Землянку увидела издалека. Хоть та и была едва заметной – низкой и заросшей травой.
- Она заброшена, - стало грустно. – Здесь нет никого.
Но пошла по густой крапиве дальше. Рача всё также молча следовал за ней.
Вход в жилище преграждали огромные валуны.
«Интересно, одолею?»
Шима взялась за один, откатила в сторону, взялась за другой.
- Глянь-ка, получилось. Пошли?
Рача не прикасался к камням, стоял молча, и какая-то грусть всё больше темнила его лицо.
Шима не дождалась ответа, шагнула внутрь.
Глаза долго привыкали к темноте. А потом она приблизилась к лежанке, задумчиво провела ладонью по прелой шкуре, подошла к дальней стене, резко сбила густую паутину, стала заглядывать в горшки и крынки. Постепенно спокойствие покидало её. Движения стали лихорадочными.
- Я знаю… это место. Откуда я знаю?
Шима оглянулась по сторонам.
- Там очаг… Точно… Смотри, Рача, там камень будет треснутый.
Шима бросилась к печи, рассматривала что-то, одной ей ведомое, потом закричала:
- Вот она! Вот эта трещина!
Мужчина не сдвинулся с места.
Шима перевела взгляд на дальнюю стену.
- Там... – бросилась теперь к стене. Стала ладонями очищать её. – Вот… Видишь? Это же…
Шима обернулась к Раче, выпрямилась, сказала почти спокойно:
- Это же я процарапала.
Рача не удивился. Он всё ещё молчал.
- Что же ты молчишь? – Шима почти закричала, в голосе зазвенели подступившие слёзы. – Я знаю это место. Я здесь жила. Это мой дом.
- Мать моя… Мы летом с ней жили в лесу, а зимой переходили в селение. Её уважали и боялись, была она не простым человеком, лечила людей, гадала и … Она была… Как бы тебе рассказать… Я и сама не соображу… Ладно, как есть, так и скажу. В лесу мать звала меня Даей. А может, я и была Дая. Как теперь понять? В селении я становилась Шимой… Дая была… Я, получается… Или не я? … Дая была хорошей помощницей матери. Она научилась лечить людей, потом научилась наводить морок, варить зелье. Много всего… Люди приходили в лес. Они несли нам всякую снедь, шкуры, мёд, а мы им… то, что они хотели. Дая была сильной и жёсткой. Может даже, жестокой. Она никого не боялась. Её все боялись. Когда наступала зима, и мы переходили в селение, я становилась собой. Ничего этого не умела. В нашем племени была просто Шимой. Зимой я, кажется, совсем забывала про Даю. Как это может быть? Ты что-нибудь понимаешь?
Шима подняла беспомощный взгляд. Но Рача не ответил. Он сам мало что понимал.
Девушка замолчала. Воспоминания нахлынули разом – не разберёшься.
Рача добавил в костёр ещё сухих веток. Огонь затрещал, забрызгал искрами, дохнул жаром. Шима чуть отодвинулась, огляделась по сторонам.
Кругом мрак. В нём скрыты деревья, прячутся лесные обитатели. Оттуда доносится неугомонное пение какой-то ночной птицы.
Шима наотрез отказалась ночевать в хижине.
- Она не моя, - заплакала тогда, как от неведомой обиды. – Здесь я никогда не жила. Я не хочу…
Вспомнила ещё...
- Мать, я не хочу быть Даей.
И Леда ударила её. Не больно. Обидно. И страшно.
- Ты не имеешь право не дать ей жить! Ты не посмеешь ещё раз её у меня отнять! Её теперь очередь.
Шима не понимала, что это значит. Но верила матери. Значит, так и надо. И становилась Даей. Мать объясняла как.
- Зимой мать разрешала мне быть собой. Делать всё, что желалось мне. И я напрочь забывала о целительстве, о мороке, о приворотах и ворожбе.
- И никто не заподозрил тебя в обмане?
- В обмане? Ты думаешь, я обманывала?
- Ты обманывала себя, получается.
- Да… Я обманывала себя. И мать?
Рача пожал плечами.
- Помню… какая-то женщина назвала меня Даей. Узнала видать, видела, наверное, в лесу. Но я не понимала, о чём она. И Лера… Ты же не знаешь, Лера всё это время просила у меня приворотное зелье. Говорила, что раньше я ей уже давала. А я подумала, что схожу с ума.
Рача протянул Шиме кусок жареного тетерева, но девушка отказалась.
- Не хочу сейчас. – Вновь вернулась к своим воспоминаниям. – А потом мать умерла. Зимой, когда мы были в племени. И последнее, что она сказала… - Шима нахмурилась, вызывая в памяти давно прозвучавшие слова, - наконец я вижу вас рядом… Она говорила так, словно перед ней сидели… двое. Ей это казалось? Или я и в самом деле не одна?
- Ты одна.
- А кто тогда Дая?
- Её нет.
- Но я же была… ею.
- Ты притворялась.
- Но почему так получилось?
- Помнишь, Пеша признался, что им в племя нужна прорицательница?
- Что-то припоминаю…
- Он рассказывал, как его отец когда-то обидел женщину-знахарку, продал одну из её маленьких дочерей.
Шима распахнула глаза. Стало что-то проясняться.
- Ты думаешь, он говорил о моей матери? Обо мне?
- Ты сказала – Леда. Ту женщину он тоже называл Ледой.
- Так получается… Дая существует? Она та девочка, которую продали?
- Может быть. Но не обязательно она – Дая. Её могли переименовать.
- Она ведьма?
- Вот тут уж я точно не могу тебе ничего сказать.
- И мать всю жизнь о ней тосковала… Поэтому… Поэтому мы так с ней жили.
- Да. Ты жила и за себя, и за сестру. Но что было дальше?
- После смерти матери? Я осталась в племени. Про лесную лачугу не думала, жить там не собиралась. А потом пришли бешенные. А потом Наз меня спас.
- А потом ты оказалась целительницей. Видно, матерна наука пошла впрок.
- Но я не хочу становиться Даей.
- И не становись. Давай спать. Поздно уже.
- Давай…
Но Шима ещё долго смотрела в тёмное небо, на поднимающиеся от костра искры и вспоминала, вспоминала, вспоминала. А Рача лежал неподалёку с закрытыми глазами. Но временами ресницы его чуть вздрагивали, и лёгкая улыбка непривычно скользила по губам.
Купаться в реке детям было уже нельзя – холодно. Но Наз придумал, как отнять у осени маленький кусочек тепла. Он чуть раскопал песок, прорыл канавку и получилась небольшая заводь. Вода в ней застаивалась, хорошо нагревалась, и дети быстро сообразили, что эта их последняя возможность вволю наплескаться перед долгим холодом, поэтому не вылезали оттуда целыми днями.
Дед тоже полоскал свои тощие костлявые ноги, только в холодной реке. Опускал их в воду до самых коленей.
- Во как бывает, - удивлялся он и делился своим удивлением с сидящим рядом Диком, – днём крутит что-то внутри, ночью свербит – спать не даёт. До лесу дойду – и замариваюсь. А ведь недавно с бабкой днями бегали то за Пешей, то ещё за какой надобностью, и ног под собой не чуяли… Не-е, видно время моё ушло…
Фена временами пробегала мимо, слушала такие упаднические речи, качала неодобрительно головой, но чем возразить не знала. Поэтому просто хмурилась.
- Дед, - нашёлся Санк. – Ты всегда так охаешь, когда сидишь без дела. Это от скуки тебе чудится свербление в ногах. Вот завтра перейдём на новое место, будем обживаться помаленьку, забудешь про свои коленки.
Завтра, с самого утра, племя заберёт все свои пожитки, потушит костёр и переберётся в давно построенные землянки.
Саха с грустью окинула песчаный берег. Здесь ей было хорошо. Надо упросить старейшину следующим летом вновь сюда вернуться.
- Прилетел! - Мотка вопила так, что все вскочили, схватились кто за сердце, кто за копья и луки.
Девочка чуть ли не кубарем скатилась с крутого берега и бросилась к бабке под мышку.
- Что ты орёшь, как очумелая? – бабка и сама испугалась до полусмерти, но пыталась разобраться в новой беде.
- Баб, прячься, скорее! Прилетел! Вон там висит.
- Да кто прилетел?
- Ихний Дон, - обвиняющий Моткин палец ясно указывал из-под бабкиной подмышки на виновников.
Лок и Гёра неуверенно поднялись, переглянулись.
- Грантлёт?
Но, в отличии от Мотки и остального племени, вовсе не испугались. Глаза жаждали подтверждения. Не дождались. Не таковская Мотка, чтобы глупостям потакать. Ишь, завели непонятную дружбу с ещё более непонятно кем.
- Лок, погнали!
И не успели люди недовольно ахнуть, как мальчики птицами взлетели вверх и скрылись за пожелтевшим обрывом.
- Пойдёмте, - старейшина кивнул головой.
Мужики поглядели на оружие – брать? Или с пустыми руками встречать гостей?
Взяли. Что-то на плече должно болтаться. Словно невзначай.
Полезли следом.
Женщины долго топтались на месте, посматривая на детей. Ара на всякий случай взяла Лу за руку. Но и женщины не выдержали. Первой сдалась бабка.
- Мотка, не тряси меня - душу вытрясешь. Отстань, говорю. Пойду гляну, что там делается.
- Ба, не ходи, - закричала пронзительно Мотка, - увезут к собаке! В ухо!
Но Фена махнула рукой.
- Ещё чего. Не таковская я, чтобы меня к собакам всяким возили. Небось не отвезут.
Полезла. Следом остальные.
Вскоре на высоком берегу стояло племя. Не такое уж маленькое. Ждали.
Невдалеке и в самом деле завис грантлёт.
Ждать пришлось долго.
Наконец показался в проходе Гёра, соскочил на землю, обернулся. Оттуда что-то ему стали выдавать. Потом и Лок спрыгнул. Тоже не пустой.
Грантлёт поднялся вверх, моргнул разноцветными огоньками и поплыл к лесу. Мальчики смотрели вслед. Руками на прощанье не махнули, руки были заняты.
Когда гранлёт скрылся за деревьями, ребята повернули к своим.
- Несут что-то, - Моткин нос торчал из-за бабкиного плеча, - глаза сияли живым интересом.
- Вот это, по-моему, арбуз, а эта – дыня.
- Нет, Гёра, это – арбуз, а это – дыня.
- Короче, что-то из этого арбуз, а что-то - дыня.
- Ой, давайте уже пробовать.
- Давайте. Сколько нас?
- Три десятка и один, - Саха знала точно.
- Много, - пожаловалась Мотка, за что и получила подзатыльник от бабки. Отодвинулась от неё подальше, забурчала:
- Кое-кто уже, небось, наелся в грантлёте. А теперь второй раз собирается.
Но податливая корка с треком раскрылась, и оттуда брызнуло такой ароматной свежестью, что даже Мотка замолчала.
Каждому досталось по маленькому кусочку.
- Ну, кому что больше понравилось? – поинтересовался Санк.
- Мне жёлтое.
- А мне красное.
Мнения разделились. А потом сошлись:
- Всё!
- А это что? – ткнула Мотка в непонятный кузовок.
- А это тебе, - заулыбался Гёра.
- Как мне? – не поверила Мотка.
- Тебе, тебе. Леса сказала, что хочет выполнить твоё пожелание, и ещё что-то привезла. Специально для тебя. Называется, кажется, замороженка. Оно холодное. На солнце растает, но в этой посудине долго может продержаться.
- Снег, что ли?
Мотка была полна подозрений. Но ребята пожали плечами. Они не знали. Девочка взяла коробку и отошла.
- А это хлеб такой, - ребята стали вытаскивать из какой-то мягкой носилки один за другим кругляши. – На, Саха.
Саха принимала, изумленно принюхивалась:
- Что-то невероятное. Давайте вечером съедим.
- Давайте. А то за раз всё перепробуем, неинтересно.
- Леса объяснила, как такие кругляши можно самим приготовить. Ты, Лок, запомнил как?
- Кажется…
- Там хитрость одна есть. Вот и получается крепко вкусно.
- Ладно, потом расскажете про хитрость. Да смотрите – не забудьте.
- Не забудем… А вот это Криз дал. Это штука против бешенных или других, кто вздумает на нас нападать. Вот сюда нажимать…
- Нет, Гёра. Сначала надо прицелиться. Вот так. Потом нажать сюда, - Лок стал показывать, и все, как по команде дёрнули от штуки, догадываясь, что она вряд ли отличает своих от чужих.
- Ты, Лок, направь эту штуковину лучше вон туда, - указал дед на иву.
- Да не бойтесь. Она не убивает. Просто человек, или, скажем, зверь какой, замирает и не двигается, и не шевелится целый день. Если в него попасть.
- Ну, всё равно. Тут и так еле шевелишься…
- Полезная вещь, - задумчиво произнёс Тип.
- В ней, Криз сказал, четыре десятка выстрелов.
- О-о!
Лок протянул штуковину старейшине. Тот осторожно взял:
- Надо её куда-то припрятать. Но чтобы недалеко.
- А это Изе.
- Мне? – девочка от радости запрыгала на месте.
- Ну не совсем тебе. Помнишь, ты просила волшебную водичку?
- Помню, - Иза перестала прыгать.
- Ты просила, чтобы не умирать. Но такой воды вовсе не существует. Это водичка, чтобы выздоравливать. От болезней всяких. Кому её? – завертелся Гёра.
- Шиме, - сказали все в один голос.
- Ну что вы? Я же не понимаю, - испугала та.
- Так никто не понимает, - стала втолковывать Нала. – Вот ты и разбирайся.
Шима осторожно взяла прозрачную кубышку.
- А ещё они прилетят? – в Лерином голосе ясно звучала заинтересованность.
- Не знаем, - ребята чуть приуныли. – Знаем, что они пока не нашли способного. А Дон сказал… Лок, что Дон сказал?
- Сказал, что какая-то праграна решила, что у нас с Гёрой могло бы получиться.
- Да, праграна решила, что мы уж больно ловкие.
Последняя новость не очень понравилась племени. Все насторожились.
- Ну, можа, ещё найдут кого, - не стала долго унывать Фена. – Мир – вона какой большой. Пусть ищут получша.
- А вот тут маленькие деревца и семена всякие. Леса сказала, что из них могут вырасти яблоки большие и сладкие, ещё что-то. Много всего…
- Давай-ка сюда, – живо заинтересовался Рача.
- А тут что? Здоровое такое…
- Да не-е. То не здоровое, - ребята неожиданно замялись. – То так…
Все уставились на небесно-голубой короб, который явно что-то содержал.
- Что так?
Деваться некуда. Надо признаваться.
- То динызавр…
- Маленький…
- Он как живой…
- Только ненастоящий…
- Его не надо бояться…
- Он не укусит…
- Ему заряда хватит на год, Бат так сказал…
- А потом он перестанет бегать…
- Кто-о-о там?
- Динызавр. Он только с виду страшный…
- Показывайте.
Лок нехотя открыл короб, и оттуда моргнул круглый страшный глаз.
Вечером вокруг костра сидели широким кругом, узким уже давно не получалось. Дети с визгом носились вокруг. То за динозавром, то от него. Щенок вцепился зубами в зелёный длинный хвост, мотал головой, рычал в притворной ярости и катался по песку на толстом животе.
Дети от динозавра пришли в восторг, зато взрослым он не понравился. Жуть какая-то, противная на первый взгляд, и на остальные тоже. Поэтому чуть брезгливо отодвигали динозавра ногой, когда тот приближался слишком близко.
Мотка полдня просидела на иве, глядела в воду, думала о чём-то, а как стало темнеть, тихо прошмыгнула в круг, поставила нераскрытый кузовок на пень.
- Не хочу одна есть.
Удивлённые глаза, одни за другими поднимались на девочку, как только каждому доходили её слова. Тишина повисла полная. Даже дети перестали пищать и с любопытством уставились на коробку.
- Ну открывай тогда, - весело сказала Саха.
Мотка открыла.
Замороженка была белая, пышная, сверху украшена яркими красными и жёлтыми цветами и зелёными листочками. Красиво!
- Да ну! Я уже наелся, - вдруг сказал Тип.
- Что я, тур, цветами питаться? – внёс своё возражение дед.
- Баловство! – пренебрежительно махнул рукой старейшина.
И мужчины, один за другим, стали отходить.
- Не-е, я тоже уже объелась, - покачала головой Кида.
И женщины стали отходить. Последней отступила Лера. Молча, с неохотой.
- А я бы попро…
- Муж мой, - перебила Пешу Ола перепуганным голосом. – Подойди ко мне. Что это?
Тот торопливо пошёл.
- А нет. Показалось. Садись рядышком…
Расстроенный Пеша сел.
- Ну, держите черепушки, - весело заявила Саха детям, - ешьте свою замороженку.
Но дети не спешили. Долго смотрели на красивые узоры. Первым потянулся Мика, зачерпнул красный цветок.
- Наконец угомонились, - обрадовался дед.
Даже динозавр перестал бегать, остановился около пенька и следил лупоглазой мордой за быстрой Моткиной черепушкой. Девочка не утерпела, протянула ему жёлтый цветок, но тот не захотел пробовать.
- Она заброшена, - стало грустно. – Здесь нет никого.
Но пошла по густой крапиве дальше. Рача всё также молча следовал за ней.
Вход в жилище преграждали огромные валуны.
«Интересно, одолею?»
Шима взялась за один, откатила в сторону, взялась за другой.
- Глянь-ка, получилось. Пошли?
Рача не прикасался к камням, стоял молча, и какая-то грусть всё больше темнила его лицо.
Шима не дождалась ответа, шагнула внутрь.
Глаза долго привыкали к темноте. А потом она приблизилась к лежанке, задумчиво провела ладонью по прелой шкуре, подошла к дальней стене, резко сбила густую паутину, стала заглядывать в горшки и крынки. Постепенно спокойствие покидало её. Движения стали лихорадочными.
- Я знаю… это место. Откуда я знаю?
Шима оглянулась по сторонам.
- Там очаг… Точно… Смотри, Рача, там камень будет треснутый.
Шима бросилась к печи, рассматривала что-то, одной ей ведомое, потом закричала:
- Вот она! Вот эта трещина!
Мужчина не сдвинулся с места.
Шима перевела взгляд на дальнюю стену.
- Там... – бросилась теперь к стене. Стала ладонями очищать её. – Вот… Видишь? Это же…
Шима обернулась к Раче, выпрямилась, сказала почти спокойно:
- Это же я процарапала.
Рача не удивился. Он всё ещё молчал.
- Что же ты молчишь? – Шима почти закричала, в голосе зазвенели подступившие слёзы. – Я знаю это место. Я здесь жила. Это мой дом.
Глава 152
- Мать моя… Мы летом с ней жили в лесу, а зимой переходили в селение. Её уважали и боялись, была она не простым человеком, лечила людей, гадала и … Она была… Как бы тебе рассказать… Я и сама не соображу… Ладно, как есть, так и скажу. В лесу мать звала меня Даей. А может, я и была Дая. Как теперь понять? В селении я становилась Шимой… Дая была… Я, получается… Или не я? … Дая была хорошей помощницей матери. Она научилась лечить людей, потом научилась наводить морок, варить зелье. Много всего… Люди приходили в лес. Они несли нам всякую снедь, шкуры, мёд, а мы им… то, что они хотели. Дая была сильной и жёсткой. Может даже, жестокой. Она никого не боялась. Её все боялись. Когда наступала зима, и мы переходили в селение, я становилась собой. Ничего этого не умела. В нашем племени была просто Шимой. Зимой я, кажется, совсем забывала про Даю. Как это может быть? Ты что-нибудь понимаешь?
Шима подняла беспомощный взгляд. Но Рача не ответил. Он сам мало что понимал.
Девушка замолчала. Воспоминания нахлынули разом – не разберёшься.
Рача добавил в костёр ещё сухих веток. Огонь затрещал, забрызгал искрами, дохнул жаром. Шима чуть отодвинулась, огляделась по сторонам.
Кругом мрак. В нём скрыты деревья, прячутся лесные обитатели. Оттуда доносится неугомонное пение какой-то ночной птицы.
Шима наотрез отказалась ночевать в хижине.
- Она не моя, - заплакала тогда, как от неведомой обиды. – Здесь я никогда не жила. Я не хочу…
Вспомнила ещё...
- Мать, я не хочу быть Даей.
И Леда ударила её. Не больно. Обидно. И страшно.
- Ты не имеешь право не дать ей жить! Ты не посмеешь ещё раз её у меня отнять! Её теперь очередь.
Шима не понимала, что это значит. Но верила матери. Значит, так и надо. И становилась Даей. Мать объясняла как.
- Зимой мать разрешала мне быть собой. Делать всё, что желалось мне. И я напрочь забывала о целительстве, о мороке, о приворотах и ворожбе.
- И никто не заподозрил тебя в обмане?
- В обмане? Ты думаешь, я обманывала?
- Ты обманывала себя, получается.
- Да… Я обманывала себя. И мать?
Рача пожал плечами.
- Помню… какая-то женщина назвала меня Даей. Узнала видать, видела, наверное, в лесу. Но я не понимала, о чём она. И Лера… Ты же не знаешь, Лера всё это время просила у меня приворотное зелье. Говорила, что раньше я ей уже давала. А я подумала, что схожу с ума.
Рача протянул Шиме кусок жареного тетерева, но девушка отказалась.
- Не хочу сейчас. – Вновь вернулась к своим воспоминаниям. – А потом мать умерла. Зимой, когда мы были в племени. И последнее, что она сказала… - Шима нахмурилась, вызывая в памяти давно прозвучавшие слова, - наконец я вижу вас рядом… Она говорила так, словно перед ней сидели… двое. Ей это казалось? Или я и в самом деле не одна?
- Ты одна.
- А кто тогда Дая?
- Её нет.
- Но я же была… ею.
- Ты притворялась.
- Но почему так получилось?
- Помнишь, Пеша признался, что им в племя нужна прорицательница?
- Что-то припоминаю…
- Он рассказывал, как его отец когда-то обидел женщину-знахарку, продал одну из её маленьких дочерей.
Шима распахнула глаза. Стало что-то проясняться.
- Ты думаешь, он говорил о моей матери? Обо мне?
- Ты сказала – Леда. Ту женщину он тоже называл Ледой.
- Так получается… Дая существует? Она та девочка, которую продали?
- Может быть. Но не обязательно она – Дая. Её могли переименовать.
- Она ведьма?
- Вот тут уж я точно не могу тебе ничего сказать.
- И мать всю жизнь о ней тосковала… Поэтому… Поэтому мы так с ней жили.
- Да. Ты жила и за себя, и за сестру. Но что было дальше?
- После смерти матери? Я осталась в племени. Про лесную лачугу не думала, жить там не собиралась. А потом пришли бешенные. А потом Наз меня спас.
- А потом ты оказалась целительницей. Видно, матерна наука пошла впрок.
- Но я не хочу становиться Даей.
- И не становись. Давай спать. Поздно уже.
- Давай…
Но Шима ещё долго смотрела в тёмное небо, на поднимающиеся от костра искры и вспоминала, вспоминала, вспоминала. А Рача лежал неподалёку с закрытыми глазами. Но временами ресницы его чуть вздрагивали, и лёгкая улыбка непривычно скользила по губам.
Глава 153
Купаться в реке детям было уже нельзя – холодно. Но Наз придумал, как отнять у осени маленький кусочек тепла. Он чуть раскопал песок, прорыл канавку и получилась небольшая заводь. Вода в ней застаивалась, хорошо нагревалась, и дети быстро сообразили, что эта их последняя возможность вволю наплескаться перед долгим холодом, поэтому не вылезали оттуда целыми днями.
Дед тоже полоскал свои тощие костлявые ноги, только в холодной реке. Опускал их в воду до самых коленей.
- Во как бывает, - удивлялся он и делился своим удивлением с сидящим рядом Диком, – днём крутит что-то внутри, ночью свербит – спать не даёт. До лесу дойду – и замариваюсь. А ведь недавно с бабкой днями бегали то за Пешей, то ещё за какой надобностью, и ног под собой не чуяли… Не-е, видно время моё ушло…
Фена временами пробегала мимо, слушала такие упаднические речи, качала неодобрительно головой, но чем возразить не знала. Поэтому просто хмурилась.
- Дед, - нашёлся Санк. – Ты всегда так охаешь, когда сидишь без дела. Это от скуки тебе чудится свербление в ногах. Вот завтра перейдём на новое место, будем обживаться помаленьку, забудешь про свои коленки.
Завтра, с самого утра, племя заберёт все свои пожитки, потушит костёр и переберётся в давно построенные землянки.
Саха с грустью окинула песчаный берег. Здесь ей было хорошо. Надо упросить старейшину следующим летом вновь сюда вернуться.
- Прилетел! - Мотка вопила так, что все вскочили, схватились кто за сердце, кто за копья и луки.
Девочка чуть ли не кубарем скатилась с крутого берега и бросилась к бабке под мышку.
- Что ты орёшь, как очумелая? – бабка и сама испугалась до полусмерти, но пыталась разобраться в новой беде.
- Баб, прячься, скорее! Прилетел! Вон там висит.
- Да кто прилетел?
- Ихний Дон, - обвиняющий Моткин палец ясно указывал из-под бабкиной подмышки на виновников.
Лок и Гёра неуверенно поднялись, переглянулись.
- Грантлёт?
Но, в отличии от Мотки и остального племени, вовсе не испугались. Глаза жаждали подтверждения. Не дождались. Не таковская Мотка, чтобы глупостям потакать. Ишь, завели непонятную дружбу с ещё более непонятно кем.
- Лок, погнали!
И не успели люди недовольно ахнуть, как мальчики птицами взлетели вверх и скрылись за пожелтевшим обрывом.
- Пойдёмте, - старейшина кивнул головой.
Мужики поглядели на оружие – брать? Или с пустыми руками встречать гостей?
Взяли. Что-то на плече должно болтаться. Словно невзначай.
Полезли следом.
Женщины долго топтались на месте, посматривая на детей. Ара на всякий случай взяла Лу за руку. Но и женщины не выдержали. Первой сдалась бабка.
- Мотка, не тряси меня - душу вытрясешь. Отстань, говорю. Пойду гляну, что там делается.
- Ба, не ходи, - закричала пронзительно Мотка, - увезут к собаке! В ухо!
Но Фена махнула рукой.
- Ещё чего. Не таковская я, чтобы меня к собакам всяким возили. Небось не отвезут.
Полезла. Следом остальные.
Вскоре на высоком берегу стояло племя. Не такое уж маленькое. Ждали.
Невдалеке и в самом деле завис грантлёт.
Ждать пришлось долго.
Наконец показался в проходе Гёра, соскочил на землю, обернулся. Оттуда что-то ему стали выдавать. Потом и Лок спрыгнул. Тоже не пустой.
Грантлёт поднялся вверх, моргнул разноцветными огоньками и поплыл к лесу. Мальчики смотрели вслед. Руками на прощанье не махнули, руки были заняты.
Когда гранлёт скрылся за деревьями, ребята повернули к своим.
- Несут что-то, - Моткин нос торчал из-за бабкиного плеча, - глаза сияли живым интересом.
Глава 154
- Вот это, по-моему, арбуз, а эта – дыня.
- Нет, Гёра, это – арбуз, а это – дыня.
- Короче, что-то из этого арбуз, а что-то - дыня.
- Ой, давайте уже пробовать.
- Давайте. Сколько нас?
- Три десятка и один, - Саха знала точно.
- Много, - пожаловалась Мотка, за что и получила подзатыльник от бабки. Отодвинулась от неё подальше, забурчала:
- Кое-кто уже, небось, наелся в грантлёте. А теперь второй раз собирается.
Но податливая корка с треком раскрылась, и оттуда брызнуло такой ароматной свежестью, что даже Мотка замолчала.
Каждому досталось по маленькому кусочку.
- Ну, кому что больше понравилось? – поинтересовался Санк.
- Мне жёлтое.
- А мне красное.
Мнения разделились. А потом сошлись:
- Всё!
- А это что? – ткнула Мотка в непонятный кузовок.
- А это тебе, - заулыбался Гёра.
- Как мне? – не поверила Мотка.
- Тебе, тебе. Леса сказала, что хочет выполнить твоё пожелание, и ещё что-то привезла. Специально для тебя. Называется, кажется, замороженка. Оно холодное. На солнце растает, но в этой посудине долго может продержаться.
- Снег, что ли?
Мотка была полна подозрений. Но ребята пожали плечами. Они не знали. Девочка взяла коробку и отошла.
- А это хлеб такой, - ребята стали вытаскивать из какой-то мягкой носилки один за другим кругляши. – На, Саха.
Саха принимала, изумленно принюхивалась:
- Что-то невероятное. Давайте вечером съедим.
- Давайте. А то за раз всё перепробуем, неинтересно.
- Леса объяснила, как такие кругляши можно самим приготовить. Ты, Лок, запомнил как?
- Кажется…
- Там хитрость одна есть. Вот и получается крепко вкусно.
- Ладно, потом расскажете про хитрость. Да смотрите – не забудьте.
- Не забудем… А вот это Криз дал. Это штука против бешенных или других, кто вздумает на нас нападать. Вот сюда нажимать…
- Нет, Гёра. Сначала надо прицелиться. Вот так. Потом нажать сюда, - Лок стал показывать, и все, как по команде дёрнули от штуки, догадываясь, что она вряд ли отличает своих от чужих.
- Ты, Лок, направь эту штуковину лучше вон туда, - указал дед на иву.
- Да не бойтесь. Она не убивает. Просто человек, или, скажем, зверь какой, замирает и не двигается, и не шевелится целый день. Если в него попасть.
- Ну, всё равно. Тут и так еле шевелишься…
- Полезная вещь, - задумчиво произнёс Тип.
- В ней, Криз сказал, четыре десятка выстрелов.
- О-о!
Лок протянул штуковину старейшине. Тот осторожно взял:
- Надо её куда-то припрятать. Но чтобы недалеко.
- А это Изе.
- Мне? – девочка от радости запрыгала на месте.
- Ну не совсем тебе. Помнишь, ты просила волшебную водичку?
- Помню, - Иза перестала прыгать.
- Ты просила, чтобы не умирать. Но такой воды вовсе не существует. Это водичка, чтобы выздоравливать. От болезней всяких. Кому её? – завертелся Гёра.
- Шиме, - сказали все в один голос.
- Ну что вы? Я же не понимаю, - испугала та.
- Так никто не понимает, - стала втолковывать Нала. – Вот ты и разбирайся.
Шима осторожно взяла прозрачную кубышку.
- А ещё они прилетят? – в Лерином голосе ясно звучала заинтересованность.
- Не знаем, - ребята чуть приуныли. – Знаем, что они пока не нашли способного. А Дон сказал… Лок, что Дон сказал?
- Сказал, что какая-то праграна решила, что у нас с Гёрой могло бы получиться.
- Да, праграна решила, что мы уж больно ловкие.
Последняя новость не очень понравилась племени. Все насторожились.
- Ну, можа, ещё найдут кого, - не стала долго унывать Фена. – Мир – вона какой большой. Пусть ищут получша.
- А вот тут маленькие деревца и семена всякие. Леса сказала, что из них могут вырасти яблоки большие и сладкие, ещё что-то. Много всего…
- Давай-ка сюда, – живо заинтересовался Рача.
- А тут что? Здоровое такое…
- Да не-е. То не здоровое, - ребята неожиданно замялись. – То так…
Все уставились на небесно-голубой короб, который явно что-то содержал.
- Что так?
Деваться некуда. Надо признаваться.
- То динызавр…
- Маленький…
- Он как живой…
- Только ненастоящий…
- Его не надо бояться…
- Он не укусит…
- Ему заряда хватит на год, Бат так сказал…
- А потом он перестанет бегать…
- Кто-о-о там?
- Динызавр. Он только с виду страшный…
- Показывайте.
Лок нехотя открыл короб, и оттуда моргнул круглый страшный глаз.
Глава 155
Вечером вокруг костра сидели широким кругом, узким уже давно не получалось. Дети с визгом носились вокруг. То за динозавром, то от него. Щенок вцепился зубами в зелёный длинный хвост, мотал головой, рычал в притворной ярости и катался по песку на толстом животе.
Дети от динозавра пришли в восторг, зато взрослым он не понравился. Жуть какая-то, противная на первый взгляд, и на остальные тоже. Поэтому чуть брезгливо отодвигали динозавра ногой, когда тот приближался слишком близко.
Мотка полдня просидела на иве, глядела в воду, думала о чём-то, а как стало темнеть, тихо прошмыгнула в круг, поставила нераскрытый кузовок на пень.
- Не хочу одна есть.
Удивлённые глаза, одни за другими поднимались на девочку, как только каждому доходили её слова. Тишина повисла полная. Даже дети перестали пищать и с любопытством уставились на коробку.
- Ну открывай тогда, - весело сказала Саха.
Мотка открыла.
Замороженка была белая, пышная, сверху украшена яркими красными и жёлтыми цветами и зелёными листочками. Красиво!
- Да ну! Я уже наелся, - вдруг сказал Тип.
- Что я, тур, цветами питаться? – внёс своё возражение дед.
- Баловство! – пренебрежительно махнул рукой старейшина.
И мужчины, один за другим, стали отходить.
- Не-е, я тоже уже объелась, - покачала головой Кида.
И женщины стали отходить. Последней отступила Лера. Молча, с неохотой.
- А я бы попро…
- Муж мой, - перебила Пешу Ола перепуганным голосом. – Подойди ко мне. Что это?
Тот торопливо пошёл.
- А нет. Показалось. Садись рядышком…
Расстроенный Пеша сел.
- Ну, держите черепушки, - весело заявила Саха детям, - ешьте свою замороженку.
Но дети не спешили. Долго смотрели на красивые узоры. Первым потянулся Мика, зачерпнул красный цветок.
- Наконец угомонились, - обрадовался дед.
Даже динозавр перестал бегать, остановился около пенька и следил лупоглазой мордой за быстрой Моткиной черепушкой. Девочка не утерпела, протянула ему жёлтый цветок, но тот не захотел пробовать.
