Он сделал паузу, давая мне время осознать сказанное.
- Я знаю, - сказал он, - что Чёрный взял тебя под крыло, не спрашивая согласия. Но впереди ритуал, и, если ты пожелаешь, я готов принять под своё крыло. Подумай об этом, Кая, хорошенько подумай.
С этими словами он положил руку мне на плечо и легонько толкнул меня.
Я покачнулась и… проснулась. Но перед глазами у меня стояли не Чернокрыл с Белокрылом, а измождённое лицо бывшей жрицы, кричавшей «Выбор был ошибкой!».
Чёрное и белое. Шёлковый халат: белая половинка расшита чёрным узором, чёрная – белым. Должно быть, когда-то узор вышивки был надписью, но со временем смысл знаков стёрся, забылся, став изысканным в своей бессмысленности орнаментом. Лицо, пугающе похожее на маску: одна половинка густо набелена мелом, другая – густо зачернена углём. На белой половине рисунок чёрным, на чёрной половине – белым. И даже не знаешь, что пугает больше – начернённая половина губ или набелённая.
Хорошо хоть вигор цветной. Тут и тростниково-зелёная гордость, и нежно-зелёное удовольствие, и светло-вишнёвое предвкушение, и розовая надежда… Только по нему я и смогла узнать Озму в чёрно-белом истукане, встретившим меня у подножия лестницы в святилище.
- Готова ли ты принести клятву роду д’Хат? – торжественно спросил юный Глас Памяти.
- Готова, - так же торжественно ответила я.
- Следуй за мной в святилище, - приказал мальчик.
И неторопливо стал подниматься по высокой лестнице. Я последовала за ним, с любопытством рассматривая выщербленные временем серые каменные ступени. Похоже было, что по ним ступали ещё ноги Прежних. Интересно, как это выглядело тогда? Задумавшись, я споткнулась и чуть не упала. Остановившись, я перевела дух и хотела было двигаться дальше, но вместо этого провалилась в видение…
Многолюдная змея торжественной процессии растянулась на всю длину лестницы. Чёрно-белая голова её, состоявшая из попарно шествовавших жрецов Чернокрыла и Белокрыла, уже втягивалась в храм, а пёстрый хвост из друзей и родных посвящаемых едва добрался до ступеней. В середине шли взволнованные предстоящей церемонией юноши и девушки в простых серых одеждах - цвет символизировал ещё не сделанный выбор. В руках каждый из них сжимал букетик собственноручно собранных цветов…
К тому времени, как посвящаемые достигли верхней ступени лестницы, жрецы уже вошли в храм и заняли свои места слева и справа от алтаря. Алтарь, возвышавшийся над полом на половину человеческого роста, состоял из двух половин: чёрного, слюдяно-блестящего обломка скалы, которого едва ли касалась рука каменотёса, и белой каменной плиты, тщательно отполированной и украшенной искусной резьбой.
Юноши и девушки в сером выстроились в шеренгу в десяти шагах у алтаря.
- Готовы ли вы сделать выбор? – спросил жрец Чернокрыла.
- Да! – выдохнули посвящаемые.
- Готовы ли вы засвидетельствовать выбор? – спросил жрец Белокрыла у стопившихся за их спинами родственников и друзей.
- Да, - дружно ответили те.
- Тогда приступим! Мат’х’отоп.
Невысокий смуглый юноша решительно подошёл к алтарю.
- Вот цветы дубровника, которые ещё сегодня росли на солнечных склонах Лэпу.
В толпе одобрительно зашумели. Добраться туда можно было только с риском для жизни.
- Я приношу мой скромный дар на алтарь и прошу покровительства Чёрного крыла.
С этими словами Мат’х’отоп положил цветы на чёрную половину алтаря. Раздался мелодичный звон и его приношение исчезло, а одеяние юноши мгновенно почернело. Поклонившись алтарю, новоиспечённый посвящённый Чернокрыла отошёл влево и присоединился к остальным его жрецам. А место перед алтарем занял уже другой юноша.
- Вот недотрога, которая сегодня ещё росла в лесу Мэхли.
В толпе снова одобрительно зашумели. Добраться до Мэли было несложно, а вот доставить целой и невредимой хрупкую недотрогу было задачей не из простых.
- Я приношу мой скромный дар на алтарь и прошу покровительства Чёрного крыла, - произнёс юноша, бережно кладя цветы на алтарь.
Вновь раздался мелодичный звон, цветы исчезли, а серое одеяние стало чёрным.
- Вот прекраснейшие из лотосов, - проговорил третий юноша. – Сегодня утром они цвели в моём пруду.
Из толпы послышались смешки, но юноша, не обращая на них внимания, продолжал:
- Я приношу мой скромный дар на алтарь и прошу покровительства Белого крыла.
Он положил цветы на белую половину алтаря. Хлоп! Короткий стук оповестил всех, что приношение было принято, и одежда юноши побелела.
- Кая! – требовательно окликнули меня.
Видение оборвалось, я открыла глаза и посмотрела на встревоженного Озму.
- Нельзя останавливаться, - сердито сказал он. – Плохая примета.
Я кивнула, бросив задумчивый взгляд на букетик асций, который сжимала в руках, и двинулась вверх следом за чёрно-белым провожатым. Лестница вывела нас к развалинам. Увы, от былого великолепия остались лишь беспорядочно наваленные камни, да чудом уцелевшие остатки кладки задней стены. Площадка перед бывшим входом в храм была расчищена, посреди неё лежала отбитая капитель огромной белой колонны, на которой можно было скорее угадать, чем заметить следы тонкой резьбы.
- Вот, - гордо указал на капитель Озма, - сюда ты должна положить цветы и произнести клятву.
- Нет, - сказала я.
- Как нет? – возмутился юный Глас Памяти, от негодования забывший о чинности и благолепии.
- Это не то место, - ответила я, оглядываясь по сторонам.
- Нет, то! – Озма притопнул ногой. – Я и сам тут…
Мальчик осёкся, не желая упоминать ритуал взросления, проведённый для него раньше времени.
- Я – видящая, - сказала я. – И мне было видение. Надо искать белый камень рядом с чёрным. Он должен быть где-то там, - я указала в сторону бывшего алтаря.
- А если не найдём? – спросил Озма.
- Тогда я принесу клятву тут, - я указала рукой на обломок капители.
Вигор мальчика пылал фиолетовым негодованием, подкрашенным лиловым любопытством. Будь на его месте старик, мне пришлось бы труднее, но сейчас любопытство пересилило негодование, и Озма почти бегом направился в указанную мной сторону. Я осторожно двинулась за ним. Идти, пробираясь между наваленных камней, да ещё и с цветами в руках, оказалось неудобно и даже небезопасно: я два раза споткнулась, а один раз чуть не упала, перебираясь через завал. Я шла, мысленно костеря устроивших такое «развлечение» для беременной женщины, при этом благоразумно не упоминая их имен. А впереди мелькала чёрно-белая фигурка Гласа Памяти, несущегося, словно голодный яирл, учуявший добычу. И вскоре до меня донёсся его голос:
- Нашёл! Нашёл!
- Иду, - откликнулась я, потирая ушибленную об камень коленку.
Действительно, вскоре я добралась до двух каменных плит, которые с большим любопытством рассматривал Озма. Подойдя, я коснулась свободной рукой ощетинившейся чёрными кристаллами поверхности одной из них, ласково провела по полированной поверхности другой. Обе они выглядели так же, как в видении. Ни время, ни катаклизм, разрушивший храм, не оставили на них малейшего следа.
- Что это, Кая? – спросил меня Глас Памяти.
- Алтарь Архау, - ответила я. – Алтарь двухцветного Мотылька Вечности.
- Но почему тогда…, - он замялся.
А я подумала, что шекленом повезло с Гласом Памяти. И хорошо будет, если он надолго сохранит способность задаваться вопросом «почему».
- Потому, наверное, что кто-то когда-то забыл, что бабочка с одним крылом лететь не сможет, - сказала я. – Я призываю тебя, Глас Памяти, засвидетельствовать мои слова.
Озма недовольно и немного озадаченно посмотрел на меня – это была отсебятина, текст ритуала, заученный нами обоими наизусть звучал иначе: «Свидетельствуй, Глас Памяти, клятву мою роду д’Хат». Но перебивать меня в этом святом месте не решился.
А я встала перед алтарем, сжала двумя руками букет и заговорила:
- Эти асции ещё сегодня утром росли в саду Дома Целителей в Феррате. Во всей долине нет места более мирного и спокойного… Если не рвать там цветы.
Мне послышался короткий смешок. Наверняка послышался, потому что Глас Памяти точно не смеялся - замер чёрно-белой статуей, сосредоточенно запоминая мои слова.
- Но во всем Феррате нет никого страшнее, чем разъярённая старшая садовница Дома Целителей. И тому, кого фери Дьяна застанет за кражей цветов, мало не покажется.
Снова смешок, на этот раз более явственный.
Я сделала шаг, подходя к алтарю ещё ближе:
- Я, фери ак-Кая, входя в семью д’Хат, принимаю имя Каритэ’д’хат. Вместе с именем принимаю все права и обязанности дочери д’Хат и клянусь заботиться о семье, как о своей собственной. Я приношу этот скромный дар и прошу покровительства Чёрного и Белого Крыла.
Я положила букет на алтарь ровно на месте стыка чёрной и белой плит. Так, чтобы половина цветов оказалась на чёрной половинке, вторая на белой. Раздались одновременно звон и хлопок, и на алтаре осталась лежать только разорванная ленточка от букета. Затем раздался ещё один хлопок, и ленточка исчезла. Зато появился мужчина, самый обыкновенный на вид мужчина – взглянуть на его вигор я не осмелилась. Он сидел на каменной плите в непринуждённой позе, закинув ногу на ногу, и с интересом изучал нас.
Мы с Озмой, в свою очередь, уставились на незнакомца, неприлично рассматривая его в упор: чёрные густые волосы с заметной проседью, проседь видна и в щеголеватой бородке клинышком, и в коротких усах; по-шекленски смуглая кожа; насмешливые искорки пляшут в глубине чёрных глаз, отражаясь в лёгкой усмешке на крепких, четко очерченных губах; тонкие, аристократические черты лица – хоть статую в стиле Прежних с него ваяй… А, может, Прежние с него как раз и ваяли? Только торс предпочитали делать помощней – незнакомец роста вполне среднего, да и телосложения тоже. Хотя я как-то подсмотрела, как такой вот «средненький» наемник без видимых усилий валял по земле во время тренировочного поединка здоровенного верзилу.
- Что, непохож на статуи? – усмехнулся незнакомец, словно подслушав мои мысли.
- Да, - согласилась я. – А на мотылька и подавно.
По лицу незнакомца скользнула недовольная гримаса.
- Не напоминай мне об этом унижении! Меня, Великого Владыку Вечности превратить в мотылька только из-за того, что первые буквы моего имени на их языке – Аскавхет Руохкэн – созвучны с названием этой крылатой мошки! И им, видите ли, писать две буквы было быстрее, чем пятнадцать!
В воздухе ощутимо запахло приближающейся грозой, хотя небо оставалось ясным.
- Не гневайся, великий Аскавхет Руохкэн, - взмолился насмерть перепуганный Озма, с трудом выговаривая незнакомое имя.
- Не гневайся на тех, кого уже давно нет, Архау, - подхватила я. – Ты ведь снизошёл к нам не для этого.
- Не для этого, - согласился он. – Хотел на тебя посмотреть.
- Польщена, - отозвалась я.
- Рано радуешься. За пять с лишним тысяч ваших человеческих лет ты – не первая, у кого хватило наглости попросить покровительства сразу обоих крыльев.
Я смущенно опустила голову.
- Но первая, ставшая избранной обоих.
Я молчала.
- Благодаря тебе я вновь обрел целостность, утраченную по вине давно уже ушедших в небытие властолюбивых ничтожеств. И потому я дарую тебе своё покровительство…
Я затаила дыхание.
- Ступай же, избранная моя! Пусть люди знают, что я един! Что движение сменяется покоем, а покой движением. И нет одного без другого, и не будет, пока светит солнце и дышит земля! – с пафосом произнёс он.
Потом строго посмотрел на Озму и спросил:
- Все запомнил, свидетельствующий?
- Вссё, - чуть запинаясь от волнения, произнёс мальчик.
- Не перепутаешь?
- Нет!
- Хорошо, - сказал Властелин Вечности. А потом, подмигнув мне, добавил:
- Думаешь, Кая, быть трижды избранной Архау проще, чем просто избранной?
И исчез.
Голубая симпатия, жёлтая радость, приправленная лимонным любопытством… Я любовалась вигорами своих новых родственниц, по очереди подходивших поздравить меня. Любовалась, вместо того, чтобы вслушиваться в слова поздравлений – витиеватых, ярких и красочных, как плитки на стенах или ковры на полу, но сводившихся к одному. Женщины желали мне мужа сильного, мужа богатого, мужа достойного…
- Фери не выходят замуж, - заявила я Тамине, своей названной матери, когда поток поздравляющих иссяк. – Это не принято. Хотя при желании, можно подписать партнерский контракт на несколько лет.
- Фери не выходят! - насмешливо фыркнула старуха. – Ваши мужчины хитры и ленивы. Вместо того, чтобы заботиться о своих женщинах и защищать их, они говорят «дорогая, ты ведь сильная, ты сама справишься!»
В её голосе прозвучали знакомые интонации – казалось, что говорила Амаль.
- И справляемся, - холодновато ответила я. – И партнеров выбираем себе сами. И тот, кто не нравится…
- Ну, - хитро улыбнулась Тамина, - зачем же не нравится? Мы тебе подберем достойного мужа…
Тут к ней подбежал мальчик-посыльный и выпалил скороговоркой:
- Почтенная Тамина, эль-Джадид просит Каритэ незамедлительно прибыть в зал приемов.
Старуха торжествующе улыбнулась, и вигор её заполнило светло-вишнёвое предвкушение.
- Вот сейчас мы и проверим, понравится или нет. Ступай.
Я последовала за мальчиком, мысленно прикидывая, как именно «раздостойню» кандидата в мужья, и уже заранее ему сочувствуя.
В приемном зале правителя Тан-а-хата было многолюдно. Сам эль-Джадид восседал на роскошном диване, утратившем пышный балдахин, а вместе с ним ауру таинственности. Но, похоже, моего названного брата это нисколько не смущало. Он смотрел на меня, не скрывая довольной улыбки. И куда подевалась его невозмутимость?
Слева от дивана стояли высокородные советники: Глас Мира Ша’д’хат, Глас Войны Иляр’д’хат, и старавшийся изо всех сил выглядеть солидно юный Глас Памяти Озма’д’хат, успевший смыть с лица чёрно-белую маску и надеть парадный халат. Ближе к входу толпились нарядно одетые мужчины – кажется, в зал набились все шеклены Тан-а-хата. А справа от дивана невозмутимо стоял высокий шеклен в роскошном коричневом халате, расшитом кусочками янтаря…
Убью! Нет, сначала поцелую, а потом убью!
Завидев меня, эль-Фарх повернулся к «Повелителю обозримой вселенной» и поклонился.
- Сиятельный эль-Джадид, - произнёс он так громко, чтобы его расслышали все собравшиеся, даже стоящие у самого входа в зал. – Я прошу отдать мне в жёны вашу названную сестру Каритэ’д’хат.
- Готов ли ты внести выкуп, достойный моей сестры? – спросил эль-Джадид.
- Готов, - ответил эль-Фарх, отцепляя от своего пояса небольшой мешочек и протягивая его Повелителю вселенной.
По знаку Повелителя слуга поставил перед диваном маленький резной столик. Ша’д’хат, принявший мешочек из рук эль-Фарха, развязал его и осторожно высыпал его содержимое на столешницу. В свете магических светильников вспыхнули огни на гранях тёмно-красных с фиолетовым отливом кристаллов.
По залу разнёсся многоголосый вздох восхищения. Огненные кристаллы такого размера и сами по себе были ценились куда выше драгоценных лалов и смарагдов. А полностью заряженные - как эти, судя по фиолетовому отливу, они не только хранили хозяина от физических и ментальных атак, но и могли повернуть его судьбу к лучшему. Так что лежавшие на столике камни стоили, пожалуй, дороже, чем весь дворец Повелителя вселенной.
- Выкуп достойный, - признал эль-Джадид, с трудом отведя взгляд от лежавших перед ним сокровищ.
- Я знаю, - сказал он, - что Чёрный взял тебя под крыло, не спрашивая согласия. Но впереди ритуал, и, если ты пожелаешь, я готов принять под своё крыло. Подумай об этом, Кая, хорошенько подумай.
С этими словами он положил руку мне на плечо и легонько толкнул меня.
Я покачнулась и… проснулась. Но перед глазами у меня стояли не Чернокрыл с Белокрылом, а измождённое лицо бывшей жрицы, кричавшей «Выбор был ошибкой!».
Глава 19
Чёрное и белое. Шёлковый халат: белая половинка расшита чёрным узором, чёрная – белым. Должно быть, когда-то узор вышивки был надписью, но со временем смысл знаков стёрся, забылся, став изысканным в своей бессмысленности орнаментом. Лицо, пугающе похожее на маску: одна половинка густо набелена мелом, другая – густо зачернена углём. На белой половине рисунок чёрным, на чёрной половине – белым. И даже не знаешь, что пугает больше – начернённая половина губ или набелённая.
Хорошо хоть вигор цветной. Тут и тростниково-зелёная гордость, и нежно-зелёное удовольствие, и светло-вишнёвое предвкушение, и розовая надежда… Только по нему я и смогла узнать Озму в чёрно-белом истукане, встретившим меня у подножия лестницы в святилище.
- Готова ли ты принести клятву роду д’Хат? – торжественно спросил юный Глас Памяти.
- Готова, - так же торжественно ответила я.
- Следуй за мной в святилище, - приказал мальчик.
И неторопливо стал подниматься по высокой лестнице. Я последовала за ним, с любопытством рассматривая выщербленные временем серые каменные ступени. Похоже было, что по ним ступали ещё ноги Прежних. Интересно, как это выглядело тогда? Задумавшись, я споткнулась и чуть не упала. Остановившись, я перевела дух и хотела было двигаться дальше, но вместо этого провалилась в видение…
Многолюдная змея торжественной процессии растянулась на всю длину лестницы. Чёрно-белая голова её, состоявшая из попарно шествовавших жрецов Чернокрыла и Белокрыла, уже втягивалась в храм, а пёстрый хвост из друзей и родных посвящаемых едва добрался до ступеней. В середине шли взволнованные предстоящей церемонией юноши и девушки в простых серых одеждах - цвет символизировал ещё не сделанный выбор. В руках каждый из них сжимал букетик собственноручно собранных цветов…
К тому времени, как посвящаемые достигли верхней ступени лестницы, жрецы уже вошли в храм и заняли свои места слева и справа от алтаря. Алтарь, возвышавшийся над полом на половину человеческого роста, состоял из двух половин: чёрного, слюдяно-блестящего обломка скалы, которого едва ли касалась рука каменотёса, и белой каменной плиты, тщательно отполированной и украшенной искусной резьбой.
Юноши и девушки в сером выстроились в шеренгу в десяти шагах у алтаря.
- Готовы ли вы сделать выбор? – спросил жрец Чернокрыла.
- Да! – выдохнули посвящаемые.
- Готовы ли вы засвидетельствовать выбор? – спросил жрец Белокрыла у стопившихся за их спинами родственников и друзей.
- Да, - дружно ответили те.
- Тогда приступим! Мат’х’отоп.
Невысокий смуглый юноша решительно подошёл к алтарю.
- Вот цветы дубровника, которые ещё сегодня росли на солнечных склонах Лэпу.
В толпе одобрительно зашумели. Добраться туда можно было только с риском для жизни.
- Я приношу мой скромный дар на алтарь и прошу покровительства Чёрного крыла.
С этими словами Мат’х’отоп положил цветы на чёрную половину алтаря. Раздался мелодичный звон и его приношение исчезло, а одеяние юноши мгновенно почернело. Поклонившись алтарю, новоиспечённый посвящённый Чернокрыла отошёл влево и присоединился к остальным его жрецам. А место перед алтарем занял уже другой юноша.
- Вот недотрога, которая сегодня ещё росла в лесу Мэхли.
В толпе снова одобрительно зашумели. Добраться до Мэли было несложно, а вот доставить целой и невредимой хрупкую недотрогу было задачей не из простых.
- Я приношу мой скромный дар на алтарь и прошу покровительства Чёрного крыла, - произнёс юноша, бережно кладя цветы на алтарь.
Вновь раздался мелодичный звон, цветы исчезли, а серое одеяние стало чёрным.
- Вот прекраснейшие из лотосов, - проговорил третий юноша. – Сегодня утром они цвели в моём пруду.
Из толпы послышались смешки, но юноша, не обращая на них внимания, продолжал:
- Я приношу мой скромный дар на алтарь и прошу покровительства Белого крыла.
Он положил цветы на белую половину алтаря. Хлоп! Короткий стук оповестил всех, что приношение было принято, и одежда юноши побелела.
- Кая! – требовательно окликнули меня.
Видение оборвалось, я открыла глаза и посмотрела на встревоженного Озму.
- Нельзя останавливаться, - сердито сказал он. – Плохая примета.
Я кивнула, бросив задумчивый взгляд на букетик асций, который сжимала в руках, и двинулась вверх следом за чёрно-белым провожатым. Лестница вывела нас к развалинам. Увы, от былого великолепия остались лишь беспорядочно наваленные камни, да чудом уцелевшие остатки кладки задней стены. Площадка перед бывшим входом в храм была расчищена, посреди неё лежала отбитая капитель огромной белой колонны, на которой можно было скорее угадать, чем заметить следы тонкой резьбы.
- Вот, - гордо указал на капитель Озма, - сюда ты должна положить цветы и произнести клятву.
- Нет, - сказала я.
- Как нет? – возмутился юный Глас Памяти, от негодования забывший о чинности и благолепии.
- Это не то место, - ответила я, оглядываясь по сторонам.
- Нет, то! – Озма притопнул ногой. – Я и сам тут…
Мальчик осёкся, не желая упоминать ритуал взросления, проведённый для него раньше времени.
- Я – видящая, - сказала я. – И мне было видение. Надо искать белый камень рядом с чёрным. Он должен быть где-то там, - я указала в сторону бывшего алтаря.
- А если не найдём? – спросил Озма.
- Тогда я принесу клятву тут, - я указала рукой на обломок капители.
Вигор мальчика пылал фиолетовым негодованием, подкрашенным лиловым любопытством. Будь на его месте старик, мне пришлось бы труднее, но сейчас любопытство пересилило негодование, и Озма почти бегом направился в указанную мной сторону. Я осторожно двинулась за ним. Идти, пробираясь между наваленных камней, да ещё и с цветами в руках, оказалось неудобно и даже небезопасно: я два раза споткнулась, а один раз чуть не упала, перебираясь через завал. Я шла, мысленно костеря устроивших такое «развлечение» для беременной женщины, при этом благоразумно не упоминая их имен. А впереди мелькала чёрно-белая фигурка Гласа Памяти, несущегося, словно голодный яирл, учуявший добычу. И вскоре до меня донёсся его голос:
- Нашёл! Нашёл!
- Иду, - откликнулась я, потирая ушибленную об камень коленку.
Действительно, вскоре я добралась до двух каменных плит, которые с большим любопытством рассматривал Озма. Подойдя, я коснулась свободной рукой ощетинившейся чёрными кристаллами поверхности одной из них, ласково провела по полированной поверхности другой. Обе они выглядели так же, как в видении. Ни время, ни катаклизм, разрушивший храм, не оставили на них малейшего следа.
- Что это, Кая? – спросил меня Глас Памяти.
- Алтарь Архау, - ответила я. – Алтарь двухцветного Мотылька Вечности.
- Но почему тогда…, - он замялся.
А я подумала, что шекленом повезло с Гласом Памяти. И хорошо будет, если он надолго сохранит способность задаваться вопросом «почему».
- Потому, наверное, что кто-то когда-то забыл, что бабочка с одним крылом лететь не сможет, - сказала я. – Я призываю тебя, Глас Памяти, засвидетельствовать мои слова.
Озма недовольно и немного озадаченно посмотрел на меня – это была отсебятина, текст ритуала, заученный нами обоими наизусть звучал иначе: «Свидетельствуй, Глас Памяти, клятву мою роду д’Хат». Но перебивать меня в этом святом месте не решился.
А я встала перед алтарем, сжала двумя руками букет и заговорила:
- Эти асции ещё сегодня утром росли в саду Дома Целителей в Феррате. Во всей долине нет места более мирного и спокойного… Если не рвать там цветы.
Мне послышался короткий смешок. Наверняка послышался, потому что Глас Памяти точно не смеялся - замер чёрно-белой статуей, сосредоточенно запоминая мои слова.
- Но во всем Феррате нет никого страшнее, чем разъярённая старшая садовница Дома Целителей. И тому, кого фери Дьяна застанет за кражей цветов, мало не покажется.
Снова смешок, на этот раз более явственный.
Я сделала шаг, подходя к алтарю ещё ближе:
- Я, фери ак-Кая, входя в семью д’Хат, принимаю имя Каритэ’д’хат. Вместе с именем принимаю все права и обязанности дочери д’Хат и клянусь заботиться о семье, как о своей собственной. Я приношу этот скромный дар и прошу покровительства Чёрного и Белого Крыла.
Я положила букет на алтарь ровно на месте стыка чёрной и белой плит. Так, чтобы половина цветов оказалась на чёрной половинке, вторая на белой. Раздались одновременно звон и хлопок, и на алтаре осталась лежать только разорванная ленточка от букета. Затем раздался ещё один хлопок, и ленточка исчезла. Зато появился мужчина, самый обыкновенный на вид мужчина – взглянуть на его вигор я не осмелилась. Он сидел на каменной плите в непринуждённой позе, закинув ногу на ногу, и с интересом изучал нас.
Мы с Озмой, в свою очередь, уставились на незнакомца, неприлично рассматривая его в упор: чёрные густые волосы с заметной проседью, проседь видна и в щеголеватой бородке клинышком, и в коротких усах; по-шекленски смуглая кожа; насмешливые искорки пляшут в глубине чёрных глаз, отражаясь в лёгкой усмешке на крепких, четко очерченных губах; тонкие, аристократические черты лица – хоть статую в стиле Прежних с него ваяй… А, может, Прежние с него как раз и ваяли? Только торс предпочитали делать помощней – незнакомец роста вполне среднего, да и телосложения тоже. Хотя я как-то подсмотрела, как такой вот «средненький» наемник без видимых усилий валял по земле во время тренировочного поединка здоровенного верзилу.
- Что, непохож на статуи? – усмехнулся незнакомец, словно подслушав мои мысли.
- Да, - согласилась я. – А на мотылька и подавно.
По лицу незнакомца скользнула недовольная гримаса.
- Не напоминай мне об этом унижении! Меня, Великого Владыку Вечности превратить в мотылька только из-за того, что первые буквы моего имени на их языке – Аскавхет Руохкэн – созвучны с названием этой крылатой мошки! И им, видите ли, писать две буквы было быстрее, чем пятнадцать!
В воздухе ощутимо запахло приближающейся грозой, хотя небо оставалось ясным.
- Не гневайся, великий Аскавхет Руохкэн, - взмолился насмерть перепуганный Озма, с трудом выговаривая незнакомое имя.
- Не гневайся на тех, кого уже давно нет, Архау, - подхватила я. – Ты ведь снизошёл к нам не для этого.
- Не для этого, - согласился он. – Хотел на тебя посмотреть.
- Польщена, - отозвалась я.
- Рано радуешься. За пять с лишним тысяч ваших человеческих лет ты – не первая, у кого хватило наглости попросить покровительства сразу обоих крыльев.
Я смущенно опустила голову.
- Но первая, ставшая избранной обоих.
Я молчала.
- Благодаря тебе я вновь обрел целостность, утраченную по вине давно уже ушедших в небытие властолюбивых ничтожеств. И потому я дарую тебе своё покровительство…
Я затаила дыхание.
- Ступай же, избранная моя! Пусть люди знают, что я един! Что движение сменяется покоем, а покой движением. И нет одного без другого, и не будет, пока светит солнце и дышит земля! – с пафосом произнёс он.
Потом строго посмотрел на Озму и спросил:
- Все запомнил, свидетельствующий?
- Вссё, - чуть запинаясь от волнения, произнёс мальчик.
- Не перепутаешь?
- Нет!
- Хорошо, - сказал Властелин Вечности. А потом, подмигнув мне, добавил:
- Думаешь, Кая, быть трижды избранной Архау проще, чем просто избранной?
И исчез.
Глава 20
Голубая симпатия, жёлтая радость, приправленная лимонным любопытством… Я любовалась вигорами своих новых родственниц, по очереди подходивших поздравить меня. Любовалась, вместо того, чтобы вслушиваться в слова поздравлений – витиеватых, ярких и красочных, как плитки на стенах или ковры на полу, но сводившихся к одному. Женщины желали мне мужа сильного, мужа богатого, мужа достойного…
- Фери не выходят замуж, - заявила я Тамине, своей названной матери, когда поток поздравляющих иссяк. – Это не принято. Хотя при желании, можно подписать партнерский контракт на несколько лет.
- Фери не выходят! - насмешливо фыркнула старуха. – Ваши мужчины хитры и ленивы. Вместо того, чтобы заботиться о своих женщинах и защищать их, они говорят «дорогая, ты ведь сильная, ты сама справишься!»
В её голосе прозвучали знакомые интонации – казалось, что говорила Амаль.
- И справляемся, - холодновато ответила я. – И партнеров выбираем себе сами. И тот, кто не нравится…
- Ну, - хитро улыбнулась Тамина, - зачем же не нравится? Мы тебе подберем достойного мужа…
Тут к ней подбежал мальчик-посыльный и выпалил скороговоркой:
- Почтенная Тамина, эль-Джадид просит Каритэ незамедлительно прибыть в зал приемов.
Старуха торжествующе улыбнулась, и вигор её заполнило светло-вишнёвое предвкушение.
- Вот сейчас мы и проверим, понравится или нет. Ступай.
Я последовала за мальчиком, мысленно прикидывая, как именно «раздостойню» кандидата в мужья, и уже заранее ему сочувствуя.
В приемном зале правителя Тан-а-хата было многолюдно. Сам эль-Джадид восседал на роскошном диване, утратившем пышный балдахин, а вместе с ним ауру таинственности. Но, похоже, моего названного брата это нисколько не смущало. Он смотрел на меня, не скрывая довольной улыбки. И куда подевалась его невозмутимость?
Слева от дивана стояли высокородные советники: Глас Мира Ша’д’хат, Глас Войны Иляр’д’хат, и старавшийся изо всех сил выглядеть солидно юный Глас Памяти Озма’д’хат, успевший смыть с лица чёрно-белую маску и надеть парадный халат. Ближе к входу толпились нарядно одетые мужчины – кажется, в зал набились все шеклены Тан-а-хата. А справа от дивана невозмутимо стоял высокий шеклен в роскошном коричневом халате, расшитом кусочками янтаря…
Убью! Нет, сначала поцелую, а потом убью!
Завидев меня, эль-Фарх повернулся к «Повелителю обозримой вселенной» и поклонился.
- Сиятельный эль-Джадид, - произнёс он так громко, чтобы его расслышали все собравшиеся, даже стоящие у самого входа в зал. – Я прошу отдать мне в жёны вашу названную сестру Каритэ’д’хат.
- Готов ли ты внести выкуп, достойный моей сестры? – спросил эль-Джадид.
- Готов, - ответил эль-Фарх, отцепляя от своего пояса небольшой мешочек и протягивая его Повелителю вселенной.
По знаку Повелителя слуга поставил перед диваном маленький резной столик. Ша’д’хат, принявший мешочек из рук эль-Фарха, развязал его и осторожно высыпал его содержимое на столешницу. В свете магических светильников вспыхнули огни на гранях тёмно-красных с фиолетовым отливом кристаллов.
По залу разнёсся многоголосый вздох восхищения. Огненные кристаллы такого размера и сами по себе были ценились куда выше драгоценных лалов и смарагдов. А полностью заряженные - как эти, судя по фиолетовому отливу, они не только хранили хозяина от физических и ментальных атак, но и могли повернуть его судьбу к лучшему. Так что лежавшие на столике камни стоили, пожалуй, дороже, чем весь дворец Повелителя вселенной.
- Выкуп достойный, - признал эль-Джадид, с трудом отведя взгляд от лежавших перед ним сокровищ.
