Стали озираться, ища Наза, словно старшему на этот раз не поверили.
Не поверили. Как же так? Куда ушёл? Быть того не может.
Лайя вся замерла, побледнела, глаза стали огромными.
- Кудай-то он ушёл? - наконец бабка не выдержала неопределённости.
Старец вздохнул, поднял седую голову, взглянул светлыми глазами на бабку, на других людей.
- Хочет дознаться, где сейчас бешенные собаки.
Прозвище для лютого племени приклеилось - не отдерёшь.
- Так он ненадолго? - в голосе бабки слышалось облегчение.
- Кто ж знает?
Старейшина не стал говорить о надежде Наза отыскать живых или раненых соплеменников. Слишком слабой была эта надежда. Лучше не дать ей разрастись.
Женщины замерли на какое-то время, обдумывая новость, потом продолжили заниматься своими утренними делами. Вот только чуть задумчивыми и тихими стали. Но не привыкли свою тревогу выплёскивать на других.
А тревога переполнила сердца. Конечно, хотелось бы знать, как далеко от них бешенные собаки. Без этого нет настоящего спокойствия. Но... увидят ли они когда-нибудь Наза? Вернётся ли? Слишком опасной была его затея.
Вскоре мужчины ушли в лес. Лишь дед остался работать с камнями.
Бабка подоила корову, полезла сама в шалаш поить сонных детей.
«Пока парное. Самое полезное. Здоровее будут».
Стала по очереди будить.
- Ты попей, попей. А потом снова ложись, - приподнимала детские головки одну за другой.
И детские головки сначала пили молоко с закрытыми глазами, но по мере опустошения плошек, глаза открывались, и сон уходил.
- А мне? - Мотка не привыкла ждать, пока добро протопчет к ней дорогу, сама к нему спешила навстречу, заодно указывая путь. Так надёжней.
- Во! - округлила бабка глаза от возмущения. - То не разбудишь, охрипнешь, пока дозовёшься, а тут учуяла.
Но взглянула на лохматую спросонья, рыжую Моткину голову, смягчилась:
- Пошли налью.
Повернула из шалаша.
Мотка не спешила. Успеет! Сидела, зевала, чесалась. Прогоняла ночную слабость.
- Слышь, Мотка! - Гёра и Лок подобрались к девочке с двух сторон.
- Чего? - Мотка нахмурилась.
С этими пострелами нужно держать ухо востро.
- Дело есть, - начал Лок. - Мы, вроде как нашли дорогу к нашему богу... вот хотим сходить.
- Но это, конечно, ещё не точно. И не совсем понятно. Но проверить нужно, - уточнил Гёра.
- Врёте!
- Мы хоть раз тебя обманывали?
- Пальцев на руках и ногах не хватит, если каждый раз закладывать, когда обманывали.
Гёра удивился: когда столько успели?
- Мы же тебе говорим, что и сами не знаем. Проверить надо. Где тут обман?
- Ладно... - подумала Мотка. - Ну так проверяйте. Я вам зачем?
- А вдруг мы надолго. Небось за один день не вернёмся. Так ты вечером и скажи людям, что с нами, мол, всё в порядке. Волноваться не надо. Ушли к богу договариваться.
- А если правда?
- Что правда?
- А если вы его найдёте?
Лок и Гёра задумались. Ах, вот бы найти... Заговорили, перебивая друг друга:
- Тогда бы мы для племени попросили...
- Чтобы бешенные собаки больше с нами не встречались.
- И ещё что-нибудь...
Но Мотка вмиг придумала, что ещё:
- Мне тогда тоже попросите, - чуть смутилась, но всё же продолжила. - Пусть даст то, что самое есть вкусное на свете. Он же всё может?
Ребята задумались. Тут вещи серьёзные, а она про свой живот. Но делать нечего:
- Ладно...
- Тогда сделаю по-вашему, - согласилась и Мотка. И отправилась пить молоко.
- Лок, Гёра, - несмело окликнула сидящая сзади Иза.
Те оглянулись.
- И попросите ещё волшебную водичку. Чтобы выпить и не умирать.
Иза понимала, почему рядом больше нет её семьи.
- Ладно. Если, конечно, он не опешит от нашей наглости.
Через некоторое время Лок и Гёра выпросили у деда готовые копьё и нож и полезли по откосу наверх. Многие это заметили, но никому и в голову не пришло, что следующий раз увидят ребят не скоро. Если увидят. Каждый подумал, что мальчики опять идут искать коз.
- Постойте, - закричала вдруг Саха.
Стала скоро заворачивать в листья лопуха остатки рыбы и лепёх, которые с утра уже напекла. Всё, что осталось съестного.
- Возьмите, ребята.
- Зачем же так много?
Саха нахмурилась. Действительно, зачем? Но потом махнула рукой:
- Мы тут себе сейчас что-нибудь сообразим поесть. А вы целый день будете бегать голодными. Берите!
Ара тихая ходила по опушке, собирала травы. Но мысли были далеки от съедобных вершков и корешков. Перед внутренним взором прочно стоял - не прогонишь, вчерашний вечер. Костёр, оранжевые блики на лицах людей и грустный взгляд Наза. Он прощался с ней. А она? Ара со стоном сжимала лицо ладонями. Невыносимо... А она высокомерно отворачивалась. Не нужна ей привязанность Наза, не нужны были его чувства. Да и самого много раз мысленно променяла на брата. А разве это хорошо? Разве можно так обижать людей? Да что же за камешек у неё вместо сердца?
Увидит ли она когда-нибудь Наза? Смягчит ли его обиду? Или исполнится её жестокое пожелание, и он больше не вернётся.
Как она будет дальше жить?
- Ты куда? - Лека только что шёл рядом с другом, вместе обсуждали уход Наза, казалось, что целый день проведут бок о бок за работой, но Санк замолчал на полуслове и вильнул в сторону.
- Я дальше пойду. Посмотрю в той стороне жерди.
И вот так уже несколько дней. Всё в каких-то сторонах ищет материал для землянки, как будто под носом ничего подходящего нет. И, что совсем уже непонятно - один.
Лека вчера хотел за ним увязаться, но Санк что-то пробормотал невразумительное:
- Ты давай там... вот старейшина вроде как звал...
И пока Лека оглядывался, не понимая, где старейшина и куда он его звал, самого приятеля и след простыл.
Сегодня Лека не стал даже навязываться. Понял уже, что Санк не рад его компании. Остановился и глядел вслед, пока тот не скрылся за кустами. Что это? И как понять? Тайна какая-то? Вздохнул.
- Ну-ка, ребятки, давайте это бревно сволокём, - послышался бодрый голос старейшины, и Лека поспешил на помощь.
Ребятки. А ребяток-то осталось - старейшина, он, Рача да Тип, коренастый добродушный мужичок. Вчетвером потащили бревно на свободное место, чтобы там от сучков и веток освободить.
- Куда Санк уже делся? - удивился Тип.
- Да жердей подходящий хотел в той стороне посмотреть.
Лека постарался, чтобы голос его прозвучал невозмутимо и естественно. Нечего лишние подозрения вызывать. Хватит и одного его - подозревающего.
А Санк уже спешил на свою полянку. И полянка своей стала два дня назад, когда на пеньке, оставшемся от того самого дерева, которое он накануне свалил, лежал кусок кремния. Здоровый, добрый.
Он его долго вертел в руках, разглядывая и удивляясь - откуда? Тогда не пришли в голову никакие догадки, но на следующий день захотелось вновь на пенёк поглядеть. Уж очень все обрадовались удачной находке Санка. Дед тут же принялся из него нож готовить.
А на следующее утро он ещё издали увидел, что пенёк занятый. И только подойдя ближе понял, что на этот раз лежит другой камень, нефрит.
И догадался тогда Санк, что это для него подарочек. Девушка, вызволенная из ямы, благодарит.
Повертел в руках и этот камень. Повертелся на месте, вглядываясь в разные стороны - никого не видать.
- Эй, - позвал. - Ты здесь?
Но в ответ лишь верхушки деревьев зашумели о своём, зелёном.
Захотелось и для неё что-нибудь положить. Вот только что? Мысленно оглядел себя с ног до головы. Вот это да! Жил-жил, а ничего не приобрёл. Гол, как кол. Но не стал печалиться.
«Погоди, - мысленно обратился к девушке, - уж я в должниках не долго буду ходить!»
Вот и стал на той поляне работать с новым усердием. И по сторонам не забывал поглядывать - не шелохнётся ли где куст подозрительно, не треснет ли сучок ни к месту. Но всё было тихо.
А уж так захотелось в глаза той девушке заглянуть. Показались они тогда ему уж очень красивыми. Да недолго разглядывал. Хотелось бы уточнить.
Уша тихонько посмеивалась, наблюдая за Санком. Санк... Красивое имя, подумалось. Она вчера слышала, что так его называл хромающий юноша.
И сейчас этот Санк так смешно озирается и негромко зовёт - «Эй!»
Ишь, какой! Уша догадалась, что её ищет. И затихла.
А потом Санк уставился прямо на то дерево, за которым она стояла. Сердце испуганно забилось - неужели заметил? Время бежало, Уша и дышать перестала. Но Санк отвернулся, стал рубить тонкий ствол сосны каменным топором. Широкие плечи бугрились от напряжённых мышц, мужская неведомая сила в них так и ходила ходуном. Страшно! Но тело не широкое. Не такое, как у отца. И выше Санк намного. Стройнее!
«Ой, что это я?» - спохватилась Уша и отвела стыдливый взгляд.
А потом стала тихо отступать. Пора домой.
Домой. Жила Уша в глухом ельнике, в маленькой землянке, вместе с отцом и матерью. Вдали от других людей.
Тесно им втроём. Но отец редко бывал дома. С утра до ночи пропадал на охоте. Нравилось ему за зверем гоняться.
Летом хорошо, Уша в землянку вползала, чтобы только переночевать, всё остальное время проводила вне.
Вползала. Вход узкий и низкий, лучше всего заходить внутрь на четвереньках. В детстве ловко получалось. Потом забираться стало сложней.
У повзрослевшей Уши появилось много вопросов. Вот только задавать их не спешила. Пыталась на некоторые найти ответы сама. И про свою родную землянку, кажется, догадалась. Берлога. Медвежья. Отец, наверное, медведя убил, и потом они и заняли его место.
Мать, правда, значительно расширила её, прокопала боковые углубления. Она и теперь всё что-то пыталась сделать. Вырыла отдельное место для дочери, устлала и завесила мягкими шкурами.
В центральной, самой большой части, там, где, по мнению Уши, лежал раньше бывший хозяин - медведь, мать устроила очаг. Вверху проделала отверстие для выхода дыма, внизу очаг обложила камнями. Они нагревались и хранили тепло долгими зимними вечерами. И Уша любила глядеть на переливающиеся угольки и слушать рассказы матери. Если, конечно, отца дома не было.
Отец к жилищу был почти равнодушен. Молча глядел на старания матери и, если одобрял новинку, - никак не реагировал. Если ему что-то не нравилось - вышвыривал вон.
Передвигаться внутри землянки можно было только согнувшись в три погибели или на четвереньках. Так, сидя, они с матерью и готовили пищу.
Но как только снег сходил, и земля немного просыхала, выбирались наружу. Около землянки приспосабливали другой очаг. Здесь же и занимались своими немногочисленными и неразнообразными делами.
Так и жили. Но Уша знала, что есть и другая жизнь. Мать ей маленькой часто рассказывала, а потом, когда Уша чуть подросла, и показывала. Издали.
Вдвоём они ходили на край, где заканчивался лес, и там Уша из кустов наблюдала за чужой жизнью. За людьми, одетыми в светлые одежды, за их занятиями, за их жилищами, в которые можно было входить, а не вползать.
- А почему мы не с ними? - как-то поинтересовалась Уша.
- Когда-нибудь я тебе расскажу. Может быть, - вздохнула в ответ мать.
Уша вгляделась в родное лицо. Теперь оно стало задумчивым и нежным. Мать смотрела на чужую жизнь, на глазах заблестели слёзы.
«Какая она красивая», - с удивлением подумала Уша. Такой свою мать она видела всё реже.
- Ты раньше здесь жила? - догадалась девушка.
- Да... Смотри же, отцу не говори, - на всякий случай предостерегла дочь.
Но отцу Уша ничего не рассказывала. Он сам был молчуном и не любил, кода кто-то болтал рядом.
И где-то глубоко-глубоко внутри груди хранилось воспоминание горячее, как уголёк из очага.
Случилось это в один из первых дней ранней весны, когда, наконец, выбрались из тесной и тёмной землянки на свет. Маленькая Уша весь день носилась по полянке, выискивая жучков и бабочек, а вечером обрушила на отца свои впечатления.
Уша помнит, как отец сидел перед огнём, ел мясо. Но не может вспомнить, где в это время была мать. И спросить у неё не может. Девушка смутно понимала, что лучше не ворочать своими расспросами этот горячий уголёк.
Уша с восторгом рассказывала отцу про первые белые цветочки, что выросли позади их жилища. Она всё щебетала, щебетала, не замечая, что отец уже давно нахмурил густые брови.
Внезапно он с рыком вскочил, бросился к ней, и мир перевернулся. Земля стала широко раскачиваться над её головой, а потом всё завертелось и побежало, так, что она долго не могла понять, что происходит.
Потом поняла. Отец в ярости схватил её за ноги и в бешенстве бегал по полянке, прицеливаясь, об какую сосну треснуть. И мать.. Молча бросилась к отцу в ноги, мычанием вымаливая у него жизнь.
Долго перевёрнутый мир качался в неопределённости. А потом земля кинулась в голову, больно ударив её.
Так Уша очень чётко поняла, что её отец не очень любит разговаривать. И уже значительно позже догадалась, что он почти не умеет этого делать.
Наз старался особо не всматриваться в лица. Слишком поздно. Время и тепло сделали своё дело. Но похоронить следует. Хоть чуть прикопать. Подходящие инструменты нашёл, их много в беспорядке валялось около разрушенных шалашей. И копал, и перетаскивал тела своих бывших друзей и знакомых.
Постоял над матерью Ары. Кана ему всегда нравилась. Весёлая была. И его любила. Кана желала, чтобы её дочь строила семью с ним. Он это знал. Женщина сама как-то об этом намекнула, но только сердцу не прикажешь. А сердце Ары уже сделало свой выбор.
Целый день Наз занимался самым страшным делом, какое не мог себе даже представить. Не знал, что так будет больно. Так невыносимо больно.
Но вот больше никого не осталось. Нет и раненых, на что он надеялся. Не нашёл и тел Аза и Заги. Обыскал и обошёл всё селение. Потом расширил поиски, смотрел в окрестных кустах и на окраине леса. Нет нигде.
Конечно, это ничего не значило. Лесные звери могли не оставить тел. Но... в душе затеплилась надежда - а вдруг? Понимал, что вряд ли, что шансов мало, а надежда не угасала.
Но пора уже заняться другим делом.
Определить дальнейший путь бешенных собак было не слишком трудно. Уходя, они не прилагали усилий, чтобы не оставлять следы. И парень довольно быстро продвигался за ними.
На третий день Наз вышел ещё на одно разгромленное селение. Постоял... Потом начал искать среди убитых живых или раненых. Не нашёл. Закапывать? Но дымящийся костерок указывал, что всё произошло недавно, значит, бешенные уже недалеко. Значит, он их почти нагнал. Наз рванул было следом, но... Не по-людски оставлять так тела. Вернулся, стал вновь копать ямы, от злости забивая каменную мотыгу глубоко в землю.
Да кто они такие, эти бешенные псы? Откуда взялись на их головы?
Когда всё закончилось, опустился у ствола какого-то дерева. Долго сидел, не зная, хватит ли сил сегодня продолжить погоню. Увидел уцелевший горшок с варёным мясом. Почувствовал, как желудок заурчал, требуя внимания к себе. Потянулся к горшку. Стал жадно есть, стараясь не вспоминать тела, которые только что похоронил.
Поел. Мысленно поблагодарил тех, кто приготовил пищу. Хотя готовили не ему, но вот так получилось. Тяжело встал, захватил крепкий топор. Пригодится. Пошёл дальше.
Уже стало темнеть, когда понял, что бешенные собаки близко. Шум и неясные звуки заставили насторожиться и замедлить шаги. Теперь нужно быть особенно внимательным. Он не для того шёл за ними, чтобы погибнуть.
Вот между кустами засветился огонёк. На ночлег, значит, устроились. С удобствами.
Не поверили. Как же так? Куда ушёл? Быть того не может.
Лайя вся замерла, побледнела, глаза стали огромными.
- Кудай-то он ушёл? - наконец бабка не выдержала неопределённости.
Старец вздохнул, поднял седую голову, взглянул светлыми глазами на бабку, на других людей.
- Хочет дознаться, где сейчас бешенные собаки.
Прозвище для лютого племени приклеилось - не отдерёшь.
- Так он ненадолго? - в голосе бабки слышалось облегчение.
- Кто ж знает?
Старейшина не стал говорить о надежде Наза отыскать живых или раненых соплеменников. Слишком слабой была эта надежда. Лучше не дать ей разрастись.
Женщины замерли на какое-то время, обдумывая новость, потом продолжили заниматься своими утренними делами. Вот только чуть задумчивыми и тихими стали. Но не привыкли свою тревогу выплёскивать на других.
А тревога переполнила сердца. Конечно, хотелось бы знать, как далеко от них бешенные собаки. Без этого нет настоящего спокойствия. Но... увидят ли они когда-нибудь Наза? Вернётся ли? Слишком опасной была его затея.
Вскоре мужчины ушли в лес. Лишь дед остался работать с камнями.
Бабка подоила корову, полезла сама в шалаш поить сонных детей.
«Пока парное. Самое полезное. Здоровее будут».
Стала по очереди будить.
- Ты попей, попей. А потом снова ложись, - приподнимала детские головки одну за другой.
И детские головки сначала пили молоко с закрытыми глазами, но по мере опустошения плошек, глаза открывались, и сон уходил.
- А мне? - Мотка не привыкла ждать, пока добро протопчет к ней дорогу, сама к нему спешила навстречу, заодно указывая путь. Так надёжней.
- Во! - округлила бабка глаза от возмущения. - То не разбудишь, охрипнешь, пока дозовёшься, а тут учуяла.
Но взглянула на лохматую спросонья, рыжую Моткину голову, смягчилась:
- Пошли налью.
Повернула из шалаша.
Мотка не спешила. Успеет! Сидела, зевала, чесалась. Прогоняла ночную слабость.
- Слышь, Мотка! - Гёра и Лок подобрались к девочке с двух сторон.
- Чего? - Мотка нахмурилась.
С этими пострелами нужно держать ухо востро.
- Дело есть, - начал Лок. - Мы, вроде как нашли дорогу к нашему богу... вот хотим сходить.
- Но это, конечно, ещё не точно. И не совсем понятно. Но проверить нужно, - уточнил Гёра.
- Врёте!
- Мы хоть раз тебя обманывали?
- Пальцев на руках и ногах не хватит, если каждый раз закладывать, когда обманывали.
Гёра удивился: когда столько успели?
- Мы же тебе говорим, что и сами не знаем. Проверить надо. Где тут обман?
- Ладно... - подумала Мотка. - Ну так проверяйте. Я вам зачем?
- А вдруг мы надолго. Небось за один день не вернёмся. Так ты вечером и скажи людям, что с нами, мол, всё в порядке. Волноваться не надо. Ушли к богу договариваться.
- А если правда?
- Что правда?
- А если вы его найдёте?
Лок и Гёра задумались. Ах, вот бы найти... Заговорили, перебивая друг друга:
- Тогда бы мы для племени попросили...
- Чтобы бешенные собаки больше с нами не встречались.
- И ещё что-нибудь...
Но Мотка вмиг придумала, что ещё:
- Мне тогда тоже попросите, - чуть смутилась, но всё же продолжила. - Пусть даст то, что самое есть вкусное на свете. Он же всё может?
Ребята задумались. Тут вещи серьёзные, а она про свой живот. Но делать нечего:
- Ладно...
- Тогда сделаю по-вашему, - согласилась и Мотка. И отправилась пить молоко.
- Лок, Гёра, - несмело окликнула сидящая сзади Иза.
Те оглянулись.
- И попросите ещё волшебную водичку. Чтобы выпить и не умирать.
Иза понимала, почему рядом больше нет её семьи.
- Ладно. Если, конечно, он не опешит от нашей наглости.
Через некоторое время Лок и Гёра выпросили у деда готовые копьё и нож и полезли по откосу наверх. Многие это заметили, но никому и в голову не пришло, что следующий раз увидят ребят не скоро. Если увидят. Каждый подумал, что мальчики опять идут искать коз.
- Постойте, - закричала вдруг Саха.
Стала скоро заворачивать в листья лопуха остатки рыбы и лепёх, которые с утра уже напекла. Всё, что осталось съестного.
- Возьмите, ребята.
- Зачем же так много?
Саха нахмурилась. Действительно, зачем? Но потом махнула рукой:
- Мы тут себе сейчас что-нибудь сообразим поесть. А вы целый день будете бегать голодными. Берите!
Ара тихая ходила по опушке, собирала травы. Но мысли были далеки от съедобных вершков и корешков. Перед внутренним взором прочно стоял - не прогонишь, вчерашний вечер. Костёр, оранжевые блики на лицах людей и грустный взгляд Наза. Он прощался с ней. А она? Ара со стоном сжимала лицо ладонями. Невыносимо... А она высокомерно отворачивалась. Не нужна ей привязанность Наза, не нужны были его чувства. Да и самого много раз мысленно променяла на брата. А разве это хорошо? Разве можно так обижать людей? Да что же за камешек у неё вместо сердца?
Увидит ли она когда-нибудь Наза? Смягчит ли его обиду? Или исполнится её жестокое пожелание, и он больше не вернётся.
Как она будет дальше жить?
Глава 22
- Ты куда? - Лека только что шёл рядом с другом, вместе обсуждали уход Наза, казалось, что целый день проведут бок о бок за работой, но Санк замолчал на полуслове и вильнул в сторону.
- Я дальше пойду. Посмотрю в той стороне жерди.
И вот так уже несколько дней. Всё в каких-то сторонах ищет материал для землянки, как будто под носом ничего подходящего нет. И, что совсем уже непонятно - один.
Лека вчера хотел за ним увязаться, но Санк что-то пробормотал невразумительное:
- Ты давай там... вот старейшина вроде как звал...
И пока Лека оглядывался, не понимая, где старейшина и куда он его звал, самого приятеля и след простыл.
Сегодня Лека не стал даже навязываться. Понял уже, что Санк не рад его компании. Остановился и глядел вслед, пока тот не скрылся за кустами. Что это? И как понять? Тайна какая-то? Вздохнул.
- Ну-ка, ребятки, давайте это бревно сволокём, - послышался бодрый голос старейшины, и Лека поспешил на помощь.
Ребятки. А ребяток-то осталось - старейшина, он, Рача да Тип, коренастый добродушный мужичок. Вчетвером потащили бревно на свободное место, чтобы там от сучков и веток освободить.
- Куда Санк уже делся? - удивился Тип.
- Да жердей подходящий хотел в той стороне посмотреть.
Лека постарался, чтобы голос его прозвучал невозмутимо и естественно. Нечего лишние подозрения вызывать. Хватит и одного его - подозревающего.
А Санк уже спешил на свою полянку. И полянка своей стала два дня назад, когда на пеньке, оставшемся от того самого дерева, которое он накануне свалил, лежал кусок кремния. Здоровый, добрый.
Он его долго вертел в руках, разглядывая и удивляясь - откуда? Тогда не пришли в голову никакие догадки, но на следующий день захотелось вновь на пенёк поглядеть. Уж очень все обрадовались удачной находке Санка. Дед тут же принялся из него нож готовить.
А на следующее утро он ещё издали увидел, что пенёк занятый. И только подойдя ближе понял, что на этот раз лежит другой камень, нефрит.
И догадался тогда Санк, что это для него подарочек. Девушка, вызволенная из ямы, благодарит.
Повертел в руках и этот камень. Повертелся на месте, вглядываясь в разные стороны - никого не видать.
- Эй, - позвал. - Ты здесь?
Но в ответ лишь верхушки деревьев зашумели о своём, зелёном.
Захотелось и для неё что-нибудь положить. Вот только что? Мысленно оглядел себя с ног до головы. Вот это да! Жил-жил, а ничего не приобрёл. Гол, как кол. Но не стал печалиться.
«Погоди, - мысленно обратился к девушке, - уж я в должниках не долго буду ходить!»
Вот и стал на той поляне работать с новым усердием. И по сторонам не забывал поглядывать - не шелохнётся ли где куст подозрительно, не треснет ли сучок ни к месту. Но всё было тихо.
А уж так захотелось в глаза той девушке заглянуть. Показались они тогда ему уж очень красивыми. Да недолго разглядывал. Хотелось бы уточнить.
Глава 23
Уша тихонько посмеивалась, наблюдая за Санком. Санк... Красивое имя, подумалось. Она вчера слышала, что так его называл хромающий юноша.
И сейчас этот Санк так смешно озирается и негромко зовёт - «Эй!»
Ишь, какой! Уша догадалась, что её ищет. И затихла.
А потом Санк уставился прямо на то дерево, за которым она стояла. Сердце испуганно забилось - неужели заметил? Время бежало, Уша и дышать перестала. Но Санк отвернулся, стал рубить тонкий ствол сосны каменным топором. Широкие плечи бугрились от напряжённых мышц, мужская неведомая сила в них так и ходила ходуном. Страшно! Но тело не широкое. Не такое, как у отца. И выше Санк намного. Стройнее!
«Ой, что это я?» - спохватилась Уша и отвела стыдливый взгляд.
А потом стала тихо отступать. Пора домой.
Домой. Жила Уша в глухом ельнике, в маленькой землянке, вместе с отцом и матерью. Вдали от других людей.
Тесно им втроём. Но отец редко бывал дома. С утра до ночи пропадал на охоте. Нравилось ему за зверем гоняться.
Летом хорошо, Уша в землянку вползала, чтобы только переночевать, всё остальное время проводила вне.
Вползала. Вход узкий и низкий, лучше всего заходить внутрь на четвереньках. В детстве ловко получалось. Потом забираться стало сложней.
У повзрослевшей Уши появилось много вопросов. Вот только задавать их не спешила. Пыталась на некоторые найти ответы сама. И про свою родную землянку, кажется, догадалась. Берлога. Медвежья. Отец, наверное, медведя убил, и потом они и заняли его место.
Мать, правда, значительно расширила её, прокопала боковые углубления. Она и теперь всё что-то пыталась сделать. Вырыла отдельное место для дочери, устлала и завесила мягкими шкурами.
В центральной, самой большой части, там, где, по мнению Уши, лежал раньше бывший хозяин - медведь, мать устроила очаг. Вверху проделала отверстие для выхода дыма, внизу очаг обложила камнями. Они нагревались и хранили тепло долгими зимними вечерами. И Уша любила глядеть на переливающиеся угольки и слушать рассказы матери. Если, конечно, отца дома не было.
Отец к жилищу был почти равнодушен. Молча глядел на старания матери и, если одобрял новинку, - никак не реагировал. Если ему что-то не нравилось - вышвыривал вон.
Передвигаться внутри землянки можно было только согнувшись в три погибели или на четвереньках. Так, сидя, они с матерью и готовили пищу.
Но как только снег сходил, и земля немного просыхала, выбирались наружу. Около землянки приспосабливали другой очаг. Здесь же и занимались своими немногочисленными и неразнообразными делами.
Так и жили. Но Уша знала, что есть и другая жизнь. Мать ей маленькой часто рассказывала, а потом, когда Уша чуть подросла, и показывала. Издали.
Вдвоём они ходили на край, где заканчивался лес, и там Уша из кустов наблюдала за чужой жизнью. За людьми, одетыми в светлые одежды, за их занятиями, за их жилищами, в которые можно было входить, а не вползать.
- А почему мы не с ними? - как-то поинтересовалась Уша.
- Когда-нибудь я тебе расскажу. Может быть, - вздохнула в ответ мать.
Уша вгляделась в родное лицо. Теперь оно стало задумчивым и нежным. Мать смотрела на чужую жизнь, на глазах заблестели слёзы.
«Какая она красивая», - с удивлением подумала Уша. Такой свою мать она видела всё реже.
- Ты раньше здесь жила? - догадалась девушка.
- Да... Смотри же, отцу не говори, - на всякий случай предостерегла дочь.
Но отцу Уша ничего не рассказывала. Он сам был молчуном и не любил, кода кто-то болтал рядом.
И где-то глубоко-глубоко внутри груди хранилось воспоминание горячее, как уголёк из очага.
Случилось это в один из первых дней ранней весны, когда, наконец, выбрались из тесной и тёмной землянки на свет. Маленькая Уша весь день носилась по полянке, выискивая жучков и бабочек, а вечером обрушила на отца свои впечатления.
Уша помнит, как отец сидел перед огнём, ел мясо. Но не может вспомнить, где в это время была мать. И спросить у неё не может. Девушка смутно понимала, что лучше не ворочать своими расспросами этот горячий уголёк.
Уша с восторгом рассказывала отцу про первые белые цветочки, что выросли позади их жилища. Она всё щебетала, щебетала, не замечая, что отец уже давно нахмурил густые брови.
Внезапно он с рыком вскочил, бросился к ней, и мир перевернулся. Земля стала широко раскачиваться над её головой, а потом всё завертелось и побежало, так, что она долго не могла понять, что происходит.
Потом поняла. Отец в ярости схватил её за ноги и в бешенстве бегал по полянке, прицеливаясь, об какую сосну треснуть. И мать.. Молча бросилась к отцу в ноги, мычанием вымаливая у него жизнь.
Долго перевёрнутый мир качался в неопределённости. А потом земля кинулась в голову, больно ударив её.
Так Уша очень чётко поняла, что её отец не очень любит разговаривать. И уже значительно позже догадалась, что он почти не умеет этого делать.
Глава 24
Наз старался особо не всматриваться в лица. Слишком поздно. Время и тепло сделали своё дело. Но похоронить следует. Хоть чуть прикопать. Подходящие инструменты нашёл, их много в беспорядке валялось около разрушенных шалашей. И копал, и перетаскивал тела своих бывших друзей и знакомых.
Постоял над матерью Ары. Кана ему всегда нравилась. Весёлая была. И его любила. Кана желала, чтобы её дочь строила семью с ним. Он это знал. Женщина сама как-то об этом намекнула, но только сердцу не прикажешь. А сердце Ары уже сделало свой выбор.
Целый день Наз занимался самым страшным делом, какое не мог себе даже представить. Не знал, что так будет больно. Так невыносимо больно.
Но вот больше никого не осталось. Нет и раненых, на что он надеялся. Не нашёл и тел Аза и Заги. Обыскал и обошёл всё селение. Потом расширил поиски, смотрел в окрестных кустах и на окраине леса. Нет нигде.
Конечно, это ничего не значило. Лесные звери могли не оставить тел. Но... в душе затеплилась надежда - а вдруг? Понимал, что вряд ли, что шансов мало, а надежда не угасала.
Но пора уже заняться другим делом.
Определить дальнейший путь бешенных собак было не слишком трудно. Уходя, они не прилагали усилий, чтобы не оставлять следы. И парень довольно быстро продвигался за ними.
На третий день Наз вышел ещё на одно разгромленное селение. Постоял... Потом начал искать среди убитых живых или раненых. Не нашёл. Закапывать? Но дымящийся костерок указывал, что всё произошло недавно, значит, бешенные уже недалеко. Значит, он их почти нагнал. Наз рванул было следом, но... Не по-людски оставлять так тела. Вернулся, стал вновь копать ямы, от злости забивая каменную мотыгу глубоко в землю.
Да кто они такие, эти бешенные псы? Откуда взялись на их головы?
Когда всё закончилось, опустился у ствола какого-то дерева. Долго сидел, не зная, хватит ли сил сегодня продолжить погоню. Увидел уцелевший горшок с варёным мясом. Почувствовал, как желудок заурчал, требуя внимания к себе. Потянулся к горшку. Стал жадно есть, стараясь не вспоминать тела, которые только что похоронил.
Поел. Мысленно поблагодарил тех, кто приготовил пищу. Хотя готовили не ему, но вот так получилось. Тяжело встал, захватил крепкий топор. Пригодится. Пошёл дальше.
Уже стало темнеть, когда понял, что бешенные собаки близко. Шум и неясные звуки заставили насторожиться и замедлить шаги. Теперь нужно быть особенно внимательным. Он не для того шёл за ними, чтобы погибнуть.
Вот между кустами засветился огонёк. На ночлег, значит, устроились. С удобствами.
