Он выступил перед всеми учениками – а их было около полусотни. Раввин говорил на иврите, а один из русскоязычных преподавателей переводил. Славик уже немного понимал на иврите, да и раввин говорил очень эмоционально. Парень смотрел на оратора завороженно, не отрывая взгляда. На протяжении всей лекции взгляд оратора неоднократно встречался с глазами Славика. Каждый раз, когда это происходило, Славик ощущал исходящую от раввина необычайную душевную теплоту.
Когда закончилась лекция, раввин что-то спросил у своего переводчика, после чего поманил пальцем Славика. Славик подошёл, и раввин похлопал его по плечу.
- Глядя на тебя, я всё время думал: если Илья Муромец надел кипу, значит, Машиах (Мессия) уже на пороге. Реб Элияу мне рассказал, что ты проходишь гиюр. Я попросил его убыстрить этот процесс.
Уже через две недели Славику сделали обрезание, а ещё через месяц он окунулся в микву в присутствии трёх раввинов, и выбрал себе звонкое библейское имя - Эльяким, что в переводе с иврита означает "Всевышний воздвигнет". Так он стал иудеем.
Потомки амалекитян
(«- Так кто же потомки амалекитян?
- Сегодня неизвестно».)
На одном из уроков преподаватель рассказал ребятам о заповеди уничтожить народ амалекитян. Это было для Славика принципиально новым. Хотя он и отслужил в армии, и умел не давать себя в обиду, по натуре он был пацифистом. Да и от преподавателей в йешиве он не раз слышал: «Иудаизм - мирная религия». Что-то тут было непонятно.
- Реб Цви, как же Всевышний мог такое заповедать - убивать женщин и детей?
- А как ты думаешь: немцы, которые не только убивали еврейских женщин и детей, но и делали это к тому же изощрённо, зверски, - не заслуживают смерти? То же самое делали в древности амалекитяне.
- Немцы - потомки амалекитян? - спросил Славик.
- По некоторым сведениям, так вроде полагал Виленский Гаон, который жил задолго до Второй мировой войны. Как же оно на самом деле, мы не знаем.
- Так кто же потомки амалекитян?
- Сегодня неизвестно.
Вдруг Славик вспомнил фотографии из книги про еврейские погромы на Украине. Ему стало не по себе. Он захотел поскорее отогнать от себя страшные мысли.
Израиль, Бней-Брак
(На шабат к Геннадию)
Через полгода настал Славин черёд уезжать в израильскую йешиву. Руководство московской йешивы не "мариновало" ребят, а как только ученик был уже достаточно подготовлен, его посылали в Израиль. Славик оформил в израильском посольстве визу на ПМЖ, – его свидетельство о прохождении гиюра, подписанное московским раввинским судом, приняли без вопросов, – и стал собираться к отъезду. Без особых приключений, уже через три месяца, он был в бней-бракской йешиве.
Первым делом Славик купил себе приличную одежду по харедимной (строго ортодоксальной) моде – чёрные костюм и широкополую шляпу. В армии его приучили к форме, и вообще: зачем отличаться?
Славик уже привык штудировать Талмуд и на иврите общался сносно. Но в йешиве было мало русскоязычных студентов, и иногда на душе становилось тоскливо. Однажды Славика заметил бородатый еврей средних лет и подошёл познакомиться.
- Здравствуйте! Вы говорите по-русски, верно? Меня зовут Геннадий, я из Киева. Приятно познакомиться. Давно в Израиле? - и протянул руку.
- Месяц. Меня зовут Слава, - он запнулся. - То есть Эльяким. А сколько вы?
- Я два года. Не хотели бы вы прийти к нам на шабат? Я живу здесь недалеко.
- Большое спасибо, с удовольствием.
Славик обрадовался. Шабат в израильской йешиве проходил довольно скучно, да и еда была скудная. Несколько раз израильтяне приглашали его то на вечернюю, то на утреннюю трапезу; покушать там можно было, конечно, получше, но Славик ощущал себя там, как мухомор среди боровиков. Всё вроде бы хорошо, и люди как будто приятные, но его не покидало ощущение, что вокруг него - куклы, а он сам - лягушка. Душевный контакт с израильтянами не получался.
В Израиле религиозная эйфория Славика стала постепенно рассеиваться. Реальность оказалась не совсем такой, а вернее - совсем не такой, какой он её себе представлял, находясь в московской йешиве. Здесь, в Израиле, каждый жил своей жизнью. Славик считал себя идеалистом и думал, что попадёт в этакий земной иудейский рай таких же, как он, идеалистов. На самом же деле - так теперь стало казаться Славику - религиозные евреи идеалистов из себя только строили.
У Геннадия дома Славик впервые после приезда в Израиль почувствовал себя полноценным человеком. Хозяин дома, бывший инженер, и его супруга были интеллигентными украинскими евреями, недавно ставшими религиозными. Не израильский "хумус-тхина" и пластмассовые туземные лица, а вкусная еда по-советски, непринуждённый разговор по-киевски и водочка в умеренных количествах (даже обычно непьющий Славик здесь так размяк, что не смог отказаться от лёгкой выпивки) - всё это обильно смазало иссохшую за месяц Славину душу.
Через две недели Геннадий вновь пригласил Славика на шабат. На этот раз, помимо хозяев, там были их дочь - симпатичная чернявая девушка Инна и невысокий горбун Саша. Славик предположил, что Саша не был религиозным, потому что он не произносил благословений; видно, нацепил белую атласную кипу явно лишь из приличия. Во время трапезы Саша неуёмно пил, быстро дошёл до кондиции и стал громко распевать песню Юрия Антонова: "Море, море". Славик заметил, что Инна с трудом сдерживается, чтобы не прыснуть со смеха.
На утренней трапезе Саши, благо, уже не было, но пришла младшая дочь хозяев с мужем и дочкой-младенцем. Мужем оказался молодой парень, которого Славик встречал в московской йешиве в самом начале своего пребывания там! Взаимной радости не было предела.
После трапезы молодая чета ушла, оставив своего младенца на попечение Инны. Славик тоже остался: возвращаться в йешиву было лень, ведь всё равно в этом гостеприимном доме его ожидает ещё одна, третья субботняя трапеза. Инна укачивала плачущего ребёнка, но безуспешно. Тогда она взяла погремушку и стала трясти ею в такт. Младенец стал постепенно успокаиваться.
- Погремушка издаёт музыкальные звуки, поэтому она - мукцэ , и до неё нельзя дотрагиваться в шабат, - сказал Славик.
- Чтобы ребёнок заснул, можно, - парировала Инна. И Славик понял, что она, в отличие от своих родителей, ещё не стала по-настоящему религиозной.
Иерусалим. Неудачный шидух
(«Мне не нравятся высокие. До них, как до жирафа, доходит…»)
По совету раввина, курировавшего Славика в бней-бракской йешиве, он перешёл в другую йешиву – в Иерусалиме. Так связь с Геннадием прервалась. Славик так и не успел узнать, что соседка Геннадия, молодая прибалтийская еврейка Либа, которая зашла к ним тогда в шабат побалакать, потом в течение целой недели кудахтала: «Вот это парень у вас был! Красавец! Лётчик!» Можно было подумать, что если бы Либа не была замужем, она бы тут, сразу на месте, не раздумывая, пошла бы со Славиком под хупу .
В йешивах принято сватать своих студентов. Этим занимаются профессиональные свахи, и нередко в этой роли выступают жёны преподавателей. Как ни парадоксально, но Славику здесь не везло. Еврейские девушки, которым предлагали Славика, когда узнавали, что речь идёт о прозелите, отказывались выходить с ним на встречу. Никакие уговоры и описания его внешних данных и душевных качеств не помогали. Будто кем-то неведомым был поставлен невидимый шлагбаум. Приходилось встречаться только с прозелитками. Но среди прозелиток серьёзных девушек, готовых посвятить свою жизнь целиком и полностью Торе – а таково было Славино условие – оказалось немного, и пока ни одна из них ему по-настоящему не понравилась.
Славик вспомнил про Инну. Чернявая и симпатичная, она внешне напоминала ему его покойную мать.
«Наверное, то, что я пристал к ней тогда с погремушкой, произошло потому, что я хотел привлечь к себе её внимание. Как в том киножурнале, в котором мальчик, влюбившийся в одноклассницу, стал дёргать её за косы. А вдруг Инна уже стала религиозной?» - предположил Славик, и попросил сваху выяснить этот вопрос.
В квартире Геннадия раздался телефонный звонок.
- Здравствуйте, говорит раббанит Шнайдер. В нашей йешиве учится Эльяким Шадрин. У вас есть дочь Инна, верно? Она уже сделала тшуву, стала в полной мере религиозной?
- Да, да, слава Богу. Она уже всё соблюдает и очень усердно занимается в семинаре для религиозных девушек - баалот-тшува. А что такое?
- Понимаете, Эльяким хочет выйти с ней на шидух.
- Странно, но почему он сам мне об этом не сказал? Ведь мы знакомы. Ну да ладно. Как по мне, так это прекрасный вариант.
- Вы, конечно, знаете, что Эльяким – прозелит? - спросила раббанит. Возникла минутная пауза.
- Прозелит? - голос Геннадия немного дрогнул. Геннадий, воспитанный с детства в духе социалистического интернационализма, поначалу не имел никаких предубеждений против прозелитов. Но в бней-бракском колеле для пожилых русскоязычных студентов, где он учился, было несколько прозелитов. С одной стороны, они были как бы очень религиозными: и бороды с пейсами отрастили, и длинный лапсердак нацепили, но вот вели себя по-хамски. Как советско-трамвайное быдло. Это Геннадия настораживало.
- Нет, я не знал, что он прозелит. Мне надо подумать. До свидания.
Геннадий положил трубку и в замешательстве забегал вокруг стола, нервно бормоча себе под нос:
- Он прозелит? Не может быть! Только не это! Только не это!
Вошла супруга Геннадия.
- Гена! Что с тобой? Ты сошёл с ума? - спросила она.
- Славик – прозелит! И он хочет жениться на нашей Инне!
- Ну так что? Успокойся. Да хоть гой. Надо же за кого-то выходить замуж. Спросим саму Инну.
Пришла Инна после занятий. Ей вкратце изложили суть дела.
- Мне не нравятся высокие. До них, как до жирафа, доходит, - отреагировала Инна. Инцидент был исчерпан.
У Славика на душе было тоскливо. Порой мучило ощущение, что никто не обращает на него внимание. Еврейские лица, которые мельтешили перед его носом, казались постными. Доставляла страдание навязчивая мысль, что окружающие тайком над ним смеются; что за бородой, которую он отрастил, они видят его нееврейское лицо. «"Собачья морда!" - это, наверное, то, что они обо мне думают!» - эта неприятная мысль то приходила, то уходила.
И изучение Талмуда стало Славу утомлять. Он понял, что даже проживи триста лет, он всё равно весь Талмуд не пройдёт. Спасительная мысль пришла с Небес: «Ты ведь в прошлом увлекался христианством, так изучай Библию!» Так Славик постепенно увлёкся Книгами Пророков с комментариями великих еврейских мудрецов. Это показалось ему гораздо интереснее, чем Талмуд; и плюс к тому - учило многим сермяжным мудростям. Но он старался особо не афишировать такое занятие – ведь на йешиботников, которые вместо Талмуда посвящают своё основное время изучению Письменной Торы, смотрят в йешиве косо, как на дурачков. Славик изучал Пророков в свободное время.
Семейная жизнь
(«Дети должны знать правду»)
Наконец, Славик женился. Его избранницей стала девушка-прозелитка из Ленинграда, медсестра, и они поселились в религиозном городке неподалёку от Иерусалима. Вскоре их сосед заболел тяжким неврологическим заболеванием, и жена Славика, Рут, оказалась единственной медсестрой, которая согласилась подпольно колоть соседу экспериментальные инъекции, которые очень советовали врачи – как единственную надежду больного, ещё молодого парня. Но это лекарство пока еще не получило разрешения Министерства здравоохранения, и ни одна медсестра не хотела жертвовать своей шкурой.
Рут научила Славика разным медицинским премудростям: например, как по особому блеску глаз определить, принимает ли человек психотропные средства. А ещё Рут точно знала (так, по крайней мере, ей казалось), кто хороший врач, кто похуже, а кто вообще дипломированный сапожник. Когда популярный в городе доктор, медсестрой которого Рут работала, не поладил со своей больничной кассой, и со всем своим персоналом перешёл в другую, Рут осталась на старом месте. Теперь, из уважения, её перевели в центральную поликлинику.
Когда почти все русскоязычные аврехи города, члены той же больничной кассы, скопом последовали призыву модного врача и вместе с ним перешли в другую кассу, Славик недоумевал: «Что же это получается: у всех русскоязычных аврехов нет элементарного самоуважения?» В глубине души он их презирал.
Жена работала, а Славик перешёл в новый колель. Этот колель был частью русскоязычной йешивы, которая объединяла собственно йешиву для неженатых студентов и несколько колелей для женатых, отличающихся друг от друга программой обучения и размером стипендии. Все учились под одной крышей. Новый колель привлёк Славика тем, что в одном из его «отделений» платили стипендию в двукратном размере. И «отделение» было особенное: там не просто весь день просиживали штаны за изучением Талмуда, но и давали профессию - готовили лекторов, специалистов по кируву (приближению евреев к Торе). В этой йешиве Славик познакомился с Семёном, специалистом по истории. Раввины иногда обращались к Семёну за бесплатными консультациями. Славик предполагал, что именно это, наверное, придаёт Семёну уверенность в себе.
Семён был невысоким узкоплечим евреем с интеллигентным лицом. Со спины можно было подумать, что это подросток. Сдержанно-интеллигентный в обращении и тихий в поведении, Семён был на удивление независим в своих отношениях с руководством колеля. Славику нравилось с ним беседовать.
- Семён! Я хочу поменять фамилию.
- А что такое?
- Мои дети спрашивают: «Почему у нас в классе у всех фамилии типа Фридман или Лернер, а у нас какая-то странная?» Мы с женой скрываем от них, что они дети прозелитов. Даже когда у моей тёщи, прозелитки, дочери нееврейки и еврея, умер отец, она сидела шиву - справляла траур, будто она еврейка по рождению. Чтобы дети ничего не заподозрили.
- Ну, тёща неправильно поступила. Нарушила Галаху, иудейский Закон. И вообще, чего вы стесняетесь? Дети должны знать правду. И чем раньше, тем лучше. Чем позже они узнают, тем больший шок у них будет. И фамилию менять не надо - от своей тени не убежишь.
Поблажка для жены
(«…Русских евреев вы эксплуатировать не будете!»)
В один прекрасный день руководство йешивы сообщило студентам, что отныне, по требованию спонсоров, жёны аврехов будут обязаны раз в неделю посещать специальные занятия для женщин в Иерусалиме. Семён возразил:
- Но моя жена два месяца назад родила. К тому же, её всегда укачивает в автобусе - рвотная болезнь. У неё нет никакой возможности приезжать в Иерусалим, даже раз в неделю.
- Я поговорю с госпожой Левиной, нашим непосредственным куратором, "правой рукой" американских спонсоров, - пообещал глава колеля.
Через некоторое время он с печальным выражением лица сообщил Семёну:
- Госпожа Левина ни в какую не согласна дать твоей жене поблажку. Она считает, что тогда и все остальные начнут клянчить. Если хочешь, поговори с ней сам. Вот номер её телефона.
Славик был свидетелем, как Семён вышел во двор, снял трубку телефона-автомата и набрал номер. Поначалу он говорил спокойно, но постепенно всё более взвинчивался, а в конце заорал:
- Вы можете продолжать эксплуатировать африканских негров на своём американском континенте, а русских евреев вы эксплуатировать не будете! - и бросил трубку.
Когда закончилась лекция, раввин что-то спросил у своего переводчика, после чего поманил пальцем Славика. Славик подошёл, и раввин похлопал его по плечу.
- Глядя на тебя, я всё время думал: если Илья Муромец надел кипу, значит, Машиах (Мессия) уже на пороге. Реб Элияу мне рассказал, что ты проходишь гиюр. Я попросил его убыстрить этот процесс.
Уже через две недели Славику сделали обрезание, а ещё через месяц он окунулся в микву в присутствии трёх раввинов, и выбрал себе звонкое библейское имя - Эльяким, что в переводе с иврита означает "Всевышний воздвигнет". Так он стал иудеем.
Потомки амалекитян
(«- Так кто же потомки амалекитян?
- Сегодня неизвестно».)
На одном из уроков преподаватель рассказал ребятам о заповеди уничтожить народ амалекитян. Это было для Славика принципиально новым. Хотя он и отслужил в армии, и умел не давать себя в обиду, по натуре он был пацифистом. Да и от преподавателей в йешиве он не раз слышал: «Иудаизм - мирная религия». Что-то тут было непонятно.
- Реб Цви, как же Всевышний мог такое заповедать - убивать женщин и детей?
- А как ты думаешь: немцы, которые не только убивали еврейских женщин и детей, но и делали это к тому же изощрённо, зверски, - не заслуживают смерти? То же самое делали в древности амалекитяне.
- Немцы - потомки амалекитян? - спросил Славик.
- По некоторым сведениям, так вроде полагал Виленский Гаон, который жил задолго до Второй мировой войны. Как же оно на самом деле, мы не знаем.
- Так кто же потомки амалекитян?
- Сегодня неизвестно.
Вдруг Славик вспомнил фотографии из книги про еврейские погромы на Украине. Ему стало не по себе. Он захотел поскорее отогнать от себя страшные мысли.
Израиль, Бней-Брак
(На шабат к Геннадию)
Через полгода настал Славин черёд уезжать в израильскую йешиву. Руководство московской йешивы не "мариновало" ребят, а как только ученик был уже достаточно подготовлен, его посылали в Израиль. Славик оформил в израильском посольстве визу на ПМЖ, – его свидетельство о прохождении гиюра, подписанное московским раввинским судом, приняли без вопросов, – и стал собираться к отъезду. Без особых приключений, уже через три месяца, он был в бней-бракской йешиве.
Первым делом Славик купил себе приличную одежду по харедимной (строго ортодоксальной) моде – чёрные костюм и широкополую шляпу. В армии его приучили к форме, и вообще: зачем отличаться?
Славик уже привык штудировать Талмуд и на иврите общался сносно. Но в йешиве было мало русскоязычных студентов, и иногда на душе становилось тоскливо. Однажды Славика заметил бородатый еврей средних лет и подошёл познакомиться.
- Здравствуйте! Вы говорите по-русски, верно? Меня зовут Геннадий, я из Киева. Приятно познакомиться. Давно в Израиле? - и протянул руку.
- Месяц. Меня зовут Слава, - он запнулся. - То есть Эльяким. А сколько вы?
- Я два года. Не хотели бы вы прийти к нам на шабат? Я живу здесь недалеко.
- Большое спасибо, с удовольствием.
Славик обрадовался. Шабат в израильской йешиве проходил довольно скучно, да и еда была скудная. Несколько раз израильтяне приглашали его то на вечернюю, то на утреннюю трапезу; покушать там можно было, конечно, получше, но Славик ощущал себя там, как мухомор среди боровиков. Всё вроде бы хорошо, и люди как будто приятные, но его не покидало ощущение, что вокруг него - куклы, а он сам - лягушка. Душевный контакт с израильтянами не получался.
В Израиле религиозная эйфория Славика стала постепенно рассеиваться. Реальность оказалась не совсем такой, а вернее - совсем не такой, какой он её себе представлял, находясь в московской йешиве. Здесь, в Израиле, каждый жил своей жизнью. Славик считал себя идеалистом и думал, что попадёт в этакий земной иудейский рай таких же, как он, идеалистов. На самом же деле - так теперь стало казаться Славику - религиозные евреи идеалистов из себя только строили.
У Геннадия дома Славик впервые после приезда в Израиль почувствовал себя полноценным человеком. Хозяин дома, бывший инженер, и его супруга были интеллигентными украинскими евреями, недавно ставшими религиозными. Не израильский "хумус-тхина" и пластмассовые туземные лица, а вкусная еда по-советски, непринуждённый разговор по-киевски и водочка в умеренных количествах (даже обычно непьющий Славик здесь так размяк, что не смог отказаться от лёгкой выпивки) - всё это обильно смазало иссохшую за месяц Славину душу.
Через две недели Геннадий вновь пригласил Славика на шабат. На этот раз, помимо хозяев, там были их дочь - симпатичная чернявая девушка Инна и невысокий горбун Саша. Славик предположил, что Саша не был религиозным, потому что он не произносил благословений; видно, нацепил белую атласную кипу явно лишь из приличия. Во время трапезы Саша неуёмно пил, быстро дошёл до кондиции и стал громко распевать песню Юрия Антонова: "Море, море". Славик заметил, что Инна с трудом сдерживается, чтобы не прыснуть со смеха.
На утренней трапезе Саши, благо, уже не было, но пришла младшая дочь хозяев с мужем и дочкой-младенцем. Мужем оказался молодой парень, которого Славик встречал в московской йешиве в самом начале своего пребывания там! Взаимной радости не было предела.
После трапезы молодая чета ушла, оставив своего младенца на попечение Инны. Славик тоже остался: возвращаться в йешиву было лень, ведь всё равно в этом гостеприимном доме его ожидает ещё одна, третья субботняя трапеза. Инна укачивала плачущего ребёнка, но безуспешно. Тогда она взяла погремушку и стала трясти ею в такт. Младенец стал постепенно успокаиваться.
- Погремушка издаёт музыкальные звуки, поэтому она - мукцэ , и до неё нельзя дотрагиваться в шабат, - сказал Славик.
- Чтобы ребёнок заснул, можно, - парировала Инна. И Славик понял, что она, в отличие от своих родителей, ещё не стала по-настоящему религиозной.
Иерусалим. Неудачный шидух
(«Мне не нравятся высокие. До них, как до жирафа, доходит…»)
По совету раввина, курировавшего Славика в бней-бракской йешиве, он перешёл в другую йешиву – в Иерусалиме. Так связь с Геннадием прервалась. Славик так и не успел узнать, что соседка Геннадия, молодая прибалтийская еврейка Либа, которая зашла к ним тогда в шабат побалакать, потом в течение целой недели кудахтала: «Вот это парень у вас был! Красавец! Лётчик!» Можно было подумать, что если бы Либа не была замужем, она бы тут, сразу на месте, не раздумывая, пошла бы со Славиком под хупу .
В йешивах принято сватать своих студентов. Этим занимаются профессиональные свахи, и нередко в этой роли выступают жёны преподавателей. Как ни парадоксально, но Славику здесь не везло. Еврейские девушки, которым предлагали Славика, когда узнавали, что речь идёт о прозелите, отказывались выходить с ним на встречу. Никакие уговоры и описания его внешних данных и душевных качеств не помогали. Будто кем-то неведомым был поставлен невидимый шлагбаум. Приходилось встречаться только с прозелитками. Но среди прозелиток серьёзных девушек, готовых посвятить свою жизнь целиком и полностью Торе – а таково было Славино условие – оказалось немного, и пока ни одна из них ему по-настоящему не понравилась.
Славик вспомнил про Инну. Чернявая и симпатичная, она внешне напоминала ему его покойную мать.
«Наверное, то, что я пристал к ней тогда с погремушкой, произошло потому, что я хотел привлечь к себе её внимание. Как в том киножурнале, в котором мальчик, влюбившийся в одноклассницу, стал дёргать её за косы. А вдруг Инна уже стала религиозной?» - предположил Славик, и попросил сваху выяснить этот вопрос.
В квартире Геннадия раздался телефонный звонок.
- Здравствуйте, говорит раббанит Шнайдер. В нашей йешиве учится Эльяким Шадрин. У вас есть дочь Инна, верно? Она уже сделала тшуву, стала в полной мере религиозной?
- Да, да, слава Богу. Она уже всё соблюдает и очень усердно занимается в семинаре для религиозных девушек - баалот-тшува. А что такое?
- Понимаете, Эльяким хочет выйти с ней на шидух.
- Странно, но почему он сам мне об этом не сказал? Ведь мы знакомы. Ну да ладно. Как по мне, так это прекрасный вариант.
- Вы, конечно, знаете, что Эльяким – прозелит? - спросила раббанит. Возникла минутная пауза.
- Прозелит? - голос Геннадия немного дрогнул. Геннадий, воспитанный с детства в духе социалистического интернационализма, поначалу не имел никаких предубеждений против прозелитов. Но в бней-бракском колеле для пожилых русскоязычных студентов, где он учился, было несколько прозелитов. С одной стороны, они были как бы очень религиозными: и бороды с пейсами отрастили, и длинный лапсердак нацепили, но вот вели себя по-хамски. Как советско-трамвайное быдло. Это Геннадия настораживало.
- Нет, я не знал, что он прозелит. Мне надо подумать. До свидания.
Геннадий положил трубку и в замешательстве забегал вокруг стола, нервно бормоча себе под нос:
- Он прозелит? Не может быть! Только не это! Только не это!
Вошла супруга Геннадия.
- Гена! Что с тобой? Ты сошёл с ума? - спросила она.
- Славик – прозелит! И он хочет жениться на нашей Инне!
- Ну так что? Успокойся. Да хоть гой. Надо же за кого-то выходить замуж. Спросим саму Инну.
Пришла Инна после занятий. Ей вкратце изложили суть дела.
- Мне не нравятся высокие. До них, как до жирафа, доходит, - отреагировала Инна. Инцидент был исчерпан.
У Славика на душе было тоскливо. Порой мучило ощущение, что никто не обращает на него внимание. Еврейские лица, которые мельтешили перед его носом, казались постными. Доставляла страдание навязчивая мысль, что окружающие тайком над ним смеются; что за бородой, которую он отрастил, они видят его нееврейское лицо. «"Собачья морда!" - это, наверное, то, что они обо мне думают!» - эта неприятная мысль то приходила, то уходила.
И изучение Талмуда стало Славу утомлять. Он понял, что даже проживи триста лет, он всё равно весь Талмуд не пройдёт. Спасительная мысль пришла с Небес: «Ты ведь в прошлом увлекался христианством, так изучай Библию!» Так Славик постепенно увлёкся Книгами Пророков с комментариями великих еврейских мудрецов. Это показалось ему гораздо интереснее, чем Талмуд; и плюс к тому - учило многим сермяжным мудростям. Но он старался особо не афишировать такое занятие – ведь на йешиботников, которые вместо Талмуда посвящают своё основное время изучению Письменной Торы, смотрят в йешиве косо, как на дурачков. Славик изучал Пророков в свободное время.
Семейная жизнь
(«Дети должны знать правду»)
Наконец, Славик женился. Его избранницей стала девушка-прозелитка из Ленинграда, медсестра, и они поселились в религиозном городке неподалёку от Иерусалима. Вскоре их сосед заболел тяжким неврологическим заболеванием, и жена Славика, Рут, оказалась единственной медсестрой, которая согласилась подпольно колоть соседу экспериментальные инъекции, которые очень советовали врачи – как единственную надежду больного, ещё молодого парня. Но это лекарство пока еще не получило разрешения Министерства здравоохранения, и ни одна медсестра не хотела жертвовать своей шкурой.
Рут научила Славика разным медицинским премудростям: например, как по особому блеску глаз определить, принимает ли человек психотропные средства. А ещё Рут точно знала (так, по крайней мере, ей казалось), кто хороший врач, кто похуже, а кто вообще дипломированный сапожник. Когда популярный в городе доктор, медсестрой которого Рут работала, не поладил со своей больничной кассой, и со всем своим персоналом перешёл в другую, Рут осталась на старом месте. Теперь, из уважения, её перевели в центральную поликлинику.
Когда почти все русскоязычные аврехи города, члены той же больничной кассы, скопом последовали призыву модного врача и вместе с ним перешли в другую кассу, Славик недоумевал: «Что же это получается: у всех русскоязычных аврехов нет элементарного самоуважения?» В глубине души он их презирал.
Жена работала, а Славик перешёл в новый колель. Этот колель был частью русскоязычной йешивы, которая объединяла собственно йешиву для неженатых студентов и несколько колелей для женатых, отличающихся друг от друга программой обучения и размером стипендии. Все учились под одной крышей. Новый колель привлёк Славика тем, что в одном из его «отделений» платили стипендию в двукратном размере. И «отделение» было особенное: там не просто весь день просиживали штаны за изучением Талмуда, но и давали профессию - готовили лекторов, специалистов по кируву (приближению евреев к Торе). В этой йешиве Славик познакомился с Семёном, специалистом по истории. Раввины иногда обращались к Семёну за бесплатными консультациями. Славик предполагал, что именно это, наверное, придаёт Семёну уверенность в себе.
Семён был невысоким узкоплечим евреем с интеллигентным лицом. Со спины можно было подумать, что это подросток. Сдержанно-интеллигентный в обращении и тихий в поведении, Семён был на удивление независим в своих отношениях с руководством колеля. Славику нравилось с ним беседовать.
- Семён! Я хочу поменять фамилию.
- А что такое?
- Мои дети спрашивают: «Почему у нас в классе у всех фамилии типа Фридман или Лернер, а у нас какая-то странная?» Мы с женой скрываем от них, что они дети прозелитов. Даже когда у моей тёщи, прозелитки, дочери нееврейки и еврея, умер отец, она сидела шиву - справляла траур, будто она еврейка по рождению. Чтобы дети ничего не заподозрили.
- Ну, тёща неправильно поступила. Нарушила Галаху, иудейский Закон. И вообще, чего вы стесняетесь? Дети должны знать правду. И чем раньше, тем лучше. Чем позже они узнают, тем больший шок у них будет. И фамилию менять не надо - от своей тени не убежишь.
Поблажка для жены
(«…Русских евреев вы эксплуатировать не будете!»)
В один прекрасный день руководство йешивы сообщило студентам, что отныне, по требованию спонсоров, жёны аврехов будут обязаны раз в неделю посещать специальные занятия для женщин в Иерусалиме. Семён возразил:
- Но моя жена два месяца назад родила. К тому же, её всегда укачивает в автобусе - рвотная болезнь. У неё нет никакой возможности приезжать в Иерусалим, даже раз в неделю.
- Я поговорю с госпожой Левиной, нашим непосредственным куратором, "правой рукой" американских спонсоров, - пообещал глава колеля.
Через некоторое время он с печальным выражением лица сообщил Семёну:
- Госпожа Левина ни в какую не согласна дать твоей жене поблажку. Она считает, что тогда и все остальные начнут клянчить. Если хочешь, поговори с ней сам. Вот номер её телефона.
Славик был свидетелем, как Семён вышел во двор, снял трубку телефона-автомата и набрал номер. Поначалу он говорил спокойно, но постепенно всё более взвинчивался, а в конце заорал:
- Вы можете продолжать эксплуатировать африканских негров на своём американском континенте, а русских евреев вы эксплуатировать не будете! - и бросил трубку.
