Потом открыла глаза. С трудом приподняла голову и оглядела себя. Да нет. Она, вроде, выглядит как всегда. Руки ярко освещены. Лежат беспомощные и праздные на груди. А вот ноги тянутся-тянутся, длинные, как змеи, и уползают куда-то в темноту. Там мышиные норки. И ноги совсем скоро в них потеряются. Как ей жить на свете без ног? Как их найти, если они уползут?
Уша подтянула ноги к животу, и с облегчением поняла, что они пока ещё с ней.
На сердце теплилось смутное приятное чувство. Вспомнила - у неё радость какая-то. Недавно появилась. Только вот что за радость и где она, никак не могла сообразить.
- Мать, - хрипло позвала.
Кама отложила шкуру, протянула холодную ладонь ко лбу Уши, потрогала, вздохнула.
- Что, доченька?
- Ты не видела мою радость?
- А какая она? - Кама не знала, что ответить на странный вопрос Уши.
Но Уша и сама не помнила. Подумала... Смутно представилось, что радость где-то спрятана под шкурой у головы. Стала щупать беспокойной рукой, и почувствовала, как слабость и тошнота поднялись из руки и полились по всему телу.
Вдруг что-то кругло-гладкое попало под пальцы. Вытащила - и восторг наполнил душу. Как она могла забыть про яичко? Слабая улыбка осветило лицо.
Смотрит, любуется, как по голубому чистому небушку плывут белые пушистые облачка.
Кама заметила. Хотела спросить, но сдержалась. Разве это сейчас главное? Вот выздоровеет дочка, тогда и спросит. Всё остальное совсем неважно.
У входа послышался шум.
- Отец, - успела шепнуть Кама, и женщины привычно замолчали. Теперь молчание будет наполнять тесную берлогу до утра. Только после ухода отца они вновь станут разговаривать.
Отец с кряканьем сел у огня. Был он нечувствителен к холоду, легко переносил морозы и ненастья, но и погреться при случае любил.
Кама сунула ему в руку кусок мяса. Он стал жадно есть, роняя капли жира на волосатую грудь.
Уша лежала и смотрела. И теперь какие-то непонятные метаморфозы стали происходить с отцом. Он то удалялся далеко от неё, в глубь берлоги, становился маленьким, словно серый воробушек. То надвигался, и густые чёрные с проседью брови приближались к Уше так близко, что она могла рассмотреть каждую отдельную волосинку.
Пока Уша наблюдала за изменениями отца, пытаясь и в них отыскать логику и смысл, рука её разжалась, и небесно-голубое яичко выскользнуло из слабых пальцев. Выскользнуло и покатилось к здоровой и чёрной пятке отца.
Яркое пятнышко сразу привлекло его внимание. Он отвёл руку с полуобглоданным мослом в сторону и наклонил голову над Ушиной радостью. Потом поднял ногу и с силой топнул пяткой. Ушина радость брызнула голубыми искрами в последний раз.
- Там телята в лесу остались, пропадут, жалко, - заявили мужики, с трудом притащив очередную добычу.
- А сколько их? - живо заинтересовалась бабка.
- Двое. За нами бежали до края леса, а дальше - ни в какую.
- Туры, ай коровки?
- Да не поняли. Маленькие ещё. Но, вроде, как один самец, другая - самочка.
Бабка запереживала. Когда ещё такой шанс выпадет? А одной Пеструхе скучно, того и гляди, молоко пропадёт. Надо собираться.
Намотала вокруг костлявой талии верёвок, огляделась в поисках помощников.
Мужики уже ушли. Бросили добычу ближе к воде да снова отправились зимовье в лесу ставить. Женщины подхватились, начали разделывать огромную тушу, скоблить, жарить, варить.
Значит, ни мужчины, ни женщины сейчас бабке не помощники. Им и без теляток забот полон рот.
Поглядела на Мотку, засомневалась, а вдруг туры неподалёку всё ещё бродят? Опасно.
Поглядела на деда, а тот как раз кинул на бабку встречный взгляд, что это она с верёвками ходит?
На безрыбье, как говорится, и рак - рыба.
- Дед, ты чем занят?
- Да как будточки ничем.
Дед всегда чем-нибудь занят, только кажется ему, что это ерунда. Баловство одно, а настоящие дела только у молодых.
- Слышал, что мужики про телят говорили?
- А как же? Что я без ух, что ли? Хочешь попробовать поймать?
- Можа, пошли вместе?
Бабка чуть смутилась от своих слов. Как-то не так они прозвучали. Но дед понял как надо.
- Ещё верёвок захватить? Ай хватит?
- Да, хватит, наверное. Только пошли быстрей, а то охотников на телят и без нас много.
Но Фена тут сама опомнилась и убежала в шалаш. Девки сшили ей одёжу, старались, трудились, а она её сейчас на кустах по лоскуткам оставит. Переоделась в свои старые шкуры.
Дед стоял, переминался с ноги на ногу, её выглядывал.
На утёс бабка первому велела лезть деду. Сама следом. Дальше пошкандыбали рядом.
Дед сухонький, невысокий, куцая бородка торчком, в руках палка, на тощем плече верёвки. Бабка под стать. Только намотано шкур побольше, бороды нет, а есть реденькая седая косица - напоминание о былых девичьих временах.
До леса недалеко, дорожка, уже протоптанная, тянулась по пёстрому лугу.
- Глянь-ка, сколько травы. А ведь пропадает пропадом такое добро. Зимой бы и рады подстелить где, или корове кинуть клок, а не будет уже. Ищи, Пеструха, себе пропитание под снегом, морозь морду.
- Дак оно можно было бы насушить, да припрятать до зимы.
- А, - безнадёжно махнула бабка рукой, - всё одно осенью промокнет и сгниёт.
- Да не скажи. Можно припрятать от дождя.
- Как? - бабка вопросительно уставилась на деда.
Тот чуть смутился.
- Как? Как... Подумать надо как. Может, в кучу, а сверху еловыми ветками накрыть?
- А... Всё равно промокнет.
- А, может, навес сделать? Как у нас в шалаше?
- Кто ж будет делать? И так работы по горло. Тут сначала надо для себя землянки слепить, потом для скота. А уж для травы никто не согласится возиться.
- Так если сейчас поймаем телят, им трава всё равно понадобится. Мало ли какая зима будет. Иной раз снега так навалит - до земли не докопаешься. Что ж, им с голоду подыхать?
Бабка молча поджала губы.
Дед воодушевился:
- Тогда давай с тобой вдвоём сена насушим. И навес соорудим. Пусть молодые занимаются своими делами, мы их трогать не будем, сами как-нибудь. Чтобы даже не знали. А не получится, ну и что коли так? Не первый, не последний раз труду пропадать.
Бабка скользнула оценивающим взглядом по дедовой фигуре. Ишь ты, «сами». Но другого выхода не было. И всё же не совсем согласилась:
- Посмотрим. Поймать сначала надо телят, а то кормить тем сеном некого будет.
В лесу решили разойтись и прочёсывать зелёные угодья хоть и недалеко друг от друга, но всё же раздельно. Никого. Временами останавливались и прислушивались. Лесные птицы подскажут кто где. Правда, в основном они предупреждали друг друга об их присутствии. Но тут уж ничего не сделаешь.
Бабка старалась не выпускать деда из вида и ориентироваться на него. В охотничьих делах мужики больше разбираются. Хотя в зарослях уследить за ним не всегда просто.
А телят так долго не было, что надежда найти их почти угасла. Но, похоже, она рано сдалась.
Взглянув в очередной раз в сторону деда, Фена почувствовала, как сердце ёкнуло, хотя, может, это было и не сердце. А глаза страшно расширились. Дед стоял, задрав кверху руку.
Началось, поняла бабка. Теперь надо быть пошустрей.
Она всмотрелась в тощую фигуру, ожидая команды.
Дед стал рисовать в воздухе круги, и бабка догадалась, что ей нужно идти в обход.
«Поняла!», - усиленно кивнула головой и пошла кружить. Никого не видать. Обойдя, как ей показалось, неведомых телят достаточно, она медленно пошла в сторону деда. И увидела... Махонькие туры жались друг к другу, тревожно озираясь по сторонам. Ну как махонькие? Лохматые лбы их уверенно возвышались над чахлой бабкиной грудью.
«Хорошо, что такие сосунки, - мелькнуло облегчение. - Где нам за большими гоняться».
И сосунки, заметив её, не дёрнулись, а дали подойти почти вплотную.
Не пуганные, удивилась Фена. И те тут же испугались. Дробно побежали от бабки.
- Мека, мека, - медовым голосом пропела Фена, семеня на полусогнутых следом.
Казалось бы, протяни руку и бери, но бабка опасалась делать резкие движения. Их сделал дед. Его движения были настолько резкие, что бабка сама чуть не рванула от неожиданности в лесную глушь. Сидя за кустом, он дождался, пока маленький турёнок близко подойдёт и прыгнул соколом сверху. Тот дёрнулся, да поздно, задние ноги его были в надёжных старческих руках.
- Вяжи, вяжи, - шипел дед Фене, очевидно, не очень-то надеясь на свои руки.
Бабка проворно стала разматываться, искоса наблюдая, как телёнок яростно борется за свободу.
Накинула на шею, завязала петлю, чтобы не задохнулся.
- Готово, - крикнула деду, озабоченно поглядывая, как задние копыта безостановочно лупцуют его.
Дед бросил, и теперь уже бабка оказалась один на один с детёнышем тура. И освободившийся из одного плена телёнок, прежде чем попасть в другой, так рванул, что бабка ойкнула, голова резко дёрнулась назад, в животе что-то противно булькнуло и, не успев ничего понять, оказалась на земле. Цела ли? Выяснять не было времени, турёнок её волочил по лесной подстилке, не давая передыху. И лишь подскочивший дед чуть усмирил его. Он схватил обеими руками за телячью шею и повис на ней всей своим весом. Турёнок остановился, бабка, кряхтя, поднялась.
Хотелось садануть этого сосунка под дых. Но сдержалась. Потом его уже будет не приручить.
- Где второй? - сказала бабка, как каркнула. и сама не узнала свой голос.
- Хто? - глаза деда чуть косили, лицо было чёрное.
- Тур.
- Нам и этого хватит. Потащили.
Турёнок не сдавался. Он тягал деда с бабкой по всем буеракам, какие только встречались на пути. Много кустов ими было смято и изломано. Но Фена и дед во всей этой круговерти всё же умудрялись придавать своей компании нужное направление.
- Больше не могу, - запросила пощады бабка. - Дай дух перевести.
Турёнок, должно быть, тоже нуждался в отдыхе. Остановились втроём, тяжело дыша и безумно вращая глазами, пытаясь определиться, где они.
- Вон, просвет, - кивнула бабка головой вперёд.
И турёнок принял кивок, как руководство к действию. Он рванул с новой силой, и деду с бабкой не осталось ничего другого, как последовать за ним.
Вскоре с треском выскочили из леса. И остановились изумлённые. Глаза долго смотрели, а голова никак не могла сообразить, что они видят.
На залитом солнцем цветущем лугу две девочки кормили второго телёнка. Они протягивали ему самые красивые цветы и самую вкусную траву, а он шумно нюхал подношения, потом захватывал губами и начинал жевать. Довольные девочки гладили его по мягкой шее.
- Ба, можно мы его себе заберём?
Обернулась Мотка на шум. Мельком поглядела... Потом вернула перепуганный взгляд:
- Ба, а что случилось? Ты где была?
«Ола! Ола! Ола никуда не денется и подождёт. Не много желающих её в жёны брать, хоть и дочка старейшины. А вот та девка красивая может достаться кому-нибудь другому. Отец не понимает. Видать забыл, каково это молодому быть. А Пеша страдай! Всё о племени думай. А о нём кто подумает? Страшно вспомнить, сколько он для других сделал! Пальцев на иной руке не хватит. Нашли дурака! Нетушки, обойдутся! Девку ту нужно умыкнуть и насладиться. А потом уже и черёд Олы будет. Вот только самому не справиться. Да и опасно одному-то. Нужен помощник. Только такой, чтобы и сильный, и не обманул».
Пеше приходилось в своей молодой жизни сталкиваться с обманом. Почти каждый в племени пользовался его добротой и что-нибудь поимел от него. Во всяком случае, так ему казалось.
Шан!
Задумался. С одной стороны, лучше его не найти. Сильный, отчаянный.
С другой стороны, вот с кем, с кем, а с Шаном нужно держать ухо востро. Нет у того ни стыда, ни совести. Пеша сколько раз уже убеждался. Но Пеша знал к нему подход.
- Шан!
Подошёл сзади, засмотрелся. Парень метал в дерево нож. Гибкая спина бугрилась и блестела от пота. Хорош! Занимается ножами и на Пешу никакого внимания. Как будто не слышит. Пеша засопел было обиженно, но с Шаном лучше убрать обиду куда-нибудь подальше - не поможет. Тут хитрость нужна.
- Я отцу так и не рассказал.
Шан повернулся, опустил нож, поглядел хмуро на Шана.
- Чего тебе?
- Говорю, отцу про тебя и Леру так и не рассказал. Как и обещал.
- Угу.
Шан снова повернулся к дереву.
- А отцу не шибко понравилось бы, что вы с ней делали.
- Угу.
- Ему бы, небось, обидно было. Всё же Лера его жена, хоть и не первая.
Шан не выдержал:
- Что на этот раз тебе нужно?
- Девку надо украсть.
Шан бросил нож в сторону, повернулся к Пеше, смерил его нехорошим взглядом с головы до ног.
- Какую на этот раз?
- Ту девку, что к нам приходила. С теми голодранцами... Она с ними была... Красивая...
Шан понял, о ком речь. Сжал зубы так, что на щеках заиграли желваки. Та девка ему и самому понравилась. Не для придурка Пеши она предназначена.
- Да где же её искать? - ответил равнодушно и снова взялся за нож.
- Как где? Ты же слышал, что они живут по реке, только выше. Вон в ту сторону ежели идти, то и придём к ним, - махнул рукой вдоль берега.
- И что мы с ней будем делать?
- Как что? Своруем...
- А потом? - Шан, казалось, издевался.
- А потом что надо, то и сделаем, - Пешины глазки замаслились, толстые губы непроизвольно растянулись.
Шан не сдержал презрительную улыбку, но Пеша не заметил.
- Не хочу, - Шан отвернулся.
- Как это не хочешь? - забеспокоился Пеша. - Почему же ты не хочешь? Да... как же..., да я отцу расскажу...
- А про себя не расскажешь?
- Что рассказать про себя?
- Ты же сам за Лерой ухлёстывал. Я видел.
Пеша от изумления разинул рот. Ухлёстывать за женой отца ему и в голову не приходило.
- Когдай-то?
- Да ладно. Может, мне показалось.
Но Пеша забеспокоился не на шутку:
- Нет, ты скажи, когда.
- А вчера на речке. Кто из кустов за ней следил?
- Да разве я за Лерой? Там же другие девки были.
- А-а, тогда ладно.
- А вот ты тогда с ней того... - Пеша захихикал.
Шан снова повернулся. Поглядел задумчиво.
- Чего ты? - Пешины глаза наивно захлопали.
- А не забоишься?
Пеша внутренне дрогнул. От таких слов ему уже стало не по себе. Но... девка красивая. Как ещё её заполучить? По-другому никак.
- Не забоюсь.
Шан прислонился к дереву, долго молчал. Пеша терпеливо переминался с ноги на ногу.
- Ладно. Пусть будет по-твоему. Только что скажешь матери? Или отцу.
- А что сказать? - и тут понадеялся на Шана.
- Скажи, что поохотиться захотел. Дня три нам хватит?
- Неа, давай побольше.
- Ну, скажи, что побольше.
- Понял. Сегодня пойдём?
Шан помолчал. Глаза его брызнули непонятной злобой.
- Завтра.
«Обидел...»
Землянки должны получаться сухими. В центре ставится печь - очаг. Но лучше деда тут никто не соорудит. Сверху дёрн.
«Обидел...»
Вот и вторая готова. По бокам скамьи, лежанки, полки идут в два яруса. Будет где и самим отдохнуть-поспать и горшки-крынки хранить.
«Обидел... Что же она не приходит? Я попросил бы её не сердиться. Меня понять можно. Не ожидал, что отец у неё... Или нельзя понять?»
Кто в какой жить будет - ещё не решили. А скот? В землянку животных, наверное, не загонишь, но крышу над головой какую-никакую от непогоды слепить надо и для скота. И по бокам тоже. Теперь у них уже есть и козы, и туры - ещё одна коровка будет, и бычок для компании.
«А если случилось что? Вдруг опять в яму попала?» - эта мысль обожгла.
Санк бросил работу.
- Лека, я за камнями.
Уша подтянула ноги к животу, и с облегчением поняла, что они пока ещё с ней.
На сердце теплилось смутное приятное чувство. Вспомнила - у неё радость какая-то. Недавно появилась. Только вот что за радость и где она, никак не могла сообразить.
- Мать, - хрипло позвала.
Кама отложила шкуру, протянула холодную ладонь ко лбу Уши, потрогала, вздохнула.
- Что, доченька?
- Ты не видела мою радость?
- А какая она? - Кама не знала, что ответить на странный вопрос Уши.
Но Уша и сама не помнила. Подумала... Смутно представилось, что радость где-то спрятана под шкурой у головы. Стала щупать беспокойной рукой, и почувствовала, как слабость и тошнота поднялись из руки и полились по всему телу.
Вдруг что-то кругло-гладкое попало под пальцы. Вытащила - и восторг наполнил душу. Как она могла забыть про яичко? Слабая улыбка осветило лицо.
Смотрит, любуется, как по голубому чистому небушку плывут белые пушистые облачка.
Кама заметила. Хотела спросить, но сдержалась. Разве это сейчас главное? Вот выздоровеет дочка, тогда и спросит. Всё остальное совсем неважно.
У входа послышался шум.
- Отец, - успела шепнуть Кама, и женщины привычно замолчали. Теперь молчание будет наполнять тесную берлогу до утра. Только после ухода отца они вновь станут разговаривать.
Отец с кряканьем сел у огня. Был он нечувствителен к холоду, легко переносил морозы и ненастья, но и погреться при случае любил.
Кама сунула ему в руку кусок мяса. Он стал жадно есть, роняя капли жира на волосатую грудь.
Уша лежала и смотрела. И теперь какие-то непонятные метаморфозы стали происходить с отцом. Он то удалялся далеко от неё, в глубь берлоги, становился маленьким, словно серый воробушек. То надвигался, и густые чёрные с проседью брови приближались к Уше так близко, что она могла рассмотреть каждую отдельную волосинку.
Пока Уша наблюдала за изменениями отца, пытаясь и в них отыскать логику и смысл, рука её разжалась, и небесно-голубое яичко выскользнуло из слабых пальцев. Выскользнуло и покатилось к здоровой и чёрной пятке отца.
Яркое пятнышко сразу привлекло его внимание. Он отвёл руку с полуобглоданным мослом в сторону и наклонил голову над Ушиной радостью. Потом поднял ногу и с силой топнул пяткой. Ушина радость брызнула голубыми искрами в последний раз.
Глава 45
- Там телята в лесу остались, пропадут, жалко, - заявили мужики, с трудом притащив очередную добычу.
- А сколько их? - живо заинтересовалась бабка.
- Двое. За нами бежали до края леса, а дальше - ни в какую.
- Туры, ай коровки?
- Да не поняли. Маленькие ещё. Но, вроде, как один самец, другая - самочка.
Бабка запереживала. Когда ещё такой шанс выпадет? А одной Пеструхе скучно, того и гляди, молоко пропадёт. Надо собираться.
Намотала вокруг костлявой талии верёвок, огляделась в поисках помощников.
Мужики уже ушли. Бросили добычу ближе к воде да снова отправились зимовье в лесу ставить. Женщины подхватились, начали разделывать огромную тушу, скоблить, жарить, варить.
Значит, ни мужчины, ни женщины сейчас бабке не помощники. Им и без теляток забот полон рот.
Поглядела на Мотку, засомневалась, а вдруг туры неподалёку всё ещё бродят? Опасно.
Поглядела на деда, а тот как раз кинул на бабку встречный взгляд, что это она с верёвками ходит?
На безрыбье, как говорится, и рак - рыба.
- Дед, ты чем занят?
- Да как будточки ничем.
Дед всегда чем-нибудь занят, только кажется ему, что это ерунда. Баловство одно, а настоящие дела только у молодых.
- Слышал, что мужики про телят говорили?
- А как же? Что я без ух, что ли? Хочешь попробовать поймать?
- Можа, пошли вместе?
Бабка чуть смутилась от своих слов. Как-то не так они прозвучали. Но дед понял как надо.
- Ещё верёвок захватить? Ай хватит?
- Да, хватит, наверное. Только пошли быстрей, а то охотников на телят и без нас много.
Но Фена тут сама опомнилась и убежала в шалаш. Девки сшили ей одёжу, старались, трудились, а она её сейчас на кустах по лоскуткам оставит. Переоделась в свои старые шкуры.
Дед стоял, переминался с ноги на ногу, её выглядывал.
На утёс бабка первому велела лезть деду. Сама следом. Дальше пошкандыбали рядом.
Дед сухонький, невысокий, куцая бородка торчком, в руках палка, на тощем плече верёвки. Бабка под стать. Только намотано шкур побольше, бороды нет, а есть реденькая седая косица - напоминание о былых девичьих временах.
До леса недалеко, дорожка, уже протоптанная, тянулась по пёстрому лугу.
- Глянь-ка, сколько травы. А ведь пропадает пропадом такое добро. Зимой бы и рады подстелить где, или корове кинуть клок, а не будет уже. Ищи, Пеструха, себе пропитание под снегом, морозь морду.
- Дак оно можно было бы насушить, да припрятать до зимы.
- А, - безнадёжно махнула бабка рукой, - всё одно осенью промокнет и сгниёт.
- Да не скажи. Можно припрятать от дождя.
- Как? - бабка вопросительно уставилась на деда.
Тот чуть смутился.
- Как? Как... Подумать надо как. Может, в кучу, а сверху еловыми ветками накрыть?
- А... Всё равно промокнет.
- А, может, навес сделать? Как у нас в шалаше?
- Кто ж будет делать? И так работы по горло. Тут сначала надо для себя землянки слепить, потом для скота. А уж для травы никто не согласится возиться.
- Так если сейчас поймаем телят, им трава всё равно понадобится. Мало ли какая зима будет. Иной раз снега так навалит - до земли не докопаешься. Что ж, им с голоду подыхать?
Бабка молча поджала губы.
Дед воодушевился:
- Тогда давай с тобой вдвоём сена насушим. И навес соорудим. Пусть молодые занимаются своими делами, мы их трогать не будем, сами как-нибудь. Чтобы даже не знали. А не получится, ну и что коли так? Не первый, не последний раз труду пропадать.
Бабка скользнула оценивающим взглядом по дедовой фигуре. Ишь ты, «сами». Но другого выхода не было. И всё же не совсем согласилась:
- Посмотрим. Поймать сначала надо телят, а то кормить тем сеном некого будет.
Глава 46
В лесу решили разойтись и прочёсывать зелёные угодья хоть и недалеко друг от друга, но всё же раздельно. Никого. Временами останавливались и прислушивались. Лесные птицы подскажут кто где. Правда, в основном они предупреждали друг друга об их присутствии. Но тут уж ничего не сделаешь.
Бабка старалась не выпускать деда из вида и ориентироваться на него. В охотничьих делах мужики больше разбираются. Хотя в зарослях уследить за ним не всегда просто.
А телят так долго не было, что надежда найти их почти угасла. Но, похоже, она рано сдалась.
Взглянув в очередной раз в сторону деда, Фена почувствовала, как сердце ёкнуло, хотя, может, это было и не сердце. А глаза страшно расширились. Дед стоял, задрав кверху руку.
Началось, поняла бабка. Теперь надо быть пошустрей.
Она всмотрелась в тощую фигуру, ожидая команды.
Дед стал рисовать в воздухе круги, и бабка догадалась, что ей нужно идти в обход.
«Поняла!», - усиленно кивнула головой и пошла кружить. Никого не видать. Обойдя, как ей показалось, неведомых телят достаточно, она медленно пошла в сторону деда. И увидела... Махонькие туры жались друг к другу, тревожно озираясь по сторонам. Ну как махонькие? Лохматые лбы их уверенно возвышались над чахлой бабкиной грудью.
«Хорошо, что такие сосунки, - мелькнуло облегчение. - Где нам за большими гоняться».
И сосунки, заметив её, не дёрнулись, а дали подойти почти вплотную.
Не пуганные, удивилась Фена. И те тут же испугались. Дробно побежали от бабки.
- Мека, мека, - медовым голосом пропела Фена, семеня на полусогнутых следом.
Казалось бы, протяни руку и бери, но бабка опасалась делать резкие движения. Их сделал дед. Его движения были настолько резкие, что бабка сама чуть не рванула от неожиданности в лесную глушь. Сидя за кустом, он дождался, пока маленький турёнок близко подойдёт и прыгнул соколом сверху. Тот дёрнулся, да поздно, задние ноги его были в надёжных старческих руках.
- Вяжи, вяжи, - шипел дед Фене, очевидно, не очень-то надеясь на свои руки.
Бабка проворно стала разматываться, искоса наблюдая, как телёнок яростно борется за свободу.
Накинула на шею, завязала петлю, чтобы не задохнулся.
- Готово, - крикнула деду, озабоченно поглядывая, как задние копыта безостановочно лупцуют его.
Дед бросил, и теперь уже бабка оказалась один на один с детёнышем тура. И освободившийся из одного плена телёнок, прежде чем попасть в другой, так рванул, что бабка ойкнула, голова резко дёрнулась назад, в животе что-то противно булькнуло и, не успев ничего понять, оказалась на земле. Цела ли? Выяснять не было времени, турёнок её волочил по лесной подстилке, не давая передыху. И лишь подскочивший дед чуть усмирил его. Он схватил обеими руками за телячью шею и повис на ней всей своим весом. Турёнок остановился, бабка, кряхтя, поднялась.
Хотелось садануть этого сосунка под дых. Но сдержалась. Потом его уже будет не приручить.
- Где второй? - сказала бабка, как каркнула. и сама не узнала свой голос.
- Хто? - глаза деда чуть косили, лицо было чёрное.
- Тур.
- Нам и этого хватит. Потащили.
Турёнок не сдавался. Он тягал деда с бабкой по всем буеракам, какие только встречались на пути. Много кустов ими было смято и изломано. Но Фена и дед во всей этой круговерти всё же умудрялись придавать своей компании нужное направление.
- Больше не могу, - запросила пощады бабка. - Дай дух перевести.
Турёнок, должно быть, тоже нуждался в отдыхе. Остановились втроём, тяжело дыша и безумно вращая глазами, пытаясь определиться, где они.
- Вон, просвет, - кивнула бабка головой вперёд.
И турёнок принял кивок, как руководство к действию. Он рванул с новой силой, и деду с бабкой не осталось ничего другого, как последовать за ним.
Вскоре с треском выскочили из леса. И остановились изумлённые. Глаза долго смотрели, а голова никак не могла сообразить, что они видят.
На залитом солнцем цветущем лугу две девочки кормили второго телёнка. Они протягивали ему самые красивые цветы и самую вкусную траву, а он шумно нюхал подношения, потом захватывал губами и начинал жевать. Довольные девочки гладили его по мягкой шее.
- Ба, можно мы его себе заберём?
Обернулась Мотка на шум. Мельком поглядела... Потом вернула перепуганный взгляд:
- Ба, а что случилось? Ты где была?
Глава 47
«Ола! Ола! Ола никуда не денется и подождёт. Не много желающих её в жёны брать, хоть и дочка старейшины. А вот та девка красивая может достаться кому-нибудь другому. Отец не понимает. Видать забыл, каково это молодому быть. А Пеша страдай! Всё о племени думай. А о нём кто подумает? Страшно вспомнить, сколько он для других сделал! Пальцев на иной руке не хватит. Нашли дурака! Нетушки, обойдутся! Девку ту нужно умыкнуть и насладиться. А потом уже и черёд Олы будет. Вот только самому не справиться. Да и опасно одному-то. Нужен помощник. Только такой, чтобы и сильный, и не обманул».
Пеше приходилось в своей молодой жизни сталкиваться с обманом. Почти каждый в племени пользовался его добротой и что-нибудь поимел от него. Во всяком случае, так ему казалось.
Шан!
Задумался. С одной стороны, лучше его не найти. Сильный, отчаянный.
С другой стороны, вот с кем, с кем, а с Шаном нужно держать ухо востро. Нет у того ни стыда, ни совести. Пеша сколько раз уже убеждался. Но Пеша знал к нему подход.
- Шан!
Подошёл сзади, засмотрелся. Парень метал в дерево нож. Гибкая спина бугрилась и блестела от пота. Хорош! Занимается ножами и на Пешу никакого внимания. Как будто не слышит. Пеша засопел было обиженно, но с Шаном лучше убрать обиду куда-нибудь подальше - не поможет. Тут хитрость нужна.
- Я отцу так и не рассказал.
Шан повернулся, опустил нож, поглядел хмуро на Шана.
- Чего тебе?
- Говорю, отцу про тебя и Леру так и не рассказал. Как и обещал.
- Угу.
Шан снова повернулся к дереву.
- А отцу не шибко понравилось бы, что вы с ней делали.
- Угу.
- Ему бы, небось, обидно было. Всё же Лера его жена, хоть и не первая.
Шан не выдержал:
- Что на этот раз тебе нужно?
- Девку надо украсть.
Шан бросил нож в сторону, повернулся к Пеше, смерил его нехорошим взглядом с головы до ног.
- Какую на этот раз?
- Ту девку, что к нам приходила. С теми голодранцами... Она с ними была... Красивая...
Шан понял, о ком речь. Сжал зубы так, что на щеках заиграли желваки. Та девка ему и самому понравилась. Не для придурка Пеши она предназначена.
- Да где же её искать? - ответил равнодушно и снова взялся за нож.
- Как где? Ты же слышал, что они живут по реке, только выше. Вон в ту сторону ежели идти, то и придём к ним, - махнул рукой вдоль берега.
- И что мы с ней будем делать?
- Как что? Своруем...
- А потом? - Шан, казалось, издевался.
- А потом что надо, то и сделаем, - Пешины глазки замаслились, толстые губы непроизвольно растянулись.
Шан не сдержал презрительную улыбку, но Пеша не заметил.
- Не хочу, - Шан отвернулся.
- Как это не хочешь? - забеспокоился Пеша. - Почему же ты не хочешь? Да... как же..., да я отцу расскажу...
- А про себя не расскажешь?
- Что рассказать про себя?
- Ты же сам за Лерой ухлёстывал. Я видел.
Пеша от изумления разинул рот. Ухлёстывать за женой отца ему и в голову не приходило.
- Когдай-то?
- Да ладно. Может, мне показалось.
Но Пеша забеспокоился не на шутку:
- Нет, ты скажи, когда.
- А вчера на речке. Кто из кустов за ней следил?
- Да разве я за Лерой? Там же другие девки были.
- А-а, тогда ладно.
- А вот ты тогда с ней того... - Пеша захихикал.
Шан снова повернулся. Поглядел задумчиво.
- Чего ты? - Пешины глаза наивно захлопали.
- А не забоишься?
Пеша внутренне дрогнул. От таких слов ему уже стало не по себе. Но... девка красивая. Как ещё её заполучить? По-другому никак.
- Не забоюсь.
Шан прислонился к дереву, долго молчал. Пеша терпеливо переминался с ноги на ногу.
- Ладно. Пусть будет по-твоему. Только что скажешь матери? Или отцу.
- А что сказать? - и тут понадеялся на Шана.
- Скажи, что поохотиться захотел. Дня три нам хватит?
- Неа, давай побольше.
- Ну, скажи, что побольше.
- Понял. Сегодня пойдём?
Шан помолчал. Глаза его брызнули непонятной злобой.
- Завтра.
Глава 48
«Обидел...»
Землянки должны получаться сухими. В центре ставится печь - очаг. Но лучше деда тут никто не соорудит. Сверху дёрн.
«Обидел...»
Вот и вторая готова. По бокам скамьи, лежанки, полки идут в два яруса. Будет где и самим отдохнуть-поспать и горшки-крынки хранить.
«Обидел... Что же она не приходит? Я попросил бы её не сердиться. Меня понять можно. Не ожидал, что отец у неё... Или нельзя понять?»
Кто в какой жить будет - ещё не решили. А скот? В землянку животных, наверное, не загонишь, но крышу над головой какую-никакую от непогоды слепить надо и для скота. И по бокам тоже. Теперь у них уже есть и козы, и туры - ещё одна коровка будет, и бычок для компании.
«А если случилось что? Вдруг опять в яму попала?» - эта мысль обожгла.
Санк бросил работу.
- Лека, я за камнями.
