Лиран делает шаг вперед:
— Как?..
Девочка смеется и вдруг растворяется, как мираж. На ее месте остается только голубой светящийся цветок, как те, что вырастали из моих слез.
Издалека доносится кошмарный вой. Лиран хватает мою руку:
— Аэлина подсказала нам путь.
Я еще не вполне понимаю:
— Путь куда?
Лиран смотрит на меня, и в его глазах ответ, от которого кровь стынет в жилах:
— Туда, где все началось.
— Я не понимаю! Объясни!
Вой становится ближе. Деревья вокруг начинают чернеть, как обугленная бумага. Жутко. Более, чем жутко.
Лиран тянет меня к цветку:
— Мы должны вернуться в начало.
— Но как?!
— Через себя, — он хватает цветок. — Через боль.
Мир взрывается голубым пламенем. Последнее, что я вижу — как когти Тени прорезают дым… И все становится белым.
* * *
Белое. Только белое. Я падаю сквозь эту пустоту, и она выедает мне глаза, заполняет легкие, проникает под кожу.
Лиран? Где он?
Я пробую крикнуть, но звука нет. Ничего нет. Только эта проклятая белизна, которая стирает меня. Потом приходит боль. Острая и яркая, точно нож между ребер.
Я беззвучно кричу, хватаясь за живот, и мои пальцы натыкаются на что-то твердое.
Цветок. Тот самый голубой цветок. Он впивается мне в ладонь, пускает корни прямо мне в вены, и вдруг...
Вспышка.
Я совсем маленькая. Бегу по лесу, платье цепляется за ветки, а сзади они. Тени с рогами. Я падаю. Они настигают. Чьи-то руки хватают меня.
— Спрячься! — это голос моей мамы?
Темнота. Запах земли. Я в норе, а сверху топот, крики, а потом... тишина.
Когда я выползаю, вокруг только чья-то кровь и черные перья. Тень стоит посреди поляны. Смотрит прямо на меня. Улыбается.
— Маленькая птичка, ты будешь моей.
Рывок. Я возвращаюсь в белую пустоту, задыхаясь.
Цветок в моей руке теперь светится ярче. Вдруг понимаю: это не просто воспоминание. Это ключ.
Где-то в белизне раздается хруст. Я оборачиваюсь. Лиран лежит без сознания, его рука превращается в прозрачную. А в десяти шагах от нас дверь. Деревянная, с железной ручкой. Та самая, что была в нашем доме, которого никогда не было. Из-за нее доносится плач. Детский. Знакомый.
Я ползу к Лирану, хватаю его за плечо:
— Проснись! Там Аэлина!
Его веки дрожат.
Дверь скрипит, начинает открываться. Из щели выползает черный дым. И тогда я слышу смех Тени прямо у себя за спиной.
Белое пространство дрожит, словно отзываясь на мой страх. Я прижимаю руку с цветком к груди – его голубой свет пульсирует в такт моему сердцу.
Лиран приходит в себя, медленно моргая. Его глаза — обычно такие ясные — сейчас мутные, будто затянутые пеленой тумана.
Лиран теряет себя — понимаю с внезапной острой болью.
— Дверь... — из его горла вырывается хрип.
Я крепче сжимаю его руку:
— Да. Дверь в детскую Аэлины. Но это наверняка ловушка.
Плач из-за двери становится громче. Слишком знакомый. Слишком настоящий. Рвет мне душу в клочья, заставляя слезы выступить на глазах.
Тень пока не приближается. Она стоит в отдалении, и ее лицо наконец-то видно четко. Бледная, почти прозрачная кожа. Глаза — два черных бездонных колодца. Рот — слишком широкий, с тонкими губами, которые никогда не улыбаются по-настоящему. А рога... Боги, ее рога изгибаются, будто корни мертвого дерева, черные и покрытые чем-то липким. Может, это и не рога вовсе…
Лиран поднимается, опираясь на мое плечо.
Дверь приоткрывается еще немного. В щели темнота, но теперь я различаю в ней слабый голубой свет. Как наш. И как у Аэлины.
Мы с Лираном делаем шаг вперед, и пространство вздрагивает. Белизна вокруг нас начинает таять, превращаясь в стены… детской комнаты. Аэлина сидит в углу, обняв колени. Ее светлые волосы растрепаны, а по щекам текут слезы:
— Мама? Папа?
Я бросаюсь вперед и тут же останавливаюсь. Это не она. Не наша настоящая дочь. Лиран кладет руку мне на плечо:
— Она воспоминание. Но оно настоящее.
Аэлина, точнее этот образ-призрак Аэлины поднимает на нас глаза:
— Я потерялась...
За окном бушует буря. Стекло дрожит от ударов ветра. И тогда я понимаю: мы с Лираном не просто вернулись в прошлое. Мы внутри того самого дня, когда Тень забрала Аэлину.
Детская комната приятно пахнет теплым молоком и булочками — точно так же, как в тот день. Я вдыхаю этот запах, и воспоминание бьет меня, как молот: мы сами отдали ее. Точно. Сами.
Лиран стоит рядом, его лицо искажено болью. Он тоже помнит. Впрочем, некоторые вещи он помнит лучше меня.
Призрак Аэлины смотрит на нас с безмолвным укором:
— Почему?
Тень в углу комнаты смеется. Боги… Она тоже здесь.
Теперь я прекрасно ее вижу: ее кожа не просто бледная. Она прозрачная, как лед на замерзшем озере. Под ней темные вены, пульсирующие, словно корни ядовитого растения. Глаза — два зеркала, но вместо отражения в них пустота. Если смотреть слишком долго, то кажется, что ты видишь там себя, но изможденного, сломанного. Рот... Он не двигается, когда Тень говорит. Ее слова будто возникают прямо у меня в голове, холодные и скользкие:
— Вы знаете почему. Ответьте.
Лиран мрачно говорит:
— Мы думали...
— Что спасаете, — Тень перебивает его. Ее голос – это шелест мертвых листьев под сапогами.
Я сжимаю кулаки, чувствуя, как голубой цветок впивается мне в ладонь.
Тень медленно поднимает руку — ее пальцы слишком длинные, с суставами в неправильных местах. Она проводит ими по волосам призрачной Аэлины:
— Ваша дочь была особенной. Ее магия могла разрушить барьеры между мирами.
— Мы боялись ее, — утверждаю, и Тень впервые моргает.
Лиран поворачивается ко мне, его голубые глаза горят:
— Мы отдали ее, потому что...
— Потому что она была сильнее нас обоих, Лиран. Намного сильнее. И мы испугались.
Комната дрожит. Картины падают со стен.
Я чувствую: настоящая Аэлина, где бы она ни была, теперь знает правду. Тень расправляет плечи — ее платье из теней колышется, хотя ветра нет:
— Вы отдали ее, чтобы спасти себя. Не ее. Себя. И теперь вы вернулись за тем же.
За окном бушует буря. Но самое страшное — это не буря и не жуткая Тень в паре шагов от нас. Самое жуткое — тихий голос призрачной Аэлины:
— Вы все еще боитесь меня?
Вопрос Аэлины повисает в воздухе, тяжелый, как обвинение. Я чувствую, как рука Лирана непроизвольно сжимает мое плечо. Его пальцы дрожат, и я еще никогда не видела его таким. Безупречного непреклонного Лирана. Того, кто всегда знает, что ему, мне и всем нам делать.
И я вдруг понимаю: мы никогда не боялись Аэлину. Мы боялись того, что сделали с собой ради нее.
Первая жизнь — вспышка памяти бьет мне по вискам. Я жрица в белых одеждах, а Лиран воин с мечом у алтаря. Мы прячем нашего ребенка в подземелье, потому что ее глаза отражают будущее, а ее слезы заставляют цвести мертвые земли. Потому что… мы не смогли защитить ее от собственного народа.
Вторая жизнь. Дым. Крики. Лиран держит окровавленный меч, а я стою над телом охотника, пришедшего за нашим «проклятым отродьем». Аэлина, такая маленькая, смотрит на нас с ужасом:
— Я не хочу быть монстром!
И тогда мы с Лираном принимаем тяжелейшее решение: лучше отдать ее Тени, чем сломать.
Я падаю на колени, осколки бесчисленных битых зеркал впиваются в кожу, но эта боль ничто.
— Мы... думали, что мы спасаем тебя, — мой голос дрожит, как эти проклятые зеркала вокруг.
Лиран стоит рядом, его тень накрывает меня:
— Спасаем от себя, — говорит он жестко. — От нашей любви, которая всегда превращалась в одержимость. От нашей ненависти, которая сжигала все на своем пути.
Тень смеется, ее смех — скрежет сотни птичьих костей:
— Вы лгали себе. Вы просто испугались, что Аэлина станет сильнее вас.
— Нет.
Я поднимаю голову. В разбитых зеркалах наша первая с Лираном встреча у реки. Он раненый дезертир. Я беглая рабыня. Мы ненавидим друг друга до тех пор, пока не понимаем, что в глазах другого видим одно и то же: ярость, которая может либо разрушить, либо спасти.
Наша свадьба. Клятвы, данные нами не богам, а тьме между звезд. «Я буду твоим якорем». «А я — твоим домом».
Первые слезы Аэлины, превратившие песок в изумруды.
— Мы хотели... — начинаю, но Тень перебивает, ее слишком длинные пальцы смыкаются вокруг осколка с нашим отражением:
— Вы хотели контролировать Аэлину. Как вы контролировали друг друга. Как вы контролируете свои страхи. Но магия... настоящая магия... она живая.
Аэлина, не призрак, не воспоминание, настоящая — я чувствую — смотрит на нас из глубины зеркал:
— Вы все еще пытаетесь контролировать.
И тогда я вижу правду ее глазами: одна жизнь, где она сжигает нас обоих, не сумев сдержать свою силу. Другая, где мы запираем ее в башне на всю вечность. Третья, где Тень спасает ее... от нас.
Лиран хватает самый большой осколок — тот, где мы счастливы:
— Хватит. Мы больше не те. Мы другие, — в его голосе ни капли сомнения.
Тень наклоняет голову, и ее рога отбрасывают странные тени, складывающиеся в крылья:
— Другие? Докажите.
Зеркала начинают дрожать.
Аэлина протягивает руку — настоящую, живую — из осколка зеркала:
— Выберите снова.
Я делаю шаг вперед. Лиран держит меня за руку.
Все зеркала взрываются одновременно. Тень улыбается. Осколки застывают в воздухе, и в каждом отражение глаз Тени — звезды. Самые настоящие звезды, запертые в двух черных безднах.
— Ты... — Лиран делает шаг назад, и кинжал в его сильной руке дрожит.
Тень поднимает руку, и осколки складываются в картину: не всегда она была Тенью. Когда-то ее звали Весной.
Она была первой, кто научил людей говорить с ветром, но люди боялись ее дара. Однажды ночью они приковали Весну к скале и выкололи ей глаза, чтобы «лишить ее колдовской силы».
А звезды... сжалились над ней. Они спустились в ее пустые глазницы и стали ее новым зрением.
Вторая картина шокирует еще больше: Аэлина не была пленницей Тени. В осколках мелькают моменты: Тень качает маленькую Аэлину на руках, напевая ей песню на забытом языке. Тень учит Аэлину собирать звезды в ладони, как ягоды. Аэлина-подросток кричит: «Ты не моя мать!», а Тень отворачивается, и из ее глаз капают звездные слезы.
— Ты растила ее, — озарение накрывает меня, как тяжелое покрывало.
Тень — Весна? Кто она теперь? — касается своего лица:
— Я дала ей то, чего не дали вы. Выбор.
Мы видим, как Аэлина стоит между мирами. Ее руки сжимают два разных света: наш голубой и звездный Тени.
— Она... балансирует, — Лиран понимает первым.
Тень кивает, и ее платье из теней колышется:
— Если я отпущу Аэлину, ваши миры рухнут. Если вы заберете ее, мои звезды погаснут.
Аэлина смотрит на нас. Затем на Тень. В ее голубых глазах вспыхивает решение:
— Я знаю, что нам делать.
Но прежде чем мы слышим что-либо еще, земля уходит из-под ног. Мы с Лираном падаем вниз, в звездную бездну. Аэлина протягивает руку... но не к нам. К Тени.
* * *
Мы падаем сквозь звездную бездну, и я вдруг осознаю: это не падение. Это возвращение.
Тьма вокруг нас становится мягче, превращаясь в странный полумрак. Мы приземляемся на поверхность, которая пульсирует под ногами, как живая.
Мир между мирами. Он не похож ни на что, что я могла бы представить. Под ногами не земля и не вода, а что-то вроде тумана, сплетенного из корней. Они светятся голубым, как наша энергия, и серебряным, как слезы Тени. Над головой не небо, а тысячи висящих зеркал. В каждом отражении разные версии нас.
Лиран — человеческий фермер. Я — человеческий пекарь. Аэлина — обычный человеческий ребенок. Мы вообще не эльфы.
Лиран — король. Я — его тень. Аэлина — призрак у трона.
Лиран мертв. Я жива. Аэлина — та, что стережет могилу Лирана.
— Что?.. — спрашиваю, но мой голос теряется в этом странном пространстве.
Тень появляется без звука. Теперь она выглядит иначе — ее рога стали меньше, напоминая ветви молодого дерева. Глаза все еще полны звезд, но теперь я вижу — это не просто светила. Это души тех, кто, как и Весна, был предан.
— Ты хотела знать о моем прошлом. О том, кто я и как я стала собой, — говорит Тень, и ее голос звучит... почти нормально. Почти, как голос молодой женщины.
Она проводит рукой по воздуху, и корни под нашими ногами расступаются, показывая ее правду в деталях: Весна появилась на свет в мире, где магия была языком природы. Ее отец — тень старого дуба. Ее мать — утренний ветер.
Люди пришли за ее знанием. Они называли ее богиней, пока она учила их говорить с землей и с ветром. А потом... костры. Крики. Железные цепи. Весна не смогла спастись, хотя изначально была сильнее людей. А может, она просто не захотела?
Когда последний луч света покидал ее выколотые глаза, Вселенная сжалилась. Созвездия сплели Весне новые глаза из своего света. Земля дала ей платье из теней. А ее боль... стала мостом между мирами.
— Почему ты забрала Аэлину? — спрашивает Лиран, но в его голосе уже нет обвинения. Только желание знать. Как и у меня. Конечно, Лирану важнее наша дочь, чем переживания незнакомой женщины. Он мужчина, воин и муж… Мой муж.
Тень или Весна — как ее теперь называть? — поворачивается к одному из зеркал. Там маленькая Аэлина, плачущая в темноте.
— Она сама позвала меня. А я... не умею отказывать тем, кого предали.
Вдруг пространство содрогается. Корни рвутся. Зеркала трескаются. Сквозь хаос прорывается голос Аэлины:
— Они идут!
Тень резко оборачивается, и ее платье вздымается:
— Те, кто предал меня. Те, кто предал вас. Они нашли путь к нам.
Лиран хватает меня за руку, готовый увести меня куда угодно:
— Кто они?
А я уже знаю ответ. В этот раз я понимаю быстрее Лирана. В разбивающихся зеркалах появляются наши лица. Других версий нас. Тех, кто решил, что опасную магию нужно уничтожить.
Тень расправляет плечи, и ее рога-ветки вспыхивают звездным светом:
— Вы должны выбрать. Бежать… — она протягивает руку к дрожащему корню — тому самому, что соединяет все миры, — или оборвать нити.
Мы слышим шаги. Сотни шагов. Они уже близко.
Звезды-души мерцают в глазах Тени, и я вдруг понимаю: это не просто свет. Каждая звезда — целый мир.
Там, в глубине синей звезды девушка с крыльями вместо рук, которую сожгли за «ведьминские отметины». В золотой старик, заживо замурованный в стене за то, что умел лечить жуткую болезнь. В алой наша с Лираном «душа», сплетенная в странный узел из двух звезд.
Тень касается этой звезды, и перед нами разворачивается правда, которую мы забыли.
Ненависть. Мы встретились на поле боя. Я — дочь поверженного короля. Он — солдат, перерезавший мою семью. Я вонзила кинжал ему между ребер. Он успел обжечь мне лицо. Но мы оба выжили.
Одержимость. Мы искали друг друга годами. Не для мести, а чтобы понять, как можно ненавидеть так сильно и все еще чувствовать эту странную тягу...
Вечность. Когда магия Аэлины проявилась впервые, мы поклялись жить как можно дольше. Не потому что боялись за Аэлину, а поскольку опасались, что в следующей жизни мы снова станем врагами.
Тень смотрит на нас, и ее звездные глаза темнеют:
— Вы сделали свою любовь вечной... из страха. Но вечность — это не жизнь. Это привычка.
Аэлина появляется внезапно — ее руки держат два света, но теперь я вижу: они не просто энергия. Это ярость Лирана и моя тьма, сплетенные воедино.
— Вы все еще играете в ту же игру. Только теперь вместо ножа у вас поцелуи, а вместо ран шрамы на сердце.
Лиран опускается на колени. Его руки сжимают корни мира, и они отвечают ему — светятся тем же голубым, что и моя метка на запястье.
— Как?..
Девочка смеется и вдруг растворяется, как мираж. На ее месте остается только голубой светящийся цветок, как те, что вырастали из моих слез.
Издалека доносится кошмарный вой. Лиран хватает мою руку:
— Аэлина подсказала нам путь.
Я еще не вполне понимаю:
— Путь куда?
Лиран смотрит на меня, и в его глазах ответ, от которого кровь стынет в жилах:
— Туда, где все началось.
— Я не понимаю! Объясни!
Вой становится ближе. Деревья вокруг начинают чернеть, как обугленная бумага. Жутко. Более, чем жутко.
Лиран тянет меня к цветку:
— Мы должны вернуться в начало.
— Но как?!
— Через себя, — он хватает цветок. — Через боль.
Мир взрывается голубым пламенем. Последнее, что я вижу — как когти Тени прорезают дым… И все становится белым.
* * *
Белое. Только белое. Я падаю сквозь эту пустоту, и она выедает мне глаза, заполняет легкие, проникает под кожу.
Лиран? Где он?
Я пробую крикнуть, но звука нет. Ничего нет. Только эта проклятая белизна, которая стирает меня. Потом приходит боль. Острая и яркая, точно нож между ребер.
Я беззвучно кричу, хватаясь за живот, и мои пальцы натыкаются на что-то твердое.
Цветок. Тот самый голубой цветок. Он впивается мне в ладонь, пускает корни прямо мне в вены, и вдруг...
Вспышка.
Я совсем маленькая. Бегу по лесу, платье цепляется за ветки, а сзади они. Тени с рогами. Я падаю. Они настигают. Чьи-то руки хватают меня.
— Спрячься! — это голос моей мамы?
Темнота. Запах земли. Я в норе, а сверху топот, крики, а потом... тишина.
Когда я выползаю, вокруг только чья-то кровь и черные перья. Тень стоит посреди поляны. Смотрит прямо на меня. Улыбается.
— Маленькая птичка, ты будешь моей.
Рывок. Я возвращаюсь в белую пустоту, задыхаясь.
Цветок в моей руке теперь светится ярче. Вдруг понимаю: это не просто воспоминание. Это ключ.
Где-то в белизне раздается хруст. Я оборачиваюсь. Лиран лежит без сознания, его рука превращается в прозрачную. А в десяти шагах от нас дверь. Деревянная, с железной ручкой. Та самая, что была в нашем доме, которого никогда не было. Из-за нее доносится плач. Детский. Знакомый.
Я ползу к Лирану, хватаю его за плечо:
— Проснись! Там Аэлина!
Его веки дрожат.
Дверь скрипит, начинает открываться. Из щели выползает черный дым. И тогда я слышу смех Тени прямо у себя за спиной.
Белое пространство дрожит, словно отзываясь на мой страх. Я прижимаю руку с цветком к груди – его голубой свет пульсирует в такт моему сердцу.
Лиран приходит в себя, медленно моргая. Его глаза — обычно такие ясные — сейчас мутные, будто затянутые пеленой тумана.
Лиран теряет себя — понимаю с внезапной острой болью.
— Дверь... — из его горла вырывается хрип.
Я крепче сжимаю его руку:
— Да. Дверь в детскую Аэлины. Но это наверняка ловушка.
Плач из-за двери становится громче. Слишком знакомый. Слишком настоящий. Рвет мне душу в клочья, заставляя слезы выступить на глазах.
Тень пока не приближается. Она стоит в отдалении, и ее лицо наконец-то видно четко. Бледная, почти прозрачная кожа. Глаза — два черных бездонных колодца. Рот — слишком широкий, с тонкими губами, которые никогда не улыбаются по-настоящему. А рога... Боги, ее рога изгибаются, будто корни мертвого дерева, черные и покрытые чем-то липким. Может, это и не рога вовсе…
Лиран поднимается, опираясь на мое плечо.
Дверь приоткрывается еще немного. В щели темнота, но теперь я различаю в ней слабый голубой свет. Как наш. И как у Аэлины.
Мы с Лираном делаем шаг вперед, и пространство вздрагивает. Белизна вокруг нас начинает таять, превращаясь в стены… детской комнаты. Аэлина сидит в углу, обняв колени. Ее светлые волосы растрепаны, а по щекам текут слезы:
— Мама? Папа?
Я бросаюсь вперед и тут же останавливаюсь. Это не она. Не наша настоящая дочь. Лиран кладет руку мне на плечо:
— Она воспоминание. Но оно настоящее.
Аэлина, точнее этот образ-призрак Аэлины поднимает на нас глаза:
— Я потерялась...
За окном бушует буря. Стекло дрожит от ударов ветра. И тогда я понимаю: мы с Лираном не просто вернулись в прошлое. Мы внутри того самого дня, когда Тень забрала Аэлину.
Детская комната приятно пахнет теплым молоком и булочками — точно так же, как в тот день. Я вдыхаю этот запах, и воспоминание бьет меня, как молот: мы сами отдали ее. Точно. Сами.
Лиран стоит рядом, его лицо искажено болью. Он тоже помнит. Впрочем, некоторые вещи он помнит лучше меня.
Призрак Аэлины смотрит на нас с безмолвным укором:
— Почему?
Тень в углу комнаты смеется. Боги… Она тоже здесь.
Теперь я прекрасно ее вижу: ее кожа не просто бледная. Она прозрачная, как лед на замерзшем озере. Под ней темные вены, пульсирующие, словно корни ядовитого растения. Глаза — два зеркала, но вместо отражения в них пустота. Если смотреть слишком долго, то кажется, что ты видишь там себя, но изможденного, сломанного. Рот... Он не двигается, когда Тень говорит. Ее слова будто возникают прямо у меня в голове, холодные и скользкие:
— Вы знаете почему. Ответьте.
Лиран мрачно говорит:
— Мы думали...
— Что спасаете, — Тень перебивает его. Ее голос – это шелест мертвых листьев под сапогами.
Я сжимаю кулаки, чувствуя, как голубой цветок впивается мне в ладонь.
Тень медленно поднимает руку — ее пальцы слишком длинные, с суставами в неправильных местах. Она проводит ими по волосам призрачной Аэлины:
— Ваша дочь была особенной. Ее магия могла разрушить барьеры между мирами.
— Мы боялись ее, — утверждаю, и Тень впервые моргает.
Лиран поворачивается ко мне, его голубые глаза горят:
— Мы отдали ее, потому что...
— Потому что она была сильнее нас обоих, Лиран. Намного сильнее. И мы испугались.
Комната дрожит. Картины падают со стен.
Я чувствую: настоящая Аэлина, где бы она ни была, теперь знает правду. Тень расправляет плечи — ее платье из теней колышется, хотя ветра нет:
— Вы отдали ее, чтобы спасти себя. Не ее. Себя. И теперь вы вернулись за тем же.
За окном бушует буря. Но самое страшное — это не буря и не жуткая Тень в паре шагов от нас. Самое жуткое — тихий голос призрачной Аэлины:
— Вы все еще боитесь меня?
Вопрос Аэлины повисает в воздухе, тяжелый, как обвинение. Я чувствую, как рука Лирана непроизвольно сжимает мое плечо. Его пальцы дрожат, и я еще никогда не видела его таким. Безупречного непреклонного Лирана. Того, кто всегда знает, что ему, мне и всем нам делать.
И я вдруг понимаю: мы никогда не боялись Аэлину. Мы боялись того, что сделали с собой ради нее.
Первая жизнь — вспышка памяти бьет мне по вискам. Я жрица в белых одеждах, а Лиран воин с мечом у алтаря. Мы прячем нашего ребенка в подземелье, потому что ее глаза отражают будущее, а ее слезы заставляют цвести мертвые земли. Потому что… мы не смогли защитить ее от собственного народа.
Вторая жизнь. Дым. Крики. Лиран держит окровавленный меч, а я стою над телом охотника, пришедшего за нашим «проклятым отродьем». Аэлина, такая маленькая, смотрит на нас с ужасом:
— Я не хочу быть монстром!
И тогда мы с Лираном принимаем тяжелейшее решение: лучше отдать ее Тени, чем сломать.
Я падаю на колени, осколки бесчисленных битых зеркал впиваются в кожу, но эта боль ничто.
— Мы... думали, что мы спасаем тебя, — мой голос дрожит, как эти проклятые зеркала вокруг.
Лиран стоит рядом, его тень накрывает меня:
— Спасаем от себя, — говорит он жестко. — От нашей любви, которая всегда превращалась в одержимость. От нашей ненависти, которая сжигала все на своем пути.
Тень смеется, ее смех — скрежет сотни птичьих костей:
— Вы лгали себе. Вы просто испугались, что Аэлина станет сильнее вас.
— Нет.
Я поднимаю голову. В разбитых зеркалах наша первая с Лираном встреча у реки. Он раненый дезертир. Я беглая рабыня. Мы ненавидим друг друга до тех пор, пока не понимаем, что в глазах другого видим одно и то же: ярость, которая может либо разрушить, либо спасти.
Наша свадьба. Клятвы, данные нами не богам, а тьме между звезд. «Я буду твоим якорем». «А я — твоим домом».
Первые слезы Аэлины, превратившие песок в изумруды.
— Мы хотели... — начинаю, но Тень перебивает, ее слишком длинные пальцы смыкаются вокруг осколка с нашим отражением:
— Вы хотели контролировать Аэлину. Как вы контролировали друг друга. Как вы контролируете свои страхи. Но магия... настоящая магия... она живая.
Аэлина, не призрак, не воспоминание, настоящая — я чувствую — смотрит на нас из глубины зеркал:
— Вы все еще пытаетесь контролировать.
И тогда я вижу правду ее глазами: одна жизнь, где она сжигает нас обоих, не сумев сдержать свою силу. Другая, где мы запираем ее в башне на всю вечность. Третья, где Тень спасает ее... от нас.
Лиран хватает самый большой осколок — тот, где мы счастливы:
— Хватит. Мы больше не те. Мы другие, — в его голосе ни капли сомнения.
Тень наклоняет голову, и ее рога отбрасывают странные тени, складывающиеся в крылья:
— Другие? Докажите.
Зеркала начинают дрожать.
Аэлина протягивает руку — настоящую, живую — из осколка зеркала:
— Выберите снова.
Глава 6. Когда звезды целуют рассвет
Я делаю шаг вперед. Лиран держит меня за руку.
Все зеркала взрываются одновременно. Тень улыбается. Осколки застывают в воздухе, и в каждом отражение глаз Тени — звезды. Самые настоящие звезды, запертые в двух черных безднах.
— Ты... — Лиран делает шаг назад, и кинжал в его сильной руке дрожит.
Тень поднимает руку, и осколки складываются в картину: не всегда она была Тенью. Когда-то ее звали Весной.
Она была первой, кто научил людей говорить с ветром, но люди боялись ее дара. Однажды ночью они приковали Весну к скале и выкололи ей глаза, чтобы «лишить ее колдовской силы».
А звезды... сжалились над ней. Они спустились в ее пустые глазницы и стали ее новым зрением.
Вторая картина шокирует еще больше: Аэлина не была пленницей Тени. В осколках мелькают моменты: Тень качает маленькую Аэлину на руках, напевая ей песню на забытом языке. Тень учит Аэлину собирать звезды в ладони, как ягоды. Аэлина-подросток кричит: «Ты не моя мать!», а Тень отворачивается, и из ее глаз капают звездные слезы.
— Ты растила ее, — озарение накрывает меня, как тяжелое покрывало.
Тень — Весна? Кто она теперь? — касается своего лица:
— Я дала ей то, чего не дали вы. Выбор.
Мы видим, как Аэлина стоит между мирами. Ее руки сжимают два разных света: наш голубой и звездный Тени.
— Она... балансирует, — Лиран понимает первым.
Тень кивает, и ее платье из теней колышется:
— Если я отпущу Аэлину, ваши миры рухнут. Если вы заберете ее, мои звезды погаснут.
Аэлина смотрит на нас. Затем на Тень. В ее голубых глазах вспыхивает решение:
— Я знаю, что нам делать.
Но прежде чем мы слышим что-либо еще, земля уходит из-под ног. Мы с Лираном падаем вниз, в звездную бездну. Аэлина протягивает руку... но не к нам. К Тени.
* * *
Мы падаем сквозь звездную бездну, и я вдруг осознаю: это не падение. Это возвращение.
Тьма вокруг нас становится мягче, превращаясь в странный полумрак. Мы приземляемся на поверхность, которая пульсирует под ногами, как живая.
Мир между мирами. Он не похож ни на что, что я могла бы представить. Под ногами не земля и не вода, а что-то вроде тумана, сплетенного из корней. Они светятся голубым, как наша энергия, и серебряным, как слезы Тени. Над головой не небо, а тысячи висящих зеркал. В каждом отражении разные версии нас.
Лиран — человеческий фермер. Я — человеческий пекарь. Аэлина — обычный человеческий ребенок. Мы вообще не эльфы.
Лиран — король. Я — его тень. Аэлина — призрак у трона.
Лиран мертв. Я жива. Аэлина — та, что стережет могилу Лирана.
— Что?.. — спрашиваю, но мой голос теряется в этом странном пространстве.
Тень появляется без звука. Теперь она выглядит иначе — ее рога стали меньше, напоминая ветви молодого дерева. Глаза все еще полны звезд, но теперь я вижу — это не просто светила. Это души тех, кто, как и Весна, был предан.
— Ты хотела знать о моем прошлом. О том, кто я и как я стала собой, — говорит Тень, и ее голос звучит... почти нормально. Почти, как голос молодой женщины.
Она проводит рукой по воздуху, и корни под нашими ногами расступаются, показывая ее правду в деталях: Весна появилась на свет в мире, где магия была языком природы. Ее отец — тень старого дуба. Ее мать — утренний ветер.
Люди пришли за ее знанием. Они называли ее богиней, пока она учила их говорить с землей и с ветром. А потом... костры. Крики. Железные цепи. Весна не смогла спастись, хотя изначально была сильнее людей. А может, она просто не захотела?
Когда последний луч света покидал ее выколотые глаза, Вселенная сжалилась. Созвездия сплели Весне новые глаза из своего света. Земля дала ей платье из теней. А ее боль... стала мостом между мирами.
— Почему ты забрала Аэлину? — спрашивает Лиран, но в его голосе уже нет обвинения. Только желание знать. Как и у меня. Конечно, Лирану важнее наша дочь, чем переживания незнакомой женщины. Он мужчина, воин и муж… Мой муж.
Тень или Весна — как ее теперь называть? — поворачивается к одному из зеркал. Там маленькая Аэлина, плачущая в темноте.
— Она сама позвала меня. А я... не умею отказывать тем, кого предали.
Вдруг пространство содрогается. Корни рвутся. Зеркала трескаются. Сквозь хаос прорывается голос Аэлины:
— Они идут!
Тень резко оборачивается, и ее платье вздымается:
— Те, кто предал меня. Те, кто предал вас. Они нашли путь к нам.
Лиран хватает меня за руку, готовый увести меня куда угодно:
— Кто они?
А я уже знаю ответ. В этот раз я понимаю быстрее Лирана. В разбивающихся зеркалах появляются наши лица. Других версий нас. Тех, кто решил, что опасную магию нужно уничтожить.
Тень расправляет плечи, и ее рога-ветки вспыхивают звездным светом:
— Вы должны выбрать. Бежать… — она протягивает руку к дрожащему корню — тому самому, что соединяет все миры, — или оборвать нити.
Мы слышим шаги. Сотни шагов. Они уже близко.
Звезды-души мерцают в глазах Тени, и я вдруг понимаю: это не просто свет. Каждая звезда — целый мир.
Там, в глубине синей звезды девушка с крыльями вместо рук, которую сожгли за «ведьминские отметины». В золотой старик, заживо замурованный в стене за то, что умел лечить жуткую болезнь. В алой наша с Лираном «душа», сплетенная в странный узел из двух звезд.
Тень касается этой звезды, и перед нами разворачивается правда, которую мы забыли.
Ненависть. Мы встретились на поле боя. Я — дочь поверженного короля. Он — солдат, перерезавший мою семью. Я вонзила кинжал ему между ребер. Он успел обжечь мне лицо. Но мы оба выжили.
Одержимость. Мы искали друг друга годами. Не для мести, а чтобы понять, как можно ненавидеть так сильно и все еще чувствовать эту странную тягу...
Вечность. Когда магия Аэлины проявилась впервые, мы поклялись жить как можно дольше. Не потому что боялись за Аэлину, а поскольку опасались, что в следующей жизни мы снова станем врагами.
Тень смотрит на нас, и ее звездные глаза темнеют:
— Вы сделали свою любовь вечной... из страха. Но вечность — это не жизнь. Это привычка.
Аэлина появляется внезапно — ее руки держат два света, но теперь я вижу: они не просто энергия. Это ярость Лирана и моя тьма, сплетенные воедино.
— Вы все еще играете в ту же игру. Только теперь вместо ножа у вас поцелуи, а вместо ран шрамы на сердце.
Лиран опускается на колени. Его руки сжимают корни мира, и они отвечают ему — светятся тем же голубым, что и моя метка на запястье.
