Мясо типа рабов. Их жизнь почти ничего не стоит. Можно замочить и выплатить стоимость Хозяину, и все «ок». В общем и целом, рай для всех капиталистов. Миры меняются, а люди — нет.
Так, нашел главное:
Я мясо, потому что у меня нет духа. А без него ты тварь дрожащая. Именно какой-то дух дает тебе силу, скорость, возможности тела и, блин, типа магию. Вот чего-чего, а магии мне не хватало. Меня тут руками уделывают подростки, какая еще магия?
Поэтому я и решил не идти куда-то еще. Глупо и опасно, пока нет плана. Дальнейшие действия без оценки сил противников и своих будут нелогичны и опасны. А раз у меня новая жизнь, то нужно грамотно ей распоряжаться.
Не знаю, как там в раю мои ребята. У меня есть долг перед ними. Они отдали свою жизнь за меня, а я ее просрал в жалении себя и бухле. Теперь у меня еще одна. Надеюсь, Сашка там справился, и я хоть не напрасно помер. Эту жизнь я использую по полной.
Полистал свои записи. Нужно больше информации, буду мучить старуху. Потому что по верхам она выдала справку о данном мире, когда я оклемался. Поболтали минуток тридцать, и стала выставлять на улицу.
Что там еще?
Обычно сюда закидывают детей в возрасте от четырнадцати лет, чтобы до восемнадцати они обрели дух. Или им писец. А мне уже тридцать с лишним годиков. Поэтому, не видя во мне духа, я для всех мясо. Так что мне как-то нужно стать сильнее.
Отвлекся, чтобы посмотреть, что вообще происходит вокруг меня. Постоянство: дорожка, дома, песок и светило.
Что дальше? Нужно своим духом поглощать чужой дух — так ты его развиваешь и делаешь сильнее. Духовные каннибалы, блин. А еще душу чужую нужно кристаллизовать и пить. Вот тут я вообще плыву в конкретике. Хорошо, что яйца ничьи жрать не нужно.
Но в том, что у меня нет духа, есть плюс, — меня незачем убивать. Выгоды ноль. Только бить до смерти, сделать собачкой — да, но не убить. Позитив? Ложка мёда в Анале. Блин, Авале.
Пока сидел, на мою дорожку вышла девушка лет семнадцати–двадцати. Сначала казалось, что это просто темная точка, которая перемещается с одного место на другое, но чем ближе она подходила, тем лучше я мог ее разглядеть.
Крайне офигенная девушка. Хлопковые штаны очень хорошо обтягивали ее задницу, которая была — печаль — плоской. Но фигура по формату 90-60-90. Ножки длинные и стройные. Она держит спину прямо, словно проглотила палку, которая сейчас ей упирается в задницу. Но от этого всего сильно веяло уверенностью. Статная такая мисс.
Ее темные волосы длиной до плеч очень правильно обрамляли ее личико, делая его более изящным. Большие губы блестели на солнце. Она, что, гигиенической помадой что ли пользуется? Крайне аппетитные губки.
Глаза большие и голубые, смотрит прямо, осанка, походка — уверенной в себе девушки, не то что шантрапа, которая меня отработала. Удивительно, но несмотря на вроде бы секси вид, она выглядела очень просто и как-то лаконично. Кофты, которые они носят, как наши футболки или поло, наверно. Грудь, грудь что надо.
Ну что, попытка номер два? Попробую узнать больше информации об этом мире. Да и что мне может сделать какая-то девчонка?
Таких цыпочек я всегда затаскивал в постель. После событий в той операции, меня тянуло на молодых и глупеньких. Они не задавали вопросов, ничего не требовали. Даже со своей красивой рожей я для них желанный приз. Сильный, уверенный в себе военный. Накачанное тело, и четко знаю, чего хочу.
А я еще у меня много денег. Крутая квартира и две машины, одна из них «Феррари». Так что, да, я легко цеплял молодых и глупых девочек. Летели на меня, как бабочки на лампочку.
Обычно хватало часа разговоров, и я уже, задрав ножки, скакал на очередной красотке, имени которой никогда не вспомню. Совесть? Она осталась там, в других странах с трупами людей, которых мы оставляли после себя.
Мне нужна сила, а для этого — информация. Когда там еще что-то от старухи узнаю. Нужно что-то делать, а не только жопой песок около двери греть.
Поднимаюсь с двери, в которую упирался спиной, с блокнотом в руках. Убираю блокнот в рюкзак и отряхиваю задницу.
Улыбаюсь и говорю:
— Приветик, меня зовут Анак, ударение на первый слог. Скажи, пожалуйста, я могу задать несколько вопросов? Просто я писатель из другой… — Тут я немного замялся, пытаясь, придумать, откуда я. — Я писатель из другого города. Сейчас я пишу книгу и хотел спросить, могу ли я использовать тебя как героиню в моем романе?
Вот же завернул. Ну а что я смог бы ей сейчас выдать? Одет я по-другому, взрослый и без духа. Сижу, как подросток, жопой на дорожке с какими-то непонятными сумкой и книгой, наверное, для местных аборигенов. Что бы я смог еще выдать экспромтом?
Она остановилась, начала поднимать глаза, оценивая меня снизу вверх. Медленно так, как будто хотела что-то найти во мне или на мне. Уголки ее рта дрогнули от улыбки. Я помялся с ноги на ногу, чувствую себя каким-то подростком, который подкатил к самой красивой девчонке в классе, в ожидании ее ответа. Давно такой реакции не было у меня. Или виной моей безбашенности всегда была водка? Нет, тут что-то не так.
Она начала медленно плыть ко мне. Грациозно, как кошка, — блин, она что, с камушка на камушек прыгает что ли? Вот это пластика. Красотка, тебе бы на шесте работать, вот бы денег срубила. Но не от меня, я бы тебя на нем только…
Пока думал, она уже допрыгала до меня. Как маленькая девочка, держит руки за спиной и виляет плоской задницей из стороны в сторону. Ниже меня — наверно, метр пятьдесят. С грудью я не промахнулся — третьего размера. Белоснежная улыбка. Так, а как тут могут быть у местных такие ровные и белые зубы? У них тут что, дантисты есть?
От нее пахнет…Сексом? Офигеть, от нее пахнет сексом. Она подошла еще ближе и уперлась в меня своей грудью. Продолжая все так же улыбаться и слегка покачивать попой из стороны в сторону, а руки все так же за спиной. Я сглотнул и услышал сам, как это произошло. От нее просто дико несло сексом. Моя голова начала кружиться, я не понимал, что происходит.
Мне снова шестнадцать? Меня окатило теплом, мышцы расслаблялись, те остатки боли, которые были, уходили. Стоял и лыбился, как в мультике «Том и Джери», где Том увидел секси кошечку. Осталось только свистнуть. Это что, магия какая-то? Че меня так развезло и я поплыл от этой секси стесняшки?
А потом мой мир стал заваливаться. Вот я вижу, как каменная дорожка все ближе и ближе. И я бьюсь своей мордой о камень. Успел только закрыть глаза. А потом резкая боль в паху.
Мне как будто вдарили электричеством по яйцам. Судорога прошла по низу живота, потом скрутило бедра, отдало в позвоночник. И все это за какие-то доли секунды. Я попытался заорать, но не смог. Я не могу вдохнуть. Боль шла волнами от низа до живота. Еще к этому подключилась боль от развороченного лица. С метра девяносто ушел пластом.
Наконец-то получилось сделать вдох. Воздух не хотел проходить в мои легкие, ребра снова заболели. Ловил кислород ртом, пытаясь протолкнуть его в легкие, которые начали гореть. Пока я пытался вдохнуть, почувствовал, что меня переворачивают. Кровь сразу потекла на лицо, скорее всего, из носа и незаживших губ. И я увидел ее, все так же улыбающуюся уголками рта. Горящие глаза, в них пылали садизм и возбуждение вперемешку. Руки все так же были за спиной, и попа ходила то туда, то обратно.
Я прохрипел кровью:
— Ты совсем охренела, подстилка?
Как мне на живот наступили ногой. Резко и очень сильно. Боль внизу живота увеличилась. Яйца — не знаю, есть они еще у меня или их уже нет — отозвались новой волной боли в области мочевого пузыря.
Я сделал резкий выдох. Во мне и так не было воздуха, так остатки вышли наружу одним рывком. Резкая боль в паху и отсутствие кислорода. Я начал проваливаться, чувствуя, что отъезжаю. Как ногу убрали с моего живота, и эта черная тварь заговорила. А долбаная улыбка все не сходила с ее «милого» личика.
— Как ты, мясо, посмел смотреть на меня? Как ты посмел заговорить со мной? Ладно, это я бы тебе простила. — Махнула она рукой, будто и правда прощает, а потом более серьезным тоном и уже без улыбки сказала: — Но как ты посмел возжелать меня? Ты, червяк, который возомнил себя человеком, что мычишь? Я как воспитанная девушка подошла к тебе, чтобы ответить на твои вопросы, а у тебя встал на меня? — И она поморщилась от собственных слов и сплюнула на меня.
Бум. Бум. Сердце пропустило удар. Дура ты маленькая, я и за меньшее выпускал кишки наружу, и мне все равно, какого ты пола. Не позволю никому плевать в меня.
В голове всплыло, как меня пытали в Афганистане, чурбаны решили бить меня электричеством. Просто непередаваемые ощущения, когда все тело выгибает и мышцы горят. Пытались топить, чтобы я выдал им нашу группу.
Не буду строить из себя супермена, долго бы я не выдержал. Нет, пацанов бы я не сдал, меня бы просто кончили. Эти твари тоже плевали в меня. Но потом, когда ребята пришли и освободили меня, я услышал крики не мужчин, а мальчиков. А кто бы кричал по-другому, если бы им в руки положили собственные кишки?
Мои глаза горели. Сердце стучало в голове. Снова боль и ненависть сделали меня живым. Очуменное чувство. Ощущать себя живым. Нужно стать сильнее? Я стану сильнее. Я не просру свою новую жизнь. Мне только нужно чуть больше информации и времени. И этот мир еще узнает Константина Сценариста.
Я лежал и держал свое хозяйство руками, смотря на нее. В мыслях было только то, что я сделаю с ней: поставлю на колени и заставлю сосать. А потом отброшу ее со словами о том, какая она мерзкая, и сплюну.
— Хотеть дочь главы семьи Ольсен — это смерть любому. А ты даже не человек, а мясо, — продолжила она и повела плечами от омерзения.
При этом она вела себя все так же грациозно и непринужденно, как будто ничего не произошло. Потом я увидел, как она снова стала заносить ногу, и попытался прижать ноги к себе, но получилось, что я защитил свои яйца, но выставил кое-что другое. Я увидел, что у меня реально еще стоит, и ее нога опускается прямо на моего лучшего друга.
Время замерло, сердце пропустило удар, мир стал очень ярким. Я понимал, что от такой силы ему придет конец, тянулся руками, чтобы прикрыть своего друга, но не успевал.
Хрусь. Нет, не так. ХРУСЬ.
Боль. Я выдохнул весь воздух, который был уже не только в моих легких, а во всем моем теле. Скрючился, как младенец, и заорал. Собственный крик оглушил меня, и я потерял сознание.
Привели меня в реальность сильным ударом в скулу. Эта черная сука наклонилась надо мной и все так же улыбалась.
— Ты возжелал дочь главы, за что поплатился своим достоинством, если оно вообще у тебя было.
— Ты сдохнешь, — шептал я. Нет, это слишком легко для тебя, тварь. Я сломаю тебя, сломаю все, что ты так любишь и чем дорожишь. А перед этим я тебя хорошенечко отлюблю. Клянусь. Собью с твоей «симпатичной» рожи эту улыбочку и все твое самомнение. Ты у меня узнаешь, что такое глубокий омлет.
— Что ты смотришь на меня? Ты даже не ничтожество, ты мусор, — сказала она, все так же улыбаясь одними уголками губ. Походу, она кайфовала от всего этого. — Но тебе повезло, я не убью тебя, марать руки об мясо — это слишком даже для меня. Тем более в такой прекрасный день, как этот. Надеюсь, ты понял свое место? Оно в грязи с такой же, как ты, падалью.
Я постарался показать свою фирменную улыбку. Может, ты мне что-то и сломала, но ты, стерва малолетняя, не сломала меня. И это твоя ошибка, нужно добивать, а не высокопарно трындеть. Ты даже не представляешь, что с такими говорунами мы делали.
Не подавая никаких звуков, чтобы эта извращенка не наслаждалась моими мучениями. Хрен тебе, тварь. Держался исключительно на морально-волевых. Потому что боль была адская, когда меня били те здюки, — так это цветочки. Настоящая боль была сейчас. А я продолжал пристально смотреть ей в глаза и молчать.
— Что ты молчишь? Ты же хотел меня о чем-то спросить? Ну, так спрашивай.
Больше я не чувствовал какой-то отдельной боли, у меня болело все внизу живота. Ощущение, что внизу все прищемили и сейчас там начинает набухать и вот-вот взорвется.
Я сдерживал себя, сдерживал крик, сдерживал боль. Не на того нарвалась, сучка тупая, я и не такое видел. Так что потерпи немного, я постараюсь сделать следующую нашу встречу более приятной. А я все так же давил из себя улыбку ей в ответ.
Черная тварь резко выпрямилась и расхохоталась:
— Довела до пика? — Она захлопала в ладошки и начала подпрыгивать, как маленькая девочка. — Отец, так мило. Был бы ты человеком, сделала бы тебя куклой, а так? Ну что ж, на здоровье.
Она еще раз улыбнулась, а ее тело дрожало. Ее это заводило, ей это нравилось.
Ниам хотелось еще. Так возбуждающе — ломать его. Мужчины строят из себя сильных, а на самом деле слабые сопливые детишки.
Какие приятные звуки, а этот хрусь… М-м-м… Получилось раздавить его и что там у него в штанах. Ее трясло, хотелось еще и еще. Казалось, что она сейчас испытает пик от наслаждения.
— Я хочу, чтобы он почувствовал себя никем, чтобы осознал, какое он ничтожество, чтобы он проникся этим до самых костей. Я старшая дочь главы, а он червяк под моими ногами. Так почему бы не убить это мясо прямо сейчас, и тогда мой день будет еще лучше?
А я думал: наш мир конченный. Где люди до сих пор платят за убийство неугодных им. Но мне грех жаловаться, я хорошо зарабатывал. Мир повидал дикарем — скажем так. С ребятами хорошими познакомился, стали братьями. У нас, конечно, такого здеца не было. Но тут каждый делал, что хочет по праву своей силы. Много силы — много возможностей. Мало силы, как у меня, — на тебе сломанный хрен и отбитые яйца.
Мне нужна сила. Много силы. Вся сила, что я смогу взять.
Сволота что-то кивала себе, шептала и улыбалась. По глазам было видно, что она принимала решение: кончить меня сейчас или оставить на потом еще поиграться. Как с любимой игрой, которую хочется растянуть. Глазки блестели, а улыбка не сходила с ее лица. Вот же больная.
Судя по разочарованной улыбке и грустным глазам, меня решили не добивать. Даже не знаю, радоваться этому или нет.
Черная тварь начала отходить, но остановилась и через плечо тихо произнесла:
— В следующий раз я тебя убью, мясо. Так что не попадайся мне на глаза.
Резко развернулась и слегка присела, как будто сделала реверанс.
— Ужас, какие у меня манеры. Забыла представиться. Ниам Ольсен, старшая дочь главы Ольсен.
Выпрямилась и, развернувшись, попрыгала с камешка на камешек, держа руки за спиной. Я держался из последних сил, ждал, чтобы она свалит подальше.
Как только она отошла, я сжался, как ребенок в утробе матери, и заорал. Боль пульсировала внизу живота. Все надувалось. Начало тошнить, я повернулся набок все так же в позе эмбриона, и меня вырвало. Я все еще держал руки на самом сокровенном и блевал — так как я не ел, то думал, что желчью, а на самом деле — кровью. Походу, все-таки мне конец. Быстро я в этом мире закончил путь. Но я не сдамся. Еще раз скрутило болью. Провалился в забытье.
Вижу, как стою над восемью могилами. Читаю имена пацанов. Это был единственный раз, когда я плакал. Это были мои первые и последние слезы. Я вытер лицо.
— Братья, я отомщу, клянусь. Я найду эту тварь и порежу его на лоскуты.
Так, нашел главное:
Я мясо, потому что у меня нет духа. А без него ты тварь дрожащая. Именно какой-то дух дает тебе силу, скорость, возможности тела и, блин, типа магию. Вот чего-чего, а магии мне не хватало. Меня тут руками уделывают подростки, какая еще магия?
Поэтому я и решил не идти куда-то еще. Глупо и опасно, пока нет плана. Дальнейшие действия без оценки сил противников и своих будут нелогичны и опасны. А раз у меня новая жизнь, то нужно грамотно ей распоряжаться.
Не знаю, как там в раю мои ребята. У меня есть долг перед ними. Они отдали свою жизнь за меня, а я ее просрал в жалении себя и бухле. Теперь у меня еще одна. Надеюсь, Сашка там справился, и я хоть не напрасно помер. Эту жизнь я использую по полной.
Полистал свои записи. Нужно больше информации, буду мучить старуху. Потому что по верхам она выдала справку о данном мире, когда я оклемался. Поболтали минуток тридцать, и стала выставлять на улицу.
Что там еще?
Обычно сюда закидывают детей в возрасте от четырнадцати лет, чтобы до восемнадцати они обрели дух. Или им писец. А мне уже тридцать с лишним годиков. Поэтому, не видя во мне духа, я для всех мясо. Так что мне как-то нужно стать сильнее.
Отвлекся, чтобы посмотреть, что вообще происходит вокруг меня. Постоянство: дорожка, дома, песок и светило.
Что дальше? Нужно своим духом поглощать чужой дух — так ты его развиваешь и делаешь сильнее. Духовные каннибалы, блин. А еще душу чужую нужно кристаллизовать и пить. Вот тут я вообще плыву в конкретике. Хорошо, что яйца ничьи жрать не нужно.
Но в том, что у меня нет духа, есть плюс, — меня незачем убивать. Выгоды ноль. Только бить до смерти, сделать собачкой — да, но не убить. Позитив? Ложка мёда в Анале. Блин, Авале.
Пока сидел, на мою дорожку вышла девушка лет семнадцати–двадцати. Сначала казалось, что это просто темная точка, которая перемещается с одного место на другое, но чем ближе она подходила, тем лучше я мог ее разглядеть.
Крайне офигенная девушка. Хлопковые штаны очень хорошо обтягивали ее задницу, которая была — печаль — плоской. Но фигура по формату 90-60-90. Ножки длинные и стройные. Она держит спину прямо, словно проглотила палку, которая сейчас ей упирается в задницу. Но от этого всего сильно веяло уверенностью. Статная такая мисс.
Ее темные волосы длиной до плеч очень правильно обрамляли ее личико, делая его более изящным. Большие губы блестели на солнце. Она, что, гигиенической помадой что ли пользуется? Крайне аппетитные губки.
Глаза большие и голубые, смотрит прямо, осанка, походка — уверенной в себе девушки, не то что шантрапа, которая меня отработала. Удивительно, но несмотря на вроде бы секси вид, она выглядела очень просто и как-то лаконично. Кофты, которые они носят, как наши футболки или поло, наверно. Грудь, грудь что надо.
Ну что, попытка номер два? Попробую узнать больше информации об этом мире. Да и что мне может сделать какая-то девчонка?
Таких цыпочек я всегда затаскивал в постель. После событий в той операции, меня тянуло на молодых и глупеньких. Они не задавали вопросов, ничего не требовали. Даже со своей красивой рожей я для них желанный приз. Сильный, уверенный в себе военный. Накачанное тело, и четко знаю, чего хочу.
А я еще у меня много денег. Крутая квартира и две машины, одна из них «Феррари». Так что, да, я легко цеплял молодых и глупых девочек. Летели на меня, как бабочки на лампочку.
Обычно хватало часа разговоров, и я уже, задрав ножки, скакал на очередной красотке, имени которой никогда не вспомню. Совесть? Она осталась там, в других странах с трупами людей, которых мы оставляли после себя.
Мне нужна сила, а для этого — информация. Когда там еще что-то от старухи узнаю. Нужно что-то делать, а не только жопой песок около двери греть.
Поднимаюсь с двери, в которую упирался спиной, с блокнотом в руках. Убираю блокнот в рюкзак и отряхиваю задницу.
Улыбаюсь и говорю:
— Приветик, меня зовут Анак, ударение на первый слог. Скажи, пожалуйста, я могу задать несколько вопросов? Просто я писатель из другой… — Тут я немного замялся, пытаясь, придумать, откуда я. — Я писатель из другого города. Сейчас я пишу книгу и хотел спросить, могу ли я использовать тебя как героиню в моем романе?
Вот же завернул. Ну а что я смог бы ей сейчас выдать? Одет я по-другому, взрослый и без духа. Сижу, как подросток, жопой на дорожке с какими-то непонятными сумкой и книгой, наверное, для местных аборигенов. Что бы я смог еще выдать экспромтом?
Она остановилась, начала поднимать глаза, оценивая меня снизу вверх. Медленно так, как будто хотела что-то найти во мне или на мне. Уголки ее рта дрогнули от улыбки. Я помялся с ноги на ногу, чувствую себя каким-то подростком, который подкатил к самой красивой девчонке в классе, в ожидании ее ответа. Давно такой реакции не было у меня. Или виной моей безбашенности всегда была водка? Нет, тут что-то не так.
Она начала медленно плыть ко мне. Грациозно, как кошка, — блин, она что, с камушка на камушек прыгает что ли? Вот это пластика. Красотка, тебе бы на шесте работать, вот бы денег срубила. Но не от меня, я бы тебя на нем только…
Пока думал, она уже допрыгала до меня. Как маленькая девочка, держит руки за спиной и виляет плоской задницей из стороны в сторону. Ниже меня — наверно, метр пятьдесят. С грудью я не промахнулся — третьего размера. Белоснежная улыбка. Так, а как тут могут быть у местных такие ровные и белые зубы? У них тут что, дантисты есть?
От нее пахнет…Сексом? Офигеть, от нее пахнет сексом. Она подошла еще ближе и уперлась в меня своей грудью. Продолжая все так же улыбаться и слегка покачивать попой из стороны в сторону, а руки все так же за спиной. Я сглотнул и услышал сам, как это произошло. От нее просто дико несло сексом. Моя голова начала кружиться, я не понимал, что происходит.
Мне снова шестнадцать? Меня окатило теплом, мышцы расслаблялись, те остатки боли, которые были, уходили. Стоял и лыбился, как в мультике «Том и Джери», где Том увидел секси кошечку. Осталось только свистнуть. Это что, магия какая-то? Че меня так развезло и я поплыл от этой секси стесняшки?
А потом мой мир стал заваливаться. Вот я вижу, как каменная дорожка все ближе и ближе. И я бьюсь своей мордой о камень. Успел только закрыть глаза. А потом резкая боль в паху.
Мне как будто вдарили электричеством по яйцам. Судорога прошла по низу живота, потом скрутило бедра, отдало в позвоночник. И все это за какие-то доли секунды. Я попытался заорать, но не смог. Я не могу вдохнуть. Боль шла волнами от низа до живота. Еще к этому подключилась боль от развороченного лица. С метра девяносто ушел пластом.
Наконец-то получилось сделать вдох. Воздух не хотел проходить в мои легкие, ребра снова заболели. Ловил кислород ртом, пытаясь протолкнуть его в легкие, которые начали гореть. Пока я пытался вдохнуть, почувствовал, что меня переворачивают. Кровь сразу потекла на лицо, скорее всего, из носа и незаживших губ. И я увидел ее, все так же улыбающуюся уголками рта. Горящие глаза, в них пылали садизм и возбуждение вперемешку. Руки все так же были за спиной, и попа ходила то туда, то обратно.
Я прохрипел кровью:
— Ты совсем охренела, подстилка?
Как мне на живот наступили ногой. Резко и очень сильно. Боль внизу живота увеличилась. Яйца — не знаю, есть они еще у меня или их уже нет — отозвались новой волной боли в области мочевого пузыря.
Я сделал резкий выдох. Во мне и так не было воздуха, так остатки вышли наружу одним рывком. Резкая боль в паху и отсутствие кислорода. Я начал проваливаться, чувствуя, что отъезжаю. Как ногу убрали с моего живота, и эта черная тварь заговорила. А долбаная улыбка все не сходила с ее «милого» личика.
— Как ты, мясо, посмел смотреть на меня? Как ты посмел заговорить со мной? Ладно, это я бы тебе простила. — Махнула она рукой, будто и правда прощает, а потом более серьезным тоном и уже без улыбки сказала: — Но как ты посмел возжелать меня? Ты, червяк, который возомнил себя человеком, что мычишь? Я как воспитанная девушка подошла к тебе, чтобы ответить на твои вопросы, а у тебя встал на меня? — И она поморщилась от собственных слов и сплюнула на меня.
Бум. Бум. Сердце пропустило удар. Дура ты маленькая, я и за меньшее выпускал кишки наружу, и мне все равно, какого ты пола. Не позволю никому плевать в меня.
В голове всплыло, как меня пытали в Афганистане, чурбаны решили бить меня электричеством. Просто непередаваемые ощущения, когда все тело выгибает и мышцы горят. Пытались топить, чтобы я выдал им нашу группу.
Не буду строить из себя супермена, долго бы я не выдержал. Нет, пацанов бы я не сдал, меня бы просто кончили. Эти твари тоже плевали в меня. Но потом, когда ребята пришли и освободили меня, я услышал крики не мужчин, а мальчиков. А кто бы кричал по-другому, если бы им в руки положили собственные кишки?
Мои глаза горели. Сердце стучало в голове. Снова боль и ненависть сделали меня живым. Очуменное чувство. Ощущать себя живым. Нужно стать сильнее? Я стану сильнее. Я не просру свою новую жизнь. Мне только нужно чуть больше информации и времени. И этот мир еще узнает Константина Сценариста.
Я лежал и держал свое хозяйство руками, смотря на нее. В мыслях было только то, что я сделаю с ней: поставлю на колени и заставлю сосать. А потом отброшу ее со словами о том, какая она мерзкая, и сплюну.
— Хотеть дочь главы семьи Ольсен — это смерть любому. А ты даже не человек, а мясо, — продолжила она и повела плечами от омерзения.
При этом она вела себя все так же грациозно и непринужденно, как будто ничего не произошло. Потом я увидел, как она снова стала заносить ногу, и попытался прижать ноги к себе, но получилось, что я защитил свои яйца, но выставил кое-что другое. Я увидел, что у меня реально еще стоит, и ее нога опускается прямо на моего лучшего друга.
Время замерло, сердце пропустило удар, мир стал очень ярким. Я понимал, что от такой силы ему придет конец, тянулся руками, чтобы прикрыть своего друга, но не успевал.
Хрусь. Нет, не так. ХРУСЬ.
Боль. Я выдохнул весь воздух, который был уже не только в моих легких, а во всем моем теле. Скрючился, как младенец, и заорал. Собственный крик оглушил меня, и я потерял сознание.
Привели меня в реальность сильным ударом в скулу. Эта черная сука наклонилась надо мной и все так же улыбалась.
— Ты возжелал дочь главы, за что поплатился своим достоинством, если оно вообще у тебя было.
— Ты сдохнешь, — шептал я. Нет, это слишком легко для тебя, тварь. Я сломаю тебя, сломаю все, что ты так любишь и чем дорожишь. А перед этим я тебя хорошенечко отлюблю. Клянусь. Собью с твоей «симпатичной» рожи эту улыбочку и все твое самомнение. Ты у меня узнаешь, что такое глубокий омлет.
— Что ты смотришь на меня? Ты даже не ничтожество, ты мусор, — сказала она, все так же улыбаясь одними уголками губ. Походу, она кайфовала от всего этого. — Но тебе повезло, я не убью тебя, марать руки об мясо — это слишком даже для меня. Тем более в такой прекрасный день, как этот. Надеюсь, ты понял свое место? Оно в грязи с такой же, как ты, падалью.
Я постарался показать свою фирменную улыбку. Может, ты мне что-то и сломала, но ты, стерва малолетняя, не сломала меня. И это твоя ошибка, нужно добивать, а не высокопарно трындеть. Ты даже не представляешь, что с такими говорунами мы делали.
Не подавая никаких звуков, чтобы эта извращенка не наслаждалась моими мучениями. Хрен тебе, тварь. Держался исключительно на морально-волевых. Потому что боль была адская, когда меня били те здюки, — так это цветочки. Настоящая боль была сейчас. А я продолжал пристально смотреть ей в глаза и молчать.
— Что ты молчишь? Ты же хотел меня о чем-то спросить? Ну, так спрашивай.
Больше я не чувствовал какой-то отдельной боли, у меня болело все внизу живота. Ощущение, что внизу все прищемили и сейчас там начинает набухать и вот-вот взорвется.
Я сдерживал себя, сдерживал крик, сдерживал боль. Не на того нарвалась, сучка тупая, я и не такое видел. Так что потерпи немного, я постараюсь сделать следующую нашу встречу более приятной. А я все так же давил из себя улыбку ей в ответ.
Черная тварь резко выпрямилась и расхохоталась:
— Довела до пика? — Она захлопала в ладошки и начала подпрыгивать, как маленькая девочка. — Отец, так мило. Был бы ты человеком, сделала бы тебя куклой, а так? Ну что ж, на здоровье.
Она еще раз улыбнулась, а ее тело дрожало. Ее это заводило, ей это нравилось.
***
Ниам хотелось еще. Так возбуждающе — ломать его. Мужчины строят из себя сильных, а на самом деле слабые сопливые детишки.
Какие приятные звуки, а этот хрусь… М-м-м… Получилось раздавить его и что там у него в штанах. Ее трясло, хотелось еще и еще. Казалось, что она сейчас испытает пик от наслаждения.
— Я хочу, чтобы он почувствовал себя никем, чтобы осознал, какое он ничтожество, чтобы он проникся этим до самых костей. Я старшая дочь главы, а он червяк под моими ногами. Так почему бы не убить это мясо прямо сейчас, и тогда мой день будет еще лучше?
***
Глава 4
А я думал: наш мир конченный. Где люди до сих пор платят за убийство неугодных им. Но мне грех жаловаться, я хорошо зарабатывал. Мир повидал дикарем — скажем так. С ребятами хорошими познакомился, стали братьями. У нас, конечно, такого здеца не было. Но тут каждый делал, что хочет по праву своей силы. Много силы — много возможностей. Мало силы, как у меня, — на тебе сломанный хрен и отбитые яйца.
Мне нужна сила. Много силы. Вся сила, что я смогу взять.
Сволота что-то кивала себе, шептала и улыбалась. По глазам было видно, что она принимала решение: кончить меня сейчас или оставить на потом еще поиграться. Как с любимой игрой, которую хочется растянуть. Глазки блестели, а улыбка не сходила с ее лица. Вот же больная.
Судя по разочарованной улыбке и грустным глазам, меня решили не добивать. Даже не знаю, радоваться этому или нет.
Черная тварь начала отходить, но остановилась и через плечо тихо произнесла:
— В следующий раз я тебя убью, мясо. Так что не попадайся мне на глаза.
Резко развернулась и слегка присела, как будто сделала реверанс.
— Ужас, какие у меня манеры. Забыла представиться. Ниам Ольсен, старшая дочь главы Ольсен.
Выпрямилась и, развернувшись, попрыгала с камешка на камешек, держа руки за спиной. Я держался из последних сил, ждал, чтобы она свалит подальше.
Как только она отошла, я сжался, как ребенок в утробе матери, и заорал. Боль пульсировала внизу живота. Все надувалось. Начало тошнить, я повернулся набок все так же в позе эмбриона, и меня вырвало. Я все еще держал руки на самом сокровенном и блевал — так как я не ел, то думал, что желчью, а на самом деле — кровью. Походу, все-таки мне конец. Быстро я в этом мире закончил путь. Но я не сдамся. Еще раз скрутило болью. Провалился в забытье.
Вижу, как стою над восемью могилами. Читаю имена пацанов. Это был единственный раз, когда я плакал. Это были мои первые и последние слезы. Я вытер лицо.
— Братья, я отомщу, клянусь. Я найду эту тварь и порежу его на лоскуты.
