Но я в тот момент не подозревала, кто такой Скиталец на самом деле. И насколько он может быть замечательным товарищем.
— Его убила книга. Она здесь. У меня есть две минуты, я успею показать её тебе. Только я очень тебя прошу, не открывай её.
Тот, Кто Бродит Среди Книг нисколько не смутился и не возмутился от моего требовательного натиска и хватки. Скорее, наоборот. Он мягко высвободился из неё, чуть отступая в светлеющий проём между стеллажами. Но одна из его лап плавно легла мне на плечо и потянула за собой.
— Эта книга многих убила, — проговорил он. — Мне бы не хотелось, чтобы меня больше никто никогда не вызвал, когда я уйду. Терять Хозяев особенно больно, когда только-только обретаешь их.
Меня посетила сумасшедшая мысль, что у Скитальца до меня много веков назад было немало хозяев, а ему самому немало тысяч лет. Вообще, интересно бы поговорить с ним, конечно, если представится такая возможность.
Скиталец провёл меня в самую глубину библиотеки. Несмотря на то, что я за прошедшие дни довольно хорошо изучила, где что находится, ведь я работала с книгами отсюда — мне сейчас показалось, что тут я не была. Словно меня завели в параллельное измерение. Снова постигло чувство дежа-вю ("вюжа де"), которое я испытала в библиотеке Ирис, когда там заблудилась. Тот, Кто Бродит Среди Книг привёл меня в раздел с исторической литературой — старинными летописями, хрониками, букинистическими публицистическими изданиями.
— Они держали её в тайнике. О нём последний из рода Неверри не знал, не знал даже его отец. Знал только дед.
— Который Джакомо-старший?
— Да, он. Там есть несколько книг, которые могут заинтересовать последнего из рода Неверри. И тебя тоже. Их ты можешь трогать. Но не тронь Книгу Запретного Злого Знания.
С этим повторным напутствием Скиталец отпустил моё плечо, приподнялся на цыпочках — а мне бы в этом случае потребовалась стремянка. Он дотронулся до одной из книг на самой верхней полке, выдвинул её, вытащил.
— Это она? — ахнула я, увидев в его лапищах старинный географический атлас тысяча шестьсот какого-то года издания, в кожаном переплёте.
— Нет, это всего лишь ключ к планете, — снова снисходительный, но добрый и понимающий оскал.
Я вздрогнула, увидев, как отодвигается целый книжный шкаф, тяжёлый сам по себе. Он отодвинулся немного вглубь, отъехав на такое расстояние, что там мог пройти один не особо толстый человек. В проёме образовалась темнота, в то время как сама библиотека покрывалась светом наступающего январского утра.
— Она — там. Единственное оружие против Дагона. И не только. Этим оружием можно убить любого. Не важно, насколько он могущественный. Даже меня им можно убить. И всех твоих друзей. И врагов. Но да, лучше врагов. До встречи на закате, Хозяин.
Тот, Кто Бродит Среди Книг, добродушно и подбадривающе оскалился на прощанье и исчез. Я растерялась. Передо мной разверзлась дыра, где лежало то, за чем я сюда пришла. Стоило ли верить Скитальцу? Да. Правда ли, что мы с ним ещё раз увидимся? Хотелось бы верить.
А ещё очень хотелось, чтобы Тот, Кто Бродит Среди Книг стал мне другом. Мне показалось, что только он может справиться с Дагоном.
Библиотека. Ночь. Книги крепко спят.
Меж стеллажей гуляет вольный ветер.
Корешки во тьму таращат острый взгляд,
Луч Луны сквозь окна ярко светит.
Кто придёт в библиотеку в эту ночь?
И зачем придёт? Что у него на сердце?
Если встретит он Того, Кто Бродит, то помочь
Никто ему не сможет, и никуда не деться!
Он из тьмы возникнет вмиг —
Тот, Кто Бродит Среди Книг.
Он — интрига всех интриг —
Тот, Кто Бродит Среди Книг!
Повергает в нервный тик
Тот, Кто Бродит Среди Книг.
С ним я Истину постиг.
Тот, Кто Бродит Среди Книг!
Он не добр, не безразличен и не злой.
Он просто любит книги. Ему скучно.
Страшен и грозен вид его большой,
В его присутствии слегка вам станет душно.
И если ему в голову придёт,
Что ночной читатель явился недостойный —
Никакой осиновый кол вас не спасёт,
Вы просто пропадёте без вести спокойно.
Он не трогает лишь тех, кто чист и смел,
У кого помыслы из бескорыстия и чести,
А у всех остальных — кошмар удел,
Не на своём они оказались месте!
Если любишь читать, Тот, Кто Бродит, придёт
К тебе однажды как друг, его узнаешь
По шороху ночью среди книг. И вот
Ты уже сам по ночам в библиотеке гуляешь!
Книга Запретного Злого Знания
Несколько секунд, а может и минут, я стояла в ступоре перед тёмным проёмом. Пока не догадалась вернуться за фонариком и не сходить туда. Неужели не открывали эту потайную комнату ни дядя Милены — Икабод, ни её дед — Джакомо-младший, который дружил с Карин Бартул? Если так, то там должно быть очень грязно и пыльно. Я приготовилась чихать.
Протиснувшись сквозь достаточно узкую щель, образованную отъехавшим шкафом, я оказалась в крошечной комнатушке. Она напоминала застенки, потайные ходы, которые были в любом замке или усадьбе, и по которым обитатели могли спасаться от осаждающих врагов, ныряя в подземелья, уводящие за пределы города. Здесь же никаких подземелий. Подземелье осилить мне ещё предстоит.
Зато здесь книги, и немало. На моё удивление, ни следов паутины, гнили, мышей и червей — только приличный слой пыли. Именно приличный: не двухсантиметровый, а такой, будто в комнате не убирались всего пару неделек. Прям хоть гостей из королевской семьи без стыда приглашай! Книги лежали штабелями друг на друге. Некоторые стопки перевязаны. Единственная полка на уровне примерно моего пупка, служила столом — здесь лежала единственная раскрытая книга (остальные закрыты), и рядом — перо и чернильница. Чернила уже давно высохли.
Бросив взгляд на раскрытую книгу, я вздрогнула. Вдруг это и есть та самая опасная книга? Вроде не похоже. Из страниц на меня черти не выскакивали и летучие мыши не вылетали. Спустя несколько мгновений до меня дошло, что это не совсем книга, а тетрадь, толстая. Ежедневник, по меркам 19-го столетия. Страницы покрыты мелким, убористым почерком. Половина тетради оказалась пустой, половина — заполнена рукописным шрифтом. Трудновато вчитываться, но когда я посмотрела на первые страницы, по мне прошлись мурашки.
"Генеалогия и хроника семьи Неверри, восстановленная и записанная Джакомо Неверри-отцом", — значилось там.
Вот это находка! Выходит, эту рукописную книгу вёл прадед Милены, дед Икабода, записывал тут всё! Интересно, тут есть что-то о катакомбе, о Дагоне?
Я слишком устала. Ночь была длинной, насыщенной событиями, общением с призраками, монстрами и духами, сражениями с лярвами Дагона. Мои глаза слипались. Пообщавшись со Скитальцем, я почувствовала, как адреналин иссяк. До этого мой организм находился ещё в тонусе, не зная чего ожидать, готовясь к бою. Сейчас же в боях нет необходимости. Сегодня ночью я сделала всё, что могла, чтобы максимально приблизиться к тому, чтобы воевать с Дагоном.
Я продвинулась дальше Карин Бартул. И я на грани. Если Карин была на грани нервного срыва, едва не слетела с катушек от ужаса — то я сейчас на грани того, чтобы рухнуть на пол и лежать ничком, ничего не делая, много дней и ночей. Мне нужно много сил, отдохнуть перед боем, перед спуском под землю. Иначе я не боец и не жилец — и тогда Милена тоже не жилец.
Осторожно закрыв Хронику семьи Неверри и сметя с неё пыль, я отложила эту увесистую монументальную тетрадь, чтобы взять её для изучения из этой тайной комнаты. Принялась рассматривать по второму разу корешки книг и только тогда увидела ЕЁ.
То, что это ОНА, сомневаться не приходилось. Она лежала тоже на полке, на стопке книг справа от Хроники, высохшей чернильницы и пера.
Была ОНА большой, даже слишком. Если взять стандартную книгу и умножить её площадь на четыре — примерно такова была площадь её переплёта. Или два листа "А4". Толщина её примерно с мою ладонь. Обложка выполнена из материала, похожего на сморщенную кожу не то динозавра, не то крокодила тёмно-бордового цвета. Никаких надписей, знаков, приклеенных выколотых глаз, как обычно показывают в фильмах ужасов. Бумага желтовато-бежево-коричневая — видно, что очень древняя. Возможно, не бумага, а пергамент или папирус.
Я думала, что ОНА будет тяжёлой, неподъёмной, когда брала её в руки с большой осторожностью. Но вес Книги Запретного Злого Знания, как её именовал Скиталец, был не больше веса Мировой Энциклопедии. Терпимо, одним словом. Чувствуя, как пошатываются мои ноги, слипаются глаза и немеет тело от непосильного утомления, я вынесла обе книги из потайной комнаты. Мне показалось, что я несу пятнадцать кирпичей. Я донесла эти реликвии до столика, на котором разложены материалы по моему расследованию, водрузила их туда, и отправилась спать.
Сначала я вышла в галерею с картинами Икабода Неверри, чтобы посмотреть, куда угодила моя стрела. Когда я подошла к портрету убийцы Ксанфа, на миг мне стало дурно.
— Карамба...
Портрет претерпел сильные изменения с того момента, как Икабод написал его. Тот, кто был Ксанфом, явно мёртв. Из его глаза торчала стрела — нарисованная масляными красками. То есть физически реальная стрела, которую я держала в руках, с которой мне очень помог управиться Шакс — превратилась в нарисованную. От такого мозги поплыли бы даже у самых прожжённых сюрреалистов. Зато под картиной, частью на стене и частью на полу, виднелась размазанная кровь и склизкое прозрачное вещество, возможно, бывшее некогда глазным яблоком этого Ксанфа. Сам Ксанф, вернее его лицо, было совсем не живым, серовато-землистого цвета. Если бы я была опытным патологоанатомом, я бы примерно смогла назвать время смерти, а также время появления первых трупных червей.
Вспомнила о гусеницах в оранжерее. Меня передёрнуло. Не трупные ли это черви, питающиеся телами тех, чьи души здесь бродят? Вдруг эти черви съели в своё время тела Анны, Жака, Шакса, Брабатуса? Не говоря уже о телах Прокопа и пиратов, перешедших на его сторону? Не хотелось бы мне быть в этой галерее, когда мерзкие беспозвоночные явятся на своё триумфальное пиршество. Труп нарисованный — а они могут быть настоящими. Здесь всё перевёрнуто с ног на голову, я это поняла уже в первый день, а привыкнуть всё никак не могла.
Почувствовала подкатывающие порывы к тошноте. Но последний мой скудный приём пищи был вчера вечером, ещё перед тем, как Шакс любезно разбудил меня и пригласил на убийство Медузы. Поэтому тошнить было нечем. Я поспешила убраться из галереи, оставив Ксанфа на откуп местным божествам — Бафомету или кому бы там ни было. Снова прошла через изрядно просветлевшую библиотеку. Сегодня на редкость солнечное утро. Можно ли его считать хорошим знаком?
Вышла через двери на лестничную клетку, увидела Брабатуса. Он стоял не шелохнувшись. Я знала, что он "спит" или исчез в других измерениях, до наступления мрака.
Эзотерики всегда твердили о том, что существуют определённые часы, биоритмы Планеты, Космоса, разных Миров — тонкого и физического планов бытия, и на пересечении этих часов и биоритмов открываются пространства, истончается ткань мироздания. Существуют мистические, опасные часы, когда торжествуют силы Ночи, силы Зла и силы Тьмы. Например, то, что многие суеверные люди опасаются полуночи — это совершенно не зря. Существует поговорка: если ты ложишься спать после полуночи — ты спишь с бесами. Поэтому рекомендуется нормальным, вернее праведным, благообразным людям ложиться спать до полуночи.
Ещё наблюдениями многих колдунов, а также исследованиями учёных-криминалистов выведены наиболее злые, жестокие часы — период с 2 до 4 ночи. Это время считается особенно гибельным. Учёные отмечают особый пик преступлений, приходящийся на это время — убийств, нападений маньяков. Это самая тёмная ночь, когда до рассвета ещё очень далеко — 2 часа. А в 4 часа — рассвет уже вот-вот образуется, но перед рассветом бывает наиболее темно и черно. Колдуны называют период с 2 до 4 ночи Часом Быка.
Время заката, когда Солнце скрывается за горизонтом, считается началом буйства нечистых сил. Солнце - божественная звезда, умеющая разгонять своей энергией бесов и злых духов. На рассвете, когда солнце появляется, кричат петухи — петушиный крик пугает бесов, потому что он предвестник солнца, а солнце означает смертельную опасность для сил зла. Эзотерики считают, что когда наступает самый короткий день в году – Йоль, то в этот день Зимнего Солнцестояния, Вселенная по-настоящему гибнет. Это происходит всего одно мгновение, смещаются звёзды и ткани миров, но каждое живое и неживое существо во всех планах бытия испытывает полное беспрецедентное уничтожение в день, час и секунду, известную как Йоль.
Раса горгулий связана с биоритмами природы. Они засыпают в камне на рассвете, а просыпаются на закате. Брабатус, Анна, Жак, Шакс и Скиталец тоже на рассвете исчезают отсюда, а появляются даже не на закате, а в полночь. Хотя, Скиталец говорил, что вроде как на закате он уже может открывать двери в наш физический план бытия. Стоя у лестницы, я посмотрела наверх. Мелькор и Астр неподвижными каменными стражами — серо-сиреневым и красным — стояли на своих местах. Жаль, что я не успела проведать своих друзей до того, как они исчезли или уснули: они наверняка все волновались по поводу моего похода в библиотеку. Мне хотелось рассказать им, что Скиталец на нашей стороне. Они ведь не знали, из-за того что не могли туда ходить, а Скиталец не мог выходить к ним. Он мог общаться только разве что с помощью трупов воров, которых укладывал между дверьми, чтобы перед рассветом их унесли и о них бы не узнали хозяева.
Я пришла в свою комнату и сразу же уснула.
Мне удалось проснуться часа в два. Утолив естественные потребности организма в сне и еде, я приступила к тем делам, которые надлежало сделать.
Одно из дел связано с отчётом по моей миссии. Я получила сообщение на рацию от Айры. В предыдущие дни я не отправляла сообщений, пытаясь разобраться в тайне усадьбы и понять, куда подевались Икабод и Элеонора. Я взяла тактику выжидания, решив отвечать на сообщения, но первой не писать. Мне не писали, и я радовалась этому, потому как отвечать, что Икабода и Элеонору похитил древний демон, мне не хотелось.
Логично, что мне написали сегодня. И я должна была ответить как можно скорее. Начальство в лице Айры наверняка волнуется. С замиранием сердца я активировала рацию и прочитала то, что там было:
"Завтра утром мы приезжаем с Миленой. Работа с её фобиями проведена успешно. Как твои дела? Удалось встретиться с господином и госпожой Неверри?"
Что тут можно ответить? Айра, ты знаешь, на всякий случай задержи Милену. А ещё лучше — загипнотизируй её, сотри из памяти, что у неё тут есть дом. Её дядю и тётю похитил Древний — Дагон, который скорее всего давным-давно убил их. Либо держит в Катакомбе. Я, конечно, туда сегодня ночью пойду, но не факт, что выберусь живой. А не идти не могу, потому что на меня пало проклятье ножа другого демона — Бафомета, из-за чего выйти из Усадьбы мне тоже нельзя.
Если я так отвечу — последствия будут необратимы. Айра пришлёт сюда взвод, а ещё прибегут мои непосредственные начальники. Но что, если смотреть на ситуацию оптимистически? Я рискнула ответить:
"Отлично, приезжайте обязательно! Я рада за Милену. Дела мои прекрасно. Господин и госпожа Неверри сейчас отсутствуют в усадьбе, но скоро вернутся".
— Его убила книга. Она здесь. У меня есть две минуты, я успею показать её тебе. Только я очень тебя прошу, не открывай её.
Тот, Кто Бродит Среди Книг нисколько не смутился и не возмутился от моего требовательного натиска и хватки. Скорее, наоборот. Он мягко высвободился из неё, чуть отступая в светлеющий проём между стеллажами. Но одна из его лап плавно легла мне на плечо и потянула за собой.
— Эта книга многих убила, — проговорил он. — Мне бы не хотелось, чтобы меня больше никто никогда не вызвал, когда я уйду. Терять Хозяев особенно больно, когда только-только обретаешь их.
Меня посетила сумасшедшая мысль, что у Скитальца до меня много веков назад было немало хозяев, а ему самому немало тысяч лет. Вообще, интересно бы поговорить с ним, конечно, если представится такая возможность.
Скиталец провёл меня в самую глубину библиотеки. Несмотря на то, что я за прошедшие дни довольно хорошо изучила, где что находится, ведь я работала с книгами отсюда — мне сейчас показалось, что тут я не была. Словно меня завели в параллельное измерение. Снова постигло чувство дежа-вю ("вюжа де"), которое я испытала в библиотеке Ирис, когда там заблудилась. Тот, Кто Бродит Среди Книг привёл меня в раздел с исторической литературой — старинными летописями, хрониками, букинистическими публицистическими изданиями.
— Они держали её в тайнике. О нём последний из рода Неверри не знал, не знал даже его отец. Знал только дед.
— Который Джакомо-старший?
— Да, он. Там есть несколько книг, которые могут заинтересовать последнего из рода Неверри. И тебя тоже. Их ты можешь трогать. Но не тронь Книгу Запретного Злого Знания.
С этим повторным напутствием Скиталец отпустил моё плечо, приподнялся на цыпочках — а мне бы в этом случае потребовалась стремянка. Он дотронулся до одной из книг на самой верхней полке, выдвинул её, вытащил.
— Это она? — ахнула я, увидев в его лапищах старинный географический атлас тысяча шестьсот какого-то года издания, в кожаном переплёте.
— Нет, это всего лишь ключ к планете, — снова снисходительный, но добрый и понимающий оскал.
Я вздрогнула, увидев, как отодвигается целый книжный шкаф, тяжёлый сам по себе. Он отодвинулся немного вглубь, отъехав на такое расстояние, что там мог пройти один не особо толстый человек. В проёме образовалась темнота, в то время как сама библиотека покрывалась светом наступающего январского утра.
— Она — там. Единственное оружие против Дагона. И не только. Этим оружием можно убить любого. Не важно, насколько он могущественный. Даже меня им можно убить. И всех твоих друзей. И врагов. Но да, лучше врагов. До встречи на закате, Хозяин.
Тот, Кто Бродит Среди Книг, добродушно и подбадривающе оскалился на прощанье и исчез. Я растерялась. Передо мной разверзлась дыра, где лежало то, за чем я сюда пришла. Стоило ли верить Скитальцу? Да. Правда ли, что мы с ним ещё раз увидимся? Хотелось бы верить.
А ещё очень хотелось, чтобы Тот, Кто Бродит Среди Книг стал мне другом. Мне показалось, что только он может справиться с Дагоном.
Библиотека. Ночь. Книги крепко спят.
Меж стеллажей гуляет вольный ветер.
Корешки во тьму таращат острый взгляд,
Луч Луны сквозь окна ярко светит.
Кто придёт в библиотеку в эту ночь?
И зачем придёт? Что у него на сердце?
Если встретит он Того, Кто Бродит, то помочь
Никто ему не сможет, и никуда не деться!
Он из тьмы возникнет вмиг —
Тот, Кто Бродит Среди Книг.
Он — интрига всех интриг —
Тот, Кто Бродит Среди Книг!
Повергает в нервный тик
Тот, Кто Бродит Среди Книг.
С ним я Истину постиг.
Тот, Кто Бродит Среди Книг!
Он не добр, не безразличен и не злой.
Он просто любит книги. Ему скучно.
Страшен и грозен вид его большой,
В его присутствии слегка вам станет душно.
И если ему в голову придёт,
Что ночной читатель явился недостойный —
Никакой осиновый кол вас не спасёт,
Вы просто пропадёте без вести спокойно.
Он не трогает лишь тех, кто чист и смел,
У кого помыслы из бескорыстия и чести,
А у всех остальных — кошмар удел,
Не на своём они оказались месте!
Если любишь читать, Тот, Кто Бродит, придёт
К тебе однажды как друг, его узнаешь
По шороху ночью среди книг. И вот
Ты уже сам по ночам в библиотеке гуляешь!
Книга Запретного Злого Знания
Несколько секунд, а может и минут, я стояла в ступоре перед тёмным проёмом. Пока не догадалась вернуться за фонариком и не сходить туда. Неужели не открывали эту потайную комнату ни дядя Милены — Икабод, ни её дед — Джакомо-младший, который дружил с Карин Бартул? Если так, то там должно быть очень грязно и пыльно. Я приготовилась чихать.
Протиснувшись сквозь достаточно узкую щель, образованную отъехавшим шкафом, я оказалась в крошечной комнатушке. Она напоминала застенки, потайные ходы, которые были в любом замке или усадьбе, и по которым обитатели могли спасаться от осаждающих врагов, ныряя в подземелья, уводящие за пределы города. Здесь же никаких подземелий. Подземелье осилить мне ещё предстоит.
Зато здесь книги, и немало. На моё удивление, ни следов паутины, гнили, мышей и червей — только приличный слой пыли. Именно приличный: не двухсантиметровый, а такой, будто в комнате не убирались всего пару неделек. Прям хоть гостей из королевской семьи без стыда приглашай! Книги лежали штабелями друг на друге. Некоторые стопки перевязаны. Единственная полка на уровне примерно моего пупка, служила столом — здесь лежала единственная раскрытая книга (остальные закрыты), и рядом — перо и чернильница. Чернила уже давно высохли.
Бросив взгляд на раскрытую книгу, я вздрогнула. Вдруг это и есть та самая опасная книга? Вроде не похоже. Из страниц на меня черти не выскакивали и летучие мыши не вылетали. Спустя несколько мгновений до меня дошло, что это не совсем книга, а тетрадь, толстая. Ежедневник, по меркам 19-го столетия. Страницы покрыты мелким, убористым почерком. Половина тетради оказалась пустой, половина — заполнена рукописным шрифтом. Трудновато вчитываться, но когда я посмотрела на первые страницы, по мне прошлись мурашки.
"Генеалогия и хроника семьи Неверри, восстановленная и записанная Джакомо Неверри-отцом", — значилось там.
Вот это находка! Выходит, эту рукописную книгу вёл прадед Милены, дед Икабода, записывал тут всё! Интересно, тут есть что-то о катакомбе, о Дагоне?
Я слишком устала. Ночь была длинной, насыщенной событиями, общением с призраками, монстрами и духами, сражениями с лярвами Дагона. Мои глаза слипались. Пообщавшись со Скитальцем, я почувствовала, как адреналин иссяк. До этого мой организм находился ещё в тонусе, не зная чего ожидать, готовясь к бою. Сейчас же в боях нет необходимости. Сегодня ночью я сделала всё, что могла, чтобы максимально приблизиться к тому, чтобы воевать с Дагоном.
Я продвинулась дальше Карин Бартул. И я на грани. Если Карин была на грани нервного срыва, едва не слетела с катушек от ужаса — то я сейчас на грани того, чтобы рухнуть на пол и лежать ничком, ничего не делая, много дней и ночей. Мне нужно много сил, отдохнуть перед боем, перед спуском под землю. Иначе я не боец и не жилец — и тогда Милена тоже не жилец.
Осторожно закрыв Хронику семьи Неверри и сметя с неё пыль, я отложила эту увесистую монументальную тетрадь, чтобы взять её для изучения из этой тайной комнаты. Принялась рассматривать по второму разу корешки книг и только тогда увидела ЕЁ.
То, что это ОНА, сомневаться не приходилось. Она лежала тоже на полке, на стопке книг справа от Хроники, высохшей чернильницы и пера.
Была ОНА большой, даже слишком. Если взять стандартную книгу и умножить её площадь на четыре — примерно такова была площадь её переплёта. Или два листа "А4". Толщина её примерно с мою ладонь. Обложка выполнена из материала, похожего на сморщенную кожу не то динозавра, не то крокодила тёмно-бордового цвета. Никаких надписей, знаков, приклеенных выколотых глаз, как обычно показывают в фильмах ужасов. Бумага желтовато-бежево-коричневая — видно, что очень древняя. Возможно, не бумага, а пергамент или папирус.
Я думала, что ОНА будет тяжёлой, неподъёмной, когда брала её в руки с большой осторожностью. Но вес Книги Запретного Злого Знания, как её именовал Скиталец, был не больше веса Мировой Энциклопедии. Терпимо, одним словом. Чувствуя, как пошатываются мои ноги, слипаются глаза и немеет тело от непосильного утомления, я вынесла обе книги из потайной комнаты. Мне показалось, что я несу пятнадцать кирпичей. Я донесла эти реликвии до столика, на котором разложены материалы по моему расследованию, водрузила их туда, и отправилась спать.
Сначала я вышла в галерею с картинами Икабода Неверри, чтобы посмотреть, куда угодила моя стрела. Когда я подошла к портрету убийцы Ксанфа, на миг мне стало дурно.
— Карамба...
Портрет претерпел сильные изменения с того момента, как Икабод написал его. Тот, кто был Ксанфом, явно мёртв. Из его глаза торчала стрела — нарисованная масляными красками. То есть физически реальная стрела, которую я держала в руках, с которой мне очень помог управиться Шакс — превратилась в нарисованную. От такого мозги поплыли бы даже у самых прожжённых сюрреалистов. Зато под картиной, частью на стене и частью на полу, виднелась размазанная кровь и склизкое прозрачное вещество, возможно, бывшее некогда глазным яблоком этого Ксанфа. Сам Ксанф, вернее его лицо, было совсем не живым, серовато-землистого цвета. Если бы я была опытным патологоанатомом, я бы примерно смогла назвать время смерти, а также время появления первых трупных червей.
Вспомнила о гусеницах в оранжерее. Меня передёрнуло. Не трупные ли это черви, питающиеся телами тех, чьи души здесь бродят? Вдруг эти черви съели в своё время тела Анны, Жака, Шакса, Брабатуса? Не говоря уже о телах Прокопа и пиратов, перешедших на его сторону? Не хотелось бы мне быть в этой галерее, когда мерзкие беспозвоночные явятся на своё триумфальное пиршество. Труп нарисованный — а они могут быть настоящими. Здесь всё перевёрнуто с ног на голову, я это поняла уже в первый день, а привыкнуть всё никак не могла.
Почувствовала подкатывающие порывы к тошноте. Но последний мой скудный приём пищи был вчера вечером, ещё перед тем, как Шакс любезно разбудил меня и пригласил на убийство Медузы. Поэтому тошнить было нечем. Я поспешила убраться из галереи, оставив Ксанфа на откуп местным божествам — Бафомету или кому бы там ни было. Снова прошла через изрядно просветлевшую библиотеку. Сегодня на редкость солнечное утро. Можно ли его считать хорошим знаком?
Вышла через двери на лестничную клетку, увидела Брабатуса. Он стоял не шелохнувшись. Я знала, что он "спит" или исчез в других измерениях, до наступления мрака.
Эзотерики всегда твердили о том, что существуют определённые часы, биоритмы Планеты, Космоса, разных Миров — тонкого и физического планов бытия, и на пересечении этих часов и биоритмов открываются пространства, истончается ткань мироздания. Существуют мистические, опасные часы, когда торжествуют силы Ночи, силы Зла и силы Тьмы. Например, то, что многие суеверные люди опасаются полуночи — это совершенно не зря. Существует поговорка: если ты ложишься спать после полуночи — ты спишь с бесами. Поэтому рекомендуется нормальным, вернее праведным, благообразным людям ложиться спать до полуночи.
Ещё наблюдениями многих колдунов, а также исследованиями учёных-криминалистов выведены наиболее злые, жестокие часы — период с 2 до 4 ночи. Это время считается особенно гибельным. Учёные отмечают особый пик преступлений, приходящийся на это время — убийств, нападений маньяков. Это самая тёмная ночь, когда до рассвета ещё очень далеко — 2 часа. А в 4 часа — рассвет уже вот-вот образуется, но перед рассветом бывает наиболее темно и черно. Колдуны называют период с 2 до 4 ночи Часом Быка.
Время заката, когда Солнце скрывается за горизонтом, считается началом буйства нечистых сил. Солнце - божественная звезда, умеющая разгонять своей энергией бесов и злых духов. На рассвете, когда солнце появляется, кричат петухи — петушиный крик пугает бесов, потому что он предвестник солнца, а солнце означает смертельную опасность для сил зла. Эзотерики считают, что когда наступает самый короткий день в году – Йоль, то в этот день Зимнего Солнцестояния, Вселенная по-настоящему гибнет. Это происходит всего одно мгновение, смещаются звёзды и ткани миров, но каждое живое и неживое существо во всех планах бытия испытывает полное беспрецедентное уничтожение в день, час и секунду, известную как Йоль.
Раса горгулий связана с биоритмами природы. Они засыпают в камне на рассвете, а просыпаются на закате. Брабатус, Анна, Жак, Шакс и Скиталец тоже на рассвете исчезают отсюда, а появляются даже не на закате, а в полночь. Хотя, Скиталец говорил, что вроде как на закате он уже может открывать двери в наш физический план бытия. Стоя у лестницы, я посмотрела наверх. Мелькор и Астр неподвижными каменными стражами — серо-сиреневым и красным — стояли на своих местах. Жаль, что я не успела проведать своих друзей до того, как они исчезли или уснули: они наверняка все волновались по поводу моего похода в библиотеку. Мне хотелось рассказать им, что Скиталец на нашей стороне. Они ведь не знали, из-за того что не могли туда ходить, а Скиталец не мог выходить к ним. Он мог общаться только разве что с помощью трупов воров, которых укладывал между дверьми, чтобы перед рассветом их унесли и о них бы не узнали хозяева.
Я пришла в свою комнату и сразу же уснула.
Мне удалось проснуться часа в два. Утолив естественные потребности организма в сне и еде, я приступила к тем делам, которые надлежало сделать.
Одно из дел связано с отчётом по моей миссии. Я получила сообщение на рацию от Айры. В предыдущие дни я не отправляла сообщений, пытаясь разобраться в тайне усадьбы и понять, куда подевались Икабод и Элеонора. Я взяла тактику выжидания, решив отвечать на сообщения, но первой не писать. Мне не писали, и я радовалась этому, потому как отвечать, что Икабода и Элеонору похитил древний демон, мне не хотелось.
Логично, что мне написали сегодня. И я должна была ответить как можно скорее. Начальство в лице Айры наверняка волнуется. С замиранием сердца я активировала рацию и прочитала то, что там было:
"Завтра утром мы приезжаем с Миленой. Работа с её фобиями проведена успешно. Как твои дела? Удалось встретиться с господином и госпожой Неверри?"
Что тут можно ответить? Айра, ты знаешь, на всякий случай задержи Милену. А ещё лучше — загипнотизируй её, сотри из памяти, что у неё тут есть дом. Её дядю и тётю похитил Древний — Дагон, который скорее всего давным-давно убил их. Либо держит в Катакомбе. Я, конечно, туда сегодня ночью пойду, но не факт, что выберусь живой. А не идти не могу, потому что на меня пало проклятье ножа другого демона — Бафомета, из-за чего выйти из Усадьбы мне тоже нельзя.
Если я так отвечу — последствия будут необратимы. Айра пришлёт сюда взвод, а ещё прибегут мои непосредственные начальники. Но что, если смотреть на ситуацию оптимистически? Я рискнула ответить:
"Отлично, приезжайте обязательно! Я рада за Милену. Дела мои прекрасно. Господин и госпожа Неверри сейчас отсутствуют в усадьбе, но скоро вернутся".
