В любом случае это можно было бы рассмотреть, как нападение на сотрудника полиции, пусть и не при исполнении. Деригин не сводил взгляда с идущей позади машины. Та ехала ровно, как будто придерживалась той же скорости, что и он.
Внезапно, движение по параллельной полосе начало потихоньку рассасываться, и Reno начал сокращать расстояние, постепенно приближаясь все ближе к машине Деригина. Федор почувствовал небольшое беспокойство, видя сквозь зеркало заднего вида подступающие фары враждебной машины несмотря на то, что она находилась на параллельной полосе.
Когда белый Reno практически поравнялся с машиной Деригина, у нее стало открываться пассажирское окно. Деригин был готов посмотреть на того козла, кто находился за рулем, но рука машинально нырнула за куртку, к кобуре.
Он не знал, что можно было от этого ожидать.
Но Деригин не смог увидеть водителя, так как стекло приоткрылось ровно настолько, чтобы из него мог вылететь дымящийся окурок сигареты, который, нелепо описав дугу, упал на проезжую часть. После этого стекло снова закрылось, и машина резко рванула с места, взвизгнув шинами, обогнав впереди идущий грузовичок.
Деригин вздрогнул от этого звука и на мгновение закрыл глаза. Он не мог пояснить, почему ему вдруг стало так беспокойно, от простого сумасшедшего лихача на дороге. Ведь незнакомые люди, которые встречаются на жизненном пути каждого человека необязательно должны быть дружелюбны.
Когда Деригин открыл глаза, Reno отъезжал от него все дальше. Он попытался было прочитать его номер, но не смог его разглядеть.
Деригин знал, что впереди находился знакомый ему пост автоинспекции, в пяти минутах езды. Он заехал туда и попросил молодого сержанта показать ему камеры видеонаблюдения. Запись была не самого лучшего качества, но белый Reno он успел заметить, который засветился на камере секунды две, пока не растворился среди остальных машин.
Но этого Деригину было достаточно, чтобы запечатлеть его номер. Он остановил запись, увеличил кадр и попросил сержанта пробить машину по базе данных.
Один символ нельзя было разобрать, поэтому результат удалось получить только со второй попытки. От увиденного на экране монитора у Деригина похолодело внутри, и создалось на мгновение такое ощущение, что стало трудно дышать.
Машина принадлежала Аркадию Усольцеву, тому самому лейтенанту, которого он смог вычислить и посадить за изнасилование и убийства трех девушек. И который недавно умер в тюрьме от произошедшей стычки с другим заключенным.
Этой ночью он не мог уснуть не только потому, что завтра должен был отвезти свою мать в больницу, а еще и потому, что вспомнил ее.
Нежную, милую и беззащитную.
Маргарита была его соседкой по лестничной площадке. Все что Деригин про нее знал на момент переезда, что она была родом из провинции и хотела стать учителем.
Она очень сильно заикалась и стеснялась этого, и Федор решил ей помочь, найдя знакомого логопеда. Также он самостоятельно проводил с ней уроки чтения, чтобы девушка больше проговаривала слова вслух. Шепотом, сначала шепотом, как учил Деригин, делая акцент на том, что, когда она разговаривает тихо, она не заикается.
Маргарита благодарно улыбалась ему, и он нежно обнимал ее за плечи.
Потом перед его глазами встал Усольцев. Он держал в руке окровавленный выкидной нож и шептал какую-то бессмыслицу.
Покайся, дочь моя, покайся во грехе.
Он крепко схватил за волосы обнаженную девушку, но Деригин не видел ее лица, даже когда Усольцев поднял его вверх. Он несколько раз повторил слово «Покайся» и потом несколько раз воткнул нож своей жертве под ребра над правой грудью.
Этот тип, полицейский, говорю вам, пока мы рассуждаем, он снова идет и снова убивает.
Потом Усольцев стоял уже напротив Деригина, сложив руки на груди. Он неодобрительно качал головой.
Копаешь не туда, дядя Федор. Я ни в чем не виноват.
Священнослужитель, отец Иоанн, скорбно сложил руки, печально смотря на Деригина.
Он признался, сын мой. Во всех преступлениях. Включая последнее, о котором нам пока ничего неизвестно. Еще одна девушка. Он указал ее координаты.
Деригин рыл землю прямо руками, но тело было не закапано, а лишь слегка присыпано сверху землей. Он убрал волосы с окаменевшего лица последней жертвы и его взгляд встретился с ее застывшими глазами.
Это была его мать. Белла Владимировна.
Деригин истошно закричал и обернулся на звук приближающихся шагов. Это снова был Усольцев.
Похоть – один из семи смертных грехов. Тебе они известны все, дядя Федор?
Деригин схватил его за рубашку, повалил на землю и стал вдавливать его лицо в чернозем, пока оно полностью не исчезло в нем.
Гнев – это тоже один из семи смертных грехов.
Это были уже слова его матери. Она стояла прямо перед ним.
И он проснулся, тяжело дыша, прямо посреди ночи.
Маргарита так и не закончила институт. Она была той самой последней жертвой Усольцева, про которую ему рассказал священник. Деригин опоздал совсем на чуть-чуть. Когда ее нашли, она скончалась всего несколько минут назад.
Деригин отвез мать в больницу с самого утра, как он и сказал доктору, но пробыл в ней до самого вечера. Он внимательно проследил, чтобы маме дали удобную палату, разместил ее в ней и ознакомился с расписанием процедур, которые ей назначили.
Он встретился с доктором Екушовым и вместе с ним лично познакомился с каждым врачом, который будет обследовать и лечить его мать. Из них только невролог показался Федору довольно экстравагантным типом, но в остальном все врачи оставили у него самое благоприятное впечатление и ощущение того, что он оставлял свою мать в надежных руках.
Уже смеркалось, когда он, наконец, вышел на больничную стоянку, где стоял его автомобиль. Там в палате матери он потерял счет времени и теперь, когда посмотрел на свой мобильный телефон, то увидел кучу пропущенных звонков, в основном от коллег по работе.
Ни одного звонка от Марии. Хоть бы позвонила ему и поблагодарила за цветы. Деригин не стал подписывать букет, потому что надеялся вручить его ей лично, и теперь рассчитывал на то, что, когда ей его передадут, она догадается что это он.
Федор вздохнул и стал искать свою машину, как внезапно его глаза выцепили на стоянке белый Reno. Где-то минуту капитан не сводил с него глаз и решил подойти поближе.
Таких совпадений не бывает.
Деригин осторожно заглянул сквозь тонированное стекло, но увидел только очертание пустого водительского кресла. Он решил обойти машину сзади и посмотреть на ее номер. Теперь он был просто уверен в своей догадке.
Тот самый автомобиль, который вчера вечером устроил ему неприятности на дороге.
- Мои соболезнования, - внезапно раздавшийся на стоянке голос заставил Деригина обернуться назад.
Перед ним стоял молодой человек лет двадцати восьми-тридцати в замшевой куртке и сумкой наперевес. Глаза живые и проницательные, во рту зубочистка, кепка нелепо надвинута на одно ухо.
- Вы репортер?
- Да. А как вы догадались?
- Ваша фраза, «Мои соболезнования», - сухо заметил Деригин. - Произнесена как дежурная. Без какого-либо сочувствия в голосе. Так говорят либо репортеры, либо работники фаст-фуда с этим «Ждем вас снова». Так как вы уже достаточно староваты, чтобы торговать гамбургерами, то…
Репортер долго смотрел на него, потом вдруг рассмеялся и протянул руку.
- Меня зовут Анатолий, капитан, - представился он. – Анатолий Громов.
Деригин, однако, не спешил пожимать ему руку.
- Я уверен, что вы прекрасно знаете, как меня зовут, - сказал он. – А теперь скажите, зачем вы пытались устроить аварию на той дороге, или даже убить меня?
- Убить? – удивленно переспросил репортер. – У меня были небольшие проблемы с двигателем, но не скрою, что мне нужно было привлечь ваше внимание. У меня есть к вам небольшой разговор. Вы не против немного пройтись?
- Как хотите, - пожал плечами Деригин.
Они дошли до конца переулка, и затем повернули на север. Улица была застроена магазинами, супермаркетами, банками. Большинство из них уже были закрыты в такое позднее время.
- Так что же все-таки случилось с вашей матерью? – задал вопрос репортер.
- Не ходите вокруг да около, Громов, - сказал Деригин, повернувшись к нему. – Что вы все-таки делали в подземном гараже в больнице, где лежит моя мать и тогда на дороге?
- Всюду сую свой нос, - не без сарказма ответил репортер. – Я работаю сейчас над одной статьей и мне необходимо у вас проконсультироваться.
- О чем же вы пишете?
- Не о чем, а о ком, - уточнил репортер. – Вам знакома фамилия – Усольцев?
- Я уверен, что вы знаете, что знакома, - резко сказал Деригин. – Не на его ли тачке вы сейчас разъезжаете?
Громов впервые достал зубочистку изо рта и удивленно присвистнул.
- Я удивлен, - сказал он. – Хотя, впрочем, вы – полицейский, и вам надо знать такие вещи. Да, машина действительно принадлежит Аркадию Усольцеву. Мы были с ним знакомы. Он отдал ее мне, когда его посадили в тюрьму.
- Тогда ты знаешь, как репортер, что натворил этот тип! И не задавал бы сейчас лишних вопросов!
Деригин даже не заметил, как перешел на «ты», впрочем, репортер тоже автоматически за ним перешел на «ты».
- Хорошо, больше не буду, - сказал он. – Тогда спрошу про другого человека, про Михаила Дубова. Он тебе знаком?
Деригин стрельнул в него глазами, и отвернулся.
- У него еще кличка – «Отвертка», - с улыбкой напомнил ему Громов. – Он был вором. Обносил хаты, но на одной попался, и ты по максимуму смягчил ему приговор, так как хорошо знал его мать.
- Да знал, и это конечно же, тяжкое преступление – помочь своим знакомым! – В голосе Деригина сейчас была издевка.
- Нет, не преступление, - подтвердил Громов. – Преступление – это то, что он в дальнейшем совершил. Ведь Усольцев попал в ту тюрьму, в которой уже полтора года томился Дубов. И Дубов два месяца тому назад зарезал Усольцева прямо во время приема пищи в столовой. По официальной версии что-то они там не поделили – или суп или гарнир. Или Усольцев назвал Дубова «земляным червяком», а тот обиделся…
Деригин сохранял невозмутимое спокойствие, чем, наверное, расстроил репортера, который рассчитывал на совершенно обратный эффект.
- Хотите начистоту? – спросил он и не дождавшись ответа Громова сам и продолжил. – Во-первых, я считаю, что Усольцев заслужил такую участь. Во-вторых, знаете почему так мало людей любит репортеров? Потому что они действительно везде суют свой нос, но иногда не получается узнать все. Слышится только буква А. Но что же нам делать? Материал нужно сдавать к утру. Тогда просто додумываем букву Б и получаем новую сенсацию, так?!
- Буквой Б в данном случае является то, что Дубов опять странным образом отделался легким испугом. Тридцать дней в карцере. Даже срок не добавили. – Говоря это, репортер очень внимательно следил за реакцией Деригина. – Усольцев начинал совершать страшные преступления в одночасье. Но мы не узнаем причины этого, потому что он уже мертв. Но не думаю, что ты сам не хотел удовлетворить свое любопытство в этом вопросе.
- Я действительно ненавидел Усольцева за то, что он сделал, - тихо сказал капитан. – Я держал на руках тело своей соседки, Маргариты так долго, то ее кровь впиталась у меня в пальцы и мне кажется, что мне ее уже никогда не смыть. Но твои подозрения, что я как-то замешан в его смерти, абсурдны. Почитай мое служебное дело, я…
- Оно безупречно, - перебил его Громов. – Даже больше скажу, все отделение в котором ты работаешь, стремится быть таким. И ваш подполковник это постоянно подчеркивает. Неужели он примет тот факт, что один из его подчиненных насиловал или убивал девушек? Мне кажется, что вы все за этим стоите и я собираюсь это доказать!
- Моя мать как-то спросила меня почему я стал полицейским, - покачал головой Деригин. – Я сказал, что стал полицейским, потому что я очень люблю, когда все аккуратно и опрятно, а преступление оскорбляет мое чувство порядка. И еще, потому что в душе я художник. Я хочу жить в мире красоты, где все истинно и ничто не ложно. И все что прерывает этот красивый ритм – это зло, которое включает в себя жестокость, преступность и войны. Я не буду говорить много о жестокости других людей. Многое из этого аморально, но не противозаконно. Я могу подавить жестокость в себе, но не предотвратить войну. Зато в моих силах предотвратить преступление, ведь если я сажаю преступника, то не даю ему возможности повторить это. Это как болезнь, ведь если от преступления испытываешь эйфорию, то рано или поздно хочется испытать это чувство снова. Это немного, но кое-что. Каждое преступление является иррациональным. Оно противостоит логике жизни, и потому оно есть зло. Вот почему я стал полицейским. И вот почему я не мог сделать того, что ты мне предъявляешь, хотя своего знакомства с Дубовым я не собираюсь отрицать. И тем более нет никакого заговора в моем отделении с целью убить одного из наших нерадивых сотрудников.
- Впечатляет, - сказал Громов, поправляя воротник куртки. – Только не подумайте, что я друг Усольцева. Я может в равной степени осуждаю все его преступления, как и ты. Но я являюсь другом его сестры, которая до сих пор не может спокойно уснуть из-за того, что случилось с ее братом. Поэтому реальность такова, что я должен добыть факты уже совершенного преступления. Ты мне нравишься, но в первую очередь я буду проверять свою версию. Если окажется, что я неправ, я буду первым, кто принесет тебе извинения.
Деригин остался стоять в полумраке улицы, провожая Громова взглядом. Визит этого бразописца не добавил ему душевного равновесия, а лишь усугубил его. Он сейчас подумал о всех вещях, которые он должен сделать и в каком порядке. Задумчивый, он даже не заметил, как оскалил зубы, став похожим на загнанного зверя.
Он пошел назад к больнице, где оставил свою машину, но внезапно зябко поежился. Встреча с репортером не прошла для него бесследно. Теперь к внутреннему ощущению тревоги за здоровье собственной матери прибавилось другое чувство – ощущение того, что вот-вот что-то произойдет, и он окажется в эпицентре всех этих событий, которые могут снести его, подобно лавине.
12 сентября 2023 года.
Ночь
После того, как он вывернул ледоруб из черепа Фингера, Денис спокойно шел домой, совершенно не оглядываясь по сторонам.
Он дружески кивнул дежурному консьержу, а затем поднялся в свою квартиру. Ему показалось, что замок на двери открылся слишком громко. Или это был лишь шум в его голове. Только после того, как он оказался внутри, защелкнув все цепи и замки на входной двери, он прислонился к стене, закрыл глаза, и глубоко вздохнул.
- Зачем вы это делаете?
И глухой удар, размалывающий кости в черепе.
Еще многое предстояло сделать. Денис на время отложил свое орудие в сторону, и разделся догола. Он осмотрел плащ и костюм на пятна подобного рода, но не нашел и даже маленького следа крови.
Затем, Денис вошел в ванную и положил ледоруб в унитаз так, чтобы его верхняя часть оказалась под водой. После этого, он спустил воду три раза подряд. Практически вся запекшаяся кровь и остатки мозгового вещества, попавшие в пилообразные зубчики на его нижней части, были смыты.
Затем, все еще обнаженный, он прошел на кухню, налил в небольшую кастрюлю воды, в которой он обычно готовил рагу для спагетти, и затем поставил ее на плиту, чтобы вода закипела.
Внезапно, движение по параллельной полосе начало потихоньку рассасываться, и Reno начал сокращать расстояние, постепенно приближаясь все ближе к машине Деригина. Федор почувствовал небольшое беспокойство, видя сквозь зеркало заднего вида подступающие фары враждебной машины несмотря на то, что она находилась на параллельной полосе.
Когда белый Reno практически поравнялся с машиной Деригина, у нее стало открываться пассажирское окно. Деригин был готов посмотреть на того козла, кто находился за рулем, но рука машинально нырнула за куртку, к кобуре.
Он не знал, что можно было от этого ожидать.
Но Деригин не смог увидеть водителя, так как стекло приоткрылось ровно настолько, чтобы из него мог вылететь дымящийся окурок сигареты, который, нелепо описав дугу, упал на проезжую часть. После этого стекло снова закрылось, и машина резко рванула с места, взвизгнув шинами, обогнав впереди идущий грузовичок.
Деригин вздрогнул от этого звука и на мгновение закрыл глаза. Он не мог пояснить, почему ему вдруг стало так беспокойно, от простого сумасшедшего лихача на дороге. Ведь незнакомые люди, которые встречаются на жизненном пути каждого человека необязательно должны быть дружелюбны.
Когда Деригин открыл глаза, Reno отъезжал от него все дальше. Он попытался было прочитать его номер, но не смог его разглядеть.
Деригин знал, что впереди находился знакомый ему пост автоинспекции, в пяти минутах езды. Он заехал туда и попросил молодого сержанта показать ему камеры видеонаблюдения. Запись была не самого лучшего качества, но белый Reno он успел заметить, который засветился на камере секунды две, пока не растворился среди остальных машин.
Но этого Деригину было достаточно, чтобы запечатлеть его номер. Он остановил запись, увеличил кадр и попросил сержанта пробить машину по базе данных.
Один символ нельзя было разобрать, поэтому результат удалось получить только со второй попытки. От увиденного на экране монитора у Деригина похолодело внутри, и создалось на мгновение такое ощущение, что стало трудно дышать.
Машина принадлежала Аркадию Усольцеву, тому самому лейтенанту, которого он смог вычислить и посадить за изнасилование и убийства трех девушек. И который недавно умер в тюрьме от произошедшей стычки с другим заключенным.
Этой ночью он не мог уснуть не только потому, что завтра должен был отвезти свою мать в больницу, а еще и потому, что вспомнил ее.
Нежную, милую и беззащитную.
Маргарита была его соседкой по лестничной площадке. Все что Деригин про нее знал на момент переезда, что она была родом из провинции и хотела стать учителем.
Она очень сильно заикалась и стеснялась этого, и Федор решил ей помочь, найдя знакомого логопеда. Также он самостоятельно проводил с ней уроки чтения, чтобы девушка больше проговаривала слова вслух. Шепотом, сначала шепотом, как учил Деригин, делая акцент на том, что, когда она разговаривает тихо, она не заикается.
Маргарита благодарно улыбалась ему, и он нежно обнимал ее за плечи.
Потом перед его глазами встал Усольцев. Он держал в руке окровавленный выкидной нож и шептал какую-то бессмыслицу.
Покайся, дочь моя, покайся во грехе.
Он крепко схватил за волосы обнаженную девушку, но Деригин не видел ее лица, даже когда Усольцев поднял его вверх. Он несколько раз повторил слово «Покайся» и потом несколько раз воткнул нож своей жертве под ребра над правой грудью.
Этот тип, полицейский, говорю вам, пока мы рассуждаем, он снова идет и снова убивает.
Потом Усольцев стоял уже напротив Деригина, сложив руки на груди. Он неодобрительно качал головой.
Копаешь не туда, дядя Федор. Я ни в чем не виноват.
Священнослужитель, отец Иоанн, скорбно сложил руки, печально смотря на Деригина.
Он признался, сын мой. Во всех преступлениях. Включая последнее, о котором нам пока ничего неизвестно. Еще одна девушка. Он указал ее координаты.
Деригин рыл землю прямо руками, но тело было не закапано, а лишь слегка присыпано сверху землей. Он убрал волосы с окаменевшего лица последней жертвы и его взгляд встретился с ее застывшими глазами.
Это была его мать. Белла Владимировна.
Деригин истошно закричал и обернулся на звук приближающихся шагов. Это снова был Усольцев.
Похоть – один из семи смертных грехов. Тебе они известны все, дядя Федор?
Деригин схватил его за рубашку, повалил на землю и стал вдавливать его лицо в чернозем, пока оно полностью не исчезло в нем.
Гнев – это тоже один из семи смертных грехов.
Это были уже слова его матери. Она стояла прямо перед ним.
И он проснулся, тяжело дыша, прямо посреди ночи.
Маргарита так и не закончила институт. Она была той самой последней жертвой Усольцева, про которую ему рассказал священник. Деригин опоздал совсем на чуть-чуть. Когда ее нашли, она скончалась всего несколько минут назад.
Деригин отвез мать в больницу с самого утра, как он и сказал доктору, но пробыл в ней до самого вечера. Он внимательно проследил, чтобы маме дали удобную палату, разместил ее в ней и ознакомился с расписанием процедур, которые ей назначили.
Он встретился с доктором Екушовым и вместе с ним лично познакомился с каждым врачом, который будет обследовать и лечить его мать. Из них только невролог показался Федору довольно экстравагантным типом, но в остальном все врачи оставили у него самое благоприятное впечатление и ощущение того, что он оставлял свою мать в надежных руках.
Уже смеркалось, когда он, наконец, вышел на больничную стоянку, где стоял его автомобиль. Там в палате матери он потерял счет времени и теперь, когда посмотрел на свой мобильный телефон, то увидел кучу пропущенных звонков, в основном от коллег по работе.
Ни одного звонка от Марии. Хоть бы позвонила ему и поблагодарила за цветы. Деригин не стал подписывать букет, потому что надеялся вручить его ей лично, и теперь рассчитывал на то, что, когда ей его передадут, она догадается что это он.
Федор вздохнул и стал искать свою машину, как внезапно его глаза выцепили на стоянке белый Reno. Где-то минуту капитан не сводил с него глаз и решил подойти поближе.
Таких совпадений не бывает.
Деригин осторожно заглянул сквозь тонированное стекло, но увидел только очертание пустого водительского кресла. Он решил обойти машину сзади и посмотреть на ее номер. Теперь он был просто уверен в своей догадке.
Тот самый автомобиль, который вчера вечером устроил ему неприятности на дороге.
- Мои соболезнования, - внезапно раздавшийся на стоянке голос заставил Деригина обернуться назад.
Перед ним стоял молодой человек лет двадцати восьми-тридцати в замшевой куртке и сумкой наперевес. Глаза живые и проницательные, во рту зубочистка, кепка нелепо надвинута на одно ухо.
- Вы репортер?
- Да. А как вы догадались?
- Ваша фраза, «Мои соболезнования», - сухо заметил Деригин. - Произнесена как дежурная. Без какого-либо сочувствия в голосе. Так говорят либо репортеры, либо работники фаст-фуда с этим «Ждем вас снова». Так как вы уже достаточно староваты, чтобы торговать гамбургерами, то…
Репортер долго смотрел на него, потом вдруг рассмеялся и протянул руку.
- Меня зовут Анатолий, капитан, - представился он. – Анатолий Громов.
Деригин, однако, не спешил пожимать ему руку.
- Я уверен, что вы прекрасно знаете, как меня зовут, - сказал он. – А теперь скажите, зачем вы пытались устроить аварию на той дороге, или даже убить меня?
- Убить? – удивленно переспросил репортер. – У меня были небольшие проблемы с двигателем, но не скрою, что мне нужно было привлечь ваше внимание. У меня есть к вам небольшой разговор. Вы не против немного пройтись?
- Как хотите, - пожал плечами Деригин.
Они дошли до конца переулка, и затем повернули на север. Улица была застроена магазинами, супермаркетами, банками. Большинство из них уже были закрыты в такое позднее время.
- Так что же все-таки случилось с вашей матерью? – задал вопрос репортер.
- Не ходите вокруг да около, Громов, - сказал Деригин, повернувшись к нему. – Что вы все-таки делали в подземном гараже в больнице, где лежит моя мать и тогда на дороге?
- Всюду сую свой нос, - не без сарказма ответил репортер. – Я работаю сейчас над одной статьей и мне необходимо у вас проконсультироваться.
- О чем же вы пишете?
- Не о чем, а о ком, - уточнил репортер. – Вам знакома фамилия – Усольцев?
- Я уверен, что вы знаете, что знакома, - резко сказал Деригин. – Не на его ли тачке вы сейчас разъезжаете?
Громов впервые достал зубочистку изо рта и удивленно присвистнул.
- Я удивлен, - сказал он. – Хотя, впрочем, вы – полицейский, и вам надо знать такие вещи. Да, машина действительно принадлежит Аркадию Усольцеву. Мы были с ним знакомы. Он отдал ее мне, когда его посадили в тюрьму.
- Тогда ты знаешь, как репортер, что натворил этот тип! И не задавал бы сейчас лишних вопросов!
Деригин даже не заметил, как перешел на «ты», впрочем, репортер тоже автоматически за ним перешел на «ты».
- Хорошо, больше не буду, - сказал он. – Тогда спрошу про другого человека, про Михаила Дубова. Он тебе знаком?
Деригин стрельнул в него глазами, и отвернулся.
- У него еще кличка – «Отвертка», - с улыбкой напомнил ему Громов. – Он был вором. Обносил хаты, но на одной попался, и ты по максимуму смягчил ему приговор, так как хорошо знал его мать.
- Да знал, и это конечно же, тяжкое преступление – помочь своим знакомым! – В голосе Деригина сейчас была издевка.
- Нет, не преступление, - подтвердил Громов. – Преступление – это то, что он в дальнейшем совершил. Ведь Усольцев попал в ту тюрьму, в которой уже полтора года томился Дубов. И Дубов два месяца тому назад зарезал Усольцева прямо во время приема пищи в столовой. По официальной версии что-то они там не поделили – или суп или гарнир. Или Усольцев назвал Дубова «земляным червяком», а тот обиделся…
Деригин сохранял невозмутимое спокойствие, чем, наверное, расстроил репортера, который рассчитывал на совершенно обратный эффект.
- Хотите начистоту? – спросил он и не дождавшись ответа Громова сам и продолжил. – Во-первых, я считаю, что Усольцев заслужил такую участь. Во-вторых, знаете почему так мало людей любит репортеров? Потому что они действительно везде суют свой нос, но иногда не получается узнать все. Слышится только буква А. Но что же нам делать? Материал нужно сдавать к утру. Тогда просто додумываем букву Б и получаем новую сенсацию, так?!
- Буквой Б в данном случае является то, что Дубов опять странным образом отделался легким испугом. Тридцать дней в карцере. Даже срок не добавили. – Говоря это, репортер очень внимательно следил за реакцией Деригина. – Усольцев начинал совершать страшные преступления в одночасье. Но мы не узнаем причины этого, потому что он уже мертв. Но не думаю, что ты сам не хотел удовлетворить свое любопытство в этом вопросе.
- Я действительно ненавидел Усольцева за то, что он сделал, - тихо сказал капитан. – Я держал на руках тело своей соседки, Маргариты так долго, то ее кровь впиталась у меня в пальцы и мне кажется, что мне ее уже никогда не смыть. Но твои подозрения, что я как-то замешан в его смерти, абсурдны. Почитай мое служебное дело, я…
- Оно безупречно, - перебил его Громов. – Даже больше скажу, все отделение в котором ты работаешь, стремится быть таким. И ваш подполковник это постоянно подчеркивает. Неужели он примет тот факт, что один из его подчиненных насиловал или убивал девушек? Мне кажется, что вы все за этим стоите и я собираюсь это доказать!
- Моя мать как-то спросила меня почему я стал полицейским, - покачал головой Деригин. – Я сказал, что стал полицейским, потому что я очень люблю, когда все аккуратно и опрятно, а преступление оскорбляет мое чувство порядка. И еще, потому что в душе я художник. Я хочу жить в мире красоты, где все истинно и ничто не ложно. И все что прерывает этот красивый ритм – это зло, которое включает в себя жестокость, преступность и войны. Я не буду говорить много о жестокости других людей. Многое из этого аморально, но не противозаконно. Я могу подавить жестокость в себе, но не предотвратить войну. Зато в моих силах предотвратить преступление, ведь если я сажаю преступника, то не даю ему возможности повторить это. Это как болезнь, ведь если от преступления испытываешь эйфорию, то рано или поздно хочется испытать это чувство снова. Это немного, но кое-что. Каждое преступление является иррациональным. Оно противостоит логике жизни, и потому оно есть зло. Вот почему я стал полицейским. И вот почему я не мог сделать того, что ты мне предъявляешь, хотя своего знакомства с Дубовым я не собираюсь отрицать. И тем более нет никакого заговора в моем отделении с целью убить одного из наших нерадивых сотрудников.
- Впечатляет, - сказал Громов, поправляя воротник куртки. – Только не подумайте, что я друг Усольцева. Я может в равной степени осуждаю все его преступления, как и ты. Но я являюсь другом его сестры, которая до сих пор не может спокойно уснуть из-за того, что случилось с ее братом. Поэтому реальность такова, что я должен добыть факты уже совершенного преступления. Ты мне нравишься, но в первую очередь я буду проверять свою версию. Если окажется, что я неправ, я буду первым, кто принесет тебе извинения.
Деригин остался стоять в полумраке улицы, провожая Громова взглядом. Визит этого бразописца не добавил ему душевного равновесия, а лишь усугубил его. Он сейчас подумал о всех вещях, которые он должен сделать и в каком порядке. Задумчивый, он даже не заметил, как оскалил зубы, став похожим на загнанного зверя.
Он пошел назад к больнице, где оставил свою машину, но внезапно зябко поежился. Встреча с репортером не прошла для него бесследно. Теперь к внутреннему ощущению тревоги за здоровье собственной матери прибавилось другое чувство – ощущение того, что вот-вот что-то произойдет, и он окажется в эпицентре всех этих событий, которые могут снести его, подобно лавине.
12 сентября 2023 года.
Ночь
После того, как он вывернул ледоруб из черепа Фингера, Денис спокойно шел домой, совершенно не оглядываясь по сторонам.
Он дружески кивнул дежурному консьержу, а затем поднялся в свою квартиру. Ему показалось, что замок на двери открылся слишком громко. Или это был лишь шум в его голове. Только после того, как он оказался внутри, защелкнув все цепи и замки на входной двери, он прислонился к стене, закрыл глаза, и глубоко вздохнул.
- Зачем вы это делаете?
И глухой удар, размалывающий кости в черепе.
Еще многое предстояло сделать. Денис на время отложил свое орудие в сторону, и разделся догола. Он осмотрел плащ и костюм на пятна подобного рода, но не нашел и даже маленького следа крови.
Затем, Денис вошел в ванную и положил ледоруб в унитаз так, чтобы его верхняя часть оказалась под водой. После этого, он спустил воду три раза подряд. Практически вся запекшаяся кровь и остатки мозгового вещества, попавшие в пилообразные зубчики на его нижней части, были смыты.
Затем, все еще обнаженный, он прошел на кухню, налил в небольшую кастрюлю воды, в которой он обычно готовил рагу для спагетти, и затем поставил ее на плиту, чтобы вода закипела.
