Девушка налила мне в крохотную чашку шадр, и его тягучий густой аромат защекотал ноздри, наполнил рот слюной, а память – эль-Фархом. Вдруг показалось, что стоит закрыть глаза, и вот он, рядом…
Я закрыла глаза, а когда открыла, дверь уже закрывалась за служанками.
- Красота, - заметила Амаль, глядя на накрытый стол.
- Да, - согласилась я, окуная лепёшку в восхитительное варенье из золотых ягод, названия которым даже не знала. – Присоединяйся.
- Вообще-то я уже позавтракала с ардами, - призналась вигорта, - но хорошего человека должно быть много.
И она решительно подхватила с блюда ещё одну лепёшку.
Тот, кто назвал пустыню пустыней, рассказывал мне эль-Фарх, ничего не знает о ней. Эта иссушённая, потрескавшаяся местами от жара земля живёт своей жизнью, странной, исковерканной на взгляд обитателя лесов или полей жизнью. А вот мёртвые земли – они и вправду мёртвые - ни травинки, ни букашки. Забросит туда ветром букашку или семечко – прахом осыпется, едва коснувшись земли. И нет ничего для шеклена пожелания врагу страшнее, чем «мёртвой земли тебе под ногами».
Я думала, что это сказки… Но ардов сказками не запугаешь. А они из поездки вернулись хмурыми, даже ард-Риден растерял в вылазке к мёртвым землям всю свою весёлость.
- Это даже не описать словами, - мрачно произнёс ард-Гельт.
- Это надо видеть, но лучше не смотреть, - добавил ард-Риден. – Кстати об осмотрах, как там Тареб?
- Спит, - ответила Амаль. – Выложился вчера по полной, так что на него сегодня не рассчитывайте.
- Хорошо, - кивнул ард-Риден. – А вы как себя чувствуете, ак-Кая?
- Сносно.
- И сможете сегодня работать? – продолжал он.
- Только немного, - ответила за меня Амаль. – И под моим присмотром.
- Хорошо, - сказал ард-Риден. – Доставайте свою игрушку, ак-Кая.
Я потянула руку к мешочку на поясе. Но на полпути остановилась.
- И всё-таки я хотела бы сначала услышать о том, что вы видели, - сказала я.
- Мы видели участок земли, абсолютно истощённый в энергетическом плане, - ответил ард-Гельт.
- Такого не бывает, - пробормотала я.
- Забудьте, Кая, - хмуро сказал ард-Гельт, - чему вас учили в школе. В жизни бывает всё.
Я покраснела. Давно меня уже не отчитывали как девчонку.
- Но самое страшное, что мёртвые земли расширяются, растут сейчас на метр в день, - добавил ард-Гельт. – Что-то вытягивает из земли энергию, убивая её.
Мне стало страшно - какая же прорва энергии требуется этому чему-то…
Я рванула завязки мешочка, доставая волчок. Он закрутился, запел, и в его песне мне послышались вой ветра и отчаянный плач… И рыдания не стихали до тех пор, пока волчок не упал. На выпавшей грани отчётливо выделялся символ, похожий на цепь. Кажется, ард-Дион назвал его связью.
- Тихая смерть и мёртвые земли – два рога одной антилопы, как говорят шеклены, - сказала я. – Найдём источник первой, найдём и второй.
- Первое искать попроще будет, - заметила Амаль. – И начнём мы с…
- Было мне сегодня утром видение, сиятельная Тамина, - сказала я матери правителя, когда мы закончили обмен благодарностями и высокопарными любезностями и можно было, наконец, перейти к делу.
- Видение? – во взгляде сиятельной мелькнуло настороженное любопытство.
- Я пыталась увидеть, как в Тан-а-хат пришла тихая смерть.
Сухие, морщинистые ручки, усыпанные перстнями, сжались в кулачки.
- Я увидела пять фигур в чёрных бру на фоне ослепительно-белой стены. Скажите, сиятельная, в Тан-а-хате есть белые стены?
Вопрос был непростым, потому что стены любого, даже самого бедного шекленского жилища пестрели яркими узорами. И в чёрно-белом «доме без слуг» мог поселиться только лже-шеклен.
- Белые стены? – нахмурилась Тамина, отчего морщины врезались в её лицо ещё глубже. Она на мгновение задумалась, пытаясь вспомнить, затем лицо её сморщилось ещё сильней, а вигор полыхнул страхом и гневом.
Она схватила серебряный колокольчик, стоявший рядом с ней на столике, и затрясла им так яростно, словно это была чья-то коса.
Вбежавшая служанка упала на колени перед разгневанной госпожой.
- Валитэ ко мне, быстро! – приказала та.
- Слушаюсь, госпожа!
И служанка, пятясь, выскочила из комнаты.
- Думаю, что уже сегодня, видящая Кая, мы узнаем, правдивым ли было видение, - сказала Тамина.
Хуже лжи, говорят шеклены, только ложь неумелая.
Валитэ, судя по всему, полагала себя лгуньей умелой. Её невинные глаза могли бы обмануть почти любого. Почти. Я и сама, может, купилась бы на этот «честный-пречестный» взгляд. Но сиятельную бабушку и несиятельную Амаль невинными глазками да умильными рожицами не пронять. И потому путь от вопроса «Где гуляла с подружками три дня назад?» до горьких слёз оказался коротким.
- Даже плакать как следует не умеешь! – недовольно сказала сиятельная Тамина, глядя на рыдающую внучку. – Ты меня разочаровала. Придётся мне поговорить с твоей наставницей.
Девушка зарыдала ещё сильней.
- А пока, - приказала Тамина, - верни мне то, чего не заслуживаешь.
- Бабушка, - сквозь слёзы умоляла Валитэ, - пожалуйста, простите…
Но старуха была непреклонна.
Дрожащими руками девушка сняла с шеи кулон на тонкой золотой цепочке и вложила его в протянутую руку Тамины.
Сиятельная госпожа положила его на столик перед собой и снова взялась за колокольчик.
- Проводи Валитэ к наставнице, - приказала Тамина вбежавшей служанке, - и передай, что она наказана. Под замок, на хлеб и воду.
Подождав, чтобы дверь за ушедшими закрылась, она вновь посмотрела на меня. Только теперь перед нами была не гордая сиятельная госпожа, снизошедшая до чужестранок, а немолодая женщина, на плечи которой только что взвалили неподъёмный груз.
- Я так надеялась, - со вздохом призналась она, - что ты ошиблась, видящая Кая. Увы, горе мне, старухе неразумной…
Она замолчала, собираясь с мыслями, молчали и мы.
- Как вы только что слышали, три дня назад пятеро беспечных и скудных умом дев сбежали из-под надзора служанок и отправились играть прятки в бывшие дождевые цистерны…
- Цистерны? – переспросила я.
- Да, - подтвердила мать правителя. – Спросите мужчин, и они скажут, что это заброшенные водяные цистерны. И только мы, хранительницы истинной памяти знаем, что это наследие Недостойных.
- Прошу простить мою неосведомлённость, сиятельная Тамина, - не скрывая удивления, сказала я, - но кто такие эти «недостойные»? Боюсь, моё скромное знание языка не позволяет мне в полной мере оценить мудрость ваших речей.
- Чужестранцы, видящая Кая, учат язык мужчин. – ответила мне Тамина. – Хранительницы сокровенной мудрости говорят на языке женщин. Но прежде, чем ты пригубишь из родника мудрости, поклянись, что никогда не произнесешь ни слова об услышанном в присутствии мужчин, шекленов или чужестранцев.
Обойти такую клятву ничего не стоило – зачем говорить, когда можно написать?! Но лучше не шутить с клятвами. И потому… Пусть клятва будет честной.
- Сиятельная Тамина, я клянусь, что не произнесу ни слова об услышанном здесь и сейчас ни перед мужчинами, ни перед женщинами, не напишу и не передам каким-либо другим способом, если только сокрытие тайны не будет угрожать жизням жителей Тан-а-хата.
- Да будет так, - торжественно провозгласила старуха. – Внимай же мне, видящая.
Я приготовилась внимать, понимая, что услышу сейчас то, за что ард-Дион отдал бы на отсечение левую руку, а то и правую.
А Тамина заговорила медленно, подбирая для меня простые слова:
- Мужчины говорят о Прежних, сожалея, что нам уже не быть такими, как они. Но мы, женщины, не испытываем сожаления. Мы называем Недостойными тех, кто использовал во зло силу и власть, данные во благо. Мужчины торопятся жить и умирать, и потому они растеряли большую часть древних знаний. Но мы помним… Мы помним, как великая Малика ценой своей жизни спасла Тан-а-хат в дни великого бедствия. Мы помним, как ушло под землю святилище Недостойных, как его превратили в цистерны для сбора дождевой воды…
Она замолчала, и я воспользовалась паузой, чтобы перевести Амали сказанное.
- По слову Малики девам и жёнам строжайше запрещено приближаться к святилищу. И вот эти скудоумные нарушили запрет, навлекли беду на всех нас… О, горе мне, горе…
Глаза старухи оставались сухими – она свои слёзы выплакала за долгие годы. Но вигорт её посерел от безнадёжности и отчаяния.
Амаль дёрнула меня за рукав и зашептала на ухо, а я перевела:
- Сиятельная Тамина, видящая Амаль просит передать вам, что беду, возможно, навлекла не беспечность девиц, но злой умысел кого-то, воспользовавшегося их скудоумием.
Старуха нахмурилась, а я продолжала:
- Она предлагает вам свою помощь… От себя добавлю, что видящая Амаль обладает способностью отличать правду от лжи, задавать правильные вопросы и держать язык за зубами.
- Я благодарю видящую Амаль, столь щедро одарённую небом, - сказала Тамина, - за предложенную помощь, но это наше внутреннее дело.
Я согласно кивнула и перевела вигорте.
- Однако, - проговорила Тамина медленно, словно нехотя выталкивая слова изо рта, - мы не откажемся от помощи в поиске средства от тихой смерти.
- То есть, вы хотите, сиятельная, - уточнила я, - чтобы мы отправились в святилище Недостойных и отыскали там корень зла?
- Да,- выдохнула старуха.
Что ж, это правильный подход. Пусть чужаки найдут корень зла или сгинут там сами. С другой стороны, ей достаточно было просто назвать мне место, не предупреждая об опасности.
- Скажите, сиятельная Тамина, - спросила я. – А как это связано с предсказанием, о котором твердит Глас Памяти?
- А, этот утративший остатки разума муж, почитающий себя великим мудрецом? – презрительно фыркнула старуха. – Он, как всегда, неверно истолковал слова Малики. Он твердит, что Тан-а-хат будет стоять нерушимо, пока над ним не взмахнёт чёрным крылом Архау, обрушивая на него погибель.
- Но что же было сказано на самом деле, сиятельная? - почтительно уточнила я.
- Когда над Тан-а-хат обрушится погибель, над ним взмахнёт чёрным крылом Архау, дабы город стоял нерушимо.
- Но почему он связал чёрное крыло с нашим появлением?
- Ты, видящая Кая, отмечена чёрным крылом Архау. Арен это видит, я это вижу…, и мы оба согласны в одном – это предсказание о тебе, в час беды явившейся в Тан-а-хат.
Больше всего мне не нравилось то, что мне это нравилось.
Нравилось вариться в гуще событий, «приключаться», а не читать о приключениях в книгах, нравилось жить так, чтобы каждый день не был похож на предыдущий… Я чувствовала себя бабочкой, вылупившейся, вырвавшейся на свет из уютного кокона ак-Каи. Мне хотелось свободы, хотелось летать, кружить, порхать! Самое подходящее желание для будущей матери, которой полагалось бы следить за рационом да заниматься моционом! Страшно представить, кто у меня родится при таком раскладе…
Стоило подумать об этом, как я увидела ветер, плещущийся в чёрных кудрях, озорные карие глаза, лукавую улыбку... И десятый уровень рождённой под чёрным крылом Архау. Как там говорила аки-Ране? Второй такой, как матушка, Феррат не переживёт? Подождём, что она скажет лет через пятнадцать!
Вот только что это было? Озарение или игра воображения? Меня с моей недоединичкой особо не обучали работе с даром инса, и я в своё время этому радовалась. Зато теперь, когда частота и реалистичность видений зашкаливают за девятку, меня совсем не радует, что из всего курса предсказаний я помню только кусочек вступительной часть: «Не путайте фантазии с озарениями и не выдавайте первые за вторые».
Мои размышления прервало жужжание вестника, кружившегося над моей рукой. Грубоватый, неуклюжий, похожий на большого блестящего жука, он тяжело опустился на подставленную ладонь, прошипел: «В час Змеи у фонтана одна». И с треском рассыпался, оставив на ладони горстку песка.
Первой моей мыслью было: «Надо сказать ард-Диону, запрещено – не значит, что не используется». Похоже, что некоторые потомки Прежних магией пользуются, хотя, судя по исполнению вестника, с грехом пополам.
Второй: «Кажется, кто-то тут мечтал о приключениях»?! Неужели даже до патриархального Тан-а-хат доползла отрава отвратительных романов, в которых благородные герои ходят на свидания со злодеями в одиночку, и чуть что разоружаются, чтобы их было удобнее убивать? Или старый Арен считает меня, как это сейчас модно говорить, альтернативно умственно одарённой, то есть, попросту говоря, полной идиоткой?
Моя рука сама потянулась к волчку. Тот, покрутившись, «порадовал» меня похожим на кинжал символом, тем самым, что выпал позавчера на заседании Совета. И видением: полумрак, массивная металлическая дверь в стене из белого камня, и Арен, замахивающийся на меня чем-то тяжёлым…
Заметить чёрную кошку в чёрной комнате проще, чем женщину в чёрном бру в чёрном янтаре южной ночи. Ночь не была непроглядной, её темноту разбавляли свет звёзд, таких ярких и низких, что, казалось, они светили не с неба, а с защитного купола, и огоньки разноцветных ламп, многозначительно подмигивавших из окон полусонных домов. В дремотной тишине мерное журчание струй фонтана слышно было издалека.
Дорожка к фонтану была гладкой, утоптанной ногами поколений шекленок из «новых» домов, ходивших к нему за водой. Как я поняла из объяснений Байнас, терпеливо отвечавшей на мои вопросы о бытоустройстве города, дома делились на «старые» - выстоявшие с докатастрофных времен, баловавшие своих жильцов комфортом прежних времен, и «новые», построенные много позже, какую-нибудь сотню-другую лет назад.
Но, хотя дорожка была гладкой, шла я осторожно, чтобы в темноте не споткнуться и не упасть.
Подойдя поближе к фонтану, я повернула рычажок взятого с собой фонарика, пуская перед собой тоненький лучик света. Луч выхватил из темноты фигуру в скромном зелёном халате.
- Арен’д’хат? – холодно осведомилась я.
- Видящая Кая? – настороженно спросил старик. - Одна?
- Ты видишь здесь ещё кого-то?
Он нахмурился, всматриваясь в темноту, но, как и следовало ожидать, никого не увидел.
- Зачем ты позвал меня, Арен?
- А прежде фонтан светился в темноте, и вокруг него вились, не обжигаясь, мотыльки, - невпопад ответил старик, и в голосе его прозвучали странно знакомые нотки.
Я, не удержавшись, взглянула на его вигор. На первый взгляд он казался обычным, хотя розовая надежда на фоне жёлто-серой печали смотрелась фантазией безумного художника. И всё же было в нём что-то неправильное – не паразит, точно не паразит, но вот что?
- Пойдём, - произнёс он и, развернувшись, зашагал прочь от фонтана, не оглянувшись, чтобы проверить, следую ли я за ним.
Разумеется, я последовала.
Старик, несмотря на возраст, шёл быстро и уверенно, растеряв обычную для него неторопливость и вальяжность. Учитывая разницу в росте, мне приходилось почти бежать. Вскоре луч моего фонарика упёрся в белую каменную стену. Когда я проходила здесь днём, стена показалась мне сплошной.
Арен прошёл немного вдоль стены и снял с шеи ключ, висевший на длинном витом шнурке.
- Сейчас, - буркнул он, и ткнул ключом в стену.
И, судя по вырвавшимся у него словам – слов я не знала, но интонации были весьма красноречивыми – не попал.
Он ткнул чуть выше, но снова безуспешно.
- Посвети, - приказал он мне.
Я навела луч фонарика на стену, чуть выше того места, где он искал скважину.
Я закрыла глаза, а когда открыла, дверь уже закрывалась за служанками.
- Красота, - заметила Амаль, глядя на накрытый стол.
- Да, - согласилась я, окуная лепёшку в восхитительное варенье из золотых ягод, названия которым даже не знала. – Присоединяйся.
- Вообще-то я уже позавтракала с ардами, - призналась вигорта, - но хорошего человека должно быть много.
И она решительно подхватила с блюда ещё одну лепёшку.
Тот, кто назвал пустыню пустыней, рассказывал мне эль-Фарх, ничего не знает о ней. Эта иссушённая, потрескавшаяся местами от жара земля живёт своей жизнью, странной, исковерканной на взгляд обитателя лесов или полей жизнью. А вот мёртвые земли – они и вправду мёртвые - ни травинки, ни букашки. Забросит туда ветром букашку или семечко – прахом осыпется, едва коснувшись земли. И нет ничего для шеклена пожелания врагу страшнее, чем «мёртвой земли тебе под ногами».
Я думала, что это сказки… Но ардов сказками не запугаешь. А они из поездки вернулись хмурыми, даже ард-Риден растерял в вылазке к мёртвым землям всю свою весёлость.
- Это даже не описать словами, - мрачно произнёс ард-Гельт.
- Это надо видеть, но лучше не смотреть, - добавил ард-Риден. – Кстати об осмотрах, как там Тареб?
- Спит, - ответила Амаль. – Выложился вчера по полной, так что на него сегодня не рассчитывайте.
- Хорошо, - кивнул ард-Риден. – А вы как себя чувствуете, ак-Кая?
- Сносно.
- И сможете сегодня работать? – продолжал он.
- Только немного, - ответила за меня Амаль. – И под моим присмотром.
- Хорошо, - сказал ард-Риден. – Доставайте свою игрушку, ак-Кая.
Я потянула руку к мешочку на поясе. Но на полпути остановилась.
- И всё-таки я хотела бы сначала услышать о том, что вы видели, - сказала я.
- Мы видели участок земли, абсолютно истощённый в энергетическом плане, - ответил ард-Гельт.
- Такого не бывает, - пробормотала я.
- Забудьте, Кая, - хмуро сказал ард-Гельт, - чему вас учили в школе. В жизни бывает всё.
Я покраснела. Давно меня уже не отчитывали как девчонку.
- Но самое страшное, что мёртвые земли расширяются, растут сейчас на метр в день, - добавил ард-Гельт. – Что-то вытягивает из земли энергию, убивая её.
Мне стало страшно - какая же прорва энергии требуется этому чему-то…
Я рванула завязки мешочка, доставая волчок. Он закрутился, запел, и в его песне мне послышались вой ветра и отчаянный плач… И рыдания не стихали до тех пор, пока волчок не упал. На выпавшей грани отчётливо выделялся символ, похожий на цепь. Кажется, ард-Дион назвал его связью.
- Тихая смерть и мёртвые земли – два рога одной антилопы, как говорят шеклены, - сказала я. – Найдём источник первой, найдём и второй.
- Первое искать попроще будет, - заметила Амаль. – И начнём мы с…
- Было мне сегодня утром видение, сиятельная Тамина, - сказала я матери правителя, когда мы закончили обмен благодарностями и высокопарными любезностями и можно было, наконец, перейти к делу.
- Видение? – во взгляде сиятельной мелькнуло настороженное любопытство.
- Я пыталась увидеть, как в Тан-а-хат пришла тихая смерть.
Сухие, морщинистые ручки, усыпанные перстнями, сжались в кулачки.
- Я увидела пять фигур в чёрных бру на фоне ослепительно-белой стены. Скажите, сиятельная, в Тан-а-хате есть белые стены?
Вопрос был непростым, потому что стены любого, даже самого бедного шекленского жилища пестрели яркими узорами. И в чёрно-белом «доме без слуг» мог поселиться только лже-шеклен.
- Белые стены? – нахмурилась Тамина, отчего морщины врезались в её лицо ещё глубже. Она на мгновение задумалась, пытаясь вспомнить, затем лицо её сморщилось ещё сильней, а вигор полыхнул страхом и гневом.
Она схватила серебряный колокольчик, стоявший рядом с ней на столике, и затрясла им так яростно, словно это была чья-то коса.
Вбежавшая служанка упала на колени перед разгневанной госпожой.
- Валитэ ко мне, быстро! – приказала та.
- Слушаюсь, госпожа!
И служанка, пятясь, выскочила из комнаты.
- Думаю, что уже сегодня, видящая Кая, мы узнаем, правдивым ли было видение, - сказала Тамина.
Глава 17
Хуже лжи, говорят шеклены, только ложь неумелая.
Валитэ, судя по всему, полагала себя лгуньей умелой. Её невинные глаза могли бы обмануть почти любого. Почти. Я и сама, может, купилась бы на этот «честный-пречестный» взгляд. Но сиятельную бабушку и несиятельную Амаль невинными глазками да умильными рожицами не пронять. И потому путь от вопроса «Где гуляла с подружками три дня назад?» до горьких слёз оказался коротким.
- Даже плакать как следует не умеешь! – недовольно сказала сиятельная Тамина, глядя на рыдающую внучку. – Ты меня разочаровала. Придётся мне поговорить с твоей наставницей.
Девушка зарыдала ещё сильней.
- А пока, - приказала Тамина, - верни мне то, чего не заслуживаешь.
- Бабушка, - сквозь слёзы умоляла Валитэ, - пожалуйста, простите…
Но старуха была непреклонна.
Дрожащими руками девушка сняла с шеи кулон на тонкой золотой цепочке и вложила его в протянутую руку Тамины.
Сиятельная госпожа положила его на столик перед собой и снова взялась за колокольчик.
- Проводи Валитэ к наставнице, - приказала Тамина вбежавшей служанке, - и передай, что она наказана. Под замок, на хлеб и воду.
Подождав, чтобы дверь за ушедшими закрылась, она вновь посмотрела на меня. Только теперь перед нами была не гордая сиятельная госпожа, снизошедшая до чужестранок, а немолодая женщина, на плечи которой только что взвалили неподъёмный груз.
- Я так надеялась, - со вздохом призналась она, - что ты ошиблась, видящая Кая. Увы, горе мне, старухе неразумной…
Она замолчала, собираясь с мыслями, молчали и мы.
- Как вы только что слышали, три дня назад пятеро беспечных и скудных умом дев сбежали из-под надзора служанок и отправились играть прятки в бывшие дождевые цистерны…
- Цистерны? – переспросила я.
- Да, - подтвердила мать правителя. – Спросите мужчин, и они скажут, что это заброшенные водяные цистерны. И только мы, хранительницы истинной памяти знаем, что это наследие Недостойных.
- Прошу простить мою неосведомлённость, сиятельная Тамина, - не скрывая удивления, сказала я, - но кто такие эти «недостойные»? Боюсь, моё скромное знание языка не позволяет мне в полной мере оценить мудрость ваших речей.
- Чужестранцы, видящая Кая, учат язык мужчин. – ответила мне Тамина. – Хранительницы сокровенной мудрости говорят на языке женщин. Но прежде, чем ты пригубишь из родника мудрости, поклянись, что никогда не произнесешь ни слова об услышанном в присутствии мужчин, шекленов или чужестранцев.
Обойти такую клятву ничего не стоило – зачем говорить, когда можно написать?! Но лучше не шутить с клятвами. И потому… Пусть клятва будет честной.
- Сиятельная Тамина, я клянусь, что не произнесу ни слова об услышанном здесь и сейчас ни перед мужчинами, ни перед женщинами, не напишу и не передам каким-либо другим способом, если только сокрытие тайны не будет угрожать жизням жителей Тан-а-хата.
- Да будет так, - торжественно провозгласила старуха. – Внимай же мне, видящая.
Я приготовилась внимать, понимая, что услышу сейчас то, за что ард-Дион отдал бы на отсечение левую руку, а то и правую.
А Тамина заговорила медленно, подбирая для меня простые слова:
- Мужчины говорят о Прежних, сожалея, что нам уже не быть такими, как они. Но мы, женщины, не испытываем сожаления. Мы называем Недостойными тех, кто использовал во зло силу и власть, данные во благо. Мужчины торопятся жить и умирать, и потому они растеряли большую часть древних знаний. Но мы помним… Мы помним, как великая Малика ценой своей жизни спасла Тан-а-хат в дни великого бедствия. Мы помним, как ушло под землю святилище Недостойных, как его превратили в цистерны для сбора дождевой воды…
Она замолчала, и я воспользовалась паузой, чтобы перевести Амали сказанное.
- По слову Малики девам и жёнам строжайше запрещено приближаться к святилищу. И вот эти скудоумные нарушили запрет, навлекли беду на всех нас… О, горе мне, горе…
Глаза старухи оставались сухими – она свои слёзы выплакала за долгие годы. Но вигорт её посерел от безнадёжности и отчаяния.
Амаль дёрнула меня за рукав и зашептала на ухо, а я перевела:
- Сиятельная Тамина, видящая Амаль просит передать вам, что беду, возможно, навлекла не беспечность девиц, но злой умысел кого-то, воспользовавшегося их скудоумием.
Старуха нахмурилась, а я продолжала:
- Она предлагает вам свою помощь… От себя добавлю, что видящая Амаль обладает способностью отличать правду от лжи, задавать правильные вопросы и держать язык за зубами.
- Я благодарю видящую Амаль, столь щедро одарённую небом, - сказала Тамина, - за предложенную помощь, но это наше внутреннее дело.
Я согласно кивнула и перевела вигорте.
- Однако, - проговорила Тамина медленно, словно нехотя выталкивая слова изо рта, - мы не откажемся от помощи в поиске средства от тихой смерти.
- То есть, вы хотите, сиятельная, - уточнила я, - чтобы мы отправились в святилище Недостойных и отыскали там корень зла?
- Да,- выдохнула старуха.
Что ж, это правильный подход. Пусть чужаки найдут корень зла или сгинут там сами. С другой стороны, ей достаточно было просто назвать мне место, не предупреждая об опасности.
- Скажите, сиятельная Тамина, - спросила я. – А как это связано с предсказанием, о котором твердит Глас Памяти?
- А, этот утративший остатки разума муж, почитающий себя великим мудрецом? – презрительно фыркнула старуха. – Он, как всегда, неверно истолковал слова Малики. Он твердит, что Тан-а-хат будет стоять нерушимо, пока над ним не взмахнёт чёрным крылом Архау, обрушивая на него погибель.
- Но что же было сказано на самом деле, сиятельная? - почтительно уточнила я.
- Когда над Тан-а-хат обрушится погибель, над ним взмахнёт чёрным крылом Архау, дабы город стоял нерушимо.
- Но почему он связал чёрное крыло с нашим появлением?
- Ты, видящая Кая, отмечена чёрным крылом Архау. Арен это видит, я это вижу…, и мы оба согласны в одном – это предсказание о тебе, в час беды явившейся в Тан-а-хат.
Глава 18
Больше всего мне не нравилось то, что мне это нравилось.
Нравилось вариться в гуще событий, «приключаться», а не читать о приключениях в книгах, нравилось жить так, чтобы каждый день не был похож на предыдущий… Я чувствовала себя бабочкой, вылупившейся, вырвавшейся на свет из уютного кокона ак-Каи. Мне хотелось свободы, хотелось летать, кружить, порхать! Самое подходящее желание для будущей матери, которой полагалось бы следить за рационом да заниматься моционом! Страшно представить, кто у меня родится при таком раскладе…
Стоило подумать об этом, как я увидела ветер, плещущийся в чёрных кудрях, озорные карие глаза, лукавую улыбку... И десятый уровень рождённой под чёрным крылом Архау. Как там говорила аки-Ране? Второй такой, как матушка, Феррат не переживёт? Подождём, что она скажет лет через пятнадцать!
Вот только что это было? Озарение или игра воображения? Меня с моей недоединичкой особо не обучали работе с даром инса, и я в своё время этому радовалась. Зато теперь, когда частота и реалистичность видений зашкаливают за девятку, меня совсем не радует, что из всего курса предсказаний я помню только кусочек вступительной часть: «Не путайте фантазии с озарениями и не выдавайте первые за вторые».
Мои размышления прервало жужжание вестника, кружившегося над моей рукой. Грубоватый, неуклюжий, похожий на большого блестящего жука, он тяжело опустился на подставленную ладонь, прошипел: «В час Змеи у фонтана одна». И с треском рассыпался, оставив на ладони горстку песка.
Первой моей мыслью было: «Надо сказать ард-Диону, запрещено – не значит, что не используется». Похоже, что некоторые потомки Прежних магией пользуются, хотя, судя по исполнению вестника, с грехом пополам.
Второй: «Кажется, кто-то тут мечтал о приключениях»?! Неужели даже до патриархального Тан-а-хат доползла отрава отвратительных романов, в которых благородные герои ходят на свидания со злодеями в одиночку, и чуть что разоружаются, чтобы их было удобнее убивать? Или старый Арен считает меня, как это сейчас модно говорить, альтернативно умственно одарённой, то есть, попросту говоря, полной идиоткой?
Моя рука сама потянулась к волчку. Тот, покрутившись, «порадовал» меня похожим на кинжал символом, тем самым, что выпал позавчера на заседании Совета. И видением: полумрак, массивная металлическая дверь в стене из белого камня, и Арен, замахивающийся на меня чем-то тяжёлым…
Заметить чёрную кошку в чёрной комнате проще, чем женщину в чёрном бру в чёрном янтаре южной ночи. Ночь не была непроглядной, её темноту разбавляли свет звёзд, таких ярких и низких, что, казалось, они светили не с неба, а с защитного купола, и огоньки разноцветных ламп, многозначительно подмигивавших из окон полусонных домов. В дремотной тишине мерное журчание струй фонтана слышно было издалека.
Дорожка к фонтану была гладкой, утоптанной ногами поколений шекленок из «новых» домов, ходивших к нему за водой. Как я поняла из объяснений Байнас, терпеливо отвечавшей на мои вопросы о бытоустройстве города, дома делились на «старые» - выстоявшие с докатастрофных времен, баловавшие своих жильцов комфортом прежних времен, и «новые», построенные много позже, какую-нибудь сотню-другую лет назад.
Но, хотя дорожка была гладкой, шла я осторожно, чтобы в темноте не споткнуться и не упасть.
Подойдя поближе к фонтану, я повернула рычажок взятого с собой фонарика, пуская перед собой тоненький лучик света. Луч выхватил из темноты фигуру в скромном зелёном халате.
- Арен’д’хат? – холодно осведомилась я.
- Видящая Кая? – настороженно спросил старик. - Одна?
- Ты видишь здесь ещё кого-то?
Он нахмурился, всматриваясь в темноту, но, как и следовало ожидать, никого не увидел.
- Зачем ты позвал меня, Арен?
- А прежде фонтан светился в темноте, и вокруг него вились, не обжигаясь, мотыльки, - невпопад ответил старик, и в голосе его прозвучали странно знакомые нотки.
Я, не удержавшись, взглянула на его вигор. На первый взгляд он казался обычным, хотя розовая надежда на фоне жёлто-серой печали смотрелась фантазией безумного художника. И всё же было в нём что-то неправильное – не паразит, точно не паразит, но вот что?
- Пойдём, - произнёс он и, развернувшись, зашагал прочь от фонтана, не оглянувшись, чтобы проверить, следую ли я за ним.
Разумеется, я последовала.
Старик, несмотря на возраст, шёл быстро и уверенно, растеряв обычную для него неторопливость и вальяжность. Учитывая разницу в росте, мне приходилось почти бежать. Вскоре луч моего фонарика упёрся в белую каменную стену. Когда я проходила здесь днём, стена показалась мне сплошной.
Арен прошёл немного вдоль стены и снял с шеи ключ, висевший на длинном витом шнурке.
- Сейчас, - буркнул он, и ткнул ключом в стену.
И, судя по вырвавшимся у него словам – слов я не знала, но интонации были весьма красноречивыми – не попал.
Он ткнул чуть выше, но снова безуспешно.
- Посвети, - приказал он мне.
Я навела луч фонарика на стену, чуть выше того места, где он искал скважину.
