- Так ты еще совсем малявка, - обрадовался ассистент Полян и с видом победителя выдернул из барышни перышко.
- Хватит! - рявкнула Хельша, отбирая трофей. - Где были?
- На хоре. Первый раз.
Хор, как и творческий конкурс, были многовековой традицией Университета. Часовое завывание на мертвом ныне альбинском диалекте общего доведет до нервного срыва любого. Никто, включая наставников, не знал о чем поется в так называемых «драконьих колыбельных», оригинальные мелодии утратились за давностью лет, и каждый новый хоровой мастер придумывал что-то новенькое. Нынешний — глухой на одно ухо господин Кошель — слямзил мотивчик у кого-то из выселенцев.
- Сочувствую. Но ничего-ничего, скоро привыкните, - неискренне утешила Хельша напевшуюся на неделю вперед парочку.
Под родимой горой смотры строя и песни были популярнее поединков на смазанных маслом молотах. Почти всю юность дочь Хьюхи промаршировала в колоннах по четверо, горланя боевые марши. «Мы антрацитом славны и горды, и солим в бочках золотые огурцы!» или же «Кую опять стальные розы, так на судьбу мою они похожи». Хотя Хельше всегда хотелось переиначить слова. Надо, либо «стальные розы — на судьбу похозы», но тогда звучит как-то чересчур по-эльфийски, либо «стальные рожи — на судьбу похожи», и так было бы даже веселее, однако с командующей своего девичьего отряда спорить не решалась. Хор в Университете отличался только тем, что орать приходилось какую-то словесную белиберду, а не чеканные гномские рифмы. И маршировать не надо.
- Кстати, о песнях, - вспомнила Хельша. - Ты помнишь, о чем просил господин Эрил?
Карра едва рот открыла, как вмешался Йорген.
- Она уже и первый куплет сочинила.
- Серьезно?
Дева-перевертыш выдернула из шеи последнее перо, встала, выпрямилась и завыла на какой-то варварский мотив:
- Пусть в голове растет перо, его не следует пугаться, оно прекрасно и чисто, клещу там некуда деваться. Скажу «спасибо» я богам и никому я не отдам, моё перьё — моё богатство.
- Э... - растерялась от такого напора Хельша. - А что такое «перьё»?
- Совокупность моих перьев, как в истинной форме, так и тех, что эмоционального происхождения, - невозмутимо заявила клювомордая.
- На общем это называется «оперением».
- Оперение не лезет в рифму. Так что пусть будет «перьё». Слово крррасивое.
- А дальше?
- Дальше припев: аа-аа-аа-аа-а-а, клещам противным не отдам моё перьё, моё богатство.
Йорген и Хельша дружно зааплодировали, но не столько песне, сколько находчивости юного перевертыша.
- А что ты читаешь? Надеюсь, что-то из учебной программы?
- Почти, - уклончиво молвил господин Полян. - Вот захотелось узнать больше про народ... хм... Карры. Выпросил у господина Волички единственный экземпляр монографии некоего
господина Горачека. Называется «Путешествие в пустыню или 40 вкусных и полезных блюд из клювомордых».
И в доказательство показал онемевшей наставнице титульный лист. Так и есть — 40 блюд.
- Сто пятьдесят лет назад некий господин Эмил Горачек, естествоиспытатель и путешественник, отправился в земли клювомордых с целью подробнейшего бытописания населяющих их племен. Десять лет он провел в клане Черного Знамени, завел там друзей и гарем, а по возвращении написал сие произведение.
- С рецептами всех 40 блюд?
Йорген заразительно засмеялся.
- Во вступительном слове господин Горачек объясняет, что блюда эти являлись ему в ночных видениях, когда жажда вкусить мяса была особенно сильна. Но он, конечно, не ел своих друзей и жен. Нравственное начало в нем победило глас желудка, алчущего животного белка.
- Ну слава всем богам! - облегченно вздохнула Хельша. - И ты читаешь такое вслух Карре? Я бы на её месте обиделась.
- Чувство юмора не является общим для всех рас, а обусловлено культурными особенностями каждого народа. Я же не обижаюсь, когда Карра называет меня «болтливое мясо»
- Болтливое жаренное мясо, - фыркнула та, надменно вспушив «прекрасные и чистые» перьях на затылке.
Гномка осторожно, буквально двумя пальцами, взяла книгу, пролистала и убедившись, что чокнутый мясолюб действительно пошутил, вернула юноше.
- Дома почитаешь, на досуге. А сейчас займемся нашей работой.
Возможно, декан Ванек был прав насчет юного господина Поляна. С эдаким чувством юмора...
Разумеется, никто на первую пятничную консультацию не явился. Ни маго-адепты, ни обычные смертные, ни бессмертные. Карра с Йоргеном не считаются. Ассистенты прискакали на кафедру на полчаса раньше, но это их святой долг. Каждый год повторялось одно и то же: сначала никто не кажет носа, предпочитая учебе крепкий юношеский сон, после первого проваленного коллоквиума являются самые честолюбивые, а к концу семестра, когда перспектива остаться на повторный курс из призрачной становится единственно возможной, в половину седьмого утра в лекционной уже жарко от дыхания жаждущих знаний. Хельша, в бытность студенткой посещавшая все консультации, дневавшая и ночевавшая в библиотеке, намозолившая глаза преподавателям всех профильных предметов, каждый раз последовательно удивлялась, печалилась и злилась. Из года в год, из семестра в семестр. Потому что верить на лучшее — типичная гномья черта характера, без неё под горой тяжко. Когда перед зачетом в глаза заглядывают и ходят следом хвостиком, это уже не те ощущения. Нет, и быть не может искренности в студенте, недобравшем баллов, и вся его услужливость насквозь фальшива, как пирит — золото дураков.
Но отменить консультации Хельше даже в голову не приходило. Это означало позорную для любого гнома капитуляцию. Все равно как штольню пробить в перспективном горизонте и бросить работу за полметра до рудоносного слоя. Рано или поздно сыщется среди адептов хотя бы один толковый и дальновидный. Пусть это будет даже некромант...
- О боги, какой мужчина!
Размышления госпожи профессора были прерваны восторженным возгласом Карры, которая буквально носом прилипла к оконному стеклу. Знакомая до боли фраза, звучавшая в Университете в единственном случае. Ну хорошо, в двух случаях. И так с Эрилом клювомордая успела познакомиться, то...
«Неужели ректор наш преславный пожаловал?» - всполошилась Хельша. Высокое руководство редко снисходило, а уж чтобы лично посетить кафедру ботаники, такого прежде не случалось. Такая честь!
Хельша распушила локоны, поправил складки накидки и быстренько вознесла молитву подгорным богам, чтобы они ниспослали ей храбрости попросить больше средств для её маленькой кафедры. Чуть-чуть, совсем немного и для университетского бюджета почти неощутимо. Она выскочила на крыльцо, оглянулась в по сторонам, высматривая высокого, широкоплечего, синеглазого и прекрасноволосого мужчину, по которому страдали адептки всех рас и возрастов последние триста лет. Да что говорить! Эх! На первом курсе Хельша именно ему посвятила первый свой и последний настоящий любовный стих: «Толкая грудью вагонетку, моей наполненной любовью, дышу теперь одним тобою, мой синеокий горный слесарь...» «Горный» рифмовалось с «гордый», «Слесарь» - с «ректор» и были вставлены для пущей маскировки. Хотя, разумеется, премудрый объект чувств сразу догадался от кого послание, написанное угловатым гномьим почерком. А с другой стороны, не частушку же ему сочинять, как это принято у горнорабочих?!
И тут затуманенный от воспоминаний взгляд Хельши наткнулся на...
- Силли?
- Хелли, детка!
Девчонка-перевертыш может быть и выросла в диких степях, в орде, вдали от любых гор, но вкусы на мужчин у них с Хельшей удивительным образом совпали. Точнее, раньше совпадали, когда Хельша была в возрасте Карры. Сильгер, сын Дано был роскошным мужчиной - от окованных медью мысков сапог до кончика аккуратной недлинной бородки. Каштановые кудри, украшенные золотыми граненными висюльками, стекали волнами на широкие плечи, густые брови оттеняли яркие зеленые глаза, а белозубая улыбка опаляла девичьи сердца, как дыхание работающей домны. А рост... для настоящего мужчины никакой рост не помеха, тем паче Силли и тут удался на славу. Как-никак выше своего отца на целых три пальца.
- Они забрали мою прорезную секиру, представь! - воскликнул он. - Да как они посмели?! Надгорные слизни!
Хельша уныло усмехнулась. Секиру у него отняли, печаль какая. Выходя из горы на поверхность гномы тотчас облачались в национальную одежду, включающую в себя оружие — секиры, булавы и прочие моргенштерны. Как аксессуар к латам с доспехами, не более. Особенно это касалось Силли, который потомственный делец из торгового клана, и чьи могучие руки ничего тяжелее счетов не держали годами. Как он дотянул эту самую прорезную секиру до университетских ворот и не надорвался с непривычки-то?
- Силли, что ты забыл в Альбине? - спросила Хельша прямо.
Тот подбоченился и гневно взревел:
- Признавайся, ты спуталась с эльфом!
Но испугать дочь Хьюхи оказалось не так-то просто.
- Давай определимся с терминологией, - мягко молвила профессор ботаники. - Если под словом «спуталась» ты подразумеваешь то же, что ты делал с Вельдой, дочерью Сангэ, то — нет, я с эльфом не спуталась. А если...
- Хелли, ну хватит уже, - мигом сдулся Силли. - Кто старое помянет, тому...
- Знаю, дорогой, тому — киянкой промеж глаз. Кстати, где твоя золотая киянка?
- Хелли, я же серьезно, - проскулил грозный гном. - Мне из-за этих слухов совсем жизни нет...
- А её и вовсе не будет, если я шепну кому надо про вас с Вельдой...
- Хелли!
Ах, эти зеленые лукавые глаза под сенью длинных ресниц, ах эта борода — волосок к волоску! Их поистине магическая сила давным-давно утратила власть над чувствами Хельши. Иногда даже жаль.
А как всё начиналось, о! Как в сказке. Однажды наследник и любимец влиятельного торгового клана втюрился в девчонку из семейства горнорабочих, и если бы к тому моменту вся его родня не потеряла надежду остепенить красавца старым-добрым методом - женитьбой, то кости Хельши уже бы сгнили где-то под завалом. Так что близкие Сильгера, выбирая между мезальянсом и бунтом, который у гномов страшен и беспощаден, предпочли позор разорению. Хельше завидовали все, она сама себе завидовала. Аж целых полгода!
- Про Туви ты ничего не хочешь спросить, не? Вдруг с твоим сыном что-то случилось? Тоже мне мать называется.
Силли ругался, как торговался: до пены изо рта, до онемения языка, то бишь сдаваться после первого раунда не привык.
- Ничего с ним не случилось. С Туви я общаюсь чаще, чем его вечно занятый делами клана отец, - преспокойно парировала гномка. - В этом мире уже давно изобретена почта. Ты-то сам в курсе его дел?
- Ребенок всё равно страдает!
Хельша пренебрежительно фыркнула. Туви, как и его замечательный во всех отношениях папочка, страдать мог только по одному поводу — из-за денег, точнее, из-за их недостаточного количества. Снижение темпов роста продаж тоже причина для печали, но и всё. На самом деле, ребенок был просто счастлив, что мамочка далеко и не сует нос во все его дела, как это принято у родительниц под горой.
За закрытой дверью позади подозрительно шуршали и сопели. Причем вдвоем и не иначе как в невидимом сражении за обладание замочной скважиной.
- Карра! Ты там подслушиваешь свою наставницу? Не стыдно?
- Нет! Я бы не посмела!
За дверью еще сильнее завозились, захихикали и тоненько запищали.
- Йорген, перестань выдергивать из Карры перья! - рявкнула гномка своим «домашним» голосом, а потом спросила у нежданного гостя с нажимом: - Итак, я еще раз спрашиваю, сын Дано, что привело тебя в Альбин? Кроме неубедительных выдумок про «спутанность с эльфами», должна быть еще какая-то вразумительная причина. Ну? Я жду.
Силли сделал «несчастное» лицо. Были времена, когда он мог убедить Хельшу в чем угодно только при помощи этого щенячьего выражения.
- Дело деликатное, Хелли. Не для чужих ушей. Семейное дело.
Кто-нибудь другой, менее искушенный, заподозрил бы сына Дано в том, что тот возжелал таки получить развод. Новая любовь, выгодная партия, то и сё. Но Хельшу не проведешь! Деликатное семейное дело у гномов всегда (запомните!) имеет отношение только к золоту, то бишь, к деньгам.
- Хорошо, давай пройдемся по парку, - предложила гномка и решительно взяла супруга (да-да, законного перед всеми богами мужа) под руку.
В конце концов, утереть нос кафедральным сплетницам — прогуливаться в компании с красавцем-мужчиной — это такое несказанное и редкое удовольствие. Почти, как найти алмаз при промывке старого зумпфа.
- На сходке директоров решили открыть в Альбине филиал, - интимно прошептал Сильгер прямо в розовое ушко жены. - Ну как филиал, так - филиальчик. Покамест.
- Силли, в городе полно гномьих лавок, тебя с твоей прорезной секирой сожрут на третий же день.
- Ты не поняла, детка. Мы не с ювелиркой пришли, мы с технологиями.
- В смысле? - опешила Хельша.
- С механикой. Пока с простой, типа, мясорубок ручных, но потом, если хорошо пойдет, то можно и кое-что посерьезнее продвинуть. Главное, занять рынок прежде Стальных Клинков.
Глаза у Сильгера горели тем огнем, который дает только распаленная воображением алчность в предвкушении барыша.
- И Подгорные владыки вам это позволят?
- Они сами в доле, детка! - заливисто заржал гном, потрясая пудовыми кулаками. - Прикинь?!
Хельга прикинула. Её наглый и жадный муж был, как впрочем и большинство их сородичей, крайне законопослушным. Иначе как бы она сумела выдавить из него право на отдельное проживание? Супружеская измена под горой — это преступление, а интрижка с наследницей конкурирующего клана (тех самых Стальных Клинков, да-да) — преступление вдвойне. И гораздо более тяжкое, чем маленький внутрисемейный шантаж. Но тут-то дело серьезнее не придумаешь. Вопрос распространения, а точнее нераспространения технологий — важнейший, гномьи законы в его отношении строги. Значит, под горой всё изменилось.
- Как интересно, - пробормотала Хельша, думая о своем. - А я-то тут причем?
Они как раз сделали круг по саду и вернулись к порогу кафедры.
- Еще спрашиваешь? Ты ж тут в Альбине уже давно, знаешь кто есть кто среди городских чиновников, познакомишь с кем надо, сама что ли не знаешь, как наши дела делаются...
Гномка выдернула пальцы из широкой ладони незваного супруга.
- Силли, - строго сказала она. - Я — ученая, я ботаникой занимаюсь, а не нужные связи завожу среди бюрократов. Сам ищи, кого проще подмазывать!
- Ну чо ты злишься-то? Я ж просто спросил. Уже и спросить нельзя, - притворился обиженным муж, и тут же перевел стрелки на другую колею. - Туви говорил, ты в отдельном доме живешь. Пусти по старой памяти, мы ж не чужие друг другу, а?
Чего-то подобного Хельша ожидала с самого начала. Чтобы гном хотя бы не попытался получить что-то на халяву? Не было таких в подгорных царствах. Зачем платить за комнату в гостинице и тратиться на обеды с ужинами, когда можно бесплатно поселиться у жены и выедать её запасы? Умный (как ему мнится) гном еще и денег у дурехи выклянчит. Не хочется менять крупный слиток, всего-то и нужно пару монеток. В долг, естественно. Сегодня — монетка, завтра — две, и так неделя за неделей, месяц за месяцем, пока денежки не кончатся, а кладовка не опустеет. Вот тогда уже и можно начинать тратить своё кровное. Вы спросите: а как же взятое в долг? Но, право слово, какие долги могут быть между родными? Так-то вот.
- Хватит! - рявкнула Хельша, отбирая трофей. - Где были?
- На хоре. Первый раз.
Хор, как и творческий конкурс, были многовековой традицией Университета. Часовое завывание на мертвом ныне альбинском диалекте общего доведет до нервного срыва любого. Никто, включая наставников, не знал о чем поется в так называемых «драконьих колыбельных», оригинальные мелодии утратились за давностью лет, и каждый новый хоровой мастер придумывал что-то новенькое. Нынешний — глухой на одно ухо господин Кошель — слямзил мотивчик у кого-то из выселенцев.
- Сочувствую. Но ничего-ничего, скоро привыкните, - неискренне утешила Хельша напевшуюся на неделю вперед парочку.
Под родимой горой смотры строя и песни были популярнее поединков на смазанных маслом молотах. Почти всю юность дочь Хьюхи промаршировала в колоннах по четверо, горланя боевые марши. «Мы антрацитом славны и горды, и солим в бочках золотые огурцы!» или же «Кую опять стальные розы, так на судьбу мою они похожи». Хотя Хельше всегда хотелось переиначить слова. Надо, либо «стальные розы — на судьбу похозы», но тогда звучит как-то чересчур по-эльфийски, либо «стальные рожи — на судьбу похожи», и так было бы даже веселее, однако с командующей своего девичьего отряда спорить не решалась. Хор в Университете отличался только тем, что орать приходилось какую-то словесную белиберду, а не чеканные гномские рифмы. И маршировать не надо.
- Кстати, о песнях, - вспомнила Хельша. - Ты помнишь, о чем просил господин Эрил?
Карра едва рот открыла, как вмешался Йорген.
- Она уже и первый куплет сочинила.
- Серьезно?
Дева-перевертыш выдернула из шеи последнее перо, встала, выпрямилась и завыла на какой-то варварский мотив:
- Пусть в голове растет перо, его не следует пугаться, оно прекрасно и чисто, клещу там некуда деваться. Скажу «спасибо» я богам и никому я не отдам, моё перьё — моё богатство.
- Э... - растерялась от такого напора Хельша. - А что такое «перьё»?
- Совокупность моих перьев, как в истинной форме, так и тех, что эмоционального происхождения, - невозмутимо заявила клювомордая.
- На общем это называется «оперением».
- Оперение не лезет в рифму. Так что пусть будет «перьё». Слово крррасивое.
- А дальше?
- Дальше припев: аа-аа-аа-аа-а-а, клещам противным не отдам моё перьё, моё богатство.
Йорген и Хельша дружно зааплодировали, но не столько песне, сколько находчивости юного перевертыша.
- А что ты читаешь? Надеюсь, что-то из учебной программы?
- Почти, - уклончиво молвил господин Полян. - Вот захотелось узнать больше про народ... хм... Карры. Выпросил у господина Волички единственный экземпляр монографии некоего
господина Горачека. Называется «Путешествие в пустыню или 40 вкусных и полезных блюд из клювомордых».
И в доказательство показал онемевшей наставнице титульный лист. Так и есть — 40 блюд.
- Сто пятьдесят лет назад некий господин Эмил Горачек, естествоиспытатель и путешественник, отправился в земли клювомордых с целью подробнейшего бытописания населяющих их племен. Десять лет он провел в клане Черного Знамени, завел там друзей и гарем, а по возвращении написал сие произведение.
- С рецептами всех 40 блюд?
Йорген заразительно засмеялся.
- Во вступительном слове господин Горачек объясняет, что блюда эти являлись ему в ночных видениях, когда жажда вкусить мяса была особенно сильна. Но он, конечно, не ел своих друзей и жен. Нравственное начало в нем победило глас желудка, алчущего животного белка.
- Ну слава всем богам! - облегченно вздохнула Хельша. - И ты читаешь такое вслух Карре? Я бы на её месте обиделась.
- Чувство юмора не является общим для всех рас, а обусловлено культурными особенностями каждого народа. Я же не обижаюсь, когда Карра называет меня «болтливое мясо»
- Болтливое жаренное мясо, - фыркнула та, надменно вспушив «прекрасные и чистые» перьях на затылке.
Гномка осторожно, буквально двумя пальцами, взяла книгу, пролистала и убедившись, что чокнутый мясолюб действительно пошутил, вернула юноше.
- Дома почитаешь, на досуге. А сейчас займемся нашей работой.
Возможно, декан Ванек был прав насчет юного господина Поляна. С эдаким чувством юмора...
Разумеется, никто на первую пятничную консультацию не явился. Ни маго-адепты, ни обычные смертные, ни бессмертные. Карра с Йоргеном не считаются. Ассистенты прискакали на кафедру на полчаса раньше, но это их святой долг. Каждый год повторялось одно и то же: сначала никто не кажет носа, предпочитая учебе крепкий юношеский сон, после первого проваленного коллоквиума являются самые честолюбивые, а к концу семестра, когда перспектива остаться на повторный курс из призрачной становится единственно возможной, в половину седьмого утра в лекционной уже жарко от дыхания жаждущих знаний. Хельша, в бытность студенткой посещавшая все консультации, дневавшая и ночевавшая в библиотеке, намозолившая глаза преподавателям всех профильных предметов, каждый раз последовательно удивлялась, печалилась и злилась. Из года в год, из семестра в семестр. Потому что верить на лучшее — типичная гномья черта характера, без неё под горой тяжко. Когда перед зачетом в глаза заглядывают и ходят следом хвостиком, это уже не те ощущения. Нет, и быть не может искренности в студенте, недобравшем баллов, и вся его услужливость насквозь фальшива, как пирит — золото дураков.
Но отменить консультации Хельше даже в голову не приходило. Это означало позорную для любого гнома капитуляцию. Все равно как штольню пробить в перспективном горизонте и бросить работу за полметра до рудоносного слоя. Рано или поздно сыщется среди адептов хотя бы один толковый и дальновидный. Пусть это будет даже некромант...
- О боги, какой мужчина!
Размышления госпожи профессора были прерваны восторженным возгласом Карры, которая буквально носом прилипла к оконному стеклу. Знакомая до боли фраза, звучавшая в Университете в единственном случае. Ну хорошо, в двух случаях. И так с Эрилом клювомордая успела познакомиться, то...
«Неужели ректор наш преславный пожаловал?» - всполошилась Хельша. Высокое руководство редко снисходило, а уж чтобы лично посетить кафедру ботаники, такого прежде не случалось. Такая честь!
Хельша распушила локоны, поправил складки накидки и быстренько вознесла молитву подгорным богам, чтобы они ниспослали ей храбрости попросить больше средств для её маленькой кафедры. Чуть-чуть, совсем немного и для университетского бюджета почти неощутимо. Она выскочила на крыльцо, оглянулась в по сторонам, высматривая высокого, широкоплечего, синеглазого и прекрасноволосого мужчину, по которому страдали адептки всех рас и возрастов последние триста лет. Да что говорить! Эх! На первом курсе Хельша именно ему посвятила первый свой и последний настоящий любовный стих: «Толкая грудью вагонетку, моей наполненной любовью, дышу теперь одним тобою, мой синеокий горный слесарь...» «Горный» рифмовалось с «гордый», «Слесарь» - с «ректор» и были вставлены для пущей маскировки. Хотя, разумеется, премудрый объект чувств сразу догадался от кого послание, написанное угловатым гномьим почерком. А с другой стороны, не частушку же ему сочинять, как это принято у горнорабочих?!
И тут затуманенный от воспоминаний взгляд Хельши наткнулся на...
- Силли?
- Хелли, детка!
Девчонка-перевертыш может быть и выросла в диких степях, в орде, вдали от любых гор, но вкусы на мужчин у них с Хельшей удивительным образом совпали. Точнее, раньше совпадали, когда Хельша была в возрасте Карры. Сильгер, сын Дано был роскошным мужчиной - от окованных медью мысков сапог до кончика аккуратной недлинной бородки. Каштановые кудри, украшенные золотыми граненными висюльками, стекали волнами на широкие плечи, густые брови оттеняли яркие зеленые глаза, а белозубая улыбка опаляла девичьи сердца, как дыхание работающей домны. А рост... для настоящего мужчины никакой рост не помеха, тем паче Силли и тут удался на славу. Как-никак выше своего отца на целых три пальца.
- Они забрали мою прорезную секиру, представь! - воскликнул он. - Да как они посмели?! Надгорные слизни!
Хельша уныло усмехнулась. Секиру у него отняли, печаль какая. Выходя из горы на поверхность гномы тотчас облачались в национальную одежду, включающую в себя оружие — секиры, булавы и прочие моргенштерны. Как аксессуар к латам с доспехами, не более. Особенно это касалось Силли, который потомственный делец из торгового клана, и чьи могучие руки ничего тяжелее счетов не держали годами. Как он дотянул эту самую прорезную секиру до университетских ворот и не надорвался с непривычки-то?
- Силли, что ты забыл в Альбине? - спросила Хельша прямо.
Тот подбоченился и гневно взревел:
- Признавайся, ты спуталась с эльфом!
Но испугать дочь Хьюхи оказалось не так-то просто.
- Давай определимся с терминологией, - мягко молвила профессор ботаники. - Если под словом «спуталась» ты подразумеваешь то же, что ты делал с Вельдой, дочерью Сангэ, то — нет, я с эльфом не спуталась. А если...
- Хелли, ну хватит уже, - мигом сдулся Силли. - Кто старое помянет, тому...
- Знаю, дорогой, тому — киянкой промеж глаз. Кстати, где твоя золотая киянка?
- Хелли, я же серьезно, - проскулил грозный гном. - Мне из-за этих слухов совсем жизни нет...
- А её и вовсе не будет, если я шепну кому надо про вас с Вельдой...
- Хелли!
Ах, эти зеленые лукавые глаза под сенью длинных ресниц, ах эта борода — волосок к волоску! Их поистине магическая сила давным-давно утратила власть над чувствами Хельши. Иногда даже жаль.
А как всё начиналось, о! Как в сказке. Однажды наследник и любимец влиятельного торгового клана втюрился в девчонку из семейства горнорабочих, и если бы к тому моменту вся его родня не потеряла надежду остепенить красавца старым-добрым методом - женитьбой, то кости Хельши уже бы сгнили где-то под завалом. Так что близкие Сильгера, выбирая между мезальянсом и бунтом, который у гномов страшен и беспощаден, предпочли позор разорению. Хельше завидовали все, она сама себе завидовала. Аж целых полгода!
- Про Туви ты ничего не хочешь спросить, не? Вдруг с твоим сыном что-то случилось? Тоже мне мать называется.
Силли ругался, как торговался: до пены изо рта, до онемения языка, то бишь сдаваться после первого раунда не привык.
- Ничего с ним не случилось. С Туви я общаюсь чаще, чем его вечно занятый делами клана отец, - преспокойно парировала гномка. - В этом мире уже давно изобретена почта. Ты-то сам в курсе его дел?
- Ребенок всё равно страдает!
Хельша пренебрежительно фыркнула. Туви, как и его замечательный во всех отношениях папочка, страдать мог только по одному поводу — из-за денег, точнее, из-за их недостаточного количества. Снижение темпов роста продаж тоже причина для печали, но и всё. На самом деле, ребенок был просто счастлив, что мамочка далеко и не сует нос во все его дела, как это принято у родительниц под горой.
За закрытой дверью позади подозрительно шуршали и сопели. Причем вдвоем и не иначе как в невидимом сражении за обладание замочной скважиной.
- Карра! Ты там подслушиваешь свою наставницу? Не стыдно?
- Нет! Я бы не посмела!
За дверью еще сильнее завозились, захихикали и тоненько запищали.
- Йорген, перестань выдергивать из Карры перья! - рявкнула гномка своим «домашним» голосом, а потом спросила у нежданного гостя с нажимом: - Итак, я еще раз спрашиваю, сын Дано, что привело тебя в Альбин? Кроме неубедительных выдумок про «спутанность с эльфами», должна быть еще какая-то вразумительная причина. Ну? Я жду.
Силли сделал «несчастное» лицо. Были времена, когда он мог убедить Хельшу в чем угодно только при помощи этого щенячьего выражения.
- Дело деликатное, Хелли. Не для чужих ушей. Семейное дело.
Кто-нибудь другой, менее искушенный, заподозрил бы сына Дано в том, что тот возжелал таки получить развод. Новая любовь, выгодная партия, то и сё. Но Хельшу не проведешь! Деликатное семейное дело у гномов всегда (запомните!) имеет отношение только к золоту, то бишь, к деньгам.
- Хорошо, давай пройдемся по парку, - предложила гномка и решительно взяла супруга (да-да, законного перед всеми богами мужа) под руку.
В конце концов, утереть нос кафедральным сплетницам — прогуливаться в компании с красавцем-мужчиной — это такое несказанное и редкое удовольствие. Почти, как найти алмаз при промывке старого зумпфа.
- На сходке директоров решили открыть в Альбине филиал, - интимно прошептал Сильгер прямо в розовое ушко жены. - Ну как филиал, так - филиальчик. Покамест.
- Силли, в городе полно гномьих лавок, тебя с твоей прорезной секирой сожрут на третий же день.
- Ты не поняла, детка. Мы не с ювелиркой пришли, мы с технологиями.
- В смысле? - опешила Хельша.
- С механикой. Пока с простой, типа, мясорубок ручных, но потом, если хорошо пойдет, то можно и кое-что посерьезнее продвинуть. Главное, занять рынок прежде Стальных Клинков.
Глаза у Сильгера горели тем огнем, который дает только распаленная воображением алчность в предвкушении барыша.
- И Подгорные владыки вам это позволят?
- Они сами в доле, детка! - заливисто заржал гном, потрясая пудовыми кулаками. - Прикинь?!
Хельга прикинула. Её наглый и жадный муж был, как впрочем и большинство их сородичей, крайне законопослушным. Иначе как бы она сумела выдавить из него право на отдельное проживание? Супружеская измена под горой — это преступление, а интрижка с наследницей конкурирующего клана (тех самых Стальных Клинков, да-да) — преступление вдвойне. И гораздо более тяжкое, чем маленький внутрисемейный шантаж. Но тут-то дело серьезнее не придумаешь. Вопрос распространения, а точнее нераспространения технологий — важнейший, гномьи законы в его отношении строги. Значит, под горой всё изменилось.
- Как интересно, - пробормотала Хельша, думая о своем. - А я-то тут причем?
Они как раз сделали круг по саду и вернулись к порогу кафедры.
- Еще спрашиваешь? Ты ж тут в Альбине уже давно, знаешь кто есть кто среди городских чиновников, познакомишь с кем надо, сама что ли не знаешь, как наши дела делаются...
Гномка выдернула пальцы из широкой ладони незваного супруга.
- Силли, - строго сказала она. - Я — ученая, я ботаникой занимаюсь, а не нужные связи завожу среди бюрократов. Сам ищи, кого проще подмазывать!
- Ну чо ты злишься-то? Я ж просто спросил. Уже и спросить нельзя, - притворился обиженным муж, и тут же перевел стрелки на другую колею. - Туви говорил, ты в отдельном доме живешь. Пусти по старой памяти, мы ж не чужие друг другу, а?
Чего-то подобного Хельша ожидала с самого начала. Чтобы гном хотя бы не попытался получить что-то на халяву? Не было таких в подгорных царствах. Зачем платить за комнату в гостинице и тратиться на обеды с ужинами, когда можно бесплатно поселиться у жены и выедать её запасы? Умный (как ему мнится) гном еще и денег у дурехи выклянчит. Не хочется менять крупный слиток, всего-то и нужно пару монеток. В долг, естественно. Сегодня — монетка, завтра — две, и так неделя за неделей, месяц за месяцем, пока денежки не кончатся, а кладовка не опустеет. Вот тогда уже и можно начинать тратить своё кровное. Вы спросите: а как же взятое в долг? Но, право слово, какие долги могут быть между родными? Так-то вот.
