Шок. Оцепенение. Тишина. Оглушающая тишина, будто кто-то вырвал из меня все, что было важно, и оставил только холод. Потом дикая боль. Она приходит неожиданно, обрушивается всей тяжестью, заставляет меня согнуться и вжаться в землю.
— А-а-а-а-а!
Мой крик разносится над лугами, пугая птиц. Слезы падают на траву, и на их месте распускаются голубые цветы. Как будто эта земля плачет вместе со мной.
* * *
— Мама… — шепот звучит так, будто доносится из самого детства. Из тех давних дней, когда я еще верила в сказки.
Я замираю. Сердце бешено колотится, кровь стучит в висках:
— Аэлина?
Это не может быть правдой. Но ветер доносит до меня ее запах: молоко, мед и детство, которое я украла у нее.
Я поднимаюсь. Ноги подкашиваются, но я не могу оставаться здесь, потому что вижу ее. На холме, под величественным деревом, стоит маленькая фигурка в хлопковом голубом платье.
— Аэлина!
Я бегу.
Трава цепляется за ноги, будто пытается удержать: «Ты не достойна», — укоряет она. Но я не останавливаюсь.
А что, если это ловушка? Что, если это мираж? Что, если я снова проснусь в темноте? Что, если я снова все испорчу?
Но я бегу. Бегу, как бежала когда-то, в другой жизни, когда еще верила, что мир может быть добрым.
Расстояние сокращается.
Девочка поворачивается.
И… Боги... Она точно такая же, как в тот день. Как в последний день.
— Мама!
И я... падаю перед ней на колени, потому что больше нет сил. Потому что я не заслуживаю этого. Потому что слишком хочу верить. Потому что, если это какой-то сон, то пусть я никогда не проснусь.
— Прости… — мой голос срывается. Руки дрожат.
Я не смею к ней прикасаться. Я не заслуживаю этого.
Но Аэлина делает шаг вперед, в ее голубых глазах ни капли страха. Только свет. Такой же свет, как в этом проклятом, прекрасном мире.
Ветер затихает, будто затаив дыхание. Мои ноги врастают в землю, словно корни. Трава вдруг становится нежной, как лепестки, а воздух... Боги, он пахнет домом. Тем домом, которого у нас никогда не было.
Аэлина улыбается, и мое сердце разрывается на части.
Теперь передо мной стоит женщина. Не тень из моих кошмаров. Не хрупкий ребенок, которого я оставила. В ее высоких скулах моя гордость, а в изгибе бровей упрямство Лирана. Ее глаза — это наша бездна и наше небо, смешанные воедино.
— Мама.
Голос Аэлины обжигает. Я не могу дышать.
Ее пальцы, такие длинные, такие взрослые, касаются моего лица, и я понимаю: я недостойна этого прикосновения. Но Аэлина реальна. Она плоть и кровь. Моя кровь.
— Ты стала... — мой голос ломается, — такой взрослой.
— Ты... настоящая, — отвечает она, и в ее голосе дрожит вся вселенная.
Я хватаю ее за руки, сжимаю их, боюсь отпустить. Мой взгляд скользит по каждой черточке, по каждому изгибу — я запоминаю Аэлину, как запоминают молитву перед смертью.
— Ты выросла... — мой голос предательски ломается.
И тут я вижу шрам. Тонкий, как месяц, на виске. Моя рука сама тянется к нему:
— Это Тень сделала?
Аэлина закрывает глаза. В этом жесте вся ее боль.
— Я сама. Когда я прорывалась сквозь границы миров. Искала тебя и папу.
За ее спиной дерево вдруг вспыхивает тысячами огней — светлячки танцуют в его ветвях, как звезды, застрявшие в паутине.
— Я создала этот мир из твоих воспоминаний, — в словах Аэлины горечь. — Но он не настоящий. Как и я.
Это осознание бьет под дых.
— А папа?
Ее глаза вспыхивают странным светом:
— Он ближе, чем ты думаешь.
Аэлина берет меня за руку и ведет к дереву. Кора расступается, обнажая зеркальную гладь — и там…
Лиран сражается в кольце теней. Его светлые волосы слиплись от пота, меч описывает в воздухе смертельные дуги, а в синих глазах та самая ярость, ради которой я готова была сжечь миры.
Аэлина кивает в сторону отца:
— Мы можем его спасти, но тебе придется отдать что-то взамен.
Не думаю ни мгновения:
— Возьми все, что захочешь.
Ветви склоняются над нами, и мир начинает рушиться.
Но мне уже все равно. Потому что впервые за долгие годы я готова заплатить любую цену. Даже если этой ценой окажусь я сама.
* * *
Моя ладонь прилипает к зеркалу, и ледяной холод пронзает меня до самых костей. Я чувствую его — Лирана — сквозь эту проклятую преграду. Его сердце, бьющееся в бешеном ритме. Его боль, которая становится моей болью. Его ярость, которая всегда была нашей общей силой. Лиран так близко.
— Что я должна отдать? — мой голос звучит хрипло, будто я годами не произносила ни слова.
Пальцы Аэлины сжимают мою руку. Такие теплые.
Боги, она выросла без нас. Сколько ночей она засыпала в одиночестве? Сколько раз она звала маму, которой не было рядом? От этих мыслей мне больно дышать.
— Ты уже начала платить, мама, — голос дочери мягок, как лепестки тех странных цветов, что выросли из моих слез. — Каждое твое воспоминание о папе… Оно утекает, как вода сквозь пальцы.
Я резко оборачиваюсь к Аэлине, и мир плывет перед глазами:
— Что?
Аэлина молча поднимает мою руку. Там, где раньше был знак нашей с Лираном связи, теперь лишь бледный шрам.
— Разве ты не чувствуешь?
Я чувствую… пустоту.
Там, где еще час назад горела ярость от потери, теперь лишь... тихое смирение. Там, где кипело желание схватить Лирана и вырвать его из этой тьмы — холодное безразличие.
— Нет... — я отшатываюсь, сердце бешено колотится в груди. — Нет, я не отдам свою память!
В глазах Аэлины океан печали:
— Тогда папа останется там навсегда.
Дерево скрипит, будто стонет под тяжестью веков. В зеркале Лиран сражается с тенями, его рот раскрыт в крике, который не достигает моих ушей. Лиран зовет меня. Но я уже не помню, как звучал его смех, когда он впервые назвал меня своей.
— Есть другой способ, — Аэлина мягко улыбается. — Я могу стать мостом.
В ее глазах решение, от которого у меня перехватывает дыхание. Потерять Аэлину сразу после того, как я потеряла Лирана? Я не смогу.
— Нет! Я не хочу!
— Ты отдаешь воспоминания, а я... — Аэлина улыбается, и в этой улыбке вся ее не прожитая с нами жизнь, — я отдам часть той магии, что держит меня здесь.
Ветер рвет лепестки с дерева. Я хватаю дочь за плечи:
— Я тебе запрещаю!
— Ты не можешь мне запретить, мам, — ее лоб касается моего. — Я уже сделала выбор.
Зеркало трескается.
Лиран падает на колени по ту сторону, его руки упираются в невидимую преграду.
— Давай! — Аэлина толкает меня вперед.
Мир взрывается. Я падаю во тьму. В объятия Лирана.
Последнее, что я вижу перед тем, как реальность разрывается: Аэлина стоит под деревом, ее фигура становится прозрачной, как утренний туман. Она машет мне рукой, а ее губы шепчут одно-единственное слово: «Живите».
И я знаю: я никогда не прощу себе этого.
* * *
Я бесконечно падаю.
Тьма обволакивает меня, как теплый саван, липкий и безжалостный. Нет ни верха, ни низа — только это бесконечное падение, от которого сводит живот.
«Лиран...»
Имя вспыхивает в сознании и гаснет, как последняя искра в потухшем костре. Я судорожно сжимаю кулаки, пытаясь удержать его образ, но он тает, как дым сквозь пальцы. Остается только жгучее знание, что там, впереди, меня ждет…
Кто-то, без кого я не могу дышать.
Тьма разрывается. Я падаю на каменный пол, и боль пронзает мои колени, локти, ладони. Воздух спертый, он пахнет кровью и мокрым камнем. Поднимаю голову — это круглое помещение, его стены расписаны фресками с эльфами, несущими оленьи рога как корону. Паршивое место.
И еще тут какой-то очень красивый мужчина, прикованный к стене серебряными цепями. Его голова бессильно склонена, а светлые волосы слиплись от пота.
Я знаю его. Но я его не помню.
— Ли... — чье-то имя застревает в горле, как заноза.
Мужчина поднимает голову. Его глаза — два озера, залитых лунным светом — расширяются.
— Ты пришла, — голос хриплый, будто скрип ржавых петель.
Я бросаюсь вперед и цепляюсь за его плечи. Я должна почувствовать, что он настоящий. Почему мне это так важно?
— Я забываю тебя, красавец, — признаюсь. — Это магия. С каждым ударом моего сердца ты ускользаешь...
Его руки — теплые, такие знакомые — обнимают меня.
— Тогда я буду напоминать тебе, — мужчина целует мои веки. — Каждое утро. Каждую ночь.
Цепи звенят, когда он притягивает меня ближе. Наши лбы соприкасаются, и…
Вспышка. Лес. Мы у ручья. Наши первые поцелуи под дубом.
— Видишь? — его пальцы вплетаются в мои волосы. — Дочь оставила нам карту. Наши воспоминания... они здесь…
Я всхлипываю, прижимаясь к его груди. Где-то в глубине сознания мелькает образ: девушка с серебряными косами улыбается нам из тени.
— Аэлина, — вспоминаю имя дочери. — А ты Лиран. Мой муж Лиран.
— Да. Аэлина стала мостом, — в голосе Лирана гордость, от которой сжимается мое сердце.
Стены содрогаются. С потолка сыплется каменная пыль.
— Тень идет, — Лиран разрывает цепи, и они рассыпаются, будто только этого и ждали. — Нам нужно бежать.
— А куда мы можем деться… отсюда?
Лиран прижимает мою ладонь к своей груди, где под кожей пульсирует голубой свет — точно такой же, как у меня.
— Туда, куда поведет этот свет.
Дверь взрывается.
В проеме Тень. Она слишком высокая, хотя и мы не низкие. На ее голове венец из черных рогов. Ее платье соткано из теней и стонет от тысячи потерянных голосов. Дрянь, которая посмела вмешаться в нашу жизнь.
— Мои беглые птички, — ее голос скрипит.
Лиран мягко толкает меня:
— Элиана, беги!
Я вцепляюсь в его руку:
— Нет, только вместе.
Мы разбегаемся в разные стороны.
Тень замирает. Этот миг — наш шанс. Мы бросаемся к свету, и мир взрывается болью. Тень хватает меня за волосы:
— Куда ты, малютка?
Ее пальцы впиваются в мои волосы, вырывая их с корнем. Боль пронзает кожу головы, слезы выступают на глазах. Я кричу, но не от боли, а от ярости.
Этого не должно было случиться. Нам же почти удалось убежать!
— Малютка, — дыхание Тени пахнет гнилыми листьями, — ты действительно думала, что сможешь меня обхитрить?
Я извиваюсь в ее хватке, ногти впиваются в ее запястье. Кожа под моими пальцами холодная и склизкая, как мокрая кора. Мерзость. Шиплю:
— Отпусти меня!
Рядом раздается рев Лирана. Я вижу мельком: он бросается вперед, его глаза горят той самой яростью, что я так люблю. Боги, как он прекрасен...
Но Тень лишь смеется — ее мерзкий смех звучит, как треск ломающихся костей:
— Ах, мой рыцарь, — она взмахивает свободной рукой, и тени срываются с пола, обвивая Лирана, как змеи.
Он падает на колени, его лицо искажается гримасой боли.
— Лиран! — мой крик разрывает горло.
Я бьюсь в хватке Тени, но Тень лишь крепче сжимает жуткие неестественно длинные и сильные пальцы, притягивая меня ближе:
— Ты отдала за него свои воспоминания, дитя мое. Но что ты отдашь за нее? — шепот Тени заползает в уши, как червь.
Я замираю. О чем эта проклятая тварь?!
И вдруг понимаю. Аэлина. Мост. Ее магия.
Холодная волна страха накрывает меня с головой.
— Нет... — сдавленно пищу, но Тень уже знает, что я поняла.
Ее губы растягиваются в улыбке — слишком широкой, слишком зубастой.
— Она уже угасает, дитя. Скоро от нее не останется ничего. Ни имени. Ни души.
Я смотрю на Лирана. Его глаза полны той же ужасной догадки: наша дочь умирает.
И тогда… я перестаю бороться. Мои мышцы расслабляются, голова падает назад, будто от покорности.
Тень смеется — торжествующе, мерзко:
— Вот и хорошая девочка.
Но ее смех обрывается, когда я впиваюсь ей в лицо. Я не целюсь. Я рву. Ногти скользят по ее глазам, и Тень впервые кричит — не игриво, не насмешливо, а по-настоящему.
Тени дрожат.
Лиран поднимается, разрывая их оковы. Я вырываюсь из захвата, чувствуя, как клочья моих волос остаются в костлявых пальцах Тени.
Мы бросаемся к свету — к той самой точке, где пульсирует наш общий знак.
Но Тень уже оправляется от моего нападения:
— Я найду вас! — ее голос преследует нас, впивается в спину, как лезвие. — И вашу дочь тоже!
Мы прыгаем. Свет обжигает глаза. И первое, что я вижу, когда зрение возвращается... Аэлина лежит на земле. Ее тело почти прозрачно.
Я падаю на колени рядом с Аэлиной, и мои руки проходят сквозь нее, как сквозь утренний туман.
Нет. Нет. Нет. Слишком больно.
— Мама... — голос Аэлины едва слышен, словно доносится из-под толстого слоя воды.
Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются мне в ладони. Эта боль — ничто по сравнению с болью, что разрывает мне грудь.
— Держись, — прошу, хотя знаю — ей не за что держаться. Ее тело растворяется.
Лиран стоит позади меня, его дыхание прерывистое. Я чувствую его взгляд на спине — тяжелый, полный той же безысходности, что ощущаю я сама.
— Мы можем... — он начинает, но замолкает.
Мы ничего не можем.
Аэлина улыбается. Эта проклятая улыбка — такая же, как у Лирана, когда он знает, что все хуже некуда.
— Время... почти вышло... — совсем прозрачная рука Аэлины касается моего лица. Я не чувствую ничего.
Тени вокруг нас сгущаются. Они еще не нападают, они просто... ждут. Как хищные птицы выжидают кончину добычи.
— Нет, — я качаю головой и сжимаю плечи Аэлины, но сквозь мои пальцы проходит холодный воздух. — Нет, я тебе не позволяю! Нельзя!
Где-то вдали раздается знакомый скрежет — будто кто-то точит когти о камень.
Тень близко.
Аэлина внезапно хватает мою руку. Как она может хватать, если ее уже почти нет?! Я теряюсь. Голубые глаза дочери горят.
— Мама… помни... лес... ручей... — каждое слово дается ей с трудом. — Ваш... свет...
Лиран резко оборачивается:
— Они идут.
Я знаю, что он прав. Тени стали плотнее. Воздух пахнет гнилью. Но я не могу уйти. Не могу оставить дочь им.
— Мама... — Аэлина смотрит на меня, — Бегите. Срочно. Это все, что я хочу.
Ее тело вспыхивает голубым светом, Аэлина дает нам последний шанс.
Лиран хватает меня за руку:
— Элиана!
— НЕТ!
Аэлина шепчет последние слова:
— Найдите... начало...
Свет становится ослепительным. Тени взвывают. Мир переворачивается с ног на голову. И в последний момент, перед тем как нас уносит прочь… я вижу, как когти Тени впиваются в то, что осталось от моей дочери. Аэлина исчезает.
Мы падаем в свет. Он обжигает, выжигает, вытравливает из меня последние слезы. Лиран держит мою руку ужасно крепко, даже больно, но я молчу. Лирану плохо, как и мне. Может, ему даже хуже, чем мне. Он не спас нашу дочь, не защитил ее.
Наша Аэлина исчезла. Рогатая тварь забрала ее. Эти мысли гложут меня изнутри, как голодные крысы.
Земля встречает нас жестко. Я падаю на спину, и воздух вырывается из легких. Над нами небо такого синего цвета, которого я не видела сто лет.
— Лес... — Лиран хрипит, поднимаясь на локти.
Я переворачиваюсь на живот и застываю. Перед нами тот самый ручей из вспышки памяти. Те самые деревья. Даже тот самый камень, на котором мы с Лираном когда-то вырезали наши имена магией.
Но что-то не так. Воздух дрожит, как над раскаленным камнем. Края мира подернуты дымкой.
— Это не настоящий лес, — говорю, поднимаясь. — Это...
— Память, — заканчивает Лиран. Его глаза горят странным светом. — Наша с тобой общая память о наших первых моментах.
Где-то за спиной хрустит ветка. Мы оборачиваемся одновременно. Между деревьев стоит и улыбается маленькая девочка с моими глазами и красивыми чертами лица Лирана:
— Мама? Папа?
Мое сердце замирает. Это Аэлина, но не та, что стала мостом, а та, которой она никогда не была.
— А-а-а-а-а!
Мой крик разносится над лугами, пугая птиц. Слезы падают на траву, и на их месте распускаются голубые цветы. Как будто эта земля плачет вместе со мной.
* * *
— Мама… — шепот звучит так, будто доносится из самого детства. Из тех давних дней, когда я еще верила в сказки.
Я замираю. Сердце бешено колотится, кровь стучит в висках:
— Аэлина?
Это не может быть правдой. Но ветер доносит до меня ее запах: молоко, мед и детство, которое я украла у нее.
Я поднимаюсь. Ноги подкашиваются, но я не могу оставаться здесь, потому что вижу ее. На холме, под величественным деревом, стоит маленькая фигурка в хлопковом голубом платье.
— Аэлина!
Я бегу.
Трава цепляется за ноги, будто пытается удержать: «Ты не достойна», — укоряет она. Но я не останавливаюсь.
А что, если это ловушка? Что, если это мираж? Что, если я снова проснусь в темноте? Что, если я снова все испорчу?
Но я бегу. Бегу, как бежала когда-то, в другой жизни, когда еще верила, что мир может быть добрым.
Расстояние сокращается.
Девочка поворачивается.
И… Боги... Она точно такая же, как в тот день. Как в последний день.
— Мама!
И я... падаю перед ней на колени, потому что больше нет сил. Потому что я не заслуживаю этого. Потому что слишком хочу верить. Потому что, если это какой-то сон, то пусть я никогда не проснусь.
— Прости… — мой голос срывается. Руки дрожат.
Я не смею к ней прикасаться. Я не заслуживаю этого.
Но Аэлина делает шаг вперед, в ее голубых глазах ни капли страха. Только свет. Такой же свет, как в этом проклятом, прекрасном мире.
Глава 4. Объятия в темноте
Ветер затихает, будто затаив дыхание. Мои ноги врастают в землю, словно корни. Трава вдруг становится нежной, как лепестки, а воздух... Боги, он пахнет домом. Тем домом, которого у нас никогда не было.
Аэлина улыбается, и мое сердце разрывается на части.
Теперь передо мной стоит женщина. Не тень из моих кошмаров. Не хрупкий ребенок, которого я оставила. В ее высоких скулах моя гордость, а в изгибе бровей упрямство Лирана. Ее глаза — это наша бездна и наше небо, смешанные воедино.
— Мама.
Голос Аэлины обжигает. Я не могу дышать.
Ее пальцы, такие длинные, такие взрослые, касаются моего лица, и я понимаю: я недостойна этого прикосновения. Но Аэлина реальна. Она плоть и кровь. Моя кровь.
— Ты стала... — мой голос ломается, — такой взрослой.
— Ты... настоящая, — отвечает она, и в ее голосе дрожит вся вселенная.
Я хватаю ее за руки, сжимаю их, боюсь отпустить. Мой взгляд скользит по каждой черточке, по каждому изгибу — я запоминаю Аэлину, как запоминают молитву перед смертью.
— Ты выросла... — мой голос предательски ломается.
И тут я вижу шрам. Тонкий, как месяц, на виске. Моя рука сама тянется к нему:
— Это Тень сделала?
Аэлина закрывает глаза. В этом жесте вся ее боль.
— Я сама. Когда я прорывалась сквозь границы миров. Искала тебя и папу.
За ее спиной дерево вдруг вспыхивает тысячами огней — светлячки танцуют в его ветвях, как звезды, застрявшие в паутине.
— Я создала этот мир из твоих воспоминаний, — в словах Аэлины горечь. — Но он не настоящий. Как и я.
Это осознание бьет под дых.
— А папа?
Ее глаза вспыхивают странным светом:
— Он ближе, чем ты думаешь.
Аэлина берет меня за руку и ведет к дереву. Кора расступается, обнажая зеркальную гладь — и там…
Лиран сражается в кольце теней. Его светлые волосы слиплись от пота, меч описывает в воздухе смертельные дуги, а в синих глазах та самая ярость, ради которой я готова была сжечь миры.
Аэлина кивает в сторону отца:
— Мы можем его спасти, но тебе придется отдать что-то взамен.
Не думаю ни мгновения:
— Возьми все, что захочешь.
Ветви склоняются над нами, и мир начинает рушиться.
Но мне уже все равно. Потому что впервые за долгие годы я готова заплатить любую цену. Даже если этой ценой окажусь я сама.
* * *
Моя ладонь прилипает к зеркалу, и ледяной холод пронзает меня до самых костей. Я чувствую его — Лирана — сквозь эту проклятую преграду. Его сердце, бьющееся в бешеном ритме. Его боль, которая становится моей болью. Его ярость, которая всегда была нашей общей силой. Лиран так близко.
— Что я должна отдать? — мой голос звучит хрипло, будто я годами не произносила ни слова.
Пальцы Аэлины сжимают мою руку. Такие теплые.
Боги, она выросла без нас. Сколько ночей она засыпала в одиночестве? Сколько раз она звала маму, которой не было рядом? От этих мыслей мне больно дышать.
— Ты уже начала платить, мама, — голос дочери мягок, как лепестки тех странных цветов, что выросли из моих слез. — Каждое твое воспоминание о папе… Оно утекает, как вода сквозь пальцы.
Я резко оборачиваюсь к Аэлине, и мир плывет перед глазами:
— Что?
Аэлина молча поднимает мою руку. Там, где раньше был знак нашей с Лираном связи, теперь лишь бледный шрам.
— Разве ты не чувствуешь?
Я чувствую… пустоту.
Там, где еще час назад горела ярость от потери, теперь лишь... тихое смирение. Там, где кипело желание схватить Лирана и вырвать его из этой тьмы — холодное безразличие.
— Нет... — я отшатываюсь, сердце бешено колотится в груди. — Нет, я не отдам свою память!
В глазах Аэлины океан печали:
— Тогда папа останется там навсегда.
Дерево скрипит, будто стонет под тяжестью веков. В зеркале Лиран сражается с тенями, его рот раскрыт в крике, который не достигает моих ушей. Лиран зовет меня. Но я уже не помню, как звучал его смех, когда он впервые назвал меня своей.
— Есть другой способ, — Аэлина мягко улыбается. — Я могу стать мостом.
В ее глазах решение, от которого у меня перехватывает дыхание. Потерять Аэлину сразу после того, как я потеряла Лирана? Я не смогу.
— Нет! Я не хочу!
— Ты отдаешь воспоминания, а я... — Аэлина улыбается, и в этой улыбке вся ее не прожитая с нами жизнь, — я отдам часть той магии, что держит меня здесь.
Ветер рвет лепестки с дерева. Я хватаю дочь за плечи:
— Я тебе запрещаю!
— Ты не можешь мне запретить, мам, — ее лоб касается моего. — Я уже сделала выбор.
Зеркало трескается.
Лиран падает на колени по ту сторону, его руки упираются в невидимую преграду.
— Давай! — Аэлина толкает меня вперед.
Мир взрывается. Я падаю во тьму. В объятия Лирана.
Последнее, что я вижу перед тем, как реальность разрывается: Аэлина стоит под деревом, ее фигура становится прозрачной, как утренний туман. Она машет мне рукой, а ее губы шепчут одно-единственное слово: «Живите».
И я знаю: я никогда не прощу себе этого.
* * *
Я бесконечно падаю.
Тьма обволакивает меня, как теплый саван, липкий и безжалостный. Нет ни верха, ни низа — только это бесконечное падение, от которого сводит живот.
«Лиран...»
Имя вспыхивает в сознании и гаснет, как последняя искра в потухшем костре. Я судорожно сжимаю кулаки, пытаясь удержать его образ, но он тает, как дым сквозь пальцы. Остается только жгучее знание, что там, впереди, меня ждет…
Кто-то, без кого я не могу дышать.
Тьма разрывается. Я падаю на каменный пол, и боль пронзает мои колени, локти, ладони. Воздух спертый, он пахнет кровью и мокрым камнем. Поднимаю голову — это круглое помещение, его стены расписаны фресками с эльфами, несущими оленьи рога как корону. Паршивое место.
И еще тут какой-то очень красивый мужчина, прикованный к стене серебряными цепями. Его голова бессильно склонена, а светлые волосы слиплись от пота.
Я знаю его. Но я его не помню.
— Ли... — чье-то имя застревает в горле, как заноза.
Мужчина поднимает голову. Его глаза — два озера, залитых лунным светом — расширяются.
— Ты пришла, — голос хриплый, будто скрип ржавых петель.
Я бросаюсь вперед и цепляюсь за его плечи. Я должна почувствовать, что он настоящий. Почему мне это так важно?
— Я забываю тебя, красавец, — признаюсь. — Это магия. С каждым ударом моего сердца ты ускользаешь...
Его руки — теплые, такие знакомые — обнимают меня.
— Тогда я буду напоминать тебе, — мужчина целует мои веки. — Каждое утро. Каждую ночь.
Цепи звенят, когда он притягивает меня ближе. Наши лбы соприкасаются, и…
Вспышка. Лес. Мы у ручья. Наши первые поцелуи под дубом.
— Видишь? — его пальцы вплетаются в мои волосы. — Дочь оставила нам карту. Наши воспоминания... они здесь…
Я всхлипываю, прижимаясь к его груди. Где-то в глубине сознания мелькает образ: девушка с серебряными косами улыбается нам из тени.
— Аэлина, — вспоминаю имя дочери. — А ты Лиран. Мой муж Лиран.
— Да. Аэлина стала мостом, — в голосе Лирана гордость, от которой сжимается мое сердце.
Стены содрогаются. С потолка сыплется каменная пыль.
— Тень идет, — Лиран разрывает цепи, и они рассыпаются, будто только этого и ждали. — Нам нужно бежать.
— А куда мы можем деться… отсюда?
Лиран прижимает мою ладонь к своей груди, где под кожей пульсирует голубой свет — точно такой же, как у меня.
— Туда, куда поведет этот свет.
Дверь взрывается.
В проеме Тень. Она слишком высокая, хотя и мы не низкие. На ее голове венец из черных рогов. Ее платье соткано из теней и стонет от тысячи потерянных голосов. Дрянь, которая посмела вмешаться в нашу жизнь.
— Мои беглые птички, — ее голос скрипит.
Лиран мягко толкает меня:
— Элиана, беги!
Я вцепляюсь в его руку:
— Нет, только вместе.
Мы разбегаемся в разные стороны.
Тень замирает. Этот миг — наш шанс. Мы бросаемся к свету, и мир взрывается болью. Тень хватает меня за волосы:
— Куда ты, малютка?
Ее пальцы впиваются в мои волосы, вырывая их с корнем. Боль пронзает кожу головы, слезы выступают на глазах. Я кричу, но не от боли, а от ярости.
Этого не должно было случиться. Нам же почти удалось убежать!
— Малютка, — дыхание Тени пахнет гнилыми листьями, — ты действительно думала, что сможешь меня обхитрить?
Я извиваюсь в ее хватке, ногти впиваются в ее запястье. Кожа под моими пальцами холодная и склизкая, как мокрая кора. Мерзость. Шиплю:
— Отпусти меня!
Рядом раздается рев Лирана. Я вижу мельком: он бросается вперед, его глаза горят той самой яростью, что я так люблю. Боги, как он прекрасен...
Но Тень лишь смеется — ее мерзкий смех звучит, как треск ломающихся костей:
— Ах, мой рыцарь, — она взмахивает свободной рукой, и тени срываются с пола, обвивая Лирана, как змеи.
Он падает на колени, его лицо искажается гримасой боли.
— Лиран! — мой крик разрывает горло.
Я бьюсь в хватке Тени, но Тень лишь крепче сжимает жуткие неестественно длинные и сильные пальцы, притягивая меня ближе:
— Ты отдала за него свои воспоминания, дитя мое. Но что ты отдашь за нее? — шепот Тени заползает в уши, как червь.
Я замираю. О чем эта проклятая тварь?!
И вдруг понимаю. Аэлина. Мост. Ее магия.
Холодная волна страха накрывает меня с головой.
— Нет... — сдавленно пищу, но Тень уже знает, что я поняла.
Ее губы растягиваются в улыбке — слишком широкой, слишком зубастой.
— Она уже угасает, дитя. Скоро от нее не останется ничего. Ни имени. Ни души.
Я смотрю на Лирана. Его глаза полны той же ужасной догадки: наша дочь умирает.
И тогда… я перестаю бороться. Мои мышцы расслабляются, голова падает назад, будто от покорности.
Тень смеется — торжествующе, мерзко:
— Вот и хорошая девочка.
Но ее смех обрывается, когда я впиваюсь ей в лицо. Я не целюсь. Я рву. Ногти скользят по ее глазам, и Тень впервые кричит — не игриво, не насмешливо, а по-настоящему.
Тени дрожат.
Лиран поднимается, разрывая их оковы. Я вырываюсь из захвата, чувствуя, как клочья моих волос остаются в костлявых пальцах Тени.
Мы бросаемся к свету — к той самой точке, где пульсирует наш общий знак.
Но Тень уже оправляется от моего нападения:
— Я найду вас! — ее голос преследует нас, впивается в спину, как лезвие. — И вашу дочь тоже!
Мы прыгаем. Свет обжигает глаза. И первое, что я вижу, когда зрение возвращается... Аэлина лежит на земле. Ее тело почти прозрачно.
Я падаю на колени рядом с Аэлиной, и мои руки проходят сквозь нее, как сквозь утренний туман.
Нет. Нет. Нет. Слишком больно.
— Мама... — голос Аэлины едва слышен, словно доносится из-под толстого слоя воды.
Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются мне в ладони. Эта боль — ничто по сравнению с болью, что разрывает мне грудь.
— Держись, — прошу, хотя знаю — ей не за что держаться. Ее тело растворяется.
Лиран стоит позади меня, его дыхание прерывистое. Я чувствую его взгляд на спине — тяжелый, полный той же безысходности, что ощущаю я сама.
— Мы можем... — он начинает, но замолкает.
Мы ничего не можем.
Аэлина улыбается. Эта проклятая улыбка — такая же, как у Лирана, когда он знает, что все хуже некуда.
— Время... почти вышло... — совсем прозрачная рука Аэлины касается моего лица. Я не чувствую ничего.
Тени вокруг нас сгущаются. Они еще не нападают, они просто... ждут. Как хищные птицы выжидают кончину добычи.
— Нет, — я качаю головой и сжимаю плечи Аэлины, но сквозь мои пальцы проходит холодный воздух. — Нет, я тебе не позволяю! Нельзя!
Где-то вдали раздается знакомый скрежет — будто кто-то точит когти о камень.
Тень близко.
Аэлина внезапно хватает мою руку. Как она может хватать, если ее уже почти нет?! Я теряюсь. Голубые глаза дочери горят.
— Мама… помни... лес... ручей... — каждое слово дается ей с трудом. — Ваш... свет...
Лиран резко оборачивается:
— Они идут.
Я знаю, что он прав. Тени стали плотнее. Воздух пахнет гнилью. Но я не могу уйти. Не могу оставить дочь им.
— Мама... — Аэлина смотрит на меня, — Бегите. Срочно. Это все, что я хочу.
Ее тело вспыхивает голубым светом, Аэлина дает нам последний шанс.
Лиран хватает меня за руку:
— Элиана!
— НЕТ!
Аэлина шепчет последние слова:
— Найдите... начало...
Свет становится ослепительным. Тени взвывают. Мир переворачивается с ног на голову. И в последний момент, перед тем как нас уносит прочь… я вижу, как когти Тени впиваются в то, что осталось от моей дочери. Аэлина исчезает.
Глава 5. Дверь в забытое
Мы падаем в свет. Он обжигает, выжигает, вытравливает из меня последние слезы. Лиран держит мою руку ужасно крепко, даже больно, но я молчу. Лирану плохо, как и мне. Может, ему даже хуже, чем мне. Он не спас нашу дочь, не защитил ее.
Наша Аэлина исчезла. Рогатая тварь забрала ее. Эти мысли гложут меня изнутри, как голодные крысы.
Земля встречает нас жестко. Я падаю на спину, и воздух вырывается из легких. Над нами небо такого синего цвета, которого я не видела сто лет.
— Лес... — Лиран хрипит, поднимаясь на локти.
Я переворачиваюсь на живот и застываю. Перед нами тот самый ручей из вспышки памяти. Те самые деревья. Даже тот самый камень, на котором мы с Лираном когда-то вырезали наши имена магией.
Но что-то не так. Воздух дрожит, как над раскаленным камнем. Края мира подернуты дымкой.
— Это не настоящий лес, — говорю, поднимаясь. — Это...
— Память, — заканчивает Лиран. Его глаза горят странным светом. — Наша с тобой общая память о наших первых моментах.
Где-то за спиной хрустит ветка. Мы оборачиваемся одновременно. Между деревьев стоит и улыбается маленькая девочка с моими глазами и красивыми чертами лица Лирана:
— Мама? Папа?
Мое сердце замирает. Это Аэлина, но не та, что стала мостом, а та, которой она никогда не была.
