Глядя на девушку, сразу можно понять, что она влюблена, чёрная полоса в её жизни закончилась, и она теперь всё видит в ярких красках. В основном говорила она — почти не умолкая. О себе, своей работе и бизнесе, проектах, конечно же о женихе. Она утверждала, что теперь будет жить в Лесном Сердце, сразу после того, как найдёт способ передать управление бизнесом доверенным лицам или организовать бизнес удалённо. Она говорила также о том, что с того момента, как вошла сюда, ощутила связь с родом и корнями, а также незримое благословляющее присутствие родителей. Дядя Икабод ответил на это, что его брат — папа Милены — любил приезжать в Лесное Сердце, только у него не всегда была возможность из-за деловых будней.
Айра деликатно намекнула мне, когда обед заканчивался, чтобы я не затягивала со сборами. Обратная дорога займёт несколько часов, в Укосмо мы с ней приедем поздно вечером. Меня ждут родители, которые тоже волнуются и скучают. Подумав о том, что закат застанет нас в дороге и я не застану пробуждение Мелькора и Астра, не смогу их проводить в полёт, я взгрустнула. Но вспомнила, что здесь будет Ирис.
Ирис и Икабод, конечно же, говорили взахлёб о книгах. Они с первого мига, как увидели друг друга, стали лучшими друзьями. Мне даже показалось, что Элеонора слегка ревнует. Однако, ревность не захватывала её целиком: Элеонора не могла нарадоваться на любимую племянницу. Я вспомнила, что из-за своего бесплодия она не могла иметь детей и воспринимала Милену как родную дочь. Когда Икабод отошёл, я сделала знак Ирис, что хочу поговорить с ней. Мы отошли в свободную комнату.
— Ирис, я хочу, чтобы на закате ты передала привет Астру и Мелькору.
— Красному и Сиреневому? — уточнила Ирис, я кивнула. — Обязательно! Что-нибудь ещё передать?
— Передай им, что я всегда буду с ними. Незримо. Когда у них будут трудности или когда они снова будут подвержены соблазнам что-нибудь своровать или водиться с подозрительными плохими людьми — что я рядом и всё вижу.
— Они что, ещё и воры?! Горгульи-воры?! Я теперь хочу с ними познакомиться и пообщаться. Боюсь, сегодня вечером они никуда не улетят, а мы будем говорить всю ночь напролёт! Тем более, что как ты говоришь, они любят читать!
Бедные Астр и Мелькор! Ну вы и попали!
— Ирис, постарайся их не слишком мучить, — попросила я.
— Ну, это уж как получится, но ладно! Ты же понимаешь, я агент ТДВГ, я умею и люблю общаться с горгульями и не только. Потому что я исследую аномальные явления, а горгульи — это и есть аномальные явления. Горгульи-воры, нет, ну надо же! — дивилась Ирис. — Ладно, я ими займусь, не переживай, — Ирис похлопала меня по плечу и вновь повернулась к вернувшемуся в гостиную Икабоду: — Господин Неверри, хотела вам ещё рассказать о редчайшей книге...
Теперь я спокойна за Астра и Мелькора. Ирис проследит, чтобы их пробуждение никого не напугало из людей, да и им будет приятно познакомиться с моей коллегой, в этом я уверена.
Мои вещи в комнате, которую я занимала эти четыре дня, я собрала быстро. На кровати лежал мой собранный пузатый рюкзак. А рядом — Лезвие Слуги. Я не решилась его присвоить себе без спроса. Ведь оно принадлежало этому дому, а значит — Неверри. Оставить его здесь — означает больше никогда не увидеть Скитальца. Я так не могла поступить с тем, кто спас мне жизнь и не один раз. Поэтому я не колебалась, когда взяла этот волшебный нож, аналог загадочной лампы с добрым джинном, и пошла с ним к Неверри.
Меня кольнуло опасение — вдруг они не разрешат? Всё-таки нож выглядит старинной семейной реликвией, а значит очень дорогой антикварной вещью. Икабод может сказать, что хотел бы этот нож оценить у антиквара, что он стоит слишком дорого. Элеоноре вообще могло не понравиться, что я пытаюсь его попросить. Милена, возможно, скажет, что не хотела бы, чтобы вещи из её родного дома выносились куда-то за его пределы.
Поэтому я, будучи немного напряжённой, вернулась в гостиную. Обед уже почти закончился, Элеонора и Милена угощали чаем. По Айре я поняла, что она уже откровенно спешила и на чай мы с ней точно не останемся. Зато Ирис рассчитывала на долгое плодотворное чаепитие до глубокого вечера.
— Пожалуйста, выпейте с нами чаю, — Элеонора почти умоляла. — Мы так как следует и не поблагодарили девочку. Она совершила чудо.
— Боюсь, на чай остаться мы не можем, — Айра выразила большое сожаление. — Дорога дальняя предстоит.
— Боюсь, я не заслуживаю такой высокой оценки. Я не бог, не всесильная. Я выполняла свою работу, мне нужно было осмотреть усадьбу, понять, куда делись хозяева, и всё, — мне стало неловко, что Элеонора так меня превозносит.
— А я считаю, что заслуживаешь, — возразил Икабод. — Ты сделала то, что не под силу было никому из нашего рода. В одной книге написано, что снять проклятье с семьи может в том числе тот, кто не из этой семьи и у кого тоже есть родовое проклятье. Так он искупает своё родовое проклятье, снимая чужое, да. Я не утверждаю, что у тебя есть родовое проклятье, Клотильда, но я уверен, что твоя и наша семья теперь навсегда связаны узами дружбы и взаимопомощи. В трудный час ты всегда можешь на нас рассчитывать.
Икабод, Элеонора и Милена обняли нас на прощание. Я настолько была обескуражена словами Икабода про "обмен семейными проклятьями" и его предложение дружить семьями, что почти забыла о ноже. Мы с Айрой уже выходили, получилось, что я всё-таки крала этот нож! Как горгульи-воры Мелькор и Астр.
Нас провожал дядя Икабод. Милена и Элеонора оставались с Ирис в гостиной, они хотели помахать нам из окна. Айра уже пошла к машине. Машина стояла совсем рядом — дорогу, должно быть, расчистили от завалов-буреломов.
— Господин Неверри, — обратилась я к пожилому художнику.
— Дядя Икабод, зови меня дядя Икабод, — попросил, почти потребовал он.
— Хорошо, дядя Икабод. Я очень прошу прощенья, что так вышло. Вот этот нож... я могу его взять?
Я замерла. Сейчас он точно начнёт ругаться. Некрасиво получилось — я поставила его перед фактом, что уношу вещь из Лесного Сердца. Дядя Икабод рассеянно посмотрел на клинок с изогнутым лезвием в моей руке, и произнёс:
— Он твой, Клотильда. Я ничего не знаю об этом ноже, никогда не видел его. Должно быть, ты завоевала его как трофей в бою. Ты могла бы даже не спрашивать.
— Я не могла не спрашивать, — выдохнула я с облегчением.
— Ты могла бы попросить что-нибудь ещё, и ещё можешь попросить, в любой момент! — Икабод внимательно и по-отечески посмотрел на меня.
— Я взяла из Лесного Сердца всё, что нужно. Я желаю вам, дядя Икабод, продолжать творить. Ваши картины удивительные, настоящее чудо.
— Я и не думал останавливаться! Хоть Элеонора и ворчит, что то, что я рисую, возможно, послужило причиной всех этих кошмаров, но мною теперь словно ведёт рука бога, и эта рука говорит мне, направляет, повелевает — чтобы я рисовал. Я сию минуту, сейчас же начну писать новую картину. Я напишу портрет Тёмного Человека. Потому что я виноват перед ним. Он пытался предупредить меня как умел, я же считал, что он пытался погубить меня и мою семью.
Я грустно улыбнулась. Скиталец сказал, что надо найти того, кто напишет книгу о Шаксе. И вот, тот, кто напишет картину о Шаксе, уже найден. Мы крепко пожали друг другу руки на прощанье, и я пошла к машине Айры. Она уже вовсю мне бибикала.
Лезвие Слуги (вместо эпилога)
Когда мы приехали домой, в шумный Укосмо, я себя почувствовала вернувшейся с другой планеты. С каждым мгновением, пока я была дома, флёр таинственности Лесного Сердца отходил на задний план. Время там застыло в начале прошлого века, некоторые комнаты, предметы мебели и обстановка интерьера напоминали музей. А все те жуткие твари, лярвы, бесы, ожившие мертвецы, медузы, манекены, Летучие Гончие, Шестилапые, черви, демоны-жуки казались эфемерными персонажами кошмаров.
Возможно, так проявлялась моя психологическая защита — в форме отрицания, рационализации всего того, что со мной происходило. Дома сплошная суета: родители загрузили разными делами, а ещё меня искали друзья, всем не терпелось поговорить со мной о том и сём. Когда вечером я наконец осталась одна в своей комнате, то села в кресло и мысленно прокрутила в голове все события начиная с того дня, как Айра рассказала мне о своей клиентке Милене Неверри.
Я много уже знала о психологии, комплексах, психотерапии, выпячивании черт характера, которые называются акцентуации. Настолько много, что у меня снова закралось подозрение, что всё, что со мной произошло — не более чем сон или галлюцинация. Мозг начинал меня обманывать или наоборот возвращать правду глазам. Я подумала, что будь всё на самом деле — я бы с ума сошла. Ведь я имела дело с культовым демоном Бафометом и сражалась с Дагоном, да и не только.
Я пережила столько необъяснимых вещей, что голова шла кругом. Как можно объяснить выпрыгнувшую мне под ноги книгу Карин Бартул в библиотеке Ирис? Как можно объяснить, что Айра в дороге подарила мне диск композитора Нессена, который помог справиться с манекенами? Что Милена подарила дяде книгу Хубертуса Лысого, которая фактически была моей настоящей инструкцией по выживанию в Лесном Сердце? Что Милена подарила тёте вино Кровь Цыганки, которое повлияло на Жака Соуриса, заставило вернуться его волю к жизни, когда он был по всем статьям уже мёртв?! Как?!
Слишком много совпадений. Такого не бывает. Возможно, я вдохнула какой-то краски дяди Икабода или вещества, пыли от старых вещей в усадьбе, содержащей токсины и галлюциногены. Возможно, я заснула потом, и мне всё приснилось. Возможно, когда я пришла в Усадьбу — я вдохнула эти галлюциногены, а раньше меня их вдохнули Икабод и Элеонора, и всё это время они преспокойно спали в подобии летаргического сна в соседних комнатах?!
Я схватилась за виски, поняв, что схожу с ума. Я поняла, что случилось с Карин Бартул. Она, скорее всего, тоже чего-то вдохнула, и потом на почве этой вот "стимуляции" у неё пробудились творческие способности.
О Дагоне я предпочла не думать и не вспоминать. Мысль о том, что со мной мог сделать этот психованный великан, проявивший тотальное чувство безнаказанности, садизм и нарциссизм, затмевала ужасом все мои члены. Тогда я резво убегала от него, прячась за колоннами. От его взгляда у меня в руках ломался меч. Против него у меня была только книга, от которой мне стало плохо. Опять же — как?! Может, в книге был яд, которым я надышалась, тот самый, который повлёк галлюцинации? Я подумала, что второй раз справиться с Дагоном я бы не смогла.
А мои друзья? Да и друзья ли? У шизофреников часто заводятся вымышленные друзья. Только шизофреник мог придумать себе в качестве друзей парочку оживающих статуй-горгулий, пиратку, играющую на пианино лучше многих композиторов, её босса, фанатеющего от вина, и экс-злого духа-эмпата, который насылал ужас и страдания на врагов и доброту и милоту на друзей. Только шизофреник мог вообразить, что, дотронувшись до одного ножа, не сможет никак выйти из усадьбы. А дотронувшись до второго — сможет вызвать себе персонального слугу из потустороннего мира, чудище, которое очень любит читать.
Я живу в двадцать первом веке. Компьютерные технологии, виртуальная реальность, мобильные телефоны, Сеть правят миром. Мне же в запыленном доме и древних покрытых вечным мраком катакомбах было сказано, что миром правит Дагон. Брабатус сказал, что это Дагон вызвал то землетрясение, в котором погибли родители Милены. Если это так — возможно, Дагон действительно правит миром в какой-то степени. Пока люди считают, что они всё контролируют с помощью датчиков и камер — Дагон может в любой момент утащить их под землю, сожрать их души, подослать им благородного и любящего порядок очередного Брабатуса.
Кто правит миром? Психологи говорят, что своим миром, своей реальностью правит только сам человек. Мол, думай о хорошем — притянешь хорошее. Если думаешь о страхах — притянешь страхи, беды и неприятности. Мол, выходи из зоны комфорта, иди туда, где страшно. Спускайся вглубь, на самые потаённые нижние уровни. Спуск в Катакомбу — это спуск в подсознание. Может, не с Дагоном я сражалась вовсе. А с ума сходила.
Айра ещё в машине рассказала мне, что означает подземелье и что означает бояться подземелья или наоборот любить подземелье.
"Подземелье — это трансформация. Если ты идёшь туда со страхом — то встретишься с ним лицом к лицу. Если ты идёшь туда с интересом — то встретишься с сокровищами своей души. Подземелье — это инициация. Те, кто достигает определённого уровня духовного и психического развития, зрелости — должны пройти через пещеру или катакомбу, пройти испытание мраком".
Мне всегда любопытны подземелья. Я не страдаю клаустрофобией, мне интересно исследовать разные подвалы, секретные места, пещеры. Возможно, интерес и любопытство пересилили страх. Так всегда у меня бывает. Я чего-то сильно боюсь, но при этом это что-то мне сильно хочется увидеть.
Я смотрела, как стрелка часов перешагнула рубеж полуночи, часа ночи, подкрадывалась к двум. Я боялась разбить иллюзии, боялась удостовериться в самообмане, в том, что схожу с ума, или наоборот опровергнуть это опасение. Я боялась взять в руку Лезвие Слуги.
Где я его взяла? Оно выпало из тела ожившего мертвеца — пирата Прокопа. Жак дрался с ним, находясь в моём теле. Я подобрала нож с пола. А возможно, я просто зашла в одну из комнат, увидела нож, взяла его, подержала, взвесила в руке? Нет, так было с другим ножом — невзрачным, тем, который я посчитала ножом для резки бумаги, в мастерской дяди Икабода.
Конец сомнениям. Если Скиталец не придёт — это будет значить, что скорее всего и половины событий в Усадьбе Лесное Сердце не было.
Я начертила круг в воздухе, в нём перевёрнутую пентаграмму. Знак Бафомета. Подействует ли, раз проклятье снято? И как Скиталец связан с Бафометом? Либо уже никак?
Нет. Ничего не происходит. Я отложила нож. Помолчала.
Потом, повинуясь интуитивному порыву, догадке, схватила его снова, сжала рукоять в потных от волнения ладонях. Закрыла глаза и прошептала:
— Если ты всё ещё мой слуга, а вернее — мой друг, приходи. Мы вроде договорились.
Снова положила нож. Ничего. Тишина. Я издала нервный смешок. Вот так и доходят до ручки — начинают разговаривать с вымышленными друзьями. Закрыла глаза, откинулась на спинку кресла. Похоже, мне нужно будет пройти сеанс психотерапии у Айры. Так и скажу — не смогу написать отчёт, потому что писать не о чем, так как всё, что было — галлюцинация.
И тут я услышала шорох. Подозрительно знакомое шуршание, а потом рядом с собой подозрительно знакомый голос:
— У тебя много книг, которые я не ел, Хозяйка. Это самый лучший подарок. Я теперь буду сюда заходить почаще, пока всё не попробую.
Меня сковало оцепенение. Я распахнула глаза и увидела в темноте пару громадных светящихся жёлтых глаз. Которые восторженно шарили по моей большой стенке с книгами — всякими энциклопедиями, детективами, фантастикой, книгами по школьной программе, учебниками. Тот, Кто Бродит Среди Книг преспокойно побрёл вдоль полок. Его большущая мохнатая лапа с когтями бережно и деликатно подцепила одну из книг, про НЛО, и он начал её поглощать. Я же вылупилась на него как на привидение.
Айра деликатно намекнула мне, когда обед заканчивался, чтобы я не затягивала со сборами. Обратная дорога займёт несколько часов, в Укосмо мы с ней приедем поздно вечером. Меня ждут родители, которые тоже волнуются и скучают. Подумав о том, что закат застанет нас в дороге и я не застану пробуждение Мелькора и Астра, не смогу их проводить в полёт, я взгрустнула. Но вспомнила, что здесь будет Ирис.
Ирис и Икабод, конечно же, говорили взахлёб о книгах. Они с первого мига, как увидели друг друга, стали лучшими друзьями. Мне даже показалось, что Элеонора слегка ревнует. Однако, ревность не захватывала её целиком: Элеонора не могла нарадоваться на любимую племянницу. Я вспомнила, что из-за своего бесплодия она не могла иметь детей и воспринимала Милену как родную дочь. Когда Икабод отошёл, я сделала знак Ирис, что хочу поговорить с ней. Мы отошли в свободную комнату.
— Ирис, я хочу, чтобы на закате ты передала привет Астру и Мелькору.
— Красному и Сиреневому? — уточнила Ирис, я кивнула. — Обязательно! Что-нибудь ещё передать?
— Передай им, что я всегда буду с ними. Незримо. Когда у них будут трудности или когда они снова будут подвержены соблазнам что-нибудь своровать или водиться с подозрительными плохими людьми — что я рядом и всё вижу.
— Они что, ещё и воры?! Горгульи-воры?! Я теперь хочу с ними познакомиться и пообщаться. Боюсь, сегодня вечером они никуда не улетят, а мы будем говорить всю ночь напролёт! Тем более, что как ты говоришь, они любят читать!
Бедные Астр и Мелькор! Ну вы и попали!
— Ирис, постарайся их не слишком мучить, — попросила я.
— Ну, это уж как получится, но ладно! Ты же понимаешь, я агент ТДВГ, я умею и люблю общаться с горгульями и не только. Потому что я исследую аномальные явления, а горгульи — это и есть аномальные явления. Горгульи-воры, нет, ну надо же! — дивилась Ирис. — Ладно, я ими займусь, не переживай, — Ирис похлопала меня по плечу и вновь повернулась к вернувшемуся в гостиную Икабоду: — Господин Неверри, хотела вам ещё рассказать о редчайшей книге...
Теперь я спокойна за Астра и Мелькора. Ирис проследит, чтобы их пробуждение никого не напугало из людей, да и им будет приятно познакомиться с моей коллегой, в этом я уверена.
Мои вещи в комнате, которую я занимала эти четыре дня, я собрала быстро. На кровати лежал мой собранный пузатый рюкзак. А рядом — Лезвие Слуги. Я не решилась его присвоить себе без спроса. Ведь оно принадлежало этому дому, а значит — Неверри. Оставить его здесь — означает больше никогда не увидеть Скитальца. Я так не могла поступить с тем, кто спас мне жизнь и не один раз. Поэтому я не колебалась, когда взяла этот волшебный нож, аналог загадочной лампы с добрым джинном, и пошла с ним к Неверри.
Меня кольнуло опасение — вдруг они не разрешат? Всё-таки нож выглядит старинной семейной реликвией, а значит очень дорогой антикварной вещью. Икабод может сказать, что хотел бы этот нож оценить у антиквара, что он стоит слишком дорого. Элеоноре вообще могло не понравиться, что я пытаюсь его попросить. Милена, возможно, скажет, что не хотела бы, чтобы вещи из её родного дома выносились куда-то за его пределы.
Поэтому я, будучи немного напряжённой, вернулась в гостиную. Обед уже почти закончился, Элеонора и Милена угощали чаем. По Айре я поняла, что она уже откровенно спешила и на чай мы с ней точно не останемся. Зато Ирис рассчитывала на долгое плодотворное чаепитие до глубокого вечера.
— Пожалуйста, выпейте с нами чаю, — Элеонора почти умоляла. — Мы так как следует и не поблагодарили девочку. Она совершила чудо.
— Боюсь, на чай остаться мы не можем, — Айра выразила большое сожаление. — Дорога дальняя предстоит.
— Боюсь, я не заслуживаю такой высокой оценки. Я не бог, не всесильная. Я выполняла свою работу, мне нужно было осмотреть усадьбу, понять, куда делись хозяева, и всё, — мне стало неловко, что Элеонора так меня превозносит.
— А я считаю, что заслуживаешь, — возразил Икабод. — Ты сделала то, что не под силу было никому из нашего рода. В одной книге написано, что снять проклятье с семьи может в том числе тот, кто не из этой семьи и у кого тоже есть родовое проклятье. Так он искупает своё родовое проклятье, снимая чужое, да. Я не утверждаю, что у тебя есть родовое проклятье, Клотильда, но я уверен, что твоя и наша семья теперь навсегда связаны узами дружбы и взаимопомощи. В трудный час ты всегда можешь на нас рассчитывать.
Икабод, Элеонора и Милена обняли нас на прощание. Я настолько была обескуражена словами Икабода про "обмен семейными проклятьями" и его предложение дружить семьями, что почти забыла о ноже. Мы с Айрой уже выходили, получилось, что я всё-таки крала этот нож! Как горгульи-воры Мелькор и Астр.
Нас провожал дядя Икабод. Милена и Элеонора оставались с Ирис в гостиной, они хотели помахать нам из окна. Айра уже пошла к машине. Машина стояла совсем рядом — дорогу, должно быть, расчистили от завалов-буреломов.
— Господин Неверри, — обратилась я к пожилому художнику.
— Дядя Икабод, зови меня дядя Икабод, — попросил, почти потребовал он.
— Хорошо, дядя Икабод. Я очень прошу прощенья, что так вышло. Вот этот нож... я могу его взять?
Я замерла. Сейчас он точно начнёт ругаться. Некрасиво получилось — я поставила его перед фактом, что уношу вещь из Лесного Сердца. Дядя Икабод рассеянно посмотрел на клинок с изогнутым лезвием в моей руке, и произнёс:
— Он твой, Клотильда. Я ничего не знаю об этом ноже, никогда не видел его. Должно быть, ты завоевала его как трофей в бою. Ты могла бы даже не спрашивать.
— Я не могла не спрашивать, — выдохнула я с облегчением.
— Ты могла бы попросить что-нибудь ещё, и ещё можешь попросить, в любой момент! — Икабод внимательно и по-отечески посмотрел на меня.
— Я взяла из Лесного Сердца всё, что нужно. Я желаю вам, дядя Икабод, продолжать творить. Ваши картины удивительные, настоящее чудо.
— Я и не думал останавливаться! Хоть Элеонора и ворчит, что то, что я рисую, возможно, послужило причиной всех этих кошмаров, но мною теперь словно ведёт рука бога, и эта рука говорит мне, направляет, повелевает — чтобы я рисовал. Я сию минуту, сейчас же начну писать новую картину. Я напишу портрет Тёмного Человека. Потому что я виноват перед ним. Он пытался предупредить меня как умел, я же считал, что он пытался погубить меня и мою семью.
Я грустно улыбнулась. Скиталец сказал, что надо найти того, кто напишет книгу о Шаксе. И вот, тот, кто напишет картину о Шаксе, уже найден. Мы крепко пожали друг другу руки на прощанье, и я пошла к машине Айры. Она уже вовсю мне бибикала.
Лезвие Слуги (вместо эпилога)
Когда мы приехали домой, в шумный Укосмо, я себя почувствовала вернувшейся с другой планеты. С каждым мгновением, пока я была дома, флёр таинственности Лесного Сердца отходил на задний план. Время там застыло в начале прошлого века, некоторые комнаты, предметы мебели и обстановка интерьера напоминали музей. А все те жуткие твари, лярвы, бесы, ожившие мертвецы, медузы, манекены, Летучие Гончие, Шестилапые, черви, демоны-жуки казались эфемерными персонажами кошмаров.
Возможно, так проявлялась моя психологическая защита — в форме отрицания, рационализации всего того, что со мной происходило. Дома сплошная суета: родители загрузили разными делами, а ещё меня искали друзья, всем не терпелось поговорить со мной о том и сём. Когда вечером я наконец осталась одна в своей комнате, то села в кресло и мысленно прокрутила в голове все события начиная с того дня, как Айра рассказала мне о своей клиентке Милене Неверри.
Я много уже знала о психологии, комплексах, психотерапии, выпячивании черт характера, которые называются акцентуации. Настолько много, что у меня снова закралось подозрение, что всё, что со мной произошло — не более чем сон или галлюцинация. Мозг начинал меня обманывать или наоборот возвращать правду глазам. Я подумала, что будь всё на самом деле — я бы с ума сошла. Ведь я имела дело с культовым демоном Бафометом и сражалась с Дагоном, да и не только.
Я пережила столько необъяснимых вещей, что голова шла кругом. Как можно объяснить выпрыгнувшую мне под ноги книгу Карин Бартул в библиотеке Ирис? Как можно объяснить, что Айра в дороге подарила мне диск композитора Нессена, который помог справиться с манекенами? Что Милена подарила дяде книгу Хубертуса Лысого, которая фактически была моей настоящей инструкцией по выживанию в Лесном Сердце? Что Милена подарила тёте вино Кровь Цыганки, которое повлияло на Жака Соуриса, заставило вернуться его волю к жизни, когда он был по всем статьям уже мёртв?! Как?!
Слишком много совпадений. Такого не бывает. Возможно, я вдохнула какой-то краски дяди Икабода или вещества, пыли от старых вещей в усадьбе, содержащей токсины и галлюциногены. Возможно, я заснула потом, и мне всё приснилось. Возможно, когда я пришла в Усадьбу — я вдохнула эти галлюциногены, а раньше меня их вдохнули Икабод и Элеонора, и всё это время они преспокойно спали в подобии летаргического сна в соседних комнатах?!
Я схватилась за виски, поняв, что схожу с ума. Я поняла, что случилось с Карин Бартул. Она, скорее всего, тоже чего-то вдохнула, и потом на почве этой вот "стимуляции" у неё пробудились творческие способности.
О Дагоне я предпочла не думать и не вспоминать. Мысль о том, что со мной мог сделать этот психованный великан, проявивший тотальное чувство безнаказанности, садизм и нарциссизм, затмевала ужасом все мои члены. Тогда я резво убегала от него, прячась за колоннами. От его взгляда у меня в руках ломался меч. Против него у меня была только книга, от которой мне стало плохо. Опять же — как?! Может, в книге был яд, которым я надышалась, тот самый, который повлёк галлюцинации? Я подумала, что второй раз справиться с Дагоном я бы не смогла.
А мои друзья? Да и друзья ли? У шизофреников часто заводятся вымышленные друзья. Только шизофреник мог придумать себе в качестве друзей парочку оживающих статуй-горгулий, пиратку, играющую на пианино лучше многих композиторов, её босса, фанатеющего от вина, и экс-злого духа-эмпата, который насылал ужас и страдания на врагов и доброту и милоту на друзей. Только шизофреник мог вообразить, что, дотронувшись до одного ножа, не сможет никак выйти из усадьбы. А дотронувшись до второго — сможет вызвать себе персонального слугу из потустороннего мира, чудище, которое очень любит читать.
Я живу в двадцать первом веке. Компьютерные технологии, виртуальная реальность, мобильные телефоны, Сеть правят миром. Мне же в запыленном доме и древних покрытых вечным мраком катакомбах было сказано, что миром правит Дагон. Брабатус сказал, что это Дагон вызвал то землетрясение, в котором погибли родители Милены. Если это так — возможно, Дагон действительно правит миром в какой-то степени. Пока люди считают, что они всё контролируют с помощью датчиков и камер — Дагон может в любой момент утащить их под землю, сожрать их души, подослать им благородного и любящего порядок очередного Брабатуса.
Кто правит миром? Психологи говорят, что своим миром, своей реальностью правит только сам человек. Мол, думай о хорошем — притянешь хорошее. Если думаешь о страхах — притянешь страхи, беды и неприятности. Мол, выходи из зоны комфорта, иди туда, где страшно. Спускайся вглубь, на самые потаённые нижние уровни. Спуск в Катакомбу — это спуск в подсознание. Может, не с Дагоном я сражалась вовсе. А с ума сходила.
Айра ещё в машине рассказала мне, что означает подземелье и что означает бояться подземелья или наоборот любить подземелье.
"Подземелье — это трансформация. Если ты идёшь туда со страхом — то встретишься с ним лицом к лицу. Если ты идёшь туда с интересом — то встретишься с сокровищами своей души. Подземелье — это инициация. Те, кто достигает определённого уровня духовного и психического развития, зрелости — должны пройти через пещеру или катакомбу, пройти испытание мраком".
Мне всегда любопытны подземелья. Я не страдаю клаустрофобией, мне интересно исследовать разные подвалы, секретные места, пещеры. Возможно, интерес и любопытство пересилили страх. Так всегда у меня бывает. Я чего-то сильно боюсь, но при этом это что-то мне сильно хочется увидеть.
Я смотрела, как стрелка часов перешагнула рубеж полуночи, часа ночи, подкрадывалась к двум. Я боялась разбить иллюзии, боялась удостовериться в самообмане, в том, что схожу с ума, или наоборот опровергнуть это опасение. Я боялась взять в руку Лезвие Слуги.
Где я его взяла? Оно выпало из тела ожившего мертвеца — пирата Прокопа. Жак дрался с ним, находясь в моём теле. Я подобрала нож с пола. А возможно, я просто зашла в одну из комнат, увидела нож, взяла его, подержала, взвесила в руке? Нет, так было с другим ножом — невзрачным, тем, который я посчитала ножом для резки бумаги, в мастерской дяди Икабода.
Конец сомнениям. Если Скиталец не придёт — это будет значить, что скорее всего и половины событий в Усадьбе Лесное Сердце не было.
Я начертила круг в воздухе, в нём перевёрнутую пентаграмму. Знак Бафомета. Подействует ли, раз проклятье снято? И как Скиталец связан с Бафометом? Либо уже никак?
Нет. Ничего не происходит. Я отложила нож. Помолчала.
Потом, повинуясь интуитивному порыву, догадке, схватила его снова, сжала рукоять в потных от волнения ладонях. Закрыла глаза и прошептала:
— Если ты всё ещё мой слуга, а вернее — мой друг, приходи. Мы вроде договорились.
Снова положила нож. Ничего. Тишина. Я издала нервный смешок. Вот так и доходят до ручки — начинают разговаривать с вымышленными друзьями. Закрыла глаза, откинулась на спинку кресла. Похоже, мне нужно будет пройти сеанс психотерапии у Айры. Так и скажу — не смогу написать отчёт, потому что писать не о чем, так как всё, что было — галлюцинация.
И тут я услышала шорох. Подозрительно знакомое шуршание, а потом рядом с собой подозрительно знакомый голос:
— У тебя много книг, которые я не ел, Хозяйка. Это самый лучший подарок. Я теперь буду сюда заходить почаще, пока всё не попробую.
Меня сковало оцепенение. Я распахнула глаза и увидела в темноте пару громадных светящихся жёлтых глаз. Которые восторженно шарили по моей большой стенке с книгами — всякими энциклопедиями, детективами, фантастикой, книгами по школьной программе, учебниками. Тот, Кто Бродит Среди Книг преспокойно побрёл вдоль полок. Его большущая мохнатая лапа с когтями бережно и деликатно подцепила одну из книг, про НЛО, и он начал её поглощать. Я же вылупилась на него как на привидение.
