- Я тоже заблудилась, - Варя старалась говорить спокойно. И если не вытирать щёки, мокрые от безостановочных слёз, незнакомец в темноте и не заметит, что она плачет. Поэтому стояла прямо, опустив одну руку, второй придерживала своего коня.
Но ошибалась Варя. Как раз её слёзы, словно капли росы на траве, в лунном свете были отчётливо видны.
И это сочетание полного спокойствия и блестящих от влаги щёк поразило Николая.
- Значит, сначала найдём твою дорогу, - Николай старался говорить мягко и уверенно, чтобы успокоить девушку. Только теперь он осознал, что она испытала. Мало того, что одна в лесу, так к тому же он чуть не покалечил её конём. - Куда ты идёшь?
- К Несупе.
- Где же она живёт? Или это он?
- Это колдун.
Николай постарался и эту новость принять спокойно, но всё же она поколебала его. В наступившей тишине он с интересом рассматривал девушку. Луна освещала её чуть сбоку.
Юная. Лет семнадцать. Очень хорошенькая, насколько он мог видеть. Интересно, зачем ей колдун? Он слышал, что иногда крепостные девушки, да и не только крепостные, привораживают женихов. Но какую же храбрость нужно иметь, чтобы одной ночью направиться к колдуну? Тут, наверное, самой нужно быть немного ведьмой.
И эти блестящие от слёз щеки, и это странное спокойствие теперь уже напрягли Николая. Неужели, деревенская ведьма? Он наслышан был и о таких.
- Как же ты идёшь к колдуну, а дороги не знаешь?
- Мне объяснили. Тут где-то должен быть поворот, я его не могу найти.
Да нет, вряд ли ведьма была бы так по-детски растеряна.
- Знаешь, Варя, думаю к колдуну дорога будет не слишком разъезженная. Наверное, её в темноте найти непросто. Давай-ка в подробностях расскажи, как тебе объяснили.
Варя понимала, что незнакомец принял её за крестьянку, но разубеждать его в этом не захотела. В конце концов, это не имело никакого значения. Слёзы её уже высохли, она немного пришла в себя. Рядом с сильным добрым мужчиной, который захотел ей помочь, мысли её перестали метаться, как тревожные птицы, напуганные темнотой и лесом.
Действительно, она просто не заметила нужный ей поворот. Теперь надо двигаться назад.
- Сударь, если вы поможете мне развернуть телегу, то, думаю, дальше я справлюсь. Действительно, поворот где-то должен быть. Я просто невнимательно глядела.
Николай молча взял её лошадку за уздцы и стал разворачивать. На узкой дороге сделать это было не просто, но не это озадачило юношу. Речь девушки. Так крестьянки не разговаривают.
Между тем Варя шла рядом с повозкой и тихим нежным голосом кого-то успокаивала. На возу явно кто-то был.
- Спасибо, думаю, дальше я сама, не смею задерживать.
- Нет, я должен помочь вам. Давайте вместе отыщем дорогу к этому Несупе. Надеюсь, он хоть не плут. - Николай не заметил, как перешёл на «вы».
Варя с сомнением посмотрела на незнакомца. То, что он, возможно, знаком с Глафирой Никитичной, может вызвать в дальнейшем неприятности. Но Агаша в тяжёлом состоянии, с обеда не приходила в себя, тут любая помощь может иметь решающее значение.
- Я вам буду очень благодарна.
Луша управлялась по хозяйству. Дело это привычное, давно уверенно стоящее на извилистой ежедневной дороге, и Луше надо только двигаться по этому пути, не слишком мешкая, тогда к вечеру успешно доберётся до конечного пункта уставшая, но довольная собой.
Матушка с барщины придёт, а всё переделано, можно отдыхать. Правда, батюшкины дела ей неподвластны, батюшка совсем не отдыхает, вздыхала Луша.
Печку теперь топит во дворе. Хорошо летом, привольно. Поросёнку уже, наверное, сготовился целый котёл пареных очисток и шкурок от овощей. Луша открыла крышку, осторожно заглянула - густой пар так и повалил. Вкусно, наверное. Схватила тряпку, с трудом перенесла тяжёлый котёл на лавку. Пусть остывает пока, потом она накрошит туда крапивы. Ещё вкуснее станет... Во всяком случае поросёнку нравится.
Теперь пора для людей готовить, то есть для матушки, батюшки и для Луши. И ещё для Стёпки. Так-то Стёпка не любит чужую еду. И берёт неохотно, чаще отказывается. Если только не их очередь кормить пастуха. Тогда берёт, потому что положено.
Сегодня не их очередь кормить, но рыбу для ухи, которую сварит Луша, они наловили вместе. Рано-рано сели на бережку Русы и поймали несколько зубастых щук. Поэтому Луша отнесёт ему его долю. Возьмёт наверняка, а то так нечестно.
Луша зачерпнула ковшом из ведра и заскребла по дну. Вода заканчивается. В другом ведре уже давно пусто. Пора бежать к колодцу.
Дверь закрывать не стала, колодец недалеко, просто воткнула палочку в петлю, теперь всякий будет знать, что дома никого нет и заходить не станет.
Хотя, в это время к ним редко кто заходит. Бывало, подружка Маняша прибегала за день по несколько раз, а то и Луша бегала к Маняше. Но теперь всё, набегались. Забрали Маняшу в барскую усадьбу. Давно забрали, месяц уже прошёл. С тех пор она домой не приходила.
Луша нахмурилась, с трудом представляя, как это день и ночь жить в чужом доме, с чужими людьми. Бедная Маняша!
А вот и сам барин едет в бричке. Луша остановилась переждать. Когда бричка поравнялась, поклонилась, не замечая долгого взгляда хозяина. Побежала дальше с вёдрами, а хозяин всё оглядывался на неё.
- Дорогой, последние приглашения я сегодня уже отослала, - сообщила Ольга Павловна мужу.
- Никого не забыли? Ливасова пригласили?
- Отослала и Ливасову, - Ольге Павловне был глубоко неприятен сосед, но свои чувства она давно привыкла держать при себе.
- Дорогая, как вам моя идея - одолжить у него на вечер цыган.
Молодая женщина обдумала идею. Действительно, с цыганами лучше.
- Это будет чудесно!
- О, вы правы, это сейчас принято. До чего шельмы поют и танцуют хорошо. Я даже подумываю завести их у себя в поместье. Как вы на это смотрите?
Ольга Павловна смотрела на это с отвращением. И дело вовсе не в цыганах. Но её мнение было для мужа незначительным. И спрашивал он с уверенностью, что она не посмеет возражать. Но и Ольга Павловна знала, как помочь мужу принять нужное для неё решение.
- Боюсь, это может не понравиться Глафире Никитичне.
- Вы думаете? - Владимир Осипович задумался. - Ну что же, придётся чаще бывать у Ливасова, раз в собственной усадьбе я не могу делать всё, что мне вздумается.
«Всё, что вздумается, наверное, никому не желательно делать», - недобро подумалось молодой женщине.
- Пойдёмте же, тётушка уж, верно, собралась.
Через несколько минут они, вместе с Татьяной Владимировной и Сонечкой, усаживали Глафиру Никитичну в её бричку и прощались с нею.
- Непременно приезжайте пораньше, - приглашала неискренне Ольга Павловна.
- Дорогая, пораньше уж не знаю, как получится. Но приеду обязательно. А вы сделайте навес, как я наказала. Ежели погода будет хорошая, нечего в доме толпится.
- Глафира Никитична, и Вареньку привозите, - у Сонечки едва хватило духу напомнить помещице про подружку. Всё это время Глафира Никитична отзывалась о своей крестнице пренебрежительно, и Сонечка так и не поняла, будет ли Варя на празднике.
- Прощайте! - небрежно бросила старая помещица, и девушка осталась без ответа, что было совсем нетактично.
Когда бричка запылила по дороге, почти все, вольно или невольно, вздохнули с облегчением. Глафира Никитична распоряжалась в их усадьбе по-прежнему как в своей. И все её наказы уже не помещались в голове.
- Тётушка ещё полна сил и отлично выглядит, - похвалил такую неуёмную энергию Владимир Осипович и отправился в дом.
«Ну да, только все её распоряжения опять лягут на мои плечи», - вздохнула Ольга Павловна. Как-то неправильно складывалась их семейная жизнь. Но исправить положение — это как переворачивать огромные валуны, - не было сил. Уж лучше как-нибудь так. Выполняя чужие указания.
- Пойдёмте погуляем в саду, - предложила Татьяна Владимировна дочерям.
Те охотно согласились и женщины медленно побрели по садовым дорожкам.
- Дорогая, посмотри, какой потрясающий вид открывается на реку.
- Да, матушка, здесь всегда красиво, а поздней весной особенно.
- Я думаю, в этом месте следует поставить скамейку.
Ольга Павловна немного опешила от новых указаний. Но своя матушка - есть своя матушка. Она действительно знает, как лучше.
- Вы правы. Я тоже люблю здесь останавливаться.
- А посидеть тут с книгой - одно удовольствие, - подхватила идею Сонечка. - Даже два. Читать - раз, время от времени любоваться просторами - два. Ольга, душенька, прикажи непременно поставить скамейки.
Женщины засмеялись такой милой непосредственности. А любоваться и впрямь было чем.
Сверкая на солнце, петляющая лента реки скрывалась вдали за очередным поворотом в зелёной поросли. На другом, более низком берегу, стояло несколько крестьянских хат, а далее тянулись бесконечные зелёные дали.
Здесь же, на высоком берегу, сад заканчивался оградой, и начинался крутой спуск к реке. В эту часть крестьянам запрещено было заходить.
- Подумать только, сколько веков уже течёт наша Руса, - задумчиво произнесла Сонечка.
- И кто только не стоял на её берегах, и на этом самом месте, на котором мы сейчас стоим, - подхватила Ольга Павловна.
- Ну, это можно сказать про любое место, - охладила романтический пыл юных дочерей Татьяна Владимировна. - А кто этот Ливасов, что твой муж о нём готов говорить в любую минуту?
Этими словами графиня Левиницкая окончательно погасила романтическое настроение у старшей дочери.
- Да... сосед наш, - Ольга Павловна о Ливасове толком не знала ничего. А о том, что её слабохарактерный муж полностью подпал под его влияние, и влияние это отдаёт неприятным душком, лучше пока умолчать.
- Афродитки!!! Твою мать... Афродитки! - завопил Ливасов. Он едва стоял на ногах. Домашний халат был распахнут, пояс где-то потерялся. В руке держал початую бутыль крепкого вина. Владимир Осипович качался рядом и икал. Он с трудом соображал.
Слуги поспешно стали снимать скульптуры греческих богинь с их пьедесталов. Таких скульптур в парке было немало, и все они легко снимались.
- Пошли в дом, - потянул Ливасов приятеля за сюртук. - Эти... - он грязно выругался, - пока копаться будут... Пошли!
Через некоторое время на месте скульптур стояли девки. Каждая должна повторить позу только что снятой «богини». Тела их были загримированы под белый мрамор.
Оба приятеля вразвалку ходили от одной фигуры к другой, оценивали... Пока лишь смотрели и щупали... Потом забавы перейдут в другие стадии. И по темнеющему парку будут бегать «мраморные» крепостные, а пьяные помещики их ловить.
«Ну и ночка», - удивлялся Николай. Таких приключений у него ещё не было.
Лишь к утру нашёл пристанище своей уставшей голове. В стогу прошлогоднего сена, недалеко от усадьбы помещицы Гружевой. Но сон не шёл. Когда в очередной раз открыл глаза, увидел занимающийся новый день. Пора домой.
Соскользнул с высокого стога, потрепал по шее коня:
- Через пару часов будешь в своей конюшне. Потерпи, Гром.
Вскоре верный конь отпечатывал новые следы в чуть влажной сверху от росы дорожной пыли.
Встречная заря алела с каждой минутой всё ярче, и вот вновь родившееся оранжевое светило гордо засияло на чистом небосклоне.
В его свете ночное происшествие всё больше казалось нереальным. Уж не почудилось ли?
Нет, Николай понимал, что ещё не страдает помрачением рассудка, и всё было.
На возу была больная девушка. Оказалось, Варя не ворожбой занималась, а пыталась спасти сестру или подругу. Николай не спрашивал. Подозрение, что Варя Палетова не так проста, как её крестьянский сарафан, заставляло держать вопросы при себе.
Были долгие поиски жилища колдуна, осложнённые не только ночной темнотой, но и не совсем ясными разъяснениями Вари.
Но нашли.
Такого мрачного, но статного старика Николай ещё не встречал. Угрюмый, недоброжелательный, он сначала совсем не хотел слушать Варины просьбы о больной девушке.
И лишь отнюдь не лёгкий кошелёк Николая помог старику стать чуть внимательнее.
- Сюда несите, - мрачно указал он в сторону деревянной лавки.
Николай вернулся к возу.
- Прошу покорно меня простить, что потревожу вас.
- Она без чувств, - горько произнесла Варя. - Вот уже несколько часов.
Голос девушки задрожал от волнения. Казалось, она опять плачет.
- Ничего, - Николай постарался говорить бодро. - Колдун, похоже, самый настоящий. Вылечит!
И, наклонившись к Варе, зашептал:
- Такую мрачную, но красивую личность я отродясь не встречал.
Девушка не сдержалась и, чуть усмехнувшись, шепнула в ответ:
- Я тоже.
Когда Николай внёс больную в лачугу Несупы, тот уже зажёг несколько лучин. В их свете страшное зрелище предстало глазам молодого человека. Что за животное так искалечило эту несчастную? Ревнивый муж? Теперь понятно стало безудержное стремление Вари добраться до лекаря.
- Сюда клади, говорю, - недовольно махнул Несупа рукой в сторону лавки. Теперь сверху на неё была накинута старая медвежья шкура.
Николай сделал как ему велели.
- Отойдите, не застите.
Варя поспешно отошла. Николай сел на лавку в тёмный малоосвещённый угол и приготовился наблюдать.
Вот Несупа снял платок с головы больной. Что это? Её волосы неровно обкромсаны под корень. На голове кровоподтёки. Колдун снял повязку. Николай отвернулся. Старик склонился над лицом. Долго смотрел, слушал, щупал.
Николай время от времени украдкой поглядывал на Варю. Она дрожала. Руки, колени, плечи тряслись крупной дрожью.
«Переживает, что скажет Несупа... Боится...» - догадался Николай. Теперь стало очевидным, что не только жалость погнала девушку в трудный путь, больная ей дорога. Возможно, та всё же её сестра.
Наконец Несупа выпрямился. Долго молчал, раздумывая. Это был высокий, чуть сгорбленный старик. Широкие плечи ещё сохранили свою форму. Густые тёмные брови и белые от седины волосы, длинные, сплетённые в косицу составляли необычный контраст. Но, несмотря на старость и весьма недоброжелательный вид, в нём чувствовалось нечто, что можно обозначить общим словом - порода, некая сила, источник которой неизвестен.
- Чёрная ворона всё никак не накаркается? - непонятно спросил он.
Варя чуть нахмурилась, разгадывая старикову метафору. Потом лицо её прояснилось.
- Да, - ответила она.
Николай ничего не понимал.
- До утра ежели доживёт, то жить будет, - сказал старик. - А за глаз - не знаю. Ступайте.
Николай с Варей вышли.
Теперь - в обратный путь. Николай сел в телегу, стал править. Варя сидела сзади. Гром, привязанный уздечкой к возу, замыкал шествие.
Множество вопросов роились в голове у молодого человека, но задать ни один не решился. Варя тоже молчала.
Выехали из леса. В лунном свете Николай заметил стог. Наверное, лучшего ночлега сегодня не сыскать.
- Варя, вы теперь куда?
- В усадьбу. Но нам лучше здесь расстаться. Могут увидеть.
Николай слез с телеги, отвязал Грома.
- Прощайте, Варя!
- Прощайте... - девушка запнулась. На протяжении всех этих трудных часов она так и не узнала имени своего спутника...
«Как же, прощайте! Ну уж нет. Во всей этой истории до финала далеко. И в финальной сцене я хотел бы тоже присутствовать», - так думал Николай, мчась навстречу новому дню.
Когда, наконец, он приехал к себе в усадьбу, в прихожей на столике лежало письмо-приглашение на именины к Ольге Павловне Ночаевой.
Но ошибалась Варя. Как раз её слёзы, словно капли росы на траве, в лунном свете были отчётливо видны.
И это сочетание полного спокойствия и блестящих от влаги щёк поразило Николая.
- Значит, сначала найдём твою дорогу, - Николай старался говорить мягко и уверенно, чтобы успокоить девушку. Только теперь он осознал, что она испытала. Мало того, что одна в лесу, так к тому же он чуть не покалечил её конём. - Куда ты идёшь?
- К Несупе.
- Где же она живёт? Или это он?
- Это колдун.
Николай постарался и эту новость принять спокойно, но всё же она поколебала его. В наступившей тишине он с интересом рассматривал девушку. Луна освещала её чуть сбоку.
Юная. Лет семнадцать. Очень хорошенькая, насколько он мог видеть. Интересно, зачем ей колдун? Он слышал, что иногда крепостные девушки, да и не только крепостные, привораживают женихов. Но какую же храбрость нужно иметь, чтобы одной ночью направиться к колдуну? Тут, наверное, самой нужно быть немного ведьмой.
И эти блестящие от слёз щеки, и это странное спокойствие теперь уже напрягли Николая. Неужели, деревенская ведьма? Он наслышан был и о таких.
- Как же ты идёшь к колдуну, а дороги не знаешь?
- Мне объяснили. Тут где-то должен быть поворот, я его не могу найти.
Да нет, вряд ли ведьма была бы так по-детски растеряна.
- Знаешь, Варя, думаю к колдуну дорога будет не слишком разъезженная. Наверное, её в темноте найти непросто. Давай-ка в подробностях расскажи, как тебе объяснили.
Варя понимала, что незнакомец принял её за крестьянку, но разубеждать его в этом не захотела. В конце концов, это не имело никакого значения. Слёзы её уже высохли, она немного пришла в себя. Рядом с сильным добрым мужчиной, который захотел ей помочь, мысли её перестали метаться, как тревожные птицы, напуганные темнотой и лесом.
Действительно, она просто не заметила нужный ей поворот. Теперь надо двигаться назад.
- Сударь, если вы поможете мне развернуть телегу, то, думаю, дальше я справлюсь. Действительно, поворот где-то должен быть. Я просто невнимательно глядела.
Николай молча взял её лошадку за уздцы и стал разворачивать. На узкой дороге сделать это было не просто, но не это озадачило юношу. Речь девушки. Так крестьянки не разговаривают.
Между тем Варя шла рядом с повозкой и тихим нежным голосом кого-то успокаивала. На возу явно кто-то был.
- Спасибо, думаю, дальше я сама, не смею задерживать.
- Нет, я должен помочь вам. Давайте вместе отыщем дорогу к этому Несупе. Надеюсь, он хоть не плут. - Николай не заметил, как перешёл на «вы».
Варя с сомнением посмотрела на незнакомца. То, что он, возможно, знаком с Глафирой Никитичной, может вызвать в дальнейшем неприятности. Но Агаша в тяжёлом состоянии, с обеда не приходила в себя, тут любая помощь может иметь решающее значение.
- Я вам буду очень благодарна.
Глава 17
Луша управлялась по хозяйству. Дело это привычное, давно уверенно стоящее на извилистой ежедневной дороге, и Луше надо только двигаться по этому пути, не слишком мешкая, тогда к вечеру успешно доберётся до конечного пункта уставшая, но довольная собой.
Матушка с барщины придёт, а всё переделано, можно отдыхать. Правда, батюшкины дела ей неподвластны, батюшка совсем не отдыхает, вздыхала Луша.
Печку теперь топит во дворе. Хорошо летом, привольно. Поросёнку уже, наверное, сготовился целый котёл пареных очисток и шкурок от овощей. Луша открыла крышку, осторожно заглянула - густой пар так и повалил. Вкусно, наверное. Схватила тряпку, с трудом перенесла тяжёлый котёл на лавку. Пусть остывает пока, потом она накрошит туда крапивы. Ещё вкуснее станет... Во всяком случае поросёнку нравится.
Теперь пора для людей готовить, то есть для матушки, батюшки и для Луши. И ещё для Стёпки. Так-то Стёпка не любит чужую еду. И берёт неохотно, чаще отказывается. Если только не их очередь кормить пастуха. Тогда берёт, потому что положено.
Сегодня не их очередь кормить, но рыбу для ухи, которую сварит Луша, они наловили вместе. Рано-рано сели на бережку Русы и поймали несколько зубастых щук. Поэтому Луша отнесёт ему его долю. Возьмёт наверняка, а то так нечестно.
Луша зачерпнула ковшом из ведра и заскребла по дну. Вода заканчивается. В другом ведре уже давно пусто. Пора бежать к колодцу.
Дверь закрывать не стала, колодец недалеко, просто воткнула палочку в петлю, теперь всякий будет знать, что дома никого нет и заходить не станет.
Хотя, в это время к ним редко кто заходит. Бывало, подружка Маняша прибегала за день по несколько раз, а то и Луша бегала к Маняше. Но теперь всё, набегались. Забрали Маняшу в барскую усадьбу. Давно забрали, месяц уже прошёл. С тех пор она домой не приходила.
Луша нахмурилась, с трудом представляя, как это день и ночь жить в чужом доме, с чужими людьми. Бедная Маняша!
А вот и сам барин едет в бричке. Луша остановилась переждать. Когда бричка поравнялась, поклонилась, не замечая долгого взгляда хозяина. Побежала дальше с вёдрами, а хозяин всё оглядывался на неё.
Глава 18
- Дорогой, последние приглашения я сегодня уже отослала, - сообщила Ольга Павловна мужу.
- Никого не забыли? Ливасова пригласили?
- Отослала и Ливасову, - Ольге Павловне был глубоко неприятен сосед, но свои чувства она давно привыкла держать при себе.
- Дорогая, как вам моя идея - одолжить у него на вечер цыган.
Молодая женщина обдумала идею. Действительно, с цыганами лучше.
- Это будет чудесно!
- О, вы правы, это сейчас принято. До чего шельмы поют и танцуют хорошо. Я даже подумываю завести их у себя в поместье. Как вы на это смотрите?
Ольга Павловна смотрела на это с отвращением. И дело вовсе не в цыганах. Но её мнение было для мужа незначительным. И спрашивал он с уверенностью, что она не посмеет возражать. Но и Ольга Павловна знала, как помочь мужу принять нужное для неё решение.
- Боюсь, это может не понравиться Глафире Никитичне.
- Вы думаете? - Владимир Осипович задумался. - Ну что же, придётся чаще бывать у Ливасова, раз в собственной усадьбе я не могу делать всё, что мне вздумается.
«Всё, что вздумается, наверное, никому не желательно делать», - недобро подумалось молодой женщине.
- Пойдёмте же, тётушка уж, верно, собралась.
Через несколько минут они, вместе с Татьяной Владимировной и Сонечкой, усаживали Глафиру Никитичну в её бричку и прощались с нею.
- Непременно приезжайте пораньше, - приглашала неискренне Ольга Павловна.
- Дорогая, пораньше уж не знаю, как получится. Но приеду обязательно. А вы сделайте навес, как я наказала. Ежели погода будет хорошая, нечего в доме толпится.
- Глафира Никитична, и Вареньку привозите, - у Сонечки едва хватило духу напомнить помещице про подружку. Всё это время Глафира Никитична отзывалась о своей крестнице пренебрежительно, и Сонечка так и не поняла, будет ли Варя на празднике.
- Прощайте! - небрежно бросила старая помещица, и девушка осталась без ответа, что было совсем нетактично.
Когда бричка запылила по дороге, почти все, вольно или невольно, вздохнули с облегчением. Глафира Никитична распоряжалась в их усадьбе по-прежнему как в своей. И все её наказы уже не помещались в голове.
- Тётушка ещё полна сил и отлично выглядит, - похвалил такую неуёмную энергию Владимир Осипович и отправился в дом.
«Ну да, только все её распоряжения опять лягут на мои плечи», - вздохнула Ольга Павловна. Как-то неправильно складывалась их семейная жизнь. Но исправить положение — это как переворачивать огромные валуны, - не было сил. Уж лучше как-нибудь так. Выполняя чужие указания.
- Пойдёмте погуляем в саду, - предложила Татьяна Владимировна дочерям.
Те охотно согласились и женщины медленно побрели по садовым дорожкам.
- Дорогая, посмотри, какой потрясающий вид открывается на реку.
- Да, матушка, здесь всегда красиво, а поздней весной особенно.
- Я думаю, в этом месте следует поставить скамейку.
Ольга Павловна немного опешила от новых указаний. Но своя матушка - есть своя матушка. Она действительно знает, как лучше.
- Вы правы. Я тоже люблю здесь останавливаться.
- А посидеть тут с книгой - одно удовольствие, - подхватила идею Сонечка. - Даже два. Читать - раз, время от времени любоваться просторами - два. Ольга, душенька, прикажи непременно поставить скамейки.
Женщины засмеялись такой милой непосредственности. А любоваться и впрямь было чем.
Сверкая на солнце, петляющая лента реки скрывалась вдали за очередным поворотом в зелёной поросли. На другом, более низком берегу, стояло несколько крестьянских хат, а далее тянулись бесконечные зелёные дали.
Здесь же, на высоком берегу, сад заканчивался оградой, и начинался крутой спуск к реке. В эту часть крестьянам запрещено было заходить.
- Подумать только, сколько веков уже течёт наша Руса, - задумчиво произнесла Сонечка.
- И кто только не стоял на её берегах, и на этом самом месте, на котором мы сейчас стоим, - подхватила Ольга Павловна.
- Ну, это можно сказать про любое место, - охладила романтический пыл юных дочерей Татьяна Владимировна. - А кто этот Ливасов, что твой муж о нём готов говорить в любую минуту?
Этими словами графиня Левиницкая окончательно погасила романтическое настроение у старшей дочери.
- Да... сосед наш, - Ольга Павловна о Ливасове толком не знала ничего. А о том, что её слабохарактерный муж полностью подпал под его влияние, и влияние это отдаёт неприятным душком, лучше пока умолчать.
- Афродитки!!! Твою мать... Афродитки! - завопил Ливасов. Он едва стоял на ногах. Домашний халат был распахнут, пояс где-то потерялся. В руке держал початую бутыль крепкого вина. Владимир Осипович качался рядом и икал. Он с трудом соображал.
Слуги поспешно стали снимать скульптуры греческих богинь с их пьедесталов. Таких скульптур в парке было немало, и все они легко снимались.
- Пошли в дом, - потянул Ливасов приятеля за сюртук. - Эти... - он грязно выругался, - пока копаться будут... Пошли!
Через некоторое время на месте скульптур стояли девки. Каждая должна повторить позу только что снятой «богини». Тела их были загримированы под белый мрамор.
Оба приятеля вразвалку ходили от одной фигуры к другой, оценивали... Пока лишь смотрели и щупали... Потом забавы перейдут в другие стадии. И по темнеющему парку будут бегать «мраморные» крепостные, а пьяные помещики их ловить.
Глава19
«Ну и ночка», - удивлялся Николай. Таких приключений у него ещё не было.
Лишь к утру нашёл пристанище своей уставшей голове. В стогу прошлогоднего сена, недалеко от усадьбы помещицы Гружевой. Но сон не шёл. Когда в очередной раз открыл глаза, увидел занимающийся новый день. Пора домой.
Соскользнул с высокого стога, потрепал по шее коня:
- Через пару часов будешь в своей конюшне. Потерпи, Гром.
Вскоре верный конь отпечатывал новые следы в чуть влажной сверху от росы дорожной пыли.
Встречная заря алела с каждой минутой всё ярче, и вот вновь родившееся оранжевое светило гордо засияло на чистом небосклоне.
В его свете ночное происшествие всё больше казалось нереальным. Уж не почудилось ли?
Нет, Николай понимал, что ещё не страдает помрачением рассудка, и всё было.
На возу была больная девушка. Оказалось, Варя не ворожбой занималась, а пыталась спасти сестру или подругу. Николай не спрашивал. Подозрение, что Варя Палетова не так проста, как её крестьянский сарафан, заставляло держать вопросы при себе.
Были долгие поиски жилища колдуна, осложнённые не только ночной темнотой, но и не совсем ясными разъяснениями Вари.
Но нашли.
Такого мрачного, но статного старика Николай ещё не встречал. Угрюмый, недоброжелательный, он сначала совсем не хотел слушать Варины просьбы о больной девушке.
И лишь отнюдь не лёгкий кошелёк Николая помог старику стать чуть внимательнее.
- Сюда несите, - мрачно указал он в сторону деревянной лавки.
Николай вернулся к возу.
- Прошу покорно меня простить, что потревожу вас.
- Она без чувств, - горько произнесла Варя. - Вот уже несколько часов.
Голос девушки задрожал от волнения. Казалось, она опять плачет.
- Ничего, - Николай постарался говорить бодро. - Колдун, похоже, самый настоящий. Вылечит!
И, наклонившись к Варе, зашептал:
- Такую мрачную, но красивую личность я отродясь не встречал.
Девушка не сдержалась и, чуть усмехнувшись, шепнула в ответ:
- Я тоже.
Когда Николай внёс больную в лачугу Несупы, тот уже зажёг несколько лучин. В их свете страшное зрелище предстало глазам молодого человека. Что за животное так искалечило эту несчастную? Ревнивый муж? Теперь понятно стало безудержное стремление Вари добраться до лекаря.
- Сюда клади, говорю, - недовольно махнул Несупа рукой в сторону лавки. Теперь сверху на неё была накинута старая медвежья шкура.
Николай сделал как ему велели.
- Отойдите, не застите.
Варя поспешно отошла. Николай сел на лавку в тёмный малоосвещённый угол и приготовился наблюдать.
Вот Несупа снял платок с головы больной. Что это? Её волосы неровно обкромсаны под корень. На голове кровоподтёки. Колдун снял повязку. Николай отвернулся. Старик склонился над лицом. Долго смотрел, слушал, щупал.
Николай время от времени украдкой поглядывал на Варю. Она дрожала. Руки, колени, плечи тряслись крупной дрожью.
«Переживает, что скажет Несупа... Боится...» - догадался Николай. Теперь стало очевидным, что не только жалость погнала девушку в трудный путь, больная ей дорога. Возможно, та всё же её сестра.
Наконец Несупа выпрямился. Долго молчал, раздумывая. Это был высокий, чуть сгорбленный старик. Широкие плечи ещё сохранили свою форму. Густые тёмные брови и белые от седины волосы, длинные, сплетённые в косицу составляли необычный контраст. Но, несмотря на старость и весьма недоброжелательный вид, в нём чувствовалось нечто, что можно обозначить общим словом - порода, некая сила, источник которой неизвестен.
- Чёрная ворона всё никак не накаркается? - непонятно спросил он.
Варя чуть нахмурилась, разгадывая старикову метафору. Потом лицо её прояснилось.
- Да, - ответила она.
Николай ничего не понимал.
- До утра ежели доживёт, то жить будет, - сказал старик. - А за глаз - не знаю. Ступайте.
Николай с Варей вышли.
Теперь - в обратный путь. Николай сел в телегу, стал править. Варя сидела сзади. Гром, привязанный уздечкой к возу, замыкал шествие.
Множество вопросов роились в голове у молодого человека, но задать ни один не решился. Варя тоже молчала.
Выехали из леса. В лунном свете Николай заметил стог. Наверное, лучшего ночлега сегодня не сыскать.
- Варя, вы теперь куда?
- В усадьбу. Но нам лучше здесь расстаться. Могут увидеть.
Николай слез с телеги, отвязал Грома.
- Прощайте, Варя!
- Прощайте... - девушка запнулась. На протяжении всех этих трудных часов она так и не узнала имени своего спутника...
«Как же, прощайте! Ну уж нет. Во всей этой истории до финала далеко. И в финальной сцене я хотел бы тоже присутствовать», - так думал Николай, мчась навстречу новому дню.
Когда, наконец, он приехал к себе в усадьбу, в прихожей на столике лежало письмо-приглашение на именины к Ольге Павловне Ночаевой.
