но гнев помещицу уже немного оставил. С утра она побывала у Марфушки и ещё раз допросила её.
И со слов Марфушки, эти две лахудры вздумали её не травить, а усыплять каждую ночь.
- Десять ударов, - смилостивилась Глафира Никитична и уполовинила первоначальное своё решение.
- Понял, - равнодушным тоном ответил Андрей и бросил в затылок помещицы полный ненависти взгляд.
«Тебе бы эти удары по толстой...» - Андрей опустил гневный взгляд ниже.
Но вот синее на миг показалось и скрылось. Теперь Матвей знал, где она. Теперь её не упустит.
Когда парень схватил Дуняшу за руку, останавливая этот безумный бег, она в ярости, ещё не понимая, кто сзади, повернула к Матвею заплаканное лицо. Увидев его, она сузила в ненависти глаза, и стала вырываться.
- Пусти! Пусти, ненавижу. Ненавижу!
Матвей крепко держал, пытаясь поймать взгляд, пытаясь привести её в чувство. Но Дуняша стала колотить его кулаками в грудь.
И тогда Матвей схватил её за плечи и крепко потряс. Так, что её голова беспомощно замоталась вперёд-назад.
Эта крепкая тряска вырвала девушку из той тоски, которая заставила бежать неизвестно куда. Она схватилась за него, пытаясь удержаться на ногах. И взгляды их встретились... А в них - целые миры. О которых они не ведали, только догадывались.
А окружающий мир отодвинулся. Стал незримым. И неслышным.
Матвей наклонился к губам и коснулся их. И это было самое сладкое, что случалось с ними.
Глава 114
Знающие люди подсказали, что в Дубравном есть «бабка», вот Мотя выбрала денёк, оставила детей на Нютку, больше не на кого, и пошла.
По дороге мысли вертелись вокруг горемычной долюшки. Своей, конечно. У других, может, тоже нелегко, а всё не так.
Детей мал мала - куча, как их вырастить, коли одна осталась на всём свете? А им есть-пить надо каждый день, и не по одному разу. Где набраться-то?
Общество, конечно, помогает. Но много ли? Так, чтобы только с голоду не перемёрли.
Мужик, хоть и пьяница был, но... Даже и не поймёшь. Как говорится, с дурнем дурно, без дурня ещё дурней.
Была надежда на девку, когда та пристроилась самому помещику под бок. Это же она её и пристроила. Всё старалась принарядить хорошенько, да барину поперёк дороги поставить. Авось, не пройдёт мимо, хоть глазом зацепится.
А что? Видная девка получилась. Как такой красоте даром пропадать? Вот тот и приглядел. Ох, как обрадовалась она сначала. А чего радоваться? К чужой голове свою не приставишь. Маняшка сразу заерепенилась. Пришлось ещё уговаривать.
Другая бы держалась, как вошь за гребешок. А эта дура, мало того, что всё потеряла, так ещё и дитёнка принести собралась. Корми-пои мать вдобавок и нагулянного.
Конечно, в деревне многие осудили, что выгнала лахудру из хаты.
Хорошо им судить. Сами бы попробовали. Когда близок локоть, да не укусишь. Могла бы вытянуть из барина добра немерено, как другие умеют. А эта вытянула... Уб...ка.
И где тут с такой жизнью здоровье будет?
Привычно пощупала бок. Раньше было ещё терпимо. Так, поноет, поноет, да перестанет. А в последнее время - лихо.
Вот и собралась к знахарке.
«Бабка» подходящая и в своей деревне была. Но в своей - это не то. Потрудиться надо, пешком в другую сходить. Да и потом, не зря же до их Дубравного слух про Сычиху дошёл, может, лучше понимает.
Чужая лекарка встретила не слишком радушно, но и гнать не стала.
- Заходь, - сама скосила глаз на узелок.
Вот Мотя и выложила небогатые гостинцы на стол, да свою беду про болящий бок рассказала.
- Это, бабонька, тебе «сделали».
- Кто? - перепугано спросила Мотя.
- А ты сама подумай, - не стала знахарка себя утруждать. Но всё же дала подсказку. - Может, от кого угощение принимала?
Мотя задумалась.
- Соседка! - осенило. - Давала мне всё со своего огорода. И в прошлом году, и в этом.
- Вот. Так-то, моя милая.
- А за что ж она?
- Завидует, - Сычиха не сомневалась.
- Завидует? - Мотя вновь задумалась. - Так у них же только одна дочка! - стала проясняться причина зависти. - Да и та пропала. А у меня мал мала. То-то они с моими детьми такие ласковые, соседи эти. Раньше с Маняшкой всё балаболили. А теперь Нютку приваживают. А Силантий меньшого сыночка всё от себя не отпускает, то игрушки ему строгает, то ещё что. - Мотя покачала горестно головой, потом продолжила свои рассуждения: - А чего, ежели спросить, вы чужих детей приваживаете? Вы своих народите.
Замолчала, удручённая. Потом вскинула взгляд на знахарку:
- Что ж теперь делать?
Сычиха вновь скользнула глазами по скудной подачке, сдержала зевоту. Нынче всю ночь бабы шли со своими бедами, не дали толком поспать.
- А что делать? Дам тебе травку, ты завари её да пошепчи... Я научу, как. Оно и станет легче.
«Это ж надо! - удивлённо мотала головой Мотя по дороге домой. - Всё, как на духу выложила. И взаправду - знающая. Но кто бы мог подумать! Вот так соседушки! Вот так Матрёна! Вот так Силантий! Хотя, Силантий вряд ли. Эта Матрёна позавидовала мне… за ребяток»
- Дитёнок отошёл. Болезнь его твоя выгнала.
И то, что Маняша в этот момент почувствовала облегчение, в следующий тяжким грузом легло на совесть.
Ребёнок. Маленький. Беззащитный. Никому в этом мире не нужный. Ни отцу, ни бабке. И она, мать родная, обрадовалась, что его не будет. А его и не будет. Так и не увидел этот свет, не улыбнулся матери. И мать не обогрела его.
Маняша повернулась к стенке и горько-горько зарыдала от жалости к своему несчастному младенцу.
Глава 115
- Вот это город! Я и не знала, что бывает столько людей... в одном месте, - шепнула Луша Стёпке.
- Не отставать! - оглянулся дядька Демьян, - некогда по сторонам глазеть.
Стёпка с Лушей припустились догонять. А то дядьке Демьяну нет времени с ними возиться. И так бросил свою артель, свои дела. Хочет попробовать их на судно пристроить.
- Да быть того не может, чтобы где-нибудь не нашлось для вас место, - рассуждал накануне дядька Демьян. - Сейчас, конечно, меньше судов, потому как река обмелела, но небольшие баржи или струги должны ходить. А у меня и знакомцы есть. Невжель не получится?
У Стёпки с Лушей защемило что-то тоскливо внутри. «Невжель не получится? Вот бы повезло! Они не сидели бы сложа руки. На судне всё-всё бы делали, что полагается. От них только польза была. А места много они не займут».
А может, защемило от близкой разлуки с артелью. Особенно с дядькой Демьяном. Ух, какой умный человек. Всё знает. Любую невзгоду по полочкам разложит, по кусочкам разберёт - и нет невзгоды.
Вот Ноздря. Оказывается, такой путанный человек. В деревне не было дня, чтобы с ним не случалось приключений. Хотели даже в острог посадить за непутёвость. А дядька Демьян сжалился, взял к себе, и теперь выправляется Ноздря. Не хуже других будет.
Луша со Стёпкой и про свою беду хотели дядьке Демьяну рассказать, да мешало собственное первоначальное враньё. Стыдно свою непутёвость теперь показывать.
- Сейчас выйдем на набережную Струговой улицы, вы ж глядите не потеряйтесь.
И, когда вышли, ребята поняли, что потеряться тут можно запросто.
Вся береговая линия была забита судами разных мастей. Всюду кричали и бегали люди. По деревянным настилам катили бочки, тащили мешки и ящики.
Демьян окинул взглядом эту неразбериху:
- Сдаётся, скоро будет сброс воды. А значит, мы вовремя.
Луша со Стёпкой ничего не поняли.
- Видите, погрузка полным ходом идёт? Вот и будем искать вам транспорт.
Демьян посмотрел на растерянные лица ребят, усмехнулся:
- Да вы не робейте. Мир не без добрых людей. Ждите меня здесь.
Но найти того самого доброго человека оказалось не так-то просто.
Лишь к вечеру, когда погрузки заканчивались, суда ожидали открытия плотин, а от надежды остался лишь маленький огонёк, который того и гляди вовсе потухнет, нашёлся-таки он.
- Робят, быстрее! - в этот раз дядька Демьян вернулся за ними чуть ли не бегом. Стёпка с Лушей вскочили, готовые следовать куда им укажут. - Сейчас вода пойдёт. Нашёл вам место. Во-о-н, видите, гусяна.
Что такое гусяна, ребята не знали. Они посмотрели в сторону огромной лодки. Таких размеров суда по их Русе не ходили. Наверху стояли люди, ждали их.
Прощались спешно.
- Хозяин барки из наших, из бывших крепостных. Поэтому, Стёп, можешь ему всё рассказать. Думаю, не пожалеешь. Наоборот, может, он тебе поможет дальше.
- Понял.
- Ну, Федот, и ты прощай.
Луша молча обхватила руками талию дядьки Демьяна.
- Всё, бегите... И удачи вам, - добавил совсем тихо.
Глава 116
- Дорогая, напрасно вы уволили Сергея... как его? Никифоровича. Тётушка, должно быть, не одобрит такое самоуправство.
- Владимир Осипович, он нам не подходит. - Ольга сказал твёрдо и не стала утруждать себя более детальными объяснениями.
На секунду лицо молодого помещика застыло. В глазах вспыхнул недобрый огонёк, и он, казалось, был готов серьёзно возразить жене.
Женщины за столом невольно замерли в ожидании. София не хотела скандала и ссор. У Ольги решалось большее. Будет ли она полноправной хозяйкой в своём поместье или и дальше придётся плясать под дудку властной родственницы.
Но нет. Оказалось, Владимир Осипович сдерживал непроизвольную отрыжку. Не удалось сдержать. И вновь всё его внимание обратилось на запечённую птицу.
- Как знаешь, дорогая! Как же хорошо дома. В городе теперь жара и пыль. Извозчики ругаются, бабы кричат.
Соня всегда чувствовала симпатию к своему зятю за уступчивость. Девушке была приятна его лёгкость в общении. Но после намёков крепостных, после слов Вари, она постаралась внимательнее присмотреться к Владимиру Осиповичу. Быть может, она неверно оценивала его качества. И эта мягкость продиктована равнодушием к хозяйским делам и нежеланием брать на себя ответственность.
Ольга давно уже жаловалась, что на её плечах лежит слишком много забот. И эта его уступчивость как-то ловко облегчала его и без того нетяжёлую ношу.
София решила впредь не давать волю чувствам, а постараться вглядываться вглубь людей и событий.
Посмотрела на сестру. Напряжение спало, Ольга спокойно продолжила завтрак. Но на лице её играла едва заметная самодовольная и презрительная улыбка.
Соне стала неприятно.
Вчера она была невольным свидетелем отвратительной сцены. Ольга кричала на горничную. В чём провинилась несчастная девушка, Соня так и не поняла. Она, ошеломлённая, застыла в дверях, пытаясь узнать в этой озлобленной фурии свою остроумную, добрую Ольгу. Не узнала.
Когда Ольга оглянулась и увидела её, она грубо отпустила заплаканную служанку, попыталась объяснить свою вспышку младшей сестре:
- Ах, у меня сегодня ужасно болит голова. И тут ещё неожиданный приезд Владимира Осиповича. Не обращай на меня внимание, дорогая.
Но не обращать внимание было невозможно.
И вот теперь, сидя за столом, Соня переводила взгляд с сестры на зятя. И понимала, что более разных людей трудно сыскать.
Но что это? Владимир Осипович так неаккуратно ест. Он вымазал лицо вареньем. Он мясо ест с вареньем?
Соня отвела взгляд. Что происходит?
После завтрака Владимир Осипович собрался к тётушке. Соня бросилась к сестре:
- Ольга, дорогая, разреши мне тоже поехать. Я так соскучилась по Варе.
Владимир Осипович услышал:
- Поедемте, София Павловна. Вдвоём веселее. Я уж вас прокачу с ветерком.
Но Ольга заупрямилась:
- В следующий раз, дорогая. Ты мне сегодня ещё нужна.
Нужна... Нужна?
И это оказалось неправдой. За целый день сестра не обратилась к ней, решала какие-то свои вопросы с новым управляющим.
Соня украдкой бросила на него любопытный взгляд. Интересно, чем же он отличается от Сергея Никифоровича?
Но по брошенному мельком взгляду, можно судить лишь внешнее.
А внешне этот новый управляющий был мужчиной видным. Высокий, красивый и подобострастный. А его деловые качества будет оценивать по достоинству сестра.
Глава 117
- Ну и когда ты думаешь собираться к Ночаевым? - спросил Перепёлка у приказчика, тот теперь сидел у колоды рядом с наказанной Ериной.
- Да вот и не знаю. Надо бы домой сбегать, хоть перекусить что. А смениться мне приказа не было.
- А какой тебе приказ нужен? Беги, я покараулю. Да поедем уже. Солнце высоко.
- И то правда. Я мигом.
- Давай.
Дед Перепёлка не спеша уселся на нагретое приказчиком место, огляделся по сторонам. Рядом крутились любопытные.
- Ну чего вы не видали? Сами не помните, как это было? Ну, если не помните - будет и вам счастье. Потому как негоже на чужую беду глазами хлопать.
И как только он подбирал слова? Или голос был такой? Непонятно. Но через минуту рядом не было никого. Только он и девушка.
- Ерина, слухай меня. Я сейчас тебе дам средство, не бойся, пей всё. Это, чтобы ты нынешний день пережила. А бить тебя будет Андрей. И этого ты не бойся, потому как мы покумекали над плёткой.
- Поняла, - Ерина держалась удивительно стойко. Волосы её растрепались и тяжёлой волной падали на спину и лицо.
Дед Перепёлка не стал терять время, подошёл, закрывая девушку от господского дома, влил в рот прямо из флакона. Ерина с жадностью выпила всё до капли.
- Может, воды хочешь?
- Нет. Дед, за сараем прячется Ванятка, скажи ему, чтобы домой уходил.
Дед неторопливым шагом дошёл до сарая. Но Ванятки уже и след простыл. То ли убежал, то ли ещё куда перепрятался.
Вышел управляющий с дедом Лукьяном, снял с караула Перепёлку, поставил Лукьяна.
- Митрий Степаныч, погодите, что вам сказать хотел, - послышался встревоженный голос Андрея.
- Чего тебе? Готов?
- Да готов. Куда денусь? Что мне готовиться? А вы когда в амбар-то последний раз заглядывали?
- В амбар? Ну вчера.
- Меня крысы чуть не сожрали. Видели, какие дыры в углу? Хозяйка увидит, шкуру сдерёт.
Управляющий озабоченно почесал в затылке. Если что, за непорядок с него первого спрос. По сопаткам запросто можно получить.
Повернул к амбару.
Андрей с Перепёлкой молча смотрели вслед. Ждали, пока Лютый скроется в дверях.
- Ну, едем? - голос приказчика был, вроде, и негромкий, но подпрыгнули оба. И Перепёлка, и Андрей.
- Едем, - суетливо вскочил дед. - Андрей, смотри тут.
- Ага.
Чуть позже из амбара вышел никем незамеченный Матвей. Управляющий не выходил. А ещё позже Андрей пошёл туда.
- Митрий Степаныч! Митрий Степаныч! - прокричал в пространство. Видел в углу сусека шевелящийся мешок, слышал, как он недовольно мычал. - И куда он ушёл? - посетовал парень в сторону мешка, покачал головой, войдя в роль, и вышел из амбара. Закрыл плотно дверь и вытащил из кармана заготовленный заранее замок.
Всё, с этим делом управились.
Глава 118
Ерина почувствовала, как мир поплыл. Да так скоро, что не угнаться. Постаралась погасить испуг. Значит, так надо.
Когда девушку освободили из колоды, она не смогла стоять. Дед Лукьян и Андрей потянули её волоком. Голова болталась без сил, и волосы подметали землю.
Положили на лавку, привязали. Она была почти в беспамятстве.
- Андрей, - подбежала сенная девка Груня, - иди, тебя барыня зовёт.
Андрей пошёл в хозяйский дом.
- Что с цыганкой? - спросила стоящая у окна Глафира Никитична.
- Не знаю. Должно быть, слабая оказалась. Испугалась. Да ещё, небось, после колоды ноги не отошли.
- А-а, запомнил колоду?.. Пока на своей шкуре не попробуете, не успокаиваетесь. Ну-ну. А цыганка, значит, слабая оказалась. А травить меня - сила была.
Но гнев помещицу уже немного оставил. С утра она побывала у Марфушки и ещё раз допросила её.
И со слов Марфушки, эти две лахудры вздумали её не травить, а усыплять каждую ночь.
- Десять ударов, - смилостивилась Глафира Никитична и уполовинила первоначальное своё решение.
- Понял, - равнодушным тоном ответил Андрей и бросил в затылок помещицы полный ненависти взгляд.
«Тебе бы эти удары по толстой...» - Андрей опустил гневный взгляд ниже.
